Гусев Валерий Борисович. Сокровище затонувшего корабля

   Правда, ее никто не слушал. Даже когда она хвалилась своим мужем - отчаянным бизнесменом, который сделал капитал на торговле цветными металлами. «Наша фирма так и называется - «Русская медь». Это понятно?»
   – Спекулянт? - наивно уточнил Профессор. И не менее наивно продолжил: - А почему же вы, мадам, взялись отдыхать в таком скромном заведении?
   Р.М., как ни странно, не обиделась:
   – Знаете, Профессор, надоели вся эта суета и все это навязчивое подобострастие фенешебельных отелей…
   – Фешенебельных, - поправил машинально Профессор.
   – Какая разница… Захотелось уединиться в теплой семейной обстановке.
   И испортить ее своими вредными замечаниями, прочел я в Алешкиных глазах. А Профессор кивнул, словно подумал о том же, и снова взял вилку не в ту руку. По-моему, нарочно. Наш Профессор был настоящий ученый, не то что Р.М. - барыня. Очень умный, рассеянный и дружелюбный. Он был океанолог. И все знал про Мировой океан. И щедро делился с нами своими знаниями вечерами у камина. И такое нам рассказывал про бездонное царство, что даже Р.М. открывала рот с золотыми зубами. И на них играло каминное пламя. Делом всей своей жизни Профессор считал сбор сведений о разных судах, затонувших со всякими сокровищами. Он собирал эти сведения в толстую тетрадь. На каждый корабль была своя страница: где затонул, при каких обстоятельствах, на какой глубине и какие сокровища унес с собой в морскую пучину.
   Особенно внимательно слушал его рассказы Боцман. Он ведь был когда-то моряком, служил на подводной лодке. Потому мы его Боцманом и прозвали. Обычно он задумчиво подбрасывал поленья в камин и мурлыкал: «Когда усталая подлодка из глубины идет домой…» Дальше слов не знал и переворачивал свою пластинку. На той стороне у него было: «Как провожают пароходы…» И тоже - всего одна строка. Бросил полено - всплыла подлодка. Бросит другое - пароходы провожают. Сначала немного надоедало. А потом мы привыкли - как к непрерывному и однообразному звуку цикад. И шороху волн по песку.
   Но вот когда Профессор начинал очередной рассказ о затонувшем паруснике с грузом золотых монет, песня Боцмана глохла, а его красное от огня волосатое ухо поворачивалось, как у собаки. И ловило каждое слово рассказчика. В этом было что-то тревожное и жуткое…
   Море было большое и лазурное. Небо - синее. Далекий берег - золотистый снизу и зеленый вверху. А мы сидели в лодке и ловили всякую морскую рыбу: лобана, кефальку, даже вредную скорпену. Собственно говоря, ловили мы с папой, а Алешка, скептически похмыкивая на наш улов, без всякой зависти мастерил на носу какое-то устрашающее приспособление из якорной вьюшки, лодочной кошки и яхтенных тросов. Чем-то похожее в целом на гарпунную пушку для охоты на китов. Или громадную удочку для ловли «вот такой рыбищи». Мы с папой посмеивались, но в глубине души не сомневались, что затея ему удастся. Любая, самая фантастическая идея превращалась, если мой братишка брался ее осуществить, в простенькую, быстро решаемую проблемку. Стоило ему, например, прочитать, как жители Простоквашина пошли с чемоданом в лес за кладом, он тут же с таким же успехом повторил их опыт. А однажды, дожливым вечером на даче, листая со скуки какой-то журнал, он узнал, что человеку, которому удастся создать летательный аппарат, приводимый в действие мускульной силой, положена громадная Нобелевская премия. Там еще говорилось, что пролететь на нем изобретатель должен сколько-то километров, через Ла-Манш, что ли? Алешка хмыкнул и на следующий день за полчаса соорудил конструкцию из велосипеда, двух зонтов и лопастей старого «вертилятора»… Хорошо, что папа в это время шел со станции. Он успел подпрыгнуть и схватить Лешку за ноги, когда тот пролетал над ним, разогнавшись с горки.
   – Доволен? - сердито кричал Алешка, вырываясь из папиных рук и показывая, как скрывается вдали над лесом его летательный аппарат, приводимый в действие мускульной силой. - Кто-нибудь его поймает и премию вместо меня получит! Доволен?
   – Я доволен, что ты остался с нами, - пыхтел папа, с трудом удерживая авиатора, рвущегося в бескрайние просторы. - Фиг с ней, с этой премией. Ты нам дороже.
   Я уверен: когда Алешка узнает в школе, что вечный двигатель невозможен, он тут же - из спичечного коробка, катушки от ниток и еще какой-нибудь ерунды - создаст этот несоздаваемый двигатель, и тот будет работать хоть сто лет. А всякие ученые мужи будут скрести свои умные затылки и хлопать себя по мудрым лбам.
   …Алешка осмотрел свое устройство, выбрал из нашего улова самого большого лобана, привязал его к кошке и, поплевав, как положено для рыбацкого счастья, зашвырнул в море. Плюхнуло здорово. И сейчас же под нами, в сумрачной зеленой глубине, у самого дна, метнулась серая тень. Трос натянулся, зазвенел, вьюшка-катушка начала бешено вращаться - рывок, и наша лодка, сорвавшись с якоря, помчалась в открытое море. Трос, косо уходя в воду, резал ее как бритва, казалось даже, что он шипит в воде, разогретый огромной скоростью. А за кормой бурлили буруны.
   – Вот она! - в восторге орал Алешка. - Попалась!
   – Она нас в Турцию утащит, - беспокойно сказал папа, оглядываясь на убывающий вдаль родной берег. - Давай ее отпустим…
   – Щас! Разбежались!
   Отпустим, грустно подумал я. Кто кого поймал-то? И в этот момент трос лопнул где-то в глубине, свистнул как Соловей-разбойник и бессильно опустился дальним концом на дно моря. Папа вздохнул с облегчением. Алешка взвизгнул от разочарования. И стал наматывать трос на вьюшку.
   – Вот это рыбка! - приговаривал он. - Видал, какие глазищи? - И, как капитан катера, раскидывал руки во всю ширь. - Только они почему-то у нее на спине.
   А папа, осмотрев конец троса, словно перекушенный острейшими гигантскими кусачками, задумчиво проговорил:
   – Да, большая рыбка. Со стальными, похоже, зубами. - И задумался еще больше.
   – Ну погоди, - с угрозой проворчал Алешка куда-то вдаль.
   Но на рыбалку с папой мы больше не ходили. Когда мы, восторженные и расстроенные, добрались до берега, нас уже ждала мама с телеграммой в руке: папу срочно отзывали из отпуска. Такая уж у него работа.
   – Я с тобой, - сказала мама. - Я никогда не оставляла тебя в трудную минуту. Не оставлю и теперь. - Мама, оказывается, знала, что папу посылают в загранкомандировку - не то в Австралию, не то в Австрию.
   – А мы?! - в один голос завопили ее дети.
   – А вы останетесь здесь, - подошла к нам хозяйка «Горного гнезда» рыжая тетя Женя. - Скучать не будете. Слово рыбака.
   И мы обрадовались. Тетя Женя, большая лягушка, нам очень нравилась: красивая, умная и веселая. Папа говорил, что это очень редкое сочетание в одной женщине. Он, мол, за всю жизнь только вторую такую встречает. (Первая, конечно, наша мама, его жена.) Маме она тоже понравилась (несмотря на эти папины слова), потому что у тети Жени в ее школьные годы тоже был очень дружный класс. Такой дружный, рассказывала она, что после школы весь класс дружно пошел служить в милицию.
   – И вы, Женечка, тоже? - ахнула мама.
   – Конечно, - засмеялась тетя Женя и вдруг осеклась и, как-то виновато взглянув на папу, вильнула как золотая рыбка хвостом: - Но это было давно…
   – И неправда, - поддержал ее зачем-то Алешка…
   Перед отъездом, собирая вещи, мама выставила нам свое первое требование. Или наставление:
   – Вы должны дать мне слово, что будете беспрекословно выполнять все указания Евгении Семеновны. И не будете обижать тетушку Р.М. Она славная. - Алешка на это «славная» изумленно выпучил глаза и вздыбил хохолок на макушке. И машинально кивнул, давая согласие.

Глава IV

    Пираты!
   Сегодня, дорогие гости, - сказала за завтраком тетя Женя, - нас ждет интереснейшая экскурсия. В одиннадцать часов за нами придет прекрасный белый катер, и мы отправимся в старые катакомбы.
   – Зачем? - холодно спросил Алешка, намазывая хлеб маслом.
   – Как это зачем? - возмутилась тетка Р.М. - Тебе неинтересно? А руки ты мыл?
   После отъезда наших родителей этот вопрос она задавала Алешке при каждой встрече. Двадцать раз на дню. Будто у него не две руки, а сорок.
   – Мыл, неинтересно, - лаконично ответил он сразу на оба вопроса, впиваясь зубами в бутерброд. - А интересно в эти катакомбы из кладовки пролезть! Теть Жень, можно я лучше на гидроцикле погоняю?
   – Не выйдет, дружок, - улыбнулась тетя Женя, - не увиливай от культурной программы. Я твоей маме обещала.
   С Алешкой у них были прекрасные отношения. Основанные на том, что с первого дня тетя Женя предупредила за обедом всех постояльцев:
   – Гидроцикл у меня всего один, поэтому… - она посмотрела на Алешку, и он ее понял без слов. Но не только он.
   – Вот еще! - заявила вредная Р.М. - Я тоже хочу освоить это транспортное средство.
   – Вы его утопите, мадам, - сказал Профессор. - А мальчику…
   – А мальчику, - рассердилась Р.М., - надо почаще мыть руки!
   Когда наши родители уехали, Р.М. взялась за наше воспитание всерьез. И сейчас она стала доказывать, что если Алеша не посетит эти самые катакомбы, то у него останется пробел в эстетическом воспитании на всю жизнь.
   – Ну и пусть, - сказал Алешка.
   – Я этого не могу допустить, - возразила тетя Женя. - Живо собирайтесь. Не пожалеете.
   Это точно. Не пожалели. Запомнили эту поездочку на всю жизнь. Пробел заполнили. В своем эстетическом образовании. В разделе «Пираты XX века». До сих пор, как вспомню, так холодею изнутри и снаружи.
   Вначале-то все хорошо было. Пришел белый катер. Мы все на него ловко попрыгали с причала. Только тетка Р.М. свалилась на палубу, как с дивана во сне. Но капитан быстро ее подхватил и поставил на ноги. И белый катер, завивая винтом буруны, помчался вдоль скалисто-каменистого берега и золотых пляжей. Усеянных песком, зонтиками и загорающими. Быстро домчались до пустынного берега, пристали к нему и стали взбираться по скалистой тропе. Тетя Женя ловко, как дикая коза, скакала впереди, мы карабкались за ней, а последней, как улитка на капусте, пыхтя ползла Р.М.
   У входа в катакомбы - это был, так сказать, парадный вход - экскурсовод пересчитал нас по головам, выдал каждому по свечному огарку и отпер железную решетку, закрывавшую вход в подземелье.
   – Еще раз напоминаю, - строго сказал он, глядя почему-то на Алешку, - о требованиях безопасности. В катакомбах можно легко заблудиться и бродить там, в темноте и холоде, всю оставшуюся жизнь. Поэтому идти строго друг за другом, никуда не сворачивать и не отставать. Впереди идет еще одна группа. Попрошу с ней не смешиваться. Всем понятно?
   – Всем, - за всех ответил Алешка.
   Спустившись глубоко вниз по крутому провалу, экскурсанты цепочкой пошли узким и низким проходом куда-то в темную даль. Мы с Алешкой шли в середине цепочки, за нами - тетя Женя. Впереди и сзади светлячками мерцали слабые огоньки свечей. Было холодно и страшновато. И я подумал, как люди здесь жили месяцами, да еще и воевали с врагами. И выдерживали не только подземелье, но и все гадости фашистов: они закачивали в подземелье морскую воду мощными насосами, чтобы затопить его; они запускали сюда вредные газы, чтобы удушить партизан, бросали в штольни гранаты. И отравленную пищу. (Это нам все экскурсовод по пути рассказывал). И партизаны ничего этого не боялись. А я, если честно, даже переночевать здесь не согласился бы.
   Особенно интересно было в одной большой комнате. Здесь были вырублены в стенах такие ниши, в них партизаны спали после боев. Стоял простой стол, на нем коптилки из снарядных гильз, две мятые миски и солдатский котелок, из которого торчала алюминиевая ложка. На стенах висели автоматы, дырявый от пуль ватник и портрет Ленина в рамочке, вырезанный из газеты. Была даже полка с книгами. Казалось, что обитатели этой комнаты вот-вот вернутся с боевого задания, сядут за стол и будут есть гречневую кашу, вспоминая эпизоды горячего боя. И читать героические надписи на стенах, выцарапанные штыком: «Смерть фашистским оккупантам!» и «За Родину, за Сталина!». Были, правда, и другие надписи на стенах. Противные. Они уже в наше время появились. Сделанные гадкими руками. «Я бы их отрубал без жалости», - сказал экскурсовод. И мы все с ним согласились. И пошли дальше, смотреть подпольную типографию, где партизаны печатали свои листовки.
   В общем, в катакомбах нам очень понравилось. Даже интересно было. Особенно когда потерялась тетя Женя. Куда-то свернула и - исчезла. И Алешка исчез тоже. Хотя я послушно выполнял второе мамино наставление: крепко держал его за руку. Но я не успел еще испугаться, как он появился снова. Вот с такими глазами! Он поманил меня пальцем и шепнул:
   – Кого я видел! С тетей Женей!
   По его голосу и глазам можно было подумать, что он видел с тетей Женей какое-то подземное чудище.
   – Папу! Они шептались!
   Фантазер. Папа давно уже в Австрии. Или в Австралии.
   – Не веришь? Они там о какой-то ерунде говорили, я подслушал. О какой-то знакомой тетке Марье. Папа сказал, что ее купила какая-то кривулька. За очень большие деньги. И эта Марья занимается теперь не наукой, а грабежом.
   «Чушь собачья!» Я так и сказал Алешке. Шепотом. Чтобы другие не слыхали.
   – Вот и не чушь! Что, я папину начинающую лысину, что ли, не знаю! Сходи посмотри.
   Но посмотреть папину лысину не пришлось. Тетя Женя, как привидение, выплыла из бокового прохода и спокойно заняла свое место в строю экскурсантов. Никто и не заметил ее отсутствия. Кроме нас и Р.М. Она покосилась на тетю Женю, потом на Алешку, видимо, хотела спросить его про руки. Или еще про что-нибудь. Но передумала. Вскоре мы, полные впечатлений, с облегчением выбрались на белый свет, сдали экскурсоводу свои огарки и, щурясь от солнца, спустились к катеру.
   – Все здесь? - спросил капитан. - Никто не заблудился?
   Мы переглянулись - и обнаружили, что с нами нет Боцмана. Тетя Женя нахмурилась. А Р.М. поспешно сказала:
   – А он с нами и не ходил! Он наверху остался - свое любимое пиво пить.
   А меня что-то кольнуло вдруг, какое-то беспокойство - я точно помнил, как Боцман ворчал где-то сзади, когда мы спускались по ступеням. И в проходе он две свои короткие песни напевал - про пароход и подлодку.
   – Врет, - шепнул мне и Алешка. - Он с нами шел. - И сказал вслух: - А вот и нет. Боцман с нами шел.
   Р.М. так рассердилась! И сказала:
   – Старших нельзя поправлять. Им надо верить!
   «Даже если они врут?» - прочел я в Алешкиных обиженных глазах.
   – Ждите меня здесь, - сказала тетя Женя. - Я сейчас. - И опять как дикая коза поскакала по скалам наверх.
   – Врет Р.М., - шепнул мне Алешка. - Я слышал, как она с Боцманом в сторонке переговаривалась. Она ему еще сказала: «Хватит ерундой заниматься. Беритесь за большое дело».
   – А он ответил: «Бусделано, шеф» и опять про подлодку запел.
   Странно как-то это все. Непонятно. И неприятно.
   Вернулась тетя Женя быстро и всех успокоила: экскурсовод сказал, что на выходе опять всех пересчитывал по головам, обе группы - и все сошлось. Не заблудился, значит, наш бравый морской Боцман.
   А что-то здесь все-таки не то!
   Капитан дал звонкий свисток и отчалил, а мы уселись вокруг столика, под полосатым тентом, пить кока-колу. И никто не заметил, как откуда ни возьмись, будто из густого тумана, которого вовсе и не было на ясном море, нам преградило путь странное небольшое судно с двумя круглыми иллюминаторами, меж которых торчал ствол какого-то орудия. Капитан резко сбавил ход. На странном судне откинулся люк и появился человек с автоматом в руке. Он дал короткую очередь в воздух и сказал в мегафон:
   – Стоп машина, капитан! Это нападение. Экипажу и пассажирам сдать все ценности моему матросу.
   На нашем корабле - всего один капитан, всего один матрос и ни одного оружия. Значит, мы беззащитны. Странное пиратское судно скользнуло к нам и стало борт к борту. Второй человек из второго люка, в маске и тоже с автоматом, протянул в нашу сторону большой, широко раскрытый парусиновый мешок. Пассажиры, парализованные страхом и наглостью, подходили к мешку по очереди и бросали в него все, что считалось ценностями.
   – А у меня ничего нет, - скрипнув зубами, сказал капитан, - кроме фуражки и штанов.
   – Оставь их себе, охламон, - заржал капитан пиратского судна.
   – На помойке небось подобрал?
   Р.М. бросила в мешок свои сережки. Но ее освободившиеся от тяжести уши так и остались висеть, как у грустного спаниэля, - уже привыкли. Профессор машинально бросил в мешок часы, обручальное кольцо и пустую пивную бутылку. Он не сводил глаз с пиратского судна, хмурился, будто силился что-то вспомнить, и что-то бормотал. - Счастливого плавания, - матрос подбросил мешок в руке с яркой татуировкой - раскоряченный синий якорь. - Маловато что-то, - рассмеялся он и исчез в люке вместе с мешком. Капитан пиратов нырнул в свой люк.
   Судно мягко тронулось, легко и плавно заскользило по глади моря. Алешка размахнулся и в сердцах швырнул ему вслед бутылку колы.
   Она ахнулась в корму - и судно исчезло прямо на наших глазах.
   – Подбил, что ли? - удивился наш капитан. - Утопил! Ну молодец!
   Алешка, как капитан Немо, задумчиво скрестил руки на груди и проговорил:
   – Теперь я, кажется, что-то начинаю понимать…
   А Профессор, стоя рядом, добавил рассеянно:
   – Где же я это видел?
   Вернувшись в «Горное гнездо», мы собрались в столовой. Тетя Женя позвонила в милицию, сообщила об очередном разбойном нападении пиратов. Положив трубку, начала нас успокаивать.
   – Да, вам хорошо, - заныла Р.М., - у вас нечего было грабить. А я лишилась своих дорогих сережек, которые подарил мне любимый муж.
   – Ну да, - посочувствовал ей Профессор. - Русская медь.
   – Никогда! - вскричала в негодовании Р.М. - Слышите! Никогда Раиса Кривулько не носила меди в ушах!
   Алешка распахнул глаза и уставился на меня. Кривулько! Это, оказывается, ее фамилия! А ведь это слово он совсем недавно слышал в катакомбах. От человека, похожего начинающей лысиной на нашего папу!
   Ну и дела!
   – А вам, Профессор, - продолжала вопить, как обсчитанная торговка, Р.М., - вам вообще жалеть не о чем. Вы и так все теряете. Все равно потеряли бы и свои часики!
   Тут в дверях послышалось довольное бормотание «усталой подлодки» и вошел наш бравый Боцман. Сразу запахло пивом - и обстановка разрядилась. Все стали наперебой рассказывать ему о том, что произошло после экскурсии. Боцман вертел головой от одного к другому и приговаривал:
   – Да ну! Вот это да! А они что? Ни фига себе! Хорошо, я в эти катакомбы не полез…
   Мы с Алешкой переглянулись. Еще одна загадка!
   – Лучше пиво пить. Безопаснее.
   И тут я поймал взгляд тети Жени. Она так внимательно смотрела на Боцмана, как мама на Алешку, когда он нахально что-нибудь врал.
   – Ладно, братцы-матросики, - принялся успокаивать нас Боцман. - Чего не бывает на море в тумане. Еще хорошо отделались.
   – И верно, - поддержала его тетя Женя. - Давайте пообедаем и поскорее забудем этот печальный эпизод.
   – Да, - опять заныла Р.М., - у вас-то ничего не отобрали!
   – А вам было бы легче в противном случае, мадам? - вежливо укорил ее Профессор.
   Р.М. не ответила.
   После обеда мы разбрелись по своим комнатам - тетя Женя строго следила, чтобы днем все без исключения обязательно отдыхали.
   – Ну? - спросил я Алешку, едва за нами закрылась дверь. - Что все это значит, сэр?
   «Сэр» неторопливо разделся, высыпал в корзину для бумаг песок из кроссовок, улегся и отвернулся к стене:
   – Не мешай мне, я буду думать.
   … Думал он долго. Я разбудил его перед самым ужином. За которым все постарались не вспоминать о дневном приключении, не самом удачном в наших биографиях. И попросили Профессора, чтобы отвлечься, продолжить свои лекции о подводных чудесах.
   – …Вообще говоря, - начал он свой очередной рассказ, раскуривая у камина трубку, - море скрывает в своей глубине несметные сокровища…
   – Золото? - перебил его Боцман.
   – И золото, конечно, - улыбнулся Профессор и надолго замолчал, раскуривая трубку. - Представьте себе, сколько кораблей с ценными грузами за всю историю мореплавания нашли свой последний причал в глубинах океана. И лежат эти сокровища в вечном мраке и покое десятки и сотни, даже тысячи лет…
   – И еще столько же пролежат, - буркнул Алешка, звеня ложечкой в стакане.
   – Не брякай, - сделала ему замечание Р.М. - Ты не в чайной.
   – Ну почему же, - продолжил Профессор, не обратив на нее внимания. - Примеров удачного подъема судовых грузов достаточно много. Не далее как десять лет назад с затонувшего на глубине ста двадцати метров теплохода «Каир» было поднято восемь тонн золотых слитков и почти сорок тонн серебра…