Гусев Валерий Борисович. Выстрелы в ночи

Гусев Валерий Борисович
Выстрелы в ночи

   Валерий Борисович ГУСЕВ
   ВЫСТРЕЛЫ В НОЧИ
   Повесть
   Только что со мной произошла
   совершенно дикая, невообразимая
   история. Не разрешите ли с вами
   посоветоваться?..
   А. К о н а н Д о й л. Записки
   о Шерлоке Холмсе
   30 м а я, с у б б о т а
   После зимы в Синеречье сразу началась весна. Она пришла день в день, час в час, будто терпеливо дожидалась своего времени, расчетливо накапливая силы, и в ночь с февраля на март отчаянно ворвалась в село короткой, яростной, хорошо подготовленной атакой: грозно зазвенела очередями капели, шумно обрушила с крыш твердо слежавшиеся снежные пласты, неудержимо, стремительно разбежалась повсюду бурными ручьями. К утру она бросила в бой свои главные резервы - сначала ветер и жадный дождь, а затем - горячий свет с чисто-синего неба. И дальше все быстро и ладно пошло своим извечным чередом. Сбежали снега, загремел на реках лед, разрушаемый беспощадной силой, шумно тронулся и навсегда уплыл куда-то далеко вниз, ярко зеленея и сверкая холодными искрами на острых, граненых изломах.
   Отовсюду - с теплых полей, из хмурых еще лесов - потянуло волнующим запахом проснувшейся земли и прелой соломы, оттаявших стволов и прошлогодней листвы. Торопливо проклюнулась травка, вылупились первые листочки, посвежела хвоя. Чище и звонче стали орать по деревне петухи. Веселее зазвенели в колодцах ведра. Зашумели на полях застоявшиеся трактора.
   Синереченцы, соскучившись за зиму по настоящей крестьянской работе, отсеялись ровно, уложились в нужные сроки и по району вышли на первое место. Радуясь хорошей весне, они дружно уверились и в хорошее, совсем уже недалекое, лето, и в добрый урожай...
   Андрей Ратников, хоть и своих забот хватало, но в посевную сумел и на сеялке постоять, и даже, подменяя приболевшего некстати тракториста Ванюшку Кочкина, вспахал малую толику за Косым бугром. Все еще тянуло его к привычному сельскому труду, нравилось и хотелось делать с людьми одно общее и важное - дело. Да к тому же хорошо понял он за свою недолгую еще милицейскую службу, что нельзя ему наособку держаться, надо со всеми вместе общими заботами жить - польза от этого обоюдная и заметная...
   Но сегодня что-то не ладилось у него. Весь день Ратников как-то неуютно себя чувствовал. И понять никак не мог почему. Уж, вроде бы в должности освоился, привык на людях их внимание ощущать: и доброе, да и недоброе тоже, надо сказать. А тут будто что-то нехорошее у него за спиной делалось, а он и не знал об этом, только казалось, словно кто глаз настороженных и злых с него не спускал, ровно на мушку взял и водил следом стволом, выбирая нужный момент, чтобы курок спустить. Черт знает что такое, злился на себя Андрей, на небывалое с ним состояние.
   Домой он пришел поздно: дождался, пока в клубе танцы закончатся, развел двух петушков - Серегу и Митьку, которые уже было и куртки поскидали, и рукава рубах подтянули, проводил до калитки разомлевшего в тепле старика Корзинкина, терпеливо послушал, как он клялся, что "в последний раз, да и то с устатку", проверил магазин и с Галкой на крылечке постоял. За всеми этими делами (день вообще трудный был, хлопотливый суббота) Андрей как-то поуспокоился, однако тревога совсем не прошла, где-то внутри затаилась.
   Среди ночи, поближе к утру, Андрей проснулся от какого-то странного стука в наружную дверь. Спросонок ему показалось, будто ветер забрасывает на крыльцо тяжелые редкие капли дождя и они барабанят в старый перевернутый тазик. Он привык уже, что его иногда поднимают по ночам, но в таких случаях стучат в окно - громко, требовательно, настойчиво - и зовут в полный голос. А сейчас это непонятное, даже жуткое постукивание настораживало, в нем таилась тревога и опасность.
   Андрей приподнял с подушки голову, прислушался, стараясь успокоить гулко забившееся сердце. Потом тихонько встал, не зажигая света, нашел спортивные брюки, сунул ноги в тапки и, взяв пистолет, бесшумно вышел в сени, все время слыша этот необъяснимый дробный стук, словно кто-то горстью кидал в дверь камешки.
   Он положил руку на засов, снова прислушался, подавляя острое, нарастающее предчувствие беды - какой-то неясной, нереальной и потому страшной, как в кошмарном сне. Сопротивляясь этому страху, не позволяя ему одолеть себя, а значит - и потерять голову, Андрей лихорадочно соображал, прикидывал: что делать? По-хорошему бы - ударить ногой в дверь, упасть на крыльцо камнем или кошкой и руку с пистолетом вскинуть... А если это пацаны балуются? Или чья-нибудь бедняга женка пришла потихоньку, соседей стыдясь, просить, чтобы утихомирил разгулявшегося мужика? Хорош будет участковый - пузом на полу!
   Он осторожно двинул затвор пистолета и, чуть помедлив, быстро шагнул на крыльцо и сразу - в сторону. Тут же заблестело в кустах напротив дома длинное прерывистое пламя, гулко затрещало, с глухим звоном защелкали, застучали в бревна пули, взвизгнула одна из них, попав в какую-то железку, и влепилась куда-то под крышу.
   Андрей, словно его толкнуло в спину, упал. Еще падая, не раздумывая, дважды выстрелил вверх. В мгновенно навалившейся тишине булькнула в ведре с водой выброшенная пистолетом гильза, звякнула обо что-то другая и поскакала вниз по ступенькам крыльца. Он вскочил на ноги, перемахнул через перила и бросился туда, где только что блестели вспышки выстрелов и слышалось, как затрещали под ногами сухие ветки, зашелестела листва по одежде убегающего человека.
   Андрей бежал следом, кричал: "Стой!" - и все старался разглядеть, узнать - кто это, кто ночью воровски выманил его на крыльцо, чтобы стрелять в него - подумать только! - из автомата, но ему никак не удавалось уцепиться взглядом за что-нибудь знакомое в пригнувшейся фигуре, за какую-то характерную деталь в облике. Здесь, в кустах, было совсем темно, по глазам били, хлестали ветки, и он видел только подпрыгивающую спину, бугорок головы над ней и откинутую, мотающуюся руку с оружием в ней. "Глупо делаю, - мелькнуло в голове, - если он меня на другого выведет, тот запросто срежет", но остановиться Андрей уже не мог.
   Они почти одновременно вырвались наискось к проселку, и один за другим перемахнули канаву. Стрелявший тяжело побежал к чему-то массивно темневшему впереди на дороге, и Андрей опять подумал, что там могут быть сообщники и тогда уж все вместе они наверняка сделают то, за чем приходил этот, с автоматом.
   Темное пятно впереди оказалось легковой машиной, стоящей у обочины с потушенными огнями, с распахнутой левой задней дверцей. Неизвестный подбежал к ней, швырнул внутрь автомат и сам бросился, как нырнул, следом. Машина рванулась, взвыв, буксуя, бешено набрала скорость, и где-то уже далеко ярко зажглись ее красные габаритки, заметались над дорогой длинные лучи света и громко, как выстрел, хлопнула дверца.
   Андрей сгоряча пробежал еще по дороге и остановился, слыша надрывный шум мотора, свое тяжелое частое дыхание и возбужденную брехню перепуганных собак. Стало холодно ногам, особенно правой, с которой еще у крыльца свалился тапок. Андрей постоял, чертыхнулся в сердцах и пошел обратно.
   - Ну? - жестко спросил сидящий рядом с водителем.
   - Уделал, - задыхаясь, хрипло, прерывисто ответил ему тот, кто прыгнул в машину.
   - Уделал, говоришь, дешевка? - И резко обернулся. - А кто бежал за тобой? Кто из пушки садил? Покойник?
   - Где мне... знать?.. Ночевал... у него кто-то... Следом за ним... из избы выскочил... Дай глотнуть... задохнулся шибко.
   - Слыхал, глотнуть ему? Не подавишься? Такую подлянку нам кинул, а ему - глотнуть! Что же ты и второго не уделал? А если он засек тебя, падло?
   - Не засек... Где там... В такой-то темени. Я б его... лупанул... Да это... керосинка заела... Дай глотнуть.
   Водитель посмотрел на сидящего рядом, пошарил под сиденьем и протянул назад бутылку водки.
   - Останови. Глотнул? Давай мотай в село. Посмотри - как там? На глаза попадись, понял? Утром жду. А ты подбрось меня поближе к стойлу...
   Когда Андрей вернулся, у дома уже собрался встревоженный народ.
   - Что за происшествие, товарищ лейтенант? - деловито выступил вперед крошечный Богатырев - командир колхозной дружины. - Мы готовы к действию!
   - Тапок потерял, - ответил участковый.
   - Была бы голова цела, - сказал председатель колхоза Иван Макарович, протягивая Андрею ключи от правления. - А уж тапки мы тебе новые купим. Звонить прямо сейчас пойдешь?
   - Оденусь только. Расходись, мужики, не топчитесь здесь. И по кустам не лазайте. Богатырев, присмотри тут. - Андрей так и стоял с пистолетом в руке, потому что деть его было некуда - не за резинку же "треников" засовывать.
   Гордый доверием Богатырев, солидно поправив форменную фуражку, доставшуюся ему от прежнего участкового и которую он, похоже, даже на ночь не снимал, стал шустро теснить людей к калитке, приговаривая: "Освободите, граждане, место происшествия для осмотра и охраны".
   Андрей, одевшись, вышел на улицу с фонариком, подобрал свои гильзы и нырнул в кусты. Он быстро отыскал место, откуда стреляли, разглядел россыпь тусклых старых гильз и нашел хорошо вдавленные во влажную землю следы кирзовых, видимо, сапог.
   - Богатырев! - крикнул он. - Поставь своих ребят, чтобы сюда никто не подходил. И сами пусть подальше держатся.
   Андрей позвонил в район, дежурный по отделу связал его с начальником, и тот хриплым со сна голосом, выслушав участкового, сказал:
   - Ну ты даешь, Ратников! Мы тебя хвалим, в пример ставим, а на твоем участке такие происшествия. Не приснилось тебе, часом?
   - Если бы...
   - Вот что, лейтенант. Людей я сейчас высылаю. А ты пока думай: зачем в тебя стреляли? Что ты за фигура такая, что такое наделал, чтоб из автомата тебя бить? И второе: автомат и машина. Понял? Давай действуй.
   У Андреева дома толпа гудела - все село, конечно, сбежалось, как на пожар. Светать уже стало, и все глаз не отрывали от свежих, с торчащими острыми белыми щепками сколов на бревнах сруба, от перилины крыльца, вовсе перебитой, повисшей на гвозде. И страшно как-то людям, и тревожно было, что это в их участкового, совсем пацана еще - Андрюшку Ратникова, которого многие вообще мальцом помнили, стреляли так по-настоящему, беспощадно, нагло, без всякой опаски. Стреляли, чтобы убить. Потому люди и смотрели по-разному: кто со страхом и жалостью, кто с крайним удивлением, словно бы и не веря глазам своим, а кто и с тихим бешенством, гневно, скрипя зубами, сжимая кулаки.
   Андрею даже как-то неловко было подходить к ним, особенно когда все обернулись к нему и молча, сочувственно расступились.
   - А ты, дядя Федор, чего прибежал? На кого магазин оставил?
   - Как же теперь без меня - ведь я при ружье и вполне способный тебе помощь оказать. Потому и прибежал.
   - Где ему бегать? - засмеялся Степка Моховых. - Он с вечера тут прятался, поближе к милиции.
   Кто-то (кто именно, Андрей не разобрал в сером свете наступающего утра), постучав о землю черенком зачем-то прихваченных вил, сказал негромко: "Ты, Андрейка, нынче ко мне ночевать иди, не сомневайся". Участковому аж горло перехватило. Он сказать-то ничего не мог, только кивнул и покачал головою - мол, спасибо, не надо. А тут еще Галка вывернулась, бросилась к нему, в руку вцепилась, молчит, а глазищи - вот такие.
   Андрей ее легонько отстранил, сел на ступеньку, ладонью устало по лицу провел - все-таки такого страха натерпелся - и тихо сказал:
   - Расходитесь, граждане.
   Граждане послушно разошлись. Только Галка, безуспешно поискав предлога остаться ("Может, тебе чаю поставить или за молоком сходить?"), попыталась задержаться, но Андрей и ее спровадил безжалостно. Ему нужно было побыть одному, собраться с мыслями и приступить к работе.
   В дом почему-то идти не хотелось, он остался на крыльце, взяв только из планшетки свой рабочий блокнот.
   Начинался день. Быстро, торопясь по своим важным делам, поднималось солнце. Оно, словно подброшенное, выскочило из-за леса и круто полезло в небо, заливая все вокруг ярким светом. И хотя в селе уже никто не спал и было так же, как всегда: кричали петухи и мычали коровы, скрипели и хлопали калитки, гремели в колодцах ведра, звенели по железкам молотки (хозяева загодя готовились к сенокосу), - утро все-таки казалось не таким, как обычно, не веселым, что ли, пасмурным.
   Андрей сидел на крыльце, листал блокнот, поминая при этом добрым словом участкового Иванцова, у которого принял эту трудную, неспокойную и, выходит, опасную должность. Тот ему сразу сказал, сдавая свой пост: "Каждый день, Андрей, записывай. Подробно пиши, не стесняйся бумагу марать. Все пиши, где был, что видел и сделал, с кем и о чем говорил, у кого кто родился и кто вчера выпил лишнего - все-все пиши. Неизвестно, что пригодится. Может, тебе из всего только одна строчка и понадобится, но ей цены не будет, золотой окажется".
   Тихонько, исподтишка, ни с того ни с сего стал накрапывать дождик. Андрей вынес из дома коробку от ботинок, накрыл ею след сапога в кустах и положил сверху кусок пленки. Потом снова сел на ступеньку, раскрыл блокнот, задумался.
   Вернемся и мы вместе с участковым к тому дню, когда, вероятнее всего, начались какие-то события, развитие которых едва не стоило ему жизни; постараемся вместе с ним разобраться в них, понять, что в обычных, рабочих буднях сельского милиционера могло привести к столь загадочным, необычайным последствиям...
   Вот другой конец запутанной нити.
   А. К о н а н Д о й л. Записки
   о Шерлоке Холмсе
   13 м а я, с р е д а
   С утра Андрей ездил в район. С делами управился к обеду и только подошел к мотоциклу, как кто-то небритый - царапнул по щеке как наждаком набросился сзади, сильно обхватил, сдавил и заорал радостно, счастливо, не стесняясь прохожих:
   - Сергеич, участковый, отец родной! Здорово, милиция!
   Андрей, который от неожиданности чуть было не бросил его через себя, смущенно вырвался из цепких дружеских рук Тимофея Елкина (по прозвищу Дружок) и поправил фуражку. Полгода назад участковый направил его на принудительное лечение, выступал в суде свидетелем и, конечно, не ожидал от Тимофея такой бурной радости при встрече. Но, видно, тот многое понял и обиды на него не держал, а был искренне рад ему и благодарен.
   - Ну как ты? - спросил Андрей.
   - Хорош, Андрей Сергеич! По всем статьям выправился и человеком стал: и умный опять, и здоровый, и трезвый навсегда. Дай твою добрую руку пожму! Спасибо тебе. Ты со мной как с другом обошелся. Спас, можно сказать, в трудную минуту. Теперь за мной должок. Придет пора - и я тебя выручу!
   Был он оживлен, доволен, будто возвращался с курорта, а не из лечебно-трудового профилактория.
   - Трогай! - закричал он, садясь в коляску Андреева мотоцикла, и свистнул так звонко и заливисто, что с куполов церкви сорвались голуби, а дремавшая неподалеку на лавочке бабуля вздрогнула и испуганно закрестилась, сердито бормоча.
   - Тихо, тихо, - улыбнулся Андрей, - а то я вместо села в отделение тебя доставлю.
   Дорогой, пока ехали Дубровниками, Тимофей, как бойкий птенчик в гнездышке, вертелся в коляске, все время смеялся и что-то говорил, поворачиваясь к Андрею, но тот почти ничего, кроме отдельных слов ("вино... жизнь... со стороны... Зойка... вино... доченьки... жуть... вино"), не слышал и только время от времени согласно кивал головой, чтобы не обидеть Тимофея, не омрачить его радости.
   Уже на окраине, у переезда, участковый вдруг остановился, мотоцикл заглушил и, бросив Елкину: "Посиди", - пошел к пивному ларьку, около которого - он заметил - назревал беспорядок.
   Тепленькие мужики, горланя, размахивая кружками и кулаками, угрожающе теснили какого-то прилично одетого гражданина. Тот не пугался, стоял, лениво прижавшись спиной к обитой железом полочке ларька, и, опираясь на нее локтями, развязно держал в руках кружки с пивом, спокойно улыбался, как скалился.
   Андрей видел: так же опасно улыбаясь, он, не торопясь особо, выплеснул пиво под ноги окруживших его мужиков, ахнул кружки о полочку зазвенело, брызнули осколки, - и в руках его оказались, как кастеты, крепкие ручки со сверкающими острыми обломками... Мужики примолкли, переглянулись.
   - В чем дело, граждане? - Андрей уверенно протолкался сквозь толпу, остановился перед отважным гражданином. - Бросьте в урну ваше "оружие", подберите осколки и уплатите за разбитые кружки. В чем дело, граждане?
   Продавщица, получив деньги, испуганно хлопнула окошком, спряталась от греха. Мужики загалдели - враз, все вместе:
   - Без очереди лезет! Обзывается всяко! Урка тюремный! Он - человек, а мы что - не люди? Прибери его, милиция!
   Андрей оглядел толпу, послушал и повернулся к "урке". Тот уже не был так спокоен, но вида не показывал. Что-то насторожило Андрея, что-то в нем не нравилось, не так было. И главное - не то, что он умело, опытно превратил кружки в страшное оружие, а другое - пока еще неясное.
   - Спасибо, лейтенант, выручил. Может, и я когда тебе пригожусь. Совсем оборзели - хулиганье! Как собаки бросаются! - Он почти заискивал, но не явно, в меру, соблюдая достоинство.
   - Пройдемте. - Андрей взял его за рукав, отвел в сторону.
   Мужики расступились, ворча, пропустили их, сдерживаясь, чтобы не дать задержанному хорошего пинка напоследок.
   - Документы прошу предъявить, - сказал участковый.
   - Да ты что, лейтенант? Меня чуть не пришили, и я же отвечать должен! Ты даешь!
   - Документы! - спокойно, но уже настойчиво повторил Андрей и настороженно смотрел, как он зло лезет в карман, достает бумажник, как подрагивает его чуть раздвоенный подбородок, подергивается бритая щека. Вот оно что! Выбрит, но в волосах сухие травинки, костюм новый, а уже помятый. Ну и что? Загулял мужик, ночевал где-то в прошлогоднем стогу, подумаешь. И брился тоже там? К тому же по виду городской, а лицо обветренное, и дымком от него попахивает - не уютным, печным, а костерным, бродяжьим.
   Задержанный стал шарить по кармашкам бумажника - искать паспорт.
   - Забыл, куда сунул, - пояснил он, отвечая на вопрошающий взгляд милиционера. - Давно никто не спрашивал.
   "Не его бумажник", - уверился Андрей, наблюдая, как неуверенно и нервно, словно спотыкаясь, бегают его грязные худые пальцы.
   - Дайте-ка я сам посмотрю.
   Неизвестный быстро, незаметно оглянулся по сторонам. На лоб его упала чуть вьющаяся челка с заметной седой прядкой.
   Андрей достал паспорт, посмотрел.
   - Ваша фамилия?
   - Там написано, - буркнул он. - Ты грамотный? Федорин - моя фамилия. Верно? Алексей Кузьмич. Пятьдесят третьего года.
   - Где получили паспорт?
   Неизвестный ответил.
   - Когда?
   - В семьдесят восьмом. В декабре. Точнее не помню.
   Все было правильно. И что-то не то. Андрей осмотрел бумажник немного денег, лотерейный билет и блок фотографий. Сравнил с фотографией на паспорте. Одинаковые... Стоп! А почему они одинаковые? Фотографии новые, вот на обороте дата карандашом проставлена и номер квитанции, а паспорт выдан в семьдесят восьмом году!
   - Задерживаю вас, гражданин Федорин, - сказал Андрей, - для выяснения некоторых обстоятельств.
   - Да ладно тебе, начальник! Давай по стакану и разойдемся друзьями. Нет за мной вины, ты уж поверь.
   Андрей не ответил, вложил паспорт в бумажник, открыл планшетку...
   Федорин вдруг прыгнул в сторону, вцепился в задний борт сползавшего с переезда грузовика, подтянулся и перевалился в кузов. Мужики заорали, кто-то засвистел, но водитель не обратил внимания, прибавил скорость, и машина свернула за угол.
   Андрей бросился к мотоциклу, рванул с места так, что Дружок едва не вылетел из коляски.
   Машину они догнали почти сразу.
   - Давай поближе к борту, - прокричал Тимофей, привставая, - я его возьму!
   - Я тебе возьму!
   Андрей обогнал машину, просигналил, чтобы остановилась, и подбежал к ней. В кузове уже никого не было...
   Андрей забежал в один двор, в другой, выскочил на параллельную улицу, вернулся...
   - Как же ты так оплошал? - посетовал дежурный, когда Ратников написал и сдал ему рапорт вместе с бумажником. - А если он в розыск объявлен?
   Андрей поморщился, промолчал. Да и что ему было сказать? Что все получилось слишком неожиданно? На то он и милиционер, чтобы любую неожиданность предусмотреть, всякую беду предвидеть и предупредить. Да, плохо дело...
   Знал бы Андрей - как оно плохо!
   До самого села почти ехали молча. Дружок сочувственно поглядывал на Андрея, кряхтел, плевал на дорогу и все хотел показать, что часть вины за промашку готов взять на себя.
   Когда поднялись на Савельевку, он дернул Андрея за рукав - попросил остановиться - и выбрался из коляски.
   Все кругом было залито солнечным светом - таким ярким и сильным, что казалось, так будет всегда: не придет ночь, не грянет зима, не набежит издалека серая мокрая туча. И повсюду в этом горячем свете звенели птицы.
   Тимофей подошел к самому краю обрыва, обернулся к Андрею, блестя влажными глазами:
   - Красота у нас, верно? Нигде таких облаков не бывает, ты глянь какие белые да высокие, какими барашками завиваются. И жаворонок у нас особый - звонкий и переливчатый. Я его одним ухом узнаю, не ошибусь... Он присел, достал мятые папиросы. - Лучшие в мире наши края. Я хоть и нигде кроме не бывал, а знаю. Живи и радуйся! Еще бы Зойка с девчонками вернулась...
   - От тебя зависит, - сказал Андрей.
   - Думаешь? Ладно, поживем - поглядим.
   Так и сидели они рядышком - участковый инспектор милиции и бывший злостный пьяница и тунеядец, и будто не было важнее дела, любовались бескрайним раздольем, нежно-зелеными полями, синими реками, в которых блестело солнце.
   - Слышь, Андрюша, а верно старики говорят про кузнеца Савелия, что он в стародавнюю пору сделал себе крылья и летал на них выше леса, а? И края наши, сверху оглядев, Синеречьем прозвал?
   - Наверное, правда, - Андрей помолчал. - Теперь уж не узнаешь, про какие крылья они рассказывают, может, что другое под этим понимают...
   - Ага, - подхватил Тимофей, - у меня тоже вроде как крылья появились, и легкость в душе как у птицы... Ты гляди, гляди, что выделывает, окаянный! - Он, смеясь, показал на выскочившего на волю, ошалевшего от тепла и света теленка, который, припадая и взбрыкивая, прыгал вокруг трактора. - Ну чисто кобель перед лошадью, только что не гавчет! Ай, молодец! Так его, так, куси его, Бобик!
   Ванюшка Кочкин, сидевший за рулем, тоже, видно, был в хорошем настроении: недолго думая, вылез из кабины и стал на четвереньки, замотал кудлатой головой, тяжело и очень похоже замычал. Теленок, задрав хвост, в ужасе дернул от него по борозде.
   - Господи, всегда бы так хорошо было! - от сердца пожелал Тимофей.
   - Ладно, едем, - сказал участковый. - Дела ждут.
   Тимофей, став серьезным, уселся в коляске поважнее и строго сказал:
   - В правление. Буду просить председателя доверить мне прежний ответственный пост - поголовье Козелихинской фермы. Так и скажу, мол, рядовой сельский труженик Тимофей Елкин из вынужденного увольнения прибыл, готов приступить к добросовестному исполнению своих обязанностей. Трогай помалу!
   У правления только пионеров с горнами не было, а так почти все село собралось - событие! Впрочем, один пионер был - гипсовый. Он стоял напротив фонтана, и на его высоко поднятой трубе сидела ворона и каркала.
   Тимофей выбрался из коляски, постоял, глядя на знакомые лица, поклонился до земли.
   - За пьянку, сердешный, сидел, - прикрывая рот платком, злорадно вздохнула худая и вредная Клавдия.
   - За пьянку не содят, - авторитетно поправил первый на селе пьяница и сплетник хуже бабы, небритый, с синяком под глазом Паршутин. - Вот ежели чего по пьянке - это другое, за это содят.
   - Лечился он, - сердито сказала тетя Маруся. - Теперь лечут от этого.
   - Дружок! - заорал Паршутин. - Тебя тоже небось вином лечили? Мы в телевизоре видали. Так и я могу, заходи вечерком - вместе полечимся!
   Тимофей обернулся на крыльце, усмехнулся снисходительно, как на глупого ребенка.
   - Я теперь не Шарик и не Дружок, а тебе и подавно. Ты эту собачью кличку забудь навсегда. Я теперь Тимофей Петрович Елкин - полноправный и сознательный член нашего общества. И потому требую к себе уважения, а кто не захочет - заставлю!
   Паршутин закатил глаза, делая вид, что ах как испугался, и показал ему кукиш в спину.
   ...Я прихожу к заключению, что
   дело это гораздо серьезнее, чем может
   показаться с первого взгляда.
   А. К о н а н Д о й л. Записки
   о Шерлоке Холмсе
   15 м а я, п я т н и ц а
   Этот день Андрей начал с того, что зашел на машинный двор как раз к тому времени, когда механизаторы готовились выезжать в поле. Поговорил, машины осмотрел ("Своя ГАИ у нас теперь", - добродушно шутили трактористы, они привыкли уже к этому), отстранил от работы Василия Блинкова, от которого сильно пахло еще "вчерашними дрожжами" и который при нем дважды уронил разводной ключ и споткнулся на ровном месте, помог студенту-практиканту Алешке завести мотор и пошел дальше.
   В личном деле участкового инспектора милиции Андрея Сергеевича Ратникова и в приказе, которым ему объявлялась благодарность, записано, в частности: "...настойчиво и повседневно ведет большую профилактическую работу среди населения, и особенно с подростками и молодежью. Добивается в этом важном деле заметных успехов. На его участке самое низкое число правонарушений вообще, а среди несовершеннолетних они практически отсутствуют". И в областной газете, в очерке "Надежный парень", подчеркивалось, что лейтенант А. Ратников обеспечивает высокие показатели в своей важной работе благодаря творческому подходу к делу и широкой связи с общественностью".
   Сказано, конечно, коряво, отштамповано грубо, но по существу верно.
   Вступив в должность, освоившись в ней, Андрей, как только позволило время, поднял старые дела и проанализировал все случаи правонарушений среди подростков. Завел даже специальную тетрадку, разграфил ее и заполнил самыми разными показателями.