Гусев Валерий Борисович. Два дундука из сундука

   – Первый советский джип, - гордо сказал Митёк. Он выгреб из машины охапку пустых бутылок и отнес их в сарай.
   – И сколько ему стукнуло?
   – В следующем году юбилей отметим. Шестьдесят лет.
   – А он ездит? - спросила мама.
   – Под горку, - сказал Митёк. - Туда доедем: в Опенки как раз вся дорога под горку.
   – Тогда и я с вами, - решила мама. - Втроем будет легче его обратно в горку толкать.
   Мама быстренько накрасила глаза и взяла хозяйственную сумку:
   – Может, рыбки куплю к ужину.
   Они уселись в машину, Митёк отпустил ручной тормоз. Машина скрипнула и покатилась вниз. Выбросила из выхлопной трубы клуб дыма и завелась. Так они и скрылись за горизонтом; машина дымила выхлопом, Митёк - трубкой.
   Я снова взял книгу «Всегда на посту» и завалился на диван, а Лешка опять пошел на реку: дорисовать пенек, похожий на птицу. Или наоборот.
   Вот тут-то все и началось.
   Началось незаметно и буднично. Едва Алешка присел с этюдником на берегу, как увидел на песке выброшенную волной бутылку из-под шампанского. Он бы и не обратил на нее внимания, если бы она не была запечатана. Сообразил: если бутылка с вином, то она бы утонула, а если она без вина, то зачем ее снова запечатывать?
   Короче говоря, он оставил свои кисти и поднял бутылку. Странно: проволочка на пробке была закручена так, будто ее один раз уже снимали. А внутри бутылки сквозь темно-зеленое стекло что-то белело, вроде круглой палочки величиной с карандаш.
   Алешка снял проволочку с горлышка и вытащил пробку. Перевернул бутылку, потряс. На ладонь ему упал свернутый в трубочку листок бумаги. Алешка с замершим сердцем развернул его.
   «Умоляю о помощи, - было написано неверной рукой. - Меня похитили неизвестные и держат в заложниках. Я нахожусь на каком-то судне, которое куда-то плывет. Помогите!»
   Подписи под текстом записки не было, видимо, человек, ее писавший, был в отчаянии и забыл сообщить свое имя.
   Алешка подхватил бутылку вместе с запиской и помчался домой.
   – Дим! - заорал он на пороге. - Вот! - И протянул мне бутылку.
   Я взглянул.
   – Там, в сарае, еще есть, - сказал я. - Полно.
   – Записка, Дим!
   – Кто-то потерпел кораблекрушение? - лениво отозвался я, не отрываясь от книги.
   – Читай! - И он сунул мне прямо в нос листочек бумаги.
   Я прочитал и Лешкиной тревоги не разделил.
   – Кто-то дурака валяет, Лех. Может, даже с этого катера выбросили, помнишь?
   – Ты на почерк посмотри! - настаивал Алешка. - Дрожащей рукой написано.
   – Или нетрезвой, - отмахнулся я.
   – Ну и сиди здесь! - выпалил в сердцах Алешка. - Как пенек на том берегу! А я пойду в милицию.
   – Иди. - Я перевернул страницу. Скучно стало пацану, вот он и выдумывает приключения.
   Алешка тем временем оседлал Митьков велосипед и помчался в поселок, где было отделение милиции. И очень скоро вернулся, злой и решительный.
   Дежурный лейтенант внимательно изучил записку, поднял глаза на Алешку и так же внимательно изучил и его.
   – Сам писал? - сердито спросил он. - Сам и разыскивай.
   – Сам и разыщу! - сердито пообещал Алешка.
   Алешка весь пыхтел от возмущения, когда все это мне рассказывал. Но я его возмущения не разделял. Я его даже заподозрил. Как и этот дежурный лейтенант.
   Не сам ли Алешка накатал эту записку? Ведь он без приключений не может. И если их нет, то он их ищет. А если не находит? Создает.
   Ему нужны трудности. Чтобы было что преодолевать.
   Я отложил книгу, взял таинственную записку и еще раз - с уже бо?льшим вниманием - ее прочитал. Да нет, рука явно не Алешкина. Взрослая рука. И почерк совсем на Алешкин не похож. У Алешки почерк - еще тот. Ни у кого во всем мире такого нет. И никогда не будет.
   Да и написано без ошибок. А у Лешки ведь своя орфография. Он даже нашу фамилию на тетрадках подписывал всякий раз по-разному.
   Похоже, в самом деле кто-то попал в беду. Кому-то нужна помощь. Но вот - кто это? И где он? Я сначала задумался, а потом успокоился: сейчас приедет папа, мы ему все расскажем, и он сделает все, что нужно. И нам не о чем волноваться. Я так и сказал Алешке.
   Он холодно взглянул на меня и ответил маминым тоном:
   – Любишь ты ответственность на кого-нибудь перекладывать. И трудности обходить.
   Я не стал спорить и демонстративно взял книгу. И показал Алешке заголовок. «Всегда на посту». Он хмыкнул, взял у меня книгу, пролистал, нашел нужное место и упер в эту строчку палец:
   – Прочти вслух.
   Я тоже хмыкнул и прочитал:
   – «Хорошая работа милиции во многом зависит от той помощи, которую ей оказывают сознательные граждане». Это ты? Сознательный гражданин?
   Алешка не успел ответить: внизу, под горкой, послышалось чиханье ветерана автомобильных дорог. Мы выскочили на крыльцо.
   Машина с трудом взбиралась в горку, ехала все медленнее и медленнее с «каждым шагом».
   – Прыгайте! - услышали мы команду Лосева. - Сейчас покатимся. У нас и тормоза старые.
   Мама и папа выпрыгнули из машины. Вовремя - она, задыхаясь, остановилась, подумала и тихонечко покатила назад.
   – Держите ее! - опять скомандовал Лосев.
   Папа и мама послушно уперлись машине в зад и остановили ее.
   – Выгружаемся! - Лосев стал доставать из машины сумки и ставить их рядом на землю. Из одной сумки торчал здоровенный рыбий хвост. Будто там пряталась небольших размеров русалка.
   А Митёк все командовал:
   – Что смотришь, Серега? Таскай в дом покупки.
   – Ты ее удержишь? - папа спросил маму.
   – Удержу, - вздохнула мама.
   – Я сейчас пару кирпичей принесу, - пообещал Митёк. - Под колеса подложим. Надежнее всяких тормозов.
   – Только поскорее, - сказала мама.
   Она повернулась к машине спиной, уперлась в нее лопатками, достала из кармана зеркальце и стала разглядывать свои ресницы, которыми папа очень гордился.
   Митёк и папа подхватили сумки и поднялись к дому.
   – Как съездили? - спросил Алешка. - Оказали участковому первую помощь?
   – Почти, - как-то загадочно ответил папа и поставил сумку на пол. Рыбина тут же взмахнула хвостом.
   – Живая? - обрадовался Алешка.
   – Почти, - так же загадочно ответил Митёк.
   – Здорово! Давайте ее в реку выпустим. Она там размножится.
   – И что?
   – На следующее лето рыбалка будет классная. - И он без всякого перехода протянул папе записку из бутылки.
   Папа прочитал и нахмурился. Передал записку Митьку.
   Митёк прочитал и задумался. Поскреб бороду. И сказал:
   – Занятно.
   – Кому как, - надулся Алешка. - А человек в беде.
   – Ладно, - сказал папа, - обсудим эту проблему за ужином.
   И давно пора - солнце уже клонилось к закату.
   – А чем ужинать будем? - спросил Митёк.
   – А вот. - Папа толкнул ногой сумку с почти живой рыбиной. И она отозвалась своим широким хвостом. - Пожарим с картошечкой.
   – А можно уху сварить, - мечтательно проговорил Митёк.
   – Лучше и то, и другое, - вставил Алешка. - И побольше.
   – И без хлеба, - высказался я. - Хлеб мы и дома можем поесть.
   – А я бы колбаске порадовался, - снова размечтался Митёк.
   – Точно, - согласился папа. - На сковородку ее и яйцами залить.
   – Вот только не это! - Митёк даже руками замахал. - Я уже два месяца одними яичницами живу. Скоро кукарекать стану.
   И мы еще долго спорили о том, что бы нам такое сделать на ужин.
   – Эй! - послышался вдруг из-под горки слабый женский голос. - Я замерзла!
   Папа испуганно хлопнул себя ладонью в лоб. У Митька виновато забегали глаза.
   – Все вы! - упрекнул нас папа. - Из-за вас маму чуть не забыли. Живо - два кирпича!
   – А зачем маме кирпичи? - Алешка удивленно распахнул глаза. - Ей и так нелегко.
   Митёк выскочил наружу, подобрал возле дома два кирпича и помчался вниз, к машине. Мы - за ним.
   Он подложил кирпичи под колеса и взял маму под руку.
   – Не стыдно? - спросила она с упреком.
   – А я зато рыбу пожарю, - смущенно пообещал Митёк. И оправдался: - Мы увлеклись. Меню обсуждали.
   С папой мама весь вечер не разговаривала. Только за чаем бросила в его адрес:
   – Митёк хоть кирпичи принес. А ты?…
   Папа опустил голову. Сделал вид, что очень расстроен. Притворяшка!
   – Так что, Серега, будем решать с этим Васькой? - быстренько перевел разговор Митёк. - Надо его выручать.
   Да, история непростая. Этот Васька украл поросенка. У самого себя. И продал его соседу. Чтобы мотоцикл купить. И - хитрец такой - распилил на сарае дужку замка и вызвал участкового. Будто у него жулики побывали.
   – Мошенничество, - сказал папа. - И введение в заблуждение органов милиции.
   Но чем дальше шел этот разговор, тем сложнее становилась ситуация. Оказывается, этот Васька с детства мечтал о мотоцикле. Уже давно, лет пятьдесят. И все деньги копил. А его вредная жена Клавдия купила на эти деньги себе шубу.
   Васька ее боялся, поэтому смолчал и снова начал копить. Даже свою бензопилу, которой заготавливал на зиму дрова, продал. Но немного не хватало. Вот он и придумал.
   – Аферист! - сказал я.
   – Дурак! - сказал Алешка.
   – Не такой уж он дурак, - возразил я.
   – А я не про него, - отозвался Алешка.
   «А про кого?» - подумал я.
   – Участкового кто вызывал? - спросил Митёк папу.
   – Сам Васька и вызвал.
   – А заявление о краже кто писал?
   – Клавдия.
   – Вот! - Митёк поднял палец. - Нужно уговорить Клавдию забрать заявление.
   – Бесполезно, - отмахнулся папа. - Железная баба, то есть женщина.
   – Нужно послать к ней обаятельного человека, - сказала мама.
   – Алешку? - спросил Митёк.
   – Его маму, - сказал папа.
   Мама открыла было рот, но возражать не стала. Кто ж будет возражать, если его обзывают обаятельным человеком.
   – Ты поговоришь с ней по душам, - посоветовал папа.
   – Точно! - вскочил Алешка. - И пожалуешься, что тебя заставили два часа грузовую машину с кирпичами на горке удерживать. Женщины любят друг другу на своих мужей жаловаться.
   Митёк хмыкнул:
   – Откуда ты знаешь?
   – От папы с мамой, - не смутился Алешка.
   – А что с Василием будем делать? - поспешил папа.
   Алешка и тут не растерялся:
   – Надо отдать ему мотоцикл. Который в сарае стоит. Пусть порадуется. - И пояснил, чтобы Митёк не расстроился: - Все равно он у вас не заводится. Не жалко.
   – А что? - поскреб бороду Митёк Лосев. - Это мысль. Как говорится, устами младенца…
   – Мед бы пить, - закончил за него Алешка.
   – Я другое хотел сказать, - растерялся Митёк. - Но твой намек понял. Завтра из любимого улья рамочку с медом выну. У меня знаешь какие пчелы?
   Ну и тут он начал расхваливать своих пчел. Какие они трудолюбивые, какой хороший мед делают, как они его - Митька - любят. Он, наверное, так своими книгами не хвастался, как умом своих пчел.
   А про трагическую записку из бутылки никто почему-то не вспомнил.
   И про полуживую рыбу тоже.

Глава IV

   Гречневый мед
   На следующее утро мы выкатили из сарая мотоцикл, подкачали шины.
   Митёк оседлал мотоцикл, мама отважно села на заднее сиденье.
   – Отставить! - вдруг железным голосом скомандовал папа. - Без шлема я ее не отпущу. Да еще под горку. - И добавил для убедительности: - Я все-таки милиционер.
   Митёк беспомощно обернулся.
   – А у меня второго шлема нет, - растерянно оправдался писатель.
   – Щаз! - спохватился Алешка и умчался в дом.
   – Он сейчас дырявую кастрюльку принесет, - испугалась мама.
   Но она в этот раз Алешку недооценила. Он примчался с солдатской каской со звездой из кабинета Лосева.
   – Во!
   Мама с удовольствием надела каску, застегнула под подбородком ремешок и достала из кармана зеркальце:
   – Как?
   – Блеск! - сказал Алешка. - Автомат возьмешь?
   – Не стоит - Клавдия меня испугается.
   – Так ей и надо, - сказал Митёк. - Поехали.
   Мотоцикл мягко тронулся и беззвучно, как безмоторный велосипед, покатился вниз. Все быстрее и быстрее. Мамины волосы тут же выбились из-под каски и летели у нее за спиной, как красивое золотистое облако.
   – Здорово! - сказал Алешка. - Как партизанка на коне.
   – Ну-ну, - буркнул папа.
   Вернулись они довольно скоро. Все втроем. На одном тракторе. Которым управлял благодарный Васька. Точнее - Василий. Он был почти уже старик. Но очень прыткий. Остановил трактор возле машины. Спрыгнул на землю, помог спуститься маме и тут же поднял у машины капот.
   – Занятно, - сказал он задумчиво.
   А после этого, не оборачиваясь, только протягивал назад руку и командовал Митьку:
   – Ключ на восемь. Торцовый на двенадцать. Отвертку. Шпильку.
   – У меня нет, - сказала мама.
   – Ну и не надо, - покладисто согласился Василий. - Заводи, Митрий!
   Митёк вставил спереди кривую заводную ручку и резко ее крутанул. Машина послушно взревела.
   – Ладно, - сказал Митек и что-то еще подкрутил.
   Двигатель снизил обороты и забормотал - ровно, устойчиво, надежно.
   – Всего делов-то, - сказал Василий, вытирая ветошью руки. - Давай ехай!
   Митёк сел за руль. Газанул. Машина птицей взлетела на горку. Так что чуть не врезалась в ворота гаража.
   Василий попрощался со всеми за руку, даже со мной и Алешкой, сел в свой трактор и запылил по дороге.
   – Всего делов-то! - гордо сказал Митёк, когда мы подошли к машине. Сказал так, будто это он ее починил.
   Мама сняла каску и отдала ее Алешке.
   – Уговорила Клавдию? - спросил он.
   – Легко, - кивнула мама. - Кирпичами ее растрогала.
   – И что она сказала?
   – Она сказала… - Мама задумалась, припоминая. Взглянула на папу. - Она сказала: «И-и-и, милая. Васька мой - паразит. А твой, видать, не лучше!» И забрала заявление.
   Папа хмыкнул и отвернулся.
   Я думаю, про эти кирпичи под колесами мама до Нового года ему напоминать будет.
   Митёк торжественно загнал машину в гараж и поскреб бороду:
   – А теперь неплохо бы и медком полакомиться. Знаете, какой у меня мед? Гречишный!
   Алешка с удивлением взглянул на него. Повернулся к маме:
   – А что, бывает мед и пшенный? И манный?
   Митёк захохотал так, что показал нам все свои белые зубы.
   – Чудак! Этот мед мои прекрасные пчелы собрали на поле, где цвела гречиха. Знаешь, какие у меня пчелы!
   – Знаю, - сказал Алешка. - Они вас любят, как собаки. И так же слушаются.
   – Ставьте чайник, я пошел за медом. - И Митёк накинул на плечи рубашку.
   – Мить, - спросил папа. - А разве тебе не надо, я слышал, какой-то дымокур, чтобы пчел отогнать. Шляпу с сеткой, чтобы не покусали.
   – Что ты, Серега! - хвастливо отмахнулся Митёк. - Они меня как родного любят. Знаешь, как они меня слушаются! - И он направился к двери. - Как собаки.
   Алешка кинулся следом:
   – И я с вами, посмотреть хочется.
   – Что ты! Они только меня признают. Покусают так, что ваша родная мама тебя не узнает, испугается. - И он захлопнул за собой дверь.
   Наша родная мама поставила на плитку чайник и стала собирать на стол. Расставила чашки, заварила чай, нарезала хлеб. И вдруг прислушалась.
   – Тише! - сказала она. - Мне показалось, что кто-то вскрикнул.
   Мне тоже. Вскрик раздался еще раз. И превратился в сплошной вой. Похожий на визг.
   Мы выскочили на крыльцо. Вой доносился со стороны пасеки. И становился все сильнее. И с той же стороны показался бегущий Митёк. Над его головой клубилось что-то вроде небольшого темного облака.
   Митёк мчался, как конь, не переставая ржать. Такой уж истошный был у него крик.
   Он влетел на крыльцо и завопил:
   – Все в дом! Они атакуют!
   Это мы уже и сами поняли. Темное облако не только вилось и клубилось, оно еще и гудело, и кусалось.
   Как Митёк очутился в доме, как мы захлопнули дверь - я даже не помню. Помню, что мы стояли у двери и слушали, как за ней густо гудят разгневанные пчелы.
   Митёк упал в кресло, порылся в бороде и с воплем отдернул руку.
   – Вот! - плачущим голосом сказал он. - Еще и в палец.
   – Боже мой! - сказала мама.
   Она приготовила содовый раствор и достала из своей косметички маленький пинцет.
   – Сиди спокойно! - скомандовала она Митьку. И стала пинцетом выдергивать из его лица пчелиные жала. Из щек, изо лба, из бровей и век. И даже из макушки, где у Митька прорезалась круглая лысинка.
   Потом она смочила ватку в растворе и смазала все укусы.
   – Спасибо, - вздохнул Митёк. - Ты знаешь, у меня пчелы…
   – Самые кусачие, - продолжил Алешка. - Как собаки.
   – Это все из-за тебя! - набросился Митёк на папу. - Ты их натравил!
   – Я? - удивился папа. - Я даже не знаю, как их натравливать.
   – Ты! Ты! Потому что разбрасываешь где попало свои рубашки.
   Точно! Митёк второпях схватил папину форменную рубашку, которая висела на спинке стула.
   – Они меня в этой рубашке не узнали! - продолжал свои упреки Митёк. - К тому же рубашка милицейская!
   – У них аллергия на милицию? - спросил папа. - Почему бы это? Может, они мед воруют? Или пасутся на чужом поле?
   Митёк усмехнулся. Мама улыбнулась. Мы с Алешкой похихикали.
   – Ладно, - сказала мама. - Пчелы улетели, будем пить чай.
   – С медом, - сказал Митёк. - Я ведь рамку не бросил.
   И мы только тут заметили, что он держит рамочку, всю заполненную шестиугольниками сот.
   Мама поставила на стол большую миску, Митёк взял нож и стал нарезать соты. С рамочки сразу же тягучими нитями потянулся густой темно-коричневый мед, запахло так, что голова закружилась.
   Ничего вкуснее, чем мед в сотах, я, оказывается, никогда не ел. И самое приятное - когда высосешь мед, еще долго жевать сотовый воск. Лучше всякой жвачки.
   Мы так увлеклись, что и не заметили, как опустела миска.
   – А ты что же не ешь, Митя? - спросила мама.
   – А он уже наелся, - хмыкнул папа. - Ты посмотри, какие щеки наел.
   Мы оторвались от сказочного угощения и взглянули на Митька. Как описать, что мы увидели? Перед нами сидел совсем незнакомый человек. Кое-что, правда, от него прежнее осталось - борода, ленточка на лбу и волосы на голове. Глаз почти не было - узенькие щелочки, зато щеки раздулись так, будто Митёк держал во рту два яблока. За каждой щекой по штуке. И лоб у него был весь в шишках.
   Я опустил голову, мне было трудно смотреть на Митька. С одной стороны, я ему сочувствовал, а с другой - едва сдерживался от смеха. Алешка тоже надул щеки - вот-вот не выдержит и прыснет изо всех сил.