Страница:
В туманном мареве рассвета Солдат проснулся и вскрикнул, увидев нечто жуткое. Вокруг лежали тюки вонючих лохмотьев. Кто их сюда принес? Это что — шутка? Солдат прищурился и стал внимательно осматривать оставшиеся позади холмы, однако ничего и никого там не заметил. В округе вообще не было никакого движения.
— Что происходит? — спросил Голгат, едва пробудившись.
— Не знаю, я сам только что проснулся.
Пока друзья разговаривали, пытаясь понять что к чему, один из тюков зашевелился. Затем еще один. Внутри куч тряпья угадывались тела. Странные существа, просыпаясь, садились на землю. Самый ближний к Солдату незнакомец уставился прямо на него. Лицо этого человека, чей пол определить было невозможно, представляло собой страшную изъеденную язвами маску. Куски плоти свисали со скул, губы были начисто съедены гнилью и отвалились, глаза, лишенные век, лихорадочно горели во впалых глазницах.
Существо заговорило. Слова давались несчастному с трудом и были искажены — без сомнения, его рот, как и остальные части тела, был покрыт язвами.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил Солдат. — А за что?
— За огонь. Хищники тут ходят. Леопарды. Нападают на нас.
Голгат без обиняков сказал:
— По мне, так я бы почел это за благодеяние. Вы ведь прокаженные, да? Неужели вам не хочется умереть поскорее?
— Нет, — присоединился к разговору другой прокаженный. — Проказа убивает медленно. А нам хочется жить, как и всем остальным. Кто же станет мечтать, чтобы его хищник разорвал? Даже представить страшно. Когда придет время, я брошусь с какой-нибудь высокой скалы. Но не сейчас, нет, не сейчас.
Прокаженные рассказали друзьям, что те попали в страну прокаженных, место, куда изгоняют всех страдающих этим страшным заболеванием.
— Сюда никто не заходит, — сказал первый говоривший. — Мы удивились, когда увидели ваш костер.
Солдат сказал:
— Мы ищем крепость Халифа Сильнейшего.
— Тогда вы правильно идете. Его земля начинается по другую сторону Стоячего озера.
Солдат с Голгатом по вполне понятным причинам сторонились прокаженных. У одних была сухая проказа, у других мокрая. Самой заразной была вторая. И те, и другие оставляли на месте ночевки куски своих тел: там кусок пальца, там — мочка уха. Прокаженные поднялись, помогая друг другу встать на ноги, и поплелись прочь, старательно избегая двух здоровых людей. Солдату было очень жаль несчастных. Его собственные проблемы сразу отошли на второй план и стали казаться ничтожными по сравнению с бедой этих людей. Им приходилось как-то добывать себе пищу и питьевую воду, беречься диких зверей и, что немаловажно, не погрузиться в бездну отчаяния, подстерегающую любого, кто имел несчастье заболеть смертельным недугом.
На этом берегу озера путники еще не раз встречали прокаженных. Солдат полагал, что люди эти должны были бы затаить злобу на весь мир из-за того, что болезнь постигла именно их. Он считал, что прокаженные обязательно винят кого-то в душе, потому что наверняка стали жертвами того или иного колдовства. Злодей или завистник призвал дьявольские болезни войти в их тела и превратить обычных здоровых людей в ходячие трупы. И все-таки прокаженные по большей части смиренно принимали свою судьбу — по крайней мере, они не восставали против всего мира. Может, некоторые из них втайне и питали ненависть к людям, которых считали виновными в своей болезни, но Солдат и Голгат к числу последних не относились.
Впрочем, и здесь были исключения. Однажды к путникам приблизился прокаженный, которому очень хотелось с ними пообщаться. Нарушителю пригрозили мечом, и тот, наполовину обезумев от тоски и горя, удалился, выкрикивая нечленораздельные ругательства.
На третью ночь пути друзья, как обычно, развели костер. За день их так успели накусать насекомые, что терпеть не было сил. Кожу покрывали огромные красные шишки. Москиты предпочитали нижнюю часть ног, комары и другие летающие насекомые выбирали более мягкие места — шею, лицо, тыльные стороны ладоней. Какие-то бескрылые насекомые заползали под туники и оставляли на бедрах и животах массу волдырей. Чего только не перепробовали путники! Однажды они даже попытались зайти в воду, преодолев брезгливость, и некоторое время шли вдоль берега. В итоге их сплошь обвешали пиявки. Пришлось остановиться, развести костер и прижигать пиявок раскаленным прутом — так крепко держались кровопийцы.
Плохие это были места, недобрые. Неудивительно, что прокаженных сослали именно сюда.
Солдат проснулся, когда мертвенно-бледный рассвет коснулся его лица, и обнаружил, что кто-то спит с ним в обнимку. «Ночью под одеяло залез прокаженный!» — с ужасом подумал Солдат. И вскочил с перепугу, удивляясь между делом, какая у прокаженного холодная кожа.
Однако, поднявшись, он понял, что ложе с ним делил отнюдь не прокаженный. Солдат никогда прежде не видел таких людей. Человек был с головы до пят укутан в бесформенное черное одеяние, страшное лицо наполовину скрывал черный капюшон.
Странный незнакомец встал на ноги и оказался на добрых три фута выше Солдата. Впрочем, Солдат уже не мог ничему удивляться. Его обуял безграничный ужас, в мыслях наступил полный хаос, сердце оцепенело.
— Что, испугался? — спросило существо голосом, который отражался многократным эхом в неведомых горах. — Смерть никогда не видел? Мы ведь наверняка уже встречались в воображении или снах.
Смерть уставилась на Солдата бездонными глазами — глубже и чернее пещер на самом старом утесе. Ее губы были покрыты трещинами и язвами, как кора древнего дуба. Кожа на лице — если можно это назвать кожей — была испещрена дырами, в которых копошились черви и личинки мух.
— Никогда. — Солдат оцепенел от страха и отвращения. — Нет, еще никогда.
— А почему ты так на меня смотришь? — спросила Смерть.
— Да любой будет так на тебя смотреть. Вот уж не подумал бы, что буду глядеть в лицо Смерти. По крайней мере, не сейчас. Оказывается, ты тоже иногда спишь.
Смерть нетерпеливо фыркнула.
— Мне приходится отдыхать, как и всем остальным. Даже Великий Создатель отдыхал после трудов праведных.
Смерть говорила, и слюна падала из ее рта прямо на землю, откуда тотчас пускались в рост желтовато-зеленые чахлого вида растения. Они засыхали, едва достигая высоты лодыжки.
Солдат поглядел на Голгата, который лежал и не просыпался. Страшная мысль сжала его беспокойно колотящее сердце стальными пальцами.
— Ты пришла за ним? Забрала моего друга?
Смерть поглядела на человека, мирно почивавшего по ту сторону костра, и покачала головой.
— Нет, нет. Мне нужен кое-кто из крепости Халифа Сильнейшего. Но раз уж мы встретились… я все равно приду за тобой через два дня, в полночь, так почему бы тебе не пойти со мной сейчас — сбережем друг другу время и нервы.
— Ты должна прийти за мной? — простонал Солдат упавшим голосом. — А кто меня убьет?
— Никто тебя не убьет. Ты умрешь от старости. Хватит, Мукара, пожил свое. — Смерть стала осматриваться по сторонам. — Нехорошие это места, Мукара из Олифата. Что делает правитель в таком месте с единственным слугой, да еще в преддверии своего конца? Какой демон овладел твоим рассудком настолько, что ты решился покинуть смертное ложе?
— Как? — воскликнул Солдат. — Как ты меня назвал?
— А то ты сам не знаешь, как тебя зовут, султан Мукара!
Солдат засмеялся, едва не впадая в истерику.
— О хвала небесам, ты ошиблась! Я не султан. И зовут меня не Мукара. Ты не того нашла.
Смерть сощурила глаза и так широко открыла рот, что Солдат увидел в нем неописуемые ужасы: голые тела мужчин и женщин извивались и сплетались в узлы; целые королевства косили чума и мор; голод и войны опустошали страны.
— Я никогда не ошибаюсь, — буркнула Смерть.
—Я что, похож, на старика? Я кажусь тебе больным? — закричал Солдат.
Смерть внимательно рассматривала Солдата, плотно сжав губы.
— Глаза мои стары, их замутнило нескончаемое время.
Кроме того, все на самом деле обстоит совсем не так, как видят глаза. Ты тот, кто ты есть. Ну скажи, если ты не Мукара, тогда кто?
Тут Солдат понял, в какой переплет угодил.
— Меня зовут Солдат.
— Это не имя, а занятие. Скажи свое имя.
— Я не знаю. Забыл.
— Ну, тогда почем тебе знать, что ты не Мукара из Олифата? — поинтересовалась Смерть, сделав вполне разумное заключение.
— Потому что Мукара принадлежит этому миру, а я — нет. Я пришел из другого места.
— Из какого?
— Я… я не знаю. Посмотри на мои глаза. Видишь, они голубые.
— Я слышала, что у некоторых птиц и рептилий тоже голубые глаза.
— Но у людей таких нет.
— Мне неинтересно, какого цвета у тебя глаза. Я все равно вижу только черное и белое. Я — Смерть. Ты не знаешь, кто ты, откуда пришел. Ты что, сумасшедший? Нельзя же просто взять и забыть, кто ты такой, ради того лишь, чтобы избежать смерти. Вспомни свою жизнь! Вспомни бесчисленные казни; мужчины, которые оскорбляли тебя, не вовремя испустив газы или высморкавшись; женщин, которые отказывались спать с тобой и со слезами — молили о пощаде; детей, чей плач приводил тебя в бешенство. Ты истреблял своих подданных тысячами, когда они жаловались на высокие налоги. Ты посылал солдат на неминуемую гибель, сбрасывал их со скал, только чтобы доказать, что твоя власть не знает границ. Ну и заставил же ты меня попотеть.
— Но…
— Достаточно. Пора идти. Твое последнее слово… Учти, я терпеть не могу предсмертных криков и банальности. Придумай что-нибудь оригинальное.
Солдат стоял и молчал. Тишина была невыносима. Смерть вздохнула.
— Ну хорошо, попробуй так: «Недуг не хочет выпускать меня безумно любящей подругой, совокупляясь с сердцем в сотый раз…»
— Подожди! — перебил ее Солдат. — Голгат не проснулся, а его давно уже разбудили бы наши крики и споры. Значит, это сон. Сейчас я откачусь в тлеющие угли и проснусь от боли. Изыди с глаз моих.
Смерть сложила на груди руки.
— Тебе все равно не избежать меня, пойми. Я приду за тобой через два дня, в Олифат.
— И тогда поймешь, что ошиблась.
— Надейся. Прощай, до скорой встречи.
— Хотел тебя спросить, — промолвил Солдат, припоминая неясную тень, которая шла следом за костями и волосами ХуллуХ'а.
Смерть удивленно на него посмотрела.
— Да?
— Я не тебя видел на похоронах чародея?
Смерть сложила трубочкой губы и покачала головой:
— Нет, это была моя сестра, Забвение.
Солдат проснулся от резкой боли, вскрикнул и уселся на земле, потирая обожженную ладонь. Должно быть, во сне он случайно откинул руку и попал ладонью в тлеющий костер.
— Что такое? — всполошился Голгат.
— Руку обжег. Во сне в костер попала.
— Нужно ложиться подальше от… Богиня Кист, волки!
Солдат заметил, что Голгат бешено озирается. Вокруг лагеря виднелось множество отпечатков лап. Больше двух дюжин огромных волков всю ночь ходили вокруг спящих кругами. Звери старались подобраться ближе, постоянно сужая круги. Но на людей они так и не напали — в самый последний момент их, видимо, что-то отпугнуло. Голгат стал смотреть в небо — нет ли где поблизости крылатого льва.
— Интересно, что их напугало?
Солдат, потирая ладонь, торопливо поднялся.
— Нам давно уже пора идти. Давай, собираем вещи. Осталось совсем немного.
Голгат кивнул.
— Тебе надо наложить на ожог масло — это лучшее средство. И перевязать чем-нибудь сухим.
— Я сам знаю, как лечить ожоги, — раздраженно ответил Солдат. — Только в этой глуши масло разве раздобудешь?
Спутники выкопали несколько корешков и пожевали их, чтобы чуть утолить жажду и голод, а потом снова пустились в дорогу.
Наконец они дошли до высокого утеса, рассеченного единственной продолговатой щелью. Этот естественный проход охраняли с два десятка вооруженных до зубов солдат. Они остановили друзей и спросили, по какому делу те пожаловали. Солдат сообщил стражам, что два закаленных в боях воина пришли записаться в армию Халифа Сильнейшего.
— Закаленных в боях, говоришь? — сказал огромный, покрытый шрамами человек — видимо, главный. Он неожиданно сделал выпад коротким мечом, целясь в шею Солдата. Солдат отскочил в сторону, уворачиваясь от удара, и одновременно ударил здоровяка по ногам. Тот свалился прямо на спину в пыль, чем немало позабавил своих товарищей.
— Закаленных, — подтвердил Солдат.
Не получив повреждений, если не считать задетого самолюбия, глава охраны отряхнулся и сказал путникам, что те могут проходить. Им выделили пятерых сопровождающих, и все семеро направились в длинный, извивающийся между утесами проход. Между двумя отвесными совершенно гладкими скалами, будто рассеченными гигантским мечом разгневанного божества, змеился проход шириной в две вытянутые руки и длиной в милю.
Наконец путники в сопровождении охраны добрались до другой стороны ущелья. Перед ними раскинулась пологая равнина, простирающаяся на две мили в длину и милю в ширину. Со всех сторон ее окружали высокие стены утеса, в которых были вырезаны дома-пещеры с декоративными входами. Дома, что размещались выше остальных — приблизительно на середине стены утеса, — соединялись с другими широкими каменными мостами, а вырезанные в скальной породе ступеньки вели от входов к земле.
Солдат мимоходом заглянул внутрь одного из домов. Убранство здешних жилищ было достаточно простым: в мягкой породе вырезали одну-две комнаты, часто посередине разбивали очаг. Зато снаружи дома выглядели настоящими произведениями искусства.
У входов бродили козы и собаки, пожирая отходы, которые могли привлечь крыс. Среди животных с визгом и криками бегали дети.
Посреди долины стоял форт из прочного красного песчаника; его башни доходили до середины утесов. Единственными отверстиями, через которые проникал дневной свет, были узкие высокие бойницы на укрепленных стенах. На флагштоках развевались черно-красные знамена. Вход представлял собой маленькое полукруглое отверстие, сквозь которое можно было пройти лишь согнувшись. Солдат не заметил никаких других ворот или дверей.
И действительно, когда друзья приблизились к форту, сопровождающие заставили их встать на четвереньки, и, протиснувшись сквозь отверстие в стене, Солдат с Голгатом оказались во дворе форта.
Им навстречу вышел воин — явно офицер.
— Что такое?
— Новые рекруты, — ответил один из сопровождающих.
Стража удалилась, оставив Солдата и Голгата на попечении офицера из караула.
— Вы откуда? — последовал вопрос.
Голгат сказал:
— Я дезертировал из имперской армии Гутрума. А он — не здешний.
— Я так и подумал, — сказал офицер, с любопытством рассматривавший лицо Солдата. — У него глаза цвета неба. Ты с неба, воин? Из королевства на облаках?
— Да, — ответил Солдат. — Но я служил офицером в Красных Шатрах.
— А-а, понял. Карфаганская армия? Ну что ж, вам придется заслужить место в армии Халифа Сильнейшего… Мне всегда было интересно, какие они, люди с неба. Я постоянно спорю со своими соседями по бараку о небесных воинах. Кое-кто считает, что их не существует, но наконец-то я нашел доказательство. — Офицер довольно кивнул и обратился к Солдату: — А ты с какого облака? Где твои крылья?
— Отвалились. Когда проводишь слишком много времени внизу, на земле, они опадают с плеч, как осенние листья.
— Понимаю. Да, так и должно быть. Вероятно, сморщились и потемнели. Какая жалость. Вот если бы они увидели крылья, точно поверили бы. Ну да ладно. У тебя же синие глаза.
— Можно встретиться с вашим правителем? — сказал Солдат, который уже начал терять терпение.
— В этом нет необходимости. Я здесь решаю, кого принимать, а кого нет. Я вас поселю в барак…
— У нас есть новости из внешнего мира, — пояснил Солдат. — Я уверен, что Халиф захочет знать, что творится за пределами его королевства.
— Скажи мне, а я ему передам. Эй! — Офицер подозвал проходящего мимо стражника. — Вот небесный воин. Я же говорил, что они настоящие. Если есть летающие львы, значит, есть и летающие люди. Теперь я вам доказал.
Стражник покачал головой и пошел дальше.
— У него же синие глаза! — пронзительно закричал офицер из караула. — Глаза цвета неба!
Стражник лениво отмахнулся, даже не обернувшись.
В этот момент откуда-то сверху донесся голос. В голосе звучали музыкальные нотки — должно быть, в прошлой жизни он принадлежал певчей птице. Наши друзья и офицер караула как один подняли головы. И тут глазам Солдата предстало самое красивое лицо, какое он видел в жизни. Чудесный лик украшал длинную шею, которая грациозным изгибом уходила в белые, точно лепесток лилии, плечи с тонкими изящными ключицами. Темные завитки волос с вплетенными в них золотыми нитями обрамляли белоснежное лицо с рубиновыми губами и безупречным носом. Два темных бездонных глаза внимательно изучали троих стоящих внизу мужчин.
— Кто с неба?
Некоторое время офицер караула не отвечал — стражника захлестнула внутренняя буря. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло и взволнованно:
— Моя госпожа, с неба этот человек. У него глаза цвета лазури.
— В самом деле? Могу ли я с ним поговорить? Приведи его в мои палаты.
Как только лицо в окне исчезло, офицер начал приходить в себя. Казалось, он не знает, как поступить.
— Я не смею ослушаться, — сказал офицер, обращаясь больше к себе, чем к двум рекрутам. — Но, если султан увидит меня в ее комнате, не сносить мне головы. Проклятая женщина.
— Не пристало рыцарю так говорить о даме! — зарычал Солдат, у которого голова пошла кругом от увиденной в окне красоты.
— Ты просто не знаешь, — ответил расстроенный офицер, — не знаешь, что она может сделать, просто будучи самой собой. Ну, придется вести вас туда. Проклятый мой язык. Ну зачем я так орал. Если он нас там поймает…
Солдат и Голгат поняли, что под словом «он» офицер имел в виду своего владыку.
Друзей разоружили и повели в башню. Оказалось, что в башню встроена винтовая лестница. Свет туда почти не проникал, и потому восхождение в палаты госпожи далось нелегко.
Друзья сразу догадались, что прекрасная госпожа — и есть Лунна Лебяжья Шейка, и поверить не могли своему везению. Сейчас им представится возможность переговорить с женщиной, ради которой они сюда прибыли. И все же кое-что вызывало подозрения. Почему до нее так легко добраться? Где замки, где решетки? Судя по всему, Лунна Лебяжья Шейка находится здесь не в заточении, а по собственной воле.
Солдата с Голгатом препроводили в комнату, располагавшуюся на самом верху башни. От наполнявшего воздух аромата у Солдата закружилась голова; он чувствовал, что пьянеет, точно от вина. Затем в комнату порхнула тень — шелест одежд объявил о ее приходе. Перед друзьями предстала грациозная и стройная Лунна Лебяжья Шейка. Ее губы, грудь, фигура — все было воплощением божественной красоты, с которой могли поспорить лишь черты ее восхитительного лица. Маленькие изящные ножки были обуты в золотые сандалии, а округлые ноготки были раскрашены пейзажами и морскими видами с запечатленными в полете мифическими существами.
Каждый из троих мужчин, что находились в комнате, боролся с желанием заключить в объятия этот удивительный образчик женственности и красоты. Хотелось защищать ее ото всех зол, целовать ее сладкие уста, чело, ланиты… Каждый мечтал с ней слиться, держать ее вечно и не позволять ей даже мимоходом коснуться другого смертного. Мужчины сходили с ума, мечтая о шепоте ее губ, аромате ее пьянящего дыхания.
— Человек с неба?.. Да, у него синие глаза, я вижу. Но чем это доказывает его небесное происхождение? Он с таким же успехом мог выйти из океана или горного озера.
— Я… Да, моя госпожа, я думаю, вы правы. Где доказательства? Этот человек говорит, что он с неба, но он может быть откуда угодно. Я так легковерен. Я должен обнимать… я хотел сказать, отвыкать верить всему, что слышу… Я хотел сказать… А где мой повелитель?
Офицер дрожал. Солдат не мог понять, отчего так взволнован провожатый — то ли от переполнявшего его трепета перед неземной красотой, то ли от страха, что хозяин поймает его в опочивальне своей жены. Определенно офицер был настолько потрясен, что мысли его путались в присутствии Лунны Лебяжьей Шейки, земной богини, которая, на взгляд Солдата, как никто другой приближалась к образу ангела. И тут Солдат заметил, что уже с ней разговаривает:
— Моя госпожа, вы сама с неба.
Красавица залилась переливчатым смехом, и Солдат ощутил, как волна удовольствия пролилась по его телу, зазвеневшему с головы до пят.
Он заулыбался до ушей, точно слабоумный.
— Нет, я не с неба.
— Что здесь происходит?
Все трое повернулись и увидели крепкого коренастого человека с черной бородой и в кольчуге, который огромными шагами приближался к ним. Вообще-то его ноги в тяжелых доспехах производили массу шума, но спутники не услышали шагов.
Вслед за бородатым толстяком в комнату ворвались пять личных телохранителей.
— Мой повелитель! — закричал испуганно офицер. — Мне приказали!
— Тебе что?.. Жеманный дурак! Возвращайся на свое место. Кто эти идиоты, что таращатся на мою жену?
— Рекруты, — запинаясь, ответил офицер, торопливо покидая палаты Лунны. — Дезертиры.
Халиф Сильнейший — а это, вне всякого сомнения, был он — повернулся к двоим мужчинам, которые, не скрывая вожделения, глядели на его возлюбленную.
— Вы что уставились! А ты, — он повернулся к Лунне Лебяжьей Шейке, — пойди и прикройся.
— Я укрыта, — с достоинством сказала она. — Ты сам выбрал утром это одеяние.
— Оно предназначено только для моих глаз. У тебя груди просвечивают через ткань.
Гордо вздернув подбородок, Лунна покинула комнату, разбив присутствующим сердца.
— Так, — воскликнул Халиф, — что вы скажете в свое оправдание перед смертью? Вы женаты? Помолвлены? Интересно, вашим женам понравилось бы, что вы алкаете жену другого мужчины? Она моя, и только моя. Любой, кто когда-нибудь… — Халиф побагровел, его захлестнули ужас и негодование от одной мысли, что Лунна будет лежать в постели с другим мужчиной. Совершенно ясно, что он безумно ревнует, и ничто не спасет Солдата с Голгатом от меча, хотя они виновны лишь в том, что восхищались красотой. Именно об этом Солдат и сказал Халифу.
— Мой повелитель, я не согласен. У меня есть жена, и я люблю ее всем сердцем. Я признаю, что красота Лунны Лебяжьей Шейки способна поразить человека с первого взгляда, но…
Халиф обнажил меч. Судя по всему, он был силен. Крупные черты лица и полные губы выдавали в нем упрямого, жестокого человека. Перед друзьями стоял безжалостный владыка, которому ничего не стоило убить человека. Весь вид его свидетельствовал о распущенности, недобродетельной и похотливой натуре.
— Женат, да? Ну что же, сделаем из твоей шлюхи вдову.
Внезапно выражение лица Солдата изменилось. Он почувствовал, как в груди вскипает ярость. Назвав Лайану шлюхой, Халиф подписал себе смертный приговор. Наружу вырвалась неукротимая, древняя как мир злоба. Она поднялась изнутри как желчь, и одолеть ее Солдату было не под силу. Халиф вот-вот разделит участь псоглавого воина Вау и пары-тройки других жертв необузданного гнева Солдата.
— Ах ты грязная скотина, — сказал Солдат.
Тут же над его левым плечом просвистел меч, но Солдат молниеносно уклонился от удара, иначе лишился бы головы. В тот же миг он выхватил клинок из-за пояса Халифа и погрузил его в брюхо великана. Тонкая полоска стали проникла под кольца витой кольчуги. У Халифа сперло дыхание, он выпучил глаза. Движение Солдата было столь молниеносно и точно, что телохранители даже не успели заметить неладное.
Халиф пошатнулся, схватился за рану… Меч с лязгом выпал у него из рук. Голгат подхватил оружие и полоснул им по плечу стоящего рядом телохранителя, который по-прежнему озадаченно глядел на своего хозяина.
Солдат схватил со столика ониксовую чашу и размозжил ею лицо второго телохранителя. Теперь остальные стражи всполошились. Вынимать мечи было некогда; двое из них бросились вперед и схватили Солдата, пытаясь повалить его на землю. Голгат дрался с пятым охранником, который успел-таки обнажить меч, потому что стоял позади остальных.
Халиф упал на колени, крепко зажав руками рану на животе, и звал Лунну, просил ее прийти на помощь. Он кое-как вытащил из живота стилет, что было нелегко, потому что оружие постоянно цеплялось за кольца его плетеной кольчуги, и кровь хлынула из раны.
— Я сейчас истеку кровью и умру…
Телохранитель, которого Голгат ударил первым, качаясь, вышел за дверь на укрепленную стену форта. Солдат тут же понял, что он собирается позвать на помощь, однако его было не остановить. Глаза Солдату застилала кровь, что потекла из рваных ран на лбу. Он оттолкнул от себя ногой только что задушенного охранника, захватил второго ногами под колено, и тот с грохотом рухнул на пол. Солдат подпрыгнул и приземлился на нос несчастному, перенеся всю тяжесть тела на пятку. Послышался хруст, стражник застонал и, перевернувшись на бок, замер.
Разделавшись с этими двумя — один лежал мертвый, другой без сознания, — Солдат поспешил на помощь Голгату, но тому ловкости было не занимать, и он сам уже успел расправиться с соперником.
Голгат выскочил наружу. Успевший выбраться стражник старательно полз к бойнице. От боли глаза его были затуманены. Кусок кольчуги застрял в ране от мощного удара Голгата, и теперь несчастный пытался аккуратно вытащить его. Скоро он начнет звать на помощь… Голгат ударил его кинжалом под шею; клинок прошел между ключицей и грудной клеткой и с силой вонзился в сердце. Охранник умер мгновенно.
— Что происходит? — спросил Голгат, едва пробудившись.
— Не знаю, я сам только что проснулся.
Пока друзья разговаривали, пытаясь понять что к чему, один из тюков зашевелился. Затем еще один. Внутри куч тряпья угадывались тела. Странные существа, просыпаясь, садились на землю. Самый ближний к Солдату незнакомец уставился прямо на него. Лицо этого человека, чей пол определить было невозможно, представляло собой страшную изъеденную язвами маску. Куски плоти свисали со скул, губы были начисто съедены гнилью и отвалились, глаза, лишенные век, лихорадочно горели во впалых глазницах.
Существо заговорило. Слова давались несчастному с трудом и были искажены — без сомнения, его рот, как и остальные части тела, был покрыт язвами.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил Солдат. — А за что?
— За огонь. Хищники тут ходят. Леопарды. Нападают на нас.
Голгат без обиняков сказал:
— По мне, так я бы почел это за благодеяние. Вы ведь прокаженные, да? Неужели вам не хочется умереть поскорее?
— Нет, — присоединился к разговору другой прокаженный. — Проказа убивает медленно. А нам хочется жить, как и всем остальным. Кто же станет мечтать, чтобы его хищник разорвал? Даже представить страшно. Когда придет время, я брошусь с какой-нибудь высокой скалы. Но не сейчас, нет, не сейчас.
Прокаженные рассказали друзьям, что те попали в страну прокаженных, место, куда изгоняют всех страдающих этим страшным заболеванием.
— Сюда никто не заходит, — сказал первый говоривший. — Мы удивились, когда увидели ваш костер.
Солдат сказал:
— Мы ищем крепость Халифа Сильнейшего.
— Тогда вы правильно идете. Его земля начинается по другую сторону Стоячего озера.
Солдат с Голгатом по вполне понятным причинам сторонились прокаженных. У одних была сухая проказа, у других мокрая. Самой заразной была вторая. И те, и другие оставляли на месте ночевки куски своих тел: там кусок пальца, там — мочка уха. Прокаженные поднялись, помогая друг другу встать на ноги, и поплелись прочь, старательно избегая двух здоровых людей. Солдату было очень жаль несчастных. Его собственные проблемы сразу отошли на второй план и стали казаться ничтожными по сравнению с бедой этих людей. Им приходилось как-то добывать себе пищу и питьевую воду, беречься диких зверей и, что немаловажно, не погрузиться в бездну отчаяния, подстерегающую любого, кто имел несчастье заболеть смертельным недугом.
На этом берегу озера путники еще не раз встречали прокаженных. Солдат полагал, что люди эти должны были бы затаить злобу на весь мир из-за того, что болезнь постигла именно их. Он считал, что прокаженные обязательно винят кого-то в душе, потому что наверняка стали жертвами того или иного колдовства. Злодей или завистник призвал дьявольские болезни войти в их тела и превратить обычных здоровых людей в ходячие трупы. И все-таки прокаженные по большей части смиренно принимали свою судьбу — по крайней мере, они не восставали против всего мира. Может, некоторые из них втайне и питали ненависть к людям, которых считали виновными в своей болезни, но Солдат и Голгат к числу последних не относились.
Впрочем, и здесь были исключения. Однажды к путникам приблизился прокаженный, которому очень хотелось с ними пообщаться. Нарушителю пригрозили мечом, и тот, наполовину обезумев от тоски и горя, удалился, выкрикивая нечленораздельные ругательства.
На третью ночь пути друзья, как обычно, развели костер. За день их так успели накусать насекомые, что терпеть не было сил. Кожу покрывали огромные красные шишки. Москиты предпочитали нижнюю часть ног, комары и другие летающие насекомые выбирали более мягкие места — шею, лицо, тыльные стороны ладоней. Какие-то бескрылые насекомые заползали под туники и оставляли на бедрах и животах массу волдырей. Чего только не перепробовали путники! Однажды они даже попытались зайти в воду, преодолев брезгливость, и некоторое время шли вдоль берега. В итоге их сплошь обвешали пиявки. Пришлось остановиться, развести костер и прижигать пиявок раскаленным прутом — так крепко держались кровопийцы.
Плохие это были места, недобрые. Неудивительно, что прокаженных сослали именно сюда.
Солдат проснулся, когда мертвенно-бледный рассвет коснулся его лица, и обнаружил, что кто-то спит с ним в обнимку. «Ночью под одеяло залез прокаженный!» — с ужасом подумал Солдат. И вскочил с перепугу, удивляясь между делом, какая у прокаженного холодная кожа.
Однако, поднявшись, он понял, что ложе с ним делил отнюдь не прокаженный. Солдат никогда прежде не видел таких людей. Человек был с головы до пят укутан в бесформенное черное одеяние, страшное лицо наполовину скрывал черный капюшон.
Странный незнакомец встал на ноги и оказался на добрых три фута выше Солдата. Впрочем, Солдат уже не мог ничему удивляться. Его обуял безграничный ужас, в мыслях наступил полный хаос, сердце оцепенело.
— Что, испугался? — спросило существо голосом, который отражался многократным эхом в неведомых горах. — Смерть никогда не видел? Мы ведь наверняка уже встречались в воображении или снах.
Смерть уставилась на Солдата бездонными глазами — глубже и чернее пещер на самом старом утесе. Ее губы были покрыты трещинами и язвами, как кора древнего дуба. Кожа на лице — если можно это назвать кожей — была испещрена дырами, в которых копошились черви и личинки мух.
— Никогда. — Солдат оцепенел от страха и отвращения. — Нет, еще никогда.
— А почему ты так на меня смотришь? — спросила Смерть.
— Да любой будет так на тебя смотреть. Вот уж не подумал бы, что буду глядеть в лицо Смерти. По крайней мере, не сейчас. Оказывается, ты тоже иногда спишь.
Смерть нетерпеливо фыркнула.
— Мне приходится отдыхать, как и всем остальным. Даже Великий Создатель отдыхал после трудов праведных.
Смерть говорила, и слюна падала из ее рта прямо на землю, откуда тотчас пускались в рост желтовато-зеленые чахлого вида растения. Они засыхали, едва достигая высоты лодыжки.
Солдат поглядел на Голгата, который лежал и не просыпался. Страшная мысль сжала его беспокойно колотящее сердце стальными пальцами.
— Ты пришла за ним? Забрала моего друга?
Смерть поглядела на человека, мирно почивавшего по ту сторону костра, и покачала головой.
— Нет, нет. Мне нужен кое-кто из крепости Халифа Сильнейшего. Но раз уж мы встретились… я все равно приду за тобой через два дня, в полночь, так почему бы тебе не пойти со мной сейчас — сбережем друг другу время и нервы.
— Ты должна прийти за мной? — простонал Солдат упавшим голосом. — А кто меня убьет?
— Никто тебя не убьет. Ты умрешь от старости. Хватит, Мукара, пожил свое. — Смерть стала осматриваться по сторонам. — Нехорошие это места, Мукара из Олифата. Что делает правитель в таком месте с единственным слугой, да еще в преддверии своего конца? Какой демон овладел твоим рассудком настолько, что ты решился покинуть смертное ложе?
— Как? — воскликнул Солдат. — Как ты меня назвал?
— А то ты сам не знаешь, как тебя зовут, султан Мукара!
Солдат засмеялся, едва не впадая в истерику.
— О хвала небесам, ты ошиблась! Я не султан. И зовут меня не Мукара. Ты не того нашла.
Смерть сощурила глаза и так широко открыла рот, что Солдат увидел в нем неописуемые ужасы: голые тела мужчин и женщин извивались и сплетались в узлы; целые королевства косили чума и мор; голод и войны опустошали страны.
— Я никогда не ошибаюсь, — буркнула Смерть.
—Я что, похож, на старика? Я кажусь тебе больным? — закричал Солдат.
Смерть внимательно рассматривала Солдата, плотно сжав губы.
— Глаза мои стары, их замутнило нескончаемое время.
Кроме того, все на самом деле обстоит совсем не так, как видят глаза. Ты тот, кто ты есть. Ну скажи, если ты не Мукара, тогда кто?
Тут Солдат понял, в какой переплет угодил.
— Меня зовут Солдат.
— Это не имя, а занятие. Скажи свое имя.
— Я не знаю. Забыл.
— Ну, тогда почем тебе знать, что ты не Мукара из Олифата? — поинтересовалась Смерть, сделав вполне разумное заключение.
— Потому что Мукара принадлежит этому миру, а я — нет. Я пришел из другого места.
— Из какого?
— Я… я не знаю. Посмотри на мои глаза. Видишь, они голубые.
— Я слышала, что у некоторых птиц и рептилий тоже голубые глаза.
— Но у людей таких нет.
— Мне неинтересно, какого цвета у тебя глаза. Я все равно вижу только черное и белое. Я — Смерть. Ты не знаешь, кто ты, откуда пришел. Ты что, сумасшедший? Нельзя же просто взять и забыть, кто ты такой, ради того лишь, чтобы избежать смерти. Вспомни свою жизнь! Вспомни бесчисленные казни; мужчины, которые оскорбляли тебя, не вовремя испустив газы или высморкавшись; женщин, которые отказывались спать с тобой и со слезами — молили о пощаде; детей, чей плач приводил тебя в бешенство. Ты истреблял своих подданных тысячами, когда они жаловались на высокие налоги. Ты посылал солдат на неминуемую гибель, сбрасывал их со скал, только чтобы доказать, что твоя власть не знает границ. Ну и заставил же ты меня попотеть.
— Но…
— Достаточно. Пора идти. Твое последнее слово… Учти, я терпеть не могу предсмертных криков и банальности. Придумай что-нибудь оригинальное.
Солдат стоял и молчал. Тишина была невыносима. Смерть вздохнула.
— Ну хорошо, попробуй так: «Недуг не хочет выпускать меня безумно любящей подругой, совокупляясь с сердцем в сотый раз…»
— Подожди! — перебил ее Солдат. — Голгат не проснулся, а его давно уже разбудили бы наши крики и споры. Значит, это сон. Сейчас я откачусь в тлеющие угли и проснусь от боли. Изыди с глаз моих.
Смерть сложила на груди руки.
— Тебе все равно не избежать меня, пойми. Я приду за тобой через два дня, в Олифат.
— И тогда поймешь, что ошиблась.
— Надейся. Прощай, до скорой встречи.
— Хотел тебя спросить, — промолвил Солдат, припоминая неясную тень, которая шла следом за костями и волосами ХуллуХ'а.
Смерть удивленно на него посмотрела.
— Да?
— Я не тебя видел на похоронах чародея?
Смерть сложила трубочкой губы и покачала головой:
— Нет, это была моя сестра, Забвение.
Солдат проснулся от резкой боли, вскрикнул и уселся на земле, потирая обожженную ладонь. Должно быть, во сне он случайно откинул руку и попал ладонью в тлеющий костер.
— Что такое? — всполошился Голгат.
— Руку обжег. Во сне в костер попала.
— Нужно ложиться подальше от… Богиня Кист, волки!
Солдат заметил, что Голгат бешено озирается. Вокруг лагеря виднелось множество отпечатков лап. Больше двух дюжин огромных волков всю ночь ходили вокруг спящих кругами. Звери старались подобраться ближе, постоянно сужая круги. Но на людей они так и не напали — в самый последний момент их, видимо, что-то отпугнуло. Голгат стал смотреть в небо — нет ли где поблизости крылатого льва.
— Интересно, что их напугало?
Солдат, потирая ладонь, торопливо поднялся.
— Нам давно уже пора идти. Давай, собираем вещи. Осталось совсем немного.
Голгат кивнул.
— Тебе надо наложить на ожог масло — это лучшее средство. И перевязать чем-нибудь сухим.
— Я сам знаю, как лечить ожоги, — раздраженно ответил Солдат. — Только в этой глуши масло разве раздобудешь?
Спутники выкопали несколько корешков и пожевали их, чтобы чуть утолить жажду и голод, а потом снова пустились в дорогу.
Наконец они дошли до высокого утеса, рассеченного единственной продолговатой щелью. Этот естественный проход охраняли с два десятка вооруженных до зубов солдат. Они остановили друзей и спросили, по какому делу те пожаловали. Солдат сообщил стражам, что два закаленных в боях воина пришли записаться в армию Халифа Сильнейшего.
— Закаленных в боях, говоришь? — сказал огромный, покрытый шрамами человек — видимо, главный. Он неожиданно сделал выпад коротким мечом, целясь в шею Солдата. Солдат отскочил в сторону, уворачиваясь от удара, и одновременно ударил здоровяка по ногам. Тот свалился прямо на спину в пыль, чем немало позабавил своих товарищей.
— Закаленных, — подтвердил Солдат.
Не получив повреждений, если не считать задетого самолюбия, глава охраны отряхнулся и сказал путникам, что те могут проходить. Им выделили пятерых сопровождающих, и все семеро направились в длинный, извивающийся между утесами проход. Между двумя отвесными совершенно гладкими скалами, будто рассеченными гигантским мечом разгневанного божества, змеился проход шириной в две вытянутые руки и длиной в милю.
Наконец путники в сопровождении охраны добрались до другой стороны ущелья. Перед ними раскинулась пологая равнина, простирающаяся на две мили в длину и милю в ширину. Со всех сторон ее окружали высокие стены утеса, в которых были вырезаны дома-пещеры с декоративными входами. Дома, что размещались выше остальных — приблизительно на середине стены утеса, — соединялись с другими широкими каменными мостами, а вырезанные в скальной породе ступеньки вели от входов к земле.
Солдат мимоходом заглянул внутрь одного из домов. Убранство здешних жилищ было достаточно простым: в мягкой породе вырезали одну-две комнаты, часто посередине разбивали очаг. Зато снаружи дома выглядели настоящими произведениями искусства.
У входов бродили козы и собаки, пожирая отходы, которые могли привлечь крыс. Среди животных с визгом и криками бегали дети.
Посреди долины стоял форт из прочного красного песчаника; его башни доходили до середины утесов. Единственными отверстиями, через которые проникал дневной свет, были узкие высокие бойницы на укрепленных стенах. На флагштоках развевались черно-красные знамена. Вход представлял собой маленькое полукруглое отверстие, сквозь которое можно было пройти лишь согнувшись. Солдат не заметил никаких других ворот или дверей.
И действительно, когда друзья приблизились к форту, сопровождающие заставили их встать на четвереньки, и, протиснувшись сквозь отверстие в стене, Солдат с Голгатом оказались во дворе форта.
Им навстречу вышел воин — явно офицер.
— Что такое?
— Новые рекруты, — ответил один из сопровождающих.
Стража удалилась, оставив Солдата и Голгата на попечении офицера из караула.
— Вы откуда? — последовал вопрос.
Голгат сказал:
— Я дезертировал из имперской армии Гутрума. А он — не здешний.
— Я так и подумал, — сказал офицер, с любопытством рассматривавший лицо Солдата. — У него глаза цвета неба. Ты с неба, воин? Из королевства на облаках?
— Да, — ответил Солдат. — Но я служил офицером в Красных Шатрах.
— А-а, понял. Карфаганская армия? Ну что ж, вам придется заслужить место в армии Халифа Сильнейшего… Мне всегда было интересно, какие они, люди с неба. Я постоянно спорю со своими соседями по бараку о небесных воинах. Кое-кто считает, что их не существует, но наконец-то я нашел доказательство. — Офицер довольно кивнул и обратился к Солдату: — А ты с какого облака? Где твои крылья?
— Отвалились. Когда проводишь слишком много времени внизу, на земле, они опадают с плеч, как осенние листья.
— Понимаю. Да, так и должно быть. Вероятно, сморщились и потемнели. Какая жалость. Вот если бы они увидели крылья, точно поверили бы. Ну да ладно. У тебя же синие глаза.
— Можно встретиться с вашим правителем? — сказал Солдат, который уже начал терять терпение.
— В этом нет необходимости. Я здесь решаю, кого принимать, а кого нет. Я вас поселю в барак…
— У нас есть новости из внешнего мира, — пояснил Солдат. — Я уверен, что Халиф захочет знать, что творится за пределами его королевства.
— Скажи мне, а я ему передам. Эй! — Офицер подозвал проходящего мимо стражника. — Вот небесный воин. Я же говорил, что они настоящие. Если есть летающие львы, значит, есть и летающие люди. Теперь я вам доказал.
Стражник покачал головой и пошел дальше.
— У него же синие глаза! — пронзительно закричал офицер из караула. — Глаза цвета неба!
Стражник лениво отмахнулся, даже не обернувшись.
В этот момент откуда-то сверху донесся голос. В голосе звучали музыкальные нотки — должно быть, в прошлой жизни он принадлежал певчей птице. Наши друзья и офицер караула как один подняли головы. И тут глазам Солдата предстало самое красивое лицо, какое он видел в жизни. Чудесный лик украшал длинную шею, которая грациозным изгибом уходила в белые, точно лепесток лилии, плечи с тонкими изящными ключицами. Темные завитки волос с вплетенными в них золотыми нитями обрамляли белоснежное лицо с рубиновыми губами и безупречным носом. Два темных бездонных глаза внимательно изучали троих стоящих внизу мужчин.
— Кто с неба?
Некоторое время офицер караула не отвечал — стражника захлестнула внутренняя буря. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло и взволнованно:
— Моя госпожа, с неба этот человек. У него глаза цвета лазури.
— В самом деле? Могу ли я с ним поговорить? Приведи его в мои палаты.
Как только лицо в окне исчезло, офицер начал приходить в себя. Казалось, он не знает, как поступить.
— Я не смею ослушаться, — сказал офицер, обращаясь больше к себе, чем к двум рекрутам. — Но, если султан увидит меня в ее комнате, не сносить мне головы. Проклятая женщина.
— Не пристало рыцарю так говорить о даме! — зарычал Солдат, у которого голова пошла кругом от увиденной в окне красоты.
— Ты просто не знаешь, — ответил расстроенный офицер, — не знаешь, что она может сделать, просто будучи самой собой. Ну, придется вести вас туда. Проклятый мой язык. Ну зачем я так орал. Если он нас там поймает…
Солдат и Голгат поняли, что под словом «он» офицер имел в виду своего владыку.
Друзей разоружили и повели в башню. Оказалось, что в башню встроена винтовая лестница. Свет туда почти не проникал, и потому восхождение в палаты госпожи далось нелегко.
Друзья сразу догадались, что прекрасная госпожа — и есть Лунна Лебяжья Шейка, и поверить не могли своему везению. Сейчас им представится возможность переговорить с женщиной, ради которой они сюда прибыли. И все же кое-что вызывало подозрения. Почему до нее так легко добраться? Где замки, где решетки? Судя по всему, Лунна Лебяжья Шейка находится здесь не в заточении, а по собственной воле.
Солдата с Голгатом препроводили в комнату, располагавшуюся на самом верху башни. От наполнявшего воздух аромата у Солдата закружилась голова; он чувствовал, что пьянеет, точно от вина. Затем в комнату порхнула тень — шелест одежд объявил о ее приходе. Перед друзьями предстала грациозная и стройная Лунна Лебяжья Шейка. Ее губы, грудь, фигура — все было воплощением божественной красоты, с которой могли поспорить лишь черты ее восхитительного лица. Маленькие изящные ножки были обуты в золотые сандалии, а округлые ноготки были раскрашены пейзажами и морскими видами с запечатленными в полете мифическими существами.
Каждый из троих мужчин, что находились в комнате, боролся с желанием заключить в объятия этот удивительный образчик женственности и красоты. Хотелось защищать ее ото всех зол, целовать ее сладкие уста, чело, ланиты… Каждый мечтал с ней слиться, держать ее вечно и не позволять ей даже мимоходом коснуться другого смертного. Мужчины сходили с ума, мечтая о шепоте ее губ, аромате ее пьянящего дыхания.
— Человек с неба?.. Да, у него синие глаза, я вижу. Но чем это доказывает его небесное происхождение? Он с таким же успехом мог выйти из океана или горного озера.
— Я… Да, моя госпожа, я думаю, вы правы. Где доказательства? Этот человек говорит, что он с неба, но он может быть откуда угодно. Я так легковерен. Я должен обнимать… я хотел сказать, отвыкать верить всему, что слышу… Я хотел сказать… А где мой повелитель?
Офицер дрожал. Солдат не мог понять, отчего так взволнован провожатый — то ли от переполнявшего его трепета перед неземной красотой, то ли от страха, что хозяин поймает его в опочивальне своей жены. Определенно офицер был настолько потрясен, что мысли его путались в присутствии Лунны Лебяжьей Шейки, земной богини, которая, на взгляд Солдата, как никто другой приближалась к образу ангела. И тут Солдат заметил, что уже с ней разговаривает:
— Моя госпожа, вы сама с неба.
Красавица залилась переливчатым смехом, и Солдат ощутил, как волна удовольствия пролилась по его телу, зазвеневшему с головы до пят.
Он заулыбался до ушей, точно слабоумный.
— Нет, я не с неба.
— Что здесь происходит?
Все трое повернулись и увидели крепкого коренастого человека с черной бородой и в кольчуге, который огромными шагами приближался к ним. Вообще-то его ноги в тяжелых доспехах производили массу шума, но спутники не услышали шагов.
Вслед за бородатым толстяком в комнату ворвались пять личных телохранителей.
— Мой повелитель! — закричал испуганно офицер. — Мне приказали!
— Тебе что?.. Жеманный дурак! Возвращайся на свое место. Кто эти идиоты, что таращатся на мою жену?
— Рекруты, — запинаясь, ответил офицер, торопливо покидая палаты Лунны. — Дезертиры.
Халиф Сильнейший — а это, вне всякого сомнения, был он — повернулся к двоим мужчинам, которые, не скрывая вожделения, глядели на его возлюбленную.
— Вы что уставились! А ты, — он повернулся к Лунне Лебяжьей Шейке, — пойди и прикройся.
— Я укрыта, — с достоинством сказала она. — Ты сам выбрал утром это одеяние.
— Оно предназначено только для моих глаз. У тебя груди просвечивают через ткань.
Гордо вздернув подбородок, Лунна покинула комнату, разбив присутствующим сердца.
— Так, — воскликнул Халиф, — что вы скажете в свое оправдание перед смертью? Вы женаты? Помолвлены? Интересно, вашим женам понравилось бы, что вы алкаете жену другого мужчины? Она моя, и только моя. Любой, кто когда-нибудь… — Халиф побагровел, его захлестнули ужас и негодование от одной мысли, что Лунна будет лежать в постели с другим мужчиной. Совершенно ясно, что он безумно ревнует, и ничто не спасет Солдата с Голгатом от меча, хотя они виновны лишь в том, что восхищались красотой. Именно об этом Солдат и сказал Халифу.
— Мой повелитель, я не согласен. У меня есть жена, и я люблю ее всем сердцем. Я признаю, что красота Лунны Лебяжьей Шейки способна поразить человека с первого взгляда, но…
Халиф обнажил меч. Судя по всему, он был силен. Крупные черты лица и полные губы выдавали в нем упрямого, жестокого человека. Перед друзьями стоял безжалостный владыка, которому ничего не стоило убить человека. Весь вид его свидетельствовал о распущенности, недобродетельной и похотливой натуре.
— Женат, да? Ну что же, сделаем из твоей шлюхи вдову.
Внезапно выражение лица Солдата изменилось. Он почувствовал, как в груди вскипает ярость. Назвав Лайану шлюхой, Халиф подписал себе смертный приговор. Наружу вырвалась неукротимая, древняя как мир злоба. Она поднялась изнутри как желчь, и одолеть ее Солдату было не под силу. Халиф вот-вот разделит участь псоглавого воина Вау и пары-тройки других жертв необузданного гнева Солдата.
— Ах ты грязная скотина, — сказал Солдат.
Тут же над его левым плечом просвистел меч, но Солдат молниеносно уклонился от удара, иначе лишился бы головы. В тот же миг он выхватил клинок из-за пояса Халифа и погрузил его в брюхо великана. Тонкая полоска стали проникла под кольца витой кольчуги. У Халифа сперло дыхание, он выпучил глаза. Движение Солдата было столь молниеносно и точно, что телохранители даже не успели заметить неладное.
Халиф пошатнулся, схватился за рану… Меч с лязгом выпал у него из рук. Голгат подхватил оружие и полоснул им по плечу стоящего рядом телохранителя, который по-прежнему озадаченно глядел на своего хозяина.
Солдат схватил со столика ониксовую чашу и размозжил ею лицо второго телохранителя. Теперь остальные стражи всполошились. Вынимать мечи было некогда; двое из них бросились вперед и схватили Солдата, пытаясь повалить его на землю. Голгат дрался с пятым охранником, который успел-таки обнажить меч, потому что стоял позади остальных.
Халиф упал на колени, крепко зажав руками рану на животе, и звал Лунну, просил ее прийти на помощь. Он кое-как вытащил из живота стилет, что было нелегко, потому что оружие постоянно цеплялось за кольца его плетеной кольчуги, и кровь хлынула из раны.
— Я сейчас истеку кровью и умру…
Телохранитель, которого Голгат ударил первым, качаясь, вышел за дверь на укрепленную стену форта. Солдат тут же понял, что он собирается позвать на помощь, однако его было не остановить. Глаза Солдату застилала кровь, что потекла из рваных ран на лбу. Он оттолкнул от себя ногой только что задушенного охранника, захватил второго ногами под колено, и тот с грохотом рухнул на пол. Солдат подпрыгнул и приземлился на нос несчастному, перенеся всю тяжесть тела на пятку. Послышался хруст, стражник застонал и, перевернувшись на бок, замер.
Разделавшись с этими двумя — один лежал мертвый, другой без сознания, — Солдат поспешил на помощь Голгату, но тому ловкости было не занимать, и он сам уже успел расправиться с соперником.
Голгат выскочил наружу. Успевший выбраться стражник старательно полз к бойнице. От боли глаза его были затуманены. Кусок кольчуги застрял в ране от мощного удара Голгата, и теперь несчастный пытался аккуратно вытащить его. Скоро он начнет звать на помощь… Голгат ударил его кинжалом под шею; клинок прошел между ключицей и грудной клеткой и с силой вонзился в сердце. Охранник умер мгновенно.