Хагерюп Клаус. Маркус и Диана

   Пляж был забит народом. Кто-то загорал, кто-то непрерывно забегал в воду и выбегал обратно, брызгал и лил воду на загорающих, кто-то плавал, кто-то нырял, хватал плавающих за ноги и тянул на дно. Райдар и Эллен Кристина стояли в воде и перекидывались мячом. Когда Сигмунд с Маркусом пришли, Райдар им помахал.
   — Ты заблудился, Макакус, здесь нет ледников!
   Почему-то Эллен Кристина делала вид, что не замечает их.
   — Она по мне с ума сходит, — сказал Сигмунд. — Без сомнений. Пойдем в другое место.
   Другая бухта находилась неподалеку. Там было не так хорошо купаться, потому что дно было полно камней, зато там было тихо, а у самого выхода из бухты стоял валун, с которого Сигмунд прыгал в воду.
   Маркус сел на камень, подтянув к себе коленки, и смотрел на Сигмунда, который плыл спокойными широкими гребками. Он вынул письмо и еще раз прочел его. С прошлого раза оно стало еще лучше. Такое какое-то искреннее и открытое. Человеку нужно помочь. Он посмотрел на море. Сигмунда не было.
   «Помогите! — подумал Маркус. — Он утонул!»
   Он как раз собирался звать на помощь, но тут голова товарища показалась из воды прямо около камня.
   — Ты должен ей написать, — сказал Сигмунд и вскарабкался на камень.— Ты ей нужен!
   Маркус даже не заметил, что промок от воды, которую стряхнул на него Сигмунд.
   — А?
   — Ты должен написать ей еще одно письмо. От имени миллионера.
   — Но я же не миллионер.
   — Дело в том, — продолжал, вытираясь, Сигмунд, — что Диане Мортенсен плохо. Ей нужен кто-то, кому можно довериться. Могу поспорить, что она ждет не дождется твоего следующего письма. Если ты расскажешь ей, кто ты на самом деле, ей будет очень неприятно. И тогда ты будешь виноват.
   — С чего это?
   — Просто я это чувствую. Вспомни про Мэрилин Монро. Ты себе никогда не простишь, Маркус.
   — Если что?
   — Если не напишешь ей письмо.
   — От имени миллионера?
   — Да.
   — Боюсь, мне не удастся соврать ей еще раз, Сигмунд. Не Диане Мортенсен.
   — Я тебе помогу, — сказал Сигмунд спокойно. — У тебя с собой нет ручки и бумаги?
   — Есть, — ответил Маркус, — случайно.

*

   — Ну вот, — сказал Сигмунд, — неплохо, сказать по правде. Прочти вслух.
   «Дорогая Диана! — начал Маркус — Да, мне кажется, я теперь могу называть тебя просто Диана. Ощущение связи между нами, которой препятствует время и расстояние, усилилось после того, как я прочел твое последнее письмо. Я просто узнал в нем собственные чувства и впал в глубокую меланхолию, но одновременно испытал большую радость. Радость оттого, что ты существуешь. Теперь я скромно надеюсь, что ты тоже испытаешь такую же радость от моего письма. Диана, меня тешит слабая надежда, что я смогу подарить тебе немного непосредственности и жизнелюбия, которые нам так нужны, чтобы радоваться простым вещам. Я сам часто наслаждаюсь природой. Маленький цветок сон-травы с розовыми листьями и голубыми лепестками, карликовая береза, которая крепко цепляется за каменистую землю, ледник в его замерзшей красоте и солнце, когда оно, свежее и отдохнувшее, поднимается над горами. Когда я все это вижу, я понимаю, что живу! Что я и природа — это одно целое и что времени в каком-то смысле больше не существует. Да, Диана, я часто задумывался, что же такое время, и понял, что согласен с поэтом Гюннаром Райсс-Андерсеном, который сказал так: „Время — это расстояние в заколдованном пространстве"! Если ты понимаешь, о чем я. Ты — в Голливуде, а я — в Норвегии, но мы находимся в одном пространстве, а космические волны, которые соединяют твою жизнь с моей, не знают государственных границ. Я часто говорю: „Радуйся малому!"
   Я знаю, что ты, как и я, ищешь смысл жизни, но я знаю также, что именно в этом ты его и найдешь. В маленькой птичке, сидящей на ветке перед твоим окном, в дуновении ветра, развевающего твои волосы, в доверчивом взгляде маленького поклонника. Если ты понимаешь, о чем я.
   И не забывай, Диана, что, как бы ни было тяжело, где-то в мире живет маленький миллионер и думает о тебе.
   С уважением, восхищением и искренней дружбой,
   Маркус».
   Они писали письмо два часа. Содержание придумал Сигмунд, но большинство предложений сформулировал Маркус. Он ведь был специалистом писать от чужого имени. Пока они сочиняли, ему казалось, что письмо великолепно, но, когда он прочел его вслух, он засомневался. Немного испуганно посмотрел на Сигмунда.
   — По-моему, немного…
   — Немного что?
   — Немного по-взрослому как-то.
   — То есть?
   — Так по-взрослому, что даже как-то по-детски, если ты понимаешь, о чем я.
   Сигмунд не понимал, о чем говорил Маркус.
   — Оно взрослое, потому что Маркус Симонсен — очень взрослый мужчина. Ему… двадцать шесть лет.
   — Двадцать шесть?
   — Да, тебе тринадцать, так? И мне тринадцать с половиной. Миллионер Маркус Симон-сен — это ты и я вместе. Поэтому двадцать шесть. Он такой же умный, как я, и в три раза умнее тебя.
   — Что?
   — Я же в два раза умнее тебя, так?
   — Нет, не умнее!
   — Но у тебя больше фантазии, чем у меня, — успокаивая друга, сказал Сигмунд,— фактически в два раза больше.
   Маркус не очень-то успокоился, но он не успел еще ничего сказать, как Сигмунд продолжил:
   — Кстати, думаю, мы добавим еще десять лет, раз я такой зрелый. Ему будет тридцать шесть. Дай письмо.
   Маркус дал ему письмо, и Сигмунд зачеркнул «маленький миллионер» и вместо этого написал «тридцатишестилетний миллионер».
   — Ну вот, готово, — сказал он. — Заберу домой и распечатаю на папином компьютере.
   — Привет!
   На камне за их спиной появилась Эллен Кристина. Она была в синем купальнике и с мокрыми волосами. Сигмунд встал.
   — Я думал, ты играешь в мяч с Райдаром.
   Эллен Кристина откинула мокрые волосы со лба.
   — Фу… — сказала она по-детски. — Можно здесь немного посидеть?
   — Садись,— сказал Сигмунд. — Мы все равно уходим. Пошли, Маркус.
   Маркус знал, что пока они шли к велосипедам, Эллен Кристина по-прежнему сидела на камне и неотрывно смотрела на море, не потому что ей хотелось сидеть, а потому что она так сказала и потому что она не хотела, чтобы Сигмунд обнаружил, что сказала она так из-за него.
   — Может, нам вернуться? — спросил он.
   — Зачем это?
   — Ну да, — пробормотал Маркус, — правильно.
   — Что правильно?
   — Что у меня в два раза больше фантазии.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Монс мог уйти в отпуск только в начале июля, и у них еще не было никаких планов на лето. Маркусу это нравилось, потому что он никогда не знал, чего можно ожидать от путешествий. За границей могли украсть паспорт и деньги, а в Норвегии могла сломаться машина на какой-нибудь магистрали. Сигмунд тоже сидел дома. «Деньги и власть» по телевизору продолжались серия за серией, и Маркус вместе с Сигмундом основали собственный тайный фан-клуб Дианы Мортенсен. То есть скорее это был не фан-клуб, а организация в ее защиту. Они назвали клуб «ПД», что значило «Помоги Диане!» Главный штаб клуба находился на краю леса над старым карьером, который люди использовали для нелегальной свалки и спортивной стрельбы в выходные. Ни Маркус, ни Сигмунд особо не умели строить дома, но они раздобыли несколько досок и нашли в карьере старый брезент. Там же они старательно собрали архив Дианы Мортенсен, состоявший из фотографий и газетных и журнальных вырезок. Письмо и фотографию, которую она прислала Маркусу, они положили в коробку из-под конфет, на которую поверх изображения королевы Сони они наклеили фотографию Дианы Мортенсен. Тайные встречи проводились раз в два дня, а на повестке дня всегда был один пункт: Диана Мортенсен.
   Чем больше они ее обсуждали, тем больше беспокоились, а через десять дней, не получив ответ на письмо, они заволновались всерьез.
   — Не нравится мне это, — сказал Сигмунд. — Это молчание невыносимо.
   — Может быть, она поняла, что мне всего тринадцать, — сказал Маркус.
   Сигмунд рассеянно на него посмотрел:
   — Ни один тринадцатилетний мальчик такого письма не напишет.
   — Может, она подумала, что мне помог отец или еще кто-нибудь.
   — В таком случае, она без сомнения бы связалась с твоим отцом.
   — Почему это?
   — Потому что письмо задело ее за живое.
   — Откуда ты знаешь?
   — Все, хватит говорить про письмо, — сказал Сигмунд, — будем говорить о Диане.
   — А чем мы сейчас занимаемся?
   — Нельзя бежать от действительности,— серьезно сказал Сигмунд,
   Маркус взглянул на него растерянно:
   — То есть?
   — Ты не хуже меня знаешь, что у Дианы проблемы. Какой смысл объяснять ситуацию тем, что она не смеет написать тебе. Если она не пишет, значит, ее проблемы еще больше, чем я думал.
   — Думаешь, ее хватил паралич?
   — Я ничего не думаю. Я знаю только, что дело серьезно.
   Маркус кивнул:
   — Да, пожалуй.
   Под своим брезентом они принесли присягу, и присяга звучала так: «Всё для Дианы!»
   — Что будем делать? — спросил он.
   Сигмунд посмотрел на часы и вскочил.
   — А, черт! Мне надо домой обедать!
   — Думаешь, наркотики? — спросил Маркус, голова которого по-прежнему была забита проблемами Дианы Мортенсен.
   — Нет, — сказал Сигмунд. — Думаю, вареная треска.
   — Я имею в виду Диану. Думаешь, у нее проблемы с наркотиками?
   — Если так, то наша задача это выяснить и спасти ее.
   — Господи, Сигмунд! Как же мы сможем? Мы ведь здесь, а она в Голливуде.
   — Да, — рассеянно сказал Сигмунд, когда они выходили из хижины. — В этом-то и проблема.
   Потом он весело помахал Маркусу и устремился вниз по склону. Когда он спустился в карьер, он обернулся и крикнул:
   — Я ненавижу треску, но она полезна для мозгов! Так что сойдет. Всё для Дианы!
   — Всё для Дианы! — крикнул в ответ Маркус.
   Он снова заполз под брезент и вынул фотографию из конфетной коробки. Он готов был расплакаться, но сдержался.
   — Проблемы не только у тебя, Диана, — прошептал он. — Мне тоже нелегко.

*

   На следующий день пришло письмо. Маркус и Сигмунд договорились открывать всю почту из Голливуда вместе, но он не вытерпел. Прошло ровно тридцать секунд с тех пор, как он вынул письмо из ящика, а он уже лежал на кровати и читал:

   Дорогой Маркус!
   Прости, что не ответила раньше, но сейчас в моей жизни полнейший беспорядок. Роберт де Ниро явно в меня влюбился. Не понимаю почему. Я ведь всего-навсего простая норвежская девчонка. Но я не хочу себя ни с кем связывать. Не сейчас. И не с Робертом де Ниро. Чувствую, что он не тот самый человек. Твое письмо было замечательным. Ты знаешь, Маркус, я купила себе маленького волнистого попугайчика. Он такой милый, особенно когда сидит на жердочке в клетке и чистит перья. Я назвала его Маркусом. Надеюсь, ты ничего плохого не подумаешь. И хотя он меня радует, мне от него бывает и грустно. Птицы не должны сидеть в клетке, правда же? Вообще-то я хочу его выпустить, но я не знаю, справится ли маленький Маркус один в огромных городских джунглях. Иногда я сама чувствую себя маленькой птичкой. Я мечтаю избавиться от всех этих коктейлей, слащавых лиц, зависти. Просто распрямить крылья и вылететь на свободу высоко-высоко вместе с моим маленьким Маркусом.

   Когда Маркус дочитал до этого места, его настолько переполнили чувства, что слезы потекли ручьем по щекам, а буквы поплыли перед глазами. От следующих предложений поплыла вся комната:

   Я пишу это письмо сегодня, потому что только что узнала, что премьера моего последнего фильма «Лабиринт любви» состоится в августе в Норвегии. Когда меня пригласили украсить премьеру, я решила согласиться. (Подумай только, Маркус. Я, крошка, — и украсить премьеру!) Во всяком случае, я воспользуюсь возможностью и проведу отпуск у мамы с папой в Хортене. Расслаблюсь, буду самой собой. Если ты окажешься в наших краях, может быть, мы могли бы встретиться и выпить по бокалу шампанского? Я буду думать о тебе.
   Твоя Диана

   — Мы должны были распечатать его вместе! — сказал Сигмунд, когда они час спустя сидели под брезентом. Он злился, но в то же время был взбудоражен.
   — Я не удержался.
   — Ладно, хватит об этом, — сказал Сигмунд резко, — надо готовиться.
   — К чему это?
   — К встрече с Дианой. У нас остался всего один месяц.
   — Ой! — сказал Маркус и сглотнул.
   — В каком смысле «ой»?
   — Я… я не могу встретиться с Дианой Мортенсен.
   — Ты должен.
   — Зачем это?
   — Ты ей нужен.
   — Нет, не нужен!
   — Нет, нужен. Читается между строк. Она приезжает в Норвегию не из-за фильма, а из-за тебя.
   — Ой!
   — Можешь перестать говорить «ой»?
   — Сколько захочу, столько и буду говорить «ой».
   — Что за детский сад, Макакус!
   — Не называй меня Макакусом!
   — Не ты разве хвастался, что у тебя так много фантазии?
   — Я не хвастался. Это ты хвастался.
   — Хорошо, тогда кто же ходит с папой по леднику каждое лето?
   Они редко ссорились, а когда до этого доходило, Маркус всегда сдавался, на этот раз страх перед встречей с Дианой Мортенсен был сильнее досадного чувства от ссоры с Сигмундом.
   — Если я встречусь с Дианой Мортенсен, я упаду в обморок.
   — А если не встретишься, случится что-нибудь похуже. Подумай о Мэрилин Монро.
   — Зачем мне о ней думать?
   — Она покончила с собой.
   — Гад вонючий, — сказал Маркус и пошел домой.
   Через час он позвонил Сигмунду.
   — Встречаемся, — прошептал он.
   — Что?
   — Встречаемся в «ПД». Через полчаса.

*

   — Как мы будем готовиться?
   Он спросил тихо, почти шепотом, но совершенно отчетливо без дрожи в голосе. Он знал, что если не примет приглашение Дианы Мортенсен на бокал шампанского в Хортене, то никогда себе этого не простит.
   — Сделай вид, что ты Маркус Симонсен-младший.
   С ужасом он уставился на Сигмунда. Его не удивило, что у того готов план, но его потрясло, насколько этот план безнадежен. Диана хотела увидеть не младшего, а старшего. Предстать перед ней в образе жалкого миллионерского сынка было бы бедной, просто ничтожной заменой настоящему миллионеру, который, к сожалению, был не настоящим, а всего лишь бредовой идеей какого-то тринадцатилетнего идиота.
   — У Маркуса Симонсена нет сына. Он не женат.
   — У него есть сын от предыдущего брака. Маркус Симонсен-младший.
   Маркус почувствовал, что вспотел. Становилось трудно уследить за всеми возникающими Маркусами Симонсенами. Был настоящий Маркус Симонсен — он сам. Потом был фальшивый миллионер и альпинист Маркус Симонсен и еще более фальшивый Маркус Симонсен-младший, который был им самим, но одновременно им и не был.
   — Почему его зовут «младший»? — спросил он сипло.
   — Сыновей миллионеров всегда зовут «младшими».
   — Но я же не сын миллионера.
   — Нет. Ты должен притвориться.
   — Но она не хочет встречаться с младшим. Ей нужен старший.
   — Да, но младший — вылитая копия отца. Он встречается с Дианой и возвращает ей веру в жизнь, точно так же как поступил бы старший.
   Маркус гулко засмеялся. Легко было Сигмунду сидеть себе спокойненько и использовать супермозг для планов. Ему не надо притворяться никаким «младшим». А почему это, кстати? Он был старше и умел говорить куда лучше Маркуса. Блестящая идея! Он ее предложил. Сигмунд слегка побледнел, но голос звучал презрительно, когда он сказал:
   — Струсил?
   — Да,— ответил Маркус, что было правдой.
   — Ты первым написал письмо. Так что и ответственность вся на тебе.
   — Только, чур, не младшим. Ты его придумал. Так что ответственность за младшего на тебе.
   Сигмунд оценивающе посмотрел на Маркуса.
   — Сыграем в орлянку. Орел — выигрываешь ты, решка — я.
   Маркус и слова не успел сказать, как Сигмунд вынул из кармана монету и подкинул ее. Выпал орел.
   — Я выиграл, — с облегчением сказал Mapкус, — с Дианой встречаешься ты.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ты же проиграл.
   — То есть ты хочешь сказать, что встретиться с Дианой — это проиграть?
   — Нет, но…
   — Так-то ты ее ценишь? Она вдруг стала прокаженной, что ли?
   — Не то я хотел сказать…
   — Если ты думаешь, что она так ужасна, я не понимаю, зачем ты вообще писал ей. Проиграть! Встретиться с человеком, на которого половина Норвегии мечтает взглянуть хотя бы мельком. Я бы рассматривал это как победу!
   — Ну вот и встречайся с ней вместо меня.
   — Нет, — сказал Сигмунд спокойно. — Я проиграл жеребьевку. Ты выиграл. Везунчик!
   Маркус знал, что спорить бесполезно. Не важно, что бы он ни сказал, Сигмунд все равно бы вывернул все его слова наизнанку, на свой лад, а Сигмунд хотел, чтобы с Дианой встретился Маркус. Он сдался.
   — А где ты будешь, когда я с ней встречусь? — спросил он слабым голосом.
   — Я буду поблизости. Расслабься.
   — Я никогда не расслаблюсь, — пробормотал Маркус, — и я не знаю, как ведут себя сыновья миллионеров.
   Сигмунд улыбнулся ему:
   — Зато я знаю.
   Маркус вздохнул:
   — Да, я так и думал.

*

   Уже темнело, когда они закончили писать список того, что Маркус должен быть выучить, чтобы убедить Диану в его настоящем миллионерстве: вызубрить правила игры в гольф и в теннис, узнать, как торгуют на бирже, ознакомиться с курсами валют, привыкнуть ходить в костюме и галстуке, выучить правила хорошего тона, отточить умение вести беседу и еще научиться вести себя естественно в дорогих ресторанах. В общем, потратить свои летние каникулы практически полностью на то, чего он совсем не хотел.
   — Разве так все это необходимо? — спросил он обреченно.
   — Всё для Дианы! — сказал Сигмунд и похлопал его по плечу.
   — Ну да. Всё для Дианы. Когда начинаются репетиции?
   — Завтра. А сейчас мы напишем письмо Диане.
   — О том, что я хочу с ней встретиться?
   — Нет, думаю, пусть лучше это будет сюрприз. Мы напишем, что у тебя есть сын.
   — Нет у меня никакого сына.
   — Что у миллионера есть сын.
   — Ну да, — сказал Маркус, — сын ведь может сломать летом ногу.

*

   Дорогая Диана!
   Спасибо за письмо. Какая приятная новость, что ты приезжаешь в Норвегию в августе. Увидеться с тобой было бы верхом моих желаний. Может, мы могли бы вместе ненадолго сходить в горы или сыграть в гольф, если мне удастся отменить важную встречу, назначенную на это время. Кстати, мой сын тоже хотел бы с тобой встретиться. Да, я ведь не писал тебе, что у меня есть сын. От предыдущего брака. Мальчик целиком пошел в отца. Мой кудрявый мальчуган любопытен, как белка, и быстр, как рысь. Но в то же время он вдумчивый паренек. Я ничего не скрываю от Маркуса-младшего. Сейчас он читает Шекспира. Между прочим, у него есть актерские способности. Я не удивлюсь, если в один прекрасный день он сыграет Ромео из «Ромео и Джульетты». Он — утешение и радость для отца в тяжелые минуты. Да, дорогая Диана. Я рассказал немного о сыне. То, что ты называла своего попугая Маркусом, меня порадовало и вселило гордость. От этого я чувствую себя еще ближе к тебе. Может, я тоже куплю себе птичку. Маленькую Диану, которая будет будить нас с сыном каждое светлое летнее утро своим веселым щебетанием.
   Надеюсь ты еще напишешь.
   Твой Маркус

   Про кудрявого мальчугана, любопытного, как белка, и быстрого, как рысь, придумал Маркус, но когда он перечитал письмо, пожалел об этом.
   — Может, вычеркнем кудрявого мальчугана?
   Сигмунд покачал головой:
   — Зачем? «Кудрявый мальчуган» звучит превосходно.
   — Но у меня нет кудрей.
   — Нет, сейчас нет. Но когда ты увидишься с Дианой, они у тебя будут.
   — Этого-то я и боялся, — сказал Маркус и заклеил конверт.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   — Какой вес у теннисного мяча?
   — Он должен весить не менее 56,70 грамма и не более 58,46 грамма.
   Сигмунд кивнул.
   — Какой он длины?
   — У теннисного мяча нет длины, — сказал Маркус, — он круглый.
   Сигмунд записался в спортивный зал на теннис в одиннадцать часов. Сейчас было четверть одиннадцатого, и они сидели в кафе и зубрили правила. Сигмунд был в белых шортах, белой футболке с повязкой на голове. Маркус был в коричневых бриджах и голубой футболке. Ракетки они взяли напрокат в зале. Оба ни разу не играли в теннис, но Сигмунд захватил с собой книгу под названием «Как лучше играть в теннис».
   — Я имею в виду, какого мяч диаметра?
   — Не понимаю, зачем мне это знать!
   — Диаметр теннисного мяча составляет максимум 6,668 сантиметра и минимум 6,35 сантиметра.
   — Она точно не спросит меня, какой диаметр у теннисного мяча. И между прочим, про вес она меня тоже не спросит.
   — Откуда ты знаешь?
   — Никого на свете не интересует, сколько весит теннисный мяч.
   — Почему же никого, Стефана Эдберга, например.
   — Кто такой Стефан Эдберг?
   — Теннисист.
   — Диана Мортенсен не теннисистка.
   — Ну да, а чем, ты думаешь, кинозвезды занимаются в свободное время?
   — Они… наверно, расслабляются.
   — Именно. И играют в теннис. Как насчет ракетки?
   — Что с ракеткой?
   — Как она должна выглядеть?
   — Мне плевать, — сказал Маркус.
   Сигмунд кивнул еще раз:
   — Можешь плевать, сколько вздумаешь. Нет никаких правил относительно размера или формы теннисной ракетки.
   — Дичь какая, — кисло сказал Маркус.
   — Что?
   — Что теннисный мяч не может быть больше…
   — …6,668 сантиметра.
   — Да, а ракетка вполне может быть длиной несколько километров. Тогда я сооружу себе ракетку длиной с целый корт и стану чемпионом мира.
   — Хватит о ракетке, — сказал Сигмунд. — Теперь переходим к «вежливости на корте».
   В течение следующих сорока минут они изучили не только «вежливость на корте», но и правила игры, подсчет очков, то, как держать ракетку, подачи и необходимые удары: удар справа, удар слева, смеш и удар с лёта.
   Маркусу казалось, что голова забита сотнями теннисных мячей, весом минимум 56,70 грамма, которые носились туда-сюда. Он порядком запутался, но Сигмунд, казалось, держит все под контролем.
   — Ну вот, ты овладел основной теорией, — сказал он, и они вошли на корт.
   — Овладел?
   — Да, теперь осталось только научиться играть.
   — А тыумеешь?
   — Нет, но я видел по телевизору. Не так уж это и трудно.
   Оказалось, трудно. У обоих чувство мяча было слабо развито. Те редкие разы, когда им удавалось отбить мяч, он летел либо в сетку, либо прямо под потолок. Иногда он исчезал за сеткой, отделявшей друг от друга два корта. Если Маркус был худшим на свете теннисистом, то Сигмунд был на втором месте с конца, но он отказывался в этом признаваться. Каждый раз, когда он промахивался, он находил этому объяснение. Более того, он делал вид, будто промахивается нарочно.
   — Как ты думаешь, почему я сейчас послал мяч в потолок?
   — Потому что не смог отправить его через сетку.
   — Нет, я показывал тебе, как не надо отбивать мяч. Ты обратил внимание, как я криво держал ракетку?
   — Да.
   — Вот так делать не надо.
   — Понятно.
   — И мой удар был тому доказательством.
   Так или иначе, Маркусу удалось перекинуть мяч через сетку. Сигмунд отбил подачу, и мяч устремился за ограждение на соседний корт.
   — Ну вот, я снова отбил неправильно. Понимаешь?
   — Я уже давно все понял, — пробормотал Маркус и пошел за мячом.
   Эллен Кристина пришла в спортзал вместе с Муной. «Последнее время она встречается повсюду», — подумал Маркус. У обеих девчонок были загорелые, почти коричневые ноги и белые короткие юбки. А у него были коричневые штаны и короткие белые ноги. Как люди отличаются друг от друга.
   — Привет, Макакус! — сказала Муна. — Не знала, что ты играешь в теннис.
   Маркус попытался что-нибудь ответить, но выдал только какой-то хрюк. Эллен Кристина подошла к ограждению, и он заметил по ее спине, что она улыбается Сигмунду.
   — Привет, Сигмунд! Ты здесь?
   — Нет, — сказал Сигмунд, — я в Лондоне.
   — Хотите… хотите сыграть пара на пару?
   — Нет, лучше по отдельности.
   Эллен Кристина развернулась и пошла назад к Муне.
   — По-моему, она меня преследует, — сказал Сигмунд, когда Маркус вернулся с мячом. — Она наверняка позвонила мне и узнала, что мы здесь. Она все время звонит.
   Маркус кивнул:
   — Да она в тебя влюблена.
   — Да, но шансов у нее не больше, чем у капли дождя в пустыне. Так, теперь мы потренируем подачи.
   Сигмунд сказал «мы», но имел в виду Маркуса. Он отложил ракетку и собирал мячи, которые Маркус пытался запустить через сетку. Спрашивать, почему он не старался отбить подачи, было бесполезно. Это бы только привело к новому безнадежному спору. Кроме того, легко было догадаться, что Сигмунд не хотел, чтобы Эллен Кристина обнаружила, что не один только Маркус ни на что в теннисе не годится. Он подавал и подавал, на восток, на запад, на север и на юг. Иногда он слышал слабое хихиканье с другого корта, но он сжимал зубы и смело выдавал свои слабые и безнадежные удары, пока не истек час занятия.
   — К концу стало лучше, — заметил Маркус и вынул мяч, застрявший в сетке.
   — Неужели? — сказал Сигмунд рассеянно и покосился на соседний корт.
   — Привет, девчонки!
   Эллен Кристина со скоростью молнии оказалась у ограждения.
   — Да?
   — Не хотите с нами пообедать?