Гусев Валерий. Говорящий тайник

   Совсем интересно!
   – А твоего прадедушку как звали? Чук или Гек?
   – Сам ты Чук! Его звали Геннадий.
   – Значит, Гек. Где у вас телефон?
   – В прихожей. В полицию будем звонить?
   – Вот еще! В Министерство внутренних дел! – Алешка набрал папин служебный номер. – Здесь Оболенский, – сказал он. – Сергей Александрович, попытка разбойного воровства в семействе Чуков и Геков.
   – Алексей, не валяй дурака, говори толком.
   – Правда, пап. Маринкину квартиру ограбили. Матрешу унесли. А Маринку клюшкой…
   – Ударили?
   – Подперли.
   – Ясно, – сказал папа. – Запереть дверь и никого не впускать. Высылаю опергруппу.
   – Только с собакой, ладно?
   – С тигром! – папа положил трубку.
 
   С опергруппой получилась маленькая проблема. «Папа сказал: никого не впускать!» Алешка их помурыжил вволю: заставлял подносить к глазку развернутые удостоверения и ворчал:
   – Печать кривая, вся смазана! Фотография старая! – Но после того, как на площадке басовито и нетерпеливо залаяла служебная собака, отпер дверь. – Так бы сразу и сказали.
   Началась обычная в таких случаях работа. Снимали отпечатки пальцев, расспрашивали Маринку, подбирали что-то с пола и укладывали в конверты. Зато собака сразу взяла след и уволокла своего проводника за собой.
   – Странно, – сказал один опер. – Ничего не взяли. Видно, не нашли.
   – Рано делать выводы, – сказал другой. – Девочка может не знать о том, что где-то в доме хранится что-то ценное. Дождемся взрослых. Ты их вызвал?
   – Да, скоро будут.
   Вернулась собака, втащив за собой запыхавшегося проводника. В зубах она держала какое-то разноцветное тряпье.
   – С помойки притащили? – усмехнулся первый опер.
   Собака положила тряпку на пол, села и улыбнулась.
   – Это Матреша! – крикнула Марина. – За что же вы ее так растрепали?
   – Никто ее не трепал, – обиделся проводник. – В таком виде нашли. На обочине. Видимо, злоумышленники там в машину сели. А куклу бросили.
   Тут приехал папа и взял Алешку за ухо:
   – Ну, что ты тут натворил?
   – Ничего особенного – заложницу освободил.
   Алешка еще раз рассказал все, что случилось.
   – Когда ты возле дома вертелся, никого не видел рядом?
   – Какой-то дядька из подъезда вышел.
   – Подробнее, Алексей.
   – В пальто, воротник был поднят. В шапке, она у него почти до носа была нахлобучена. В штанах, они…
   – То, что в штанах – понятно, зимой без штанов не ходят. Хотя сейчас чудаков хватает. Что еще? Какие-то приметы?
   – Нос! – сказал Алешка.
   – Красный? Кривой? Длинный?
   – У него кончик такой… раздвоенный. Я еще подумал – муравьед какой-то.
   – Так! – папа переглянулся с одним из оперов.
   – Неужели Шмагин? – удивился тот. – Ну и наглец. Он же в розыске.
   – Разберемся. – Папа обратился к эксперту, который осматривал дверной замок. – Что у вас?
   – Да ничего особенного, товарищ полковник. Замок открывали родным ключом. Или очень классными отмычками.
   – Марина, – спросил папа, – ты никому не отпирала дверь?
   – Нет.
   – И никому не давала ключи?
   – Нет.
   – И не теряла?
   – Нет.
   – И ты ничего не слышала?
   – Нет. Только потом его голос. Такой страшный!
   – Ты бы смогла его узнать, этот голос?
   – Да!
   «Наконец-то, – подумал Алешка. – А то все нет да нет».
   Он незаметно подобрал с пола куклу Матрешу Она имела жалкий вид. Снег с нее стаял, она была вся мокрая. Но самое главное – зачем-то разрезана сверху донизу. Из разреза торчала серая вата. «Вот дурак-то», – подумал Алешка. Это он сначала так подумал. А потом он подумал совсем по-другому. Но никому об этом ничего не сказал.
   Тут примчались взволнованные Серегины-старшие. Они больше волновались за Маринку, чем за квартиру. И это нормально. И они тоже сказали, что ничего ценного у них в доме нет (кроме Маринки, конечно) и ничего ценного у них не пропало.
   Оперативники пошли опрашивать соседей. И довольно скоро вернулись без результата. Только участковый – с результатом.
   – Товарищ полковник, – доложил он. – Старушка в соседней квартире сообщила, что примерно в то время, когда случилось ограбление, к ней ломился какой-то молодой человек. Потом он вломился еще раз с извинениями. Попробую установить его личность.
   – Я уже установил, – сказал папа. И кивнул на Алешку. – Сводите его к старушке на опознание. Если опознает, отправьте в отделение.
   – Старушку? – улыбнулся участковый.
   – Подозреваемого, – улыбнулся папа.
   Папа отдал еще какие-то распоряжения и сказал Алешке:
   – Иди в машину. Я тебя отвезу под домашний арест.

Глава III
Кусок мамонта

   В машине Алешка спросил папу:
   – А кто такой этот Шмыгин?
   – Шмагин. Очень опытный квартирный вор.
   – Опытный! – хмыкнул Алешка. – Что ж такой опытный в квартиру Серегиных залез? Они ведь геологи. У них, кроме камней, ничего нет.
   – Камни бывают разные, – задумчиво сказал папа.
   А Лешка это запомнил.
   – И вот что, Алексей. Вы с Маринкой об этом случае в школе не болтайте.
   – Мы в школе не болтаем, – серьезно ответил Алешка. – Мы там получаем знания.
   – Так я и поверил, – усмехнулся папа. – Слушай, а отец Маринки тоже геолог?
   – А то! Они все в Сибири жили. Он там всякие разыскания делал…
   – Изыскания, – поправил папа. – И что он там искал?
   У Алешки стали большие и круглые глаза от удивления:
   – Полезные ископаемые!
   – Какие именно? – не отставал папа.
   – Всякие. Камни там, нефть, мамонты.
   – И даже мамонты?
   – А то! У них в другой комнате на стене целый кусок мамонта висит. Зуб такой, громадный и кривой.
   – Бивень.
   – Ага! – тут Алешка что-то сообразил. – Пап, а ведь этот… бивень, он же, наверное, очень дорогое ископаемое. Что ж этот Шмыгин его не спер?
   – Я тоже об этом думал. А с другой стороны, куда бы он с ним делся? Все, приехали. Иди домой, маме привет.
   – Не выйдет, – сказал Алешка. – Вези обратно. За мной дядя Федор должен заехать. Без двадцать четыре. Или в двадцать без четыре.
   – Сразу сказать не мог?
   – А ты спросить не мог?
 
   – Пока не сделаешь уроки, – предупредила мама Алешку, – кормить тебя не буду.
   – А нам не задали!
   – Ну и нам не задали! – и мама захлопнула дверь на кухню.
   Алешка не огорчился – знает он эти мамины штучки.
   – Дим, смотри, – шепнул он мне и показал потертую жестяную коробочку, на которой сохранились буквы «Золотое руно». – Там телеграмма.
   – От Серегина? – я рассмеялся. – «Задержись выезжать – сам приеду»?
   – От Серегиной. Ее, Дим, похитили и заперли. И Матрешу зарезали.
   – Все? Иди, мой руки – сейчас мама обедать позовет.
   – Щаз! Ты лучше послушай! К Серегиным жулик забрался. И ничего не скрал. Он, Дим, наверное, искал у них всякое золото и всякие алмазы. И не нашел. Только какую-то драную куклу спер.
   – Ну и что?
   – Ты глупый? Значит, он опять придет. И опять будет искать. А мы…
   – А мы что? – Я никак не мог понять, что ему надо.
   – Мы с тобой, Дим, переедем к Серегиным и будем там сидеть в засаде. Он придет, а мы его – бац!
   Скорее он нас «бац».
   – А Маринка пока у нас поживет. Она маме понравилась.
   Распорядился.
   Тут пришла мама и позвала его обедать. Алешка не стал откладывать дело.
   – Мам, можно у нас Маринка поживет?
   – Можно. Лет через десять. Если ты на ней женишься.
 
   Полугодие угрожающе кончалось, а настроение в школе было совсем не рабочим. Оно уже пахло Новым годом, елкой и каникулами. Каждый день какой-нибудь класс запирался в актовом зале на репетицию. Бонифаций строго следил, чтобы новогодний вечер для всех был сюрпризом. Чтобы ни один класс не знал, что там такое готовит другой. Но, вообще-то, все обо всем догадывались и все всё знали. Кроме куклы.
   Для «Снежной королевы» наши художники расписали классный задник. Здорово получилось! По низу они нарисовали всех персонажей «Снежной королевы» – очень смешных и сказочных. Чуть повыше – заснеженное пространство, постепенно переходящее в ледяные скалы и всякие нагромождения. А на самом верху – ледяной дворец и подставка для королевы. Бонифаций сказал, что этот задник будет прекрасным фоном для всех других постановок. «Он создает настроение праздника»!
   Один раз я даже попал на репетицию. Алешка – Сказочник отбарабанивал свой текст так, что вроде получалась таблица умножения, которую он ненавидит с детства. «Семью семь сорок семь»! И с королевой еще не очень получалось. Она, к примеру, должна говорить про новые коньки и весь мир в придачу, а вместо этого, заикаясь, начинала нудно долбить: «Хочу пить, хочу спать, хочу гулять», – пока ее не останавливали.
   – Это ерунда, – сказал Бонифаций. – Запишем на диктофон голос нашей Любаши и пропустим через динамики. Вы, Любовь Сергеевна, скажете свой текст грозно и неумолимо. Будто вы говорите всему классу, что он всю неделю будет оставаться на дополнительные занятия.
   После репетиции Любаша укладывала куклу в пакет и относила в учительскую. По дороге кукла пищала: «Хочу писать», на что Любаша один раз даже машинально ответила: «Потерпишь!»
   Словом, Новый год с долгожданными каникулами приближался.
 
   Маринка Серегина стала часто заходить к нам.
   – Пусть привыкает, – говорил Алешка.
   А мама всегда угощала ее борщом с чаем. И всегда, когда Маринка уходила, говорила:
   – Как она мило картавит! Неужели это у нее пройдет с возрастом?
   И мама даже иногда стала называть Лешку Лефкой. И дурлачком.
   Но самое интересное, что и наш папа, полковник полиции, тоже проявил интерес к семейству Серегиных. Он, правда, не пытался выяснить, кто из их предков Чук, а кто Гек, его совсем другое интересовало.
   Мы узнали об этом очень просто – подслушали. Однажды вечером папа позвонил Маринкиному отцу и пригласил его к нам.
   Маринкин отец пришел вместе с Маринкой. Мама сразу же забрала ее на кухню, приготовить чай. А мы с Алешкой сели в своей комнате и изо всех сил стали делать уроки. А оба папы скрылись в кабинете.
   – Конспираторы! – усмехнулся я.
   – Они наивные, Дим, – хихикнул Алешка. – Выдергивай затычку.
   Дело в том, что когда папу подключали к Интернету, то лихой мастер просверлил в стене, возле пола, лишнюю дырку. Как раз между нашей комнатой и папиным кабинетом. Не знаю почему, но мы эту дырку заткнули теннисным мячиком, и она нам верно и исправно служила.
   Мы улеглись на пол, ушами к дырке, и я вытащил из нее затычку.
   – Уголовное дело, Виталий Андреич, мы возбудили, – говорил папа. – Но не по факту кражи. Кражи, как таковой, не было. Было незаконное проникновение в жилище. Подозреваемый в этом нами установлен, на днях мы его задержим. И постараемся выяснить все обстоятельства дела. У вас нет никаких предположений? Что его могло привлечь в вашу квартиру?
   – Я думаю, это случайность. Никаких особенных ценностей у нас не было и нет. – По голосу было слышно, что он улыбнулся. – Ни алмазов, ни золота. Разве что золотая рыбка в аквариуме. Но она желания посторонних лиц не исполняет…
   Тут в комнату вошла мама со стаканами чая в руках.
   – Что это вы разлеглись на полу? – удивилась она. – Устали? – Из-за ее спины с интересом смотрела на нас Маринка, держа в руках вазочку с печенками. – И что это у вас бубнит?
   Я успел незаметно прижать ладонь к дырке, а Лешка сказал жалобно:
   – Мы упали, мам. Спотыкнулись и упали. Прямо на пол. Еще вчера.
   – «Спотыкнулись»… Встать можете? Нет? Ну тогда ползите на кухню чай пить.
   – Можно я тоже с ними? – спросила Маринка.
   – Чай пить? Конечно!
   – Нет, поползу с ними. Я еще ни разу на кухню не ползала.
   – Подумаешь! – сказала мама. – Я тоже.
   И мама вышла из комнаты.
   А Маринка плюхнулась рядом с нами на пол и сразу врубилась:
   – Подслушиваете? Я – с вами.
   Алешка тут же согласился – сразу понял, что в этом деле от Маринки может быть польза.
   Я выдернул мячик. Кое-что мы, конечно, пропустили, но главное услышали.
   – Виталий Андреич, припомните всех ваших знакомых, которые бывали в вашем доме. И составьте мне список.
   Маринкин папа стал перечислять дядек и теток, а папа начал уточнять: а это кто, а он где, а она откуда? Потом сказал:
   – Ну вот и хорошо. Пейте чай. Вы не будете возражать, если мы возле вашей двери поставим скрытую камеру?
   – Напротив! Нам будет так спокойнее.
   – И нам тоже, – сказал папа.
   Тут они начали пить чай и разговаривать о далекой Сибири.
   Мы «выключили прослушку».
   – Ты чего задумалась? – вдруг спросил Алешка Маринку.
   – Папа одного дядьку забыл назвать. Дядю Сему. Он наш сосед сверху был. И ко мне на день рождения приходил. Это он мне Снежную королеву подарил. Ну что, поползли чай пить?
   – Мы только к обеду ползаем, – сказал Алешка. – И после обеда. А на чай пешком ходим.
 
   А время шло, и Новый год приближался. Мне кажется, что ожидание праздника всегда вкуснее, чем сам праздник. И когда впереди что-то хорошее, то это гораздо лучше, чем когда что-то хорошее уже позади.
   В общем, все шло нормально – как обычно. Я старался исправить «трояки», маму вызвали в школу, к директору. Алешка чего-то немного натворил.
   Директор у нас новый. Из больших начальников. Его выгнали из Министерства образования на исправление в нашу школу. Прежний директор у нас был очень хороший. Он был очень строгий и крутой, но никто его не боялся. Он ушел на пенсию. А новый директор на пенсию уйдет, к сожалению, когда мы школу десять раз закончим.
   – Ваш сын Алексей, – сказал он маме, – совершил отвратительный поступок.
   Мама уже кое-что знала и поэтому ответила спокойно:
   – По-моему, отвратительный поступок совершил чей-то другой сын.
   …В день «отвратительного» поступка Алешка пришел из школы с легким фингалом под глазом.
   – Опять? – спросила мама. – Диакеза?
   Диакеза… На очередной репетиции Бонифаций ввел в спектакль роль новогодней Елки специально для Серегиной. Чтоб ей не было обидно из-за того, что из нее не получилась Снежная королева. Роль очень хорошая – без слов, но с подарками для всех артистов.
   – Здорово! – сказал Диакеза. – Хорошо, что без слов. Все равно ее никто не понял бы, фепелявую ворлону.
   Маринка заплакала, Алешка дал Диакезе в лоб. Директор вызвал маму.
   Мама поняла, что разговаривать с ним было бесполезно.
   – Я настаиваю, чтобы вы дали правильную оценку поступку вашего сына и строго наказали его.
   – Я уже дала оценку, – ответила мама.
   – Что ж, я рад…
   – И похвалила его.
   – Вы отдаете отчет своим словам? – вспыхнул и взорвался директор. – Я поставлю вопрос об исключении вашего сына из школы. Вы знаете, кого он побил? Это сын нашего спонсора!
   – Плохо наше дело, – притворно вздохнула мама. И дальше стала говорить еще жалобнее: – Где уж Алешке с ним равняться. У него-то отец простой чиновник. Всего-то полковник полиции. Начальник отдела Интерпола. Правда, сам президент дважды вручал ему ордена и приглашал на дачу, но какое это теперь имеет значение? Где уж нам… До свидания. Я сегодня же напишу заявление с просьбой отчислить моего сына Алексея из вашей школы. Придется ему в Англии учиться.
   Директор побледнел и открыл рот. Мама встала и грустно вышла из кабинета. А Бонифаций сказал директору из своего угла:
   – Так вы скоро останетесь без учеников. – Помолчал. – И без учителей.
   – Я извинюсь! – вскочил директор. – Я ее догоню!
   – Вы лучше телеграмму дайте.
   Бонифаций, он очень смелый. И сердитый. Он даже нам всем раздает, если надо, подзатыльники. Но пусть только попробует тронуть нас кто-нибудь посторонний. Он тут же становится грозным львом. Недаром его Бонифацием прозвали. Ну, еще и из-за прически. Такая вся в мягких кудряшках, будто над копной сена ураган промчался.
   В общем, глупая, но поучительная история. Которая в тот же день получила продолжение. Еще более глупое и поучительное.
   Вечером Алешка и дядя Федор занимались с его машиной. И тут кто-то подошел сзади и схватил Алешку за ухо. Это был (или была?) Скарлатина.
   – Если ты, щенок, – прошипел он (или она?), – еще раз подойдешь к Шурику, я оторву тебе оба уха. Врубился?
   – Не надо, – спокойно сказал дядя Федор. – Что с мальцом воевать? Он еще молодой, ухи быстро отрастут. Вы лучше его бате уши оторвите. Вон, как раз он подъехал.
   У нашего подъезда остановился папин навороченный служебный джип. Из него вышли папа и еще один офицер, оба в камуфляжной форме. Папа что-то сказал своему сотруднику, и тот отдал честь и уехал.
   – А где он? – вдруг спросил дядя Федор. – Куда Скарлатина делся? – И даже заглянул под машину.
   Алешка посмотрел по сторонам, потом на асфальт:
   – Даже лужи от него не осталось.
   Эх, если бы у всех нормальных детей были бы в папах полковники полиции!
   Но это еще не все. Мы уже собирались пить чай, как кто-то позвонил в дверь. Алешка открыл. Это приперся Диакеза.
   – Я это… Как его… Извиняюсь.
   – «Извиняюсь», так не говорят, – поправила его мама. Она на всякий случай возникла в прихожей. – Самому себя извинить нельзя, тебя должны извинить другие. Те, кого ты обидел.
   – И вообще, – сказал Алешка. – Ты не по адресу. Иди к Серегиным. – И захлопнул дверь.
   С этого дня очень многое изменилось.
   Диакеза почему-то стал подлизываться к Маринке. Даже пригласил ее в гости.
   – Я к чужим людям, – сухо ответила она, – в гости не хожу.
   – Да, – обидчиво проныл Диакеза, – к Оболенским-то ходишь.
   – Мы ей не чужие, – сказал Алешка.
   Но Диакеза не отставал. Он тоже начал таскать из буфета булочки и сникерсы и ухаживать ими за Маринкой. Маринка посоветовалась с Алешкой и сказала Диакезе:
   – Ладно, я тебя прощаю. Хочешь со мной дружить – таскай сосиски.
   А дядя Федор уже начал ворчать:
   – Я энти сосиски уже в морозилку кладу. Мы с ними не справляемся.
   А еще через некоторое время Диакеза стал напрашиваться в гости к Серегиным.
   – Я очень геологию полюбил, – ляпнул он. – Всякие ископаемые. И месторождения.
   – Любил бы он их где-нибудь в другом месте, – пожаловался мне Алешка. – Что-то тут, Дим, очень подозрительное.
 
   Да, я вспомнил. Этого квартирного жулика Шмагина все-таки поймали. Но толку от него не добились.
   Сначала он отвирался, что в квартире Серегиных вообще не был.
   Ему предъявили доказательства: на его отмычках экспертами была обнаружена смазка от замка Серегиных. Провели опознание по голосу. Собрали несколько человек, и они все орали: «Молчи, а то укушу!» Маринка безошибочно указала на голос Шмагина.
   – Ну, был я на этой фатере, был. Но, однако, ничего в ей не брал. Нечего в ей брать. Пустая фатера. Одне книжки да фотки на голых стенах.
   – А зачем же проник в нее?
   – По ошибке, гражданин следователь. Ошибился адресом. Фатера та, а нумер дома совсем другой.
   – Так, Шмагин, хватит дурачком прикидываться. «Фатера», «нумер», «ошибился»! А сам на компьютере отмычки подбираешь, замки сканируешь, прослушки ставишь. Ведь ты в своем деле профессор, а под дворника косишь.
   – Ваша правда. Я ведь артист. Вор должен быть артистом. Иначе это не вор, а шмакодявка.
   – Кто тебя навел на эту квартиру?
   – Сам на нее вышел. Понаблюдал, информацию собрал. Сделал расклад: жильцы недавно въехали, значит, вещи еще не все разобрали. Зашел, пару чемоданов взял, пару коробок под мышки, компьютер в зубы – и пошел. Другое дело геологи. Где геологи, там золотишко. Они ведь как? Они ведь так: нашли месторождение, чайную ложку – государству, чайную чашку в свой карман.
   – По себе-то не надо судить, Шмагин.
   – А я не только по себе. Вот вы, законники…
   – Тут ты угадал. Я одного задержал – в СИЗО его упрятал, а второго – себе на дачу, огород копать. Ну хватит, будешь говорить? Или на дачу поедем?
   – А я все сказал.
   – Куклу зачем унес?
   – Да со зла. Столько возился, а взять нечего. Хотел еще окна побить, да постеснялся, зима ведь.
   И больше от него ничего не добились.
   Это нам все папа рассказал. Он, когда можно, иногда нам про свои дела рассказывает. Но, я думаю, не для нашего интереса, а для своего. Он все эти штуки вслух проговаривает в домашней обстановке, в окружении благодарных слушателей, и у него решение появляется. Особенно когда Алешка ему подсказывает.
   – Тут странная вещь получается, – папа задумчиво помешивал чай в стакане, забыв положить сахар. – Мы решили выпустить его под подписку. – Алешка заботливо положил ему сахар в стакан. – Преступление, по сути, не серьезное. Попытка кражи. Да и то – недоказанная. Установили бы за ним наблюдение и вышли бы на заказчика. – Папа все крутил ложечкой в стакане. Я тоже ему сахара добавил. – А Шмагин вдруг уперся: не пойду на волю, и все! Должен, говорит, получить наказание как честный человек.
   – Пап, – сказал Алешка и еще подсыпал сахара, – этот честный человек боится из тюрьмы выйти. Ему на свободе ухи оторвут.
   – Я тоже так думаю, – вздохнул папа и наконец положил в свой стакан сахар. – Люблю послаще, – сказал он. Отхлебнул и вытаращил глаза: – А это что?
   Когда мы ложились спать, Алешка мне шепнул:
   – А знаешь, Дим, почему этот Шмага боится своих наводчиков? У Серегиных он искал что-то очень-очень дорогое. И они могут подумать, что он нашел это дорогое, а от них спрятал. Для себя лично.
   – Понятно, – вздохнул я. Мне и без этого «дорогого-дорогого» проблем хватало.

Глава IV
«Сим-Сим, открой дверь!»

   А время шло. Новый год приближался. Все как-то менялось в его преддверии. Не менялись только «трояки» и проблемы. Они мешали друг другу. Помимо оценок, мне нужно было справиться с еще одной задачей. Которую задал мне неутомимый Бонифаций. Он у нас еще и литературным кружком руководит. И мы в этом кружке сочиняем кто чего хочет. У нас есть поэты, барды, драматурги, прозаики. Мы собираемся раз в неделю, читаем вслух свои произведения, а потом беспощадно критикуем друг друга. Бонифацию это страшно нравится, он говорит, что такое общение будит в нас творческие идеи и помогает формировать наши этические и эстетические вкусы. Чтобы мы не писали в сочинениях, например, такого: «Плюшкин навалил у себя в углу целую кучу и каждый день туда доваливал».
   И вот недавно Бонифаций узнал, что в Москве перед Новым годом проводится конкурс юных литераторов. И навалил на меня задание – написать небольшой рассказ с новогодними приключениями.
   – У тебя прекрасный стиль, Дима. Хорошее чувство слова. Образный язык. Действуй! «Пятерку» за полугодие по своему предмету я тебе гарантирую.
   Вот и приходится мне выкручиваться между рассказом и «трояками» по математике, информатике и биологии. Ну, с «трояками», может, еще как-никак выкручусь, а вот рассказ… Да еще с новогодними приключениями! И где их взять?
   И тут в один прекрасный день меня осенило и озарило. А чем не новогодняя история, которая приключилась с Маринкой и которая, похоже, только что началась? Нужно только повнимательнее следить за ее развитием. Классно, клево, кучеряво!
   В тот же прекрасный день, точнее в прекрасный снегопадный вечер, к нам пришла Маринка. Вся из себя Снегурочка. Алешка схватил веник и стал ее отряхивать от снега. Ничего особенного не получилось. Снега на ней осталось много, а воды на полу получилось еще больше. Пришла на помощь мама с платяной щеткой.