Страница:
— Какого склерозина? — удивилась Брусницына. — Я что-то не припомню такого препарата в нашей аптечке.
ЧИСТОЕ ОЗЕРО ДЕТСТВА
ПРОБЛЕСК МЫСЛИ
ДЕЛО И СЛОВО
МАРТЫШКИН И ОЧКИ
ЛАМПА АЛЛЫ ДИНОВОЙ
ЛЕКАРСТВО ОТ СТРАХА
ХАРАКТЕР
КОМАНДИРОВКА В ЛАПУТИЮ
КОСМИЧЕСКАЯ УГРОЗА
ЧИСТОЕ ОЗЕРО ДЕТСТВА
Так медленно ездили, наверно, лет сто или двести назад, во времена ямщиков. Эшелон, которым эвакуировался на восток Олег с матерью и старшим братом, то сутками простаивал на крохотных станциях и полустанках, то, слегка притормозив в голом поле, вновь набирал скорость. В конце концов, он остановился в каком-то тупике и обитатели теплушек со своим скудным скарбом разбрелись по засыпанному до крыш снегом городку. Зима была диковинкой для южанина Олега — никогда ему не приходилось видеть столько снега сразу.
С новыми одноклассниками он сходился туго. Только к весне, наконец, сдружился с Вовкой Малышевым, худым большеголовым пацаном с белесыми бровками. Зима, голодная и холодная, казавшаяся бесконечной, ушла сразу. Уроки в школе закончились, тихие малолюдные улочки городка покрылась веселой зеленой травой…
— Аида на Чистое озеро! — предложил Вовка, заглянувший в Олегу июльским утром. — Берег там — песочек! Вода прозрачная как стеклышко! Каждая песчинка на дне видна. А теплая какая! Только, чур, Олежка, к Острову не заплывать. Там ведьмина изба стоит. Того, кто близко подплывет, бьет судорогой. Сашка Андреев на спор поплыл, у самого берега тонуть стал, едва братья Агурцовы выручили, на лодке. Рассказывали потом: гребем, гребем… и вдруг в жар бросило, силы совсем не стало. И деревья на том острове второй год голые стоят…
— Ладно уж сочинять! Ключи, небось, холодные у берега бьют, вот и опасно. А деревья… кто-нибудь костер оставил незатушенный, вот они и обгорели.
…Приятели плавали долго, до посинения. Отогревались на нежном белом песочке, закапываясь в него так, что торчали одни головы. Потом Вовка отыскал два бревнышка, которые тотчас были поименованы линкорами «Гром» и «Витязь». Завязался морской бой. Олегу корабль достался поменьше, и ему пришлось отступить. Но неожиданно Вовка Малышев заныл.
— Х-х-х-х-о-о-ло-д-но… — начал он заикаться. — Остров ря-а-дом… Плы-вем н-назад… с-скорее…
Олег оглянулся на совсем близкий теперь островок. Вроде, вполне мирный, ничего страшного там не было видно. Ну, пожухлая трава, черные пошатнувшиеся деревья… А это что за пещерки скрываются за голыми прутьями кустарника?
Олег всегда старался не показать своего страха. Несмотря на озноб, он решил проплыть до ближайшего песчаного мыска. И тут ему неожиданна стало жарко. Даже душно. Ледяная вода нисколько не охлаждала пылающую огнем кожу. На острове отчетливо виднелись черные зевы каких-то построек, прилепившихся друг к дружке. До мыска было рукой подать, но Олег понял, что не осилит последние метры: тысячи невидимых иголочек впились в тело, подступила тошнота… Олег уж и не помнил, как добрался до берега, где его ждал встревоженный Вовка.
— Ну, куда ты полез? Я же тебя предупреждал!
— Вовка, а давно там эти развалины?
— Нет. Года два. Мишка Кавунов с брательником там перед самой войной что-то мастерили… На фронте сейчас оба. А в их сараюшке нечистая сила поселилась…
Командировке в Среднегорск Олег Бреднев даже обрадовался. Вспомнилось несытое военное детство, проведенное в этом городке.
Среднегорск на удивление мало изменился. Правда, дома показались Олегу пониже, чем он их помнил с детства, а Чистое озеро заметно усохшим. Но по-прежнему белела песочком чистая полоска пляжа, все та же стояла здесь необычная тишина, искрилась вода на солнце, черными остовами погибших деревьев щетинился островок. Щетина, впрочем, заметно поредела, а темные пещерки сарайчиков в глубине кустарников потеряли былую геометрическую правильность. Наверно, нечистая сила тоже не совладала со временем… Интересно все-таки, что же это за нечистая сила таилась в них?
Ба, да там, кажется, что-то зеленеет! Заинтересовавшийся Оли быстро разделся и переплыл не такую уж и широкую протоку.
Берег островка был покрыт увядающей, но еще живой травой, усыпан черными, словно обгоревшими, сучьями. Там и здесь пробивались ярко-зеленые пятна свежего мха.
«Что же мастерили здесь братья Кавуновы?»
Олег обошел в недоумении ряды маленьких сараюшек, сложенных из трухлявого бруса. Тесно прижавшиеся друг к другу, они были открыты в сторону озера, обветшали и местами обрушились. Олег брел вдоль них и как когда-то испытывал то озноб, то будто дуновение теплого ветерка… Голова была необыкновенно легкой, чуть-чуть кружилась.
Кавуновское сооружение, когда Олег прошел вдоль него до конца и рассмотрел целиком, показалось ему похожим на фантастические однорядные соты каких-то невероятно огромных инопланетных насекомых.
«А что, если те, для кого они строились, вдруг прилетят сюда?» — мелькнула нелепая мысль. И Олег рассмеялся. «Ну, что за бред! И все же пора возвращаться в гостиницу».
Олег уже повернулся, чтобы отправиться назад, когда взгляд его зацепился за калитку, висевшую на единственной уцелевшей петле. «Как ворота брошенной крепости», — подумалось Олегу, и он подошел к калитке. Там, за ней, будто сошедшие с ума, буйствовали невиданные им никогда растения: лопухи, величиной с одеяло, какие-то цветы, размером с блюдце… Они совсем заглушили тропу, ведущую к землянке.
«Неужто здесь никто так и не ходит с тех незапамятных времен?» — удивлялся Олег, направляясь к землянке.
В ней было темновато, но глаза быстро привыкли к полумраку. В одном углу были набросаны какие-то тряпки, а в другом лежали два топора, двуручная пила, еще какой-то инструмент, ящик с гвоздями. На столе из грубооструганных досок — свечка и тетрадь. Прихватив тетрадь, Олег вышел наружу. Округлые буквы, точно нанизанные на невидимую нить, бежали по косым линейкам, склонившись влево.
Первые страницы в тетради оказались выдраны, остались только кое-где обрывки у корешка. Записи были бессистемные, случайные: «…если поднести руку к ячейкам сот земляных пчел, то появляется ощущение тепла или холода. Пробовал измерить температуру воздуха на выходе — неизменна. Или градусник недостаточно чувствителен?»
«Подговорил Дениску повторить мой опыт с ячейками. У него совсем другие ощущения: покалывание, судороги и даже головокружение. А у Борьки — тошнота! Значит, у него давит на нервную систему. Но что именно? Денис толкует: мол, пчелы оставили там ядовитое вещество, а вот мне кажется — все дело в геометрии этих полостей, их форме, размерах и расположении. В их фигуре! Спорили мы долго, даже слегка разругались. Решили для эксперимента соорудить на островке увеличенную модель».
«Экспериментаторы мы оказались никудышные. Модели сделали из глины. И никакого результата. Денис торжествует. Но мне кажется, он рановато радуется. Глина — не тот материал, который нам нужен. Да и поточнее придется измерить углы камер, поискать правильные соотношения между плоскостями. Построже соблюсти все пропорции, а не спешить, делая все на глазок».
«Точность и еще раз максимальная точность!»
«Наконец-то! Дениска прикусил свой болтливый язычок, когда его хорошенько трахнуло „невесть что“! Отец стал ворчать — попал ненароком пару раз под Излучатель. Грозился всыпать нам по первое число. Решили перебраться с Денисом на остров, что на Чистом озере. Там сейчас никого — вода холодная и купаться уже нельзя».
«Сделали из плотно пригнанных брусьев увеличенную модель Излучателя, шестикамерную. За наделю вокруг пожелтела вся трава, и ушли куда-то мураши. Или просто зима надвигается? Как бы нам лесник не накостылял за наши эксперименты!»
«Идея! Решили соорудить из камер „ограду“ вокруг острова, чтобы нам никто не мешал. А ведь подобную ограду можно, наверно, построить и вдоль государственной границы, и тогда враг к ней не сможет подступить!»
«Ходил со своим предложением в военкомат. Но военком, дядя серьезный, выслушал меня внимательно и раскритиковал в пух и прах. Говорит, из самой небольшой пушки враги размечут твои каморки за полчаса. Но мы подумаем и докажем!»
«Две недели сооружали с Денисом на острове Крепость из наших сот. Весь брус перевели. Отец ругается: мол, занялись детскими игрушками, хозяйство забросили. Но зато получилось! Действует! С востока оставили вход, со стороны Топкого болота, свободный от излучения. Денис небрежничает, нарушает пропорции. Сегодня у него получилась камера, генерирующая положительные эмоции. Так он насобирает „гостей“ полный остров».
«Крепость почти готова, а вот отталкивающий эффект слабоват!»
«Итак, фашисты напали на нас! Ходили с Денисом в военкомат. Записывались добровольцами. Думаем, это продлится недолго. Приду с победой — достроим свою Крепость».
«Проводили вчера Митю. А мне военком велел подрасти. Сегодня присмотрелся к нашей Крепости. Пора взрослеть, игры кончились. Во „дворе“ Крепости, где контур „хорошего“ излучения, заметил, что трава поднялась почти в рост человека. А что если… Попробую и я пожить здесь…»
«Перебрался в землянку и живу здесь вторую неделю. Через день делаю зарубки на косяке. Подрос на двенадцать сантиметров! Завтра опять схожу в военкомат!»
Больше в тетради записей не было. Последующие листы оказались чистыми.
Они защитили чистое озеро своего и нашего детства…
С новыми одноклассниками он сходился туго. Только к весне, наконец, сдружился с Вовкой Малышевым, худым большеголовым пацаном с белесыми бровками. Зима, голодная и холодная, казавшаяся бесконечной, ушла сразу. Уроки в школе закончились, тихие малолюдные улочки городка покрылась веселой зеленой травой…
— Аида на Чистое озеро! — предложил Вовка, заглянувший в Олегу июльским утром. — Берег там — песочек! Вода прозрачная как стеклышко! Каждая песчинка на дне видна. А теплая какая! Только, чур, Олежка, к Острову не заплывать. Там ведьмина изба стоит. Того, кто близко подплывет, бьет судорогой. Сашка Андреев на спор поплыл, у самого берега тонуть стал, едва братья Агурцовы выручили, на лодке. Рассказывали потом: гребем, гребем… и вдруг в жар бросило, силы совсем не стало. И деревья на том острове второй год голые стоят…
— Ладно уж сочинять! Ключи, небось, холодные у берега бьют, вот и опасно. А деревья… кто-нибудь костер оставил незатушенный, вот они и обгорели.
…Приятели плавали долго, до посинения. Отогревались на нежном белом песочке, закапываясь в него так, что торчали одни головы. Потом Вовка отыскал два бревнышка, которые тотчас были поименованы линкорами «Гром» и «Витязь». Завязался морской бой. Олегу корабль достался поменьше, и ему пришлось отступить. Но неожиданно Вовка Малышев заныл.
— Х-х-х-х-о-о-ло-д-но… — начал он заикаться. — Остров ря-а-дом… Плы-вем н-назад… с-скорее…
Олег оглянулся на совсем близкий теперь островок. Вроде, вполне мирный, ничего страшного там не было видно. Ну, пожухлая трава, черные пошатнувшиеся деревья… А это что за пещерки скрываются за голыми прутьями кустарника?
Олег всегда старался не показать своего страха. Несмотря на озноб, он решил проплыть до ближайшего песчаного мыска. И тут ему неожиданна стало жарко. Даже душно. Ледяная вода нисколько не охлаждала пылающую огнем кожу. На острове отчетливо виднелись черные зевы каких-то построек, прилепившихся друг к дружке. До мыска было рукой подать, но Олег понял, что не осилит последние метры: тысячи невидимых иголочек впились в тело, подступила тошнота… Олег уж и не помнил, как добрался до берега, где его ждал встревоженный Вовка.
— Ну, куда ты полез? Я же тебя предупреждал!
— Вовка, а давно там эти развалины?
— Нет. Года два. Мишка Кавунов с брательником там перед самой войной что-то мастерили… На фронте сейчас оба. А в их сараюшке нечистая сила поселилась…
Командировке в Среднегорск Олег Бреднев даже обрадовался. Вспомнилось несытое военное детство, проведенное в этом городке.
Среднегорск на удивление мало изменился. Правда, дома показались Олегу пониже, чем он их помнил с детства, а Чистое озеро заметно усохшим. Но по-прежнему белела песочком чистая полоска пляжа, все та же стояла здесь необычная тишина, искрилась вода на солнце, черными остовами погибших деревьев щетинился островок. Щетина, впрочем, заметно поредела, а темные пещерки сарайчиков в глубине кустарников потеряли былую геометрическую правильность. Наверно, нечистая сила тоже не совладала со временем… Интересно все-таки, что же это за нечистая сила таилась в них?
Ба, да там, кажется, что-то зеленеет! Заинтересовавшийся Оли быстро разделся и переплыл не такую уж и широкую протоку.
Берег островка был покрыт увядающей, но еще живой травой, усыпан черными, словно обгоревшими, сучьями. Там и здесь пробивались ярко-зеленые пятна свежего мха.
«Что же мастерили здесь братья Кавуновы?»
Олег обошел в недоумении ряды маленьких сараюшек, сложенных из трухлявого бруса. Тесно прижавшиеся друг к другу, они были открыты в сторону озера, обветшали и местами обрушились. Олег брел вдоль них и как когда-то испытывал то озноб, то будто дуновение теплого ветерка… Голова была необыкновенно легкой, чуть-чуть кружилась.
Кавуновское сооружение, когда Олег прошел вдоль него до конца и рассмотрел целиком, показалось ему похожим на фантастические однорядные соты каких-то невероятно огромных инопланетных насекомых.
«А что, если те, для кого они строились, вдруг прилетят сюда?» — мелькнула нелепая мысль. И Олег рассмеялся. «Ну, что за бред! И все же пора возвращаться в гостиницу».
Олег уже повернулся, чтобы отправиться назад, когда взгляд его зацепился за калитку, висевшую на единственной уцелевшей петле. «Как ворота брошенной крепости», — подумалось Олегу, и он подошел к калитке. Там, за ней, будто сошедшие с ума, буйствовали невиданные им никогда растения: лопухи, величиной с одеяло, какие-то цветы, размером с блюдце… Они совсем заглушили тропу, ведущую к землянке.
«Неужто здесь никто так и не ходит с тех незапамятных времен?» — удивлялся Олег, направляясь к землянке.
В ней было темновато, но глаза быстро привыкли к полумраку. В одном углу были набросаны какие-то тряпки, а в другом лежали два топора, двуручная пила, еще какой-то инструмент, ящик с гвоздями. На столе из грубооструганных досок — свечка и тетрадь. Прихватив тетрадь, Олег вышел наружу. Округлые буквы, точно нанизанные на невидимую нить, бежали по косым линейкам, склонившись влево.
Первые страницы в тетради оказались выдраны, остались только кое-где обрывки у корешка. Записи были бессистемные, случайные: «…если поднести руку к ячейкам сот земляных пчел, то появляется ощущение тепла или холода. Пробовал измерить температуру воздуха на выходе — неизменна. Или градусник недостаточно чувствителен?»
«Подговорил Дениску повторить мой опыт с ячейками. У него совсем другие ощущения: покалывание, судороги и даже головокружение. А у Борьки — тошнота! Значит, у него давит на нервную систему. Но что именно? Денис толкует: мол, пчелы оставили там ядовитое вещество, а вот мне кажется — все дело в геометрии этих полостей, их форме, размерах и расположении. В их фигуре! Спорили мы долго, даже слегка разругались. Решили для эксперимента соорудить на островке увеличенную модель».
«Экспериментаторы мы оказались никудышные. Модели сделали из глины. И никакого результата. Денис торжествует. Но мне кажется, он рановато радуется. Глина — не тот материал, который нам нужен. Да и поточнее придется измерить углы камер, поискать правильные соотношения между плоскостями. Построже соблюсти все пропорции, а не спешить, делая все на глазок».
«Точность и еще раз максимальная точность!»
«Наконец-то! Дениска прикусил свой болтливый язычок, когда его хорошенько трахнуло „невесть что“! Отец стал ворчать — попал ненароком пару раз под Излучатель. Грозился всыпать нам по первое число. Решили перебраться с Денисом на остров, что на Чистом озере. Там сейчас никого — вода холодная и купаться уже нельзя».
«Сделали из плотно пригнанных брусьев увеличенную модель Излучателя, шестикамерную. За наделю вокруг пожелтела вся трава, и ушли куда-то мураши. Или просто зима надвигается? Как бы нам лесник не накостылял за наши эксперименты!»
«Идея! Решили соорудить из камер „ограду“ вокруг острова, чтобы нам никто не мешал. А ведь подобную ограду можно, наверно, построить и вдоль государственной границы, и тогда враг к ней не сможет подступить!»
«Ходил со своим предложением в военкомат. Но военком, дядя серьезный, выслушал меня внимательно и раскритиковал в пух и прах. Говорит, из самой небольшой пушки враги размечут твои каморки за полчаса. Но мы подумаем и докажем!»
«Две недели сооружали с Денисом на острове Крепость из наших сот. Весь брус перевели. Отец ругается: мол, занялись детскими игрушками, хозяйство забросили. Но зато получилось! Действует! С востока оставили вход, со стороны Топкого болота, свободный от излучения. Денис небрежничает, нарушает пропорции. Сегодня у него получилась камера, генерирующая положительные эмоции. Так он насобирает „гостей“ полный остров».
«Крепость почти готова, а вот отталкивающий эффект слабоват!»
«Итак, фашисты напали на нас! Ходили с Денисом в военкомат. Записывались добровольцами. Думаем, это продлится недолго. Приду с победой — достроим свою Крепость».
«Проводили вчера Митю. А мне военком велел подрасти. Сегодня присмотрелся к нашей Крепости. Пора взрослеть, игры кончились. Во „дворе“ Крепости, где контур „хорошего“ излучения, заметил, что трава поднялась почти в рост человека. А что если… Попробую и я пожить здесь…»
«Перебрался в землянку и живу здесь вторую неделю. Через день делаю зарубки на косяке. Подрос на двенадцать сантиметров! Завтра опять схожу в военкомат!»
Больше в тетради записей не было. Последующие листы оказались чистыми.
Они защитили чистое озеро своего и нашего детства…
ПРОБЛЕСК МЫСЛИ
— Фамилия?
— Птушкин. Роман Палыч.
— Возраст?
— Тридцать три. — Где работаете?
— Научный сотрудник НИИ ЧТО.
— На что жалуетесь?
— Плохо мне, доктор. Голова просто разламывается.
Доктор пощупал пульс, после тщательного осмотра еще раз изучил историю болезни. Температура, давление, анализы — все в норме.
— Давно страдаете?
— Третий день.
— Расскажите все по порядку.
— Третьего дня, утром приходит Артем Разов с ГМ…
— Простите, с кем?
— С Генератором мыслей. По моей просьбе соорудил. Разова еще в первом классе обязали мне помогать по всем предметам. Он всегда был старательным. В школе решал мне задачки, в институте — писал шпаргалки. И теперь помогает. Привык, знаете. А меня в последнее время шеф изводить стал. «У вас, Птушкин, ни проблеска мысли!» Вот Разов и собрал эту штуку, чтобы я соответствовал. Принес, показал, где плоскость разумения, где что… Научил включать. Прихватил я аппаратик на работу. Включил, устроился вздремнуть, но не тут-то было. Чувствую себя не в форме. Дискомфортность какую-то. И сосед мой, Иван Семенович, трудяга, гляжу в окно уставился и чему-то улыбается. Я жду мыслей, а в голову лезет всякая дрянь: о рыбалке, о новом костюме, о запчастях для «Волги» и прочее…
— Может, прибор вредно действует на вашу психику?
— Может. Но я его сразу вырубил. А голова все равно трещит!
— Вы остепененный?
— Да. Кандидат.
— Сам? Или снова Разов?
— Содействовал.
— Ясно, — сказал доктор и стал писать рецепт.
…Аптека была по дороге домой, и Птушкин заскочил в нее. Девушка в окошечке долго изучала рецепт. Очередь зароптала. Аптекарша вернула бланк.
— Вам не сюда. Наверно, в ЖЭК.
Отойдя от прилавка Птушкин прочел: «Сменить работу. Лучше дворником». В голове творилось прежнее мельтешение, и Роман Павлович явственно ощутил болезненный процесс рождения первой мысли: «А вдруг поможет?»
— Птушкин. Роман Палыч.
— Возраст?
— Тридцать три. — Где работаете?
— Научный сотрудник НИИ ЧТО.
— На что жалуетесь?
— Плохо мне, доктор. Голова просто разламывается.
Доктор пощупал пульс, после тщательного осмотра еще раз изучил историю болезни. Температура, давление, анализы — все в норме.
— Давно страдаете?
— Третий день.
— Расскажите все по порядку.
— Третьего дня, утром приходит Артем Разов с ГМ…
— Простите, с кем?
— С Генератором мыслей. По моей просьбе соорудил. Разова еще в первом классе обязали мне помогать по всем предметам. Он всегда был старательным. В школе решал мне задачки, в институте — писал шпаргалки. И теперь помогает. Привык, знаете. А меня в последнее время шеф изводить стал. «У вас, Птушкин, ни проблеска мысли!» Вот Разов и собрал эту штуку, чтобы я соответствовал. Принес, показал, где плоскость разумения, где что… Научил включать. Прихватил я аппаратик на работу. Включил, устроился вздремнуть, но не тут-то было. Чувствую себя не в форме. Дискомфортность какую-то. И сосед мой, Иван Семенович, трудяга, гляжу в окно уставился и чему-то улыбается. Я жду мыслей, а в голову лезет всякая дрянь: о рыбалке, о новом костюме, о запчастях для «Волги» и прочее…
— Может, прибор вредно действует на вашу психику?
— Может. Но я его сразу вырубил. А голова все равно трещит!
— Вы остепененный?
— Да. Кандидат.
— Сам? Или снова Разов?
— Содействовал.
— Ясно, — сказал доктор и стал писать рецепт.
…Аптека была по дороге домой, и Птушкин заскочил в нее. Девушка в окошечке долго изучала рецепт. Очередь зароптала. Аптекарша вернула бланк.
— Вам не сюда. Наверно, в ЖЭК.
Отойдя от прилавка Птушкин прочел: «Сменить работу. Лучше дворником». В голове творилось прежнее мельтешение, и Роман Павлович явственно ощутил болезненный процесс рождения первой мысли: «А вдруг поможет?»
ДЕЛО И СЛОВО
казалось, что я неплохо изучил повадки Великого сыщика. Поэтому, когда заметил, что Апетс поспешно поднялся из своего любимого кресла и взялся за скрипку, мгновенно сообразил, что по лестнице поднимается клиент, которого Апетс решил ошеломить своей игрой. «Человека особенно легко раскусить в минуты растерянности» — не раз поучал меня Степа. А своей игрой Апетс мог ошеломить кого угодно, так как никогда не учился музыке к слуха был лишен абсолютно.
Вошедший высокий мужчина несмотря на теплынь был в меховой шапке. Заслышав «игру» Апетса, он замер в дверях, словно кролик перед удавом. Пророкотал:
— Я, кажется, ошибся адресом…
— Нет, вы попали именно туда, куда шли. Вам нужен Степа Апетс? Это я. А вот мой друг, доктор… Присаживайтесь, снимите шапку. Не стесняйтесь, как видите, я тоже лыс. Лысина значительно увеличивает полезную площадь лба… Итак, что вас привело ко мне?
— Горе! — загудел посетитель, сняв, наконец, шапку и стряхнув капли пота с лысины. — Спасите меня! Все, все оборачивается против меня!
— Успокойтесь, пожалуйста, — привычно приободрил его Апетс. — Все будет хорошо. Чаю? Кофе? Сигарету? Не хотите… Так что же все-таки случилось, мистер…
— К.А. Сатка… Я ни в чем не виноват, клянусь вам!
— Мы вам охотно верим! Но расскажите нам все по порядку.
— Я и мой кузен, Поло Сатка… мы снимаем… снимали… квартиру из трех комнат в доме 425 на Семнадцатой улице. Сегодня утром я вышел из своей комнаты — Поло лежит у входной двери. Неживой. И совсем холодный. А двери заперты на два замка, засов и цепочку.
— В квартире с вами кто-нибудь проживает?
— Никого. И вчера. И вчера никто не приходил…
— Окна, балкон?
— Все окна на запорах. Балкона нет. И никаких следов, кроме моих…
— Может, смерть наступила вследствие, так сказать, естественных причин.
— У Поло на голове… была… зияла…
— Ясно. Ночью и вечером вы ничего не слышали?
— Абсолютно ничего. Я рано ложусь спать.
— Ваши отношения с покойным? Вы не ссорились?
— Иногда. Но ведь любя!
— А в этот вечер?
— Я лег спать А Поло уронил что-то в коридоре. Разбудил. Я в сердцах крикнул: «Чтоб тебе кирпич на голову свалился!» Все стихло. А утром…
— Вы сообщили в полицию?
— Да. Но сразу же поехал к вам. Только вы меня можете спасти…
— Только я! — гордо подтвердил Апетс. — А для этого мне нет необходимости даже покидать свой кабинет. А сейчас дайте мне подумать…
Великий сыщик, раскурив трубку, устроился в кресле, и вскоре его окутали густые клубы дыма. В такие минуты на житейские мелочи, вроде ареста К.А. Сатки, он обычно не обращает внимания, занятый кардинальным решением проблемы.
Апетс курил на этот раз на двое суток дольше, чем в истории с желтым бриллиантом госпожи министерши. Я не успевал проветривать комнату и вынужден был время от времени дышать в форточку. Наконец, Апетс выкарабкался из кресла и бросил в камин последнюю недокуренную сигарету. Спросил:
— Вы имеете обыкновение читать популярные журналы?
— Скорее нет, друг мой.
Апетс подошел к полкам и извлек из кипы книг и журналов сильно потрепанный номер, раскрыл его и забубнил… «Грэй Уолтер… регулярно повторяющееся звуковое выражение… если ритм его совпадает с ритмом биотоков мозга… может вызвать судорожное состояние… в древнем Китае существовала казнь музыкой…»
— Если вы о случае К.А. Сатки, то у них было абсолютно тихо…
— К.А. Сатка пришлепнул его своим басом! Рявкнул про кирпич! И автотравма налицо!
— Вы же обещали спасти К.А. Сатку. А сами пытаетесь посадить его на электрический стул…
— Глупости. Только так я его спасу. Теперь К.А. Саткой заинтересуются спецслужбы. Может, станут изучать его феномен, дадут лабораторию… или какое-нибудь деликатное поручение…
Вошедший высокий мужчина несмотря на теплынь был в меховой шапке. Заслышав «игру» Апетса, он замер в дверях, словно кролик перед удавом. Пророкотал:
— Я, кажется, ошибся адресом…
— Нет, вы попали именно туда, куда шли. Вам нужен Степа Апетс? Это я. А вот мой друг, доктор… Присаживайтесь, снимите шапку. Не стесняйтесь, как видите, я тоже лыс. Лысина значительно увеличивает полезную площадь лба… Итак, что вас привело ко мне?
— Горе! — загудел посетитель, сняв, наконец, шапку и стряхнув капли пота с лысины. — Спасите меня! Все, все оборачивается против меня!
— Успокойтесь, пожалуйста, — привычно приободрил его Апетс. — Все будет хорошо. Чаю? Кофе? Сигарету? Не хотите… Так что же все-таки случилось, мистер…
— К.А. Сатка… Я ни в чем не виноват, клянусь вам!
— Мы вам охотно верим! Но расскажите нам все по порядку.
— Я и мой кузен, Поло Сатка… мы снимаем… снимали… квартиру из трех комнат в доме 425 на Семнадцатой улице. Сегодня утром я вышел из своей комнаты — Поло лежит у входной двери. Неживой. И совсем холодный. А двери заперты на два замка, засов и цепочку.
— В квартире с вами кто-нибудь проживает?
— Никого. И вчера. И вчера никто не приходил…
— Окна, балкон?
— Все окна на запорах. Балкона нет. И никаких следов, кроме моих…
— Может, смерть наступила вследствие, так сказать, естественных причин.
— У Поло на голове… была… зияла…
— Ясно. Ночью и вечером вы ничего не слышали?
— Абсолютно ничего. Я рано ложусь спать.
— Ваши отношения с покойным? Вы не ссорились?
— Иногда. Но ведь любя!
— А в этот вечер?
— Я лег спать А Поло уронил что-то в коридоре. Разбудил. Я в сердцах крикнул: «Чтоб тебе кирпич на голову свалился!» Все стихло. А утром…
— Вы сообщили в полицию?
— Да. Но сразу же поехал к вам. Только вы меня можете спасти…
— Только я! — гордо подтвердил Апетс. — А для этого мне нет необходимости даже покидать свой кабинет. А сейчас дайте мне подумать…
Великий сыщик, раскурив трубку, устроился в кресле, и вскоре его окутали густые клубы дыма. В такие минуты на житейские мелочи, вроде ареста К.А. Сатки, он обычно не обращает внимания, занятый кардинальным решением проблемы.
Апетс курил на этот раз на двое суток дольше, чем в истории с желтым бриллиантом госпожи министерши. Я не успевал проветривать комнату и вынужден был время от времени дышать в форточку. Наконец, Апетс выкарабкался из кресла и бросил в камин последнюю недокуренную сигарету. Спросил:
— Вы имеете обыкновение читать популярные журналы?
— Скорее нет, друг мой.
Апетс подошел к полкам и извлек из кипы книг и журналов сильно потрепанный номер, раскрыл его и забубнил… «Грэй Уолтер… регулярно повторяющееся звуковое выражение… если ритм его совпадает с ритмом биотоков мозга… может вызвать судорожное состояние… в древнем Китае существовала казнь музыкой…»
— Если вы о случае К.А. Сатки, то у них было абсолютно тихо…
— К.А. Сатка пришлепнул его своим басом! Рявкнул про кирпич! И автотравма налицо!
— Вы же обещали спасти К.А. Сатку. А сами пытаетесь посадить его на электрический стул…
— Глупости. Только так я его спасу. Теперь К.А. Саткой заинтересуются спецслужбы. Может, станут изучать его феномен, дадут лабораторию… или какое-нибудь деликатное поручение…
МАРТЫШКИН И ОЧКИ
С годами у Мартышкина совсем ослабло зрение. Сходил он в поликлинику за рецептом и поспешил с ним в «Оптику». Но…
«Оптика» оказалась закрытой на учет. Опечаленный Мартышкин двинулся домой и повстречал по дороге сердечного дружка Чистоплюева.
— Ерунда! — хмыкнул Чистоплюев, ознакомившись с проблемами Мартышкина. — Мы это уладим! У нас в лаборатории этих очков море! Завтра же притащу.
И не соврал, принес!
Наутро, усевшись за свой рабочий стол, Мартышкин сладострастно извлек приобретенные очки и взял верхний листок из стопки скопившихся за день бумаг. Это было письмо от смежников с мольбой о помощи. Наискось чернело резюме Ивана Егоровича: «Мартышкин, пошли их к чертовой бабушке». Не тратя времени на писанину, Мартышкин снял телефонную трубку и исполнил руководящее пожелание. Следующим оказалось заявление от Шубниковой Л.У. с просьбой отпустить ее в магазин за голландскими сапогами. Мартышкин даже обмяк от такой наглости. Вызвал Шубникову.
— Вы что, очумели? За какими такими сапогами, в рабочее время?
— Голландски… Что Вы, Пал Палыч! Я… Мне к больной тете надо… — И тут в кабинет ворвался взбешенный Иван Егорович.
— Ты что, Мартышкин, себе позволяешь? Я тебе написал «подготовь ответ»! А ты хулиганишь! Оскорбил Семен Семеныча!
Перепугавшийся Мартышкин снял очки и стал судорожно протирать стеклышки. А взгляд ненароком на документ упал, действительно, разобрал «подготовить ответ»…
— Иван Егорович, у меня зрение…
— Вот я за близорукость тебе и вкачу! — мстительно сказал Иван Егорович и вышел.
Оставшись один, Мартышкин продолжал протирать стекла и нащупал на дужке какую-то надпись. Достал из стола лупу, разглядел: «Междустрочник». Скрипнула дверь. «Привет! — сказал, входя, Чистоплюев. — Ты осторожнее с очечками-то, Палыч! Это, оказывается, научная диковинка… Чтобы между строк читать. Давай сюда, с меня разработчики справляют. А я тебе с простыми стеклами принес. Тоже красивые…»
«Оптика» оказалась закрытой на учет. Опечаленный Мартышкин двинулся домой и повстречал по дороге сердечного дружка Чистоплюева.
— Ерунда! — хмыкнул Чистоплюев, ознакомившись с проблемами Мартышкина. — Мы это уладим! У нас в лаборатории этих очков море! Завтра же притащу.
И не соврал, принес!
Наутро, усевшись за свой рабочий стол, Мартышкин сладострастно извлек приобретенные очки и взял верхний листок из стопки скопившихся за день бумаг. Это было письмо от смежников с мольбой о помощи. Наискось чернело резюме Ивана Егоровича: «Мартышкин, пошли их к чертовой бабушке». Не тратя времени на писанину, Мартышкин снял телефонную трубку и исполнил руководящее пожелание. Следующим оказалось заявление от Шубниковой Л.У. с просьбой отпустить ее в магазин за голландскими сапогами. Мартышкин даже обмяк от такой наглости. Вызвал Шубникову.
— Вы что, очумели? За какими такими сапогами, в рабочее время?
— Голландски… Что Вы, Пал Палыч! Я… Мне к больной тете надо… — И тут в кабинет ворвался взбешенный Иван Егорович.
— Ты что, Мартышкин, себе позволяешь? Я тебе написал «подготовь ответ»! А ты хулиганишь! Оскорбил Семен Семеныча!
Перепугавшийся Мартышкин снял очки и стал судорожно протирать стеклышки. А взгляд ненароком на документ упал, действительно, разобрал «подготовить ответ»…
— Иван Егорович, у меня зрение…
— Вот я за близорукость тебе и вкачу! — мстительно сказал Иван Егорович и вышел.
Оставшись один, Мартышкин продолжал протирать стекла и нащупал на дужке какую-то надпись. Достал из стола лупу, разглядел: «Междустрочник». Скрипнула дверь. «Привет! — сказал, входя, Чистоплюев. — Ты осторожнее с очечками-то, Палыч! Это, оказывается, научная диковинка… Чтобы между строк читать. Давай сюда, с меня разработчики справляют. А я тебе с простыми стеклами принес. Тоже красивые…»
ЛАМПА АЛЛЫ ДИНОВОЙ
(Интурлегенда)
Второй день витрины бесчисленных магазинов раздражали Аллу Динову: у нее осталось всего три динара. Она уныло брела в хвосте маленького стада туристов, не вслушиваясь в забавное бормотание гида. Пройдя несколько кварталов, группа углубилась в узкие средневековые улочки. Здесь в темных мастерских звонко стучали молотки и молоточки, в окнах лавчонок и прямо у дверей был разложен диковинный товар: медные узкогорлые сосуды, кинжалы, кальяны, старинные монеты… Алла любовалась кольцом с бирюзой, когда кто-то тронул ее за рукав. Горбоносый торговец протягивал ей позеленевшую лампу и бормотал на ломаном русском:
— Купитэ, нэ пожалейте. Толко три динар…
— А на что она мне? — спросила сердито Алла, зажав монетки в потном кулачке.
— Исполнит три лубые твои жэлания! Потрешь только вот здэсь!
Алла прикинула. Чем тратиться на пачку жевательной резинки или открытку, лучше, пожалуй, взять лампу. Отличный сувенир! Небось, десятый век… И она отдала свои динары.
Группу она догнала у киоска. Многие лизали мороженое. И Алле тоже захотелось. Она в отчаянии потерла лампу: «Мороженого!»
— Алла! Бери скорее! Совсем растаяло твое мороженое! — закричал староста.
«Действует!» — запело где-то внутри Аллы. Теперь она сама чуть отстала от группы и зашла в универмаг. Здесь продавали ковры. По 1799 динар за штуку. «Хочу ковер!» — терла Алла лампу. Но ковра ей никто не предлагал, и она побрела на улицу. За углом споткнулась о красивый, расшитый бисером кошелек. В нем лежало ровно 1799 динар. С трудом дотащив ковер до гостиницы, Алла долго увязывала его, стараясь придать ему минимальный объем.
И тут Аллу осенило — нужно пожелать сервиз «Мадонна» в стиле барокко! И Алла снова взялась за лампу. В номер заглянул Чуркин.
— Алла, возьми у меня в долг 367 динар. Этих денег как раз хватило на сервиз!
На этом и закончились Алины удачи. Больше ее пожелания не сбывались, сколько она ни терла лампу. Может, джинн исполнял всего три желания, или что-то испортилось в ее механизме. В конце концов Алла сдала лампу в утиль. Мне она клялась, что ничего не сказала старьевщику.
Но в таком случае, откуда у последнего появились дача и новенькие «Жигули»?
— Купитэ, нэ пожалейте. Толко три динар…
— А на что она мне? — спросила сердито Алла, зажав монетки в потном кулачке.
— Исполнит три лубые твои жэлания! Потрешь только вот здэсь!
Алла прикинула. Чем тратиться на пачку жевательной резинки или открытку, лучше, пожалуй, взять лампу. Отличный сувенир! Небось, десятый век… И она отдала свои динары.
Группу она догнала у киоска. Многие лизали мороженое. И Алле тоже захотелось. Она в отчаянии потерла лампу: «Мороженого!»
— Алла! Бери скорее! Совсем растаяло твое мороженое! — закричал староста.
«Действует!» — запело где-то внутри Аллы. Теперь она сама чуть отстала от группы и зашла в универмаг. Здесь продавали ковры. По 1799 динар за штуку. «Хочу ковер!» — терла Алла лампу. Но ковра ей никто не предлагал, и она побрела на улицу. За углом споткнулась о красивый, расшитый бисером кошелек. В нем лежало ровно 1799 динар. С трудом дотащив ковер до гостиницы, Алла долго увязывала его, стараясь придать ему минимальный объем.
И тут Аллу осенило — нужно пожелать сервиз «Мадонна» в стиле барокко! И Алла снова взялась за лампу. В номер заглянул Чуркин.
— Алла, возьми у меня в долг 367 динар. Этих денег как раз хватило на сервиз!
На этом и закончились Алины удачи. Больше ее пожелания не сбывались, сколько она ни терла лампу. Может, джинн исполнял всего три желания, или что-то испортилось в ее механизме. В конце концов Алла сдала лампу в утиль. Мне она клялась, что ничего не сказала старьевщику.
Но в таком случае, откуда у последнего появились дача и новенькие «Жигули»?
ЛЕКАРСТВО ОТ СТРАХА
Экзамена по физике Галя Федина боялась прямо-таки панически. Именно экзамена. Физику она знала не хуже однокурсниц. Однако под бдительным оком мрачноватого доцента Катаева почему-то цепенела и бледнела, что не могло не казаться подозрительным. А Катаев не терпел шпаргалочников. Стоило ему усомниться в ком-то из экзаменующихся, как наказание следовало незамедлительно — «неуд».
Равиля пыталась подбодрить подругу:
— Ты же все знаешь гораздо лучше меня! Может, тебе лекарство от страха принести?
— А что, имеется и такое?
— Тетрапептид. Дядя рассказывал. Зайцы волков бояться перестают. Куда там твоему Катаеву.
— Выручай, Равиля!
Галина проглотила небольшую зеленоватую таблетку, выждала малость а распахнула высокую резную дверь. Взяв билет, села за крайний стол. Вопросы попались нетрудные. Федина мгновенно исписала листок изложением ответов. Огляделась. Катаев сверлил взглядом что-то мямлившего Иванова, но и остальных явно не упускал из виду. Не сиделось. Федина поерзала, озираясь на соседей.
— Что у вас, Федина? — мгновенно отреагировал Катаев, — что-то забыли?
— Отвечать хочу.
Катаев потянулся за Галиным листочком, она мигом выскочила к доске и стала быстро строчить по ней формулы, энергично перемещаясь и тараторя. Вилась вокруг Катаева, словно муха, возникая то справа, то слева. Устав вертеть головой, Виктор Васильевич прикрыл глаза и сел прямо, чтобы не видеть этого мельтешения. Неосторожно задал какой-то вопрос, тем самым еще больше ускорив вращение. Сдался, вписал поспешно в зачетку «отлично» и, стараясь не глядеть на нее, прошипел:
— Можете бежать туда, куда Вы так торопитесь…
И хотя Фединой торопиться вроде было некуда, ее мгновенно вынесло в коридор. Она протаранила волнующуюся толпу ожидающих своей участи, торопливо бросая направо и налево «отлично!», прострекотала по лестнице… Ее распирало желание куда-то бежать, что-то делать. В вестибюле нерадивая тетя Маша, уборщица, нехотя стирала пыль. Схватив швабру, Галина надраила пол. Трамваем пренебрегла, отправившись домой впервые за два последние года пешком. В парке имени Горького увидела расстроенную соседку, толстушку Люсю Потапову. Сдала за нее нормы ГТО. Прибежала первой. Дома отстранила от стирки бабу Асю. И сама, без напоминаний сбегала в магазин за хлебом. На углу столкнулась с Равилей.
— Галочка, запамятовала совсем, от этого тетрапептина возрастает двигательная активность. Но ты не бойся, это ненадолго…
Но Галя сейчас не боялась ничего, даже домашней работы. Возможно, она приняла слишком большую дозу…
Равиля пыталась подбодрить подругу:
— Ты же все знаешь гораздо лучше меня! Может, тебе лекарство от страха принести?
— А что, имеется и такое?
— Тетрапептид. Дядя рассказывал. Зайцы волков бояться перестают. Куда там твоему Катаеву.
— Выручай, Равиля!
Галина проглотила небольшую зеленоватую таблетку, выждала малость а распахнула высокую резную дверь. Взяв билет, села за крайний стол. Вопросы попались нетрудные. Федина мгновенно исписала листок изложением ответов. Огляделась. Катаев сверлил взглядом что-то мямлившего Иванова, но и остальных явно не упускал из виду. Не сиделось. Федина поерзала, озираясь на соседей.
— Что у вас, Федина? — мгновенно отреагировал Катаев, — что-то забыли?
— Отвечать хочу.
Катаев потянулся за Галиным листочком, она мигом выскочила к доске и стала быстро строчить по ней формулы, энергично перемещаясь и тараторя. Вилась вокруг Катаева, словно муха, возникая то справа, то слева. Устав вертеть головой, Виктор Васильевич прикрыл глаза и сел прямо, чтобы не видеть этого мельтешения. Неосторожно задал какой-то вопрос, тем самым еще больше ускорив вращение. Сдался, вписал поспешно в зачетку «отлично» и, стараясь не глядеть на нее, прошипел:
— Можете бежать туда, куда Вы так торопитесь…
И хотя Фединой торопиться вроде было некуда, ее мгновенно вынесло в коридор. Она протаранила волнующуюся толпу ожидающих своей участи, торопливо бросая направо и налево «отлично!», прострекотала по лестнице… Ее распирало желание куда-то бежать, что-то делать. В вестибюле нерадивая тетя Маша, уборщица, нехотя стирала пыль. Схватив швабру, Галина надраила пол. Трамваем пренебрегла, отправившись домой впервые за два последние года пешком. В парке имени Горького увидела расстроенную соседку, толстушку Люсю Потапову. Сдала за нее нормы ГТО. Прибежала первой. Дома отстранила от стирки бабу Асю. И сама, без напоминаний сбегала в магазин за хлебом. На углу столкнулась с Равилей.
— Галочка, запамятовала совсем, от этого тетрапептина возрастает двигательная активность. Но ты не бойся, это ненадолго…
Но Галя сейчас не боялась ничего, даже домашней работы. Возможно, она приняла слишком большую дозу…
ХАРАКТЕР
Я заболел. Врач признал переутомление. И не мудрено: все говорят, что у меня нет характера. Никогда никому ни в чем не могу отказать.
В аптеке старенький фармацевт прочитал рецепт и сказал: «У вас нет характера? А какой вам необходим? У нас имеется большой выбор. Есть твердый, — аптекарь встряхнул бутылочку с драже. — Есть мягкий, — достал какие-то лепешечки. — Есть и неустойчивый, он сейчас в моде», — и болтнул пузырьком с янтарной жидкостью.
— Я не знаю, — произнес я жалобно. — у меня нет характера…
— Тогда предложу вам вот этот, только что получили! — Он протянул мне банку с розовым желеподобным веществом.
— Вы хотите сделать меня размазней? — обозлился я. — Сами лопайте эту слизь!
Опешив, он только и смог прошептать: «Ну и характерец!». И убрал свои банки-склянки. А я ушел ни с чем. И у меня по-прежнему нет характера.
В аптеке старенький фармацевт прочитал рецепт и сказал: «У вас нет характера? А какой вам необходим? У нас имеется большой выбор. Есть твердый, — аптекарь встряхнул бутылочку с драже. — Есть мягкий, — достал какие-то лепешечки. — Есть и неустойчивый, он сейчас в моде», — и болтнул пузырьком с янтарной жидкостью.
— Я не знаю, — произнес я жалобно. — у меня нет характера…
— Тогда предложу вам вот этот, только что получили! — Он протянул мне банку с розовым желеподобным веществом.
— Вы хотите сделать меня размазней? — обозлился я. — Сами лопайте эту слизь!
Опешив, он только и смог прошептать: «Ну и характерец!». И убрал свои банки-склянки. А я ушел ни с чем. И у меня по-прежнему нет характера.
КОМАНДИРОВКА В ЛАПУТИЮ
Меня командировали в Лапутию. По обмену опытом школьного воспитания. Ракета стремительным броском перенесла меня сквозь космическую пустыню. Всю дорогу я тревожился: как буду обмениваться опытом, не зная лапутянского языка?
Чиновник, взявший мои документы, покосился на соседа и констатировал:
— Мало сходства!
— Естественно, — деликатно пояснил я. — Это же мои документы…
— Все равно мало. Не спорьте. И проходите на прививку.
Лапутянин в белом халате, опорожнивший в меня шприц, снабдил меня увесистым пакетом. Я вернулся к чиновнику. Тот выдал мне документы и ключ и, по-прежнему кося глазом куда-то в угол, сказал: «Ваш номер тринадцатый. Отдыхайте. Четыре дня. За вами зайдут и вы обменяетесь…»
В номере я развернул пакет. Словари, грамматика. Не знаю почему, но я тут же набросился на них: читал правила, как детектив, самозабвенно зубрил слова, обороты, идиомы, коллекционировал исключения из правил. Не спал две ночи и к третьей уже сносно понимал лапутянский говор… Чтобы попрактиковаться, отправиться в город. Он оказался невелик. Магазины, кафе, парикмахерские… Все почти как у нас. Почти… Ибо я не увидел ни одной школы! Огорченный, я вернулся в номер. С кем же мне обмениваться опытом?
А назавтра ко мне явился очень вежливый лапутянин. Зыркая глазом на люстру, он сообщил, что ему выпала приятная миссия… он рад… и так далее. Он очень удивился, узнав о цели моего визита. Школы? Триста лет как закрыта последняя. Как учим детей? Они все изучают самостоятельно. После того, как им привьют любовь к знаниям, к дисциплине, к родителям. А когда подрастут — к детям, к труду, к искусству. Где? В специальных пунктах прививки. Как? А как вам привили любовь к лапутянскому языку?
«Бедные маленькие лапутята! — огорчился я. — Какое у вас короткое детство! Ведь длинным его делают бесконечные часы в ожидании вызова к доске, когда уроки не выучены… Вас лишили радостей спасительного звонка!»
Оставшись один, я с новыми силами взялся за лапутянскую грамматику. Я не мог ничего с собой поделать: неудержимо тянуло к лапутянским неправильным глаголам…
Чиновник, взявший мои документы, покосился на соседа и констатировал:
— Мало сходства!
— Естественно, — деликатно пояснил я. — Это же мои документы…
— Все равно мало. Не спорьте. И проходите на прививку.
Лапутянин в белом халате, опорожнивший в меня шприц, снабдил меня увесистым пакетом. Я вернулся к чиновнику. Тот выдал мне документы и ключ и, по-прежнему кося глазом куда-то в угол, сказал: «Ваш номер тринадцатый. Отдыхайте. Четыре дня. За вами зайдут и вы обменяетесь…»
В номере я развернул пакет. Словари, грамматика. Не знаю почему, но я тут же набросился на них: читал правила, как детектив, самозабвенно зубрил слова, обороты, идиомы, коллекционировал исключения из правил. Не спал две ночи и к третьей уже сносно понимал лапутянский говор… Чтобы попрактиковаться, отправиться в город. Он оказался невелик. Магазины, кафе, парикмахерские… Все почти как у нас. Почти… Ибо я не увидел ни одной школы! Огорченный, я вернулся в номер. С кем же мне обмениваться опытом?
А назавтра ко мне явился очень вежливый лапутянин. Зыркая глазом на люстру, он сообщил, что ему выпала приятная миссия… он рад… и так далее. Он очень удивился, узнав о цели моего визита. Школы? Триста лет как закрыта последняя. Как учим детей? Они все изучают самостоятельно. После того, как им привьют любовь к знаниям, к дисциплине, к родителям. А когда подрастут — к детям, к труду, к искусству. Где? В специальных пунктах прививки. Как? А как вам привили любовь к лапутянскому языку?
«Бедные маленькие лапутята! — огорчился я. — Какое у вас короткое детство! Ведь длинным его делают бесконечные часы в ожидании вызова к доске, когда уроки не выучены… Вас лишили радостей спасительного звонка!»
Оставшись один, я с новыми силами взялся за лапутянскую грамматику. Я не мог ничего с собой поделать: неудержимо тянуло к лапутянским неправильным глаголам…
КОСМИЧЕСКАЯ УГРОЗА
Первого июля стояла ясная теплая ночь. Вышедший прогуляться Федя взглянул на небеса и… ужаснулся. Куда-то пропала большая часть звезд. Остаток ночи растревоженный Федя ворочался, переживая увиденное. А утром поспешил к прославленному экстрасенсу Скорпионскому. Тот внимательно выслушал Федю и впал в заторможенное состояние. А пробудившись от транса, сказал дрогнувшим голосом: