Харрис Рут. Любовь и деньги

   Лана была потрясена, узнав, что Уилл убил Рассела Далена. Он сдержал однажды данное слово. Милдред, главная виновница этой трагедии, была сломлена. Каким страшным оказался конец единственной любви ее молодости. Рассел мертв, Уилл Бэнтри в тюрьме, напуганный и недоумевающий, что жизнь так жестоко обходится с ним. Спустя тридцать пять лет после ее романа Золушки с принцем и вынужденного брака с Уиллом, все кончилось такой ужасной катастрофой. Нежная бело-розовая кожа Милдред была теперь пепельно-серой, тускло-серыми стали голубые глаза, когда в комнате за парикмахерским залом она поведала Лане все о себе – все тайны ее первой и единственной любви и тайны того дня, когда родилась Лана.
   – Уилл и Рассел встретились в тот день, когда ты появилась на свет. Рассел приехал специально, чтобы увидеть тебя. Они подрались в больнице, и тогда-то Уилл поклялся убить Рассела, если тот когда-нибудь попадется ему на глаза. Он пытался тогда уже стрелять в него, за что попал в тюрьму, – убито говорила Милдред, впервые делясь с дочерью своими печальными тайнами.
   – Рассел приехал, чтобы посмотреть на меня? – воскликнула Лана, жадно впитывая все, что говорила мать. – Почему? Ведь он хотел, чтобы ты сделала аборт? Мне казалось, что он даже дал тебе деньги на это.
   – Да, дал. Но это было в самом начале еще до того, как родилась Диди, его дочь. Он мечтал о мальчике, о сыне, – пояснила она Лане и рассказала, как Рассел звонил ее матери. – Он сказал ей, что в семье Даленов мальчики значат все, а девочки – ничего. Поэтому он хочет наследника.
   – Значит, я была для него не более, чем вторым разочарованием, – тихо промолвила Лана, поняв, что это одна из причин, почему Рассел бросил ее на произвол судьбы.
   – Для отца Рассела самым главным было продолжение дела Даленов. Их честь, имя и богатство зависели от того, будут ли в роду мальчики, продолжатели семейной истории, – тихо продолжала рассказывать Милдред. Этими словами она подтвердила догадки Ланы.
   Лана не в силах что-либо сказать, лишь обняла мать, как всегда взяв на себя роль утешительницы, роль старшей и более сильной. Успокаивая мать, она впервые задумалась над тем, что, возможно, Диди и не так уж была счастлива. Ведь, без сомнения, своим рождением она тоже разочаровала отца и всю семью Даленов. Обе они родились в семье, где их не хотели и где нужны были только сыновья.
   Но даже это не изменило ее отношения к Диди. И ничто никогда не изменит. Даже неожиданное и запоздалое наследство, уравнивавшее их.
   Адвокат Ван Тайсон позвонил Лане спустя несколько часов после смерти ее отца. Лана все еще была в салоне. Милдред ушла, чтобы встретиться с адвокатом, которого она наняла для Уилла.
   – Рассел Дален изменил свое завещание 28 марта 1978-го, – сообщил адвокат Лане. – В нем он признает вас своей дочерью и завещает вам половину своих акций в фирме «Ланком и Дален».
   Эта дата навсегда отпечаталась в памяти Ланы, как день отмщения отцу за его отказ от нее и равнодушие к ее судьбе. В этот день она заставила его почувствовать, что пережила она в отеле «Рузвельт», когда он не пришел. 28 марта 1978 года был день ее не состоявшейся, по ее же воле, встречи с отцом в ресторане отеля «Пол Ре-вир».
   – Я этого не знала, – растерянно сказала Лана адвокату, чувствуя, как ей не хватает воздуха. Почему отец не сказал, зачем он хочет видеть ее? Почему не дал ей возможности помириться, пока был жив?
   – Не знали? – удивился адвокат. – Рассел сказал мне, что сам вручит вам копию завещания при личной встрече, ибо пригласил вас позавтракать с ним. Именно тогда он и хотел вам вручить завещание. Разве он не сделал этого?
   – Мы с ним не встретились, – тихо промолвила Лана. – Завтрак не состоялся.
   Она сказала это так тихо, что он почти не расслышал, а затем поблагодарила его и повесила трубку. Она получила все ответы на вопросы, которые так долго собиралась задать отцу. Он не сказал ей о завещании, потому что она не дала ему возможность сделать это. Они не помирились при его жизни, потому что она яростно и упорно упивалась своей обидой.
   Лана не кричала и не плакала. Она покинула свой кабинет в салоне «Шкатулка красоты» и, отпустив помощницу, сама принялась обслуживать клиентов.
   Намыливая и ополаскивая чужие головы, она словно хотел, чтобы вода и пена унесли с собой ее вину и ее стыд. Привычно выполняя знакомую работу, она думала об отце, вспоминая все подробности последнего разговора по телефону, свой холодный голос и беспощадные отказы на все его просьбы все же увидеться, боль и растерянность в голосе отца. Тогда она торжествовала, что может так ему отомстить, и считала свою жестокость оправданной.
   Когда последняя клиентка была обслужена, ушел мастер и салон опустел, Лана, закатав рукава, взобравшись на стремянку, принялась мыть стены, а потом и пол зала, вычищая все углы и щели и, ползая на коленях, натирая его мастикой.
   Она вымыла окна и зеркала, раковины и кресла у моек, маникюрный столик, затем навела порядок в кладовой, вымыла пол в фойе, выскребла и вычистила каморку, где хранятся швабры и ведра и, наконец, комнату для отдыха. Кожа на ладонях и кончиках пальцев побелела и сморщилась от воды и моющих средств и нестерпимо саднила, но она с остервенением атаковала каждую соринку, словно в пыли и грязи материализовались грызущие совесть чувства вины и стыда. Но напрасно, заглушить их было невозможно.
   Мне снова предложили любовь, терзалась она, а я была слишком обиженной и злой, чтобы заметить это. Вот о каком сюрпризе говорил он тогда, вспоминала она слова отца, сказанные по телефону. Но он хотел мне предложить не только деньги, но и свое признание и любовь, то, чего ей так не хватало всю ее жизнь.
   Ей вдруг вспомнилась китайская поговорка: если жаждешь отмщения, рой сразу две могилы. С неприятным ноющим чувством отчаяния она поняла, что в своей жажде мести она вырыла две могилы – одну для мертвых, где будет покоиться ее отец, другую – для живых, где предстоит ей самой жить и мучиться.
   Домой она вернулась безмерно усталой, но тут же устроила такую же генеральную уборку, как и в салоне. Но забыть того, что совершила, или простить себе это она уже не могла.
   В тюрьме Уилл Бэнтри не мог вспомнить, держал ли он в руках ружье и открывал ли кому дверь. Он даже не помнил, что в этот день пришел домой с работы рано. Однако он вспомнил, что зашел в бар через дорогу от фабрики Фрэнка Спарлинга и выпил несколько рюмок.
   – Всего парочку, – убеждал он адвоката, которого наняла для него Милдред. – Не думал, что я так пьян.

* * *

   – Сводная сестра? – воскликнула Диди, побледнев, когда адвокат отца Ван Тайсон прочитал ей завещание. – Но я единственная его дочь! У меня нет сестер.
   – Оказывается, есть, – сочувственно ответил адвокат, понимая ее состояние. Он показал ей завещание, подписанное отцом. – Она наследует половину его акций.
   – Половину? Никогда! Я опротестую завещание. – Зеленые глаза Диди сверкали, как изумруды, на мертвенно-бледном лице. – Я опротестую его во всех судах страны.
   – На каком основании? – мягко спросил Ван Тайсон. Он понимал, каким шоком была для нее эта новость, но как адвокат знал, сколь нереальны ее намерения. – Ваш отец составлял завещание в полном здравии и рассудке. Он действовал сознательно и не по принуждению. Он составил завещание сам и по своей воле.
   Диди молча смотрела на пего. На какое-то мгновение она почувствовала даже неприязнь к старому адвокату, сообщившему ей эту чудовищную весть, которая означала одно – она отныне владеет лишь половиной акций отца. Но это была не единственная плохая новость для нее. Диди наконец получила ответ на давно мучивший ее вопрос: почему, когда она родилась, отца не было рядом с матерью, не было его и в городе. Теперь она знала, кто виноват в этом, кто, оказывается, был для отца дороже, чем она.
   Она сидела в старинной, как в диккенсовские времена, адвокатской конторе Вана Тайсона, адвоката, который вел все дела Рассела Далена, и все отчетливее представляла себе последствия этого неправдоподобного и несправедливого завещания, в котором была выражена последняя воля ее отца.
   Она вынуждена будет делить не только богатство отца, но и самою себя и свое положение и имя с женщиной, укравшей у нее мужа и разорившей ее. И ужаснее всего, эта женщина, которую Диди презирала, считала самозванкой, соперницей и самым лютым врагом, оказалась ее сестрой.
   Диди поклялась не иметь с Ланой никаких отношений. Отец не сделал ее членом семьи, ни разу за все эти годы не обмолвился о ней и не признавал ее своей дочерью. Зная все это, она намеревалась отныне поступать так же. Она не видела причины, почему она должна признать существование какой-то Ланы Бэнтри. К тому же она не переставала винить ее в смерти отца, потере состояния и в своей разбитой семейной жизни.
   Однако ее мать, Джойс, смотрела на все более трезво. Она напомнила Диди, что отец сам настоял поехать в Уорчестер, а убил его Уилл Бэнтри, а не Лана. Она не имеет никакого отношения к гибели Рассела. К тому же в том, что Диди потеряла свои деньги, виноваты Трип и Слэш, потерпевший неудачу на бирже, а вовсе не Лана. Все это она решительно и даже резко высказала дочери и посоветовала ей руководствоваться разумом, а не эмоциями.
   – Твой отец оставил Лане Бэнтри половину своих акций. Ты здесь ничего не можешь изменить, – подчеркнуто сказала Джойс. – Если ты будешь сотрудничать с ней, вы вместе сможете осуществлять хоть какой-то контроль над будущей деятельностью фирмы «Ланком и Дален». Если не сможете этого сделать, Трип будет творить все, что захочет. Тогда лучше сразу продать ему твою долю акций, как он тебе это предлагал.
   – Она наглая посягательница, – упрямо твердила Диди, отказываясь признавать правоту матери и прислушаться к ее трезвым советам. Она упорно твердила свое, ибо это освобождало ее от ответственности за дальнейшее. – Она не Дален.
   – Нет, она Дален, – неумолимо, как судья, настаивала Джойс, не пытаясь уходить от реального факта – существования еще одной дочери у Рассела. – Она попросила разрешения присутствовать на его похоронах. Я сказала, что мы ждем ее.
   – Ты так ей сказала? Как ты могла? – пришла в" ужас Диди от одной мысли, что какая-то посторонняя женщина, которую она презирает, будет на похоронах ее отца.
   – Как я могла поступить иначе? – спросила Джойс, и в голосе ее была невыразимая боль. – Ведь она тоже дочь Рассела.
   Теперь и Джойс знала, где был Рассел в день рождения Диди и что у него не одна дочь, а две. Ее собственный план больше не иметь детей, чтобы все досталось Диди, оказался ненужным и жалким актом мести. Сама из бедной семьи, Джойс хорошо понимала, каким изгоем в этой жизни чувствовала себя Лана, когда сравнивала себя с богатыми и самодовольными Даленами.
   Всегда отличавшаяся трезвым и практичным подходом к жизненным проблемам, Джойс понимала, что во всех случаях, когда речь будет идти о судьбе фирмы «Ланком и Дален», семье Даленов придется считаться с фактом существования Ланы Бэнтри. По ее мнению, чем скорее они это поймут, тем будет лучше для всех. Поэтому она продолжала уговаривать дочь реалистично смотреть на происшедшее, но это плохо ей удавалось. Диди не желала ее слушать.

VI. СЕСТРЫ И НЕЗНАКОМКИ

   Сестры и незнакомки, наследница и сирота, дебютантка с фешенебельной Парк-авеню и бедный приемыш пьяницы, Диди и Лана впервые встретились и увидели друг друга на похоронах своего отца.
   Лана Бэнтри оказалась совсем не такой, какой ее представляла себе Диди. Прежде всего, она думала, что Лана высокого роста, агрессивна и решительна. Вместо этого она увидела женщину, которая даже на высоких каблуках казалась маленькой и миниатюрной. У нее оказался звонкий, почти детский голос и голубые страдальческие глаза. Однако платиновые волосы были вызывающе ярки, как и косметика на лице, а черное платье было слишком вычурно для траура. Даже в трауре она кричаще выделялась и явно была здесь чем-то инородным.
   Лану, в свою очередь, удивило, что Диди высокого роста. Из слов Слэша она составила себе представление о фарфоровой куколке, хрупкой, изящной, капризной и непредсказуемой. Но Диди оказалась спокойной, хорошо владеющей собой женщиной, полной того достоинства, о котором так мечтала Лана, но которого, она знала, у нее никогда не будет. Это достоинство дают человеку деньги с первых же дней его появления на свет. Но Лана презирала все окружение Диди, ее деньги и привилегии, и один ее взгляд на сестру подтвердил, что она всегда будет здесь чужой.
   – Вы не должны были встречаться. Особенно на похоронах, – с иронией сказал ей Слэш, который прилетел из Сингапура на похороны тестя, но прежде всего для того, чтобы поддержать Диди, Клэр и всю семью Даленов, с которой он был связан теперь неразрывными узами. Клэр встретила отца слезами и поцелуями, Диди, бледная, едва сдерживая себя, обняла его. Остальные члены семьи искали у него утешения и поддержки.
   Стоя у гроба человека, который первым поверил в него и дал ему шанс, Слэш искренне оплакивал его, и всем было видно, как он потрясен этой смертью. Линии его худого лица еще более обострились, когда он стоял между двумя любимыми женщинами, двумя сестрами, которых свели вместе смерть и деньги. Теперь они вдвоем делили огромное наследство, безмерную боль и такую же неприязнь друг к другу. Каждая из них стала наследницей и жертвой богатства, тяжкого преступления и столь же тяжких откровений.
   – Зачем он сделал это? – спросила Диди у Ланы. Рассела должны были похоронить рядом с Рассом и маленьким Лютером. Похороны отца вызвали в памяти страшные воспоминания о похоронах сына и безвременной смерти брата, потерях, которые невозможно возместить. Диди была страшно бледна, и легкая косметика лишь еще более подчеркивала эту бледность. – Почему Уилл Бэнтри убил моего отца?
   – Нашего отца, – быстро и сердито поправила ее Лапа. Она убрала свои платиновые волосы под черную шляпку, но пряди, выбившиеся из-под нее, образовали вокруг ее лица легкий серебристый ореол. В черном она была похожа на падшего ангела. – Рассел Дален был и моим отцом тоже.
   – Наш отец, – еле слышно послушно произнесла Диди, как бы принимая поправку. – Но почему он это сделал? Почему он убил его?
   – Он был пьян, – ответила Лана, побывавшая накануне в тюрьме и видевшая Уилла Бэнтри. – Он утверждает, что ничего не помнит.
   – И ты ему веришь? – в ужасе воскликнула Диди. Человек, убивший другого и разрушивший жизни многим людям, смеет утверждать, что не помнит, как это сделал! Диди не могла поверить этому.
   – Верю, – ответила Лана. Она понимала, как трудно Диди, которой в жизни ничто никогда не угрожало, которая всегда была защищена, поверить в такое. Она никогда не росла в семье пьяницы, не видела жестокость и буйство разрушаемой алкоголем личности, теряющей память и контроль над собой.
   – Что мог делать Рассел на Уиллоу-драйв в доме моей матери? – сказала она тихо, словно спрашивая самою себя, тут же подумала, как грубо и жестоко она отомстила ему. Сможет ли она когда-нибудь простить себе это? Как могла она так ненавидеть его и быть столь злопамятной? Неужели и дальше она будет ненавидеть его, уже мертвого? Теперь, когда было поздно и ничего нельзя было поправить, она пыталась хотя бы найти ключ к разгадке этого убийства.
   Она заметила, какая боль отразилась в глазах Диди, когда та, посмотрев на нее и отвернувшись, сказала:
   – Он поехал туда из-за меня. – В эту минуту Диди с горечью подумала, что снова позволила кому-то другому взять на себя груз ее забот, снова отступила, вместо того чтобы действовать самой. Когда же она станет взрослой, когда сама будет бороться за себя? – Он хотел попросить тебя оставить в покое Слэша.
   Глаза Ланы были полны слез, и она быстро отвернулась, чтобы скрыть эти слезы вины и стыда.
   Когда священник начал обряд отпевания, Лана и Диди стояли поодаль друг от друга. Горе было слишком велико, и каждая хотела пережить его одна. Еще не время им быть вместе. Во всяком случае, не теперь, когда их связывает лишь эта смерть и деньги, а разделяют подозрение и обида.
   Когда опускали гроб в могилу, Диди отвернулась, не в силах видеть это. Плечи ее сотрясались от рыданий, и стоявший рядом Слэш обнял ее. Диди оплакивала не только Рассела Далена, который всегда был прекрасным сыном Лютеру и хорошим отцом ей. Она скорбела о том, что все его старания приносили лишь скорее разочарования, чем счастье, боль и страдания вместо радости, смерть, а не жизнь. Плакала она о брате, которого никогда не видела, чью преждевременную смерть безуспешно пыталась возместить своим родителям. Плакала она о сыне, которого потеряла и ничто теперь не сможет ей заменить его. Брак ее разрушен. После смерти Рассела ее семья больше не оправится.
   Испытывая к ней сострадание и разделяя ее горе, Лана, подойдя, легонько коснулась плеча Диди, как бы, без слов, выражая ей свое сочувствие. Но Диди отшатнулась и резко замотала головой.
   – Уходи, прошу тебя, – сказала она сквозь слезы. Взгляд ее был холоден и враждебен. – Ты и так причинила много зла.
   Боясь, как бы Диди не отвергла ее еще более резко и грубо, Лана молча отошла.
   Лютер Дален не пожелал даже познакомиться с ней. Эдвина, следуя его примеру, едва промолвила два слова. Только тихо плачущая Джойс приняла ее соболезнования. Лана, вынужденная переживать свою печаль в одиночестве, покинула кладбище, унося с собой привычное сознание того, что она никто.
   Уходя, она обернулась назад и посмотрела на семью Даленов, которые, за исключением Джойс, так дружно объединились против нее, и в эту минуту увидела Трипа Ланкома, который подошел к Диди. Он обнял ее, что-то тихо говоря. Диди, склонив к нему голову, внимательно слушала его. Лана удивилась. Какие воспоминания о Расселе могли связывать их? Трип несомненно утешал Диди, предлагал ей свою помощь. Лана отвернулась. Видеть это ей, всеми отвергнутой, было невыносимо.
   У всех есть кто-то, думала она, идя к своей машине, вспоминая, как ласков и заботлив был к Диди Трип и как нежно обнимал ее за плечи Слэш. У всех, только не у нее.
   Оставшись наконец одна, Лана дала выход своим чувствам. Она плакала об отце, которого так и не узнала, но который был центром всех ее надежд, фантазий и горьких разочарований. Плакала о сестре, которой завидовала и которую ненавидела, сестре, которая попросту прогнала ее. О семье, частью которой она никогда не станет. О мужчине, которого боялась потерять, и теперь уже знала, что потеряет, и о ребенке, которого уже носила в себе.

* * *

   В Сингапуре доктор Асани Митали сказал Лане, что на ранней стадии беременности могут пройти месячные. Через неделю это ей подтвердила в Провиденсе доктор Кэтлин МакНелли.
   – Многие думают, что, как только наступает беременность, месячные прекращаются. Это совсем не так, – объяснила она Лане. – Иногда они продолжаются даже до пяти месяцев, и беременность проходит нормально. Это случается, и не так уж редко. В этом нет никакой патологии.
   – И что же дальше? – растерянно спросила Лана. Потрясений было слишком много. Убийство Рассела, тюремное заключение Уилла, неожиданно свалившееся наследство, а теперь вот беременность.
   – У вас будет ребенок, вот и все, – спокойно ответила врач. – Все анализы у вас хорошие, вы здоровы.
   – Но мне тридцать шесть лет! – Лана попыталась найти повод, чтобы избавиться от беременности.
   – Сейчас очень многие женщины в вашем возрасте становятся матерями, – деловито, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала доктор МакНелли и записала Лану на прием через месяц. Она посоветовала в целях предосторожности проверить кровь на резус-фактор.
   После возвращения из Нью-Йорка Слэш не звонил Лане, она же связывалась с ним лишь по телефону и только по неотложным делам. Выстрел пьяного Уилла Бэнтри положил, не без их молчаливого обоюдного согласия, конец их безумным, хаотичным и двусмысленным отношениям.
   – Я должен вернуться к Диди и Клэр, – сказал он ей. – Это моя семья.
   – Я знаю, – ответила Лана, почувствовав одновременно и боль, и облегчение. Боль оттого, что теряла Слэша, и теперь уже навсегда, а облегчение, потому что избавлялась от чувства мести, которое постоянно незримо, тайно и неотступно присутствовало в ее отношениях со Слэшем с самого их начала.
   – Я вижусь с Диди, – сообщил он Лане несколько недель спустя после похорон. Теперь, когда Слэш узнал, что Лана и Диди сестры и что Лана скрыла от него это, он понял, какой жесткой и неуступчивой может быть Лана, хотя в делах он восхищался этими ее качествами. Благодаря своему характеру она добилась многого и выстояла не в одной схватке.
   – Я знала, что так и будет, – спокойно ответила Лана. Она ничуть не удивилась и не была особенно огорчена. Мучившие ее своей двойственностью отношения сами собой, а главное, без ее участия прекращались.
   Она видела взгляд Слэша, обращенный на Диди в день похорон, – столько в нем было тоски по ней, заметила, с какой нежностью он обнял ее.
   Лана понимала, что то, что существовало между ним и Диди, не умерло, что это не конец их отношениям. Слэш не лгал, когда говорил ей, что продолжает любить Диди. Все ее надежды получить все, что было у ее сестры, включая ее мужа, были надеждами, питаемыми глупой мстительностью.
   Наконец она отважилась сказать ему, что ждет ребенка.
   – Я собираюсь его родить, – спокойно сказала она, хотя, когда она говорила это, на душе было тревожно. Она сама все еще не совладала полностью с этой неожиданно свалившейся на нее проблемой – иметь ребенка от Слэша. И вместе с тем, как когда-то ее мать, она не хотела убивать новую жизнь, зарождающуюся в ней. Анализы, по заверению доктора МакНелли, были хорошие. Был ей известен и пол ребенка.
   – Это будет мальчик. Родится в июле, – сказала она. – Я назову его Джоэл. Я вычитала это имя в какой-то книге. Ни в семье Даленов, ни в семье моей матери нет такого имени. Я хочу, чтобы он начал все заново, с чистого листа.
   Слэш от волнения сглотнул слюну.
   – Я люблю тебя, – наконец промолвил он.
   – Я знаю, – ответила Лана. – Но недостаточно.
   Он не ответил. Они оба знали, что она права.
   Лана решительно перевела разговор на деловые вопросы. Говорить о деле было безопасно, говорить о деле было приятно. А между ними только это и сохранилось теперь – их бизнес. Например, фабрика в Сингапуре. Инвестиции в недвижимость на Дальнем Востоке и Западном побережье. Совместные капиталы, позволяющие Слэшу вернуться в Нью-Йорк и все начать сначала. Он хотел создать фирму по продаже недвижимости и превзойти во всем фирму «Ланком и Дален».
   – Как раз время тебе поддержать меня в деле, которое я знаю, как ты считаешь? – сказал он Лане, когда они обсуждали условия финансирования его возвращения на Уолл-стрит. Это будет заем, открывающий для нее отличные возможности.
   – Но я уже владею четвертой долей капитала в фирме «Ланком и Дален». Выходит, я собираюсь соперничать сама с собой, если буду способствовать тебе вернуться в большой бизнес?
   – «Ланком и Дален» уже не та фирма, что была раньше. Она держится лишь старой репутацией, – ответил Слэш. – Ну так как, ты со мной или против меня?

VII. «ВЕРХНИЙ ГОРОД»

   Другие, наверное, стали бы прятаться за наглухо зашторенными окнами и запертыми дверями, повесили бы в унынье головы и были бы благодарны за любые крохи, упавшие с чужого стола. Но не таков был Слэш Стайнер. Он вновь решил заявить о себе в нужном месте и в нужное время.
   Первое, что он сделал, вернувшись в Нью-Йорк, – выплатил все долги Диди и те, что оставил после себя, когда исчез из Нью-Йорка. Он с процентами расплатился со всеми, кто по его вине потерял деньги в афере с фирмой «Премьера». Этим он объявил всем, что вернулся, и заставил Трипа прекратить затеянный против него фирмой «Ланком и Дален» процесс.
   – Не может же он судиться со мной за долги, которые я уже выплатил, – говорил Слэш Диди.
   Второй его задачей было вернуться в деловую жизнь. С финансовой помощью Ланы он снял необходимые помещения на Парк-авеню и Пятьдесят второй улице, намеренно подальше от Уолл-стрита и Брод-стрита, на пересечении которых возвышался белый особняк фирмы «Ланком и Дален», и решил соответственно покончить со всеми традициями, которые символизировали этот адрес. Чтобы разница была еще более ощутимой, он назвал свою фирму «Верхний город».^[21] Вместе с наступившим новым десятилетием начал свое новое дело и Слэш Стайнep. В этом ему помогла, как всегда, его феноменальная интуиция.
   Трип Ланком пришел в ярость, когда узнал, что Слэш увел из его фирмы Артура Бозмэна со всей его командой – сравнительно небольшую, но довольно квалифицированную группу экспертов-исследователей. Слэш поступил так, как давно следовало бы поступить Трипу – он сделал Артура своим полноправным партнером. Он продолжал создавать свою фирму, продуманно и кропотливо подбирая людей по принципу, как он гордо заявлял, противоположному тому, что принят в фирме «Ланком и Дален».