Гусев Валерий Борисович. До осенних дождей

   Андрей положил книгу на колени.
   - Что вас заинтересовало? - склонился над страницами Староверцев. Усмехнулся с легким, чуть уловимым презрением. - А... Был, был такой посетитель. Представьте, так и рекомендовался: Петр Великий - никак не меньше. Ну мнение этого ценителя не берите во внимание. Это оценщик, я бы сказал, а не ценитель!
   - А что его интересовало? Не помните?
   - Представьте - то же, что и вас. И кроме всего прочего - подземелье. А ведь производит на первый взгляд впечатление вполне солидного человека, даже неглупого.
   - Я тоже слышал о подземном ходе. Мальчишкой даже пытался отыскать его, - признался Андрей.
   - Вот, вот! История церкви богатейшая. В древности, в грозную пору, в ней прятались и оборонялись от врага и даже при необходимости уходили этим подземным ходом в леса, в непроходимые болота, где можно было временно укрыться от противника, собраться с силами...
   - Он не сохранился, не знаете? - перебил Андрей.
   - Да вряд ли. Может, лишь частично. Со стороны церкви он еще в прошлом веке был капитально заложен, да и обвалился. Его ведь не крепили. Он, видимо, образовался полуестественным, так сказать, образом, когда брали камень для построек. Его теперь и не найдешь. К тому же он дважды проходил под руслом реки, значит, наверняка уже затоплен.
   "Выходит, Евменовна не наплела: ищут..." - подумал Андрей.
   Он еще раз просмотрел опись и вернул ее Староверцеву.
   - Это ведь все очень ценные вещи, верно?
   - Бесценные, - подчеркнуто отрезал Староверцев. - Бесценные. Меня, признаться, беспокоят ваши вопросы. С ними что-то случилось? Им ничто не угрожает?
   - Нет, не случилось. Просто мне надо быть в курсе дела - церковь ведь на моем участке.
   Вернувшись в село, Андрей первым делом зашел к председателю. Иван Макарыч - видно, выдалась свободная минутка - занимался своим любимым делом: топтался перед книжными полками, переставлял на них книги, по размерам выравнивал аккуратно корешки. Книги все были по интенсификации сельского хозяйства и научно-техническому прогрессу - новенькие, чистые и незамятые - председатель их никому не давал, а самому читать все равно было некогда.
   - Ты чего? - повернулся он к участковому. - Случилось что?
   Андрей сказал, что ездил в Дубровники, что Тимофея Елкина направили на шесть месяцев в профилакторий и что к его возвращению надо сделать у него дома ремонт.
   - Это он тебе наказ такой дал? А оркестр не надо заказать к этой встрече? - серьезно спросил Иван Макарович. - Ну хлеб-соль на развилку вынесем, пионеров построим. Чего там еще? Космонавта, может, пригласить?
   - Ты, Иван Макарыч, чем шутить, зашел бы в его дом, посмотрел, как живет твой бывший специалист, - разозлился Андрей. - Давно ведь не заглядывал? Он заботу должен почувствовать, от одиночества уйти, чтобы снова не запить, человеком стать. Неужели, чтобы живую душу спасти, ты кубометр теса или ящик гвоздей пожалеешь?
   - А чего ты так за него переживаешь? Тебе-то что за печаль? Упек его - и правильно!
   - Я вину свою поправить хочу.
   - Извини - сдурел, что ли? - Иван Макарович треснул книгой по столу. - Ты года еще не работаешь, а он уже десять лет пьет. Нашел виноватого!
   - А ты сколько лет в председателях ходишь? Не у тебя ли на глазах он...
   - Можно? - В раскрытых дверях стоял партийный секретарь Виктор Алексеевич.
   - Входи, входи! - обрадовался председатель. - Ты послушай, что наш участковый придумал: Елкину дом требует отремонтировать за счет колхозных средств, пока тот в тюрьме отдыхает...
   - Не в тюрьме он, а на лечении, - перебил, поправляя, Андрей.
   - Ну да - производственные травмы залечивает! Только вот где он их получил, на каком производстве? Я года два уже его ни в поле, ни на ферме не видел!
   - А что? - сказал секретарь, трогая усы и покашливая. - Андрей правильно советует. Вернется человек к новой жизни - в новый дом. Это фактор. Ты материал отпусти, а на работу мы комсомол привлечем, верно?
   - Ну как хотите...
   - Я бы не комсомол - я бы несоюзных привлек, - тихо, как-то неуверенно сказал Андрей. - Пока их кто другой к рукам не прибрал.
   Иван Макарович плюхнулся в кресло, повертел головой возмущенно, но промолчал сдерживаясь.
   - Верно, - опять поддержал Андрея Виктор Алексеевич. - Мало мы с ними работаем. Ведь все шалости и безобразия от безделья идут. Я вот как-то в спортивно-трудовом лагере был - для "трудных", - там какой основной метод профилактики? Простой: загружают их мероприятиями до пупка, вздохнуть не дают. Так некоторые даже курить бросают без всякой агитации, забывают про это дело - некогда. Только если ты, Андрей, на Великого косишься, то это зря. Смотри, как ребята переменились, даже постриглись, спортом занимаются...
   - Форму школьную не снимают, - подхватил Иван Макарыч, - а раньше все на самое рванье мода у них была, хиппи какие-то, а не молодежь.
   - Эх, Иван Макарыч, передовой ты человек, вдаль глядишь, а что под носом - не видишь, - горько сказал Андрей. - У этих ребят из приличной одежды - только форма и была. Они ведь нарочно самую рвань носили, правильно ты заметил, - будто мода такая чудная, а на самом деле им просто похвалиться нечем. И про волосы вы не радуйтесь: сам в парикмахерской слышал, Куманьков какому-то пацану объяснял, почему стрижется, - в драке, говорит, слабых мест не должно быть, мешают. А каким спортом они занимаются? Боксом и приемами! Бандитов он из них готовит! Поняли?
   - Ну что ты кричишь? Не волнуйся. Ты уж слишком сыщиком стал - все тебе враги мерещатся, - остановил его секретарь.
   Андрей вздохнул. Что он мог сказать? Ничего. Да и сделать пока тоже.
   - Ну вот что, - председатель полистал календарь, - мы тебе советчики-то не больно сильные. Давай-ка сообща решать. Вот числа пятнадцатого правление соберем, школьный актив пригласим...
   - Комсомольский комитет, - подсказал секретарь.
   - Точно. Ты, Андрей, свои соображения подготовь, обсудим - вместе и придумаем, как нам на молодежь влиять. Верно я говорю?
   - Пораньше бы, - попросил Андрей.
   - Не выйдет пораньше. Пока!
   Когда за Андреем закрылась дверь, председатель сказал партийному секретарю:
   - Алексеич, а повезло нам с участковым! Сам пацан еще, а за все у него душа болит.
   - У него и отец такой был. Ты-то его не помнишь. Сам погибай, а товарища выручай - по такому правилу жил.
   Утром - ни свет ни заря - Андрей еще плащ не успел повесить - Галка ворвалась. Похвалилась маникюром и прической (пойми же наконец, что я уже взрослая), сообщила, что была у Великого на именинах (видишь, другие-то обращают на меня внимание), спохватилась - вспомнила, зачем пришла: мальчишки что-то нехорошее затевают, по углам шепчутся, Великому донесения носят. Молодец я?
   А было тем вечером вот как. Великий давал бал. При свечах, при полном антураже отмечал свой юбилей.
   Галка, естественно, в королевы попала. Но вела себя несерьезно, неподобающим королеве образом: фольговую корону набекрень сдвинула и на комплименты короля отвечала насмешками - это она умела. Великий снисходительно не замечал ее выходок - только прищуривался да - нет-нет дергал обещающе уголком рта.
   Колька и Васька Кролик, которые по праву чувствовали себя здесь первыми персонами, "особами, приближенными к императору", ревниво, хмуро и неодобрительно косились на Галку, морщились и перешептывались. Остальные приглашенные были только фоном, скромничали, чувствуя это; девчонки хихикали по углам, с жадным любопытством озирались, не скрывая интереса, мальчишки терялись - больно непривычно.
   Мишка пока таинственно отсутствовал, его ждали - он обещал принести гитару, но все не шел и не шел. Галка стала скучать, она жалела уже, что согласилась прийти, тем более что знала - Андрею это не понравится. Но какое-то безотчетное желание толкнуло ее - смутно почувствовала скрываемый Андреем интерес, его беспокойство, да и, что врать-то, подразнить его хотелось.
   Великий заметил Галкину хмурость и послал Ваську к Куманьковым. Тот вернулся быстро, принес гитару и, передавая ее Великому, что-то быстро шепнул ему. Великий сказал: "Хоп!" - и, красиво взяв гитару, откинулся назад и "сделал мутные глаза", как выразилась Галка.
   Сначала он спел какой-то полублатной романс, но скоро понял, что этим репертуаром никого не проймешь, и застучал по струнам на манер игры на банджо. Зазвенела какая-то веселая, просторная мелодия, будто в ней было синее небо и яркое солнце и слышался топот копыт:
   Эта песня для сердца отрада,
   Это песня лазурных долин.
   Колорадо мое, Колорадо
   И мой друг - старина карабин...
   Ребят разобрало: сразу повеселели, стали притопывать ногами, подмигивать в такт, прищелкивать пальцами - такая заводная была песня, и слова хоть и не очень понятные, но такие притягательные. Даже королева Галка стала подпрыгивать на стуле. Ну ей, известное дело, лишь бы поплясать, все равно подо что, хоть под "Колыбельную".
   ...Если враг - встретим недруга боем
   И в обиду себя не дадим.
   Мы - ковбои с тобой, мы - ковбои!
   Верный друг - старина карабин...
   - Эх, жалко Сенька не слышит! Ему бы эта песня во как подошла! Про прерии!
   - Да, - презрительно протянул Великий и резко прижал струны. - Укатал участковый друга.
   Стало тихо.
   - А что... - осторожно вставил Кролик. - Он же человека убил. Хоть и не нарочно.
   - "Нарочно - не нарочно", - передразнил с заметной злостью Великий. Знаешь ты, что такое мужская дружба? Это святой закон. Выше его ничего нет на свете: ни родства, ни любви, ни долга. Понял?
   - Понял, - проворчал Васька. - Только не совсем. - Отсел на всякий случай подальше.
   - Сейчас совсем поймешь. Вот пришел к тебе друг поздней ночью, усталый и раненый, и говорит: "Я, Васька, человека убил, меня милиция ищет". - "За что?" - спрашиваешь. "Он девушку мою оскорбил". А ты: "Правильно ты, Колька, сделал!"
   - Это почему вдруг - Колька? - запротестовал Челюкан.
   - Это к примеру, не дрожи. Как должен поступить настоящий друг? Ваши действия, братец Кролик?
   И ребята и девчонки с напряженным интересом прислушивались к разговору, как заводные переводили глаза с Великого на Ваську и обратно.
   - Ну это... Я б его убедил, что надо сознаться, чистосердечно раскаяться, что ли?
   - Васька сам бы в милицию побежал сообщить, - вставил, смеясь, кто-то из мальчишек. - Он у нас честный.
   - Так, - отчеркнул Великий. - Ваш вариант, Челюканчик?
   - Мой такой, - брякнул Колька. - Иди ты, откуда пришел, чтоб я тебя не видел больше.
   Великий дернул щекой, встал, задев Галкину коленку, прошелся по комнате.
   - Мушкетеры? Нет, братцы, еще одно такое выступление, и я вас разжалую. Сопляки! Слушай сюда: есть единственный вариант, мужской, честный. "Мой дом, Колька, теперь твоя крепость. А придут за тобой мусора, вместе будем отстреливаться". Ясно? Вот так, гвардейцы, поступают настоящие мужчины. А этот ваш Ратников сам выследил друга, сам поймал, сам за решетку привел. А все из-за чего? Добро бы - честь мундира, престиж, а то из-за девки, не поделили...
   Вот тут и влетел в горницу Мишка Куманьков: глаза блестят, дышит тяжело - бежал, видно, торопился; весь перемазанный какой-то, вроде кирпичной пылью, голова в паутине. Шепнул что-то горячо Великому. Тот повернулся к собравшимся, бесцеремонно объявил:
   - Кончен бал. Погасли свечи. Мушкетерам - остаться при дворе. Галочка, я вас провожу. Или нет - в другой раз, ладно?
   (Что на это сказала или сделала Галка - неизвестно, но представить можно. Сама бы она ушла с удовольствием, но терпеть, чтобы ее по-хамски выставляли... нет, это не для Галки. Рассказ свой Андрею она заканчивала спокойно - значит, сумела на оскорбление ответить по-королевски...)
   Великий посмотрел ей вслед, скрипнул зубами (мол, доберусь еще!).
   - Ладно, не до баб теперь... Подробности на стол, господин Атос!
   - Нашел! Из крайнего склепа идет, но вроде за реку, а в сторону церкви хода нет...
   - Вроде, вроде! Проверить не мог!
   - Батарейка совсем села, а в темноте я побоялся...
   - Побоялся! Как говорил мой друг Хемингуэй, никогда не надо бояться нестоящее это дело! Что украшает настоящего мужчину? Усы, сила, ум, деньги? Отчасти. Главное - смелость. Смелый - он и сильный, и умный, и богатый, и - с усами. А трусу - слезы и стоны и пинки под зад!
   - Я не трус!
   - Нет? - усмехнулся Великий. - Проверить?
   Мишка кивнул, сжав губы.
   Великий, все усмехаясь, достал колоду карт, умело, как фокусник, перепустил ее длинной лентой из ладони в ладонь, выбрал щелчком даму пик и отдал Кольке.
   - Ну-ка, приколи ее на дверь. Нет, нет - повыше. Вот так.
   Великий снял со стены тяжелый охотничий нож, вынул его из чехла, взял за конец лезвия - и резко взмахнул рукой. Нож глухо ударился в дверь, пробив карту в самой серединке, и задрожал, дребезжа, часто-часто мелькая рукояткой. Ребята переглянулись. Великий с усилием выдернул нож из доски.
   - Становись к двери, - скомандовал Великий.
   Мишка, еще не понимая зачем, послушно прижался спиной к двери. Нижний край карты едва ли на два пальца был выше его макушки. Великий снова взмахнул рукой - Мишка зажмурился и присел. Великий неприятно засмеялся, подбрасывая нож на ладони. Мишка выпрямился, вытаращил глаза и закусил губу. Нож снова пробил карту, но на этот раз чуть выше.
   - Молодец! - похвалил Великий и приказал: - Следующий! Экзамен на мушкетера.
   Кролик с готовностью стал к двери, но глаза все-таки закрыл. А Колька неожиданно отказался.
   - Молодец! - и его похвалил Великий. - Тоже на это смелость нужна. Дурной риск нам ни к чему. Но я бы на твоем месте все-таки прошел испытание: надо знать, на что годен. Ну все - к делу. Значит, так: завтра разведка боем, обследовать подземелье и доложить о результатах. Теперь, что там у вас с попом?
   Ребята в три голоса рассказывали историю этой уже ржавой, нудной вражды, которая тянулась только по инерции. Великий, выслушав их, возмутился:
   - И вы прощаете ему? Не ожидал! Запомните на всю жизнь: никогда не прощать обид. Одному спустишь, другие всю жизнь плевать в тебя будут. Месть, только месть! Я вам помогу. Мы устроим ему праздник!
   - Точно, - подхватил Мишка. - Нужно ему что-нибудь такое сотворить...
   - Дом мы ему поджигать не будем и окна бить - тоже. Нужно придумать что-то интересное, загадочное. Припугнуть его, чтобы хорошо запомнил мушкетеров.
   Кролик вскочил:
   - Точно! Попугать его вечером или ночью. Он идет, а тут выскочить: "Руки вверх!" - и как заорать! Он и...
   Великий посмотрел на него, прервал взглядом, усмехнулся: что с дурака взять!
   - Одна мыслишка возникает. Он все за свои церковные сокровища дрожит, ночи не спит, ахает. Вот мы ему шило и вставим: вынесем что поценнее - я вам подскажу, и спрячем на недельку - пусть побегает. А потом вы все это будто разыщете и шерифу доставите. Вам - почет и слава, попу - шило, Андрюшке - гвоздь от начальства. Каждому свое.
   - Точно! - опять врезался Кролик. - А в церкви черную маску оставим и записку: "Мстители!"
   Мишка и Колька переглянулись и ничего не сказали.
   Глава 6
   Андрей перехватил Вовку еще до школы. Они отошли в сторону от дороги, присели на краю старой канавы, свесив ноги.
   - Что, дядя Андрей, задание?
   - Задание, Владимир. Очень важное и опасное. Не побоишься?
   Вовка помотал головой, поправил сбившуюся от этого фуражку.
   - Ты про подземный ход знаешь?
   - Ага. Только не знаю, где он.
   - Искал?
   - Всем классом. А сейчас его Мишка Куманьков ищет.
   - Вот такое и будет задание: снова, Вовка, надо искать. И поскорее. Раньше, чем Мишка. Он начинается где-то на кладбище, из какого-то крайнего склепа - больше я ничего не знаю. Выручай, Вовка. Одна надежда на тебя.
   - Найду, дядя Андрей. Не сомневайся. - Вовка вскочил, сбросил ранец и, положив под куст, забросал его листвой. - Я готов.
   - Э, нет, так не пойдет. После школы, Вовка, как уроки сделаешь, понял? Или я кого-нибудь другого буду просить.
   - Ладно, - вздохнул покорно Вовка. - Не поручай больше никому. Сделаю после школы.
   Андрей помог ему надеть ранец, легонько подшлепнул, чтобы быстрее бежал, и долго смотрел вслед...
   ...Едва Андрей вошел в свой кабинет, зазвонил телефон.
   - Ратников, ты? Платонов говорит. Привет тебе. Ты про запрос свой не забыл? Или не нужно уже? Так вот, ответ я тебе официальный выслал. Похоже, твой Великий и впрямь велик в определенном смысле. По двум делам о хищении соцсобственности проходил свидетелем - зацепить его никак не удалось, умеет чужими руками управляться. Заметь особо: подозревается в спекуляции художественными ценностями и предметами старины. Платит алименты, лишался водительских прав за управление автотранспортом в состоянии алкогольного опьянения. В 1978 году посетил по турпутевке ряд капиталистических стран. Это основное, остальное прочтешь. Желаю успеха и... осторожности. Ты понял меня, Ратников?
   Теперь подозрения Андрея обрели почти реальную почву. Оставалось ждать. Терпеливо, на пределе. Сейчас Андрей ничего не мог сделать. Что ему предъявить Великому? Какие обвинения? Вовлечение несовершеннолетних в пьянство, в азартные игры? В преступную деятельность? Пока что сложно. Но это "пока что" вот-вот может кончиться.
   Андрей встал, в раздумье прошелся по комнате, остановился у окна.
   По небу быстро бежали одно за одним пока еще серые облака. В "гнилом углу" - так старики называли тот край неба, где собиравшиеся тучи грозили, как правило, недельными дождями и разливами рек - они словно натыкались на стену, расползались, пытаясь обойти ее, по сторонам, поднимались вверх сколько могли, опускались все ниже и ниже. И вся эта беспокойная масса набухала громадным мешком, который все раздувался, рос, пыхтя; белое, синее и серое смешивалось, чернело на глазах. Деревья в панике суетливо и бесполезно стали размахивать голыми ветвями, будто хотели разогнать низкие, густые тучи. И вроде бы там, где доставали, им это удавалось клубились, кипели белые барашки. А выше все уже было черно до самой середины неба...
   "Так, - подумал Андрей, - если зарядят дожди, то самое позднее через день-два ему придется удирать, иначе не проедет. Значит, ждать надо завтра в ночь. И в церковь, конечно, сам не пойдет, с ребятами он не зря возился".
   Уже под утро, еще темно было, но потихоньку светало, Андрея разбудил лихорадочный стук в окно и рыдания тети Маруси. "Началось?" - подумал он, быстро одеваясь.
   - Вовка пропал! Всю ночь прождала!
   - Иди домой. Я сейчас.
   Андрей побежал к Куманьковым, толкнул дверь сарая и взобрался по приставной, дрожащей под ногами лестнице на сеновал, где обычно до снега спал Мишка. Маруся домой не пошла - стояла в дверях сарая, хлюпала, сморкалась, но не шумела.
   Андрей растолкал Мишку - по всему было видно, что заснул он совсем недавно, - что-то коротко спросил его. Мишка испуганно ответил и остался сидеть, кутаясь в ватное одеяло. Андрей спрыгнул вниз.
   - Мужик твой дома?
   - Дома.
   - Пошли.
   Петро ждал их на крыльце, завидев, выскочил за калитку и, спотыкаясь, побежал навстречу.
   - Петро, у тебя фонарь был хороший, с аккумулятором, работает? быстро спросил Андрей. - Дай мне на пару дней.
   Маруся опять заревела в голос, решила, что Андрей собирается Вовку так долго искать.
   - Идите домой! Сейчас приведу Вовку, не бойтесь! - И побежал к церковному кладбищу, брызгая по лужам. И как ни волновался, как ни торопился - успел краем глаза заметить, что Мишка Куманьков шмыгнул в калитку Чашкиных, у которых квартировал Великий.
   Андрей интуитивно выбежал именно к нужному склепу и из-за его ржавой решетки, запертой болтом, услышал Вовкин голос:
   - Нашел, дядя Андрей! Нашел!
   Андрей, срывая ногти, отвернул гайку, выдернул болт и подхватил на руки бросившегося к нему пацана.
   - Что с тобой?
   Волосы, карманы, манжеты, все складки Вовкиной формы были забиты, облеплены куриным пухом. Его, встретив неожиданно, можно было испугаться.
   Андрей отряхнул, обдул его, поставил на ноги.
   - Я не испугался, дядя Андрей, всю ночь проспал. Знаешь, как здорово было! Меня кто-то запер и ушел. Я затаился, а никто не идет, я и заснул.
   - Ну, молодец, - улыбнулся Андрей, - а говорил - трусишка!
   - Так я ведь задание выполнял, как же я мог бояться?
   - Не замерз ночью?
   - Не, там перина есть. А ноги только что промочил - туда-то я аккуратно прошел.
   - Перину с собой, что ли, брал? - облегченно засмеялся Андрей. Предусмотрительный!
   - Не, она уже там была. Это не моя.
   - Вот что: подожди меня здесь минутку, ладно? Задвинь за мной болт, гайку наверни и спрячься. А как выйду - откроешь и сразу домой, мать с отцом с ума сходят.
   Андрей спустился в склеп, увидел сдвинутый в сторону каменный саркофаг и дыру в полу рядом с ним. Он включил фонарь и пошел. Ход был местами почти завален, кое-где приходилось пробираться чуть не ползком, огибать ветхие подпорки. Скоро стало сыро, закапало, почти по колена стояла черная холодная вода. "Речка наверху" - понял Андрей.
   Потом стало посуше, просторнее, можно было идти не сгибаясь. Андрей внимательно смотрел под ноги, осматривал своды, постукивал иногда легонько фонарем по стенам.
   Вскоре ход кончился тупиком - глухим, заваленным камнями и гнилыми досками. Слева Андрей увидел вместительную нишу и в ней - два мешка, набитых перьями и пухом. На полу было много окурков, лежал пустая бутылка.
   Он встал на камень, протянул руку вверх, пошарил там и отодвинул что-то вроде люка. Стало светло без фонаря, и прямо над головой раздался пронзительный петушиный крик. Андрей усмехнулся: "Ясно. Отсюда Дружок делал свои налеты на ферму. Молодец, ловко утроился. И ощипывал прямо здесь".
   Больше ничего интересного Андрей не нашел и вернулся к дыре. В сторону церкви ход продолжался с десяток шагов и кончался кирпичной стеной.
   Выбравшись, Андрей повел Вовку домой.
   - Тебя там не видели?
   - Кто, дядя Андрей?
   - Кто запер.
   - Не. Я затаился.
   - А кто это был, не заметил?
   - Не. Я зажмурился и рот зажал. Их трое было.
   - Ну, спасибо тебе, Вовка. Я потом расскажу, как ты мне помог, и в школу сообщу, какой ты герой вырос.
   Вечером Андрей зашел к партийному секретарю Виктору Алексеевичу, поговорил о чем-то с Богатыревым и направился к церкви.
   Силантьев только что отпер двери, но входить не торопился - стоял на паперти, дышал свежим воздухом.
   - Покажи мне свой объект, дедушка. Каморку свою тоже покажи.
   Они вошли внутрь, осмотрелись. Андрей подошел к двери в каморку, подергал наружный засов, зашел внутрь, прикрыл за собой дверь, вышел.
   - А зачем здесь засов?
   - Да кто ж его знает? Всегда был.
   - Вот что, дедушка. Ты сегодня спи покрепче, ладно? И храпи погромче. Храпи, что бы ни услышал.
   - Как же так? Ну ладно, коли надо.
   - Где тут еще дверь наружу есть, поменьше?
   - А вона - в приделе. Пойдем, покажу.
   - Оставь ее на ночь открытой, хорошо? Не забудешь?
   Силантьев покивал головой, задумался, что все это значит, но спросить не решился.
   Настала ночь. Андрей терпеливо сидел в уголочке, ждал, положив фонарь на колено, прислушиваясь к добротному, гулкому в тишине храпу Силантьева. Думал, правильно ли поступил, оставив открытой дверь - ему не хотелось, чтобы ребята попали в церковь "со взломом". Он и дежурил здесь, чтобы не допустить их до преступления.
   Они пришли ближе к утру, все трое, как потом увидел Андрей, в масках. Вошли через дверь - догадались поискать вход попроще, чем решетки пилить или замки ломать.
   Андрей подождал, пока они задвинули засов каморки, включил свой сильный фонарь и сказал спокойно:
   - Здорово, ворюги.
   Сначала они замерли. Потом Колька рванулся было назад, к выходу, но Андрей рявкнул каким-то железным голосом:
   - Стоять! Руки! Лицом к стене!
   Он нарочно так кричал, чтобы припугнуть их как следует, чтобы на всю жизнь запомнили этот окрик: "Стоять!"
   Ребята послушно стали лицами к стене. Андрей грубо обыскал их, сорвал маски, разрешил повернуться.
   - Дядя Андрей, - заныл Кролик, - ты нас не пугай. Мы...
   - Я вам не дядя Андрей, - оборвал участковый. - Я для вас участковый инспектор, задержавший вас с поличным при попытке совершить кражу.
   - Все равно ты нас не пугай, - проворчал Мишка. - Все равно нам ничего не будет. Мы просто шкоду хотели устроить Леньке. И несовершеннолетние еще.
   - Это кто же вам удружил, кто вам такое вранье подготовил? Влепят вам по три годика, вот и выйдете оттуда совершеннолетними. - Андрей светил прямо в их испуганные лица, не жалел ребят для их же пользы. - Только тебя, Челюкан, мать - по своему здоровью - навряд ли дождется, и ты, Мишка, в плавание никогда уже не пойдешь - не примут тебя с судимостью в мореходку...
   - Не грози, шериф, - перебил, отвечая за всех Колька. - Ничего нам не будет.
   - Я тебе покажу - "шериф"! Нахватался! Дурачье, вас, как деток, обвели. Вы знаете, сколько стоит то, что вы красть собрались, - для себя или для вашего друга?
   - Да ничего мы не хотели красть! Мы спрятать хотели, чтоб Ленька побегал. А потом - отдать...
   - Где он вас ждет? - нетерпеливо оборвал его Андрей.
   - Кто? Ленька?
   - Не придуривайся! Где он вас ждет, ваш великий друг? Что ж сам-то сюда не полез? Может, знал - отсюда одна дорога: сперва на скамью, а потом на нары, а? Хороший у вас друг - верный, заботливый.
   Андрей понимал, что говорит не очень убедительно, что надо бы собрать мысли и успокоиться, что криком ему многого не добиться, да времени совсем не было. Для себя он решил: все остальное потом, сейчас главное - Великого взять.