Страница:
Когда он снимает свою форменную фуражку, то становится похожим на доброго сказочного гнома: посреди головы - розовая лысина, окруженная седыми лохмами, густая седая борода и румяные щеки, словно яблочки. И почему-то из-под кителя виднеются порой полоски тельняшки.
– Морской гном, - как-то сказал Алешка.
Что он имел в виду? Его не всегда сразу поймешь. Но чутье на хороших людей у Алешки, как у умной собаки, - никогда не ошибается.
Нравится нам начальник поезда Юрий Иванович. А его купе нравится еще больше.
Оно - особенное. Как бы из двух обычных сделанное. Просторное такое, непривычное. И чем-то неуловимым напоминает каюту капитана на большом океанском корабле. Узенькая койка, всегда аккуратно заправленная; диванчик с подушечкой; столик, на котором все время пыхтит и пускает дым в окошко забавный походный самоварчик, затейливо сделанный в виде старинного паровозика.
На перегородке висят стенные часы в виде корабельного штурвала и картинка из журнала, на которой рассекает пенистые валы стальной красавец крейсер. А рядом - смутная такая, старая фотография мальчугана в пилотке и военной форме, с настоящим автоматом на груди. За его спиной видна какая-то стальная громада на колесах и с пушками, торчащими из нее во все стороны.
– Это ваш сын? - вежливо спросил Алешка про фотографию.
Начальник поезда, морской гном, весело рассмеялся: побежали от глаз к щечкам-яблочкам хитрые морщинки, замелькали в седой бороде несколько зубов.
– Это я сам, Леша! В боевой молодости! Когда служил в железнодорожном флоте. Бравый боец сухопутного крейсера - бронепоезда «Беспощадный».
Сухопутный крейсер, морской гном… Что ж, в дальней дороге всякое бывает.
– Вы, значит, - восхитился Алешка, - в детстве с немцами воевали?
– Еще как! - похвалился боевой гном, наливая нам красивый чай в стаканы в красивых подстаканниках. - Во! Гляди, Леха! - Он отодвинул в сторону бороду, и на его кителе, пониже тельняшки, вспыхнули два ордена и три медали - за боевые заслуги!
– У нашего папы, - не утерпел Алешка, - тоже полна грудь орденов и значков.
– Известное дело, - уважительно вздохнул гном, - он ведь тоже все время воюет… Пейте, пейте чай, ребятишки. Такого чая больше нигде не попробуете. Особенный!…
– Ага, - вежливо похвалил Алешка чай, - особенный. Из паровоза. - И громко хлюпает, и гремит ложечкой, пользуясь отсутствием мамы.
А наш поезд все мчится и мчится. И что-то в нем происходит. А мы об этом пока не знаем…
– Я ведь, ребятишки, с детства и всю жизнь мечтал моряком стать. Плавать на стальном броненосце, охранять морские рубежи Родины. А стал машинистом…
– А я всю жизнь мечтал стать машинистом, - сказал Алешка.
– Не получилось еще? - с сочувствием покачал головой Юрий Иванович.
– Получилось. Один раз, - признался Алешка.
Я тогда на эти его слова не обратил внимания. Так они, как-то промелькнули мимо. Как столбы за окошком вагона. Я, наверное, подумал, что он сказал о нашей «домашней» железной дороге - модели. Или о детской железной дороге в Кратове. А ведь Алешка имел в виду кое-что посерьезнее. В общем - проговорился. А я и не заметил…
– Был я тогда постарше Лехи, помладше Димки, - ударился в воспоминания Юрий Иванович. - Жили мы возле паровозного депо, батя мой там работал мастером. И мечтал он, чтобы я тоже пристал к паровозному делу. А тут война; батя - на фронт, я - на его место, в депо. Ладили мы там, знаете, что? Бронепоезд. Для фронта. Одевали его в броню, ставили на него орудия и пулеметы. Ну и, конечно, как сдали бронепоезд командованию, как развел он пары, загрузился продуктами и боеприпасами и двинул на фронт, я затаился в тендере, где уголь, и объявился, когда наш «Беспощадный» вовсю стучал колесами на запад. Хотели меня на первой же остановке ссадить да домой отправить - не вышло…
– Остановок не было? - догадался Алешка.
– Точно! Так и мчались мы до первого боя. Немцы тогда танковый десант бросили, чтобы железную дорогу перекрыть, а мы им со всех бортовых орудий так долбанули!
– И вы долбали?
– Нет, врать не стану. В том бою не долбал. Помогал кочегару уголек в топку бросать. Так и прижился. Командир бронепоезда приказал мне форму справить, оружие выдать…
– И стали вы юный герой!
Юрий Иванович немного смутился:
– Не сразу, конечно. Но стал. - Он опять раздвинул бороду и показал все свои медали. - Ну, а потом уж - вся жизнь на железной дороге. Машинистом стал, всю страну объездил. Сейчас-то я пенсионер, вот и поставили меня начальником…
И вот тут его прервали. Зашуршала трансляция, и чей-то строгий голос произнес:
– Начальника поезда просят срочно пройти в кабину машиниста!
– Жаль, - сказал Алешка. - А то бы вы нам рассказали про свои боевые заслуги.
– Успею еще, путь дальний. - И он заспешил к машинистам.
А мы - к родителям.
Мама сразу же возмутилась:
– Где вы шляетесь? Мы так волнуемся!
Но Алешка сразу же ее переключил:
– Не расцвел?
Мама вздохнула с надеждой:
– Вот-вот распустится.
Тут поезд стал тормозить - какая-то станция появилась.
И мы с Алешкой тут же выскочили на платформу. Мама даже не успела крикнуть нам вслед: «Вы куда?»
Станция оказалась так себе. Какая-то мазаная избушка с надписью «касса», два дерева по ее бокам и коза, которая старательно одно из них обгладывала, тряся бородой. От удовольствия. И больше - ничего.
Мы тогда сразу помчались к «цирковому» вагону - чем-то он нас привлекал. Какой-то он был загадочный. И даже морда нарисованного тигра казалась нам хитрой и вредной. У нее было такое выражение: «А я что-то знаю, да не скажу!».
Охранник вагона «Шапито» вышел на платформу и прохаживался взад-вперед, настороженно и внимательно поглядывая по сторонам. «Осторожно! Злая собака!» Он был в черной форме, с дубинкой на поясе. Подозрительно взглянул на нас. Но Алешку это ничуть не смутило.
– Дядь, - спросил он охранника, - а у вас там тигры? Дайте посмотреть.
Охранник взглянул на него искоса, сверху вниз, и небрежно бросил:
– Иди отсюда!
Алешка хамства и грубости не терпел.
– Твоя, что ль, платформа? - так же небрежно ответил он.
– Ща врежу дубинкой - узнаешь чья!
– Врежь! - Алешка остановился напротив него, задрал голову с хохолком на макушке. - А я папу позову.
Охранник заржал, как дикий конь. Или зарычал, как дикий тигр.
– Зови! И папе твоему достанется.
Тут уж и я не стерпел.
– А ты знаешь, кто у нас папа? Полковник милиции!
– А мама - генерал, - добавил Алешка.
– Полковник… Генерал… - проворчал дикий конь. Но уже не так грубо. - Не положено здесь посторонним. Охраняемый объект.
– Ну зачем же так грубо, дорогой мой? - укорил его ласковый, прямо мурлыкающий голос.
Мы обернулись.
В дверях вагона стоял огромный толстый человек, похожий на перекормленного «Вискасом» рыжего кота. Он жмурился от степного солнца, почесывал себя за ухом волосатой рукой и мурлыкал:
– Зачем же так грубо, Костя? Такие симпатичные любознательные детишки. - И он обратился к нам: - Жаль, что ничего в этом вагоне интересного не предвидится.
– А что предвидится? - спросил Алешка.
– Хурда-мурда всякая, - промяукал громадный кот. - Трапеции, турники, батут.
– А зверей нет? - разочаровался Алешка.
– Звери, дорогой мой, в следующем поезде едут.
– Тигры?
– И тигры, и бегемоты. - Дядька ловко, несмотря на свои размеры, спустился на платформу, взял Алешку за руку и не спеша пошел вдоль состава. - И всякие другие звери.
Но от Алешки так просто не отвяжешься.
– Ну хоть злую собаку покажите, - проныл он.
– Какую собаку? - удивился кот. - Никакой здесь злой собаки нет…
«Кроме охранника», - подумал я.
– …И доброй тоже нет. Все дрессированные собачки едут следующим поездом.
– Да вот же - у вас написано! - Алешка обернулся и ткнул пальцем в табличку с собачьей мордой.
– А… Это… - Какая-то тень пробежала по его лицу и исчезла. Оно cнова стало противно-приветливым. - Это так… Предупреждение для особо назойливых. - Намек на нас, что ли? - Чтобы возле вагона не крутились. А вы в каком вагоне едете?
– А вон, - Алешка махнул рукой.
– Хороший вагон, - почему-то похвалил его громадный кот. - Мне нравится.
– А это наши родители, - Алешка показал на маму и папу, которые стояли у дверей вагона.
– Хорошие родители, - промурлыкал кот, поклонился им издали и попрощался с нами. - Заходите как-нибудь на чаек. И родителей пригласите.
– Так чего заходить? - откровенно признался Алешка. - Зверей-то в вашем вагоне нет. А чаю у нас своего навалом.
– Да, чего нет, дорогой мой, того нет, - вздохнул кот и мягкой походкой вернулся к своему вагону, где не было ни злых собак, ни добрых зверей.
Только вот звери-то там были. И не цирковые, дрессированные и добродушные. А вовсе дикие.
Но мы этого тогда еще не знали. И узнали, к сожалению, слишком поздно.
– Где бегали? - спросил папа.
– Зверей смотрели, - сказал Алешка.
– Ну и как?
– А их там нет. Одна хурда-мурда. И собачья морда.
Мама поморщилась на его вольные выражения, но ничего не сказала.
Мы поднялись в вагон, и поезд мягко и плавно отчалил от перрона.
Глава IV
– Морской гном, - как-то сказал Алешка.
Что он имел в виду? Его не всегда сразу поймешь. Но чутье на хороших людей у Алешки, как у умной собаки, - никогда не ошибается.
Нравится нам начальник поезда Юрий Иванович. А его купе нравится еще больше.
Оно - особенное. Как бы из двух обычных сделанное. Просторное такое, непривычное. И чем-то неуловимым напоминает каюту капитана на большом океанском корабле. Узенькая койка, всегда аккуратно заправленная; диванчик с подушечкой; столик, на котором все время пыхтит и пускает дым в окошко забавный походный самоварчик, затейливо сделанный в виде старинного паровозика.
На перегородке висят стенные часы в виде корабельного штурвала и картинка из журнала, на которой рассекает пенистые валы стальной красавец крейсер. А рядом - смутная такая, старая фотография мальчугана в пилотке и военной форме, с настоящим автоматом на груди. За его спиной видна какая-то стальная громада на колесах и с пушками, торчащими из нее во все стороны.
– Это ваш сын? - вежливо спросил Алешка про фотографию.
Начальник поезда, морской гном, весело рассмеялся: побежали от глаз к щечкам-яблочкам хитрые морщинки, замелькали в седой бороде несколько зубов.
– Это я сам, Леша! В боевой молодости! Когда служил в железнодорожном флоте. Бравый боец сухопутного крейсера - бронепоезда «Беспощадный».
Сухопутный крейсер, морской гном… Что ж, в дальней дороге всякое бывает.
– Вы, значит, - восхитился Алешка, - в детстве с немцами воевали?
– Еще как! - похвалился боевой гном, наливая нам красивый чай в стаканы в красивых подстаканниках. - Во! Гляди, Леха! - Он отодвинул в сторону бороду, и на его кителе, пониже тельняшки, вспыхнули два ордена и три медали - за боевые заслуги!
– У нашего папы, - не утерпел Алешка, - тоже полна грудь орденов и значков.
– Известное дело, - уважительно вздохнул гном, - он ведь тоже все время воюет… Пейте, пейте чай, ребятишки. Такого чая больше нигде не попробуете. Особенный!…
– Ага, - вежливо похвалил Алешка чай, - особенный. Из паровоза. - И громко хлюпает, и гремит ложечкой, пользуясь отсутствием мамы.
А наш поезд все мчится и мчится. И что-то в нем происходит. А мы об этом пока не знаем…
– Я ведь, ребятишки, с детства и всю жизнь мечтал моряком стать. Плавать на стальном броненосце, охранять морские рубежи Родины. А стал машинистом…
– А я всю жизнь мечтал стать машинистом, - сказал Алешка.
– Не получилось еще? - с сочувствием покачал головой Юрий Иванович.
– Получилось. Один раз, - признался Алешка.
Я тогда на эти его слова не обратил внимания. Так они, как-то промелькнули мимо. Как столбы за окошком вагона. Я, наверное, подумал, что он сказал о нашей «домашней» железной дороге - модели. Или о детской железной дороге в Кратове. А ведь Алешка имел в виду кое-что посерьезнее. В общем - проговорился. А я и не заметил…
– Был я тогда постарше Лехи, помладше Димки, - ударился в воспоминания Юрий Иванович. - Жили мы возле паровозного депо, батя мой там работал мастером. И мечтал он, чтобы я тоже пристал к паровозному делу. А тут война; батя - на фронт, я - на его место, в депо. Ладили мы там, знаете, что? Бронепоезд. Для фронта. Одевали его в броню, ставили на него орудия и пулеметы. Ну и, конечно, как сдали бронепоезд командованию, как развел он пары, загрузился продуктами и боеприпасами и двинул на фронт, я затаился в тендере, где уголь, и объявился, когда наш «Беспощадный» вовсю стучал колесами на запад. Хотели меня на первой же остановке ссадить да домой отправить - не вышло…
– Остановок не было? - догадался Алешка.
– Точно! Так и мчались мы до первого боя. Немцы тогда танковый десант бросили, чтобы железную дорогу перекрыть, а мы им со всех бортовых орудий так долбанули!
– И вы долбали?
– Нет, врать не стану. В том бою не долбал. Помогал кочегару уголек в топку бросать. Так и прижился. Командир бронепоезда приказал мне форму справить, оружие выдать…
– И стали вы юный герой!
Юрий Иванович немного смутился:
– Не сразу, конечно. Но стал. - Он опять раздвинул бороду и показал все свои медали. - Ну, а потом уж - вся жизнь на железной дороге. Машинистом стал, всю страну объездил. Сейчас-то я пенсионер, вот и поставили меня начальником…
И вот тут его прервали. Зашуршала трансляция, и чей-то строгий голос произнес:
– Начальника поезда просят срочно пройти в кабину машиниста!
– Жаль, - сказал Алешка. - А то бы вы нам рассказали про свои боевые заслуги.
– Успею еще, путь дальний. - И он заспешил к машинистам.
А мы - к родителям.
Мама сразу же возмутилась:
– Где вы шляетесь? Мы так волнуемся!
Но Алешка сразу же ее переключил:
– Не расцвел?
Мама вздохнула с надеждой:
– Вот-вот распустится.
Тут поезд стал тормозить - какая-то станция появилась.
И мы с Алешкой тут же выскочили на платформу. Мама даже не успела крикнуть нам вслед: «Вы куда?»
Станция оказалась так себе. Какая-то мазаная избушка с надписью «касса», два дерева по ее бокам и коза, которая старательно одно из них обгладывала, тряся бородой. От удовольствия. И больше - ничего.
Мы тогда сразу помчались к «цирковому» вагону - чем-то он нас привлекал. Какой-то он был загадочный. И даже морда нарисованного тигра казалась нам хитрой и вредной. У нее было такое выражение: «А я что-то знаю, да не скажу!».
Охранник вагона «Шапито» вышел на платформу и прохаживался взад-вперед, настороженно и внимательно поглядывая по сторонам. «Осторожно! Злая собака!» Он был в черной форме, с дубинкой на поясе. Подозрительно взглянул на нас. Но Алешку это ничуть не смутило.
– Дядь, - спросил он охранника, - а у вас там тигры? Дайте посмотреть.
Охранник взглянул на него искоса, сверху вниз, и небрежно бросил:
– Иди отсюда!
Алешка хамства и грубости не терпел.
– Твоя, что ль, платформа? - так же небрежно ответил он.
– Ща врежу дубинкой - узнаешь чья!
– Врежь! - Алешка остановился напротив него, задрал голову с хохолком на макушке. - А я папу позову.
Охранник заржал, как дикий конь. Или зарычал, как дикий тигр.
– Зови! И папе твоему достанется.
Тут уж и я не стерпел.
– А ты знаешь, кто у нас папа? Полковник милиции!
– А мама - генерал, - добавил Алешка.
– Полковник… Генерал… - проворчал дикий конь. Но уже не так грубо. - Не положено здесь посторонним. Охраняемый объект.
– Ну зачем же так грубо, дорогой мой? - укорил его ласковый, прямо мурлыкающий голос.
Мы обернулись.
В дверях вагона стоял огромный толстый человек, похожий на перекормленного «Вискасом» рыжего кота. Он жмурился от степного солнца, почесывал себя за ухом волосатой рукой и мурлыкал:
– Зачем же так грубо, Костя? Такие симпатичные любознательные детишки. - И он обратился к нам: - Жаль, что ничего в этом вагоне интересного не предвидится.
– А что предвидится? - спросил Алешка.
– Хурда-мурда всякая, - промяукал громадный кот. - Трапеции, турники, батут.
– А зверей нет? - разочаровался Алешка.
– Звери, дорогой мой, в следующем поезде едут.
– Тигры?
– И тигры, и бегемоты. - Дядька ловко, несмотря на свои размеры, спустился на платформу, взял Алешку за руку и не спеша пошел вдоль состава. - И всякие другие звери.
Но от Алешки так просто не отвяжешься.
– Ну хоть злую собаку покажите, - проныл он.
– Какую собаку? - удивился кот. - Никакой здесь злой собаки нет…
«Кроме охранника», - подумал я.
– …И доброй тоже нет. Все дрессированные собачки едут следующим поездом.
– Да вот же - у вас написано! - Алешка обернулся и ткнул пальцем в табличку с собачьей мордой.
– А… Это… - Какая-то тень пробежала по его лицу и исчезла. Оно cнова стало противно-приветливым. - Это так… Предупреждение для особо назойливых. - Намек на нас, что ли? - Чтобы возле вагона не крутились. А вы в каком вагоне едете?
– А вон, - Алешка махнул рукой.
– Хороший вагон, - почему-то похвалил его громадный кот. - Мне нравится.
– А это наши родители, - Алешка показал на маму и папу, которые стояли у дверей вагона.
– Хорошие родители, - промурлыкал кот, поклонился им издали и попрощался с нами. - Заходите как-нибудь на чаек. И родителей пригласите.
– Так чего заходить? - откровенно признался Алешка. - Зверей-то в вашем вагоне нет. А чаю у нас своего навалом.
– Да, чего нет, дорогой мой, того нет, - вздохнул кот и мягкой походкой вернулся к своему вагону, где не было ни злых собак, ни добрых зверей.
Только вот звери-то там были. И не цирковые, дрессированные и добродушные. А вовсе дикие.
Но мы этого тогда еще не знали. И узнали, к сожалению, слишком поздно.
– Где бегали? - спросил папа.
– Зверей смотрели, - сказал Алешка.
– Ну и как?
– А их там нет. Одна хурда-мурда. И собачья морда.
Мама поморщилась на его вольные выражения, но ничего не сказала.
Мы поднялись в вагон, и поезд мягко и плавно отчалил от перрона.
Глава IV
ЧУК И ГЕРДА
Вагонная жизнь опять пошла своим чередом. Постукивали колеса, посвистывал электровоз, позвякивали ложечки в стаканах.
В нашем купе было совсем как дома. Папа читал газеты, мама шепталась со своим кактусом, мы с Алешкой, лежа на верхних полках, смотрели в окно, за которым ничего особенного не было. Одна только большая, совсем бескрайняя степь, над ней - круглое жаркое солнце, да парят в небе большие, вроде орлов, птицы.
Скучновато…
Но странно: поезд шел себе и шел, жизнь в нем текла спокойно и размеренно, но мне почему-то казалось, что вокруг нас происходят какие-то тайные события. Будто в театре, за занавесом, во время антракта, какие-то неведомые люди меняют декорации. Мы спокойно пьем в буфете чай с печеньем и не догадываемся, что когда занавес распахнется, то начнется совсем другое действие - таинственное, тревожное, опасное…
Я не удержался и тихо спросил Алешку:
– Тебе ничего не кажется?
– Кажется… - прошептал он. - Кажется, я в туалет хочу.
И он стал слезать с полки. Но не успел.
Дверь в наше купе широко распахнулась, и на пороге возникла громада нашего знакомого Кота.
– Пардон, - улыбнулся он, - я, кажется, ошибся. - Он обежал глазами купе, остановил свой желтый кошачий взгляд на мамином кактусе и вдруг сделал шаг назад, прикрыл глаза рукой. Будто в ослеплении. - Боже мой! - он мяукнул так, словно ему сунули под нос миску со сливками. - Не может быть! - И протянул свою мохнатую лапу в сторону кактуса: - Это же «Аспарагус магикус»! Не так ли, мадам?
Наша «мадам» немного растерялась, потом вспыхнула и зарозовела. А папа с интересом вынырнул из-за газеты.
– Вы любите кактусы? - спросила мама. - Присаживайтесь. Хотите чаю?
– С удовольствием!
А мне почему-то подумалось, что он больше обрадовался бы блюдечку со сметаной. По хитрым Алешкиным глазам я понял, что и его посетила та же мысль.
Котяра вдвинулся в купе, и в нем стало так же тесно, как у Грини с Кланей.
– Позвольте представиться: Тимофей Васильевич, директор замечательного цирка «Шапито». Следую со своим имуществом на гастроли по великим и бескрайним Кубанским степям… А кактусы… Кактусы - это моя любовь с детства. Мне привила ее моя бедная мама. Два экземпляра я даже представил на Международной выставке кактусоводов в Брюсселе… - И он начал, прихлебывая чай, трепаться о своей любви с детства.
Мама слушала его, прижав руки к груди и широко, как Алешка, распахнув глаза. А папа дружески кивал головой и чуть заметно усмехался, одними глазами.
– Мой кактус скоро зацветет, - сказала мама. - Я жду это событие с нетерпением. Как вы считаете, долго мне еще ждать?
Кот Тимофей оглядел мамин кактус, как больной пациента, или, точнее, как кошка дохлую мышь, и сказал торжественно:
– На днях! Непременно! Это будет сказочный цветок! А вам известно, что «магикус» цветет только раз в сто лет?
– Не может быть! - воскликнула мама. - Как мне повезло!
Но эту восторженную беседу и папину усмешку вдруг прервал хриплый поездной динамик:
– Уважаемые пассажиры! К сожалению, наш состав не сможет прибыть в город Светлорецк строго по графику. Из-за неисправности путей поезд пойдет объездной веткой. Примите наши извинения.
Мы с Алешкой пожали плечами; мама, кажется, даже ничего не поняла, не сводя глаз с кактуса; папа почему-то нахмурился, а Кот Тимофей сладко зажмурился и торопливо распрощался.
Он с трудом, но очень ловко протиснулся в дверь и исчез в коридоре, неслышно ступая мягкими лапами. Сорок пятого размера.
А наш поезд замедлил ход и свернул с главной магистрали. И не сам по себе, а по расчетливой и злой воле недобрых людей. И направился прямо к ужасным опасностям и страшным приключениям, как говорит друг нашего детства неунывающий Буратино.
Но мы этого еще не знали.
А динамик снова захрипел и выдал:
– Алексея и Дмитрия Оболенских начальник поезда просит срочно пройти в его купе.
Мама сделала круглые глаза, а папа усмехнулся:
– Никак без вас не могут.
…А директор «Шапито» (Котяра Тимофей, как мы его с Алешкой прозвали) стал частенько заглядывать к нам. Или подходить к нашим родителям на платформе, когда состав останавливался в очередной раз. И он все время мурлыкал про кактусы, рассказывал про них необыкновенные вещи (такие необыкновенные, что даже не верилось. Например, он уверял маму, что семена кактусов занесены на нашу планету Земля из космоса, с планеты Марс. Их там, говорил он, навалом - будто сам только что оттуда вернулся с гастролей).
С мамой он разговаривал весело и приветливо, а с папой - уважительно. Но когда он вежливо попробовал спросить папу о том, как идет его нелегкая милицейская служба, папа так же вежливо ответил, что он сейчас в отпуске, а когда он в отпуске, то о своей работе старается не вспоминать.
– Понимаю, - сочувственно покивал Котяра Тимофей, - у вас столько проблем. Преступность совсем обнаглела. Сажать побольше надо. Чтоб другим неповадно было.
– Сажаем, - вздохнул папа. - Только я-то совсем другим делом занят. Я в паспортном столе служу.
– Вот как, - мурлыкнул Котяра и, мягко коснувшись папиного мундира, на котором были заметны дырки от орденов, улыбнулся: - А это вам, дорогой мой, конечно, дали за то, что вы своевременно и четко обеспечиваете граждан паспортами?
– И за это тоже, - в ответ улыбнулся папа.
Но странно. Котяра столько раз обещал пригласить нас к себе на чай, рассказать о проблемах циркового искусства, но так и не пригласил ни разу. И проблемы циркового искусства остались нам неизвестны. Зато вскоре возникли другие проблемы, более для нас актуальные.
Сначала мы зашли к «ботаникам». Алешка их так прозвал, очень милое семейство - четвертый вагон, шестое купе. Папа, мама и дочка Настя. Папа и мама - такие умные, жуть. Оба в очках, у обоих волосы на затылке собраны в хвостик, и все время читают. Толстые книги. Что-то в них подчеркивают, что-то выписывают, наверное, студенты. Они и дочку свою припахали. Она во второй класс перешла, и им на лето таблицу умножения задали. Бедная девочка. Сидит у окошка над листком с таблицей и губами шевелит: семью семь - сорок семь.
Алешка ее пожалел, шефство над ней взял, стал помогать. По собственному методу. Расскажет Насте какую-нибудь сказку или фильм. А потом по этому рассказу задачку задает: «У одного волка было семеро козлят. И у одной козы - тоже семеро. Сколько будет семью два?» Настя морщит лоб, хмурит брови и отвечает: «Целое стадо!»
…«Ботаники» сидели с книгами, как обычно. Настя смотрела в окно, теребила косичку и повторяла: «Семью семь - сорок семь».
Мы вежливо поздоровались, я присел в уголке, а Лешка стал заниматься с Настей. Напомнил ей рассказ про Чука и Гека, задал задачку:
– Чук принес три полена для печки. И Гек принес три полена. Сколько всего?
Настя наморщила лоб, нахмурила брови, задумалась.
Алешка подсказал:
– Два мальчика принесли по три полена. Сколько всего?
– Мало.
Алешка терпеливо вздохнул:
– Два мальчика умножить на три полена? Сколько всего?
Настя задумалась, и вдруг ее лицо осветила догадка:
– Два мальчика на три полена! Шесть!… Мальчиков.
«Ботаники» рассмеялись, Алешка рассердился. Зашел с другого края, со стороны «Снежной королевы»:
– У Кая и Герды был розовый куст. На кусте - три ветки, на каждой ветке по два цветка. Сколько всего?
Настя нахмурила брови, наморщила нос, задумалась.
– Мы пошли, - сказал Алешка. - Думай. Обратно пойдем - спросим.
И мы отправились к начальнику поезда.
По пути заглянули к другим знакомым. Где-то чаю попили, где-то по конфетке получили. А вот у Грини с Кланей - облом. Они так и сидели, зажатые своими коробками и сумками. Только Кланя просунула в щель между ними пустую пластиковую бутылку и жалобно попросила:
– Мальчики, наберите водички.
Набрали, конечно…
– Где едем-то? - спросил невидимый Гриня.
– По степи, - сказал Алешка. - По Кубании.
– Во как! Чтой-то долго.
Мы тоже так считали.
– Большая степь, - сказал Алешка с сочувствием. - Бескрайняя.
В ответ послышалось два протяжных тоскливых вздоха…
Юрий Иванович, когда мы к нему зашли, озабоченно просматривал какие-то бумаги и ворчал:
– Что они там, слонов, что ли, кормят?
– Кто? - спросил Алешка. - Каких слонов?
– Да эти… Шапито. На каждой станции Лельку за продуктами гоняют. Их там, в вагоне, всего-то двое. А жрут… простите, едят, будто целая голодная банда.
– Значит, они все-таки цирковых зверей везут, - предположил Алешка. - Тайком. Чтобы меньше платить.
Юрий Иванович усмехнулся, покачал головой:
– Какие звери, Лех? Звери разве пиво пьют? Разве они сигареты «Ява» курят? Окорочка едят куриные? Пельмени «Сибирские»?
– Ну… - не сдавался Алешка. И намекнул: - Обезьяны, например. Такие умные среди них попадаются. И пиво пьют, и сигареты курят. И окурки с банками в окна бросают.
– Ну, если обезьяны… - Он отложил бумаги. - Я вот с ними разберусь, с окурками, с банками, с обезьянками. И с вертушкой этой, Лелькой. Она первый раз в рейсе. Не хотел я ее брать - молодая, неопытная, а вот навязали. Говорят, она племяшка, что ли, нашему начальнику дороги. Попробуй откажи. - Юрий Иванович вздохнул. - Одни проблемы кругом. Помощник машиниста приболел, с рейса его пришлось снять.
– А что с ним случилось? - озабоченно спросил Алешка. - Собака укусила?
Юрий Иванович смущенно улыбнулся.
– Да нет, никто его не кусал. Детская болезнь приключилась. Съел что-нибудь… Теперь надо замену ему искать. А где? В степи? В чистом поле? - Но тут он перескочил, вспомнив, на другое. - Я вас чего позвал-то? Маршрут следования поменялся, знаете ведь… И я очень рад. Потому что поедем через станцию Солнечная. Поняли?
Конечно, чего тут не понять!
– Эх вы! Не знаете… А на этой станции - музей железных дорог. Там собраны все старые виды паровозов! Во как! Ты вот, Алеха, знаешь, что такое паровоз?
Алешка показал на самовар и нахально заявил:
– Паровоз пар возит. Кастрюлька на колесах.
Юрий Иванович с огорчением рассмеялся, а я не понял: Алешка дурака валяет или в самом деле так считает?
– А что, не так, что ли? Бензовоз возит бензин, молоковоз - молоко. Ну а паровоз - ясно что.
Тут Юрий Иванович раскипятился, как самовар. Или как паровоз. И стал рассказывать. Он много чего наговорил. Много лишнего, по-моему. Но самое главное я усвоил: паровоз - великое изобретение человечества. Не менее великое, чем, например, тепловоз, электровоз или космический корабль.
– Ему ведь ничего не нужно: ни электричества, ни дизельного, ни ракетного топлива. Только уголь или дрова. Кидай их в топку, разводи пары, поднимай давление - и вперед!
– А система блокировки у него есть? - неожиданно и как-то небрежно спросил Алешка. - И дублирующий светофор? Световая сигнализация? Радиосвязь?
Юрий Иванович как открыл рот, так и не закрывал его. Довольно долго.
Наконец опомнился:
– Ишь ты!
И они заспорили. Как два машиниста. Старый да малый. А я как дурак хлопал глазами и переводил их с одного на другого.
«…Реверс, контроллер, диапазон…»
Сначала мне стало стыдно за свою темноту, а потом я сам себя успокоил: и героев кому-то надо кормить. Голодные - какие они герои?
– Не слабо! - выдохнул морской гном и положил Алешке руку на плечо. - Я бы с тобой, парень, в дальний рейс пойти не побоялся.
– Я бы с вами тоже, - признал Алешка. - А скоро эта Солнечная?
– В аккурат через час. - Гном посмотрел на часы. - Я вас позову. Экскурсию сделаю. Директор музея - мой боевой товарищ. - Подумал и признался: - Очень боевой.
Вагонная жизнь опять пошла своим чередом. Постукивали колеса, посвистывал электровоз, позвякивали ложечки в стаканах.
В нашем купе было совсем как дома. Папа читал газеты, мама шепталась со своим кактусом, мы с Алешкой, лежа на верхних полках, смотрели в окно, за которым ничего особенного не было. Одна только большая, совсем бескрайняя степь, над ней - круглое жаркое солнце, да парят в небе большие, вроде орлов, птицы.
Скучновато…
Но странно: поезд шел себе и шел, жизнь в нем текла спокойно и размеренно, но мне почему-то казалось, что вокруг нас происходят какие-то тайные события. Будто в театре, за занавесом, во время антракта, какие-то неведомые люди меняют декорации. Мы спокойно пьем в буфете чай с печеньем и не догадываемся, что когда занавес распахнется, то начнется совсем другое действие - таинственное, тревожное, опасное…
Я не удержался и тихо спросил Алешку:
– Тебе ничего не кажется?
– Кажется… - прошептал он. - Кажется, я в туалет хочу.
И он стал слезать с полки. Но не успел.
Дверь в наше купе широко распахнулась, и на пороге возникла громада нашего знакомого Кота.
– Пардон, - улыбнулся он, - я, кажется, ошибся. - Он обежал глазами купе, остановил свой желтый кошачий взгляд на мамином кактусе и вдруг сделал шаг назад, прикрыл глаза рукой. Будто в ослеплении. - Боже мой! - он мяукнул так, словно ему сунули под нос миску со сливками. - Не может быть! - И протянул свою мохнатую лапу в сторону кактуса: - Это же «Аспарагус магикус»! Не так ли, мадам?
Наша «мадам» немного растерялась, потом вспыхнула и зарозовела. А папа с интересом вынырнул из-за газеты.
– Вы любите кактусы? - спросила мама. - Присаживайтесь. Хотите чаю?
– С удовольствием!
А мне почему-то подумалось, что он больше обрадовался бы блюдечку со сметаной. По хитрым Алешкиным глазам я понял, что и его посетила та же мысль.
Котяра вдвинулся в купе, и в нем стало так же тесно, как у Грини с Кланей.
– Позвольте представиться: Тимофей Васильевич, директор замечательного цирка «Шапито». Следую со своим имуществом на гастроли по великим и бескрайним Кубанским степям… А кактусы… Кактусы - это моя любовь с детства. Мне привила ее моя бедная мама. Два экземпляра я даже представил на Международной выставке кактусоводов в Брюсселе… - И он начал, прихлебывая чай, трепаться о своей любви с детства.
Мама слушала его, прижав руки к груди и широко, как Алешка, распахнув глаза. А папа дружески кивал головой и чуть заметно усмехался, одними глазами.
– Мой кактус скоро зацветет, - сказала мама. - Я жду это событие с нетерпением. Как вы считаете, долго мне еще ждать?
Кот Тимофей оглядел мамин кактус, как больной пациента, или, точнее, как кошка дохлую мышь, и сказал торжественно:
– На днях! Непременно! Это будет сказочный цветок! А вам известно, что «магикус» цветет только раз в сто лет?
– Не может быть! - воскликнула мама. - Как мне повезло!
Но эту восторженную беседу и папину усмешку вдруг прервал хриплый поездной динамик:
– Уважаемые пассажиры! К сожалению, наш состав не сможет прибыть в город Светлорецк строго по графику. Из-за неисправности путей поезд пойдет объездной веткой. Примите наши извинения.
Мы с Алешкой пожали плечами; мама, кажется, даже ничего не поняла, не сводя глаз с кактуса; папа почему-то нахмурился, а Кот Тимофей сладко зажмурился и торопливо распрощался.
Он с трудом, но очень ловко протиснулся в дверь и исчез в коридоре, неслышно ступая мягкими лапами. Сорок пятого размера.
А наш поезд замедлил ход и свернул с главной магистрали. И не сам по себе, а по расчетливой и злой воле недобрых людей. И направился прямо к ужасным опасностям и страшным приключениям, как говорит друг нашего детства неунывающий Буратино.
Но мы этого еще не знали.
А динамик снова захрипел и выдал:
– Алексея и Дмитрия Оболенских начальник поезда просит срочно пройти в его купе.
Мама сделала круглые глаза, а папа усмехнулся:
– Никак без вас не могут.
…А директор «Шапито» (Котяра Тимофей, как мы его с Алешкой прозвали) стал частенько заглядывать к нам. Или подходить к нашим родителям на платформе, когда состав останавливался в очередной раз. И он все время мурлыкал про кактусы, рассказывал про них необыкновенные вещи (такие необыкновенные, что даже не верилось. Например, он уверял маму, что семена кактусов занесены на нашу планету Земля из космоса, с планеты Марс. Их там, говорил он, навалом - будто сам только что оттуда вернулся с гастролей).
С мамой он разговаривал весело и приветливо, а с папой - уважительно. Но когда он вежливо попробовал спросить папу о том, как идет его нелегкая милицейская служба, папа так же вежливо ответил, что он сейчас в отпуске, а когда он в отпуске, то о своей работе старается не вспоминать.
– Понимаю, - сочувственно покивал Котяра Тимофей, - у вас столько проблем. Преступность совсем обнаглела. Сажать побольше надо. Чтоб другим неповадно было.
– Сажаем, - вздохнул папа. - Только я-то совсем другим делом занят. Я в паспортном столе служу.
– Вот как, - мурлыкнул Котяра и, мягко коснувшись папиного мундира, на котором были заметны дырки от орденов, улыбнулся: - А это вам, дорогой мой, конечно, дали за то, что вы своевременно и четко обеспечиваете граждан паспортами?
– И за это тоже, - в ответ улыбнулся папа.
Но странно. Котяра столько раз обещал пригласить нас к себе на чай, рассказать о проблемах циркового искусства, но так и не пригласил ни разу. И проблемы циркового искусства остались нам неизвестны. Зато вскоре возникли другие проблемы, более для нас актуальные.
Сначала мы зашли к «ботаникам». Алешка их так прозвал, очень милое семейство - четвертый вагон, шестое купе. Папа, мама и дочка Настя. Папа и мама - такие умные, жуть. Оба в очках, у обоих волосы на затылке собраны в хвостик, и все время читают. Толстые книги. Что-то в них подчеркивают, что-то выписывают, наверное, студенты. Они и дочку свою припахали. Она во второй класс перешла, и им на лето таблицу умножения задали. Бедная девочка. Сидит у окошка над листком с таблицей и губами шевелит: семью семь - сорок семь.
Алешка ее пожалел, шефство над ней взял, стал помогать. По собственному методу. Расскажет Насте какую-нибудь сказку или фильм. А потом по этому рассказу задачку задает: «У одного волка было семеро козлят. И у одной козы - тоже семеро. Сколько будет семью два?» Настя морщит лоб, хмурит брови и отвечает: «Целое стадо!»
…«Ботаники» сидели с книгами, как обычно. Настя смотрела в окно, теребила косичку и повторяла: «Семью семь - сорок семь».
Мы вежливо поздоровались, я присел в уголке, а Лешка стал заниматься с Настей. Напомнил ей рассказ про Чука и Гека, задал задачку:
– Чук принес три полена для печки. И Гек принес три полена. Сколько всего?
Настя наморщила лоб, нахмурила брови, задумалась.
Алешка подсказал:
– Два мальчика принесли по три полена. Сколько всего?
– Мало.
Алешка терпеливо вздохнул:
– Два мальчика умножить на три полена? Сколько всего?
Настя задумалась, и вдруг ее лицо осветила догадка:
– Два мальчика на три полена! Шесть!… Мальчиков.
«Ботаники» рассмеялись, Алешка рассердился. Зашел с другого края, со стороны «Снежной королевы»:
– У Кая и Герды был розовый куст. На кусте - три ветки, на каждой ветке по два цветка. Сколько всего?
Настя нахмурила брови, наморщила нос, задумалась.
– Мы пошли, - сказал Алешка. - Думай. Обратно пойдем - спросим.
И мы отправились к начальнику поезда.
По пути заглянули к другим знакомым. Где-то чаю попили, где-то по конфетке получили. А вот у Грини с Кланей - облом. Они так и сидели, зажатые своими коробками и сумками. Только Кланя просунула в щель между ними пустую пластиковую бутылку и жалобно попросила:
– Мальчики, наберите водички.
Набрали, конечно…
– Где едем-то? - спросил невидимый Гриня.
– По степи, - сказал Алешка. - По Кубании.
– Во как! Чтой-то долго.
Мы тоже так считали.
– Большая степь, - сказал Алешка с сочувствием. - Бескрайняя.
В ответ послышалось два протяжных тоскливых вздоха…
Юрий Иванович, когда мы к нему зашли, озабоченно просматривал какие-то бумаги и ворчал:
– Что они там, слонов, что ли, кормят?
– Кто? - спросил Алешка. - Каких слонов?
– Да эти… Шапито. На каждой станции Лельку за продуктами гоняют. Их там, в вагоне, всего-то двое. А жрут… простите, едят, будто целая голодная банда.
– Значит, они все-таки цирковых зверей везут, - предположил Алешка. - Тайком. Чтобы меньше платить.
Юрий Иванович усмехнулся, покачал головой:
– Какие звери, Лех? Звери разве пиво пьют? Разве они сигареты «Ява» курят? Окорочка едят куриные? Пельмени «Сибирские»?
– Ну… - не сдавался Алешка. И намекнул: - Обезьяны, например. Такие умные среди них попадаются. И пиво пьют, и сигареты курят. И окурки с банками в окна бросают.
– Ну, если обезьяны… - Он отложил бумаги. - Я вот с ними разберусь, с окурками, с банками, с обезьянками. И с вертушкой этой, Лелькой. Она первый раз в рейсе. Не хотел я ее брать - молодая, неопытная, а вот навязали. Говорят, она племяшка, что ли, нашему начальнику дороги. Попробуй откажи. - Юрий Иванович вздохнул. - Одни проблемы кругом. Помощник машиниста приболел, с рейса его пришлось снять.
– А что с ним случилось? - озабоченно спросил Алешка. - Собака укусила?
Юрий Иванович смущенно улыбнулся.
– Да нет, никто его не кусал. Детская болезнь приключилась. Съел что-нибудь… Теперь надо замену ему искать. А где? В степи? В чистом поле? - Но тут он перескочил, вспомнив, на другое. - Я вас чего позвал-то? Маршрут следования поменялся, знаете ведь… И я очень рад. Потому что поедем через станцию Солнечная. Поняли?
Конечно, чего тут не понять!
– Эх вы! Не знаете… А на этой станции - музей железных дорог. Там собраны все старые виды паровозов! Во как! Ты вот, Алеха, знаешь, что такое паровоз?
Алешка показал на самовар и нахально заявил:
– Паровоз пар возит. Кастрюлька на колесах.
Юрий Иванович с огорчением рассмеялся, а я не понял: Алешка дурака валяет или в самом деле так считает?
– А что, не так, что ли? Бензовоз возит бензин, молоковоз - молоко. Ну а паровоз - ясно что.
Тут Юрий Иванович раскипятился, как самовар. Или как паровоз. И стал рассказывать. Он много чего наговорил. Много лишнего, по-моему. Но самое главное я усвоил: паровоз - великое изобретение человечества. Не менее великое, чем, например, тепловоз, электровоз или космический корабль.
– Ему ведь ничего не нужно: ни электричества, ни дизельного, ни ракетного топлива. Только уголь или дрова. Кидай их в топку, разводи пары, поднимай давление - и вперед!
– А система блокировки у него есть? - неожиданно и как-то небрежно спросил Алешка. - И дублирующий светофор? Световая сигнализация? Радиосвязь?
Юрий Иванович как открыл рот, так и не закрывал его. Довольно долго.
Наконец опомнился:
– Ишь ты!
И они заспорили. Как два машиниста. Старый да малый. А я как дурак хлопал глазами и переводил их с одного на другого.
«…Реверс, контроллер, диапазон…»
Сначала мне стало стыдно за свою темноту, а потом я сам себя успокоил: и героев кому-то надо кормить. Голодные - какие они герои?
– Не слабо! - выдохнул морской гном и положил Алешке руку на плечо. - Я бы с тобой, парень, в дальний рейс пойти не побоялся.
– Я бы с вами тоже, - признал Алешка. - А скоро эта Солнечная?
– В аккурат через час. - Гном посмотрел на часы. - Я вас позову. Экскурсию сделаю. Директор музея - мой боевой товарищ. - Подумал и признался: - Очень боевой.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента