Страница:
Халымбаджа Игорь
Экскурсия в палеозой
Моим товарищам по экспедиции, с которыми 40 лет искали железо, алмазы, золото, нефть…
Каникулы Альки Голика
Скрытный человек Алька Голик! Девять лет мы вместе учимся, дома я у него бываю часто, а никогда не подозревал, что он способен на такое!
Однажды в феврале заявился я к Голику в гости, а он какую-то конструкцию паяет. Цветные проводки, сопротивления…
— Ты что это, телик портативный собираешь? — спрашиваю.
— Не совсем, — замялся Алик. — Это Всевидящий Глаз! И берет уже на глубину пяти метров!
Он закрыл крышку и включил аппарат. Экран посерел, по нему поползли какие-то амебы, по углам притаились прямоугольники.
— Антимир? — продемонстрировал я свою осведомленность в вопросах фантастики. — Или обитатели Плутонии?
— Соседи снизу. Проекция. Думаю, что к лету увеличу глубину и четкость изображения. И тогда махнем в геологическую партию. Найдем алмазы, золото, руду всякую… Здорово?
К маю Всевидящий Глаз действительно просматривал почти весь Алькин дом, до второго этажа включительно, на пяти диапазонах.
С экспедицией тоже все обернулось на редкость удачно. В школу с беседой о профориентации пришли шефы из геофизической экспедиции, и мы с Алькой быстренько договорились с Юлием Федотычем Узких, который охотно взял нас на сезон рабочими первого разряда в свой поисковый отряд. А потом начались рабочие будни. За день наковыряешься лопатой, назаворачиваешь всякий мусор в бумажные пакетики — свет не мил станет. Вечерами, когда, налившись чаем, мы пялились на пляшущие язычки костра, я корил Альку:
— Могли бы твой Глаз испытать и дома, во дворе или в парке. Сокровища везде могут быть…
Алька только усмехался. Наконец, возмутился:
— О чем бормочешь? Во дворе разве что консервную банку можно обнаружить. Здесь же нас на перспективный участок завезли!
В конце концов фортуна улыбнулась и нам. Узких привел нас на полянку за ручьем.
— Возьмите лопатки, кайло, ломик. И тут, где колышки, в эпицентре, значит, пробьете шурфик. Глубиной два с половиной метра.
Придя на место, мы отладили инструмент и уселись получше рассмотреть нашу руду. Однако ее на экране не было видно. Изображение отсутствовало вообще.
— Ничего… — разочаровался Голик.
— Алька, там же, внутри земли, темно. Вот он и не кажет ничего. Подсветка нужна…
— Возможно, ты прав, — согласился к вечеру Алька. И внезапно, осерчав, закричал: — Но я этот ящик назад тащить не буду! И так все руки отмотал…
Схватив Всевидящий Глаз, он выскочил наружу. Долго долбил землю за палаткой, что-то ворча.
Вернулся смурной.
— Упрятал это позорище до лучших времен… А руду мы все-таки нашли. И нашли именно с помощью нашего Всевидящего Глаза!
Утром Юлий Узких, увидев развороченный грунт у нашей палатки, поднял один булыжник, тяжелый такой и чернющий, и завопил:
— Ого! А вот и руда!
(1983)
Однажды в феврале заявился я к Голику в гости, а он какую-то конструкцию паяет. Цветные проводки, сопротивления…
— Ты что это, телик портативный собираешь? — спрашиваю.
— Не совсем, — замялся Алик. — Это Всевидящий Глаз! И берет уже на глубину пяти метров!
Он закрыл крышку и включил аппарат. Экран посерел, по нему поползли какие-то амебы, по углам притаились прямоугольники.
— Антимир? — продемонстрировал я свою осведомленность в вопросах фантастики. — Или обитатели Плутонии?
— Соседи снизу. Проекция. Думаю, что к лету увеличу глубину и четкость изображения. И тогда махнем в геологическую партию. Найдем алмазы, золото, руду всякую… Здорово?
К маю Всевидящий Глаз действительно просматривал почти весь Алькин дом, до второго этажа включительно, на пяти диапазонах.
С экспедицией тоже все обернулось на редкость удачно. В школу с беседой о профориентации пришли шефы из геофизической экспедиции, и мы с Алькой быстренько договорились с Юлием Федотычем Узких, который охотно взял нас на сезон рабочими первого разряда в свой поисковый отряд. А потом начались рабочие будни. За день наковыряешься лопатой, назаворачиваешь всякий мусор в бумажные пакетики — свет не мил станет. Вечерами, когда, налившись чаем, мы пялились на пляшущие язычки костра, я корил Альку:
— Могли бы твой Глаз испытать и дома, во дворе или в парке. Сокровища везде могут быть…
Алька только усмехался. Наконец, возмутился:
— О чем бормочешь? Во дворе разве что консервную банку можно обнаружить. Здесь же нас на перспективный участок завезли!
В конце концов фортуна улыбнулась и нам. Узких привел нас на полянку за ручьем.
— Возьмите лопатки, кайло, ломик. И тут, где колышки, в эпицентре, значит, пробьете шурфик. Глубиной два с половиной метра.
Придя на место, мы отладили инструмент и уселись получше рассмотреть нашу руду. Однако ее на экране не было видно. Изображение отсутствовало вообще.
— Ничего… — разочаровался Голик.
— Алька, там же, внутри земли, темно. Вот он и не кажет ничего. Подсветка нужна…
— Возможно, ты прав, — согласился к вечеру Алька. И внезапно, осерчав, закричал: — Но я этот ящик назад тащить не буду! И так все руки отмотал…
Схватив Всевидящий Глаз, он выскочил наружу. Долго долбил землю за палаткой, что-то ворча.
Вернулся смурной.
— Упрятал это позорище до лучших времен… А руду мы все-таки нашли. И нашли именно с помощью нашего Всевидящего Глаза!
Утром Юлий Узких, увидев развороченный грунт у нашей палатки, поднял один булыжник, тяжелый такой и чернющий, и завопил:
— Ого! А вот и руда!
(1983)
Дефекты Севы Гара
Столбы за окном вагона стремительно бежали назад. Туда же бесконечной вереницей спешили деревья…
Нет, без сомнения, я поступил правильно. Прежде чем выбрать профессию на всю жизнь, надо поближе познакомиться с нею. Придя к такому выводу, я повеселел. Мне даже показалось, что сосны за окном одобрительно закивали мне ветвями. Взглянул на Вальку. Валька делала вид, что читает книгу. Но я-то видел, что раскрыта книга все на той же пятой странице.
Последний этап пути — вертолет. Мы вылезли из него, очумевшие от шума мотора и множества впечатлений. Пока летели — то снежник белым платком мелькнет среди хаоса серых и зеленых глыб курумника, каменной рекой текущих по горному склону, то вдруг бурые скалы окажутся совсем рядом, рукой подать, то в темной запущенной щетине тайги неожиданно блеснет нежной кожицей змейка речки… Все ново, непривычно. Особенно снег в августе, в разгаре лета.
Лагерь поискового отряда оказался невелик: две серые, видавшие виды палатки примостились в долине небольшого ручья. Какой-то крестообразный знак был выложен неподалеку от них. Встречали нас двое бородатых парней в замызганных геологических костюмах. Мы поздоровались. Один из них оценивающе оглядел нас:
— Подкрепление? Гм-м… Ладно, сначала разгрузим машину.
Вертолет улетел, оставив разбросанный груз. Парень, что посветлее, представился:
— Будем знакомы. Сергей Иванович Селезенкин. Начальник отряда.
Второй буркнул:
— Пятаков.
Сергей Иванович почесал в затылке, разглядывая записку от начальника партии, которую мы ему вручили.
— А выдержите?
Это был явный намек на Вальку. Та даже обиделась.
— Я сильная. Второй разряд по гимнастике. И плаванием занималась. И варить умею…
Селезенкин, кажется усмехнулся. Во всяком случае, борода его пришла в движение.
— Ну, разве что так.
И негромко позвал:
— Сева! Познакомься с новенькими.
Полог одной из палаток откинулся, и из нее вышел молодой человек. Жгучий брюнет с правильными чертами лица, огромными глазами и бледным аристократическим лицом. Не в пример Селезенкину и Пятакову одетый в новый костюм из какого-то синтетического материала и, что особенно удивительно, самым тщательным образом выбритый. Он слегка наклонил голову и четко выговорил:
— Сева Гар.
Я представился. И оглянулся, не слыша Валькиного голоса. Валька стояла с полуоткрытым ртом и глазела на Гара. Я дернул ее за рукав: «Ты чего, очнись!».
Она залилась краской и чуть слышно произнесла:
— Валя.
И побежали дни. Маршруты по бурелому и кустарнику, полные рюкзаки камней-образцов, иногда шурфы для разнообразия. Щеголеватый Гар всегда ходил вместе с Пятаковым, а Селезенкин брал с собой кого-нибудь из нас, чаще меня. Вальке же обычно доставалась кухня. Она старалась вовсю. Но… Гар никогда не пробовал ее стряпни. После маршрута они с Пятаковым забирались в свою палатку, и Пятаков бубнил что-то ровным монотонным голосом. Потом Пятаков вылезал и ел, что дадут, никогда не выказывая ни одобрения, ни недовольства. Гар же никогда не завтракал и не ужинал с нами. Валька обижалась, а Селезенкин со своей обычной усмешкой утешал ее.
— Он консервами питается. И только. Такой уж у него вкус.
Дни летели. В шевелюре леса стали появляться багряные и золотисто-желтые пряди, приближалась осень. Случилось так, что Пятаков вывихнул ногу и не смог выйти на маршрут. Они долго спорили с Сергеем Ивановичем, поглядывая в сторону палатки, в которой жил Гар. Наконец, Селезенкин твердо заявил:
— Пока что начальник здесь я. Гар завтра пойдет с Вяткиным.
Это значит — со мной.
Наутро мы отправились с Гаром в верховья ручья Лиственного, через гору Шести братьев и урочище Каменный дол. Не скажу, чтобы мне понравилось с Гаром. Как и в лагере, он все время молчал, на мои вопросы отвечал односложно. Хорошо еще, что он не очень загружал меня образцами. Но в его поведении было столько странного! Он постоянно наклонялся к самой земле, как собака, потерявшая след, нюхал, лизал породы. И жевал траву и листья. Жевал все время, без остановки. «Какой уж тут ужин! — недоумевал я. — Но как человек может переваривать всю эту дрянь? Он же не корова!..». Иногда Гар замирал, прикрыв один глаз. Уставится в одну точку под ноги и не отвечает на вопросы.
Вечером, когда мы втроем сидели у костра — Пятаков и Гар как обычно уединились в своей палатке, — я осторожно намекнул Селезенкину:
— Странный он какой-то, Гар. Ненормальный… С вами интереснее, Сергей Иванович.
Начальник отряда ничего не успел ответить, как в разговор встряла Валька:
— Глупости болтаешь, Вяткин. Совершенно он нормальный. Нечего на человека напраслину возводить. Сергей Иванович, если он не хочет, можно я пойду завтра с Севой?
Селезенкин пожевал губами и, не глядя на нас, невнятно произнес:
— Ладно, только без глупостей.
И вот мы снова пробираемся по тайге с Сергеем. Снова лазим по обнажениям, он делает зарисовки, фотографии, что-то пишет в пикетажке, отбирает образцы. И увлеченно рассказывает мне о Земле и о геологии.
А вечером…
Я вздрогнул от сердитого крика Пятакова:
— Я говорил! Я предупреждал! Черт его знает, что такое! Он выскочил из палатки на одной ноге, размахивая черной лентой. Сунул ее под нос Селезенкину. — Пусто… пусто… уважаемый Сергей Иванович! Вот так-то! А посмотрели бы вы, что творится с золотом. Можно подумать, что по всей дороге лежали самородки.
Сергей Иванович нахмурился, мельком взглянув на ленту и продолжал сосредоточенно есть кашу. Потом вдруг повернулся к Вальке. Шумно втянул воздух:
— Духи.
Изучающе оглядел ее.
— И помада. Сережки, небось, золотые? Возможно, и еще что-нибудь? По какому случаю парфюмерно-галантерейная выставка?
На глазах у Вальки навернулись слезы. Она вскочила, зло швырнула ложку и скрылась в палатке. Селезенкин позвал:
— Сева!
Гар вышел из палатки, подошел к костру. На его красивом лице застыло обычное бесстрастное выражение.
— Раздевайся.
Гар повернулся и скинул куртку. Сергей Иванович дотронулся до его плеча. Гар застыл и… вдруг его спина раскрылась. Я остолбенело глазел на бесчисленные ячейки, из которых состояло его нутро. Пятаков и Селезенкин, сблизив головы, рассматривали их.
— Блок экспресс-анализа элементов в растительном покрове кажется сегодня функционировал нормально…
— В чем же нарушения?
— Во-первых, анализатор запахов вышел из строя, вот этот, под механизмом рудоискательской лозы, которая работает на физиологическом растворе в электромагнитном поле…
— И всего-то, а вы поднимаете панику, Пятаков.
— Но и цветовые фильтры не в порядке, и с золотом…
— В общем, ничего страшного, Пятаков. Закройте его.
Сергей Иванович вернулся к своей каше. Случайно подняв глаза, увидел мое лицо. На нем, наверно, достаточно полно отражалось мое душевное состояние, потому что он, несмотря на мое молчание, пояснил:
— ГАР — это Геологический Автоматический Робот для самостоятельного изучения иных планет. Проходит испытания у нас. И вот обнаружились первые дефекты. Слабость к женскому полу — духам, помаде, украшениям.
Он криво усмехнулся. Добавил:
— Будем надеяться, что у марсианок вся эта парфюмерия и галантерея не в таком почете…
(]968)
Нет, без сомнения, я поступил правильно. Прежде чем выбрать профессию на всю жизнь, надо поближе познакомиться с нею. Придя к такому выводу, я повеселел. Мне даже показалось, что сосны за окном одобрительно закивали мне ветвями. Взглянул на Вальку. Валька делала вид, что читает книгу. Но я-то видел, что раскрыта книга все на той же пятой странице.
Последний этап пути — вертолет. Мы вылезли из него, очумевшие от шума мотора и множества впечатлений. Пока летели — то снежник белым платком мелькнет среди хаоса серых и зеленых глыб курумника, каменной рекой текущих по горному склону, то вдруг бурые скалы окажутся совсем рядом, рукой подать, то в темной запущенной щетине тайги неожиданно блеснет нежной кожицей змейка речки… Все ново, непривычно. Особенно снег в августе, в разгаре лета.
Лагерь поискового отряда оказался невелик: две серые, видавшие виды палатки примостились в долине небольшого ручья. Какой-то крестообразный знак был выложен неподалеку от них. Встречали нас двое бородатых парней в замызганных геологических костюмах. Мы поздоровались. Один из них оценивающе оглядел нас:
— Подкрепление? Гм-м… Ладно, сначала разгрузим машину.
Вертолет улетел, оставив разбросанный груз. Парень, что посветлее, представился:
— Будем знакомы. Сергей Иванович Селезенкин. Начальник отряда.
Второй буркнул:
— Пятаков.
Сергей Иванович почесал в затылке, разглядывая записку от начальника партии, которую мы ему вручили.
— А выдержите?
Это был явный намек на Вальку. Та даже обиделась.
— Я сильная. Второй разряд по гимнастике. И плаванием занималась. И варить умею…
Селезенкин, кажется усмехнулся. Во всяком случае, борода его пришла в движение.
— Ну, разве что так.
И негромко позвал:
— Сева! Познакомься с новенькими.
Полог одной из палаток откинулся, и из нее вышел молодой человек. Жгучий брюнет с правильными чертами лица, огромными глазами и бледным аристократическим лицом. Не в пример Селезенкину и Пятакову одетый в новый костюм из какого-то синтетического материала и, что особенно удивительно, самым тщательным образом выбритый. Он слегка наклонил голову и четко выговорил:
— Сева Гар.
Я представился. И оглянулся, не слыша Валькиного голоса. Валька стояла с полуоткрытым ртом и глазела на Гара. Я дернул ее за рукав: «Ты чего, очнись!».
Она залилась краской и чуть слышно произнесла:
— Валя.
И побежали дни. Маршруты по бурелому и кустарнику, полные рюкзаки камней-образцов, иногда шурфы для разнообразия. Щеголеватый Гар всегда ходил вместе с Пятаковым, а Селезенкин брал с собой кого-нибудь из нас, чаще меня. Вальке же обычно доставалась кухня. Она старалась вовсю. Но… Гар никогда не пробовал ее стряпни. После маршрута они с Пятаковым забирались в свою палатку, и Пятаков бубнил что-то ровным монотонным голосом. Потом Пятаков вылезал и ел, что дадут, никогда не выказывая ни одобрения, ни недовольства. Гар же никогда не завтракал и не ужинал с нами. Валька обижалась, а Селезенкин со своей обычной усмешкой утешал ее.
— Он консервами питается. И только. Такой уж у него вкус.
Дни летели. В шевелюре леса стали появляться багряные и золотисто-желтые пряди, приближалась осень. Случилось так, что Пятаков вывихнул ногу и не смог выйти на маршрут. Они долго спорили с Сергеем Ивановичем, поглядывая в сторону палатки, в которой жил Гар. Наконец, Селезенкин твердо заявил:
— Пока что начальник здесь я. Гар завтра пойдет с Вяткиным.
Это значит — со мной.
Наутро мы отправились с Гаром в верховья ручья Лиственного, через гору Шести братьев и урочище Каменный дол. Не скажу, чтобы мне понравилось с Гаром. Как и в лагере, он все время молчал, на мои вопросы отвечал односложно. Хорошо еще, что он не очень загружал меня образцами. Но в его поведении было столько странного! Он постоянно наклонялся к самой земле, как собака, потерявшая след, нюхал, лизал породы. И жевал траву и листья. Жевал все время, без остановки. «Какой уж тут ужин! — недоумевал я. — Но как человек может переваривать всю эту дрянь? Он же не корова!..». Иногда Гар замирал, прикрыв один глаз. Уставится в одну точку под ноги и не отвечает на вопросы.
Вечером, когда мы втроем сидели у костра — Пятаков и Гар как обычно уединились в своей палатке, — я осторожно намекнул Селезенкину:
— Странный он какой-то, Гар. Ненормальный… С вами интереснее, Сергей Иванович.
Начальник отряда ничего не успел ответить, как в разговор встряла Валька:
— Глупости болтаешь, Вяткин. Совершенно он нормальный. Нечего на человека напраслину возводить. Сергей Иванович, если он не хочет, можно я пойду завтра с Севой?
Селезенкин пожевал губами и, не глядя на нас, невнятно произнес:
— Ладно, только без глупостей.
И вот мы снова пробираемся по тайге с Сергеем. Снова лазим по обнажениям, он делает зарисовки, фотографии, что-то пишет в пикетажке, отбирает образцы. И увлеченно рассказывает мне о Земле и о геологии.
А вечером…
Я вздрогнул от сердитого крика Пятакова:
— Я говорил! Я предупреждал! Черт его знает, что такое! Он выскочил из палатки на одной ноге, размахивая черной лентой. Сунул ее под нос Селезенкину. — Пусто… пусто… уважаемый Сергей Иванович! Вот так-то! А посмотрели бы вы, что творится с золотом. Можно подумать, что по всей дороге лежали самородки.
Сергей Иванович нахмурился, мельком взглянув на ленту и продолжал сосредоточенно есть кашу. Потом вдруг повернулся к Вальке. Шумно втянул воздух:
— Духи.
Изучающе оглядел ее.
— И помада. Сережки, небось, золотые? Возможно, и еще что-нибудь? По какому случаю парфюмерно-галантерейная выставка?
На глазах у Вальки навернулись слезы. Она вскочила, зло швырнула ложку и скрылась в палатке. Селезенкин позвал:
— Сева!
Гар вышел из палатки, подошел к костру. На его красивом лице застыло обычное бесстрастное выражение.
— Раздевайся.
Гар повернулся и скинул куртку. Сергей Иванович дотронулся до его плеча. Гар застыл и… вдруг его спина раскрылась. Я остолбенело глазел на бесчисленные ячейки, из которых состояло его нутро. Пятаков и Селезенкин, сблизив головы, рассматривали их.
— Блок экспресс-анализа элементов в растительном покрове кажется сегодня функционировал нормально…
— В чем же нарушения?
— Во-первых, анализатор запахов вышел из строя, вот этот, под механизмом рудоискательской лозы, которая работает на физиологическом растворе в электромагнитном поле…
— И всего-то, а вы поднимаете панику, Пятаков.
— Но и цветовые фильтры не в порядке, и с золотом…
— В общем, ничего страшного, Пятаков. Закройте его.
Сергей Иванович вернулся к своей каше. Случайно подняв глаза, увидел мое лицо. На нем, наверно, достаточно полно отражалось мое душевное состояние, потому что он, несмотря на мое молчание, пояснил:
— ГАР — это Геологический Автоматический Робот для самостоятельного изучения иных планет. Проходит испытания у нас. И вот обнаружились первые дефекты. Слабость к женскому полу — духам, помаде, украшениям.
Он криво усмехнулся. Добавил:
— Будем надеяться, что у марсианок вся эта парфюмерия и галантерея не в таком почете…
(]968)
Экскурсия в палеозой
Команда нашего двора проигрывала. И тут неожиданно мяч оказался у Леньки. Он рванулся с ним к воротам противника, изо всех сил поддал ногой. Мяч высоко взвился и исчез за забором. Там что-то зазвенело. Игроки обеих команд облепили забор. По неписанному правилу загнавший за забор мяч должен был сам его и доставать. Ленька предварительно заглянул в круглую дырку от выпавшего сучка. В высокой траве мяча не было видно. Вздохнув, он с помощью Петьки вскарабкался на забор и спрыгнул в крапиву. Огляделся. Сначала увидел разбитое окно, а под ним высокого старика, с удивлением, словно диковинную птицу, разглядывающего их мяч.
— Здравствуйте.
Старик обернулся и озадаченно уставился на Леньку поверх очков.
— Ты как здесь очутился, мальчик?
Ленька неопределенно махнул в сторону забора:
— Я оттуда.
— Ну, заходи.
И старик пошел в дом. «Нотации читать будет», — уныло подумал парнишка. Пока поднимались по лестнице, успел все ему выложить:
— Это я разбил стекло. А мяч у нас общий. Его надо вернуть ребятам. На стекло я денег у отца попрошу…
В просторной светлой комнате старик водрузил мяч на стол.
— Давай знакомиться. Меня зовут Илья Онуфриевич Лаврентьев. А тебя?
— Леня.
— Учишься?
— В седьмом классе.
— А какие предметы тебе нравятся больше всего?
— География. И история. Я, когда вырасту, буду путешественником.
Лаврентьев задумчиво посмотрел на Леньку.
— «Машину времени» Уэллса читал?
— Ага. Интересная книга. Только нам учитель физики объяснил, что такой машины не может быть.
— Ну, если учитель говорит, то конечно. А хотел бы покататься на такой машине?
Ленька улыбнулся: разыгрывает. Но все равно лучше, чем нудные нотации. И, не задумываясь, ответил:
— Конечно.
Илья Онуфриевич тяжело поднялся и сказал:
— Тогда пойдем.
Они поднялись по крутой лестнице, которая закончилась маленькой площадкой. Лаврентьев повозился с какими-то переключателями, щелкнул замком и распахнул овальную дверь.
Помещение было очень большое, округлое. Куполом нависал потолок. Стены, без окон, были матовыми, какого-то белесого оттенка. В центре помещения стоял большой черный агрегат. Около него — вращающееся кресло. Лаврентьев пощелкал тумблерами агрегата и повернулся к Леньке:
— Это прогулочная машина времени. Так куда поедем?
Ленька озадаченно посмотрел на черную доску пульта. Среди рядов кнопок притаились рычажки. По бокам пестрели цифры с множеством нулей. Показал наугад.
— Значит, 350 миллионов лет назад? Попытаемся.
Илья Онуфриевич передвинул какой-то рычажок, нажал на кнопки. Стены помутнели, затем заструились гигантскими полосами и зигзагами. «Похоже на полет в ракете», — решил Леня, поудобнее устраиваясь в кресле. Впрочем, в ракете ему летать до сих пор тоже не приходилось. Между тем, мелькание полос нарастало, убыстрялось. И вдруг разом оборвалось. Все пространство за стенами машины времени заполнила голубоватая дымка. Внизу она быстро густела. И вот из нее навстречу поднялась зеленоватая волна. Лене показалось, что пол качнулся: И верно, началось мерное покачивание. Они поплыли. Волны одна за другой набегали откуда-то издалека. Леня никогда раньше не видел моря. Только по телику. Это было оно! Серое пасмурное небо нависло неприветливой свинцовой крышей. Бескрайняя водная гладь была совершенно пустынна. Никаких признаков жизни.
— А мы назад сможем вернуться? Ведь нас уносит…
Илья Онуфриевич успокоительно кивнул. Между тем, волны убыстряли свой бег. Их «плот» раскачивался все сильнее и сильнее. Вот он оказался на гребне гигантской волны, стремительно летит вниз… Леня побелел. Его стало слегка подташнивать. Лаврентьев, взглянув на него, забеспокоился:
— Поедем назад? С остановками? Леня кивнул.
— Куда заедем: девон? карбон? пермь?
— Пермь (у Лени в городе с этим названием был дядя).
Лаврентьев потянулся к рычажкам. В это время Ленька и увидел Его: огромные членистые конечности, большие фасеточные глаза смотрели злобно и бессмысленно. Леня судорожно схватил Илью Онуфриевича за локоть. Рука того передвинула сразу несколько рычагов, и машина времени, словно самолет, вошедший в облачность, погрузилась в серую пелену. Снова замелькали полосы. Затем наметилась тонкая сеть вертикальных линий, и стали проступать многочисленные стволы деревьев. Но что за причудливые растения образовывали эти заросли! Мощные, совершенно гладкие стволы с расположенными на ветках правильными рядами листьев, а среди них тонкие прямые растения, кора которых была покрыта замысловатым рисунком. Но особенно поражала их расцветка: все деревья были оранжевыми. Гигантские пауки раскинули свои тенета между ветвями, в воздухе мельтешили бесчисленные крупные насекомые. Среди стволов показалось чье-то большое, грязно-зеленое тело. Раздвигая тонкие побеги, по вязкой почве тяжело шагало чудовище с бородавчатой спиной. Огромная, покрытая панцирными пластами голова с глубоко запрятанными глазами, большущая, усеянная коническими зубами пасть. «Б-р-р! Отвратительная тварь!», — подумал Леня.
Лаврентьев взглянул на часы:
— Наше время, кажется, истекает: полчаса прошло. Да и твои приятели, небось, заждались. Поехали назад.
Оранжевые заросли медленно утонули в серой дымке. Вокруг снова были белесые стены.
В кабинете Илья Онуфриевич вернул Лене мяч.
— Забирай свое сокровище. Только, чур, впредь стекла не бить. А то сломаете машину времени.
Леня взял мяч и, глядя в лицо Ильи Онуфриевича, наконец задал вопрос, который все время вертелся у него на кончике языка.
— Скажите, а почему никто не знает, что у Вас есть «машина времени»? Ребята не поверят, что я был в палеозое.
Лаврентьев улыбнулся:
— Ты, Леня, правильно говорил, что создать машину времени невозможно. А это… Это наш лекционный зал, в котором я показал тебе несколько фрагментов из учебных палентолопических фильмов. По этим фильмам студенты института знакомятся с фауной и флорой минувших эпох.
(1973)
— Здравствуйте.
Старик обернулся и озадаченно уставился на Леньку поверх очков.
— Ты как здесь очутился, мальчик?
Ленька неопределенно махнул в сторону забора:
— Я оттуда.
— Ну, заходи.
И старик пошел в дом. «Нотации читать будет», — уныло подумал парнишка. Пока поднимались по лестнице, успел все ему выложить:
— Это я разбил стекло. А мяч у нас общий. Его надо вернуть ребятам. На стекло я денег у отца попрошу…
В просторной светлой комнате старик водрузил мяч на стол.
— Давай знакомиться. Меня зовут Илья Онуфриевич Лаврентьев. А тебя?
— Леня.
— Учишься?
— В седьмом классе.
— А какие предметы тебе нравятся больше всего?
— География. И история. Я, когда вырасту, буду путешественником.
Лаврентьев задумчиво посмотрел на Леньку.
— «Машину времени» Уэллса читал?
— Ага. Интересная книга. Только нам учитель физики объяснил, что такой машины не может быть.
— Ну, если учитель говорит, то конечно. А хотел бы покататься на такой машине?
Ленька улыбнулся: разыгрывает. Но все равно лучше, чем нудные нотации. И, не задумываясь, ответил:
— Конечно.
Илья Онуфриевич тяжело поднялся и сказал:
— Тогда пойдем.
Они поднялись по крутой лестнице, которая закончилась маленькой площадкой. Лаврентьев повозился с какими-то переключателями, щелкнул замком и распахнул овальную дверь.
Помещение было очень большое, округлое. Куполом нависал потолок. Стены, без окон, были матовыми, какого-то белесого оттенка. В центре помещения стоял большой черный агрегат. Около него — вращающееся кресло. Лаврентьев пощелкал тумблерами агрегата и повернулся к Леньке:
— Это прогулочная машина времени. Так куда поедем?
Ленька озадаченно посмотрел на черную доску пульта. Среди рядов кнопок притаились рычажки. По бокам пестрели цифры с множеством нулей. Показал наугад.
— Значит, 350 миллионов лет назад? Попытаемся.
Илья Онуфриевич передвинул какой-то рычажок, нажал на кнопки. Стены помутнели, затем заструились гигантскими полосами и зигзагами. «Похоже на полет в ракете», — решил Леня, поудобнее устраиваясь в кресле. Впрочем, в ракете ему летать до сих пор тоже не приходилось. Между тем, мелькание полос нарастало, убыстрялось. И вдруг разом оборвалось. Все пространство за стенами машины времени заполнила голубоватая дымка. Внизу она быстро густела. И вот из нее навстречу поднялась зеленоватая волна. Лене показалось, что пол качнулся: И верно, началось мерное покачивание. Они поплыли. Волны одна за другой набегали откуда-то издалека. Леня никогда раньше не видел моря. Только по телику. Это было оно! Серое пасмурное небо нависло неприветливой свинцовой крышей. Бескрайняя водная гладь была совершенно пустынна. Никаких признаков жизни.
— А мы назад сможем вернуться? Ведь нас уносит…
Илья Онуфриевич успокоительно кивнул. Между тем, волны убыстряли свой бег. Их «плот» раскачивался все сильнее и сильнее. Вот он оказался на гребне гигантской волны, стремительно летит вниз… Леня побелел. Его стало слегка подташнивать. Лаврентьев, взглянув на него, забеспокоился:
— Поедем назад? С остановками? Леня кивнул.
— Куда заедем: девон? карбон? пермь?
— Пермь (у Лени в городе с этим названием был дядя).
Лаврентьев потянулся к рычажкам. В это время Ленька и увидел Его: огромные членистые конечности, большие фасеточные глаза смотрели злобно и бессмысленно. Леня судорожно схватил Илью Онуфриевича за локоть. Рука того передвинула сразу несколько рычагов, и машина времени, словно самолет, вошедший в облачность, погрузилась в серую пелену. Снова замелькали полосы. Затем наметилась тонкая сеть вертикальных линий, и стали проступать многочисленные стволы деревьев. Но что за причудливые растения образовывали эти заросли! Мощные, совершенно гладкие стволы с расположенными на ветках правильными рядами листьев, а среди них тонкие прямые растения, кора которых была покрыта замысловатым рисунком. Но особенно поражала их расцветка: все деревья были оранжевыми. Гигантские пауки раскинули свои тенета между ветвями, в воздухе мельтешили бесчисленные крупные насекомые. Среди стволов показалось чье-то большое, грязно-зеленое тело. Раздвигая тонкие побеги, по вязкой почве тяжело шагало чудовище с бородавчатой спиной. Огромная, покрытая панцирными пластами голова с глубоко запрятанными глазами, большущая, усеянная коническими зубами пасть. «Б-р-р! Отвратительная тварь!», — подумал Леня.
Лаврентьев взглянул на часы:
— Наше время, кажется, истекает: полчаса прошло. Да и твои приятели, небось, заждались. Поехали назад.
Оранжевые заросли медленно утонули в серой дымке. Вокруг снова были белесые стены.
В кабинете Илья Онуфриевич вернул Лене мяч.
— Забирай свое сокровище. Только, чур, впредь стекла не бить. А то сломаете машину времени.
Леня взял мяч и, глядя в лицо Ильи Онуфриевича, наконец задал вопрос, который все время вертелся у него на кончике языка.
— Скажите, а почему никто не знает, что у Вас есть «машина времени»? Ребята не поверят, что я был в палеозое.
Лаврентьев улыбнулся:
— Ты, Леня, правильно говорил, что создать машину времени невозможно. А это… Это наш лекционный зал, в котором я показал тебе несколько фрагментов из учебных палентолопических фильмов. По этим фильмам студенты института знакомятся с фауной и флорой минувших эпох.
(1973)
Кристалл с вершины Тубуньера
Перед началом очередного полевого сезона я провел полтора месяца в геологических фондах, знакомясь с отчетами прежних экспедиций. Я люблю их читать. Написанные живым, разговорным языком, они содержат обстоятельные описания перипетий походной жизни в множество любопытных сведений, вплоть до цен на продукты и адресов проводников. А отчет Лунегова я читал как приключенческую повесть. Вместе с артелью старателей он предпринял около полувека назад экспедицию в поисках золотоносных россыпей. Лунегов поднялся до верховьев Котильи, но на Тубуньер, в район, где нам предстояло вести поиски, так и не проник. Он писал в отчете: «…артельщики отказались идти со мной, ссылаясь на чудские запреты. Когда-то на Тубуньер, что по-чудскому Пуп Земли, спускался их бог и делил промеж людей всяческие доблести: кому дал силу, кому — ум, кого наградил ловкостью или хитростью, черпая все из большущего сундука. Сундук этот и по сей час там стоит. Немало еще в нем осталось богатств. Кто взойдет на Тубуньер, многим может овладеть: стать ловким, умным, сильным или красивым. Только в наказание боги отнимут у него жизнь раньше, чем он доберется до людских жилищ…» Я аккуратно переписал понравившуюся мне легенду в свою пикетажку.
С базы экспедиции поездом мы добрались до конечной станции — крохотного северного поселка. Я люблю его деревянные тротуары, немногословных жителей, речку, в ледяной прозрачной воде которой водятся хариусы.
Володя Быков, начальник нашего отряда, перед вылетом вынес на карту штурмана намеченную нами точку высадки — в верховьях маленького ручья на восточном склоне Тубуньера. Штурман чуть заметно ухмыльнулся.
— На месте виднее будет.
Когда вертолет по узкому каньону преодолевал Главный Хребет, мы не могли оторваться от блистеров — совсем рядом, казалось рукой подать — проплыли замшелые скалы, которых, возможно, еще не касалась рука геолога. Промелькнули ослепительно белые снежинки, замершие на вершинах в причудливых позах исполинские фигуры каменных великанов…
Восторженный Андрюша Кашин ухватил меня за руку:
— Смотри! А вон останцы — словно роща деревьев! И каменная черепаха!
Тубуньер мне не понравился. Голые склоны, кое-где ржаво-коричневые пятна болотных «окон». Вертолет завис. Но не было видно ни облюбованного нами ручья, ни опушки леса.
Стараясь перекричать рев двигателей, Быков попытался узнать, почему высаживаемся не там, где намечено. Пилот махнул рукой: — Там садиться нельзя. Наклон площадки не тот. Инструкция… Здесь лучше.
Выгрузили багаж. Нам суетливо помогали летчики — им в этот день предстоял еще рейс. И когда вертолет устрекотал куда-то за вершины, мы остались один на один с Тубуньером — Володя Быков, Стае Бабенко, Андрей Кашин, Галочка Корчагина и я.
Володя достал планшет и сориентировался. Мы удрученно рассматривали свои пожитки, громоздившиеся нелепой кучей.
— Кое-что, пожалуй, и не стоило брать, — задумчиво произнес Андрей.
Все невольно заулыбались. Кашин больше всех ратовал за «хорошую укомплектованность», составив длиннющий список «совершенно необходимого». Потом Володя и Стае отправились на рекогносцировку, а мы принялись за голубику — крупной неприторной ягоды было здесь превеликое множество.
— Переберемся к ручью. Отсюда метров пятьсот, — сообщил вернувшийся Быков.
— Под гору груз сам нас будет толкать. Закон всемирного тяготения.
Из двух раскладушек соорудили носилки. Я уныло наблюдал, как под тяжестью поклажи выгибались хлипкие алюминиевые конструкции моей кровати. Где-то впереди маячили Володя и Андрей. Галина несла Володино ружье. Глядя на нее, я, наконец, осознал, почему женщин так неохотно берут в тяжелые экспедиции.
Лагерь разбили под вечер у ручья, в нескольких десятках метров от останца причудливых очертаний.
— Прямо-таки рыцарский замок! — восхитился Андрей. Но сходив к «замку», вернулся разочарованный.
— Диабаз. Зеленая основная масса и амилдалоиды, посветлее…
Потекла повседневная полевая жизнь. По утрам дежурный готовил на костре завтрак из концентратов, и мы отправлялись в маршруты.
Уже в первые дни натолкнулись на цепочку магнитных аномалий, рассекавшую Тубуньер. На аномалиях обнажались в виде гребешков зеленовато-серые породы.
— Дайки габбро. Тектонический шов, — заключил Володя, — сами интереса не представляют. Но вдоль разрыва под влиянием гидротерм могли формироваться рудные залежи.
Признаков руды мы, однако, не находили. Налазившись с приборами по курумнику, в лагерь возвращались под йечер. Первые дни мечтали только о том, как бы поскорее добраться до своих спальных мешков. А потом я вдруг стал чувствовать — есть нерастраченный запас сил. Остальные тоже уже не спешили залезать в свои спальники. Галочка по собственной инициативе стала перемывать нашу посуду. Я заметил — она здорово изменилась. Веснушчатое личико ее неожиданно похорошело — бесформенная пуговка носа оказалась довольно приятных очертаний, а глаза не такими уж маленькими и заплывшими. Свежий воздух? Здоровая пища? Неужто они вместе с простым физическим трудом так преобразили эту коренную горожанку, дышавшую раньше только каменной пылью асфальтовых мостовых? Не только я заметил перемены в Гале. Все чаше Володя помогал ей мыть посуду в ручье. Процедура эта с каждым разом все более затягивалась. Возвращаясь, они тихонько переговаривались о чем-то своем. А потом они облюбовали для прогулок Замок…
Володя, который еще недавно всем нам казался «стариком» (ему уже исполнилось тридцать восемь лет), тоже разительно переменился. Помолодел пропали намечавшиеся складки у рта и носа, глаза стали ярче и в них появились какая-то детская распахнутость и незащищенность. С каждым днем он нравился мне все больше — умный, простой и симпатичный парень. И очень сильный: как-то он один поднял ящик с приборами!
Выходной был вызван небольшим тягучим дождиком. Во второй половине дня посветлело и подсохло. Андрей отправился обследовать группу останцев к западу от Замка. Страстный «камнелюб», Кашин все еще не обнаружил на Тубуньере ничего, достойного занять место в его коллекции. Вернулся он часа через два, мокрый и без единого образца.
— Пусто. Одни кварцитопесчаники. Тоже мне, легендарный Тубуньер! Кстати, о легендах. Знаешь, Ивар, Замок с тех останцов напоминает раскрытый сундук. Может, права твоя легенда? Сходи, вдруг подберешь себе какой ни па есть талантишко?
Я ему не поверил. Но мне надоело валяться весь день на кровати. Я оделся полегче — энцефалитник, кеды, подхватил андрюшкин молоток и отправился за чудскими сокровищами.
Вблизи Замок не производил величественного впечатления: стены, амбразуры, башенки превращались в нагромождения глыб разной величины и очертаний. Я обошел Замок, по привычке считая шаги. Он имел форму почти правильного прямоугольника. Решив взобраться наверх, я пригляделся к уступам и расщелинам и пришел к выводу, что одна из них более или менее удобна для подъема.
Скалолаз из меня никудышный: на крупные обнажения всегда забираюсь с малоприятным холодком внутри. Боюсь высоты. Со стороны я, наверное, был очень смешон, когда, раскорячившись и цепляясь за неровности стенок, карабкался на вершину Замка. При этом я старался не думать о предстоящем спуске.
Не знаю, сколько времени мне понадобилось на подъем. Во всяком случае, не меньше, чем вечность. Вот, наконец, вершина. Я присел, стараясь отдышаться и унять сердцебиение. Почувствовав себя бодрее, огляделся, заглянул вниз. Действительно, Замок можно было в какой-то мере уподобить раскрытому сундуку. Я ссыпался вниз, в центральное углубление, чтобы ознакомиться с его содержанием.
Ага, чудской бог скорее всего восседал вот на этой выступающей в виде кресла кварцевой жиле! Я трахнул по кварцу молотком, брызнули искры. Найти что-либо интересное я не надеялся, потому по-настоящему обрадовался, когда в одной из пустоток увидел несколько золотистых кристалликов. Они были невелики, всего несколько миллиметров, но необычной огранки. Ничего подобного я не видел даже в знаменитом на весь мир институтском геологическом музее.
Я принялся долбить породу, стремясь выколотить штуф так, чтобы не повредить кристаллы. Однако чертов кварц крошился, и вскоре все кристаллы осыпались. Я было приуныл. Но поразмыслив, решил, что раз уж растворы какого-то таинственного состава циркулировали здесь, должны быть и другие занорыши. И я принялся за работу. Долбил, расшатывал глыбы диабаза и кварца и снова долбил… Куски кварца, которые мне приходилось выгребать руками, были острыми, как бритва. Скоро порезов на моих ладонях было не счесть. Я буквально вгрызался в жилу, и в конце концов мне сказочно повезло. Я нашел его, этот занорыш, а в нем — большущий золотистый кристалл изумительной чистоты, еще штук пять поменьше и с десяток совсем маленьких. Несколько минут я любовался ими, опустившись на землю и не решаясь притронуться к ним своими окровавленными руками. Потом взялся за молоток, и вскоре они лежали в моем рюкзаке, бережно упакованные в оберточную бумагу. Окрыленный, я быстро преодолел спуск. Откуда только взялись ловкость, сноровка и смелость.
С базы экспедиции поездом мы добрались до конечной станции — крохотного северного поселка. Я люблю его деревянные тротуары, немногословных жителей, речку, в ледяной прозрачной воде которой водятся хариусы.
Володя Быков, начальник нашего отряда, перед вылетом вынес на карту штурмана намеченную нами точку высадки — в верховьях маленького ручья на восточном склоне Тубуньера. Штурман чуть заметно ухмыльнулся.
— На месте виднее будет.
Когда вертолет по узкому каньону преодолевал Главный Хребет, мы не могли оторваться от блистеров — совсем рядом, казалось рукой подать — проплыли замшелые скалы, которых, возможно, еще не касалась рука геолога. Промелькнули ослепительно белые снежинки, замершие на вершинах в причудливых позах исполинские фигуры каменных великанов…
Восторженный Андрюша Кашин ухватил меня за руку:
— Смотри! А вон останцы — словно роща деревьев! И каменная черепаха!
Тубуньер мне не понравился. Голые склоны, кое-где ржаво-коричневые пятна болотных «окон». Вертолет завис. Но не было видно ни облюбованного нами ручья, ни опушки леса.
Стараясь перекричать рев двигателей, Быков попытался узнать, почему высаживаемся не там, где намечено. Пилот махнул рукой: — Там садиться нельзя. Наклон площадки не тот. Инструкция… Здесь лучше.
Выгрузили багаж. Нам суетливо помогали летчики — им в этот день предстоял еще рейс. И когда вертолет устрекотал куда-то за вершины, мы остались один на один с Тубуньером — Володя Быков, Стае Бабенко, Андрей Кашин, Галочка Корчагина и я.
Володя достал планшет и сориентировался. Мы удрученно рассматривали свои пожитки, громоздившиеся нелепой кучей.
— Кое-что, пожалуй, и не стоило брать, — задумчиво произнес Андрей.
Все невольно заулыбались. Кашин больше всех ратовал за «хорошую укомплектованность», составив длиннющий список «совершенно необходимого». Потом Володя и Стае отправились на рекогносцировку, а мы принялись за голубику — крупной неприторной ягоды было здесь превеликое множество.
— Переберемся к ручью. Отсюда метров пятьсот, — сообщил вернувшийся Быков.
— Под гору груз сам нас будет толкать. Закон всемирного тяготения.
Из двух раскладушек соорудили носилки. Я уныло наблюдал, как под тяжестью поклажи выгибались хлипкие алюминиевые конструкции моей кровати. Где-то впереди маячили Володя и Андрей. Галина несла Володино ружье. Глядя на нее, я, наконец, осознал, почему женщин так неохотно берут в тяжелые экспедиции.
Лагерь разбили под вечер у ручья, в нескольких десятках метров от останца причудливых очертаний.
— Прямо-таки рыцарский замок! — восхитился Андрей. Но сходив к «замку», вернулся разочарованный.
— Диабаз. Зеленая основная масса и амилдалоиды, посветлее…
Потекла повседневная полевая жизнь. По утрам дежурный готовил на костре завтрак из концентратов, и мы отправлялись в маршруты.
Уже в первые дни натолкнулись на цепочку магнитных аномалий, рассекавшую Тубуньер. На аномалиях обнажались в виде гребешков зеленовато-серые породы.
— Дайки габбро. Тектонический шов, — заключил Володя, — сами интереса не представляют. Но вдоль разрыва под влиянием гидротерм могли формироваться рудные залежи.
Признаков руды мы, однако, не находили. Налазившись с приборами по курумнику, в лагерь возвращались под йечер. Первые дни мечтали только о том, как бы поскорее добраться до своих спальных мешков. А потом я вдруг стал чувствовать — есть нерастраченный запас сил. Остальные тоже уже не спешили залезать в свои спальники. Галочка по собственной инициативе стала перемывать нашу посуду. Я заметил — она здорово изменилась. Веснушчатое личико ее неожиданно похорошело — бесформенная пуговка носа оказалась довольно приятных очертаний, а глаза не такими уж маленькими и заплывшими. Свежий воздух? Здоровая пища? Неужто они вместе с простым физическим трудом так преобразили эту коренную горожанку, дышавшую раньше только каменной пылью асфальтовых мостовых? Не только я заметил перемены в Гале. Все чаше Володя помогал ей мыть посуду в ручье. Процедура эта с каждым разом все более затягивалась. Возвращаясь, они тихонько переговаривались о чем-то своем. А потом они облюбовали для прогулок Замок…
Володя, который еще недавно всем нам казался «стариком» (ему уже исполнилось тридцать восемь лет), тоже разительно переменился. Помолодел пропали намечавшиеся складки у рта и носа, глаза стали ярче и в них появились какая-то детская распахнутость и незащищенность. С каждым днем он нравился мне все больше — умный, простой и симпатичный парень. И очень сильный: как-то он один поднял ящик с приборами!
Выходной был вызван небольшим тягучим дождиком. Во второй половине дня посветлело и подсохло. Андрей отправился обследовать группу останцев к западу от Замка. Страстный «камнелюб», Кашин все еще не обнаружил на Тубуньере ничего, достойного занять место в его коллекции. Вернулся он часа через два, мокрый и без единого образца.
— Пусто. Одни кварцитопесчаники. Тоже мне, легендарный Тубуньер! Кстати, о легендах. Знаешь, Ивар, Замок с тех останцов напоминает раскрытый сундук. Может, права твоя легенда? Сходи, вдруг подберешь себе какой ни па есть талантишко?
Я ему не поверил. Но мне надоело валяться весь день на кровати. Я оделся полегче — энцефалитник, кеды, подхватил андрюшкин молоток и отправился за чудскими сокровищами.
Вблизи Замок не производил величественного впечатления: стены, амбразуры, башенки превращались в нагромождения глыб разной величины и очертаний. Я обошел Замок, по привычке считая шаги. Он имел форму почти правильного прямоугольника. Решив взобраться наверх, я пригляделся к уступам и расщелинам и пришел к выводу, что одна из них более или менее удобна для подъема.
Скалолаз из меня никудышный: на крупные обнажения всегда забираюсь с малоприятным холодком внутри. Боюсь высоты. Со стороны я, наверное, был очень смешон, когда, раскорячившись и цепляясь за неровности стенок, карабкался на вершину Замка. При этом я старался не думать о предстоящем спуске.
Не знаю, сколько времени мне понадобилось на подъем. Во всяком случае, не меньше, чем вечность. Вот, наконец, вершина. Я присел, стараясь отдышаться и унять сердцебиение. Почувствовав себя бодрее, огляделся, заглянул вниз. Действительно, Замок можно было в какой-то мере уподобить раскрытому сундуку. Я ссыпался вниз, в центральное углубление, чтобы ознакомиться с его содержанием.
Ага, чудской бог скорее всего восседал вот на этой выступающей в виде кресла кварцевой жиле! Я трахнул по кварцу молотком, брызнули искры. Найти что-либо интересное я не надеялся, потому по-настоящему обрадовался, когда в одной из пустоток увидел несколько золотистых кристалликов. Они были невелики, всего несколько миллиметров, но необычной огранки. Ничего подобного я не видел даже в знаменитом на весь мир институтском геологическом музее.
Я принялся долбить породу, стремясь выколотить штуф так, чтобы не повредить кристаллы. Однако чертов кварц крошился, и вскоре все кристаллы осыпались. Я было приуныл. Но поразмыслив, решил, что раз уж растворы какого-то таинственного состава циркулировали здесь, должны быть и другие занорыши. И я принялся за работу. Долбил, расшатывал глыбы диабаза и кварца и снова долбил… Куски кварца, которые мне приходилось выгребать руками, были острыми, как бритва. Скоро порезов на моих ладонях было не счесть. Я буквально вгрызался в жилу, и в конце концов мне сказочно повезло. Я нашел его, этот занорыш, а в нем — большущий золотистый кристалл изумительной чистоты, еще штук пять поменьше и с десяток совсем маленьких. Несколько минут я любовался ими, опустившись на землю и не решаясь притронуться к ним своими окровавленными руками. Потом взялся за молоток, и вскоре они лежали в моем рюкзаке, бережно упакованные в оберточную бумагу. Окрыленный, я быстро преодолел спуск. Откуда только взялись ловкость, сноровка и смелость.