Гущ Владимир. Морские рассказы

   - Екатерина Сергеевна, оставьте, пожалуйста, свой автограф в этой прекрасной медицинской книжке!
   - Да, моряки, от вас не отвяжешься, - она поставила большой штамп "здоров" и подписалась всеми своими регалиями.
   Мы быстро доставили ее домой, отблагодарили и помчались в штаб флота. Мне надо было доложить командиру об исходе дела. Уговорили дежурного допустить к закрытой связи; послышался усталый голос командира: "Бажанов слушает!"
   - Владимир Георгиевич! Все в порядке, в море уходим все, потерь нет, сказал я.
   - Добро, но вы должны до подъема флага быть на корабле - выход перенесли на более ранее время... - и связь прервалась.
   Не буду рассказывать, как мы ночью добирались обратно, это целая эпопея, но ранним пасмурным утром мы въехали на наш пирс на машине военной автоинспекции за пять минут до подъема флага. Доложились командиру, он посмотрел на Сашу, как на нашкодившего сына, и бросил сквозь зубы:
   - Готовь реактор к запуску, как первый управленец отвечаешь за все!
   В море мы ушли после обеда. На все вопросы сослуживцев "где же это вы были?" отвечали односложно: "Выполняли приказание командования".
   До Камчатки было семь-восемь дней ходу, настроение у всех было хорошее - ведь возвращались домой. Офицеры в процессе разговоров подчеркивали, что мои рекомендации выполняются, и корешки успешно настаиваются на спирту.
   Следует отметить, что походы, сопровождающиеся естественным процессом воздержания, отрицательно сказывались на физиологических параметрах моряков, и, как правило, этот процесс приходил в норму в течение двух недель. А так как окончание походов всегда сопровождалось и обильными возлияниями, то этот процесс часто затягивался, несмотря даже на молодость сослуживцев. Рекомендуя настойку из китайского лимонника, я убивал сразу двух зайцев кроме лечебного эффекта и психологической уверенности в целебности препарата, мои товарищи, исходя из рекомендаций, должны были на какое-то время значительно меньше употреблять спиртных напитков, которые, как известно из практики, в больших дозах также не стимулируют этот процесс. Я рассчитывал на явно положительный эффект.
   Хорошо известно, что своевременные профилактические мероприятия - это лучший способ не болеть. Истина. Недаром перед походами мы в обязательном порядке проводим профилактические осмотры, амбулаторное лечение, в том числе и у стоматолога. Если специалисты общего профиля не вызывают у моряков отрицательных эмоций, то посещение стоматолога вызывает эмоциональный упадок, так как кроме осмотра большинству моряков требуется и лечение, поэтому они всеми правдами и неправдами, часто с помощью мелких подачек (шоколадок, воблы, спирта) добивались положительной записи в своих лечебных книжках, избегая санации полости рта, "Санация проведена, здоров, годен к длительным походам".
   Мне это было известно, но объективно изменить годами сложившуюся ситуацию я не мог. На корабле был и прибор для оказания терапевтической стоматологической помощи, довольно допотопный, с ножным приводом, и его практическое применение в море вызывало у меня бурю протеста, особенно после того, когда в одном из случаев сверло намертво застряло в коронке, и потребовались огромные усилия для его извлечения.
   Я всех предупредил, что если они не будут санироваться на берегу, в море их ждет расплата, которая будет заключаться в хирургическом лечении запущенных случаев. Для большего устрашения я периодически в походах натягивал в амбулатории суровую нитку с нанизанными на нее удаленными ранее зубами. При погружении лодки нитка провисала, а при уменьшении глубины вновь растягивалась, и болтающиеся на ней зубы издавали зловещий перестук. Но и эти запугивающие действия не производили на моряков должного эффекта. Из офицеров механической службы больше всего стоматологов боялся Саша, несмотря на то, что среди удаленных зубов на суровой нитке висели и его два. Через два дня после выхода, немного успокоившись после эпопеи с поездкой во Владивосток, Саша зашел ко мне, чтобы, как я подумал, продолжить рекомендованную доцентом процедуру. В этом плане картина менялась на глазах в лучшую сторону, самочувствие матроса улучшалось, и у него появилась реальная возможность быть здоровым еще до прихода домой.
   - Ну что, Саша, все идет по плану, я очень рад - еще немного, и будем здоровы! - подбадривал его я.
   Обработав ранку, я услышал жалобы на головные боли и просьбу дать ему анальгина. Через два часа Саша вновь зашел с аналогичной просьбой, а в беседе с соседями по кубрику я выяснил, что он на протяжении суток съел все их запасы, ночью не спал и полоскал рот ромашкой. "Опять зубы, - подумал я. - Везет же Саше в этом выходе!"
   К вечеру ко мне зашел командир боевой части 5 Локтив С.В. и спросил, почему я не лечу офицеру зубы - ему, командиру, больно смотреть на его мучения. Я спокойно объяснил ситуацию и сказал, что жду не дождусь - хочу приступить к выполнению своего врачебного долга. Через пятнадцать минут офицера в сопровождении сослуживцев привели в амбулаторию. Я встретил его радушно, перевел взгляд на суровую нитку, на которой болтались два его зуба, и сказал с чувством:
   - Ну что, Шура, Бог любит троицу - когда начнем?
   - Прямо сейчас, - был ответ. - Сил терпеть нет, измучился.
   - Ну, давай смотреть, какой на этот раз зуб будем удалять, - ответил я перед осмотром. Оказался восьмой нижний с почти разрушенной коронкой и выраженным воспалительным процессом вокруг.
   Приготовил инструменты, блеск которых навел на него ужас, шприцы для проводниковой анестезии, новокаин 1% и 2%, тампоны, спирт. Был спокоен, благо, опыт удаления зубов был значительный. Одно беспокоило - знал некоторые моменты из его жизни.
   Выпускник Высшего Инженерного Училища им. Ф.Э.Дзержинского, золотой медалист, его фамилия была выбита золотом на доске почета училища. На берегу нередко баловался крепкими напитками и всем доступным предпочитал чистый спирт, поэтому надежды на эффективность местной анестезии у меня не было.
   Не жалея новокаина, провел анестезию, сидим друг напротив друга и ждем эффекта обезболивания 5 минут, 10 минут - без эффекта. До коронки не дотронуться.
   - Саша, надо оперировать, - говорю. - Выживешь?
   - Не знаю, - отвечает. - Слушай, дай мне полстакана спирта - и делай со мной что хочешь!
   - Ну смотри, - наливаю ему полстакана спирта, он быстро выпивает и уже через минуту, с его слов, не чувствует ни боли, ни страха. Как ни удивительно, экстракция (удаление) зуба прошла без осложнений, Саша только слегка морщился и стонал. Наложил два шва, оставил резиновый дренаж, обильно присыпав область операции антибиотиками, и отвел Сашу в каюту спать, про себя думая: "Вот же везет человеку, за такой короткий промежуток времени столько напастей, и все ему".
   Через час решил его навестить, посмотреть, как он спит и нет ли температуры. Вышел в коридор, смотрю - на перилах висит Саша и с ужасом смотрит вниз на палубу.
   - Что с тобой, почему не спишь, тебе плохо?
   - Нет, Володя, спать не могу, находиться в каюте не могу - страшно! Хотя ничего не болит, лишь слегка ноет ранка. После операции пришел и лег, кажется, заснул. Открываю глаза, вижу: передо мной стоит она, вся в черном...
   - Брось, Саша, у нас же женщин на лодке нет, - отвечаю.
   - Нет, Вова, именно она - вся в черном, капюшон на голове и коса в руках. "Ну, думаю, вот и смерть пришла". Мгновенно покрылся холодным потом, хочу кричать и звать на помощь, но не могу. А она улыбается и ко мне лезет. Свалился я на пол, благо, моя койка на первом ярусе, и выполз на свет в коридор. В голове ясно, но зубы стучат, вот уже пятнадцать минут вишу здесь обессилев.
   - Что же ты не зашел ко мне? - говорю.
   - Думал, ты не поверишь и будешь смеяться.
   - Ты чего, Саша, брось! Я же все понимаю. Пойдем ко мне в изолятор, поспишь у меня - и все будет хорошо, - а про себя подумал: "Вот какие реакции психики выкидывает алкоголь под водой, и, видимо, это совместный эффект анестезии и алкоголя".
   Проснулся он часов через десять - довольный, спокойный и почти здоровый.
   - Понимаешь, Саша, тебе нельзя больше рисковать. Давай договоримся, что после прихода на базу ты пойдешь в поликлинику и полностью вылечишь все свои больные зубы, а последний удаленный я все же повешу на свою нитку - пусть это будет тебе напоминанием о случившемся. Он действительно выполнил мою просьбу, видимо, тогда здорово испугался. А пить он так и не бросил, что привело его в последующем к значительным неприятностям.
   Переход заканчивался, Саша поправлялся, швы с зубной ранки я снял. Всплыли мы в отличную погоду и солнечным августовским вечером подошли к пирсу. Лето на Камчатке выдалось теплое, и даже в середине августа температура не опускалась ниже 16° тепла. Климат Камчатки особенный: в мае начинался бурный рост и цветение, лопухи достигали человеческого роста, и их листья были до 1 метра в диаметре; в сентябре почти мгновенно вся листва облетала, и быстро наступали холода.
   Мои товарищи разошлись по семьям, унося с собой живительный эликсир. Продолжалась береговая служба, готовились к очередным выходам и боевому дежурству на базе. Иногда в поселке я встречал жен своих сослуживцев, которые всегда со мной тепло здоровались, за исключением жены Саши. Вернее, Таня также здоровалась, но как-то мимоходом, и у меня сложилось впечатление, что она чем-то недовольна. Но за текучкой флотских будней я не придавал этому факту большого значения.
   Все открылось случайно. Как-то вечером ко мне в каюту опять забрел Саша, он был расстроен и с обидой в голосе высказал мне необоснованные претензии в том, что я ему "подсунул" некачественный кусочек корня китайского лимонника.
   - Не понял, - ответил я. - Ты сам видел, что я честно и поровну отмерял всем. Ко мне, кроме тебя, претензий не предъявляли - может, ты не выдержал времени настаивания?
   - Выдержал, - отвечал он.
   Вдруг интересная мысль мелькнула у меня в голове:
   - Саша, скажи честно, а ты соблюдал мои рекомендации по приему - дозу настойки и сроки?
   Он замялся и открылся мне:
   - Понимаешь, Володя, я хотел получить наилучший эффект, полагая, что чем больше принятая доза лекарства, тем лучше должен быть эффект. Мне все стало понятно. Пагубная привычка и пристрастие к алкоголю пересилили мои рекомендации. В первый же вечер, для снятия напряжения, он, предварительно рассказав жене о придуманной доктором настойке, но не рассказав о механизме ее приема, выпил всю, а наверное, и еще добавил - и ожидаемый эффект получен не был. Таня, встречая знакомых жен с экипажа и видя их довольные лица и хорошее настроение, подумала, что я специально подсунул Саше некачественный корень - и теперь мне стала понятна ее холодность при наших встречах. Я все объяснил Саше, рассказал еще много интересного из этого интимного и сложного раздела медицины. Высказал мысль, что злоупотребление алкоголем мешает ему стать отцом - фактически провел консультацию по сексопатологии, и мы, довольные друг другом, расстались.
   Не знаю, какой разговор у него произошел с Татьяной, но теперь, по крайней мере, при встречах она смотрела на меня более доброжелательно. Саша же вскоре вернулся к своим пагубным привычкам, и никакими силами нам не удалось его переделать. Специалист он был превосходный, с хорошими перспективами по службе, но из-за этой страсти в жизни у него пошло все наперекосяк...
   Потом он демобилизовался, уехал к себе на родину, в Крым. По слухам, работал в Киеве, а в последние годы совсем исчез с горизонта, и никто, даже близкие и родные, не знают его местонахождения.
   Заслуженный отпуск
   Конец апреля, теплеет на глазах, снимаем шинели, шапки, плащ-пальто и все чаще подставляем белые лица теплому приморскому весеннему солнцу. На пригорках зеленеет молодая травка, ощущается приближение настоящей весны и будущего лета. Наш корпус стоит в "зоне", все работы, связанные с перегрузкой ракет, подошли к концу; со дня на день ждем команды к возвращению к себе на базу, на родную Камчатку.
   Уже около трех недель мы находимся в закрытой базе под Владивостоком, куда прибыли после длительного похода с целью устранения неисправности. Из запланированной недели в результате несогласованности и различных нестыковок этот срок растянулся почти на месяц. Экипаж устал, почти восемь месяцев мы были без смены и отдыха, и эта затянувшаяся стоянка в чужой базе оптимизма не приносила. Все мечтали уйти в отпуск летом, ведь, по правде сказать, я не помню, чтобы за последние пять лет это нам удавалось.
   В экипаже нарастало напряжение, особенно возросшее после отъезда командира лодки в штаб Тихоокеанского флота за новыми указаниями. Мы бродили по закрытой базе, сидели в курилках и обсуждали возможные исходы поездки. Все сходились на одном мнении, что через десять дней будем на Камчатке, сдадим лодку второму экипажу, потом - обязательное санаторно-курортное лечение и в отпуск. Выходило, что корабль мы оставим где-то на полгода.
   Перспективы были заманчивые. Большинство офицеров и мичманов начали перетаскивать часть личных вещей из временной казармы на лодку в преддверии короткого перехода на родную базу.
   После ужина, около 20:00, вернувшийся из Владивостока командир собрал весь личный состав лодки. Мы сидели среди напряженной тишины и думали лишь об одном - что с нами будет завтра?
   - Ну что, герои-подводники, - начал весело командир. - Отдохнули, проветрились? Вот и для нас поступила новая задача: готовиться к очередному длительному походу. Уходим отсюда через неделю, а уже после автономки вернемся в родную камчатскую базу, - продолжал он. Все замерли. Предстояло еще три месяца морских походов. - Спрашиваете, трудно ли подготовить атомный подводный крейсер к длительному походу? Отвечу: и трудно, и легко. Надо только загрузить продукты питания, пресную воду, в последний раз провести сверку работы механизмов. Все остальное на лодке есть - от разового хлопчатобумажного нижнего белья до предметов личной гигиены. Техника в порядке, все загружено и можно вперед, но важным, если не основным компонентом выполнения этой задачи должны быть люди, и желательно, чтобы они были в здравии...
   В конце совещания для последнего инструктажа остались командиры боевых частей и служб.
   - Товарищ командир, - спросил я, - мы около года не проходили медицинского освидетельствования, а по приказу перед длительным походом его проведение необходимо.
   - Ладно, готовь приказы, подписывай у своего непосредственного медицинского руководства и организуй здесь на базе прохождение всем экипажем углубленного осмотра, но только параллельно с выполнением основной задачи с подготовкой к автономному походу.
   - Есть! - ответил я и спешно пошел готовить все необходимые документы.
   Следует отметить, что мои товарищи по службе действительно за это время устали. Накопились раздражительность, вспыльчивость. Стали возникать мелкие конфликты, появилось больше обращений с жалобами на изменение самочувствия, плохой сон, снижение жизненного тонуса... В основном все держались в надежде, что вот, еще немного, последний бросок, возвращение на родную базу, и все - потом лечение в санатории, отпуск. Большинство жило этой надеждой.
   На следующее утро началась активная подготовка нашего похода. Подъезжали грузовики с грузами, заполнялись провизионные холодильные камеры свежими продуктами, консервами, овощами. Начали сверять документы отдельных служб и частей, все окунулись в интенсивную работу. Маховик завертелся. Реактор еще не запускали, и первыми на медицинское освидетельствование я отправил личный состав БЧ-5, в частности, первый дивизион.
   Первые результаты комиссии превзошли даже самые невероятные предположения. В первый день четверо офицеров-управленцев были направлены на стационарное обследование и лечение в гарнизонный госпиталь п. Тихоокеанского, трое из них - на неврологическое отделение, один - на терапию. Кроме этого еще шесть человек срочной службы по результатам обследования также нуждались в проведении более углубленного обследования.
   Мне запомнился осмотр старшего лейтенанта Кокурина С. у психоневролога - капитана мед.службы Жевандрова В. При проведении первичных исследований двигательных и сухожильных рефлексов я увидел довольно странный для меня феномен. Жевандров начал проводить перкуссию молоточком, и я увидел, как в левой половине тела Кокурина, начиная с грудной мышцы, произошел непроизвольный "лестничный" эффект судорожных сокращений мышечного аппарата вплоть до голеностопа. Увидев такую бурную реакцию, психоневролог выписал направление на госпитализацию Сережи. (Тогда еще мы не могли предположить, что почти через 25 лет судьба преподнесет ему тяжелейшее испытание - у капитана I ранга Кокурина в результате аварии на подводной лодке "Курск" погибнет единственный сын, капитан-лейтенант Кокурин С.С.)
   В суматохе подготовки лодки к походу на эти факты командование то ли не обратило серьезного внимания, то ли подумало, что единичные случаи выбывания моряков по болезни не имеет принципиального значения, ведь и раньше были случаи замены одних офицеров на других в экстренных случаях.
   На следующий день медицинская комиссия шла своим чередом, и к обеду еще несколько человек с различными отклонениями в здоровье были направлены на стационарное обследование и лечение. Гарнизонный госпиталь был заполнен нашими моряками, и было принято решение отвозить остальных в главный госпиталь в г. Владивосток, который располагался в 150 километрах от этой базы. Получалось, что до трети экипажа без углубленного обследования и лечения не может быть допущено к автономному плаванию. И грянул гром.
   Утром четвертого дня подготовки к походу подъехал на пирс приехавший из Владивостока зеленый УАЗ, из которого вышли четверо офицеров, капитанов I ранга, и, не приглашая наше командование, спустились по трапу в лодку. Что они делали на корабле более четырех часов, никто не знал. По-видимому, они беседовали там с моряками, мичманами, офицерами. Наше руководство в это время находилось в штабе флотилии, где готовило документы к походу. Также неожиданно капитаны I ранга отбыли в штаб флота во Владивосток. Какие организационные моменты обсуждались наверху, конечно, неизвестно, но всех командиров служб и частей командир корабля срочно собрал поздно вечером.
   - Ну что, доигрались? - были его первые слова. - Нас отстранили от выполнения автономного похода.
   Все заволновались - была интересна истинная причина такого решения командования.
   - А некому идти в море. Доктор сделал все, чтобы уложить треть экипажа по госпиталям. Комиссия штаба флота провела неожиданную проверку лодки, морально-политического состояния, в том числе и здоровья, и приняла решение, что в таком состоянии личный состав не сможет выполнять боевую задачу экипаж устал. Выбывших из строя офицеров в таком количестве заменить нереально. Командующий флотом принял решение доставить на замену нам с Камчатки наш второй экипаж. На днях они будут доставлены самолетом, примут у нас лодку и отсюда уйдут в автономное плавание, - теперь мы с волнением ждали своего "приговора".
   - Не волнуйтесь, отсюда мы не уйдем в отпуск. Нас комфортабельным пароходом доставят домой, там произведут расчет. Дана команда штабу на Камчатке подготовить все документы, денежное довольствие, и чтобы через пару дней после прибытия к себе на флотилию духа нашего там уже не было - мы уходим в длительный отпуск. Таков приказ Командующего флотом.
   Мы молчали и не верили в случившееся. Было известно, что наш второй экипаж под командованием капитана II ранга Берегового В. (впоследствии вице-адмирала) срочно готовился к отпуску, и лишь после него должен был на Камчатке сменить нас. Но как все повернулось!
   - Ну а во всем виноват доктор со своей медициной, - продолжал командир под одобрительный гул моих сослуживцев. - Загубил длительный поход, к которому все стремились!
   Я наклонил голову, выражая обиду на его слова, в душе понимая, что командир шутит, что всех устраивает получившийся вариант...
   Через пару дней прилетел второй экипаж и с какой-то грустью и остервенением начал принимать у нас дела и обязанности. Теперь им предстояло идти в дальний поход, а нам возвращаться с комфортом и уходить в отпуск летом. Наши госпитализированные, прослышав о таких делах, приложили максимум усилий для возвращения в экипаж, правда, удалось это не всем. В общем, на все дела, в том числе и на сдачу корабля, мы потратили около недели, и в конце апреля не на самолете, а на круизном теплоходе "Советский Союз" (некоторые уверяли, что этот четырехпалубный лайнер, доставшийся нам по ленд-лизу после войны, "в девичестве" носил имя "Адольф Гитлер") мы должны были совершить недельное турне Владивосток - Петропавловск-Камчатский.
   Почему командование флота приняло такое решение, мне так и осталось непонятным, но путешествие на таком прекрасном пассажирском пароходе для большинства моряков было первым, а может быть и последним. Внутри корабля обращало на себя внимание обилие бронзы, красного дерева, широких трапов, покрытых бордовыми ковровыми дорожками; на каждой палубе - по два больших ресторана, танцевальные залы, спортивные комплексы. Везде дорогая и добротная мебель, каюты - двухместные, с широченными постелями и хрустящим бельем. Впечатляла и идеальная чистота.
   Команда лайнера состояла из 300-350 человек, а корабль при полной загрузке принимал до двух тысяч туристов. По неизвестной для нас причине этот круизный корабль был снят с международных линий и послан на местную прибрежную линию Владивосток - Сахалин - Петропавловск-Камчатский на исправление каких-то своих грехов с целью "перевоспитания". Это, конечно, несколько угнетало команду, так как для гражданских моряков материальные мотивы играли далеко не последнюю роль.
   Ясно, что нам повезло. Питание у подводников бесплатное, и мы с большим удовольствием вкушали ресторанную пищу, на некоторых моряков такой сервис оказал неизгладимое впечатление на всю оставшуюся жизнь.
   Первый день мы бродили по почти пустому кораблю, играли на бильярде, в кегли, карты. Посетили огромную библиотеку, любовались морскими пейзажами, почувствовали прелести службы на надводном корабле, так как в условиях подводной службы мы почти не сталкивались с "болтанками" и качкой.
   Довольно поздно, насмотревшись телевизионных программ, усталые, мы легли спать в широкие, мягкие и хрустящие постели. В каюте, которая находилась на III палубе по левому борту, мы находились с командиром боевой части 2 Володей Петранкиным.
   Наш экипаж наслаждался отдыхом. Большинство офицеров имели, однако, некоторый дискомфорт, связанный с безденежьем. Дело в том, что денежное довольствие мы должны были получить перед автономным походом, а так как мы в море не пошли, то командование приняло решение выдать нам деньги только на Камчатке при отбытии в отпуск. В то время я получал на руки 837 рублей, по крайней мере, с этой суммы я платил партийные взносы, и кое-какие запасы у меня были. Но эти запасы надо было распределить на весь наш переход, а с учетом огромного количества свободного времени, молодости и наличия на пароходе прекрасных баров этих запасов явно не хватало. Старшие офицеры на все наши попытки приложиться и расслабиться смотрели сквозь пальцы, да и сами они снимали накопившуюся усталость проверенным способом - тем более, что четырехразовое питание за счет государства было отменным.
   На вторую ночь во время безмятежного сна послышался настойчивый громкий стук в дверь нашей каюты. - Доктор здесь? - послышался взволнованный голос.
   "Странно, - подумал я, - на этом корабле есть своя довольно хорошо оснащенная медицинская служба с большим штатом медицинского персонала, хирургами, терапевтами, стоматологами. По договоренности медицинская помощь нашему личному составу проводится ими. Зачем я им понадобился?"
   Володя Петранкин высказал неудовольствие, что и здесь не дают спать. Я оделся, умыл лицо и вышел в коридор. Передо мной стояла относительно пожилая женщина, хирург. Она смущенно попросила оказать помощь:
   - Дело в том, что у нас неприятность: у помощника командира корабля произошел вывих левого плеча. Травму он получил при спуске по трапу. Мы уже два часа стараемся вправить, но безуспешно. Может, Вы нам поможете? Я про себя сразу подумал, что если они не могут вправить, значит, дело куда более серьезное, может, там даже перелом. Как не хотелось уронить свой авторитет подводного врача - но надо было помочь.
   - Пошли, - сказал я, - посмотрим. Постараюсь, чем смогу, помочь.
   Спустились по трапу на нижнюю палубу, зашли в медицинский блок, и я поразился обилию аппаратуры, оснащению хирургического кабинета, стоматологии и объему медицинского блока, с которым не шел ни в какое сравнение мой на лодке.
   Еще раз оценили рентгенологический снимок больного - похоже, перелома нет. Смотрю, в кресле сидит мужчина средних лет и неловко поддерживает больную руку. Выясняю, что это у него четвертый вывих за жизнь. "Значит. Хронический! - подумал я. - Это несколько легче". Тем более, что в остальных случаях все заканчивалось благополучно.
   - Начнем работать, - с уверенностью сказал я окружающим. Прокрутил в голове свои знания по этому вопросу, вспомнил практические занятия на кафедре Военно-морской хирургии нашей академии. - Сдвигаем две кушетки, продолжил я, - кладем пациента так, чтобы больная рука свисала между ними, и в нее кладем тяжелый предмет, например, вот эту гирю на 10 килограмм. Если повезет, вывих под ее тяжестью сам вправится. Я в это время буду делать внутрисуставную новокаиновую блокаду.