Гуревич Георгий Иосифович. Ия, или Вторник для романтики

   - Давайте во вторник на той неделе, - сказала Ия. - Только не дома, дома все время телефон. Вы всегда кончаете в пять? Очень хорошо. Тут недалеко кафе "Романтики", не доходя "Музыкальных пластинок". В шесть там еще свободные столики, никто подсаживаться не будет. Два часа хватит нам на разговоры? А в восемь разойдемся, каждый на свое свидание - вы на свое, я на свое. Там и будете плести о пальчиках и щечках. А у нас важный разговор о сути жизни, всерьез и с полной откровенностью.
   Когда мне в "Романтиках" рассказали этот эпизод, честно говоря, я усомнился в искренности Ии. И, пересказывая его, спрашивал знакомых женщин, может ли это быть, чтобы девушка огорчилась из-за того, что к ней отнеслись как к девушке, не просто как к человеку.
   Половина женщин ответила: "Конечно, девчонка притворялась. На самом деле была рада-радешенька, цену себе набивала".
   А другая половина сказала: "Очень может быть. Весьма правдоподобно. У меня самой был такой случай, когда..."
   Кому верить?
   Я лично думаю, что все зависит от личной судьбы. Чего не хватает, о том и мечтают. Те, кому не хватало любви, не представляют, чтобы девушка огорчилась, услышав комплимент. Те же, кому достается внимание в избытке, могут и поморщиться. Как женщин их уже оценили, хочется, чтобы увидели в них человека.
   Ии внимания хватало. Маслов ухаживал за ней с серьезными намерениями, Сергей - ревниво и раздражительно, Асад - с темпераментной страстью, соученики - с мальчишеской неловкостью.
   Еще один неловкий мальчишка? Пожалуйста, не надо!
   3
   Ия без нетерпения ожидала следующей встречи, даже чуть не забыла о ней. В четверг у Инессы Аскольдовны было очень интересно, пришли гости, ветераны сцены, с умилением вспоминали корифеев, кто кого любил, с кем изменял, как ссорились, как подводили, подсиживали. В субботу всей командой ходили в театр, в воскресенье обсуждали спектакль. Сергей, по обыкновению, оригинальничал, утверждал, что "Десять дней, которые потрясли мир" никого не потрясают в наше время, вообще театр выдыхается, нужно искать некий синтез искусства с техникой. Ия вступилась за традиционный театр, ей было сказано, что она восторженная дурочка.
   - Зачем же ты ходишь к дурочкам? - вскинулась она.
   - А я не ищу ума в девчонках, - заявил Сергей высокомерно.
   - Ну и катись тогда, - сказала хозяйка. - От двери до улицы двадцать шесть ступенек, пересчитай, пожалуйста.
   Сергей ушел, объявил, что ноги его в этом доме не будет, его не интересуют почитатели старого хлама. Не позвонил в понедельник и не позвонил во вторник, хотя до этого договаривался повести Ию на квартиру к "гениальнейшему художнику всех времен". Грозил пустой вечер, и только тогда Ия вспомнила о своем "вторичном" знакомом. Может быть, он объяснит ей со всей откровенностью, как это мужчины могут сидеть у девушки пять дней в неделю, обсуждать с ней все на свете и считать глупенькой. Или мужчина подобен токующему глухарю: когда разглагольствует, ничего не слышит? Может глаголить и для глупенькой, только фигурка имеет для него значение? А если фигурка дает от ворот поворот, немедленно бежит к другой, еще более глупой? Сам-то Алексей как развлекается от вторника до вторника? Обещал рассказать откровенно. А Ия решится без утайки рассказывать обо всех своих увлечениях, с пятого класса начиная, когда она, сидя на дереве, объяснилась в любви пионервожатому?
   "Там будет видно, - решила она. - Первое слово дадим мужчине. Посмотрим, как он раскроется".
   Ходоров пришел ровно в шесть часов и без цветов. Решили же: ни тени ухаживания, деловое обсуждение. В "Романтиках" было еще пустовато, даже у окна свободны столики. Выбрали третий от входа. Ия от обеда отказалась, попросила только мороженого. Алексей не без интереса выбрал порционное по меню. После этого полагалось ожидание: ждать, чтобы официант подошел, чтобы принял заказ, чтобы принес салат, хлеб и минеральную, чтобы повар приготовил порционное... двадцать минут. Ия знала: не для еды же идут в кафе. Алексей же, видимо, не знал порядка: молчал, то ли не придумал, как приступить, то ли не хотел навязываться.
   Ия решительно взяла на себя инициативу:
   - Честно выкладывается самое затаенное. Начинайте.
   - А вы?
   - Я после вас. - Ия положила локти на стол, поглядела с вызовом.
   Алексей поерзал, настраиваясь.
   - Ну что ж, начинаю без предисловия. Есть у меня главное в жизни, есть сокровенная мечта. Мечта моя: гармоничный человек.
   Ия была несколько сбита с толку. По ее представлениям, главное, затаенное, сокровенное должно было относиться к области интимных чувств. Она и ждала излияний. Гармоничный человек? Может быть, гармоничная любовь имеется в виду?
   - То есть вы хотите стать гармоничным человеком? - спросила она, перестраиваясь на ходу.
   - Не совсем так. В школе хотел действительно. Глупый был, честолюбивый, выделиться стремился. Но толкового не извлек ничего: кто дурака валял, кто хохмил. Трое написали мне, что гармоничный играет на гармошке. Потом услышал на уроке физики: в науке все решает опыт. Король Опыт. Но как ставить опыт на людях? Подумал: хорошо бы иметь модель человека, на ней ставить опыты. Подумал и отложил в долгий ящик. У студента свои заботы, он сам - подопытная модель. Но вот сейчас уже в НИИ оказались возможности, и снова вспомнил я затаенное, затеял строить эту модель.
   - Что значит модель человека?
   - Машина, но видящая, как человек, рассуждающая и чувствующая, как человек.
   - Разве может машина чувствовать?
   Ия усомнилась только насчет чувства. Предыдущее поколение спорило: может ли машина мыслить? Тогда популярные журналы были переполнены статьями о механическом мозге, электрическом мозге, машинном разуме, машинах-шахматистах, машинах-переводчиках. Хотя Ия не интересовалась наукой, но кое-что о машинном рассудке она слышала. Но не о чувствах. Кроме того, как и полагается девушке, чувства она ставила много выше разума.
   - А вы можете чувствовать? - ввернул вопрос Алексей.
   - Конечно. Я живое существо.
   - Вот видите, вы живое существо, материальное, состоящее только из атомов, можете чувствовать. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что состоите только из атомов?
   Ия хмыкнула неопределенно. Возразить она не решилась, но в глубине души сомневалась, что состоит только из атомов. Не может быть, чтобы из вульгарного водорода, кислорода, азота и желтой серы состояло ее обаяние, изящество, аромат юности, артистичность, волнующая прелесть.
   Алексей заметил недоверие.
   - Я уже привык к скептикам и всем объясняю одно и то же. Тут сбивает с толку скачок, разница уровней. Вот поглядите на ту сторону через улицу. Громадный многоэтажный дом, люди на тротуаре, как козявки. Никому и в голову не придет попробовать прыгнуть на крышу. Но по лестнице даже и без лифта поднимется каждый. Природа надстраивала свою биологическую лестницу три миллиарда лет, прежде чем добраться до человека. Если забыть о трех миллиардах лет, результат сногсшибательный. К сожалению, слишком долго рассказывать все это.
   - У нас есть время, - сказала Ия самоотверженно. - Как условились - до восьми часов.
   Алеша начал... и действительно говорил два часа. Но двухчасовая лекция - это добрых пятьдесят страниц, нельзя столько вставить в повесть. К тому же мне лично Алеша не читал лекцию в "Романтиках", мне он нарисовал таблицу на бумажной салфетке, видимо отработанную после многократных повторений.
   БИОЛОГИЧЕСКАЯ ЛЕСТНИЦА
   Ступень ....... Задача .... Органы .. Слабости ....... Характерные виды
   1. Генетическая Построить . Молекулы. Не учитываются . Бактерии.
   ............... организм и. ДНК, .... изменения среды. Одноклеточные
   ............... обеспечить. клеточное (времена года
   ............... его функции ядро .... и т.д.)
   2. Гуморальная. То же, но . Гормоны,. Медлительность . Растения.
   (химическая) .. с учетом .. кровь, .. Не годится для . Одноклеточные
   ............... внешней ... сок ..... ловли добычи и
   ............... среды ............... бегства
   3. Программная. Движение .. Нервы, .. Не предусмотрено Беспозвоночные
   (безусловно- .. для ловли . нервные . изменение
   рефлекторная .. добычи и .. узлы .... обстановки,
   ............... бегства ............. новое поведение,
   ..................................... личный опыт
   4. Условно- ... Накопление. Мозг .... Сиюминутность .. Позвоночные
   рефлекторная .. личного ............. и эгоистичность.
   ............... опыта ............... Приятно - больно,
   ..................................... сытно - голодно
   ..................................... сейчас. Опыт не
   ..................................... передается
   ..................................... потомкам. Трудны
   ..................................... коллективные
   ..................................... действия
   5. Сознательная Забота о .. Кора .... Называйте сами . Человек
   ............... будущем. .. головного
   ............... Передача .. мозга
   ............... личного
   ............... опыта.
   ............... Коллективные
   ............... действия
   - А у машин последовательность иная, - добавил Алеша. - Там первые две ступени не нужны, ведь мы сами строим машины, не поручаем им следить за построением своего машинного тела. Так что первой ступенью была программная, а за ней пойдут уже машины движущиеся, и машины говорящие, и машины, выбирающие свое движение, а там и чувствующие. Ну и соответственно надо будет конструировать им блоки - органы для движения, для речи, для выбора, для чувств и для рассуждения. У людей - органы, у машин - блоки.
   На графике все это было наглядно и понималось быстро, в словесном же изложении заняло много времени - все время, отведенное для встречи. Алеша спохватился без пяти восемь.
   - Что же это я все часы забрал эгоистически. А вы про себя ни полслова.
   - Обо мне в другой раз. Значит, в следующий вторник, ровно в шесть. Нет, не провожайте меня, не надо, бегите на свое свидание. А я уже опаздываю на свое.
   На самом деле никаких свиданий у Ии не было. Но ей расхотелось откровенничать с Алешей. Да и неуместно было бы после лекции о биокибернетике. Ия пошла домой, уселась на кушетку, обложилась подушками, включила проигрыватель, достала дневник. Особого рода дневник она вела: записи о знакомых под заглавием "Альбом типов". Подумав, заложила страничку треугольником, вывела на ней красивыми буквами: "Тип VI. Верхолазы".
   И записала:
   "Сегодня я познакомилась с человеком, лезущим вверх по лестнице. За ним занимательно следить, потому что он в движении: лезет вверх. Как в кино от кадра к кадру маленькое, но изменение. Будем встречаться по вторникам, раз в неделю. Надеюсь, что за неделю он сумеет подняться хоть на миллиметр. Жалко, если не сумеет, тогда весь интерес пропадет.
   До сих пор мне не встречались такие, явно лезущие вверх. Маслов? Может, он и лезет, свою диссертацию продвигает, но меня не посвящает, я для него - внеслужебное развлечение. Сергей никуда не лезет, это я понимаю точно; он сидит в своем подвале и мрачно вещает, что звезд не существует вовсе, звезды - миф, все разговоры о звездах шарлатанство. Почему он такой злой? Может быть, потому, что нога больная, невозможно по лестнице карабкаться?
   А я карабкаюсь куда-нибудь?
   А папа?
   Кажется, нет. У папы иной характер. Папа ужасно скромный. Я все слышу от него рассказы о деревне, где лечили молитвами и наговорами, и каким волшебником показался ему хирург в районной больнице. И вот папа сам стал доктором, для него это вершина счастья. Он лечит и вылечивает - одного больного, другого, третьего... сотого. Каждое излечение - обособленный холмик. Очевидно, не всякая профессия располагает к этакому последовательному альпинизму".
   Ия поставила точку, закрыла свой "Альбом типов", заперла на ключик в заветном ящике, а потом все-таки опять вынула, чтобы дописать:
   "Жалко будет, если Алексей разочарует меня. Возможно, выяснится, что он никуда не лезет, только собирается или воображает. Но все равно я буду искать таких верхолазов. Хорошо бы найти много, на все дни недели: Алексей - товарищ Вторник, кто-то другой - товарищ Среда, товарищ Четверг и так далее. Буду встречаться со всеми по очереди, сравнивать продвижение".
   А почему Ию взволновал образ научной лестницы? Это уже я, автор, спрашиваю. Не потому ли, что она была дочкой своего отца, который уже прошел путь от сектантской деревни до высшего медицинского образования? Но для него высшее образование было высотой, вершиной восхождения, а для Ии, как и для Алеши, пьедесталом.
   И хотя Ия еще не достигла этого пьедестала, мысленно она отправлялась от него.
   4
   - Я ничего не понимаю в технике и не могу судить вас, - сказала Ия в следующий вторник. - Я просто поверила, верю, что можно сделать и говорящую машину, и даже, допустим, чувствующую. Но зачем это нужно? Чувствующая машина - это же противоестественно.
   - Я и сам не сразу понял, что нужно, - сказал Алеша. - Понял, когда мы испытывали самодвижущуюся машину, автомат ПА-24. Это было два года назад на Тихом океане.
   Но про океанские приключения ходоровской машины мне рассказывал другой человек (мир тесен!) - геолог Сошин, Юрий Сергеевич.
   Сошин был замечательной личностью в своем роде, я ему посвятил две книги, и еще материала осталось на две. Представитель самой романтичной из наземных профессий, он презирал самое слово "романтика". Жизнь его была сложена из приключений, кое-как сцементированных зимними отчетными месяцами (камеральной обработкой), но Сошин уверял, что в хорошей экспедиции приключений не бывает никаких. "Приключения от глупости, говорил он. - Лодку перевернул на пороге - вот приключение. Но если лодку перевернул, коллекцию утопил, какой же смысл в экспедиции?" Задача профессии его была самая вдохновенная - видеть сквозь землю, угадать под непрозрачными толщами драгоценные клады. Но Сошин вносил во вдохновение методичность бухгалтера. Все у него было продумано и расписано: как собираться в дорогу, что брать с собой и как укладывать, как ходить, "как тратить силы и как беречь, на что смотреть, что игнорировать, как записывать, как обсуждать, как терпеть и как гореть, как зажигаться и зажигать других, как придерживать и планировать вдохновение. И все это изображалось на графиках, все излагалось афоризмами в суворовском стиле, например таких: "Вперед идти или возвращаться? Усталость всегда голосует за возвращение. Конечно, идя вперед, может быть, ты и не найдешь ничего, но вернувшись, не найдешь наверняка".
   Не могу сказать, что Сошин был влюблен в геологию. Влюбленность подразумевает волнение, порыв, вспышку страстей. Сошин же был предан своей науке бесстрастно, верен неукоснительно, пожизненно и ежечасно, на работе, дома, на пляже и в театре. Он даже возмущался, если его собеседники (или собеседницы) протестовали против разговоров о геологии на отдыхе. Неужели кому-то интереснее моды и разводы?
   И вот этот философ и методист геологического вдохновения был прислан к Ходорову в качестве консультанта. Естественно, ведь подводные-то автоматы с самого начала предназначались для исследования океанского дна.
   Очередная усовершенствованная модель ПА-24 испытывалась в Тихом океане, поскольку здесь рекордные глубины по соседству с сушей, каких-нибудь двести километров от Курильских вулканов до таинственной щели Тускароры. Именно поэтому Алеша оказался на Курильских островах и сюда же прилетели его консультанты, в их числе и Сошин.
   Картинно описывал мне Сошин природу Курил. Островную дугу он сравнивал с челюстью великана, который захотел выпить море и не сумел, окаменел с разверстой пастью. Каждый остров - зуб (ничего себе зубики!), иные раскрошились от старости, у иных пустое дупло (кратер), заполненное соленой водой. И вот стоит среди вод это полукольцо с черными отвесными стенами, стоит наперекор пенным валам. А вулканы! Клокочущая гора, содрогающаяся, как кипящий чайник на огне, фонтаны ошпаривающего пара над трещинами, сотни шипящих фонтанов. И клубы бурого дыма над вершинами, по ночам освещенные зловещим пламенем изнутри. Но тут же рядом мягкие зеленые холмы, волнующиеся заросли бамбука, пологий берег. И машина мчит по мокрому песку, давя хрустящие раковины в лужах, а из белесого тумана, цвета чая с молоком, выкатываются могучие валы, шелково-серые или свинцовые с мыльной пеной на гривах. Выкатившись, замирают на секунду, как бы примериваются для удара и вдруг с яростным грохотом рушатся на сушу, загребают гальку, с ворчливым рокотом волочат в туман.
   Перед лицом этой стихии такой беспомощной выглядела горсточка людей, что-то затевающих на пляже, такой несерьезной - решетчатая конструкция ПА-24, похожая на каркас разобранного для ремонта "козлика". Первая мысль была: неужели эта жиденькая машина предназначена для покорения рекордных глубин океана? Несолидно! Легкомысленно!
   А между тем несолидная решетчатость машины была задумана нарочито. Более того, сквозная прозрачность была главным козырем Ходорова. Ведь почему проникновение в глубины так трудно для человека? Потому что мы дышим воздухом, нам необходимо кусок атмосферы таскать с собой, сохранять под водой этот воздушный пузырь, несмотря на чудовищное давление: 100 атмосфер на глубине километра, 1000 и более атмосфер на самом дне. Давление как в паровом котле, как в турбине высоких параметров. Вот техника и городила стальные панцири, словно для паровых котлов и турбин: жесткие водолазные скафандры, жесткие подводные лодки, броненосные батисферы, батистаты, гидростаты. И все для того, чтобы давление не расплющило запаянную банку с воздухом, где сидит и дышит человек.
   Но машина-то не дышит. Ей не нужен воздух и не нужен панцирь для воздуха. Никаких подводных пузырей, пусть все ее детали находятся в воде. Печатные схемы, сети и блоки можно впрессовать в пластины, металл изолировать от воды стеклом или пластиком. И проблемы давления не существует: все получается легким, плоским, пластинчатым или решетчатым.
   И кажется непрочным человеческому взору, привыкшему надежность связывать с массивностью, монолитностью.
   Сам Алеша тоже показался несолидным при первом знакомстве. Вот какими словами описывал его Сошин:
   "Худой, высокий, похож на непомерно вытянувшегося подростка. Лет двадцать восемь было ему тогда, для начальника экспедиции маловато. Глаза светлые, близорукие, немножко неуверенные; толстые, добрые, выпяченные губы. У начальника губы должны быть поуже, ему приходится зубы стискивать. Ходоров был похож не на взрослого инженера, а на многообещающего вундеркинда, из тех, что забирают все премии на школьных олимпиадах и с первого курса пишут научные работы. Поддавшись просьбам профессоров, я иногда брал таких в экспедицию и с ужасом убеждался, что все теории, они знают наизусть, в уме перемножают трехзначные числа, но дров для костра наколоть не умеют, ужа не отличают от гадюки, не удосужились научиться плавать, пуговицы пришивать, портянки заворачивать. А лето коротко, и предпочтительнее не тратить время на изучение этих разделов геологии".
   "Одним словом, я бы этого Ходорова не взял в свою партию" - так заключил Сошин.
   Вероятно, неорганизованность больше всего возмущала Сошина, этого великого бухгалтера озарения. Алеша действительно был прескверным организатором - не в том были его достоинства. Ия поняла это позже.
   Алеша был шахматист по складу ума, шахматный комбинатор. Со школьной скамьи его увлекала игра с числами, из чисел он выкладывал чудеса. И призы забирал на олимпиадах, и научные работы писал с первого курса, как догадался Сошин, и сразу из института попал в конструкторское бюро, а через год стал начальником группы, притом ведущей - группы общего программирования автоматов. В голове его легко создавались великолепные композиции из чисел, формул, блоков, емкостей и сопротивлений, механических пешек и фигур. Но если какая-нибудь биологическая фигура (слесарь-механик или дежурный электрик) работала с ленцой, композитору легче было самому сбегать на склад, чем исправлять качественную неполноценность этой фигуры.
   Наконец, уже во втором часу, с опозданием на полдня, был дан старт.
   Лязгая гусеницами по камням, машина двинулась к ближайшей бухточке. Люди провожали ее, крича и махая платками, хотя махать было некому, в решетке никто не сидел. Внезапно Сошин заметил, что на пути машины торчит острая ребристая плита, как раз под самый клиренс, вот-вот напорется, забуксует. Кинулся оттолкнуть. Куда там! Плита и не шевельнулась. Но, демонстрируя свои таланты, машина сама обошла препятствие. Не доходя метров пяти, взяла в сторону, объехала плиту и вывернула на прежний курс.
   Берег сравнительно круто спускался к воде, но машина и тут не сплоховала. Немножко притормозила, взяла чуть наискось, мягко съехала, увлекая за собой мокрую гальку. И вот уже гусеницы шлепают по воде, струи заливают ступицы. Мотор не заглохнет ли? Нет, уже и ребристый вал покрыт водой, лопатки взбивают пену. Словно робкий купальщик, машина постепенно погружается по "колени", по "пояс", по "грудь". С полминуты еще режет волну острым носом, а там и нос нырнул, волны переплескивают через него. Некоторое время еще скользит над водой антенна, словно перископ подводной лодки. Скользит, скользит и погрузилась. Неспокойное море стирает треугольный след. Что там происходит сейчас под этой блестящей колышущейся поверхностью? Хорошо бы увидеть.
   В том-то и дело, что можно было видеть.
   Ходоров пригласил гостей в смотровую. Открыл дверь, обыкновенную дверь, обитую войлоком, а за ней оказался подводный мир.
   В смотровой было несколько экранов: передний большой, два маленьких у самого пола, боковые - справа и слева, один на потолке и еще задний. Ни единого окна, одни только экраны: внизу видно дно, сбоку и наверху - вода. И так как изображение проплывало с переднего экрана через боковые на задний, создавалась полная иллюзия передвижения. Даже укачивало немножко, поскольку, пробираясь между подводных скал, машина то зарывалась носом, то переваливалась с боку на бок. Одна из зрительниц, особенно склонная к морской болезни, выбежала бледная, прижимая платок ко рту.
   Отчасти даже хорошо было, что старт запоздал. Утренний туман успел рассеяться, и экраны светились радостным золотистым светом. В золотисто-зеленой воде расплывчатыми тенями проплывали скалы. Над ними шевелились водоросли, словно волосы, вставшие дыбом. Развевались зеленые ленты морской капусты, волновался красный и бурый мох. Мелькали похожие на астры актинии, белые, розовые и кремовые морские лилии с пятью лепестками вокруг хищного рта. Глаза не успевали все охватить, все заметить. "Смотрите, смотрите!" - слышалось то и дело. Вот стайка рыбок разлетелась брызгами, уступая машине дорогу. Рядом хищник, проголодался, распялил рот, всосал ближайшую. Пронесся толчками маленький кальмар - живая ракета, изобретенная природой. Выталкивая воду, вытягивал щупальца в струнку, а исчерпав инерцию, сжимался в комок. А вот оранжевая офиура, словно пять змеек, сросшихся головами. Смотрите, смотрите!
   Безжалостно давя хрупкие раковины, машина переваливала через скалы, лавировала, обходя одинокие рифы, прибавляя скорость, всплывала, чтобы преодолеть каменный барьер или расщелину. Она прокладывала путь с такой уверенностью, будто за рулем в ней сидел опытный водитель, много лет проработавший на подводных трассах. И зрители после каждого броска невольно начинали аплодировать. Кому? Сегодняшнему имениннику конструктору этой смышленой машины.
   Именинник между тем стоял в углу, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, как капитан Немо. Вероятно, поза его должна была выражать хладнокровие, но хладнокровия не получилось. Мысленно он сидел в машине, и это выражалось на его лице. Если на нижних экранчиках проползал полосатый, разрисованный рябью песочек, Алеша облегченно улыбался, морщины на лбу его разглаживались. Когда появлялись камни, он хмурился, выражение лица становилось горестным. А когда машина застревала, Алеша весь напрягался, даже наклонялся, словно плечом хотел подтолкнуть, приналечь.
   Можно было понять его. Он чувствовал себя как тренер, выпустивший на стадион ученика и вынужденный надеяться, только надеяться, что молодой спортсмен не подведет. Чувствовал себя как моделист, отправивший в полет модель. Пока была у тебя в руках, ты был хозяином, мог подправить, переделать. Ты ее создавал, ты породил... но теперь она в воздухе, летит. И помочь ты уже не в силах. Милая, не подведи!
   Километры за километрами от берега, метры, десятки, сотни метров вглубь. Светящиеся цифры на табло оповещали, что машина побивает один рекорд за другим. Далеко позади остались рекорды ныряльщиков за жемчугом, рекорды аквалангистов, рекорды водолазов в жестких костюмах. Не только цифры - самый цвет воды сообщал о глубине. Золотистая зелень мелководья сменилась темной, густо-малахитовой, потом зелень пропиталась сумраком, уступила место прозрачной синеве вечернего неба. И как полагается к вечеру, синева мрачнела, лиловела, чернела. На двухсотметровой еще виднелись черные силуэты водорослей. Впрочем, попадая в луч прожектора, они неожиданно оказывались красными. И рыб много было красных, и морских звезд. Красные лучи не доходили сюда с поверхности, красный цвет был здесь защитным.
   Ниже вечерняя синева сменилась угольной чернотой запертого погреба. Но как только машина останавливалась, тьма оживала. Подвижные цветные созвездия окружали машину. Вот подводная Кассиопея - рыба с пятью голубыми пятнами в виде буквы "М". Другая с желтыми точечками на боку, как бы далекий океанский лайнер. Вот светящаяся пасть на маленьком вертящемся тельце, светятся глаза, светятся плавники. А вот порыв огненной вьюги, снопы искр, метеорный поток... креветки всего лишь.