Гусев Валерий. Коллекция в бегах

   Мама время от времени говорит:
   – Нужно набраться мужества и весь этот хлам отправить на помойку.
   Папа говорит:
   – Как только мы выбросим какую-нибудь вещь, так она тут же нам понадобится. И ребята побегут за ней на помойку.
   – Точно! – сказал Алешка. – И принесут оттуда еще что-нибудь полезное.
   Мама испугалась:
   – Тогда не надо. Пусть весь этот хлам еще полежит. Он все-таки не с помойки.
   Но скоро весь этот хлам вдруг очень пригодился. Прошлым летом в музее старинного города Липовска Алешка углядел интересный рисунок в древней летописи. Это были чертежи самодельных крыльев из лебединых перьев, на которых тыщу лет назад летал какой-то отважный умелец, «неслух Пров по прозванию Щетинин». И Алешке тоже очень захотелось полетать. На таких лебединых крыльях. «Выше дерева стоячего, ниже облака ходячего»^[1].
   Очень скоро, однако, он разобрался, что на таких крыльях не больно-то полетаешь. Законы аэродинамики не дадут. По этим законам, чтобы взлететь на этих крыльях, нужно делать ими не меньше пятнадцати взмахов в секунду. А это совершенно нереально. Даже для Алешки.
   Но он отступать не привык. (Я, кстати, таким же был в его десятилетнем возрасте, пока не поумнел.) «Тогда самолет сделаю! – уверенно заявил он. – Одноместный. И полетаю над всякими окрестностями. На Север и на Юг. – И почему-то добавил: – Поперек экватора».
   Поэтому, когда мы приехали на свою дачу, на которой почти ничего нет, Алешка тут же забрался на чердак, где почти все есть. И быстренько заставил меня весь этот хлам спустить на улицу.
   Мама сначала обрадовалась, подумала, что мы решили снести его на помойку. А когда узнала, что Алешка собирается строить самолет, пришла в ужас.
   – Ни за что! – сказала мама. – Ты улетишь, а я тут останусь волноваться.
   – Я недалеко, – успокоил ее Алешка. – Только до экватора.
   Он почему-то думал, что экватор находится где-то рядом, в соседней деревушке под горой.
   – Ну ладно, – улыбнулась мама. – Только до экватора и сразу – домой.
   Я помню, когда Алешка был еще меньше, он вдруг решил склеить из бумаги игрушечный состав: электровоз, вагоны, платформы. Тут же схватил ножницы и пошел кромсать бумагу. Я сказал ему:
   – Ты сначала чертеж нарисуй, а то у тебя ничего не сойдется, когда будешь клеить.
   – Сойдется, – отмахнулся он. – Не мешай.
   И все сошлось. Точно и красиво. Вот и сейчас – мы с мамой все еще возились с уборкой в нашем вагончике, мыли полы и окна, вытирали везде скопившуюся за зиму пыль, выгоняли комаров из холодильника и сгоняли кошку с кресла, а во дворе, под березой, возле говорящего дивана, уже «нарисовался» почти готовый самолет. Это было что-то! Алешка собрал папину байдарку, поставил ее на колеса от детской коляски. Кормовой руль байдарки он задрал кверху, и получился руль самолета. Внутрь Алешка засунул папин складной брезентовый стульчик для рыбалки. А крылья сделал из… четырех маминых зонтов – по два с каждого борта.
   – Ни фига! – ахнула мама, увидев это чудище. – Турундыка какая-то!
   – «Лебедь», – обиженно уточнил Алешка.
   Мама еще раз внимательно осмотрела сооружение, покачала головой:
   – Нет, Леша, все-таки турундыка.
   Тогда Алешка выпросил у нее губную помаду и написал на борту, чтобы ни у кого не было сомнений, название самолета: «Лебить». Ну, «Лебить» так «Лебить».
   – Почти все готово, – сказал Алешка. – Осталось только мотор сделать и винт.
   Это самое сложное. Но не для Алешки. Он снова шмыгнул на чердак и разыскал там неисправный вентилятор. Вот и винт! Пластмассовый, трехлопастной.
   С мотором тоже все решилось просто. Алешка облазил все углы и собрал в одну кучу все резинки – для трусов, старые камеры от велосипедов, старые папины подтяжки. Попыхтел, нарезал, сплел и получил великолепный резиномотор.
   Мама уже начала всерьез волноваться. На следующее утро она сказала, что ей всю ночь снился грозный экватор. Над которым кружила турундыка в виде белокрылого лебедя.
   – Ты не бойся, – сказал ей Алешка. – Если мотор откажет на высоте две тыщи метров, то я спущусь на парашюте. – И он достал из лодки большой папин зонт. – Хочешь попробовать? – спросил он маму. – Прыгни с крыши. Знаешь, как здорово!
   Мама прыгать с крыши почему-то не стала, а позвонила папе на работу:
   – Отец, ты бы приехал… Как что? Лешка самолет построил! Завтра улетает, под зонтиком… На экватор.
   – Не долетит, – ответил папа. – Проголодается и вернется.
   – Он кастрюльку супа с собой берет, – упавшим голосом сообщила мама.
   – А суп какой? – спросил папа.
   – Картофельный. С говяжьей тушенкой.
   – А мне? – возмутился папа. – Я приеду после работы, уставший и голодный, а мой любимый горячий супчик гуляет где-то по экватору, да? Я так не играю, дай Алешке трубку. Алексей! Слушай мою команду: полет на экватор отменяется! До особого распоряжения. Как понял?
   – Так и понял, – вздохнул Алешка.
   С папой он редко спорил. Потому что чаще всего это бесполезно. У папы жизненный опыт больше. Хоть он и не сидел на горшке в хорошей детсадовской компании. Но, может, он потому и не научился верить в полеты на всяких турундыках. По экватору…

Глава III
Первый полет

   Алешка забрался в свой самолет и грустно просидел в нем до обеда. Ну, может, и не грустно. Может, задумчиво. Может, он думал о том, кто же у бедной потерпевшей «Корягиной» украл драгоценные картины ее батюшки Карякина. И о том, как разыскать эти картины, вернуть их потерпевшей, настучать жуликам по тыкве и сдать их в милицию. Может быть. Очень может быть…
   – Кушать подано! – крикнула мама в окошко. – Мойте руки!
   – Опять?! – возмутился Алешка. – Всю жизнь руки моем! – И тут же: – Мам, а что у нас на обед?
   – На выбор, – похвалилась мама. – Я вам запас на три дня сделала: сварила и суп, и щи. Ты что будешь?
   – Щи!
   – Почему? – спросил я.
   – Проголодался, – объяснил Алешка, – суп-то один, а щей много.
   Странная какая-то логика. Ну да ладно. Главное, он свой полет на турундыке по имени «Лебить» отложил до папиного приезда. Так-то оно спокойнее. А то ищи его потом по всему экватору.
   Странное дело – когда Алешка затевает что-нибудь совершенно немыслимое, все почему-то верят, что это немыслимое у него получится. И, как правило, оно получается. То ли он счастливчик такой, то ли шибко умный, то ли здорово упрямый. Скорее всего, и то, и другое, и третье.
   Тогда я, правда, не думал: полетит его самолет или нет. Но не это главное. Главное в том, что из-за этого самолета мы не пролетели мимо такой истории, которую даже вспоминать не очень хочется. Вроде подковы без гвоздя.
 
   Папа приехал вечером, после работы, усталый и голодный.
   – Что будешь? – спросила его мама. – Суп или щи?
   – Щи! – вдруг изменил папа своему любимому картофельному супу с тушенкой. И объяснил точно как Алешка: – Суп-то в единственном числе, а щи во множественном. Да и Алешке супчику в полет надо оставить.
   После ужина папа еще «отзвонился» на работу, узнал, что там новенького и как идут старенькие дела. Такая уж у него милицейская работа – и днем и ночью. И дома, и на даче.
   И вот после звонков произошли полетные испытания лебединой турундыки.
   Алешка уселся на место пилота, и мы с папой выкатили самолет за калитку, на асфальтированную дорожку. Турундыка катилась довольно легко. Вполне возможно, что и взлетит.
   – Дим! – скомандовал Алешка. – Будешь мотор заводить!
   Я послушно начал вертеть пластмассовый пропеллер от вентилятора. Резиновый жгут стал закручиваться. С каждым оборотом все туже и туже.
   – Ты там осторожней, Дим, – посоветовал Алешка из кабины. – Покрепче его держи. А то сорвется и в лоб тебе закатит. Мама расстроится: тебя – к врачу, меня – в угол.
   Заботливый такой!
   А винт крутился все труднее и труднее.
   – Хорош! – сказал Алешка. – Фиксирую!
   Тут из носа байдарки выдвинулась ручка от лопаты и заклинила винт.
   – Все разбежались! – скомандовал летчик-испытатель. – От винта!
   – Стой! – закричала мама. – А суп? Забыл? – Она в самом деле стояла у калитки с кастрюлькой супа. – Проголодаешься до экватора.
   Хорошая у нас семейка. Все умеют дурака повалять.
   – Поехали! – Алешка дернул на себя фиксатор.
   Пропеллер взвизгнул, завертелся как ненормальный и… турундыка тронулась с места, легко побежала – все быстрее и быстрее – по дорожке. Только почему-то задним ходом.
   – Дурак! – завопил Алешка. – Ты винт не в ту сторону закрутил!
   Турундыка пробежала его немножко, беспомощно хлопая зонтичными крыльями, едва не зацепила какого-то дядьку в полосатой майке и устало остановилась.
   – Славно, – сказал дядька. – Покатаешь меня?
   Алешка, сидя в «кабине», поднял голову и внимательно осмотрел «пассажира» с головы до ног, покачал головой:
   – Я на ваш вес машину не рассчитывал.
   – Я похудею, – пообещал дядька. – До скольких надо худеть? До какого размера?
   – До моего, – безмятежно сообщил Алешка.
   Тут подошли мама с папой. Папа тем временем отобрал у мамы кастрюлю и прямо из нее хлебал свой любимый суп. Щей ему не хватило. Во множественном числе.
   – Славные у вас пацаны, – улыбнулся дядька. – Чуть не задавили меня.
   – Им повезло, – кивнул папа.
   – Почему это им? – не понял дядька. – Это мне повезло.
   – Им повезло, – объяснил папа. – Если бы они вас задавили, я бы их жестоко наказал.
   – Ну что уж так сразу… – Дядька стал заступаться за нас. – И уж сразу – жестоко… А как, например?
   – Младшего засадил бы за таблицу умножения, старшего – за таблицу Менделеева. Или наоборот.
   – Наоборот, – подсказал Алешка. – Менделеева – за таблицу умножения.
   – Веселая семейка, – рассмеялся дядька. – Славная. Иван Иваныч, – назвался он, приподняв над головой полосатую бейсболку. – В некотором роде ваш сосед. Вон мой домик. Правда, славный? Своими руками построил.
   Мама с папой тоже назвались, посмотрели на домик, и мама спросила:
   – Хотите супу?
   Дядька неожиданно согласился.
   – А его уже нет, – сказал папа и побренчал ложкой в пустой кастрюле. «Запас на три дня». – Но щи еще остались. Они во множественном числе.
   – Они мне остались, – веско подчеркнул Алешка. – В очень множественном числе. У меня после долгих полетов всегда голод появляется. Поехали снова.
   Он уселся в кабину:
   – Заводи, Дим. В нужную сторону.
   Я снова закрутил пропеллер. Уже в нужную сторону.
   – Пошел! – скомандовал Алешка.
   На этот раз турундыка поехала вперед – вот-вот взлетит! – и плавно остановилась точно возле нашей калитки. Не взлетела…
   – Мотор слабоват, – вздохнул Алешка, покидая кресло пилота. – Ну ничего: или мотор посильнее сделаю, или зимой вместо колес Димкины лыжи присобачу. И будут у меня аэросани. Буду гонять по снежным просторам. Пока не догоню экватор.
   Какое-то у него странное представление об экваторе.
   – А я буду худеть до зимы, – пообещал полосатый Иван Иваныч. – Я тоже люблю догонять экватор.
 
   Мы закатили турундыку во двор. Алешка бережно накрыл ее старой пленкой, и мы пошли пить чай. Мама нашего нового знакомого Ивана Ивановича тоже пригласила. Мама у нас очень вежливая и хорошо воспитанная. Только вечно ломает зонтики, теряет перчатки и забывает в магазине взять сдачу и забрать продукты.
   Этот Ван Ваныч тоже очень вежливый оказался: на мамино предложение не стал отнекиваться, а сразу же согласился. И за столом вел себя очень прилично, весело и легко. Будто сто раз уже у нас чай пил. В нашем сарайчике в виде вагончика.
   – Славно у вас. Но тесновато, – сказал он после третьей кружки чая, оглядывая наши хоромы. – Вам строиться надо.
   – Капитал не дозволяет, – усмехнулся папа.
   – То денег нет, то времени, – добавила мама.
   – Когда есть деньги, то нет времени, – вставил и Алешка свое слово. – А как время появляется, то деньги кончаются.
   Ван Ваныч рассмеялся так, что у папы зазвенела и запрыгала ложечка в стакане.
   – Да, – Ван Ваныч вытер веселые слезы, – материал нынче дорог. Но я бы вам помог.
   – Нам нельзя помогать, – серьезно предупредил Алешка. – Мы с папой большие начальники. Еще скажут, что мы взятки берем.
   Опять хохот до потолка. Опять полная чашка веселых слез.
   – Взяток я не даю, у меня на взятки денег нет. Но с материалами помочь славным людям всегда готов. – И он стал рисовать цветные картинки.
   Оказалось, Ван Ваныч руководит каким-то строительством. И материала всякого у него выше крыши. Он приобретает его со скидкой. И у него часто бывают остатки. Которые он может продать нам с еще одной скидкой.
   – Вы, Сергей Алексаныч, прикиньте, в чем у вас нужда, составьте списочек. Я все подсчитаю – останетесь довольны. И давайте запросто – по-соседски. Тем более что у вас такие ребятишки славные и жена очень обаятельная и гостеприимная.
   Мама от этих слов прямо расцвела. Можно подумать, она сама об этом не знала – какая она добрая, вежливая и гостеприимная. И обаятельная.
   – Я подумаю, – сказал папа.
   – Подумайте. А я вам пару хороших мастеров пришлю. Есть у меня на стройке две хохлушки. Берут за работу они недорого, а работают очень хорошо.
   – Я подумаю, – повторил папа. Он что-то не очень спешил прыгать от радости.
   А мама спешила. Быстренько размечталась.
   – Построим дом, – прошептала она, сжав перед собой ладошки. – Двухэтажный…
   – Ага, – произнес Алешка. – Будешь со второго этажа с зонтиком прыгать.
   – Не дождешься, – поспешно сказала мама. – Я буду на балконе второго этажа сидеть с букетом цветов и чашкой кофе и любоваться прекрасными далями… Луна всходит, соловьи поют…
   – Лягушки квакают, – преподнес Алешка.
   – На втором этаже, – неуверенно возразила мама, – лягушки не водятся.
   – Разведем, – пообещал Алешка. – Сколько хочешь.
   – Нисколько. Не надейся.
   – Лягушки полезные, мам. Они с комарами борются.
   После лягушек мама больше всего комаров не любит. А Лешка любит их всех, комаров даже бить жалеет.
   – Они же не виноваты, – объясняет он, – что у них такая пища.
   – Людоед тоже не виноват, – отвечает мама, – что у него такая пища.
   Ван Ваныч с удовольствием слушал эти разговоры. Как мы потом узнали, он был одинокий человек, бессемейный. Вроде нашего Павлика. У него тоже не было не только жены, но и детей. И когда он к нам приходил, он чувствовал себя среди близких людей, в кругу семьи. Это он всегда так говорил, когда садился за стол пить чай.
   Ну и пусть пьет, нам воды не жалко.
   В этот день он, прощаясь, еще и пообещал Алешке здоровенный кусок пленки для крыльев.
   – У нас там этой пленки, – хвалился Ван Ваныч, – как…
   – Как гуталина у Матроскина, – закончил за него Алешка. – А тонкие рейки у вас есть?
   – Завались.
   – Класс. Я из реек сделаю каркас и обтяну его пленкой. А резина у вас есть?
   – Алексей! – строго осадил его папа. – Не зарывайся… Большой начальник.
   Ван Ваныч незаметно подмигнул Алешке и шепнул:
   – Поищем.
   В общем, у нас появился хороший сосед и добрый приятель. Ну самолет тоже. Лебедь в виде турундыки.
   Далеко ли мы на этом самолете залетим. В орлиное гнездо. Нет, не в орлиное. Скорее – в гадючье.
   Но мы об этом, конечно, еще не знали…
 
   А жизнь в начале лета стала налаживаться, пошла дачным чередом. Наш участок зеленел под солнцем, а наш фургончик становился все уютнее. Мама повесила на окошко новые занавески, а на подоконник все время ставила в стеклянной банке полевые цветы. Благо, ходить за ними недалеко – «поле» прямо под окном.
   Окружающая флора радовала нас своими травками и березками, а окружающая фауна стремилась завоевать свое место в фургончике. Про кошку я уже не говорю, она себя чувствовала в доме хозяйкой, разогнала всех мышей и, если не вылизывалась, то все время спала в кресле. Пока кто-нибудь на нее не сядет.
   Про комаров я тоже не говорю, а вот возле слухового окошка, прямо под карнизом, обнаружилось красивое осиное гнездо. Это чудо природы! Такой шар, размером примерно с футбольный мяч, сделанный словно из тонкой серой бумаги. Очень красиво сделанный, переплетенный весь такой, шуршащий на вид. Ни один человек так не сможет.
   И ближе к вечеру в этом шаре стоит ровный мощный гул – все осы после своих дневных трудов собираются в кучку для ночного отдыха.
   Маме мы про ос не стали рассказывать – у нее и так проблем хватает с комарами и лягушками. А сами таким осиновым (как сказал Алешка) соседством не очень обеспокоились. Главное – не мешать им заниматься своими делами. Тогда и они не будут мешать нам заниматься нашими делами.
   А вот в мамином кухонном уголке, под самым потолком, завелся громадный паук. Маму он бросал в дрожь.
   – Убей его! – сказала она Алешке. – Или выкинь на улицу! Прямо сейчас.
   – Он полезный, – заступился Алешка за паука. – Он ловит и ест мух.
   – Я лучше сама их буду ловить!
   – И есть тоже? – ужаснулся Алешка с хитрой улыбкой.
   – Или я, – решительно сказала мама, – или паук!
   Алешка выбрал маму. Но и паука ему было жалко.
   – Ладно, – сказал он нехотя, – я убью его мирным путем.
   – Это как? – удивилась мама.
   Алешка тяжело вздохнул.
   – Я посажу его перед зеркалом.
   – И что?
   – А то! Он ведь сам себя никогда не видел. А тут вдруг увидит.
   – Ну и что?
   – Ну и сам по себе помрет. Либо от страха, либо от стыда.
   Мама ничего не ответила, взяла веник и смела паука вместе с его паутиной, набитой высохшими мухами, в помойное ведро.
   Паук-то ладно, а вот с осами так не обойдешься. Еще и поэтому мы маме про них не стали рассказывать. А если она, прислушиваясь, спрашивала: «Что это там наверху гудит?» Мы отвечали: «Ветер!»
   В общем и целом жизнь налаживалась. Алешка – он не привык даром терять время – в первые же дни восстановил прошлогодние дружеские связи с соседями, шастая к ним в гости и всегда с выгодой для себя. Таскал на участок железяки, гвозди, резинки, конфеты, сникерсы-марсы.
   Но на достигнутом не останавливался – заводил новых друзей. Хороших и полезных. И все чаще пропадал у одного мастерового дядьки. Он был кузнецом. Его кузница стояла на самой окраине деревеньки со смешным названием Пеньки. Из кузницы валил через трубу черный дым и слышался веселый металлический перезвон. Со слов Лешки я понял, что этот кузнец – мастер на все руки, и от него в деревне всем большая польза. Он мог починить трактор, наладить швейную машинку, выковать красивую рамочку для семейной фотографии. И выращивал красивые цветы. Прямо перед кузней, в полусадике, как говорил Алешка.
   Вообще, наш Алешка очень восприимчивый. Когда он знакомится с хорошим человеком, то как-то невольно перенимает на время его речь, манеры, привычки. И я стал замечать, что дружба с деревенским кузнецом наложила на него отпечаток. Во-первых, он приходил из кузни чумазый как чертенок, а во-вторых, впаривал в свой разговор новые словечки.
   Этот кузнец, наверное, был простой человек, и речь у него была простая, не очень грамотная. Алешке это нравилось. Вот и пошли в его лексиконе – «кажный», «отцеда и доцеда», «пользительный».
   Это меня не беспокоило – пройдет, как и многие его увлечения. Но вот то, что он мне сообщил трагическим шепотом, сильно меня встревожило.
   – Он, Дим, знаешь, кто? Он тюремщик!
   – Это как? – удивился я.
   – Ну, он в тюрьме один раз сидел! Но он очень хороший человек, для всех пользительный.
   Этого еще не хватало! Пользительный преступник. В друзьях у Алешки.
   – Дим, ты не бойся, он давно в тюремщиках побывал. Он теперь честный человек.
   – А за что его посадили, честного человека?
   – А я знаю?
   Меня, конечно, эта дружба встревожила, и я решил как-нибудь пойти вместе с Алешкой в кузню. Посмотрю, думаю, а потом папе или Павлику все расскажу. Пусть у них об этом голова болит. Но Алешка так бурно запротестовал, что я не решился.
   – Ты что, Дим! – с круглыми глазами воскликнул он. – Ты мне все испортишь! У меня все стало налаживаться.
   Понятно. Какой-то свой расчетливый интерес. Небось решили вместе на экватор лететь. «Кажный раз отцеда и доцеда».
 
   Ван Ваныч сдержал свое обещание. Лешка получил рулон пленки и пучок реек. И старые подтяжки.
   – Ай да Арбуз! – сказал он в восторге, когда Ван Ваныч ушел, попив на дорожку чая.
   – При чем здесь арбуз? – удивился я. – Приснился, что ли?
   – Ван Ваныч – Арбуз. Я так его про себя называю.
   Вообще-то, Алешка всех окружающих людей оценивает с точки зрения их «собачности». По внешности или по характеру.
   – Хороший дядька. Добрый как сенбернар. А твоя одноклассница Ленка – вылитая колли, такая же лохматая до самого пола. А наш физкультурник – вылитый боксер: и нос кверху сплющенный, и уши к бокам придавлены. А у тети Зины голос как у болонки – звонкий такой, визгливый…
   Поэтому я очень удивился, что он назвал Ван Ваныча не по-собачьи, а по-огородному. Наверное, еще не определился. Хотя подметил здорово. Ван Ваныч – коротенький и сильно пузатенький. И его животик туго обтягивает майка в черно-зеленую полоску. И бейсболка на круглой голове в такую же полоску. Маленький арбуз на большом арбузе. И ходит он быстро, суетливо – будто катится по дорожке. Но, я думаю, пройдет время и Алешка найдет и для Ван Ваныча собачий аналог. Наверное, назовет его добродушным круглым и полосатым мопсом. Но я, как показало ближайшее будущее, сильно ошибся…

Глава IV
Маленькое вранье и большие странности

   А вот в ближайшем настоящем Алешка мотался по дачному поселку, собирал недостающие материалы, что-то «химичил» в кузне и со всем своим азартом мастерил ажурные крылья для самолета «Лебить».
   Ну а мы с мамой в небо не рвались – занимались земными делами, попроще и не такими творческими. Ходили в магазин, готовили завтраки, обеды и ужины, мыли посуду, обустраивались в своем вагон-сарае. И мечтали о новом доме с цветами, комарами и лягушками на втором этаже.
   Надо сказать, что Алешкино самолетостроение отчасти приблизило нас к этой мечте – мы получили второй этаж (к счастью, без лягушек). Когда мы перетаскали с чердака весь хлам на строительство самолета, оказалось, что мы с Алешкой вполне можем там устроиться.
   На чердаке было тепло и сухо, уютно гудели под карнизом наши соседки – осы. Из маленького окошка открывался прелестный вид на наш дачный поселок и деревню Пеньки. Низковато, конечно, но мы пока еще не гиганты по росту, вполне можем на четвереньках жить. Вот только мебели не хватало. Точнее, ее вообще не было. Но у нас нашлись два надувных матраса, которые мы использовали на пруду как лодки. Я забросил их наверх, надул и застелил одеялами.
   Алешка это дело одобрил, только заметил:
   – Лучше бы ты, Дим, накосил и насушил сена. Травы у нас – завались. А я очень люблю летом спать на сене. Оно так вкусно пахнет.
   Когда это он сено нюхал? И где? В столице нашей Родины? На проспекте Вернадского?
   Лешка пошастал по чердаку, посоветовал мне (вернее – приказал) «надыбать» какую-нибудь полочку.
   – Зачем? – спросил я.
   – Интересно! А куда я поставлю свои любимые книги? Тебе на нос?
   Любимые книги у него – это «Приключения Шерлока Холмса». Он их уже знает наизусть, но все время перечитывает. Как учебник.
   Вообще-то, Шерлок Холмс у нас в семье – это как бы добрый дедушка. Который сидит у камина, дымит трубкой и неторопливо вспоминает вслух свою жизнь, полную опасностей и приключений. Как у Буратино (еще один Алешкин любимый герой).
   А наш папа тоже уважает Шерлока Холмса. У папы на работе, в служебном кабинете, висит на стене его портрет. Который папе подарили в Скотланд-Ярде в память о совместном раскрытии одного международного преступления. Папа говорит, что Шерлок Холмс (а точнее, Артур Конан Дойл) внес очень большой вклад в развитие криминалистики. И что некоторые его методы раскрытия преступлений вошли в практику расследования.
   – И еще, Дим, – сказал Алешка, – раз уж ты мой старший брат, то притащи откуда-нибудь еще и тумбочку. Для моих личных вещей.