Страница:
– Я слушаю; дело изложено хорошо, хоть и кратко. Что еще хотел бы ты сказать, принц Сети?
– Только одно, о фараон: молю тебя, откажись от преследования израильтян и уйди обратно со всей своей армией – не утром и не на следующий день, а сейчас, в этот вечер.
– Почему же, о принц?
– Из-за некоего сна, который приснился госпоже моего дома, еврейской женщине, и который предсказывает гибель тебе и армии Египта, если ты не прислушаешься к моим словам.
– Кажется, мы знаем об этой змее, которую ты приютил и пригрел у себя на груди, откуда она может оплевывать Кемет ядом. Ее зовут Мерапи, Луна Израиля, не так ли?
– Так зовут госпожу, которой приснился этот сон, – ответил Сети холодным тоном, хотя я, стоя рядом с ним, чувствовал, как он дрожит от гнева, – сон, который, если фараон пожелает, мои товарищи могут пересказать слово в слово.
– Фараон не пожелает, – закричал Аменмес, ударив кулаком по столу, – потому что он знает, что это лишь еще один трюк для спасения этих колдунов и воров от участи, которую они заслужили.
– Значит, я – исполнитель трюков, о фараон? Если так, зачем бы я ехал сюда с этим предупреждением, хотя завтра, сидя в Мемфисе, я мог бы снова стать наследником двойной короны? Ибо если ты не послушаешь меня, то очень скоро ты погибнешь, а вместе с тобой и все эти… – И он указал на сидящих за столом. – Ас ними и вся огромная армия, что там снаружи. Прежде чем отвечать, скажи, что значит эта черная туча, закрывающая лагерь врагов, евреев? Ты не находишь ответа? Тогда я скажу: это покров, который окутает ваши кости, всех вас до единого.
Теперь вся компания дрожала от страха, – да, даже жрецы и маги – и те дрожали. Но фараон обезумел от ярости. Вскочив со своего места, он сорвал с головы двойную корону и швырнул ее на землю, и я заметил, что золотая лента с уреем отлетели в сторону и легли на сандалию Сети. Аменмес разорвал на себе одежду и закричал:
– По крайней мере, ты разделишь со мной судьбу, отступник, продавший Кемет еврейской колдунье за ее поцелуи? Схватить этого человека и его товарищей! И когда эта тьма рассеется завтра утром и мы атакуем израильтян, пусть они идут вместе с нами в первых рядах. Вот тогда и увидим, где правда!
Таков был приказ фараона, и Сети, не ответив ни слова, скрестил на груди руки и ждал, что последует.
Люди поднялись со своих мест, как бы повинуясь этому приказу, но снова сели; стражники устремились вперед – и однако застыли в неподвижности. Тогда Бакенхонсу разразился торжествующим хохотом.
– Охо-хо! – смеялся он. – Как фараоны приходили и уходили – один и два, и три, и четыре, и пять – я видел, но чтобы ни один советник и ни один стражник не выполнили приказа фараона, даже если б они не хотели – такого я еще не видел! Когда ты станешь фараоном, принц Сети, надеюсь, тебе больше повезет. Дай руку, Ана, друг мой, и веди нас, царственный наследник Египта! Истина показана, но слепые глаза не желают видеть. Слово сказано, но глухие уши не желают слышать. Долг исполнен. Доброго вам сна, избранники Осириса, доброго сна!
Потом мы повернулись и пошли прочь из шатра. У выхода я оглянулся, и в сумерках, которые предшествуют ночной тьме, мне почудилось, будто сидящие за столом уже мертвы. Лица их посинели, глаза мерцали пустым блеском и ни одного слово не сорвалось с их уст. Они лишь неотрывно смотрели на нас, пока мы шли, все смотрели и смотрели.
Снаружи я по приказу принца громко прокричал суть ясновидения госпожи Мерапи и предупредил всех, кому было слышно, чтобы они перестали преследовать народ Израиля, если им дороги жизнь и свет солнца. Но даже после этого, хотя моя речь была прямой изменой фараону, ни одна рука не поднялась ни на принца, ни на меня, его слугу. С тех пор я часто спрашивал себя, почему так было, и не. находил ответа на свои вопросы. Возможно потому, что в глубине души все знали, что Сети – истинный фараон, и любили его. Возможно потому, что они верили принцу и считали, что если он отправился в такую даль и отдал себя во власть Аменмеса, то лишь с тем, чтобы спасти армии Египта и передать им весть, полученную от самих богов.
Или, может быть, он все еще был под покровительством, которое израильтяне обещали ему через своих пророков голосом Джейбиза. Во всяком случае, все было, как я описал. Фараон мог приказать, но его слуги не повиновались ему. Более того, эта весть распространилась, и в ту же ночь многие дезертировали из войска фараона и расположились поблизости от нашего лагеря или бежали обратно в города, откуда пришли. Среди них было немало советников и жрецов, которые тайно переговорили с Бакенхонсу. Потому и случилось, что даже если фараон хотел покончить с нами – как, вероятно, он и собирался сделать под покровом ночи, – он все же счел более мудрым выполнить это намерение после того, как он расправится с народом Израиля.
Это была очень странная ночь – полное безмолвие, тяжелый неподвижный воздух. Звезд не было, но в завесе черной тучи, как будто опустившейся над лагерем египтян, вспыхивали живые молнии, принимая формы каких-то букв, которые я не мог прочесть.
– Смотри – вот Книга Судеб31, написанная огнем рукою бога! – сказал Бакенхонсу, наблюдавший зловещее зрелище.
Около полуночи вдруг налетел восточный ветер, столь сильный, что нам пришлось лечь наземь лицом вниз, укрывшись за колесницами. Потом он замер, и мы услышали волнение и крики как из египетского лагеря, так и из лагеря Израиля, скрытого за тучей. Затем последовал толчок, как во время землетрясения, который сбил с ног тех из нас, которые стояли, и при свете появившейся кроваво-красной луны мы увидели, что вся армия фараона начинает двигаться в сторону моря.
– Куда они идут? – спросил я принца, который ухватился за мою руку.
– Навстречу судьбе, я думаю, – ответил он, – но какой судьбе, не знаю.
Больше мы не сказали ни слова, нам было страшно.
Наконец занялась заря, осветив самое ужасное зрелище, какое когда-либо видели глаза человека.
Стена туч исчезла, и при ясном свете утра мы увидели, что глубокие воды Красного моря расступились, оставив посередине твердую дорогу – не то расчищенную ветром, не то приподнятую землетрясением. Кто знает? Только не я, чья нога так и не ступила на эту дорогу смерти. По этой широкой дороге устремлялись десятки тысяч израильтян, двигаясь между водой справа и водой слева, а за ними следовала вся армия фараона, кроме тех, которые дезертировали и теперь стояли или лежали вокруг нас, наблюдая. Видны были даже золотые колесницы, указывая, где сам фараон и его телохранитель, – в самой гуще беспорядочного войска, рвавшегося вперед, не соблюдая ни дисциплины, ни боевого строя.
– Что же теперь? О, что же теперь? – прошептал Сети, и в этот момент последовал второй подземный толчок. Затем в западной части моря поднялась огромная волна, высокая, как пирамида. Она катилась, курчавясь и пенясь на гребне, и у ее основания мы на миг, не более, увидели армию Египта. Но в то же мгновение мне почудилось, что вдоль ее гребня несутся могучие фигуры, которые я принял за богов Кемета, а за ними, преследуя их и гоня их бичом, – какой-то образ из сияющего света. Они появились, они исчезли, сопровождаемые звуками стенаний, и волна упала.
Но за ее пределами по-прежнему шли толпы израильтян – на дальнем берегу.
Наступил густой мрак, и сквозь этот мрак я увидел – или подумал, что вижу, – Мерапи, Луну Израиля, стоящую перед нами с выражением отчаяния на лице, и услышал – или подумал, что слышу, – ее крик:
– О! Помоги мне, мой муж Сети! Помоги мне, мой муж Сети! Потом она тоже исчезла.
– Запрягайте лошадей! – крикнул Сети глухим голосом.
XVIII. Коронация Мерапи
– Только одно, о фараон: молю тебя, откажись от преследования израильтян и уйди обратно со всей своей армией – не утром и не на следующий день, а сейчас, в этот вечер.
– Почему же, о принц?
– Из-за некоего сна, который приснился госпоже моего дома, еврейской женщине, и который предсказывает гибель тебе и армии Египта, если ты не прислушаешься к моим словам.
– Кажется, мы знаем об этой змее, которую ты приютил и пригрел у себя на груди, откуда она может оплевывать Кемет ядом. Ее зовут Мерапи, Луна Израиля, не так ли?
– Так зовут госпожу, которой приснился этот сон, – ответил Сети холодным тоном, хотя я, стоя рядом с ним, чувствовал, как он дрожит от гнева, – сон, который, если фараон пожелает, мои товарищи могут пересказать слово в слово.
– Фараон не пожелает, – закричал Аменмес, ударив кулаком по столу, – потому что он знает, что это лишь еще один трюк для спасения этих колдунов и воров от участи, которую они заслужили.
– Значит, я – исполнитель трюков, о фараон? Если так, зачем бы я ехал сюда с этим предупреждением, хотя завтра, сидя в Мемфисе, я мог бы снова стать наследником двойной короны? Ибо если ты не послушаешь меня, то очень скоро ты погибнешь, а вместе с тобой и все эти… – И он указал на сидящих за столом. – Ас ними и вся огромная армия, что там снаружи. Прежде чем отвечать, скажи, что значит эта черная туча, закрывающая лагерь врагов, евреев? Ты не находишь ответа? Тогда я скажу: это покров, который окутает ваши кости, всех вас до единого.
Теперь вся компания дрожала от страха, – да, даже жрецы и маги – и те дрожали. Но фараон обезумел от ярости. Вскочив со своего места, он сорвал с головы двойную корону и швырнул ее на землю, и я заметил, что золотая лента с уреем отлетели в сторону и легли на сандалию Сети. Аменмес разорвал на себе одежду и закричал:
– По крайней мере, ты разделишь со мной судьбу, отступник, продавший Кемет еврейской колдунье за ее поцелуи? Схватить этого человека и его товарищей! И когда эта тьма рассеется завтра утром и мы атакуем израильтян, пусть они идут вместе с нами в первых рядах. Вот тогда и увидим, где правда!
Таков был приказ фараона, и Сети, не ответив ни слова, скрестил на груди руки и ждал, что последует.
Люди поднялись со своих мест, как бы повинуясь этому приказу, но снова сели; стражники устремились вперед – и однако застыли в неподвижности. Тогда Бакенхонсу разразился торжествующим хохотом.
– Охо-хо! – смеялся он. – Как фараоны приходили и уходили – один и два, и три, и четыре, и пять – я видел, но чтобы ни один советник и ни один стражник не выполнили приказа фараона, даже если б они не хотели – такого я еще не видел! Когда ты станешь фараоном, принц Сети, надеюсь, тебе больше повезет. Дай руку, Ана, друг мой, и веди нас, царственный наследник Египта! Истина показана, но слепые глаза не желают видеть. Слово сказано, но глухие уши не желают слышать. Долг исполнен. Доброго вам сна, избранники Осириса, доброго сна!
Потом мы повернулись и пошли прочь из шатра. У выхода я оглянулся, и в сумерках, которые предшествуют ночной тьме, мне почудилось, будто сидящие за столом уже мертвы. Лица их посинели, глаза мерцали пустым блеском и ни одного слово не сорвалось с их уст. Они лишь неотрывно смотрели на нас, пока мы шли, все смотрели и смотрели.
Снаружи я по приказу принца громко прокричал суть ясновидения госпожи Мерапи и предупредил всех, кому было слышно, чтобы они перестали преследовать народ Израиля, если им дороги жизнь и свет солнца. Но даже после этого, хотя моя речь была прямой изменой фараону, ни одна рука не поднялась ни на принца, ни на меня, его слугу. С тех пор я часто спрашивал себя, почему так было, и не. находил ответа на свои вопросы. Возможно потому, что в глубине души все знали, что Сети – истинный фараон, и любили его. Возможно потому, что они верили принцу и считали, что если он отправился в такую даль и отдал себя во власть Аменмеса, то лишь с тем, чтобы спасти армии Египта и передать им весть, полученную от самих богов.
Или, может быть, он все еще был под покровительством, которое израильтяне обещали ему через своих пророков голосом Джейбиза. Во всяком случае, все было, как я описал. Фараон мог приказать, но его слуги не повиновались ему. Более того, эта весть распространилась, и в ту же ночь многие дезертировали из войска фараона и расположились поблизости от нашего лагеря или бежали обратно в города, откуда пришли. Среди них было немало советников и жрецов, которые тайно переговорили с Бакенхонсу. Потому и случилось, что даже если фараон хотел покончить с нами – как, вероятно, он и собирался сделать под покровом ночи, – он все же счел более мудрым выполнить это намерение после того, как он расправится с народом Израиля.
Это была очень странная ночь – полное безмолвие, тяжелый неподвижный воздух. Звезд не было, но в завесе черной тучи, как будто опустившейся над лагерем египтян, вспыхивали живые молнии, принимая формы каких-то букв, которые я не мог прочесть.
– Смотри – вот Книга Судеб31, написанная огнем рукою бога! – сказал Бакенхонсу, наблюдавший зловещее зрелище.
Около полуночи вдруг налетел восточный ветер, столь сильный, что нам пришлось лечь наземь лицом вниз, укрывшись за колесницами. Потом он замер, и мы услышали волнение и крики как из египетского лагеря, так и из лагеря Израиля, скрытого за тучей. Затем последовал толчок, как во время землетрясения, который сбил с ног тех из нас, которые стояли, и при свете появившейся кроваво-красной луны мы увидели, что вся армия фараона начинает двигаться в сторону моря.
– Куда они идут? – спросил я принца, который ухватился за мою руку.
– Навстречу судьбе, я думаю, – ответил он, – но какой судьбе, не знаю.
Больше мы не сказали ни слова, нам было страшно.
Наконец занялась заря, осветив самое ужасное зрелище, какое когда-либо видели глаза человека.
Стена туч исчезла, и при ясном свете утра мы увидели, что глубокие воды Красного моря расступились, оставив посередине твердую дорогу – не то расчищенную ветром, не то приподнятую землетрясением. Кто знает? Только не я, чья нога так и не ступила на эту дорогу смерти. По этой широкой дороге устремлялись десятки тысяч израильтян, двигаясь между водой справа и водой слева, а за ними следовала вся армия фараона, кроме тех, которые дезертировали и теперь стояли или лежали вокруг нас, наблюдая. Видны были даже золотые колесницы, указывая, где сам фараон и его телохранитель, – в самой гуще беспорядочного войска, рвавшегося вперед, не соблюдая ни дисциплины, ни боевого строя.
– Что же теперь? О, что же теперь? – прошептал Сети, и в этот момент последовал второй подземный толчок. Затем в западной части моря поднялась огромная волна, высокая, как пирамида. Она катилась, курчавясь и пенясь на гребне, и у ее основания мы на миг, не более, увидели армию Египта. Но в то же мгновение мне почудилось, что вдоль ее гребня несутся могучие фигуры, которые я принял за богов Кемета, а за ними, преследуя их и гоня их бичом, – какой-то образ из сияющего света. Они появились, они исчезли, сопровождаемые звуками стенаний, и волна упала.
Но за ее пределами по-прежнему шли толпы израильтян – на дальнем берегу.
Наступил густой мрак, и сквозь этот мрак я увидел – или подумал, что вижу, – Мерапи, Луну Израиля, стоящую перед нами с выражением отчаяния на лице, и услышал – или подумал, что слышу, – ее крик:
– О! Помоги мне, мой муж Сети! Помоги мне, мой муж Сети! Потом она тоже исчезла.
– Запрягайте лошадей! – крикнул Сети глухим голосом.
XVIII. Коронация Мерапи
Как ни мчались наши кони, но слух, а точнее – истина, которую несли ушедшие раньше нас, летела быстрее. О! Это путешествие казалось сном, ниспосланным злыми богами. День и ночь неслись мы, и в каждом городе навстречу нам выбегали женщины, крича:
– Это верно, о путники, это верно, что фараон и его войско погибли в море?
И старый Бакенхонсу отвечал им:
– Верно, что тот, кто был фараоном, и его войско погибли в море. Но фараон жив – вот он! – И он указывал на принца, который не обращал ни на кого внимания и повторял только одно слово: – Вперед! Вперед!
И снова мы мчались вперед, в то время как стоны и плач замирали далеко позади.
Солнце садилось, когда мы наконец приблизились к Мемфису. Принц повернулся ко мне и прервал молчание.
– До сих пор я не смел спросить, – сказал он, – но скажи мне, Ана. В темноте, когда большая волна упала и ужасные образы пронеслись мимо, тебе не показалось, что перед нами стоит женщина, и не послышалось, что она что-то говорит.
– Все так и было, принц.
– Кто была эта женщина, и что она говорила?
– Это была та, что родила тебе сына, о принц, которого уже нет, и она говорила: «О! Помоги мне, мой муж Сети! Помоги мне, мой муж Сети!»
Его лицо, даже под слоем покрывавшей его пыли, стало пепельного цвета, и он застонал.
– Двое любящих ее видели и двое любящих ее слышали, – сказал он. – Сомнений нет, Ана, она погибла.
– Молю богов…
– Не моли, ибо боги Кемета тоже погибли – пали от руки бога Израиля. Ана, кто ее убил?
Неплохой рисовальщик, я изобразил пальцем на толстом слое песка и пыли, покрывавшем борт колесницы, брови человека и под ними два глубоких глаза… Позолота, отражая солнце, выглядела, как блеск в глазах.
Принц кивнул и сказал:
– Теперь мы узнаем, могут ли великие маги, вроде Ки, умереть, как другие люди. Чтобы узнать это, я готов даже, если необходимо, надеть корону фараона.
У ворот Мемфиса мы остановились. Они были заперты, но слышно было, что за ними большой город шумит и волнуется.
– Открывай! – крикнул Сети стражнику.
– Кто приказывает мне открывать? – отозвался начальник стражи, всматриваясь в наши лица, ибо солнце стояло низко у нас за спиной.
– Фараон приказывает тебе открыть!
– Фараон! – сказал начальник стражи. – Мы получили точные сведения, что фараон и его армия утонули в результате колдовства.
– Глупец! – вскричал принц. – Фараон никогда не умирает.
Фараон Аменмес отошел к Осирису, но славный бог Сети Мернептах,
фараон Египта, велит тебе открыть ворота.
Тогда бронзовые ворота отворились, и те, кто охраняли их, простерлись в пыли.
– Скажи, – обратился я к начальнику стражи, – что значат эти крики?
– Господин, – ответил он, – я точно не знаю, но говорят, что на площади перед храмом сжигают на костре колдунью, которая навлекла на Кемет все эти бедствия и своими чарами погубила фараона Аменмеса и его армию.
– По чьему приказу? – крикнул я, но возница стегнул лошадей, и мы не услышали ответа.
Мы промчались по широкой улице на большую площадь, заполненную десятками тысяч людей. Мы погнали лошадей прямо на них.
– Дорогу фараону! Дорогу могучему славному богу, Сети Мернептаху, Царю Верхних и Нижних Земель! – закричали сопровождавшие Сети воины.
Толпа обернулась, и все увидели высокую фигуру принца все в той же парадной одежде, в которой он стоял перед Аменмесом в его шатре близ моря.
– Фараон! Фараон! Слава фараону! – закричали люди, падая ниц, и этот крик пронесся по Мемфису подобно ветру.
Мы пробились к центру площади. Там, перед большими воротами храма пылал огромный костер из высоко сложенных дров. Перед ним мелькали фигуры, и в одной из них я узнал Ки, облаченного в одежду мага. Двойная цепь солдат окружала костер, сдерживая напор толпы, которая неистовствовала, будто охваченная безумием, крича и потрясая кулаками. Группа жрецов разделилась, и я увидел стоящих рядом мужчину и женщину. Одежда на женщине была порвана, волосы растрепались; видно было, что с ней обошлись грубо. В этот момент силы ее покинули и она упала на колени, подняв лицо. Это было лицо Мерапи, Луны Израиля.
Значит, она не погибла!.. Человек, стоящий рядом, нагнулся, чтобы поднять ее, но пущенный ему в спину камень заставил его с проклятием выпрямиться. Я сразу узнал этот голос, хотя широкий плащ скрывал облик этого человека.
Это был голос Лейбэна, израильтянина, обрученного с Мерапи и пытавшегося убить нас в стране Гошен. «Что он здесь делает?» – подумал я.
Ки заговорил:
– Слыхали, как зашипела эта еврейская кошка? – сказал он. – Ну что ж, дело рассмотрено, приговор вынесен. Я думаю, первым пойдет в огонь соучастник, а потом колдунья. Теперь следите за ним – он, может статься, оборотень.
Все это Ки произнес, приятно улыбаясь, – даже когда подал знак черным рабам храма, ожидавшим поблизости. Они бросились вперед, и я увидел, как вспыхнуло отражение пламени на их медных браслетах, когда они схватили Лейбэна. Он яростно сопротивлялся, крича:
– Где ваши армии, египтяне, где ваш собака-фараон? Ступайте выуживать их из Красного моря! Прощай, Луна Израиля! Хорошо же увенчал тебя твой царственный любовник, о неверная…
Больше он ничего не успел сказать, ибо в этот момент рабы швырнули его головой вперед в самую середину костра, который на миг потемнел и вновь вспыхнул ярким пламенем.
И тогда Мерапи с трудом поднялась и воскликнула – теми же словами, которые принц и я услышали, когда ее образ явился нам у далекого Красного моря: «О! Помоги мне, мой муж Сети! Помоги мне, мой муж Сети!» Да, это были те же самые слова, которые – по крайней мере, нам так показалось – поразили наш слух за много дней до того, как они сорвались с ее уст.
Продвижение наших колесниц фут за футом сквозь толпу заняло не больше времени, чем нужно, чтобы досчитать до ста, и едва замерло эхо ее зова, как мы были уже рядом и спрыгнули наземь.
– Колдунья зовет того, кто сегодня ужинает за столом Осириса вместе с фараоном и его войском, – издевательски усмехнулся Ки. – Пусть пойдет да поищет его там, если позволят боги, – и он снова подал знак черным рабам.
Но Мерапи уже увидела – или почувствовала, что Сети рядом, и кинулась ему на грудь. У всех на глазах он поцеловал ее в лоб, потом велел мне поддержать ее и повернулся лицом к толпе.
– На колени! На колени! На колени! – раздался громкий голос Бакенхонсу. – Жизнь! Кровь! Сила! Фараон! Фараон! Фараон! – И воины эскорта повторили его слова.
И толпа вдруг поняла. Все упали на колени, и со всех сторон грянуло древнее приветствие. Сети поднял руку и благословил их. В этот момент я заметил, что Ки скользнул в темноту, и шепнул несколько слов стражникам, которые тут же бросились ему вслед и привели его обратно.
Между тем принц заговорил:
– Вы называете меня фараоном, люди Мемфиса, и боюсь, что сегодня я действительно фараон по праву кровного родства. Не знаю, соглашусь ли я нести и дальше бремя правления, если Кемет об этом попросит. Но тот, кто носил двойную корону, погиб на дне моря: по крайней мере, я видел, как волны сомкнулись над ним и его армией. Поэтому, хотя бы на час, я должен быть фараоном, чтобы властью фараона решить некоторые дела. Госпожа Мерапи, скажи, прошу тебя, как все это произошло?
– Господин мой, – ответила она тихим голосом в наступившем молчании, – после того как ты уехал, чтобы предупредить армию фараона о моем сне, Ки, который ушел в тот же день, снова вернулся. С помощью служанки, которую он, я думаю, заговорил, он проник в мои покои, где я сидела одна, и предъявил мне свои условия.
«Открой мне, – сказал он, – секрет твоей магии, чтобы я мог отомстить виновникам моего падения – израильским пророкам и вообще всем израильтянам и другим моим врагам, и таким образом снова стать самым большим человеком в Египте. За это я исполню все твои желания и сделаю тебя, именно тебя, царицей Египта, и до конца ваших дней буду служить тебе и твоему супругу Сети, который станет фараоном. Откажешься – и я подниму против тебя весь народ, и прежде чем принц вернется, люди, которые верят, что ты злая колдунья, предадут тебя участи колдуньи».
Муж мой, я ответила Ки так же, как и раньше: что у меня нет никаких секретов, ибо я не владею искусством черной магии, а статую Амона в танисском храме разбила не я, но та же сила, которая потом причинила Кемету тяжкие бедствия. А еще я сказала, что мне не нужны его дары, потому что я не хочу быть царицей Египта. Тогда он рассмеялся мне в лицо и сказал, что он не из тех, кого можно дразнить, как уже многие узнали на свою беду. Потом он направил на меня свою палочку и пробормотал какое-то заклинание, так что я совершенно лишилась сил и не могла ни двинуться, ни закричать еще долго после того, как он ушел. Я велела своим слугам от твоего имени схватить его и задержать до твоего возвращения, но его нигде не могли найти.
С того часа мне стали угрожать расправой. Люди собирались тысячами у дворцовых ворот днем и ночью, крича, что убьют меня, колдунью. Я молилась о помощи, но, видимо, небо отвернулось от меня грешной, и мои молитвы оставались без ответа. Даже слуги во дворце обратились против меня и не желали смотреть мне в лицо. Все меня покинули. Я сходила с ума от страха и одиночества. Наконец однажды ночью перед рассветом я вышла на террасу и, так как никакой бог не желал меня слушать, повернулась в ту сторону, куда ты уезжал, и позвала тебя на помощь – так же, как сейчас, перед тем, как ты явился… – Тут принц взглянул на меня, а я, Ана, взглянул на него. – В ту же минуту из-за кустов вышел какой-то человек в широком плаще, так что я не могла разглядеть его лицо, и сказал мне: «Луна Израиля, меня прислал его высочество принц Сети, чтобы предупредить тебя: твоя жизнь в опасности, как и его жизнь, и поэтому он не может сейчас приехать к тебе. Он велит тебе приехать к нему, чтобы вы вместе могли бежать из Египта в другую страну, где вы сможете спокойно переждать, пока кончатся все наши невзгоды».
«Твое лицо закрыто, – сказала я, – откуда мне знать, что именно он послал тебя ко мне с этой вестью. Дай мне знак».
Тогда он протянул ту застежку со скарабеем, которую ты дал мне далеко в стране Гошен, ту же, что ты попросил меня вернуть тебе в знак любви, когда мы с тобой обручились и ты подарил мне свое царское кольцо; этого скарабея я видела на твоей одежде, когда ты с Аной уезжал из Мемфиса…
– Я потерял его по дороге к Красному морю, – шепотом сказал мне принц, – но боялся признаться тебе, Ана, приняв это за дурной знак; ночью мне приснилось, будто явился Ки и украл его у меня.
«Этого недостаточно, – сказала я. – Эта драгоценность могла быть похищена или снята с одежды убитого принца, или получена с помощью магии».
Человек в плаще подумал немного и сказал:
«Этой ночью, меньше чем час назад, фараона и все его колесницы поглотило море. Да послужит это тебе знаком».
«Как это возможно? – ответила я. – Ведь Красное море далеко отсюда, и такая весть не дошла бы сюда за час. Уходи, лживый искуситель!»
«И все же это правда», – сказал он.
«Когда ты это докажешь, я поверю и поеду с тобой».
«Хорошо», – сказал он и ушел.
На следующий день в Мемфисе пронесся слух, что это ужасное событие действительно произошло. Слух расходился все шире и шире, и вскоре все стали клясться, что так и было на самом деле. И тогда людей охватила ярость против меня, и они бесновались вокруг дворца как львы пустыни, рыча и требуя моей крови: как только они кидались на ворота, что-то отбрасывало их назад, как будто какой-то дух охранял дворец. Так прошло несколько дней. Но сегодняшней ночью, даже уже на рассвете, я опять стояла на террасе, и из-за деревьев опять вышел тот человек в плаще.
«Теперь ты слышала, Луна Израиля, – сказал он, – и должна поверить и уехать отсюда, хоть ты и считаешь себя здесь в безопасности, потому что дом Сети с самого начала был чудесным образом защищен от всех зол».
«Слышала и думаю, что в это можно поверить, хотя и не понимаю, как могла эта весть дойти до Мемфиса за один час. И однако повторяю тебе, незнакомец, это еще не доказательство».
Тогда он вынул из-под плаща свиток папируса и бросил его к моим ногам. Я подняла его, сломала печать и прочла написанное. Я сразу узнала почерк – это был почерк Аны, а в конце стояла твоя подпись и свиток был запечатан твоей печатью и печатью Бакенхонсу как свидетеля. Вот он, – и Мерапи вынула спрятанный на груди папирус и отдала его мне, так как опиралась на меня, чтобы не упасть.
Я развернул папирус и при свете факела прочел то, что было написано. Почерк действительно выглядел как мой, и подпись, и печати – все было в точности, как она сказала. Вот это письмо слово в слово:
«Мерапи, Луне Израиля, в моем доме в Мемфисе. Приезжай, госпожа, Цветок Любви, ко мне, твоему супругу, куда тебя проводит надежный человек, вручивший тебе это письмо. Приезжай немедля, ибо мне грозит большая опасность, так же как и тебе, и только вместе сможем мы ее избежать».
– Ана, что это значит? – спросил принц страшным голосом. – Если ты предал меня и ее…
– Клянусь богами, – начал я, закипев от возмущения, – человек я или подлый шакал, чтобы слышать такие обвинения, да еще из уст твоего высочества… – Я умолк, ибо в этот момент Бакенхонсу начал громко смеяться.
– Посмотрите на письмо! – проговорил он. – Посмотрите на письмо!
Мы посмотрели в недоумении – и на наших глазах строчки сперва покраснели как кровь, а потом стали бледнеть и совсем исчезли: вместо письма у меня в руках остался чистый лист папируса.
– Охо-хо! – смеялся Бакенхонсу. – Поистине, друг Ки, ты – первый среди магов, не считая тех пророков Израиля, которые привели тебя – куда они привели тебя, друг Ки?
Тогда, первый раз за все время, что я его знал, вечная улыбка исчезла с лица Ки, и оно словно превратилось в камень со вставленными в него двумя бриллиантами – его злобно сверкающими глазами.
– Продолжай, госпожа, – сказал принц.
– Я поверила письму. Я бежала с этим человеком. Он сказал, что нас ждет колесница. Мы вышли через боковую калитку.
«Где же колесница?» – спросила я.
«Мы поедем в лодке», – сказал он и повел меня вниз к реке. Когда мы пробирались через пальмовую рощу, из-за деревьев вдруг появились люди.
«Ты меня предал!» – воскликнула я.
«Нет, – ответил он, – меня самого предали».
Тогда впервые я узнала его голос – голос Лейбэна.
Нас схватили. Во главе этих людей был Ки.
«Вот она, колдунья, – сказал он, – которая, завершив свое черное дело, решила сбежать вместе со своим любовником-евреем, соучастником ее колдовских действий».
Они сорвали с него плащ и фальшивую бороду, и передо мной оказался действительно Лейбэн. Я прокляла его, глядя ему в лицо. Но он ответил только:
«Мерапи, то, что я сделал, я сделал из любви к тебе. Я хотел привести тебя обратно к нашему народу, потому что знал, что здесь тебя убьют. Этот маг в награду за некоторые сведения, которые я ему доставал, обещал отпустить тебя со мной, если мне удастся выманить тебя из дворца».
Это все, что он успел сказать. Нас притащили в тайную темницу большого храма и там нас разлучили. Целый день сегодня Ки и его жрецы мучили меня вопросами, на которые я не отвечала. К вечеру они вывели меня из темницы и привели сюда, и Лейбэна тоже. Когда люди увидели меня, они подняли страшный крик : «Колдунья! Колдунья! Еврейская колдунья!» Они прорвались через стражу, схватили меня, бросили на землю и стали избивать. Лейбэн пытался защитить меня, но его оттащили в сторону. Наконец толпу оттеснили, а потом – о муж мой, остальное ты знаешь. Все, что я рассказала, правда. Не могу больше.
Колени ее подогнулись, и она лишилась чувств. Мы отнесли ее в колесницу.
– Ты слышал, Ки, – сказал принц. – Что скажешь в ответ?
– Ничего, о фараон, – холодно произнес он, – ибо фараоном ты стал, как я предсказывал. Фараон, мой дух покинул меня, его похитили израильские пророки. То письмо должно было исчезнуть после того, как его прочла твоя супруга, а потом я рассказал бы тебе иную историю: историю ее тайной любви, измены и бегства с любовником. Но какой-то злой бог удержал письмо на папирусе до тех пор, пока ты сам не прочел его, – ты, никогда не писавший этого письма! Я побежден. Поступай со мной как хочешь, и прощай! Любим ты будешь всегда, тебя ведь всегда любили, но счастливым в этом мире – никогда.
– О люди! – воскликнул Сети. – Я не могу быть судьей в моем собственном доме. Вы слышали все, вы и судите. Ваш приговор этому магу.
Ответом был мощный крик:
– Смерть! Смерть от огня! Смерть, какую он готовил для невинных.
Это был конец. Но потом мне рассказывали, что когда костер догорел, была обнаружена голова Ки, похожая на раскаленный камень. Однако, лишь только ее коснулись лучи солнца, она рассыпалась и исчезла, как исчезли с папируса строчки того письма. Не знаю, правда это или нет, ибо я при этом не присутствовал.
Мы привезли Мерапи во дворец. Она прожила только три дня, ибо ее телесные и духовные силы были подорваны. Последний раз я видел ее, когда она послала за мной за час до смерти. Она лежала в объятиях Сети, шепча ему что-то об их ребенке, и выглядела особенно прелестной и счастливой. Она поблагодарила меня за дружбу и улыбнулась так, что я понял: она знала, что мои чувства к ней были больше, чем просто дружбой, и попросила заботиться о моем друге и повелителе, пока мы все не встретимся снова где-то в ином мире. Потом она протянула мне руку, я поцеловал ее и ушел, плача.
– Это верно, о путники, это верно, что фараон и его войско погибли в море?
И старый Бакенхонсу отвечал им:
– Верно, что тот, кто был фараоном, и его войско погибли в море. Но фараон жив – вот он! – И он указывал на принца, который не обращал ни на кого внимания и повторял только одно слово: – Вперед! Вперед!
И снова мы мчались вперед, в то время как стоны и плач замирали далеко позади.
Солнце садилось, когда мы наконец приблизились к Мемфису. Принц повернулся ко мне и прервал молчание.
– До сих пор я не смел спросить, – сказал он, – но скажи мне, Ана. В темноте, когда большая волна упала и ужасные образы пронеслись мимо, тебе не показалось, что перед нами стоит женщина, и не послышалось, что она что-то говорит.
– Все так и было, принц.
– Кто была эта женщина, и что она говорила?
– Это была та, что родила тебе сына, о принц, которого уже нет, и она говорила: «О! Помоги мне, мой муж Сети! Помоги мне, мой муж Сети!»
Его лицо, даже под слоем покрывавшей его пыли, стало пепельного цвета, и он застонал.
– Двое любящих ее видели и двое любящих ее слышали, – сказал он. – Сомнений нет, Ана, она погибла.
– Молю богов…
– Не моли, ибо боги Кемета тоже погибли – пали от руки бога Израиля. Ана, кто ее убил?
Неплохой рисовальщик, я изобразил пальцем на толстом слое песка и пыли, покрывавшем борт колесницы, брови человека и под ними два глубоких глаза… Позолота, отражая солнце, выглядела, как блеск в глазах.
Принц кивнул и сказал:
– Теперь мы узнаем, могут ли великие маги, вроде Ки, умереть, как другие люди. Чтобы узнать это, я готов даже, если необходимо, надеть корону фараона.
У ворот Мемфиса мы остановились. Они были заперты, но слышно было, что за ними большой город шумит и волнуется.
– Открывай! – крикнул Сети стражнику.
– Кто приказывает мне открывать? – отозвался начальник стражи, всматриваясь в наши лица, ибо солнце стояло низко у нас за спиной.
– Фараон приказывает тебе открыть!
– Фараон! – сказал начальник стражи. – Мы получили точные сведения, что фараон и его армия утонули в результате колдовства.
– Глупец! – вскричал принц. – Фараон никогда не умирает.
Фараон Аменмес отошел к Осирису, но славный бог Сети Мернептах,
фараон Египта, велит тебе открыть ворота.
Тогда бронзовые ворота отворились, и те, кто охраняли их, простерлись в пыли.
– Скажи, – обратился я к начальнику стражи, – что значат эти крики?
– Господин, – ответил он, – я точно не знаю, но говорят, что на площади перед храмом сжигают на костре колдунью, которая навлекла на Кемет все эти бедствия и своими чарами погубила фараона Аменмеса и его армию.
– По чьему приказу? – крикнул я, но возница стегнул лошадей, и мы не услышали ответа.
Мы промчались по широкой улице на большую площадь, заполненную десятками тысяч людей. Мы погнали лошадей прямо на них.
– Дорогу фараону! Дорогу могучему славному богу, Сети Мернептаху, Царю Верхних и Нижних Земель! – закричали сопровождавшие Сети воины.
Толпа обернулась, и все увидели высокую фигуру принца все в той же парадной одежде, в которой он стоял перед Аменмесом в его шатре близ моря.
– Фараон! Фараон! Слава фараону! – закричали люди, падая ниц, и этот крик пронесся по Мемфису подобно ветру.
Мы пробились к центру площади. Там, перед большими воротами храма пылал огромный костер из высоко сложенных дров. Перед ним мелькали фигуры, и в одной из них я узнал Ки, облаченного в одежду мага. Двойная цепь солдат окружала костер, сдерживая напор толпы, которая неистовствовала, будто охваченная безумием, крича и потрясая кулаками. Группа жрецов разделилась, и я увидел стоящих рядом мужчину и женщину. Одежда на женщине была порвана, волосы растрепались; видно было, что с ней обошлись грубо. В этот момент силы ее покинули и она упала на колени, подняв лицо. Это было лицо Мерапи, Луны Израиля.
Значит, она не погибла!.. Человек, стоящий рядом, нагнулся, чтобы поднять ее, но пущенный ему в спину камень заставил его с проклятием выпрямиться. Я сразу узнал этот голос, хотя широкий плащ скрывал облик этого человека.
Это был голос Лейбэна, израильтянина, обрученного с Мерапи и пытавшегося убить нас в стране Гошен. «Что он здесь делает?» – подумал я.
Ки заговорил:
– Слыхали, как зашипела эта еврейская кошка? – сказал он. – Ну что ж, дело рассмотрено, приговор вынесен. Я думаю, первым пойдет в огонь соучастник, а потом колдунья. Теперь следите за ним – он, может статься, оборотень.
Все это Ки произнес, приятно улыбаясь, – даже когда подал знак черным рабам храма, ожидавшим поблизости. Они бросились вперед, и я увидел, как вспыхнуло отражение пламени на их медных браслетах, когда они схватили Лейбэна. Он яростно сопротивлялся, крича:
– Где ваши армии, египтяне, где ваш собака-фараон? Ступайте выуживать их из Красного моря! Прощай, Луна Израиля! Хорошо же увенчал тебя твой царственный любовник, о неверная…
Больше он ничего не успел сказать, ибо в этот момент рабы швырнули его головой вперед в самую середину костра, который на миг потемнел и вновь вспыхнул ярким пламенем.
И тогда Мерапи с трудом поднялась и воскликнула – теми же словами, которые принц и я услышали, когда ее образ явился нам у далекого Красного моря: «О! Помоги мне, мой муж Сети! Помоги мне, мой муж Сети!» Да, это были те же самые слова, которые – по крайней мере, нам так показалось – поразили наш слух за много дней до того, как они сорвались с ее уст.
Продвижение наших колесниц фут за футом сквозь толпу заняло не больше времени, чем нужно, чтобы досчитать до ста, и едва замерло эхо ее зова, как мы были уже рядом и спрыгнули наземь.
– Колдунья зовет того, кто сегодня ужинает за столом Осириса вместе с фараоном и его войском, – издевательски усмехнулся Ки. – Пусть пойдет да поищет его там, если позволят боги, – и он снова подал знак черным рабам.
Но Мерапи уже увидела – или почувствовала, что Сети рядом, и кинулась ему на грудь. У всех на глазах он поцеловал ее в лоб, потом велел мне поддержать ее и повернулся лицом к толпе.
– На колени! На колени! На колени! – раздался громкий голос Бакенхонсу. – Жизнь! Кровь! Сила! Фараон! Фараон! Фараон! – И воины эскорта повторили его слова.
И толпа вдруг поняла. Все упали на колени, и со всех сторон грянуло древнее приветствие. Сети поднял руку и благословил их. В этот момент я заметил, что Ки скользнул в темноту, и шепнул несколько слов стражникам, которые тут же бросились ему вслед и привели его обратно.
Между тем принц заговорил:
– Вы называете меня фараоном, люди Мемфиса, и боюсь, что сегодня я действительно фараон по праву кровного родства. Не знаю, соглашусь ли я нести и дальше бремя правления, если Кемет об этом попросит. Но тот, кто носил двойную корону, погиб на дне моря: по крайней мере, я видел, как волны сомкнулись над ним и его армией. Поэтому, хотя бы на час, я должен быть фараоном, чтобы властью фараона решить некоторые дела. Госпожа Мерапи, скажи, прошу тебя, как все это произошло?
– Господин мой, – ответила она тихим голосом в наступившем молчании, – после того как ты уехал, чтобы предупредить армию фараона о моем сне, Ки, который ушел в тот же день, снова вернулся. С помощью служанки, которую он, я думаю, заговорил, он проник в мои покои, где я сидела одна, и предъявил мне свои условия.
«Открой мне, – сказал он, – секрет твоей магии, чтобы я мог отомстить виновникам моего падения – израильским пророкам и вообще всем израильтянам и другим моим врагам, и таким образом снова стать самым большим человеком в Египте. За это я исполню все твои желания и сделаю тебя, именно тебя, царицей Египта, и до конца ваших дней буду служить тебе и твоему супругу Сети, который станет фараоном. Откажешься – и я подниму против тебя весь народ, и прежде чем принц вернется, люди, которые верят, что ты злая колдунья, предадут тебя участи колдуньи».
Муж мой, я ответила Ки так же, как и раньше: что у меня нет никаких секретов, ибо я не владею искусством черной магии, а статую Амона в танисском храме разбила не я, но та же сила, которая потом причинила Кемету тяжкие бедствия. А еще я сказала, что мне не нужны его дары, потому что я не хочу быть царицей Египта. Тогда он рассмеялся мне в лицо и сказал, что он не из тех, кого можно дразнить, как уже многие узнали на свою беду. Потом он направил на меня свою палочку и пробормотал какое-то заклинание, так что я совершенно лишилась сил и не могла ни двинуться, ни закричать еще долго после того, как он ушел. Я велела своим слугам от твоего имени схватить его и задержать до твоего возвращения, но его нигде не могли найти.
С того часа мне стали угрожать расправой. Люди собирались тысячами у дворцовых ворот днем и ночью, крича, что убьют меня, колдунью. Я молилась о помощи, но, видимо, небо отвернулось от меня грешной, и мои молитвы оставались без ответа. Даже слуги во дворце обратились против меня и не желали смотреть мне в лицо. Все меня покинули. Я сходила с ума от страха и одиночества. Наконец однажды ночью перед рассветом я вышла на террасу и, так как никакой бог не желал меня слушать, повернулась в ту сторону, куда ты уезжал, и позвала тебя на помощь – так же, как сейчас, перед тем, как ты явился… – Тут принц взглянул на меня, а я, Ана, взглянул на него. – В ту же минуту из-за кустов вышел какой-то человек в широком плаще, так что я не могла разглядеть его лицо, и сказал мне: «Луна Израиля, меня прислал его высочество принц Сети, чтобы предупредить тебя: твоя жизнь в опасности, как и его жизнь, и поэтому он не может сейчас приехать к тебе. Он велит тебе приехать к нему, чтобы вы вместе могли бежать из Египта в другую страну, где вы сможете спокойно переждать, пока кончатся все наши невзгоды».
«Твое лицо закрыто, – сказала я, – откуда мне знать, что именно он послал тебя ко мне с этой вестью. Дай мне знак».
Тогда он протянул ту застежку со скарабеем, которую ты дал мне далеко в стране Гошен, ту же, что ты попросил меня вернуть тебе в знак любви, когда мы с тобой обручились и ты подарил мне свое царское кольцо; этого скарабея я видела на твоей одежде, когда ты с Аной уезжал из Мемфиса…
– Я потерял его по дороге к Красному морю, – шепотом сказал мне принц, – но боялся признаться тебе, Ана, приняв это за дурной знак; ночью мне приснилось, будто явился Ки и украл его у меня.
«Этого недостаточно, – сказала я. – Эта драгоценность могла быть похищена или снята с одежды убитого принца, или получена с помощью магии».
Человек в плаще подумал немного и сказал:
«Этой ночью, меньше чем час назад, фараона и все его колесницы поглотило море. Да послужит это тебе знаком».
«Как это возможно? – ответила я. – Ведь Красное море далеко отсюда, и такая весть не дошла бы сюда за час. Уходи, лживый искуситель!»
«И все же это правда», – сказал он.
«Когда ты это докажешь, я поверю и поеду с тобой».
«Хорошо», – сказал он и ушел.
На следующий день в Мемфисе пронесся слух, что это ужасное событие действительно произошло. Слух расходился все шире и шире, и вскоре все стали клясться, что так и было на самом деле. И тогда людей охватила ярость против меня, и они бесновались вокруг дворца как львы пустыни, рыча и требуя моей крови: как только они кидались на ворота, что-то отбрасывало их назад, как будто какой-то дух охранял дворец. Так прошло несколько дней. Но сегодняшней ночью, даже уже на рассвете, я опять стояла на террасе, и из-за деревьев опять вышел тот человек в плаще.
«Теперь ты слышала, Луна Израиля, – сказал он, – и должна поверить и уехать отсюда, хоть ты и считаешь себя здесь в безопасности, потому что дом Сети с самого начала был чудесным образом защищен от всех зол».
«Слышала и думаю, что в это можно поверить, хотя и не понимаю, как могла эта весть дойти до Мемфиса за один час. И однако повторяю тебе, незнакомец, это еще не доказательство».
Тогда он вынул из-под плаща свиток папируса и бросил его к моим ногам. Я подняла его, сломала печать и прочла написанное. Я сразу узнала почерк – это был почерк Аны, а в конце стояла твоя подпись и свиток был запечатан твоей печатью и печатью Бакенхонсу как свидетеля. Вот он, – и Мерапи вынула спрятанный на груди папирус и отдала его мне, так как опиралась на меня, чтобы не упасть.
Я развернул папирус и при свете факела прочел то, что было написано. Почерк действительно выглядел как мой, и подпись, и печати – все было в точности, как она сказала. Вот это письмо слово в слово:
«Мерапи, Луне Израиля, в моем доме в Мемфисе. Приезжай, госпожа, Цветок Любви, ко мне, твоему супругу, куда тебя проводит надежный человек, вручивший тебе это письмо. Приезжай немедля, ибо мне грозит большая опасность, так же как и тебе, и только вместе сможем мы ее избежать».
– Ана, что это значит? – спросил принц страшным голосом. – Если ты предал меня и ее…
– Клянусь богами, – начал я, закипев от возмущения, – человек я или подлый шакал, чтобы слышать такие обвинения, да еще из уст твоего высочества… – Я умолк, ибо в этот момент Бакенхонсу начал громко смеяться.
– Посмотрите на письмо! – проговорил он. – Посмотрите на письмо!
Мы посмотрели в недоумении – и на наших глазах строчки сперва покраснели как кровь, а потом стали бледнеть и совсем исчезли: вместо письма у меня в руках остался чистый лист папируса.
– Охо-хо! – смеялся Бакенхонсу. – Поистине, друг Ки, ты – первый среди магов, не считая тех пророков Израиля, которые привели тебя – куда они привели тебя, друг Ки?
Тогда, первый раз за все время, что я его знал, вечная улыбка исчезла с лица Ки, и оно словно превратилось в камень со вставленными в него двумя бриллиантами – его злобно сверкающими глазами.
– Продолжай, госпожа, – сказал принц.
– Я поверила письму. Я бежала с этим человеком. Он сказал, что нас ждет колесница. Мы вышли через боковую калитку.
«Где же колесница?» – спросила я.
«Мы поедем в лодке», – сказал он и повел меня вниз к реке. Когда мы пробирались через пальмовую рощу, из-за деревьев вдруг появились люди.
«Ты меня предал!» – воскликнула я.
«Нет, – ответил он, – меня самого предали».
Тогда впервые я узнала его голос – голос Лейбэна.
Нас схватили. Во главе этих людей был Ки.
«Вот она, колдунья, – сказал он, – которая, завершив свое черное дело, решила сбежать вместе со своим любовником-евреем, соучастником ее колдовских действий».
Они сорвали с него плащ и фальшивую бороду, и передо мной оказался действительно Лейбэн. Я прокляла его, глядя ему в лицо. Но он ответил только:
«Мерапи, то, что я сделал, я сделал из любви к тебе. Я хотел привести тебя обратно к нашему народу, потому что знал, что здесь тебя убьют. Этот маг в награду за некоторые сведения, которые я ему доставал, обещал отпустить тебя со мной, если мне удастся выманить тебя из дворца».
Это все, что он успел сказать. Нас притащили в тайную темницу большого храма и там нас разлучили. Целый день сегодня Ки и его жрецы мучили меня вопросами, на которые я не отвечала. К вечеру они вывели меня из темницы и привели сюда, и Лейбэна тоже. Когда люди увидели меня, они подняли страшный крик : «Колдунья! Колдунья! Еврейская колдунья!» Они прорвались через стражу, схватили меня, бросили на землю и стали избивать. Лейбэн пытался защитить меня, но его оттащили в сторону. Наконец толпу оттеснили, а потом – о муж мой, остальное ты знаешь. Все, что я рассказала, правда. Не могу больше.
Колени ее подогнулись, и она лишилась чувств. Мы отнесли ее в колесницу.
– Ты слышал, Ки, – сказал принц. – Что скажешь в ответ?
– Ничего, о фараон, – холодно произнес он, – ибо фараоном ты стал, как я предсказывал. Фараон, мой дух покинул меня, его похитили израильские пророки. То письмо должно было исчезнуть после того, как его прочла твоя супруга, а потом я рассказал бы тебе иную историю: историю ее тайной любви, измены и бегства с любовником. Но какой-то злой бог удержал письмо на папирусе до тех пор, пока ты сам не прочел его, – ты, никогда не писавший этого письма! Я побежден. Поступай со мной как хочешь, и прощай! Любим ты будешь всегда, тебя ведь всегда любили, но счастливым в этом мире – никогда.
– О люди! – воскликнул Сети. – Я не могу быть судьей в моем собственном доме. Вы слышали все, вы и судите. Ваш приговор этому магу.
Ответом был мощный крик:
– Смерть! Смерть от огня! Смерть, какую он готовил для невинных.
Это был конец. Но потом мне рассказывали, что когда костер догорел, была обнаружена голова Ки, похожая на раскаленный камень. Однако, лишь только ее коснулись лучи солнца, она рассыпалась и исчезла, как исчезли с папируса строчки того письма. Не знаю, правда это или нет, ибо я при этом не присутствовал.
Мы привезли Мерапи во дворец. Она прожила только три дня, ибо ее телесные и духовные силы были подорваны. Последний раз я видел ее, когда она послала за мной за час до смерти. Она лежала в объятиях Сети, шепча ему что-то об их ребенке, и выглядела особенно прелестной и счастливой. Она поблагодарила меня за дружбу и улыбнулась так, что я понял: она знала, что мои чувства к ней были больше, чем просто дружбой, и попросила заботиться о моем друге и повелителе, пока мы все не встретимся снова где-то в ином мире. Потом она протянула мне руку, я поцеловал ее и ушел, плача.