Хаецкая Елена. Диадема богини

дрался с мумией древнего царя...
К столику, где выхвалялся подвыпивший варвар, стали стекаться
благодарные слушатели. Некоторые из них откровенно потешались, внимая его
наивной похвальбе, - но большинство знали, что Конан говорит правду, и
кивали, соглашаясь.
Среди знакомых физиономий Конан вдруг различил нечто совершенно
странное. На него не мигая смотрел какой-то желтокожий человек с круглым и
плоским лицом. Пухлый рот и округлые безбородые щеки делали его похожим на
ребенка. Однако это был взрослый мужчина, маленького роста, худощавый,
узкоплечий. Что он делает в этом жутком обществе рослых крепышей?
- Эй ты, - крикнул ему Конан поверх голов, - недомерок... Ты кто
такой, а? Я тебя что-то раньше не видел.
Две узкие черные щелки под пушистыми бровями тут же моргнули. Человек
понял, что обращаются к нему. Странным ломким голосом, от которого у
Абулетеса мурашки побежали по коже, он ответил:
- Моя имя Ючэн из Кхитая. Ючэн. Ты Конан, ты запоминай это имя. Я
хочу быть знаком с тобой.
Киммериец пожал тяжелыми плечами.
- Если тебе этого хочется, Ючэн. Но сперва объясни мне, что толку мне
в таком друге, как ты? Я могу свернуть тебе шею одной рукой и сомневаюсь,
что в бою ты мог бы быть мне полезен. Что до краж и воровства... Может
быть, ты и ловок, но разве кто-нибудь в Шадизаре может сравниться в этом
деле с Конаном-киммерийцем?
- Ты Конан, ты очень высоко думать о себе, - бесстрастно ответил
маленький человек. - Но ты хорошая мальчик. Я буду помогать.
Все в кабаке, включая Семирамис и Абулетеса, застыли. Худших слов
этот заморыш и придумать не мог. Если он желал подружиться с Конаном, ему
следовало превозносить его силу и ловкость и уж ни в коем случае не нужно
было предлагать помощь.
Конан побледнел от ярости и сжал кулак.
- Ты хочешь сказать, что я могу нуждаться в помощи?
Кхитаец покосился по сторонам, как показалось Абулетесу, с хитрецой,
но когда он заговорил, он был само простодушие.
- Нет, Конан, конечна нет. Я Ючэн, - я нуждаться в помощи. В твоей
помощи. Ючэн - слабый, Конан - сильный. Ючэн - бедный кхитаец. Конан -
самый-самый ловкий.
Удовлетворенный, Конан кивнул, и, к удивлению Абулетеса, дело
обошлось без кровопролития.
- Учти, Ючэн, я терпеть не могу слабаков, - сказал Конан.
- Ючэн - не слабак. Ючэн просто маленького роста, - успокоительно
заметил кхитаец и, не дожидаясь приглашения, уселся за столик. - Конан,
пусть твоя женщина уходит. Нада говорить. Нада секретна говорить.
Семирамис вспыхнула от гнева.
- Да как ты смеешь, грязная желтолицая обезьяна... - начала она.
Неуловимым движением кхитаец схватил ее за руку, и Семирамис
неожиданно замерла и замолчала. На ее лице проступило недоумение. Она
раскрыла рот, но не смогла больше произнести ни звука.
Улыбнувшись Конану, Ючэн спросил:
- Так пусть твоя женщина уходит?
- Семирамис, - обратился к своей возлюбленной варвар, - ты же видишь,
что тут мужской разговор. Так что тебе лучше уйти.
- Пусть твоя женщина скажет, кто такой Ючэн. Не обезьяна. Пусть
скажет по-настоящему.
Кхитаец выпустил руку Семирамис. Женщина с трудом перевела дыхание,
метнула на Конана злобный взгляд и выпалила:
- Свинья! Ленивая свинья! На твоих глазах меня подвергают пытке...
- Какой пытке? - Конан недоумевал. - Я что-то не заметил, чтобы тебе
сделали больно. Он просто взял тебя за руку...
- Просто? Да я слова не могла вымолвить, пока он не убрал свои лапы!
- Для женщина это пытка - не говорить, - сказал Ючэн. - Но теперь
пусть говорит. Кто такой Ючэн по-настоящему?
- Да не обезьяна ты, не обезьяна! - закричала Семирамис, готовая
разрыдаться. - Хоть и похож.
Ючэн рассмеялся.
- Теперь уходи, - сказал он. - Я буду говорить с твой хозяин.
Последнее было уже чересчур для вспыльчивой девицы, однако взгляд
неподвижных черных глазок-щелок не сулил ей ничего хорошего, поэтому она,
скрипнув зубами, повернулась к мужчинам спиной и гордо удалилась,
раскачивая бедрами.
- Напрасно ты так, - сказал Конан. - Для начала запомни: я ей не
хозяин.
Ючэн удивился.
- Ты платил, она делала для тебя хорошее. Ты - хозяин. Разве не так?
Кто платит, тот хозяин. Я хочу быть хозяином. Я плачу тебе, ты делаешь для
меня что-то хорошее.
Абулетес, краем уха подслушивающий их разговор, помертвел. Сейчас
точно начнется членовредительство. Возможно, придется соскабливать мозги
кхитайца с потолка... Сделать киммерийцу _т_а_к_о_е_ предложение! Этот
Ючэн, должно быть, сошел с ума.
Однако ничего не произошло. Спустя несколько секунд Абулетес,
облегченно переводящий дух и вытирающий со лба холодный пот, сообразил:
варвар был настолько дик и далек от восточной развращенности, что даже не
слыхивал о том, чтобы мужчины делали любовные предложения другим мужчинам.
Видимо, непролазное невежество Конана и спасло Ючэна от немедленной
расправы.
Прошло еще несколько минут, и выяснилось, что кхитайца могло подвести
лишь скверное владение заморанским языком, на котором он изъяснялся хоть и
бойко, но с чудовищными ошибками. Речь шла об услуге, весьма далекой от
той, которую оказывала Конану пылкая Семирамис.
- Конан, - сказал маленький человек, - ты нуждаться в деньгах. В
золоте. Тебе нужна много денег - покупать вино, женщин, удовольствия. Мне
нужна одна вещь. Ты достаешь ее, я даю деньги.
- Тебе нужно, чтобы я кое-что украл? - Конан засмеялся. - Не вижу
никаких препятствий. Скажи только - что именно, где оно находится, хотя бы
примерно, и я по нюху сыщу тебе твою безделушку так легко, словно она
намазана пахучим веществом! Если, разумеется, твоя цена будет для меня
подходящей.
- Цена подходящая, - сказал Ючэн. - Неподходящая безделушка. Трудно
взять.
Кхитаец обернулся и неожиданно встретился глазами с Абулетесом.
Трактирщик вздрогнул и сердито принялся протирать тарелку засаленным
лоскутом.
- Идем, - сказал кхитаец. - Ты великий вор, но тот человек - он
великий подслушиватель. Надо секретно говорить.
Вместе они вышли из кабака и направились на улицу. В дверях мелькнуло
два силуэта: рослый, мускулистый - варвара и маленький, юркий - кхитайца.
Потом они исчезли, словно растворились в ярком свете жаркого солнца,
пылавшего в этот час над Шадизаром.


- Так о чем мы с тобой договариваемся, друг Ючэн? - спросил наконец
Конан, когда они с кхитайцем оказались на шумной площади. - Если ты слышал
обо мне хоть что-нибудь, то тебе известно, что я самый ловкий и умелый вор
во всем Шадизаре. Так что не думай, будто для меня существуют препятствия.
Кхитаец в этот момент стоял возле лоточника, торгующего свежими
пирожками с рыбой. Он, казалось, не слушал похвальбы своего собеседника,
целиком поглощенный выбором пирожка. Тыча пальцем то в один, то в другой,
он на ломаном заморанском выяснил, насколько свежа рыба и нет ли, случаем,
запеченных в тесте кальмаров. Лоточник, с ненавистью поглядывая на
настырного кхитайца, объяснял сквозь зубы, что рыба свежая, а кальмаров
нет и не бывает. Кхитаец кивал, и блестящая тонкая иссиня-черная косичка
на спине извивалась, как живая.
- Я немного покупать, - объявил Ючэн.
- Плачу! - царственным жестом отстранил его от лоточника Конан. - Я
куплю тебе пару пирожков, если хочешь.
Ючэн покивал и заулыбался.
- Да, три пирожка - подходящее. Абулетес... как правильно выразить?
Он неаккуратный. Невкусно. Богиня - она учит: все должно быть чистое.
- Какая еще богиня?
- Шан, моя богиня. Ючэн жрец, Ючэн в джунглях. Там храм, высокий, с
золотой крышей. Богиня из камня, зеленого камня. Светится от солнца.
Конан наморщил нос.
- Какое мне дело до твоей богини! Абулетес неряха, это всем и каждому
известно. А ты, значит, чистоплюй?
Кхитаец пожал плечами.
Конан полез в кошелек, болтавшийся у него на поясе, чтобы вынуть
оттуда несколько серебряных монет. Он хотел показать кхитайцу, что денег у
него куры не клюют и что он, Конан-киммериец, не очень-то нуждается во
всяких там маленьких желтолицых человечках с их посулами хорошо заплатить.
Но денег в кошельке не было. Конан пошевелил пальцами внутри мешочка
в поисках хотя бы одной-двух монет. Вместе с тем он лихорадочно соображал,
сколько дал вчера Семирамис, которая ныла, что нуждается в новом покрывале
для волос и новой шелковой юбке, поскольку старую молодой варвар случайно
порвал, в нетерпении атакуя свою подружку. Нет, не мог он дать ей все.
Наверняка что-нибудь да оставил. Даже если был вчера очень пьян.
- Что-то не так, Конан? - спросил Ючэн, с любопытством наблюдавший за
поведением киммерийца.
- Проклятье, кажется, я все деньги отдал этой чертовой шлюхе! - в
сердцах сказал Конан. - Еще вчера у меня тут болталось штук двадцать
золотых, хорошая добыча после налета на одну меняльную лавочку...
- Ц-ц-ц... - огорченно зацокал кхитаец и полез в свой кошелек, откуда
извлек две маленькие монетки странной прямоугольной формы. - Продающий
пирожки, возьми монеты моей родины. Это крупные монеты, хорошие. Видишь,
настоящее серебро. Ты выручишь за них много-много денег твоей родины. Твои
деньги хуже моих, дешевле. Дадут больше.
Лоточник недоверчиво взял странные квадратики и прикусил их зубами.
Результаты исследования, видимо, удовлетворили его, потому что он лично
выбрал для кхитайца три самых крупных пирожка да еще и поклонился в
придачу.
Ючэн жизнерадостно, совсем по-детски, начал кусать пирожок своими
мелкими белыми зубами, всякий раз причмокивая. Конан между тем продолжал,
бормоча себе под нос, исследовать кошелек.
- Говоришь не давал женщине все деньги? - спросил Ючэн с набитым
ртом. - Это хорошо. Это правильно. Только вот что в твоем кошельке, Конан.
С этими словами Ючэн протянул свою тонкую смуглую руку и просунул ее
в отверстие, сделанное острым, как бритва, ножом, в днище кошелька.
Сунувшись в мешочек, Конан вдруг увидел, как там извиваются ловкие тонкие
пальцы кхитайца.
- Дырка, - сказал Ючэн, сияя. - Однако хороший вор. Незаметный и
быстрый. Обокрал тебя, а ты и не заметил.
Не веря своим глазам, Конан уставился на дыру. Несомненно, здесь
поработал опытный карманник. В считанные секунды он вспорол брюхо Конанову
кошельку и опустошил его, после чего исчез бесследно, растворившись в
толпе, которая кишела на шадизарском базаре. Киммериец едва не застонал
при мысли о том, что ворюга действовал как раз в тот момент, когда он,
Конан, громко похвалялся, рассказывая простодушному Ючэну, какой он
замечательный вор, и претендуя чуть ли не на титул короля воров. Бешенство
овладело им, и, рыча от ярости, Конан хватил своим могучим кулаком по
прилавку, где торговали спелыми дынями. По несчастливой случайности кулак
угодил прямо в дыню. Овощ разлетелся на куски, сок и мякоть забрызгали и
продавца, и случившегося поблизости покупателя, и самого Конана, залепив
последнему глаза. Оглашая окрестности громкими проклятиями, киммериец
протер глаза и машинально сунул мякоть в рот.
Побледневший торговец приподнялся и, часто облизывая от волнения
губы, начал требовать, чтобы ему возместили убыток.
- Я потерял товар! - вопил он, брызгая слюной. - Я потерял
покупателя! Ты вдвойне должен мне, невоспитанный болван!
Конан молчал, медленно свирепея. Его ярость достигла того накала,
когда еще немного - и варвар превратится в небольшое стихийное бедствие,
сокрушающее на своем пути и правого, и виноватого.
Поскольку Конан молчал, торговец продолжал наступать.
- Понаехали в Шадизар! - надрывался он. - Куда только смотрит
гвардия! Вор на воре, жулик на жулике, а теперь еще и грабят средь бела
дня!
Ючэн оттеснил Конана от прилавка и посмотрел торговцу в глаза. Тот
замолчал на полуслове, приоткрыв рот.
- Хорошо, - одобрительно сказал Ючэн. - Вы оба умылись и умыли
покупателя. Сок дыни хорошо для кожи. В Заморе много пыли. В Кхитае пыли
нет.
Пока ошеломленный торговец моргал, пытаясь сообразить, что все это
значит, маленький кхитаец спокойно взял киммерийца за руку и увел его
подальше от прилавка. Торговец смотрел ему вслед готовый каждую секунду
разразиться новой бранной тирадой. До него так и не дошло, что Ючэн только
что спас ему жизнь.
Наконец Конан тяжело перевел дыхание. Его глаза горели злобным огнем.
- Жаль, что это была не голова того вора, - сказал он хрипло. -
Клянусь, я размозжил бы ему череп!
- Это ты мог бы сделать, - кивнул Ючэн. - Но это.... как сказать? Он
все равно будет более ловкий, чем ты.
- Мертвый не будет, - мрачно заявил Конан. - И ловкость рук ему уже
не поможет.
- Слушай, - сказал Ючэн. - Я расскажу притчу. Ты будешь слушать и
думать о том, что слышишь. Был один бродячий жрец, он ходил по свету и
смотрел, везде ли соблюдают установления Шан. Люди - они не совершенны,
даже если стремятся к совершенству, люди часто нарушают установления Шан.
И жрец всякий раз видел такое нарушение и проклинал нарушающих страшным
проклятием. И так полюбилось ему это: видеть нарушения и проклинать, что
он стал специально искать кого бы ему проклясть сегодня. Вот приходит он
однажды к одному святому, к Юни. Юни был великий святой, он жил, как
отшельник, один, но принимал всех людей и давал им еду для тела и мудрое
слово для души. Последнему нищему Юни служил, как царю. Таков был Юни, и
чтил он заветы великой Шан.
Против своей воли Конан заинтересовался. Он любил сказки и разные
истории, особенно касающиеся битв и героических деяний. Однако предание,
которое рассказывал своим ломким голоском этот странный узкоглазый
человечек в просторном желтом халате из плотного атласа, показалось ему
забавным. Он не мог отделаться от ощущения, что сказка таила в себе некий
подвох, и ему хотелось угадать, какой именно.
- И вот входит в пещеру, где жил Юни, сердитый жрец и думает:
попробую найти что-нибудь и проклясть Юни! Если мне это удастся, то я
действительно великий жрец и никто лучше меня не может чтить заветы Шан.
Юни поклонился ему до земли, как великому царю, а после усадил на циновку
в самый почетный угол пещеры и предложил ему тарелку лапши, и к лапше еще
морской капусты и папоротника. Это все очень-очень вкусно, - пояснил
кхитаец Конану, который всем своим видом выражал недоумение: как можно
угодить человеку, пытаясь накормить его пищей, по мнению киммерийца,
предназначающейся для травоядных животных.
- Вот ест сердитый жрец, а сам смотрит по сторонам и все выискивает,
за что бы ему проклясть Юни...
- И нашел? - спросил киммериец.
Ючэн радостно кивнул.
- О, да. Жрец таки проклял Юни за непочтительность. Святой забыл
вытереть остатки пищи с ног своего почтенного гостя...
Конан выслушал с приоткрытым ртом, а потом запрокинул голову и
оглушительно захохотал.
- Это же надо так жрать! - выговорил он. - Даже ноги забрызгал!
Ючэн прищурился так, что глаз на плоском лице вообще не стало видно.
- Вот ты смеешься, это хорошо. Смеющийся не станет убивать. Убивать
плохо.
- А красть, по-твоему, хорошо? - спросил Конан, который на миг
позабыл о том, что хотел стать королем воров.
Однако Ючэн не воспользовался этой промашкой молодого варвара и на
полном серьезе ответил:
- Красть - тоже плохо, но лучше. Не будь как тот жрец, который сам
нарушал заветы, а других проклинал.
- Я не мальчик, чтобы какой-то пройдоха из джунглей учил меня, что я
должен делать, а чего я делать не должен, - сказал Конан, как только
уяснил, что сказка закончена и больше ничего интересного не будет. Он
обожал истории, но терпеть не мог поучений. - Между прочим, я давно уже
расстался с материнской титькой и теперь соображаю самостоятельно.
- Притча не для мальчиков, - сказал Ючэн примирительно. - Притча для
мужчин. Чтобы они слушали и мало-мало думали. У нас так положено. Для того
и жрецы.
Конан рассеянно забрал из рук Ючэна последний пирожок и целиком
отправил его в рот. Он чувствовал настоятельную потребность подкрепиться,
а ничто так не улучшало настроения варвара, как еда. Иногда он даже думал,
что еда - это единственная вещь в мире, не считая, конечно, битвы, которая
всегда верна сама себе и не обманет.
- Ладно, кхитаец, говори, что за дело у тебя, - сказал он с набитым
ртом. - Кажется, я должен что-то украсть? Теперь мне, как ты понимаешь,
по-настоящему нужны деньги. Если ты дашь мне больше, чем я смог бы
выручить за твою безделушку у шадизарских перекупщиков краденого, то я с
радостью помогу тебе.
- У Шан есть статуя, - сказал Ючэн. - Зеленый камень. Я сам ее делал.
Ючэн - скульптор. Для статуи были сделаны украшения, среди них пояс из
белого золота. Он усыпан блестящими прозрачными камнями, которые режут
стекло...
- Алмазами, что ли? - жадно спросил Конан.
- Да-да, алмазами. Это священный пояс. Его нужно вернуть. Богиня
послала меня сюда, чтобы я вернул его.
- А что, его похитили?
- Несколько лет назад в джунглях заблудился человек, не похожий на
кхитайца. Его нашли крестьяне, долго лечили, кормили, потом приводили к
Шан, чтобы он увидел лицо истины. Они думали: он умеет благодарить. Но
этот человек вместо благодарности однажды ночью раздел статую богини,
забрал в мешок ее нарядный пояс и убежал. Много времени мы искали его
следы. Потом нашли.
- И убили его? - спросил Конан.
- Нет, зачем убивать его? Пусть другие убьют его. Если он скверный
человек, то и друзья у него скверные. Кровь не вернет похищенного богине.
Нам он нужен был лишь для того, чтобы отыскать украденные вещи.
- Вы отыскали все, остался лишь пояс?
- Ты сказал истину. Этот пояс - последнее, что нужно мне в Заморе.
Как только он будет у меня, я отправлюсь с караваном обратно в Кхитай и
поднесу его богине. Шан будет рада, Шан будет смеяться. У нас будет
хороший год, уродится рис, хорошо будут ловиться крабы и кальмары, пройдут
косяки рыбы... - Глазки кхитайца затуманились мечтами.
Конан смотрел на него со странной смесью восхищения и презрения.
Восхищала целеустремленность этого человека. Он знал, чего хотел и
добивался этого год за годом. Теперь он почти у цели, и этому можно только
позавидовать. Презирал же его варвар за приземленность и простоту этой
цели. Сам Конан понятия не имел, чего он хочет в жизни. Может быть,
завоевать королевство и сесть на трон, чтобы оттуда вершить судьбы мира. А
может, наворовать столько, что можно было купить парочку городов и навести
там свои порядки. Во всяком случае, неоформленность жизненных планов
отодвигала на неопределенный срок их воплощение.
- Стало быть, ты хочешь, чтобы я вытащил этот пояс из того сундука,
где он зарыт. - Конан решил опустить кхитайца с небес его мечтаний на
землю суровой действительности.
Черные щелевидные глаза, тут же заблестели прежним деловым огоньком.
- Именно, именно. Я говорю, где этот пояс спрятан, ты идешь и его
берешь. Тогда я даю тебе деньги, много денег.
- Только не в твоих дурацких серебряных квадратных монетах, -
предупредил Конан. - Я не хочу походить на идиота.
- О да, да. - Кхитаец закивал, и коса опять заплясала на желтом
атласе халата. - Конечно. Я даю тебе в заморанских золотых. Я даю тебе
несколько десятков. Два с половиной десятка.
- Это почти столько, сколько у меня украли, - начал было Конан. -
Получается, я буду работать даром. А я хочу не только возместить
похищенное, но и хоть немного навариться.
- Э, Конан, навариться не получается. Ты хлопать ушами, как слон в
кхитайских джунглях...
Конан с гордостью подумал о том, что, по крайней мере, каков из себя
зверь по прозванию "слон", он уже знает.
- Можешь не стараться, кхитаец, - сказал варвар немного свысока. - Я
уже имел дело со слоном. И не простым, а заколдованным. Он прилетел с
другой планеты. Он был в заточении в волшебной башне, и злой колдун
отрубил ему руки и ноги. Но вот пришел я...
Ючэн поморщился, как от зубной боли.
- Да, я уже понял. Я скажу Шан: "Ючэн видел в Шадизаре самого
великого человека. Он украл все деньги Заморы. Он победил всех злых
колдунов. Он освободил слона, и слон улетел на родную планету..."
Конан пристально посмотрел на бесстрастное плоское лицо кхитайца: уж
не вздумал ли маленький жрец из непроходимых джунглей смеяться над ним,
киммерийским воином? Но ни тени улыбки не обнаружил на пухлых светлых
губах. Ни один мускул не дрогнул на лице Ючэна под огненным взором
пытливых синих глаз.
- Я продолжаю, - сказал Ючэн, сделав короткую, но очень выразительную
паузу. - Ты хлопал ушами, ловкий вор разрезал кошелек и украл твои деньги.
Но нет связи с кражей. Кража простая, нужно забраться во дворец Зоэ, где
ты уже был, и взять пояс. Она прячет его в ларце, насколько я выведал, в
своем висячем саду. За это я плачу деньги.
В какое-то мгновение Конан понял, что столкнулся с твердой, как
скала, волей, которая была сильнее его собственной. Продать пояс в
Шадизаре невозможно, это украшение известно всем и каждому. С другой
стороны, кража действительно очень простая.
- Я помог тебе, - добавил кхитаец неожиданно. - Там, во дворце, тебе
никто не будет мешать. Просто возьмешь и все.
- Как это "не будет мешать"? - Варвар удивился. - Мне и без твоей
помощи никто не смеет мешать. А если кто-нибудь по несчастливой
случайности встречает меня в коридоре, когда я крадусь к своей цели, то
наутро беднягу находят плавающим в луже крови.
- Не понадобится, - лаконично сказал кхитаец, но объяснять ничего не
стал.
- Хорошо. Когда передать тебе побрякушку?
- Сегодня через три часа после восхода звезды Цы, - предложил
кхитаец.
Конан слыхом не слыхивал ни о какой звезде Цы и потому тут же нашел
более простой способ.
- Во дворце градоправителя отбивают ночные стражи, - сказал варвар,
успевший хорошо изучить шадизарские порядки. - Между третьей и четвертой
стражами я буду ждать тебя в тени деревьев напротив дворца. Там нас никто
не увидит.
- Хорошо, - кхитаец кивнул и двинулся прочь.
Конан окликнул его:
- Погоди, Ючэн. На всякий случай скажи мне, где тебя искать.
- Нигде.
- Но ведь ты где-то живешь здесь, в Шадизаре?
Ответ был более чем странным.
- Я нигде не живу, тем более в Шадизаре, - сказал кхитаец... и исчез.


Дворец графини Зоэ поражал своей красотой. Он был построен из белого
камня и украшен искуснейшей резьбой. На плоской крыше, обнесенной узорной
балюстрадой, раскинулся знаменитый висячий сад. Здесь опытные садовники
выращивали в кадушках чудесные тропические деревья. Небольшие пальмы с
раскидистыми листьями и мохнатыми стволами, мясистые, зеленые с желтыми
пятнами агавы, ощетинившиеся кактусы, изящные розалии всевозможных цветов
и оттенков и множество других диковинных кустарников и деревьев. Все это
требовало непомерных расходов, но когда речь заходила об удовольствиях
блистательной Зоэ, с расходами не считались.
Конан остановился посреди сада, равнодушный к его чарующей красоте.
Он прокрался во дворец, хоронясь в тени, пересек просторный двор, еще раз
внимательно осмотрелся и ловко, как кошка, вскарабкался по стене на крышу.
Как и говорил Ючэн, никто во дворце не пытался препятствовать ему.
Создавалось впечатление, будто владения Зоэ погружены в глубокий,
непробудный сон. Фонтан журчал оглушительно в этой мертвенной тишине.
Безмолвие ночи начало настораживать варвара. Не нравилось ему, когда
дела шли так гладко. По собственному горькому опыту он знал, что там, где
поначалу не встречается никаких препятствий, в конце концов их оказывается
слишком много. Так много, что подчас приходится уносить ноги, спасаясь
бегством и отказавшись от всякой добычи.
Он сделал еще несколько бесшумных шагов. Никого. И вдруг заметил в
тени фонтана человеческую фигуру. Казалось, стражник притаился, готовясь
напасть на взломщика из засады, как только тот повернется спиной. Конан
хищно усмехнулся, вытащил из-за пояса нож и скользнул к своему будущему
противнику. Однако тот не пошевелился, как будто и не заметил варвара.
Опасаясь какой-нибудь особо изощренной хитрости, Конан стал подкрадываться
к человеку, выверяя каждое свое движение. Но тот никак не реагировал.
Наконец, подойдя вплотную, Конан присел на корточки и потыкал в человека
острием ножа. Тот не двигался. Нож как будто упирался в камень. Конан
осмелел и коснулся рукой лба стражника. Лоб был холоден, как лед.
- Статуя, - пробормотал киммериец. - Но до чего же похожа на
настоящего человека! Это она специально такое сюда поставила, что ли,
чтобы воров пугать? Так настоящего вора не запугаешь!
Однако в этой "персоне" было нечто такое, от чего у Конана мороз по
коже пошел. Что-то в глубине его дикой души подсказывало: перед ним _н_е
с_т_а_т_у_я_.
- Покойник? - вслух предположил Конан. - Да нет, какие глупости. Если
это был мертвец, нож вошел бы в плоть. Статуя, конечно же, статуя.
И тут "персона" повела глазами. Глаза были живые, и варвар увидел в
них удивление и тоску. Как будто это Нечто не понимало, что с ним
происходит, и страшно скучало, обнаружив себя в одиночестве и
неподвижности здесь, в висячем саду возле фонтана.
Конан глухо вскрикнул и отскочил.
- Кто ты? - прошептал он, с трудом взяв себя в руки. - Если ты демон,
то имей в виду: и на демона найдется холодная сталь!
Но "персона" безмолвствовала. Вскоре Конан пришел к выводу, что перед
ним нечто странное, но достаточно безобидное и не способное причинить ему,
Конану, ощутимый вред. Самое большее, на что ее хватало, это страдальчески
водить глазами. Ну, от этого еще никто не умирал, подумал киммериец и
приступил к поискам ларца.
Он обшарил несколько кадушек, безжалостно выворотив оттуда пальмы, а
потом взгляд его упал на маленькую деревянную пагоду, очень похожую на ту,