Страница:
20 февраля я принял в Ставке британского генерала Линга и полковника Ганеваля. Последний только что вернулся из Парижа и передал мне приветственное послание главнокомандующего сухопутными союзными войсками во Франции генерала Гамелена. В нём говорилось, что Гамелен считает положение Финляндии отчаянным, но если западным странам удастся прийти к нам на выручку, то у нашей страны, по его мнению, всё же появится возможность добиться удовлетворительного решения. Однако ни генерал Линц ни полковник Ганеваль не смогли сообщить мне более подробных и точных данных о численности экспедиционного корпуса и времени его отправки. Они даже не поведали мне, есть ли надежда, что Швеция и Норвегия согласятся пропустить войска.
Втягивание Швеции и Норвегии в конфликт между великими державами не было в интересах Финляндии, ибо это означало бы, что путь поставкам военного снаряжения и вооружения из западных стран и Швеции отрезан, и мы, возможно, потеряли бы и тех добровольцев, которых только что направили на фронт. Учитывая угрожающую обстановку на Карельском перешейке, я не мог предпринять ничего иного, как посоветовать правительству стремиться к достижению компромисса с Кремлём. Генерал-майор Вальден, посетивший меня в Ставке 22 февраля, передал правительству мою точку зрения.
21 февраля министр иностранных дел встретился со своим шведским коллегой министром Гюнтером и просил его о посредничестве. Ответ из Москвы был получен через два дня. Минимальное советское условие не ограничивалось передачей одного лишь мыса Ханко. Советское правительство в дополнение к этому потребовало отвести границу на «линию Петра Великого», которая была утверждена Ништадтским миром в 1721 году. Это означало передачу большей части финской Карелии, в том числе городов Выборг, Сортавала и Кексгольм. Кроме того, для защиты Финского залива потребовали заключения военного оборонительного союза между СССР, Финляндией и Эстонией. Условия ужесточались.
Выслушав эти потрясающие требования, правительство Финляндии вновь обратилось за вооружённой помощью к Швеции и попросило её дать разрешение на пропуск войск западных держав через её территорию. Ответ на оба обращения был отрицательным; Швеция, возможно, могла бы согласиться лишь на увеличение числа добровольцев. Что касается ввода войск Запада, то посол Великобритании в Хельсинки сообщил, что численность экспедиционного корпуса будет составлять 20000–30000 человек и что войска готовы отправиться 15 марта. Это значило, что прибытия экспедиционного корпуса к нам можно ожидать как минимум лишь через месяц, считая от указанной даты. О пропуске войск посол ничего ясного сказать не смог. По его мнению, Финляндия сама должна добиваться целесообразного решения в Стокгольме и Осло.
Несмотря на непреклонную позицию шведского правительства, было принято решение о поездке в Стокгольм министра иностранных дел, чтобы он ещё раз переговорил с правительством Швеции и послом Советского Союза в Стокгольме. 27 февраля министр Таннер встретился с премьер-министром Ханссоном, который повторил, что от Швеции не стоит ожидать прямой военной помощи, а также разрешения на пропуск через Швецию экспедиционного корпуса западных государств.
— Германия, — сказал премьер, — прямо и официально заявила шведскому правительству, что посылка в Финляндию шведских войск, за исключением добровольцев, втянула бы Швецию в войну между великими державами.
Он рекомендовал немедленно заключить мир, несмотря на жестокость условий, и одновременно сообщил, что Швеция окажет Финляндии экономическую поддержку. На вопрос министра Таннера, готова ли Швеция заключить с Финляндией оборонительный союз, если мы согласимся на требования русских, премьер-министр Ханссон ответил, что вопрос для него не нов, и выразил доброжелательное отношение к этой идее, добавив, что если бы такой союз существовал в 1939 году, Советский Союз не напал бы на Финляндию.
Госпожа Коллонтай также рекомендовала Таннеру согласиться с выдвинутыми условиями. По её словам, эти условия окончательны, и внести в них изменения за столом переговоров невозможно.
Интересно, что советское правительство 26 февраля через посла Майского предприняло попытку добиться, чтобы условия мира передало министерство иностранных дел Великобритании, хотя они уже были известны нашему правительству. Когда лорд Галифакс отверг это предложение на том основании, что считает их невыполнимыми, посол дал ему понять, что такая позиция может оказать неожиданное воздействие на советско-английские отношения. С полным основанием можно предположить, что русские хотели бы прощупать, сколь основательны планы ввода войск, и довести до сведения британского министерства иностранных дел, что Финляндия в любом случае останется самостоятельной. СССР надеялся помешать осуществлению этих планов.
28 февраля премьер-министр и четыре члена правительства вновь посетили Ставку и побеседовали со мной. В этот момент большого успеха наши войска добились лишь севернее Ладоги и в районе Кухмо, а положение на перешейке обострилось. Я попросил генералов, присутствовавших на встрече, дать министрам свою оценку обстановки. С некоторым удивлением я обнаружил, что все они, за исключением одного, заявили: мы выстоим, и войну можно и следует продолжать. Когда министры отошли в сторону, чтобы переговорить между собой, я использовал возможность для обоснования своей точки зрения перед генералами, выразив уверенность в том, что мир необходимо заключить сейчас. Нам, по моему разумению, нельзя позволять, чтобы горечь, вызванная суровыми условиями, затуманивала нашу способность мыслить критически! То, что армия не разбита, даёт нам пока возможность вести переговоры о мире. Если оборона рухнет, а наши силы напряжены до предела, мы потеряем эту возможность.
Побеседовав с генералами, я нашёл возможным доложить членам правительства, что в военном руководстве нет разногласий и что мир следует заключать немедленно. На следующий день, 29 февраля, правительство решило начать переговоры о заключении мира.
Однако решение не стали проводить в жизнь сразу, так как из Парижа и Лондона поступила информация о возможном увеличении численности экспедиционного корпуса и об ускорении отправки войск. По сообщению полковника Ганеваля, прибытия первых партий можно было ожидать в конце марта. Правительство, которое видело в этом возможность добиться смягчения суровых условий, решило узнать у западных стран, может ли первая группа в составе 50000 человек быть отправлена уже в марте и имеется ли возможность сразу получить сотню полностью оборудованных бомбардировщиков с экипажами.
Центральный вопрос о пропуске войск продолжал оставаться камнем преткновения. Информацию, полученную в конце февраля от западных государств, в которой сообщалось, что они сами, видимо, решат эту проблему, можно было понимать и так: Швеция и Норвегия будут поставлены перед фактом, когда войска высадятся в норвежском порту. Однако так далеко западные страны зайти не считали возможным. 2 марта они сообщили правительствам Швеции и Норвегии, что готовы предоставить Финляндии вооружённую помощь, и официально запросили разрешения на пропуск этих сил через их территорию. Поскольку Швеция и Норвегия могли стать объектом сильной реакции со стороны Германии, западные государства обещали им широкую военную поддержку. Британские войска прикрыли бы Тронхейм, Берген и Ставангер в четыре дня, считая с того момента, как Норвегия даст согласие на пропуск войск. Предполагалось, что силы, предназначенные для оказания помощи Финляндии, смогут высадиться в норвежских портах 20 марта.
Перед тем как правительство Финляндии 3 марта узнало, что Швеция и Норвегия отказались дать согласие на эту просьбу, раньше днём поступила информация о том, что можно ожидать прибытия 6000 британских солдат, если просьба о такой помощи поступит самое позднее 5 марта. Поскольку эти сведения противоречили ранее полученным данным, я попросил министерство иностранных дел окончательно выяснить этот вопрос.
Тем временем правительство Финляндии через Стокгольм связалось с Москвой, чтобы приступить к переговорам на том условии, что Выборг и Сортавала остаются в составе Финляндии. В ответе, поступившем 5 марта, Москва повторила требование о передаче этих городов. Более того, там говорилось, что если наша сторона будет затягивать решение вопроса, советское правительство увеличит требования и возобновит договор, заключённый с правительством Куусинена. Угроза поставила правительство в сложное положение, теперь оно не видело иного выхода, кроме как просить о прекращении военных действий и начинать переговоры на условиях, выдвинутых русскими. 6 марта поступило сообщение, что согласия на перемирие пока ещё нет, но переговоры в Москве могут быть начаты немедленно. Решение о посылке делегации для ведения переговоров было принято в тот же день. Одновременно правительство сообщило западным державам, что переносит на неделю срок подачи просьбы о военной помощи, которая была нашим единственным козырем на переговорах.
Сведения о помощи западных стран, запрошенные министерством иностранных дел, поступили 7 марта. Они были подготовлены начальником генерального штаба Великобритании генералом Айронсайдом и выглядели следующим образом:
Первый эшелон, в который войдёт англо-французская дивизия, будет переправлен морем в Нарвик 15 марта. Его состав:
две с половиной бригады французских альпийских стрелков — 8500 человек
два батальона «иностранного легиона» — 2000 человек
один батальон поляков — 1000 человек
1-я британская гвардейская бригада — 3500 человек
1-й британский батальон лыжников — 500 человек
Итого: 15500 человек
Перечисленные войска — это отборные части. Одновременно с ними будут высланы 3 батальона обслуживания.
Второй эшелон будет состоять из трёх британских дивизий, каждая численностью 14000 человек. Общая численность боевых частей возрастёт до 57500 человек.
По расчётам, первый эшелон должен прибыть в Финляндию в конце марта, а войска второго эшелона последуют за ним сразу же, как только позволит пропускная способность железных дорог.
Далее сообщалось, что при необходимости будут высланы дополнительные силы, и что войска будут подчинены верховному командованию Финляндии.
К сожалению, в ответе не содержалось окончательных сведений о запрошенной нами сотне бомбардировщиков. О них было только сказано, что вопрос изучили в положительном свете. Однако политическая проблема, разрешение на сквозной марш, так и не была решена!
На первой встрече 8 марта в Кремле с представителями советского правительства наша делегация узнала, что предварительные условия, сообщённые через Стокгольм, оказались совсем не такими, какие выдвинули сейчас. Помимо требований, высказанных ранее, русские потребовали передачи больших участков территории севернее Ладоги и в районе Кусамо, строительства Финляндией железнодорожного пути от Кемиярви до новой границы. Далее Финляндия должна отдать свою часть Рыбачьего полуострова, что также отсутствовало в условиях, переданных через министерство иностранных дел Швеции. Когда делегация напомнила о тех заверениях, которые были даны посреднику относительно того, что требований о передаче участков территории на севере Финляндии не будет, то получила уклончивый ответ. Молотов, между прочим, сказал, что это упущение, видимо, нужно отнести на счёт плохой памяти Коллонтай! Фактически же советское правительство хотело явно избежать той реакции, которую требование строительства железной дороги через Северную Финляндию могло вызвать в Швеции. Ведь эта железная дорога явилась бы прямой угрозой Швеции, ибо её строительство создало бы стратегическую наступательную линию, нацеленную против Скандинавии.
Дополнительные требования не без оснований можно было считать признаком того, что мир, к которому стремилась Москва, должен был всего лишь обеспечить передышку для Советского Союза. Помощь западных стран, таким образом, снова стала вырисовываться единственным путём спасения.
Не лучшим выходом из положения было под угрозой нового наступления продолжать войну, надеясь на помощь Запада, хотя она ощущалась недостаточной и весь план сомнительным. Из заявления премьер-министра Даладье, которое он сделал в беседе с послом Финляндии в Париже Холманом 7 марта, явствует, что не стоит больше ждать ввода войск:
«Несколько дней мы ждали обращения Финляндии, чтобы броситься ей на помощь всеми способами, и трудно понять, почему такое обращение снова откладывается. Если обращения не будет, западные страны не смогут нести какую-либо ответственность за организацию территориального статуса Финляндии после войны».
9 марта посол Финляндии в Лондоне Грипенберг сообщил, что «правительство Англии вместе с французским правительством решили оказать Финляндии помощь всеми имеющимися в распоряжении средствами, если Финляндия попросит о такой помощи». А 10 марта посол Англии в Хельсинки передал памятную записку, в которой подчёркивалось, что обращение в Лондоне ожидают самое позднее 12 марта. Что же касается ста запрошенных нами бомбардировщиков, то посол сообщил о готовности Англии поставить всего лишь пятьдесят, из них восемь «в течение четырёх дней после высылки обращения, а остатки в течение последующих десяти дней». Об экспедиционном корпусе было сказано лишь то, что его прибытие зависит от позиции Швеции и Норвегии; если эти страны воспротивятся пропуску войск даже в пассивной форме, то весь план может провалиться. Правительство Англии всё же пытается всеми способами добиться разрешения на проход этих сил.
Учитывая явную неопределённость, связанную с экспедиционным корпусом, и убеждённый в том, что наших сил недостаточно для продолжения борьбы в течение всей весны, 9 марта я посчитал необходимым рекомендовать правительству заключить мир. Этого мнения придерживалось и правительство, и комитет по иностранным делам парламента. 11 марта делегации, которая вела переговоры в Москве, были даны полные полномочия. Одновременно мы предприняли ещё одну попытку прощупать окончательную позицию Швеции. Вечером 11 марта шведскому правительству был направлен последний запрос относительно пропуска войск экспедиционного корпуса, а также о том, готова ли Швеция после окончания войны заключить с Финляндией оборонительный союз. На следующий день был получен ответ. Просьба о пропуске войск была решительно отклонена, а касательно оборонительного союза нам сообщили, что «правительство Швеции готово изучить возможности такового».
В этот полный событиями день 11 марта французское и английское правительства выступили отдельно с заявлением, в котором сообщили о своём намерении оказать помощь Финляндии, если мы не попросим. Прекрасно понимая последствия, к которым могло бы привести продолжение войны, делегация Финляндии поздно вечером 12 марта подписала договор о мире.
Условия его были исключительно тяжелы. Выборгская ляни, а вместе с ней города Выборг, Сортавала и Кексгольм отходили к Советскому Союзу, ему передавались острова Финского залива и полуостров Ханко с окружающей местностью, последний отходил от Финляндии на условиях договора об аренде на тридцать лет. На севере Финляндия теряла свою часть полуострова Рыбачий, а также обширные участки территории в районе Салла и Кусамо. Кроме того, от Финляндии потребовали обязательства в течение года, если это возможно, построить железную дорогу от Кемиярви до Салла на новой границе. За возврат района Петсамо мы, пожалуй, должны быть благодарны тому, что никелевые рудники там находились в пользовании британцев.
Величина переданной территории равнялась 4000 квадратных километров, а количество проживавших там людей составляло 12 процентов от всего населения страны. Это означало, что примерно полумиллиону человек пришлось покидать свои родные края, уезжать с земель, которые облагораживали и возделывали многие поколения их праотцев. Доля этих территорий в экономической жизни, земледелии, лесном хозяйстве, промышленности равнялась примерно 11 процентам.
Стратегическому положению Финляндии был нанесён сокрушительный удар. Мы потеряли все те узкие проходы, дававшие нам возможность закрывать ворота перед агрессором. Новая граница делала страну открытой для нападения, а район Ханко стал подобен пистолету, направленному в сердце государства и на важнейшие коммуникации. Договор о мире отнял у нас безопасность и свободу внешнеполитической деятельности. Утешением было то, что Кремль отказался от требования заключить военный союз.
История показывает, что сильный редко обладает чувством меры и талантом видеть далёкую перспективу. Эти свойства отсутствовали и у руководителей СССР. Их вина снова проявилась в высокомерии и недостатке чувства меры, которые были свойственны внешней политике России всё время.
У Зимней войны, если её рассматривать в отношении к конфликту между великими державами, имеются параллели в истории Европы. Подобно тому, как вторая мировая война явилась в основных чертах повтором войн Наполеона, так на судьбу Финляндии тогда и сейчас оказали влияние те же факторы. Как Наполеон, так и Гитлер ставили перед собой цель нейтрализовать Россию на время начинающейся борьбы с Западом. И в 1807-м, и в 1939 году это делалось путём предоставления России свободы действий в отношении Финляндии. Развязывание войны не противоречило интересам Германии; для неё было выгодно, чтобы ненадёжный союзник связал значительные силы в войне против Финляндии. К тому же стремился и Наполеон, в планы которого входило покорение Испании, пока Россия в 1808–1809 годах связана войной со Швецией — Финляндией. Помимо этого, финская война вынудила Советский Союз временно отказаться от активных действий на Балканах. Как Наполеону, так и Гитлеру было важно, чтобы в этом неспокойном уголке Европы сохранялся мир, Гитлеру — прежде всего потому, что нефть Румынии была крайне необходима для военной машины Германии.
Как уже говорилось, Зимняя война отвечала также интересам Запада, которые в Швеции перекрещивались с интересами Германии. Это походило на бега, победу в которых должен одержать более быстрый и более сильный. Союз Франции и Англии по готовности к войне значительно отставал от немцев, и у него не было общего политического и военного руководства. С момента нападения на нашу страну прошло три месяца, прежде чем западные страны 5 февраля 1940 года решили в принципе оказать военную помощь Финляндии, и эта инициатива приняла такие формы, что планы помощи стали целиком зависеть от согласия Швеции и Норвегии на проход войск через их территорию. Если бы план генерала Сикорского о военно-морской демонстрации в районе Петсамо был осуществлён, он, несомненно, дал бы Финляндии больше шансов добиться компромисса с Советским Союзом. Такое же воздействие оказала бы и отправка солидного количества самолётов с экипажами — быстрый и относительно недорогой способ. Однако относительная слабость ВВС Франции и Англии не позволила осуществить эту идею.
Если общественное мнение во Франции и Англии, особенно во Франции, заставляло их правительства действовать активно на благо Финляндии, то касательно правительств в Стокгольме и Осло можно лишь утверждать, что они не придавали существенного значения тому народному движению, которое было порождено нападением Советского Союза. Когда 13 декабря 1939 года к власти пришло новое правительство Швеции, премьер-министр Ханссон заявил, что цель его политики — укрепление авторитета власти, особенно в плане всемерной поддержки стремления народа к самостоятельности и нейтралитету. На следующий день Скандинавские страны воздержались от голосования в Женеве по вопросу исключения Советского Союза из Лиги наций. Их пассивная позиция в определённом смысле ещё больше усиливала изоляцию Финляндии и ослабляла наши политические возможности.
Первой и важнейшей предпосылкой целесообразной внешней политики являются крепкие оборонительные силы. Швеция в связи с реорганизацией оборонительного ведомства 1925 года уменьшила свою боеготовность, но рост напряжённости в мире в тридцатые годы заставил её повысить уровень оборонительных сил. Результатом явилась организация оборонительных сил 1936 года. Они были значительно укреплены и тем самым предоставили большие возможности проведения внешней политики. Когда была развязана вторая мировая война, у Швеции было такое оборонное ведомство, которое по сравнению с недостаточно вооружённой армией Финляндии можно назвать эффективным. Слабым его местом было обучение, но этот недостаток компенсировался хорошим физическим состоянием шведов, первоклассным вооружением и высокоразвитой промышленностью. Кроме того, уровень подготовки кадров был на подъёме, поскольку примерно половина наземных сил военного времени и некоторые части ополчения в начале сентября 1939 года были призваны на кратковременные или продолжительные учебные сборы. В момент начала Зимней войны часть армии была отмобилизована и тогда около 100000 солдат, 2-й армейский корпус, перебросили на западный берег реки Торнио.
Осенью 1939 года во время московских переговоров правительство Швеции не посчитало, что интересы его страны требуют оказания эффективной поддержки Финляндии; оно, судя по всему, не видело в требованиях русской стороны угрозы интересам Швеции. Когда была развязана война, и особенно в момент признания Москвой правительства Куусинена и заключения с ним договора о дружбе и взаимопомощи, уже легко было понять, что Советский Союз преследует цель захватить всю Финляндию. Большевизированная Финляндия стала бы для Швеции столь большой опасностью, что напрашивался только один вывод: Швеции следовало бы в её же собственных интересах всеми способами препятствовать осуществлению планов СССР. В её руках был такой козырь, как сосредоточение значительных сил на севере страны. Может быть, правительство Швеции смогло бы разговаривать таким языком, который поняла бы Москва. Одновременно и второй диктатор задумался бы, планируя нападение на Норвегию, которому пассивное поведение Швеции только способствовало.
Во время Зимней войны шведское правительство раз за разом заявляло, что Швеция в связи с позицией Германии не может предоставить нам военной помощи. Это утверждение являлось основным в межправительственных переговорах. Тот же довод приводили и послу Франции в Стокгольме. Он сообщал своему правительству: «Германия заявила правительству Швеции, что открытая помощь Финляндии явится формальным поводом для объявления войны». Все позднейшие события того времени давали повод думать, что Кремль инспирировал давление Германии на Швецию.
Сейчас всё же стало ясно, что довод, выдвигавшийся шведами, был чистой отговоркой, не имевшей под собой иной почвы, кроме робких предположений и ссылок на неопределённые источники, достоверность которых они и не старались изучить. Премьер-министр Ханссон, выступая в риксдаге 17 января 1940 года, признал, что Германия не «предупреждала Швецию и не угрожала ей». Если бы Германия когда-нибудь «непосредственно и официально», как он говорил Таннеру 27 февраля, выступила с военной угрозой в адрес Швеции в случае вмешательства Швеции в советско-финский конфликт, подобное обоснование пассивности не оставили бы без упоминания в том сборнике документов, который был недавно опубликован в целях разъяснения политики Швеции во время войны. Об этом ничего не говорится в шведской «Белой книге». Наоборот, там можно найти ясные свидетельства того, что подобного демарша Германия не предпринимала. Более того, в «Белой книге» можно прочитать, что посол Швеции в Берлине Рихтер неоднократно информировал своё правительство о заявлениях, которые показывали, с одной стороны, что вмешательство Швеции в конфликт между СССР и Финляндией не привело бы к контрмерам со стороны Германии, а с другой — что Германия вовсе не пыталась «сдерживающе» влиять на шведское правительство в вопросе оказания помощи Финляндии. Свою точку зрения на позицию Германии посол Рихтер изложил в письме от 19 февраля:
«Не думаю, что даже активное официальное выступление Швеции на стороне Финляндии могло бы вызвать с германской стороны контрмеры, которые втянули бы нас в войну великих держав. Насколько я понял, только присутствие французских или английских войск на территории Швеции или Финляндии могло бы вызвать вмешательство Германии в дела Швеции (Финляндии).
Та информация об угрозах со стороны Германии, которую посол Франции получил в Стокгольме, в публикации министерства иностранных дел Германии названа несоответствующей действительности. Таких угроз не было. То же самое говорил мне и рейхсмаршал Геринг. То, что советские войска были связаны на финском фронте, было в интересах Германии, но едва ли для Германии была полезна большевизация Финляндии, особенно если бы она означала появление русских в долине реки Торнио, то есть на расстоянии всего четырнадцати миль от столь важных для немцев залежей железной руды. Едва ли можно себе представить, что третий рейх смог бы спокойно наблюдать нарушение равновесия на Севере в пользу Советского Союза».
Заявление, разъясняющее позицию правительства Швеции во время военного конфликта между СССР и Финляндией, с которым 1 апреля 1940 года премьер-министр Ханссон выступил во второй палате риксдага, а министр иностранных дел Гюнтер — в первой, содержало следующие достойные внимания слова:
Втягивание Швеции и Норвегии в конфликт между великими державами не было в интересах Финляндии, ибо это означало бы, что путь поставкам военного снаряжения и вооружения из западных стран и Швеции отрезан, и мы, возможно, потеряли бы и тех добровольцев, которых только что направили на фронт. Учитывая угрожающую обстановку на Карельском перешейке, я не мог предпринять ничего иного, как посоветовать правительству стремиться к достижению компромисса с Кремлём. Генерал-майор Вальден, посетивший меня в Ставке 22 февраля, передал правительству мою точку зрения.
21 февраля министр иностранных дел встретился со своим шведским коллегой министром Гюнтером и просил его о посредничестве. Ответ из Москвы был получен через два дня. Минимальное советское условие не ограничивалось передачей одного лишь мыса Ханко. Советское правительство в дополнение к этому потребовало отвести границу на «линию Петра Великого», которая была утверждена Ништадтским миром в 1721 году. Это означало передачу большей части финской Карелии, в том числе городов Выборг, Сортавала и Кексгольм. Кроме того, для защиты Финского залива потребовали заключения военного оборонительного союза между СССР, Финляндией и Эстонией. Условия ужесточались.
Выслушав эти потрясающие требования, правительство Финляндии вновь обратилось за вооружённой помощью к Швеции и попросило её дать разрешение на пропуск войск западных держав через её территорию. Ответ на оба обращения был отрицательным; Швеция, возможно, могла бы согласиться лишь на увеличение числа добровольцев. Что касается ввода войск Запада, то посол Великобритании в Хельсинки сообщил, что численность экспедиционного корпуса будет составлять 20000–30000 человек и что войска готовы отправиться 15 марта. Это значило, что прибытия экспедиционного корпуса к нам можно ожидать как минимум лишь через месяц, считая от указанной даты. О пропуске войск посол ничего ясного сказать не смог. По его мнению, Финляндия сама должна добиваться целесообразного решения в Стокгольме и Осло.
Несмотря на непреклонную позицию шведского правительства, было принято решение о поездке в Стокгольм министра иностранных дел, чтобы он ещё раз переговорил с правительством Швеции и послом Советского Союза в Стокгольме. 27 февраля министр Таннер встретился с премьер-министром Ханссоном, который повторил, что от Швеции не стоит ожидать прямой военной помощи, а также разрешения на пропуск через Швецию экспедиционного корпуса западных государств.
— Германия, — сказал премьер, — прямо и официально заявила шведскому правительству, что посылка в Финляндию шведских войск, за исключением добровольцев, втянула бы Швецию в войну между великими державами.
Он рекомендовал немедленно заключить мир, несмотря на жестокость условий, и одновременно сообщил, что Швеция окажет Финляндии экономическую поддержку. На вопрос министра Таннера, готова ли Швеция заключить с Финляндией оборонительный союз, если мы согласимся на требования русских, премьер-министр Ханссон ответил, что вопрос для него не нов, и выразил доброжелательное отношение к этой идее, добавив, что если бы такой союз существовал в 1939 году, Советский Союз не напал бы на Финляндию.
Госпожа Коллонтай также рекомендовала Таннеру согласиться с выдвинутыми условиями. По её словам, эти условия окончательны, и внести в них изменения за столом переговоров невозможно.
Интересно, что советское правительство 26 февраля через посла Майского предприняло попытку добиться, чтобы условия мира передало министерство иностранных дел Великобритании, хотя они уже были известны нашему правительству. Когда лорд Галифакс отверг это предложение на том основании, что считает их невыполнимыми, посол дал ему понять, что такая позиция может оказать неожиданное воздействие на советско-английские отношения. С полным основанием можно предположить, что русские хотели бы прощупать, сколь основательны планы ввода войск, и довести до сведения британского министерства иностранных дел, что Финляндия в любом случае останется самостоятельной. СССР надеялся помешать осуществлению этих планов.
28 февраля премьер-министр и четыре члена правительства вновь посетили Ставку и побеседовали со мной. В этот момент большого успеха наши войска добились лишь севернее Ладоги и в районе Кухмо, а положение на перешейке обострилось. Я попросил генералов, присутствовавших на встрече, дать министрам свою оценку обстановки. С некоторым удивлением я обнаружил, что все они, за исключением одного, заявили: мы выстоим, и войну можно и следует продолжать. Когда министры отошли в сторону, чтобы переговорить между собой, я использовал возможность для обоснования своей точки зрения перед генералами, выразив уверенность в том, что мир необходимо заключить сейчас. Нам, по моему разумению, нельзя позволять, чтобы горечь, вызванная суровыми условиями, затуманивала нашу способность мыслить критически! То, что армия не разбита, даёт нам пока возможность вести переговоры о мире. Если оборона рухнет, а наши силы напряжены до предела, мы потеряем эту возможность.
Побеседовав с генералами, я нашёл возможным доложить членам правительства, что в военном руководстве нет разногласий и что мир следует заключать немедленно. На следующий день, 29 февраля, правительство решило начать переговоры о заключении мира.
Однако решение не стали проводить в жизнь сразу, так как из Парижа и Лондона поступила информация о возможном увеличении численности экспедиционного корпуса и об ускорении отправки войск. По сообщению полковника Ганеваля, прибытия первых партий можно было ожидать в конце марта. Правительство, которое видело в этом возможность добиться смягчения суровых условий, решило узнать у западных стран, может ли первая группа в составе 50000 человек быть отправлена уже в марте и имеется ли возможность сразу получить сотню полностью оборудованных бомбардировщиков с экипажами.
Центральный вопрос о пропуске войск продолжал оставаться камнем преткновения. Информацию, полученную в конце февраля от западных государств, в которой сообщалось, что они сами, видимо, решат эту проблему, можно было понимать и так: Швеция и Норвегия будут поставлены перед фактом, когда войска высадятся в норвежском порту. Однако так далеко западные страны зайти не считали возможным. 2 марта они сообщили правительствам Швеции и Норвегии, что готовы предоставить Финляндии вооружённую помощь, и официально запросили разрешения на пропуск этих сил через их территорию. Поскольку Швеция и Норвегия могли стать объектом сильной реакции со стороны Германии, западные государства обещали им широкую военную поддержку. Британские войска прикрыли бы Тронхейм, Берген и Ставангер в четыре дня, считая с того момента, как Норвегия даст согласие на пропуск войск. Предполагалось, что силы, предназначенные для оказания помощи Финляндии, смогут высадиться в норвежских портах 20 марта.
Перед тем как правительство Финляндии 3 марта узнало, что Швеция и Норвегия отказались дать согласие на эту просьбу, раньше днём поступила информация о том, что можно ожидать прибытия 6000 британских солдат, если просьба о такой помощи поступит самое позднее 5 марта. Поскольку эти сведения противоречили ранее полученным данным, я попросил министерство иностранных дел окончательно выяснить этот вопрос.
Тем временем правительство Финляндии через Стокгольм связалось с Москвой, чтобы приступить к переговорам на том условии, что Выборг и Сортавала остаются в составе Финляндии. В ответе, поступившем 5 марта, Москва повторила требование о передаче этих городов. Более того, там говорилось, что если наша сторона будет затягивать решение вопроса, советское правительство увеличит требования и возобновит договор, заключённый с правительством Куусинена. Угроза поставила правительство в сложное положение, теперь оно не видело иного выхода, кроме как просить о прекращении военных действий и начинать переговоры на условиях, выдвинутых русскими. 6 марта поступило сообщение, что согласия на перемирие пока ещё нет, но переговоры в Москве могут быть начаты немедленно. Решение о посылке делегации для ведения переговоров было принято в тот же день. Одновременно правительство сообщило западным державам, что переносит на неделю срок подачи просьбы о военной помощи, которая была нашим единственным козырем на переговорах.
Сведения о помощи западных стран, запрошенные министерством иностранных дел, поступили 7 марта. Они были подготовлены начальником генерального штаба Великобритании генералом Айронсайдом и выглядели следующим образом:
Первый эшелон, в который войдёт англо-французская дивизия, будет переправлен морем в Нарвик 15 марта. Его состав:
две с половиной бригады французских альпийских стрелков — 8500 человек
два батальона «иностранного легиона» — 2000 человек
один батальон поляков — 1000 человек
1-я британская гвардейская бригада — 3500 человек
1-й британский батальон лыжников — 500 человек
Итого: 15500 человек
Перечисленные войска — это отборные части. Одновременно с ними будут высланы 3 батальона обслуживания.
Второй эшелон будет состоять из трёх британских дивизий, каждая численностью 14000 человек. Общая численность боевых частей возрастёт до 57500 человек.
По расчётам, первый эшелон должен прибыть в Финляндию в конце марта, а войска второго эшелона последуют за ним сразу же, как только позволит пропускная способность железных дорог.
Далее сообщалось, что при необходимости будут высланы дополнительные силы, и что войска будут подчинены верховному командованию Финляндии.
К сожалению, в ответе не содержалось окончательных сведений о запрошенной нами сотне бомбардировщиков. О них было только сказано, что вопрос изучили в положительном свете. Однако политическая проблема, разрешение на сквозной марш, так и не была решена!
На первой встрече 8 марта в Кремле с представителями советского правительства наша делегация узнала, что предварительные условия, сообщённые через Стокгольм, оказались совсем не такими, какие выдвинули сейчас. Помимо требований, высказанных ранее, русские потребовали передачи больших участков территории севернее Ладоги и в районе Кусамо, строительства Финляндией железнодорожного пути от Кемиярви до новой границы. Далее Финляндия должна отдать свою часть Рыбачьего полуострова, что также отсутствовало в условиях, переданных через министерство иностранных дел Швеции. Когда делегация напомнила о тех заверениях, которые были даны посреднику относительно того, что требований о передаче участков территории на севере Финляндии не будет, то получила уклончивый ответ. Молотов, между прочим, сказал, что это упущение, видимо, нужно отнести на счёт плохой памяти Коллонтай! Фактически же советское правительство хотело явно избежать той реакции, которую требование строительства железной дороги через Северную Финляндию могло вызвать в Швеции. Ведь эта железная дорога явилась бы прямой угрозой Швеции, ибо её строительство создало бы стратегическую наступательную линию, нацеленную против Скандинавии.
Дополнительные требования не без оснований можно было считать признаком того, что мир, к которому стремилась Москва, должен был всего лишь обеспечить передышку для Советского Союза. Помощь западных стран, таким образом, снова стала вырисовываться единственным путём спасения.
Не лучшим выходом из положения было под угрозой нового наступления продолжать войну, надеясь на помощь Запада, хотя она ощущалась недостаточной и весь план сомнительным. Из заявления премьер-министра Даладье, которое он сделал в беседе с послом Финляндии в Париже Холманом 7 марта, явствует, что не стоит больше ждать ввода войск:
«Несколько дней мы ждали обращения Финляндии, чтобы броситься ей на помощь всеми способами, и трудно понять, почему такое обращение снова откладывается. Если обращения не будет, западные страны не смогут нести какую-либо ответственность за организацию территориального статуса Финляндии после войны».
9 марта посол Финляндии в Лондоне Грипенберг сообщил, что «правительство Англии вместе с французским правительством решили оказать Финляндии помощь всеми имеющимися в распоряжении средствами, если Финляндия попросит о такой помощи». А 10 марта посол Англии в Хельсинки передал памятную записку, в которой подчёркивалось, что обращение в Лондоне ожидают самое позднее 12 марта. Что же касается ста запрошенных нами бомбардировщиков, то посол сообщил о готовности Англии поставить всего лишь пятьдесят, из них восемь «в течение четырёх дней после высылки обращения, а остатки в течение последующих десяти дней». Об экспедиционном корпусе было сказано лишь то, что его прибытие зависит от позиции Швеции и Норвегии; если эти страны воспротивятся пропуску войск даже в пассивной форме, то весь план может провалиться. Правительство Англии всё же пытается всеми способами добиться разрешения на проход этих сил.
Учитывая явную неопределённость, связанную с экспедиционным корпусом, и убеждённый в том, что наших сил недостаточно для продолжения борьбы в течение всей весны, 9 марта я посчитал необходимым рекомендовать правительству заключить мир. Этого мнения придерживалось и правительство, и комитет по иностранным делам парламента. 11 марта делегации, которая вела переговоры в Москве, были даны полные полномочия. Одновременно мы предприняли ещё одну попытку прощупать окончательную позицию Швеции. Вечером 11 марта шведскому правительству был направлен последний запрос относительно пропуска войск экспедиционного корпуса, а также о том, готова ли Швеция после окончания войны заключить с Финляндией оборонительный союз. На следующий день был получен ответ. Просьба о пропуске войск была решительно отклонена, а касательно оборонительного союза нам сообщили, что «правительство Швеции готово изучить возможности такового».
В этот полный событиями день 11 марта французское и английское правительства выступили отдельно с заявлением, в котором сообщили о своём намерении оказать помощь Финляндии, если мы не попросим. Прекрасно понимая последствия, к которым могло бы привести продолжение войны, делегация Финляндии поздно вечером 12 марта подписала договор о мире.
Условия его были исключительно тяжелы. Выборгская ляни, а вместе с ней города Выборг, Сортавала и Кексгольм отходили к Советскому Союзу, ему передавались острова Финского залива и полуостров Ханко с окружающей местностью, последний отходил от Финляндии на условиях договора об аренде на тридцать лет. На севере Финляндия теряла свою часть полуострова Рыбачий, а также обширные участки территории в районе Салла и Кусамо. Кроме того, от Финляндии потребовали обязательства в течение года, если это возможно, построить железную дорогу от Кемиярви до Салла на новой границе. За возврат района Петсамо мы, пожалуй, должны быть благодарны тому, что никелевые рудники там находились в пользовании британцев.
Величина переданной территории равнялась 4000 квадратных километров, а количество проживавших там людей составляло 12 процентов от всего населения страны. Это означало, что примерно полумиллиону человек пришлось покидать свои родные края, уезжать с земель, которые облагораживали и возделывали многие поколения их праотцев. Доля этих территорий в экономической жизни, земледелии, лесном хозяйстве, промышленности равнялась примерно 11 процентам.
Стратегическому положению Финляндии был нанесён сокрушительный удар. Мы потеряли все те узкие проходы, дававшие нам возможность закрывать ворота перед агрессором. Новая граница делала страну открытой для нападения, а район Ханко стал подобен пистолету, направленному в сердце государства и на важнейшие коммуникации. Договор о мире отнял у нас безопасность и свободу внешнеполитической деятельности. Утешением было то, что Кремль отказался от требования заключить военный союз.
История показывает, что сильный редко обладает чувством меры и талантом видеть далёкую перспективу. Эти свойства отсутствовали и у руководителей СССР. Их вина снова проявилась в высокомерии и недостатке чувства меры, которые были свойственны внешней политике России всё время.
У Зимней войны, если её рассматривать в отношении к конфликту между великими державами, имеются параллели в истории Европы. Подобно тому, как вторая мировая война явилась в основных чертах повтором войн Наполеона, так на судьбу Финляндии тогда и сейчас оказали влияние те же факторы. Как Наполеон, так и Гитлер ставили перед собой цель нейтрализовать Россию на время начинающейся борьбы с Западом. И в 1807-м, и в 1939 году это делалось путём предоставления России свободы действий в отношении Финляндии. Развязывание войны не противоречило интересам Германии; для неё было выгодно, чтобы ненадёжный союзник связал значительные силы в войне против Финляндии. К тому же стремился и Наполеон, в планы которого входило покорение Испании, пока Россия в 1808–1809 годах связана войной со Швецией — Финляндией. Помимо этого, финская война вынудила Советский Союз временно отказаться от активных действий на Балканах. Как Наполеону, так и Гитлеру было важно, чтобы в этом неспокойном уголке Европы сохранялся мир, Гитлеру — прежде всего потому, что нефть Румынии была крайне необходима для военной машины Германии.
Как уже говорилось, Зимняя война отвечала также интересам Запада, которые в Швеции перекрещивались с интересами Германии. Это походило на бега, победу в которых должен одержать более быстрый и более сильный. Союз Франции и Англии по готовности к войне значительно отставал от немцев, и у него не было общего политического и военного руководства. С момента нападения на нашу страну прошло три месяца, прежде чем западные страны 5 февраля 1940 года решили в принципе оказать военную помощь Финляндии, и эта инициатива приняла такие формы, что планы помощи стали целиком зависеть от согласия Швеции и Норвегии на проход войск через их территорию. Если бы план генерала Сикорского о военно-морской демонстрации в районе Петсамо был осуществлён, он, несомненно, дал бы Финляндии больше шансов добиться компромисса с Советским Союзом. Такое же воздействие оказала бы и отправка солидного количества самолётов с экипажами — быстрый и относительно недорогой способ. Однако относительная слабость ВВС Франции и Англии не позволила осуществить эту идею.
Если общественное мнение во Франции и Англии, особенно во Франции, заставляло их правительства действовать активно на благо Финляндии, то касательно правительств в Стокгольме и Осло можно лишь утверждать, что они не придавали существенного значения тому народному движению, которое было порождено нападением Советского Союза. Когда 13 декабря 1939 года к власти пришло новое правительство Швеции, премьер-министр Ханссон заявил, что цель его политики — укрепление авторитета власти, особенно в плане всемерной поддержки стремления народа к самостоятельности и нейтралитету. На следующий день Скандинавские страны воздержались от голосования в Женеве по вопросу исключения Советского Союза из Лиги наций. Их пассивная позиция в определённом смысле ещё больше усиливала изоляцию Финляндии и ослабляла наши политические возможности.
Первой и важнейшей предпосылкой целесообразной внешней политики являются крепкие оборонительные силы. Швеция в связи с реорганизацией оборонительного ведомства 1925 года уменьшила свою боеготовность, но рост напряжённости в мире в тридцатые годы заставил её повысить уровень оборонительных сил. Результатом явилась организация оборонительных сил 1936 года. Они были значительно укреплены и тем самым предоставили большие возможности проведения внешней политики. Когда была развязана вторая мировая война, у Швеции было такое оборонное ведомство, которое по сравнению с недостаточно вооружённой армией Финляндии можно назвать эффективным. Слабым его местом было обучение, но этот недостаток компенсировался хорошим физическим состоянием шведов, первоклассным вооружением и высокоразвитой промышленностью. Кроме того, уровень подготовки кадров был на подъёме, поскольку примерно половина наземных сил военного времени и некоторые части ополчения в начале сентября 1939 года были призваны на кратковременные или продолжительные учебные сборы. В момент начала Зимней войны часть армии была отмобилизована и тогда около 100000 солдат, 2-й армейский корпус, перебросили на западный берег реки Торнио.
Осенью 1939 года во время московских переговоров правительство Швеции не посчитало, что интересы его страны требуют оказания эффективной поддержки Финляндии; оно, судя по всему, не видело в требованиях русской стороны угрозы интересам Швеции. Когда была развязана война, и особенно в момент признания Москвой правительства Куусинена и заключения с ним договора о дружбе и взаимопомощи, уже легко было понять, что Советский Союз преследует цель захватить всю Финляндию. Большевизированная Финляндия стала бы для Швеции столь большой опасностью, что напрашивался только один вывод: Швеции следовало бы в её же собственных интересах всеми способами препятствовать осуществлению планов СССР. В её руках был такой козырь, как сосредоточение значительных сил на севере страны. Может быть, правительство Швеции смогло бы разговаривать таким языком, который поняла бы Москва. Одновременно и второй диктатор задумался бы, планируя нападение на Норвегию, которому пассивное поведение Швеции только способствовало.
Во время Зимней войны шведское правительство раз за разом заявляло, что Швеция в связи с позицией Германии не может предоставить нам военной помощи. Это утверждение являлось основным в межправительственных переговорах. Тот же довод приводили и послу Франции в Стокгольме. Он сообщал своему правительству: «Германия заявила правительству Швеции, что открытая помощь Финляндии явится формальным поводом для объявления войны». Все позднейшие события того времени давали повод думать, что Кремль инспирировал давление Германии на Швецию.
Сейчас всё же стало ясно, что довод, выдвигавшийся шведами, был чистой отговоркой, не имевшей под собой иной почвы, кроме робких предположений и ссылок на неопределённые источники, достоверность которых они и не старались изучить. Премьер-министр Ханссон, выступая в риксдаге 17 января 1940 года, признал, что Германия не «предупреждала Швецию и не угрожала ей». Если бы Германия когда-нибудь «непосредственно и официально», как он говорил Таннеру 27 февраля, выступила с военной угрозой в адрес Швеции в случае вмешательства Швеции в советско-финский конфликт, подобное обоснование пассивности не оставили бы без упоминания в том сборнике документов, который был недавно опубликован в целях разъяснения политики Швеции во время войны. Об этом ничего не говорится в шведской «Белой книге». Наоборот, там можно найти ясные свидетельства того, что подобного демарша Германия не предпринимала. Более того, в «Белой книге» можно прочитать, что посол Швеции в Берлине Рихтер неоднократно информировал своё правительство о заявлениях, которые показывали, с одной стороны, что вмешательство Швеции в конфликт между СССР и Финляндией не привело бы к контрмерам со стороны Германии, а с другой — что Германия вовсе не пыталась «сдерживающе» влиять на шведское правительство в вопросе оказания помощи Финляндии. Свою точку зрения на позицию Германии посол Рихтер изложил в письме от 19 февраля:
«Не думаю, что даже активное официальное выступление Швеции на стороне Финляндии могло бы вызвать с германской стороны контрмеры, которые втянули бы нас в войну великих держав. Насколько я понял, только присутствие французских или английских войск на территории Швеции или Финляндии могло бы вызвать вмешательство Германии в дела Швеции (Финляндии).
Та информация об угрозах со стороны Германии, которую посол Франции получил в Стокгольме, в публикации министерства иностранных дел Германии названа несоответствующей действительности. Таких угроз не было. То же самое говорил мне и рейхсмаршал Геринг. То, что советские войска были связаны на финском фронте, было в интересах Германии, но едва ли для Германии была полезна большевизация Финляндии, особенно если бы она означала появление русских в долине реки Торнио, то есть на расстоянии всего четырнадцати миль от столь важных для немцев залежей железной руды. Едва ли можно себе представить, что третий рейх смог бы спокойно наблюдать нарушение равновесия на Севере в пользу Советского Союза».
Заявление, разъясняющее позицию правительства Швеции во время военного конфликта между СССР и Финляндией, с которым 1 апреля 1940 года премьер-министр Ханссон выступил во второй палате риксдага, а министр иностранных дел Гюнтер — в первой, содержало следующие достойные внимания слова: