Страница:
Капитан выразительнейшим образом хмыкнул.
– Скажите, неужели вам так трудно было помахать над младшим штурманом этим вашим кадилом и успокоить нервную женщину?
Отец Гермион молчал.
Капитан встал с диванчика и приблизился к нему.
– А если бы я занимался работорговлей, по-вашему, это было бы лучше?
Не поднимая головы, отец Гермион сказал:
– В принципе – да.
Капитан Герхох заскрежетал зубами. Тогда отец Гермион посмотрел ему в глаза и пояснил:
– Работорговля – грех перед людьми, а клоны – преступление перед Богом. Впрочем, я утешил младшего штурмана как мог.
– Сказав ей, что я буду гореть в аду?
Отец Гермион тоже встал. Он был серьезен и спокоен.
– Простите меня, капитан Герхох, но ведь это правда.
Капитан сказал:
– Вы под домашним арестом. Я запрещаю вам выходить из каюты и принимать посетителей до конца рейса.
Первые несколько дней отец Гермион провел в размышлениях – слушая свои диски, делая заметки в тетради и подолгу молясь перед своим любимым образом Иезуса Многоводного, где Богочеловек изображался красивым молодым мужчиной, идущим по воде и разводящим руками струи дождя и молнии.
На седьмой день все изменилось. Была память святого отшельничествующего Хаделоги. Отец Гермион особенно любил этого святого, который считался самой бесхитростной, простой и чистой душой, какая только возможна у человека взрослого. Отшельничествующий Хаделога жил в глубокой чаще леса где-то на самом юге Люсео, куда почти никогда не заходят люди. У него не было собственного жилья, и часто он разделял норы с дикими зверями. Хаделога умер от стрелы охотника, закрыв собой тигренка.
После жития на том же диске было записано несколько песен, посвященных святому Хаделоге, преимущественно детских, и одно церковное песнопение, исполнявшееся под оркестр роговых инструментов, которые подражали голосам различных зверей.
Диск уже заканчивался, когда отец Гермион заметил, что корабль резко сбавил ход, а в окне показалось нечто странное. Проплыл человек в клетчатой рубахе. Его глаза сонно поглядели на отца Гермиона, затем корабль миновал его. За человеком тянулись крупные красные бусы. Отец Гермион резко встал и подбежал к окну. Почти вплотную к стеклопластику прошествовал еще один человек, на сей раз в майке. Он криво ухмылялся.
Священник отпрянул. Что-то дьявольское было в этом шествии полуодетых людей по космосу. Он положил перед собой на стол икону Иезуса Многоводного, как будто она могла утишить бурю, разом вскипевшую в потрясенном уме. «Что это? – кричало в голове отца Гермиона. – Ради всего святого, что это такое?»
Дверь каюты с треском слетела с петель. Вот так, одним ударом. И они вошли.
Их было двое, этих клонов, и ничем они не отличались на первый взгляд от обычных людей. Отец Гермион понял, что это клоны, только по их одежде – одинаковым комбинезонам с нашитыми номерами. Один остался у входа, а второй не спеша прошествовал на середину каюты и остановился, с любопытством изучая обстановку. Отец Гермион попытался было встать, но – резкое движение головы, мгновенный взгляд голубых глаз и быстрое «сидеть!» – заставили его замереть. Он снова уселся за стол и положил ладони по обе стороны от иконы.
Тот клон, что стоял у входа, крепко сбитый, коренастый, чернобородый, был похож на гнома. Второй, с совершенно белыми волосами, обветренным красным лицом и облупившимся носом, уселся напротив отца Гермиона и, рассматривая священника расширенными глазами, чуть насмешливо молвил:
– Ну, и что тут у нас?
Отец Гермион подался вперед и ответил вопросом на вопрос:
– А что вас, собственно, здесь интересует?
Белобрысый махнул рукой, как бы охватывая жестом всю каюту:
– Да все! Кто вы, чем тут занимаетесь… Вы ни разу не пришли поглазеть, как переодеваются наши женщины. Вся команда перебывала, а вас мы что-то не видели. Кто вы?
Мимо окна проплыло еще одно тело. Длинные волосы, над головой нависла туфля на каблуке – женщина. Белобрысый проводил ее жадным взглядом, а затем вернулся к отцу Гермиону.
– Я священник, – сказал тот.
Клон сморщил нос.
– Что-то насчет религии?
– Именно, – подтвердил отец Гермион.
– А это кто – ваш Бог? – спросил клон, ухватив икону.
Отец Гермион побледнел.
– Пожалуйста, не нужно трогать.
– Да? А почему? – Белобрысый неприятно улыбнулся. – А он ничего, красивый. Если бы такой согласился послужить донором клеток…
– Прекратите! – закричал отец Гермион.
– Ну-ну, – сказал клон. – Не стоит вам орать. Если вы еще не поняли, мы захватили корабль.
– Я понял, – буркнул отец Гермион. – Положите, пожалуйста, икону.
– Икона? Так его зовут?
– Я не стану говорить с вами о священных предметах, – сказал отец Гермион. – Нравится вам это или нет, уважаемый Эн-Эль Шестьсот Сорок Второй.
Прозрачные голубые глаза злобно уставились на священника.
– А кто вам сказал, что меня зовут Эн-Эль Шестьсот Сорок Второй? – осведомился клон.
Отец Гермион криво пожал плечами и вместо ответа кивнул на номер, нашитый на синий комбинезон.
– Ах, это… – Клон пренебрежительно фыркнул и вдруг стал серьезным и страшным. – Мое имя Мегингоц. А ваше?
– Отец Гермион.
– Вот и познакомились, – сказал Мегингоц. – Оставлю вас пока существовать. Вы занятный тип. Мы меняем курс.
– Восьмой сектор?
– Именно. Одна любезная дама, младший штурман, кажется, доставила нам удовольствие, проложив новый курс.
– Она жива?
– Конечно! – успокоительно молвил Мегингоц. – Мы ведь не звери, знаете. – Он повернулся к окну и радостно вскричал: – А вот и его превосходительство! Счастливого плавания, капитан!
Отец Гермион поднялся с места.
– Прошу вас, – сказал он, – господин Мегингоц, уйдите! Впоследствии я найду в себе силы говорить с вами, а сейчас избавьте меня от своего присутствия.
– Ладно, ладно, – с деланным удивлением произнес Мегингоц и направился к выходу. – До свидания. – И уже на пороге обратился к «гному»: – Поставь ему дверь. Что за манера: чуть что – крак, бряк! Нехорошо.
«Гном» захохотал басом и криво приложил дверь к стене. Затем оба клона удалились.
Мегингоц явился на следующий день. Вместо комбинезона на нем была шелковая синяя рубашка с необъятными рукавами и тонкой бисерной вышивкой на манжетах, узкие черные брюки и наборный серебряный пояс. По левому бедру спускались толстые шелковые шнуры с серебряными кистями.
Отец Гермион встретил его хумро. Еле заметно улыбаясь, Мегингоц прошел в каюту и развалился на диванчике.
– Недурно вы тут устроились, – бесцеремонно произнес он. – А что это у вас за диски?
– Вас не касается.
– Меня, голубчик, теперь все здесь касается. – Мегингоц вздохнул и снял с полки первый попавшийся диск. – «Тотта Верный, житие и два песнопения», – прочел он. – Что это?
– История человека, которого так звали, – сухо ответил отец Гермион.
– Хорошая? – спросил Мегингоц.
– Да.
– Я возьму. – Он снял еще несколько. – Пусть ребята тоже послушают. – И, предупреждая движение священника, бросил: – Сидеть! Ничего с вашими дисками не сделается. Завтра верну.
Отец Гермион закрыл лицо руками. Он чувствовал себя оскверненным. Мегингоц закинул ногу на ногу, повертел в пальцах серебряную кисть.
– Что с вами? – осведомился он после паузы. – Что вы так распереживались, а? Убудет от вас, если мы покрутим разок ваше любимое чтиво?
– Это не чтиво, – вымолвил священник.
Мегингоц перевернул один из дисков.
– «Повесть о раскаявшемся грабителе и чистой деве», – прочитал он. – Что это, по-вашему? – И рассердился: – Почему вы молчите, а? Растолкуйте же мне!
– Это душеполезное чтение, – с усилием сказал отец Гермион. – Повести очень старые. Сегодня они могут показаться наивными и даже глупыми. Нынешнего разбойника чистой девой не проймешь. Я вам даже больше скажу: иной современный добропорядочный менеджер заткнет за пояс тогдашнего грабителя. И никого это не удивляет. Для современного ума все глупость, что не пошлость и не обучает скверному. Знаете, господин Мегингоц, я, пожалуй, отвечу вам, почему я так не хочу, чтобы вы брали эти записи. Потому что вы и ваши собратья будете хлебать капитанскую «ленивку» и гадко ржать над тем, что мне дорого. Но куда страшнее, что священные имена будут осквернены вами… вами…
– Чем же мы так плохи? – полюбопытствовал Мегингоц.
– Ваше существование противоречит естественному ходу вещей, – сказал отец Гермион. – Если угодно, божественному ходу вещей. Человек не имел права творить подобных себе иначе, нежели естественным способом.
– Да ну? А кто вам сказал, что этот способ неестественный? Размножаются же растения почками!
– Человек не растение.
– Но ведь должен кто-то работать в шахтах, пахать землю на чужих планетах, добывать уран и золото, таскать строительный камень! – сказал Мегингоц. – Неужели человек должен делать все это сам, растрачивая на подобную гадость свою драгоценную жизнь? Теперь, когда имеется дешевый способ создавать искусственную жизнь – жизнь, которая человеку ничего не стоит! Заметьте, мы – не просто рабочая сила, вроде железных роботов, – мы совершенная рабочая сила! Нам даже позволили наполнить интеллект разной дребеденью, вроде классической литературы и хорошей музыки, на всякий случай – вдруг новому хозяину понадобится собеседник? Отлично! Превосходно! Мы долбим скалы и возимся в навозе, нас кормят объедками и гнильем, на ночь запирают, как животных. Потом нас отвозят обратно на ферму и продают вторично. О, ваш капитан о нас превосходно позаботился – настоящий гуманист. Даже поставил телевизор и снабдил какой-то дрянью про половые сношения человеческих особей всех полов в разные места и по любому поводу. Знаете, мы уж лучше послушаем эти ваши старинные повести. Не думаю, чтобы мои люди стали над ними потешаться.
– Вы не люди, – сказал отец Гермион.
– Ну, не люди, – согласился Мегингоц. – Но мы, по крайней мере, личности. Полагаю, в этом вы не станете нам отказывать?
– Личность – это «кто», – сказал отец Гермион. – А вы – «что».
Мегингоц побледнел под своим некрасивым загаром, его светлые глаза стали почти белыми.
– Я ведь могу и обидеться, – предупредил он.
– Да, мне говорили, что у вас есть эмоции, – согласился отец Гермион. – Но сути дела это не меняет. Вы – неодушевленное существо.
– Объясните, – потребовал Мегингоц.
– Человек сотворен Богом, – начал отец Гермион, сам не веря, что решился разговаривать об этом с клоном. – Человек имеет двойную природу, телесную и духовную. Тело умирает, но душа бессмертна. Вы же сотворены человеком, а человек смог дать вам только смертное тело. У вас нет и не может быть души, господин Мегингоц.
– Но ведь мы умеем чувствовать не хуже вас, – возразил Мегингоц. – Нам бывает больно, обидно, горько… Мы даже можем любить. Не верите?
– Все это умеют и животные.
– Вот видите! – обрадовался Мегингоц. – А ведь животные – «кто», не так ли? Все-таки в этом вы нам отказать не можете!
Отец Гермион промолчал. Мегингоц взял с полки еще несколько дисков и крадучись вышел.
Младший штурман Уирко была заперта в рубке. При ней неотлучно находилась женщина-клон, рыжеволосая красавица с длинными желтыми глазами. Уирко рядом с ней выглядела тускло, серенько.
С приборной панели пятна крови были вытерты, однако в двух местах кровь затекла между клавиш и там засохла. Уирко не могла смотреть на это без содрогания. Желтоглазая откровенно презирала пленницу и нарочно раздражала ее, нависая над ее плечом, когда та склонялась над вычислениями. Уирко по нескольку раз перепроверяла курс, чтобы не завести корабль в пояс астероидов – «Молукка» проходила в опасной близости от него, – но от потрясений последнего времени соображала все хуже и хуже.
Мегингоц получил сообщение с Миры-6. «Скоро ли будет доставлен груз? – спрашивал приятель капитана Герхоха. – У нас дело совершенно застопорилось. Есть богатая жила, но трясет через день, сплошные обвалы.»
«Все в порядке, дружище, – гласило ответное послание Мегингоца. – Сейчас находимся в секторе пять, обходим пояс астероидов».
На самом деле они должны были находиться в седьмом секторе – так сказала Уирко, когда Мегингоц спрашивал ее о курсе, и обходить опасную зону совершенно в другом месте. Мегингоц, естественно, не собирался сообщать на «Дивную» об истинном местонахождении «Молукки», и не его вина, что случайно он назвал истинный курс. Младший штурман перепутала право и лево и отклонила корабль в другую сторону. После того, как желтоглазая застрелила мичмана Тотту, Уирко вообще перестала понимать смысл столбиков цифр, появляющихся сбоку на экране компьютера. Они, эти цифры, что-то обозначали, но Уирко не помнила уже – что именно. Клоны входили и выходили, наливали ей кофе, задавали вопросы, требовали, ждали. Она отвечала им наугад, как наугад выбирала цифры, предлагаемые компьютером. Со стороны младший штурман выглядела испуганной – что было естественно – но вполне разумной. Каждый раз, когда клон случайно задевал ее, Уирко пронизывала дрожь брезгливости, и темная пелена все гуще окутывала ее мозг. Она пыталась бороться. Она даже начала внушать себе, что ничего особенного не произошло – просто она перешла на другой корабль, где, конечно же, другая команда, другой капитан. И кроме того, ее повысили в должности – она теперь старший штурман. Но это срабатывало далеко не всегда. В глубине души Уирко всегда знала правду. Рехнуться по-настоящему не получалось – она застряла в вечных сумерках.
Тем временем на «Дивной» росло нетерпение. Каждый день задержки означал огромные неполученные прибыли. Песчаные бури, землетрясения, кислотные дожди портили оборудование. Продукты подходили к концу, в баллонах иссякал кислород. Дважды приходилось ремонтировать крышу барака. Клоны были необходимы как можно скорее.
Мегингоц получил еще два отчаянных призыва и на оба ответил обещанием скорого прибытия.
Затем он нанес очередной визит отцу Гермиону.
– Что такое Мира-6? – осведомился он без всяких предисловий, раскинув руки в пышных рукавах по спинке дивана в каюте священника.
– Где мои диски? – вместо ответа спросил отец Гермион.
Мегингоц задрал брови – белые на обветренном красном лице.
– Какие диски? – фальшиво удивился он и тотчас засмеялся. – Не беспокойтесь, вот они. – И, вынув их из нагрудного кармана, точными быстрыми движениями начал бросать на стол. Шлеп, шлеп, шлеп – один за другим они аккуратно ложились рядом. – Видите? Все в полном порядке.
– Послушали? – Отец Гермион собрал их стопкой.
– А как же! Вы были правы – истории наивные, но тем-то они и хороши! Я, кстати, тоже был прав – ребятам понравилось. А этот ваш Хаделога – он, между прочим, свою человеческую жизнь отдал взамен жизни зверя. Видите? Даже звери чего-то стоят! Может, и нам, бедным, перепадет… ха-ха! Так что такое Мира-6?
– Ядовитые дожди. Нехватка кислорода – небольшая, но достаточная, чтобы изнурить человеческий организм. Сейсмическая активность. И много ценной руды. Сказочно много.
– Откуда сведения? – жадно потребовал Мегингоц.
– Отчасти от капитана Герхоха. Отчасти – из «Комментированного атласа».
– Угу. – Мегингоц принялся разглядывать свои ногти. – Поправьте меня, если я ошибаюсь. Двести клонов за месяц или, скажем, два извлекут из недр Миры-6 столько урана, золота, кобальда и тэ дэ, что короеды, взявшие концессию, уедут оттуда миллиардерами. Что до клонов, то они – кто останется жив – будут изрядно подпорчены. Тратить дополнительные средства и забирать их с Миры при эвакуации концессионеров будет бессмысленно. Я ничего не пропустил?
– Нет, – сказал священник. – Именно так они бы и поступили.
Мегингоц поднял глаза и устремил на отца Гермиона укоризненный взгляд.
– И вы еще обвиняете нас в жестокости!
– Я вас ни в чем не обвинял, – возразил тот. – Я говорил, что люди не имели права создавать искусственную жзизнь и производить на свет подобия человека, лишенные бессмертной души.
– Уточнение. Вы считаете, что человек все-таки бессмертен? – спросил Мегингоц. – И капитан Герхох сейчас не дрейфует в бескрайних просторах космоса, а живет себе поживает Где-То-Там?
– Насчет «живет-поживает» – я бы не сказал. Адские муки души – это тайна, – хмуро ответил священник. – Мне известно лишь то, что они существуют.
– Жаль, – молвил Мегингоц. – Я бы с удовольствием послушал, каким именно образом его там мучают… А мы, значит, умираем – и все? Уходим в пустоту?
– Мне тяжел и неприятен этот разговор, – сказал отец Гермион.
– Голубчик, всем нелегко! – воскликнул Мегингоц. – Вас, людей, как я понял, судит ваш Бог, ваш Создатель. Я не ошибаюсь? А нас, клонов, – кто судит нас? Человек – наш создатель? Человек, который отправляет нас в шахты под заведомые обвалы, а потом бросает умирать на «Дивной»? Таков его суд над нами?
– А чего бы вы хотели? – не выдержал отец Гермион. – Мало того, что человек – несовершенно существо! Тот человек, который посмел создавать вас, и тот человек, что решился вас использовать, – это падший человек, вполне предавшийся дьяволу! Чего вы ждете от дьявола? Любви и милосердия? Хрена вам – любви! Хрена вам – милосердия! Ложь и алчность, равнодушие и смерть вторая – вот и все, чего они добились, создавая вас, и вы, несчастные, вместе с ними!
– Но человек, как я понимаю, предается дьяволу добровольно, – осторожно сказал Мегингоц, боясь спугнуть священника. – А ведь у нас и выбора-то не было, не так ли?
– Нет души, нет и свободной воли, – ответил отец Гермион.
– Следовательно, мы ни в чем не виноваты?
– Ваша природа порочна изначально.
– Но посмотрите же, какие мы хорошие! – не отступался Мегингоц. – Какие мы красивые, терпеливые, умные! Мы все понимаем! И хотим-то пустяковой вещи – чтобы нас не оставили подыхать на чужой планете. Разве у нас нет права жить?
– У вас не было права рождаться, – сказал отец Гермион.
На четырнадцатый день мятежа визоры показали приближающийся корабль. Спустя час после этого на мониторе капитанского компьютера появились слова: «Немедленно сообщите имя командира корабля, номер лицензии на грузоперевозки в этом секторе, состав груза».
Мегингоц лихо послал ответное сообщение, назвался Герхохом, груз обозначил как продовольствие и горное оборудование для Миры-6, а номер лицензии вбил первый попавшийся. Затем – пока патруль разбирался с данными – прошел к штурману.
– Где мы находимся? – спросил он Уирко. Та подняла голову, ткнула пальцем в монитор, попав в пустое место, мимо цифр и графика.
Мегингоц наклонился над ней, взял ее за подбородок и почувствовал, что женщину мелко трясет. Глаза у нее были совершенно пустые и мутные.
– Куда ты нас завела? – прошипел Мегингоц.
Уирко позеленела и обмякла у него в руках. Мегингоц бросил ее на пол, перешагнул через тело и вышел.
По монитору уже бешено скакали слова: «Номер лицензии не существует. Доложите свое имя и ситуацию на борту».
Мегингоц криво ухмыльнулся.
«Капитан Мегингоц, – написал он. Буква за буквой. – Имею честь захватить «Молукку». Направляюсь в восьмой сектор. Везу груз клонов».
Патрульный помедлил, прежде чем ответить.
«Пират?» – появилось наконец.
«NL-642, клон Мегингоца, северный Люсео», – представился Мегингоц не без удовольствия.
«Сколько ЛЮДЕЙ на борту?»
«Пятеро».
«Мы требуем, чтобы вы немедленно сдались», – неуверенно, как показалось Мегингоцу, проступили зеленые буквы.
«Почему?» – быстро написал он.
«В противном случае корабль будет уничтожен».
Мегингоц крупно отшлепал: «ХА. ХА.ХА.»
Патруль ответил: «Ждите», и экран погас.
Трое членов команды, оставленные Мегингоцем в живых, относились к службе главного инженера – они были нужны на случай неполадок в двигательном отсеке или энергетическом блоке. Об Уирко можно теперь забыть – она нескоро придет в себя. Мегингоц вызвал «гнома» и попросил доставить в рубку священника.
– Что случилось? – спросил отец Гермион, усаживаясь в кресло первого помощника.
– Патруль, – коротко объяснил Мегингоц. – Скоро они опять выйдут на связь. Подождем. – Он принялся нетерпеливо постукивать пальцами.
– Откуда в пятом секторе патруль?
– Мы не в пятом секторе, к сожалению. Эта дура младший штурман завела нас в седьмой.
– Уирко? Я могу с ней поговорить? Где она?
– Валяется где-то без сознания.
– Что вы с ней сделали?
– Ничего! – заорал Мегингоц. – Хотя стоило бы! Истеричка! – Быстрым движением он убрал со вспотевшего лба белую прядь и засопел носом.
Отец Гермион вспомнил свой последний разговор с капитаном Герхохом и прикусил губу. В этот момент монитор опять ожил.
«Сканирование не показало наличия у вас на борту оружия, способного оказать нам сопротивления».
Мегингоц стремительно повернулся к отцу Гермиону:
– Не врут?
– Полагаю, нет, – сказал отец Гермион. – Кстати, вы можете также просканирвать их.
Мегингоц кивнул и отправил патрульному дерзкое: «Произвожу сканирование – ждите».
Отец Гермион откинулся в кресле, полузакрыв глаза. Мегингоц пролистал толстый том «Памятки штурману», а затем дал компьютеру команду и жадно уставился на экран. Потом сказал:
– Чтоб я сдох! Не врет. Что нам делать, святой отец?
– Я с ним поговорю, – предложил отец Гермион.
Мегингоц освободил капитанское кресло и встал чуть в стороне.
«Корабельный священник отец Гермион Юхтырь, Эльбейская епархия. Прошу обсудить со мной условия нашей капитуляции».
По экрану побежали вопросительные знаки. Они выпрыгивали один за другим, изображая крайнее удивление патрульного.
– Он издевается? – спросил Мегингоц, обкусывая бисерины с манжета.
– Подождем.
Череда вопросительных знаков потянула за собой слова: «А вы-то, черт побери, что тут делаете?»
«На борту люди, – написал отец Гермион. – Необходимо эвакуировать их. Назовите условия капитуляции».
«Клоны поступают в наше полное распоряжение. Людям будет оказана помощь. Капитан передается в ведение международной судебной комиссии».
«Капитан мертв», – написал отец Гермион и отвернулся от экрана вместе с креслом, чтобы Мегингоц мог прочитать последнее сообщение.
Мегингоц медленно покачал головой.
– Нет, – сказал он.
– Нас уничтожат, – сказал отец Гермион.
Мегингоц посмотрел прямо ему в лицо и улыбнулся.
– Вам-то чего бояться? Вы же бессмертны!
– Зато вы умрете навсегда.
Мегингоц вздохнул.
– Это уж наше дело.
Он наклонился над плечом священника и стал печатать одним пальцем:
«От Мегингоца. Высылаю шлюпку с людьми. Примите их на борт. Когда люди будут удалены, я уйду. Прошу не преследовать. Если вы не согласны, я выброшу людей в открытый космос».
«Ждем шлюпку», – ответил патруль.
– Вас уничтожат, как шлюпка прибудет к ним на борт, – сказал отец Гермион.
– А вы не слишком хорошего мнения о людях, правда? – И Мегингоц ушел отдавать распоряжения.
Уирко бессмысленно улыбалась и вертела головой, когда ее усаживали между механиками и пристегивали к креслу. Механики держались настороже, только один из них все время плевался. Отец Гермион стоял рядом, покусывал губу.
Мегингоц приглашающе взмахнул широким рукавом.
– Садитесь, отец Гермион. Все готово.
– Я остаюсь, – сказал священник.
– Ну и дурак, – молвил Мегингоц. И обернулся к розовощекому кудрявому пареньку, исполнявшему обязанности транспортного оператора. – Давай!
Отец Гермион отвернулся к окну. Он видел, как шлюпка появляется в черноте и начинает отдаляться от «Молукки». Как душа от тела, подумал он.
Кудрявый клон посматривал на священника с удивлением, но отец Гермион не замечал этого. Мегингоц вернулся в капитанскую каюту. На экране его ждало паническое послание с Миры-6. «Начались сильные землетрясения, – писал заказчик. – Таких еще не было. Где ты, черт тебя дери? Мы или погибнем, если останемся, или разоримся, если уедем. ГДЕ КЛОНЫ?»
«А пошел ты, кретин собачий», – написал Мегингоц.
Тотчас ожил патруль. «Борт принят. Только четверо. По их словам, вами задержан священник. Подтвердите».
«Подтверждаю», – написал Мегингоц. И обернулся к двери, безошибочно угадав момент, когда она начнет открываться.
– Входите, отец Гермион! – крикнул он. – Мы тут как раз про вас разговариваем.
«Отпустите заложника», – потребовал патруль.
«Он не заложник, – сообщил Мегингоц. – Остался добровольно. Остальные подтвердят».
Спустя некоторое время патруль обратился прямо к отцу Гермиону: «Отец Юхтырь, требуем вашего возвращения. В случае отказа будет оповещена иерархия Эльбейской патриархии».
«Делайте свое дело, – написал отец Гермион, – а я буду делать мое».
И отключил связь.
Мегингоц повернулся в капитанском кресле. Священник стоял перед ним, как ученик, вызванный к директору. Мегингоц разглядывал его с непонятной улыбкой.
– Они ведь уничтожат «Молукку» – в любом случае уничтожат, – сказал наконец клон. – Ваше присутствие на борту их не остановит. А в епархию сообщат, что вас убили злые клоны.
Отец Гермион промолчал.
Мегингоц потянулся к кофейнику и сластям, завернутым в развеселую блестящую бумагу с выцветшими уже Санта-Клаусами.
– Скажите, неужели вам так трудно было помахать над младшим штурманом этим вашим кадилом и успокоить нервную женщину?
Отец Гермион молчал.
Капитан встал с диванчика и приблизился к нему.
– А если бы я занимался работорговлей, по-вашему, это было бы лучше?
Не поднимая головы, отец Гермион сказал:
– В принципе – да.
Капитан Герхох заскрежетал зубами. Тогда отец Гермион посмотрел ему в глаза и пояснил:
– Работорговля – грех перед людьми, а клоны – преступление перед Богом. Впрочем, я утешил младшего штурмана как мог.
– Сказав ей, что я буду гореть в аду?
Отец Гермион тоже встал. Он был серьезен и спокоен.
– Простите меня, капитан Герхох, но ведь это правда.
Капитан сказал:
– Вы под домашним арестом. Я запрещаю вам выходить из каюты и принимать посетителей до конца рейса.
Первые несколько дней отец Гермион провел в размышлениях – слушая свои диски, делая заметки в тетради и подолгу молясь перед своим любимым образом Иезуса Многоводного, где Богочеловек изображался красивым молодым мужчиной, идущим по воде и разводящим руками струи дождя и молнии.
На седьмой день все изменилось. Была память святого отшельничествующего Хаделоги. Отец Гермион особенно любил этого святого, который считался самой бесхитростной, простой и чистой душой, какая только возможна у человека взрослого. Отшельничествующий Хаделога жил в глубокой чаще леса где-то на самом юге Люсео, куда почти никогда не заходят люди. У него не было собственного жилья, и часто он разделял норы с дикими зверями. Хаделога умер от стрелы охотника, закрыв собой тигренка.
После жития на том же диске было записано несколько песен, посвященных святому Хаделоге, преимущественно детских, и одно церковное песнопение, исполнявшееся под оркестр роговых инструментов, которые подражали голосам различных зверей.
Диск уже заканчивался, когда отец Гермион заметил, что корабль резко сбавил ход, а в окне показалось нечто странное. Проплыл человек в клетчатой рубахе. Его глаза сонно поглядели на отца Гермиона, затем корабль миновал его. За человеком тянулись крупные красные бусы. Отец Гермион резко встал и подбежал к окну. Почти вплотную к стеклопластику прошествовал еще один человек, на сей раз в майке. Он криво ухмылялся.
Священник отпрянул. Что-то дьявольское было в этом шествии полуодетых людей по космосу. Он положил перед собой на стол икону Иезуса Многоводного, как будто она могла утишить бурю, разом вскипевшую в потрясенном уме. «Что это? – кричало в голове отца Гермиона. – Ради всего святого, что это такое?»
Дверь каюты с треском слетела с петель. Вот так, одним ударом. И они вошли.
Их было двое, этих клонов, и ничем они не отличались на первый взгляд от обычных людей. Отец Гермион понял, что это клоны, только по их одежде – одинаковым комбинезонам с нашитыми номерами. Один остался у входа, а второй не спеша прошествовал на середину каюты и остановился, с любопытством изучая обстановку. Отец Гермион попытался было встать, но – резкое движение головы, мгновенный взгляд голубых глаз и быстрое «сидеть!» – заставили его замереть. Он снова уселся за стол и положил ладони по обе стороны от иконы.
Тот клон, что стоял у входа, крепко сбитый, коренастый, чернобородый, был похож на гнома. Второй, с совершенно белыми волосами, обветренным красным лицом и облупившимся носом, уселся напротив отца Гермиона и, рассматривая священника расширенными глазами, чуть насмешливо молвил:
– Ну, и что тут у нас?
Отец Гермион подался вперед и ответил вопросом на вопрос:
– А что вас, собственно, здесь интересует?
Белобрысый махнул рукой, как бы охватывая жестом всю каюту:
– Да все! Кто вы, чем тут занимаетесь… Вы ни разу не пришли поглазеть, как переодеваются наши женщины. Вся команда перебывала, а вас мы что-то не видели. Кто вы?
Мимо окна проплыло еще одно тело. Длинные волосы, над головой нависла туфля на каблуке – женщина. Белобрысый проводил ее жадным взглядом, а затем вернулся к отцу Гермиону.
– Я священник, – сказал тот.
Клон сморщил нос.
– Что-то насчет религии?
– Именно, – подтвердил отец Гермион.
– А это кто – ваш Бог? – спросил клон, ухватив икону.
Отец Гермион побледнел.
– Пожалуйста, не нужно трогать.
– Да? А почему? – Белобрысый неприятно улыбнулся. – А он ничего, красивый. Если бы такой согласился послужить донором клеток…
– Прекратите! – закричал отец Гермион.
– Ну-ну, – сказал клон. – Не стоит вам орать. Если вы еще не поняли, мы захватили корабль.
– Я понял, – буркнул отец Гермион. – Положите, пожалуйста, икону.
– Икона? Так его зовут?
– Я не стану говорить с вами о священных предметах, – сказал отец Гермион. – Нравится вам это или нет, уважаемый Эн-Эль Шестьсот Сорок Второй.
Прозрачные голубые глаза злобно уставились на священника.
– А кто вам сказал, что меня зовут Эн-Эль Шестьсот Сорок Второй? – осведомился клон.
Отец Гермион криво пожал плечами и вместо ответа кивнул на номер, нашитый на синий комбинезон.
– Ах, это… – Клон пренебрежительно фыркнул и вдруг стал серьезным и страшным. – Мое имя Мегингоц. А ваше?
– Отец Гермион.
– Вот и познакомились, – сказал Мегингоц. – Оставлю вас пока существовать. Вы занятный тип. Мы меняем курс.
– Восьмой сектор?
– Именно. Одна любезная дама, младший штурман, кажется, доставила нам удовольствие, проложив новый курс.
– Она жива?
– Конечно! – успокоительно молвил Мегингоц. – Мы ведь не звери, знаете. – Он повернулся к окну и радостно вскричал: – А вот и его превосходительство! Счастливого плавания, капитан!
Отец Гермион поднялся с места.
– Прошу вас, – сказал он, – господин Мегингоц, уйдите! Впоследствии я найду в себе силы говорить с вами, а сейчас избавьте меня от своего присутствия.
– Ладно, ладно, – с деланным удивлением произнес Мегингоц и направился к выходу. – До свидания. – И уже на пороге обратился к «гному»: – Поставь ему дверь. Что за манера: чуть что – крак, бряк! Нехорошо.
«Гном» захохотал басом и криво приложил дверь к стене. Затем оба клона удалились.
Мегингоц явился на следующий день. Вместо комбинезона на нем была шелковая синяя рубашка с необъятными рукавами и тонкой бисерной вышивкой на манжетах, узкие черные брюки и наборный серебряный пояс. По левому бедру спускались толстые шелковые шнуры с серебряными кистями.
Отец Гермион встретил его хумро. Еле заметно улыбаясь, Мегингоц прошел в каюту и развалился на диванчике.
– Недурно вы тут устроились, – бесцеремонно произнес он. – А что это у вас за диски?
– Вас не касается.
– Меня, голубчик, теперь все здесь касается. – Мегингоц вздохнул и снял с полки первый попавшийся диск. – «Тотта Верный, житие и два песнопения», – прочел он. – Что это?
– История человека, которого так звали, – сухо ответил отец Гермион.
– Хорошая? – спросил Мегингоц.
– Да.
– Я возьму. – Он снял еще несколько. – Пусть ребята тоже послушают. – И, предупреждая движение священника, бросил: – Сидеть! Ничего с вашими дисками не сделается. Завтра верну.
Отец Гермион закрыл лицо руками. Он чувствовал себя оскверненным. Мегингоц закинул ногу на ногу, повертел в пальцах серебряную кисть.
– Что с вами? – осведомился он после паузы. – Что вы так распереживались, а? Убудет от вас, если мы покрутим разок ваше любимое чтиво?
– Это не чтиво, – вымолвил священник.
Мегингоц перевернул один из дисков.
– «Повесть о раскаявшемся грабителе и чистой деве», – прочитал он. – Что это, по-вашему? – И рассердился: – Почему вы молчите, а? Растолкуйте же мне!
– Это душеполезное чтение, – с усилием сказал отец Гермион. – Повести очень старые. Сегодня они могут показаться наивными и даже глупыми. Нынешнего разбойника чистой девой не проймешь. Я вам даже больше скажу: иной современный добропорядочный менеджер заткнет за пояс тогдашнего грабителя. И никого это не удивляет. Для современного ума все глупость, что не пошлость и не обучает скверному. Знаете, господин Мегингоц, я, пожалуй, отвечу вам, почему я так не хочу, чтобы вы брали эти записи. Потому что вы и ваши собратья будете хлебать капитанскую «ленивку» и гадко ржать над тем, что мне дорого. Но куда страшнее, что священные имена будут осквернены вами… вами…
– Чем же мы так плохи? – полюбопытствовал Мегингоц.
– Ваше существование противоречит естественному ходу вещей, – сказал отец Гермион. – Если угодно, божественному ходу вещей. Человек не имел права творить подобных себе иначе, нежели естественным способом.
– Да ну? А кто вам сказал, что этот способ неестественный? Размножаются же растения почками!
– Человек не растение.
– Но ведь должен кто-то работать в шахтах, пахать землю на чужих планетах, добывать уран и золото, таскать строительный камень! – сказал Мегингоц. – Неужели человек должен делать все это сам, растрачивая на подобную гадость свою драгоценную жизнь? Теперь, когда имеется дешевый способ создавать искусственную жизнь – жизнь, которая человеку ничего не стоит! Заметьте, мы – не просто рабочая сила, вроде железных роботов, – мы совершенная рабочая сила! Нам даже позволили наполнить интеллект разной дребеденью, вроде классической литературы и хорошей музыки, на всякий случай – вдруг новому хозяину понадобится собеседник? Отлично! Превосходно! Мы долбим скалы и возимся в навозе, нас кормят объедками и гнильем, на ночь запирают, как животных. Потом нас отвозят обратно на ферму и продают вторично. О, ваш капитан о нас превосходно позаботился – настоящий гуманист. Даже поставил телевизор и снабдил какой-то дрянью про половые сношения человеческих особей всех полов в разные места и по любому поводу. Знаете, мы уж лучше послушаем эти ваши старинные повести. Не думаю, чтобы мои люди стали над ними потешаться.
– Вы не люди, – сказал отец Гермион.
– Ну, не люди, – согласился Мегингоц. – Но мы, по крайней мере, личности. Полагаю, в этом вы не станете нам отказывать?
– Личность – это «кто», – сказал отец Гермион. – А вы – «что».
Мегингоц побледнел под своим некрасивым загаром, его светлые глаза стали почти белыми.
– Я ведь могу и обидеться, – предупредил он.
– Да, мне говорили, что у вас есть эмоции, – согласился отец Гермион. – Но сути дела это не меняет. Вы – неодушевленное существо.
– Объясните, – потребовал Мегингоц.
– Человек сотворен Богом, – начал отец Гермион, сам не веря, что решился разговаривать об этом с клоном. – Человек имеет двойную природу, телесную и духовную. Тело умирает, но душа бессмертна. Вы же сотворены человеком, а человек смог дать вам только смертное тело. У вас нет и не может быть души, господин Мегингоц.
– Но ведь мы умеем чувствовать не хуже вас, – возразил Мегингоц. – Нам бывает больно, обидно, горько… Мы даже можем любить. Не верите?
– Все это умеют и животные.
– Вот видите! – обрадовался Мегингоц. – А ведь животные – «кто», не так ли? Все-таки в этом вы нам отказать не можете!
Отец Гермион промолчал. Мегингоц взял с полки еще несколько дисков и крадучись вышел.
Младший штурман Уирко была заперта в рубке. При ней неотлучно находилась женщина-клон, рыжеволосая красавица с длинными желтыми глазами. Уирко рядом с ней выглядела тускло, серенько.
С приборной панели пятна крови были вытерты, однако в двух местах кровь затекла между клавиш и там засохла. Уирко не могла смотреть на это без содрогания. Желтоглазая откровенно презирала пленницу и нарочно раздражала ее, нависая над ее плечом, когда та склонялась над вычислениями. Уирко по нескольку раз перепроверяла курс, чтобы не завести корабль в пояс астероидов – «Молукка» проходила в опасной близости от него, – но от потрясений последнего времени соображала все хуже и хуже.
Мегингоц получил сообщение с Миры-6. «Скоро ли будет доставлен груз? – спрашивал приятель капитана Герхоха. – У нас дело совершенно застопорилось. Есть богатая жила, но трясет через день, сплошные обвалы.»
«Все в порядке, дружище, – гласило ответное послание Мегингоца. – Сейчас находимся в секторе пять, обходим пояс астероидов».
На самом деле они должны были находиться в седьмом секторе – так сказала Уирко, когда Мегингоц спрашивал ее о курсе, и обходить опасную зону совершенно в другом месте. Мегингоц, естественно, не собирался сообщать на «Дивную» об истинном местонахождении «Молукки», и не его вина, что случайно он назвал истинный курс. Младший штурман перепутала право и лево и отклонила корабль в другую сторону. После того, как желтоглазая застрелила мичмана Тотту, Уирко вообще перестала понимать смысл столбиков цифр, появляющихся сбоку на экране компьютера. Они, эти цифры, что-то обозначали, но Уирко не помнила уже – что именно. Клоны входили и выходили, наливали ей кофе, задавали вопросы, требовали, ждали. Она отвечала им наугад, как наугад выбирала цифры, предлагаемые компьютером. Со стороны младший штурман выглядела испуганной – что было естественно – но вполне разумной. Каждый раз, когда клон случайно задевал ее, Уирко пронизывала дрожь брезгливости, и темная пелена все гуще окутывала ее мозг. Она пыталась бороться. Она даже начала внушать себе, что ничего особенного не произошло – просто она перешла на другой корабль, где, конечно же, другая команда, другой капитан. И кроме того, ее повысили в должности – она теперь старший штурман. Но это срабатывало далеко не всегда. В глубине души Уирко всегда знала правду. Рехнуться по-настоящему не получалось – она застряла в вечных сумерках.
Тем временем на «Дивной» росло нетерпение. Каждый день задержки означал огромные неполученные прибыли. Песчаные бури, землетрясения, кислотные дожди портили оборудование. Продукты подходили к концу, в баллонах иссякал кислород. Дважды приходилось ремонтировать крышу барака. Клоны были необходимы как можно скорее.
Мегингоц получил еще два отчаянных призыва и на оба ответил обещанием скорого прибытия.
Затем он нанес очередной визит отцу Гермиону.
– Что такое Мира-6? – осведомился он без всяких предисловий, раскинув руки в пышных рукавах по спинке дивана в каюте священника.
– Где мои диски? – вместо ответа спросил отец Гермион.
Мегингоц задрал брови – белые на обветренном красном лице.
– Какие диски? – фальшиво удивился он и тотчас засмеялся. – Не беспокойтесь, вот они. – И, вынув их из нагрудного кармана, точными быстрыми движениями начал бросать на стол. Шлеп, шлеп, шлеп – один за другим они аккуратно ложились рядом. – Видите? Все в полном порядке.
– Послушали? – Отец Гермион собрал их стопкой.
– А как же! Вы были правы – истории наивные, но тем-то они и хороши! Я, кстати, тоже был прав – ребятам понравилось. А этот ваш Хаделога – он, между прочим, свою человеческую жизнь отдал взамен жизни зверя. Видите? Даже звери чего-то стоят! Может, и нам, бедным, перепадет… ха-ха! Так что такое Мира-6?
– Ядовитые дожди. Нехватка кислорода – небольшая, но достаточная, чтобы изнурить человеческий организм. Сейсмическая активность. И много ценной руды. Сказочно много.
– Откуда сведения? – жадно потребовал Мегингоц.
– Отчасти от капитана Герхоха. Отчасти – из «Комментированного атласа».
– Угу. – Мегингоц принялся разглядывать свои ногти. – Поправьте меня, если я ошибаюсь. Двести клонов за месяц или, скажем, два извлекут из недр Миры-6 столько урана, золота, кобальда и тэ дэ, что короеды, взявшие концессию, уедут оттуда миллиардерами. Что до клонов, то они – кто останется жив – будут изрядно подпорчены. Тратить дополнительные средства и забирать их с Миры при эвакуации концессионеров будет бессмысленно. Я ничего не пропустил?
– Нет, – сказал священник. – Именно так они бы и поступили.
Мегингоц поднял глаза и устремил на отца Гермиона укоризненный взгляд.
– И вы еще обвиняете нас в жестокости!
– Я вас ни в чем не обвинял, – возразил тот. – Я говорил, что люди не имели права создавать искусственную жзизнь и производить на свет подобия человека, лишенные бессмертной души.
– Уточнение. Вы считаете, что человек все-таки бессмертен? – спросил Мегингоц. – И капитан Герхох сейчас не дрейфует в бескрайних просторах космоса, а живет себе поживает Где-То-Там?
– Насчет «живет-поживает» – я бы не сказал. Адские муки души – это тайна, – хмуро ответил священник. – Мне известно лишь то, что они существуют.
– Жаль, – молвил Мегингоц. – Я бы с удовольствием послушал, каким именно образом его там мучают… А мы, значит, умираем – и все? Уходим в пустоту?
– Мне тяжел и неприятен этот разговор, – сказал отец Гермион.
– Голубчик, всем нелегко! – воскликнул Мегингоц. – Вас, людей, как я понял, судит ваш Бог, ваш Создатель. Я не ошибаюсь? А нас, клонов, – кто судит нас? Человек – наш создатель? Человек, который отправляет нас в шахты под заведомые обвалы, а потом бросает умирать на «Дивной»? Таков его суд над нами?
– А чего бы вы хотели? – не выдержал отец Гермион. – Мало того, что человек – несовершенно существо! Тот человек, который посмел создавать вас, и тот человек, что решился вас использовать, – это падший человек, вполне предавшийся дьяволу! Чего вы ждете от дьявола? Любви и милосердия? Хрена вам – любви! Хрена вам – милосердия! Ложь и алчность, равнодушие и смерть вторая – вот и все, чего они добились, создавая вас, и вы, несчастные, вместе с ними!
– Но человек, как я понимаю, предается дьяволу добровольно, – осторожно сказал Мегингоц, боясь спугнуть священника. – А ведь у нас и выбора-то не было, не так ли?
– Нет души, нет и свободной воли, – ответил отец Гермион.
– Следовательно, мы ни в чем не виноваты?
– Ваша природа порочна изначально.
– Но посмотрите же, какие мы хорошие! – не отступался Мегингоц. – Какие мы красивые, терпеливые, умные! Мы все понимаем! И хотим-то пустяковой вещи – чтобы нас не оставили подыхать на чужой планете. Разве у нас нет права жить?
– У вас не было права рождаться, – сказал отец Гермион.
На четырнадцатый день мятежа визоры показали приближающийся корабль. Спустя час после этого на мониторе капитанского компьютера появились слова: «Немедленно сообщите имя командира корабля, номер лицензии на грузоперевозки в этом секторе, состав груза».
Мегингоц лихо послал ответное сообщение, назвался Герхохом, груз обозначил как продовольствие и горное оборудование для Миры-6, а номер лицензии вбил первый попавшийся. Затем – пока патруль разбирался с данными – прошел к штурману.
– Где мы находимся? – спросил он Уирко. Та подняла голову, ткнула пальцем в монитор, попав в пустое место, мимо цифр и графика.
Мегингоц наклонился над ней, взял ее за подбородок и почувствовал, что женщину мелко трясет. Глаза у нее были совершенно пустые и мутные.
– Куда ты нас завела? – прошипел Мегингоц.
Уирко позеленела и обмякла у него в руках. Мегингоц бросил ее на пол, перешагнул через тело и вышел.
По монитору уже бешено скакали слова: «Номер лицензии не существует. Доложите свое имя и ситуацию на борту».
Мегингоц криво ухмыльнулся.
«Капитан Мегингоц, – написал он. Буква за буквой. – Имею честь захватить «Молукку». Направляюсь в восьмой сектор. Везу груз клонов».
Патрульный помедлил, прежде чем ответить.
«Пират?» – появилось наконец.
«NL-642, клон Мегингоца, северный Люсео», – представился Мегингоц не без удовольствия.
«Сколько ЛЮДЕЙ на борту?»
«Пятеро».
«Мы требуем, чтобы вы немедленно сдались», – неуверенно, как показалось Мегингоцу, проступили зеленые буквы.
«Почему?» – быстро написал он.
«В противном случае корабль будет уничтожен».
Мегингоц крупно отшлепал: «ХА. ХА.ХА.»
Патруль ответил: «Ждите», и экран погас.
Трое членов команды, оставленные Мегингоцем в живых, относились к службе главного инженера – они были нужны на случай неполадок в двигательном отсеке или энергетическом блоке. Об Уирко можно теперь забыть – она нескоро придет в себя. Мегингоц вызвал «гнома» и попросил доставить в рубку священника.
– Что случилось? – спросил отец Гермион, усаживаясь в кресло первого помощника.
– Патруль, – коротко объяснил Мегингоц. – Скоро они опять выйдут на связь. Подождем. – Он принялся нетерпеливо постукивать пальцами.
– Откуда в пятом секторе патруль?
– Мы не в пятом секторе, к сожалению. Эта дура младший штурман завела нас в седьмой.
– Уирко? Я могу с ней поговорить? Где она?
– Валяется где-то без сознания.
– Что вы с ней сделали?
– Ничего! – заорал Мегингоц. – Хотя стоило бы! Истеричка! – Быстрым движением он убрал со вспотевшего лба белую прядь и засопел носом.
Отец Гермион вспомнил свой последний разговор с капитаном Герхохом и прикусил губу. В этот момент монитор опять ожил.
«Сканирование не показало наличия у вас на борту оружия, способного оказать нам сопротивления».
Мегингоц стремительно повернулся к отцу Гермиону:
– Не врут?
– Полагаю, нет, – сказал отец Гермион. – Кстати, вы можете также просканирвать их.
Мегингоц кивнул и отправил патрульному дерзкое: «Произвожу сканирование – ждите».
Отец Гермион откинулся в кресле, полузакрыв глаза. Мегингоц пролистал толстый том «Памятки штурману», а затем дал компьютеру команду и жадно уставился на экран. Потом сказал:
– Чтоб я сдох! Не врет. Что нам делать, святой отец?
– Я с ним поговорю, – предложил отец Гермион.
Мегингоц освободил капитанское кресло и встал чуть в стороне.
«Корабельный священник отец Гермион Юхтырь, Эльбейская епархия. Прошу обсудить со мной условия нашей капитуляции».
По экрану побежали вопросительные знаки. Они выпрыгивали один за другим, изображая крайнее удивление патрульного.
– Он издевается? – спросил Мегингоц, обкусывая бисерины с манжета.
– Подождем.
Череда вопросительных знаков потянула за собой слова: «А вы-то, черт побери, что тут делаете?»
«На борту люди, – написал отец Гермион. – Необходимо эвакуировать их. Назовите условия капитуляции».
«Клоны поступают в наше полное распоряжение. Людям будет оказана помощь. Капитан передается в ведение международной судебной комиссии».
«Капитан мертв», – написал отец Гермион и отвернулся от экрана вместе с креслом, чтобы Мегингоц мог прочитать последнее сообщение.
Мегингоц медленно покачал головой.
– Нет, – сказал он.
– Нас уничтожат, – сказал отец Гермион.
Мегингоц посмотрел прямо ему в лицо и улыбнулся.
– Вам-то чего бояться? Вы же бессмертны!
– Зато вы умрете навсегда.
Мегингоц вздохнул.
– Это уж наше дело.
Он наклонился над плечом священника и стал печатать одним пальцем:
«От Мегингоца. Высылаю шлюпку с людьми. Примите их на борт. Когда люди будут удалены, я уйду. Прошу не преследовать. Если вы не согласны, я выброшу людей в открытый космос».
«Ждем шлюпку», – ответил патруль.
– Вас уничтожат, как шлюпка прибудет к ним на борт, – сказал отец Гермион.
– А вы не слишком хорошего мнения о людях, правда? – И Мегингоц ушел отдавать распоряжения.
Уирко бессмысленно улыбалась и вертела головой, когда ее усаживали между механиками и пристегивали к креслу. Механики держались настороже, только один из них все время плевался. Отец Гермион стоял рядом, покусывал губу.
Мегингоц приглашающе взмахнул широким рукавом.
– Садитесь, отец Гермион. Все готово.
– Я остаюсь, – сказал священник.
– Ну и дурак, – молвил Мегингоц. И обернулся к розовощекому кудрявому пареньку, исполнявшему обязанности транспортного оператора. – Давай!
Отец Гермион отвернулся к окну. Он видел, как шлюпка появляется в черноте и начинает отдаляться от «Молукки». Как душа от тела, подумал он.
Кудрявый клон посматривал на священника с удивлением, но отец Гермион не замечал этого. Мегингоц вернулся в капитанскую каюту. На экране его ждало паническое послание с Миры-6. «Начались сильные землетрясения, – писал заказчик. – Таких еще не было. Где ты, черт тебя дери? Мы или погибнем, если останемся, или разоримся, если уедем. ГДЕ КЛОНЫ?»
«А пошел ты, кретин собачий», – написал Мегингоц.
Тотчас ожил патруль. «Борт принят. Только четверо. По их словам, вами задержан священник. Подтвердите».
«Подтверждаю», – написал Мегингоц. И обернулся к двери, безошибочно угадав момент, когда она начнет открываться.
– Входите, отец Гермион! – крикнул он. – Мы тут как раз про вас разговариваем.
«Отпустите заложника», – потребовал патруль.
«Он не заложник, – сообщил Мегингоц. – Остался добровольно. Остальные подтвердят».
Спустя некоторое время патруль обратился прямо к отцу Гермиону: «Отец Юхтырь, требуем вашего возвращения. В случае отказа будет оповещена иерархия Эльбейской патриархии».
«Делайте свое дело, – написал отец Гермион, – а я буду делать мое».
И отключил связь.
Мегингоц повернулся в капитанском кресле. Священник стоял перед ним, как ученик, вызванный к директору. Мегингоц разглядывал его с непонятной улыбкой.
– Они ведь уничтожат «Молукку» – в любом случае уничтожат, – сказал наконец клон. – Ваше присутствие на борту их не остановит. А в епархию сообщат, что вас убили злые клоны.
Отец Гермион промолчал.
Мегингоц потянулся к кофейнику и сластям, завернутым в развеселую блестящую бумагу с выцветшими уже Санта-Клаусами.