- За рекою в деревушке...
   Варят мед чудесный...
   Разопьем с тобой по кружке
   В первый день воскресный!..
   Петера словно обожгло. Так вот она, эта рифма к слову "воскресный"! Да полно, так ли? Не ослышался ли он?
   Петер вскочил и сломя голову кинулся догонять парней.
   - Эй, приятели! Подождите! - кричал он.
   Но парни даже не оглянулись.
   Наконец Петер догнал их и схватил одного за руку.
   - Повтори-ка, что ты пел! - закричал он, задыхаясь.
   - Да тебе-то что за дело! - ответил парень. - Что хочу, то и пою. Пусти сейчас же мою руку, а не то...
   - Нет, сперва скажи, что ты пел! - настаивал Петер и еще сильнее стиснул его руку.
   Тут два других парня недолго думая накинулись с кулаками на бедного Петера и так отколотили его, что у бедняги искры из глаз посыпались.
   - Вот тебе на закуску! - сказал один из них, награждая его увесистым тумаком. - Будешь помнить, каково задевать почтенных людей!..
   - Еще бы не помнить! - сказал Петер, охая и потирая ушибленные места. - А теперь, раз уж вы меня все равно отколотили, сделайте милость - спойте мне ту песню, которую вы только что пели.
   Парни так и прыснули со смеху. Но потом все-таки спели ему песню от начала до конца.
   После этого они по-приятельски распрощались с Петером и пошли своей дорогой.
   А Петер вернулся в хижину дровосека, поблагодарил хозяев за приют и, взяв свою шляпу и палку, снова отправился на вершину горы.
   Он шел и все время повторял про себя заветные слова "воскресный чудесный, чудесный - воскресный"... И вдруг, сам не зная, как это случилось, прочитал весь стишок от первого до последнего слова.
   Петер даже подпрыгнул от радости и подбросил вверх свою шляпу.
   Шляпа взлетела и пропала в густых ветках ели. Петер поднял голову, высматривая, где она там зацепилась, да так и замер от страха.
   Перед ним стоял огромный человек в одежде плотогона. На плече у него был багор длиной с хорошую мачту, а в руке он держал шляпу Петера.
   Не говоря ни слова, великан бросил Петеру его шляпу и зашагал с ним рядом.
   Петер робко, искоса поглядывал на своего страшного спутника. Он словно сердцем почуял, что это и есть Михель-Великан, о котором ему вчера столько рассказывали.
   - Петер Мунк, что ты делаешь в моем лесу? - вдруг сказал великан громовым голосом. У Петера затряслись колени.
   - С добрым утром, хозяин, - сказал он, стараясь не показать виду, что боится. - Я иду лесом к себе домой - вот и все мое дело.
   - Петер Мунк! - снова загремел великан и посмотрел на Петера так, что тот невольно зажмурился. - Разве эта дорога ведет к твоему дому? Ты меня обманываешь, Петер Мунк!
   - Да, конечно, она ведет не совсем прямо к моему дому, - залепетал Петер, - но сегодня такой жаркий день... Вот я и подумал, что идти лесом хоть и дальше, да прохладнее!
   - Не лги, угольщик Мунк! - крикнул Михель-Великан так громко, что с елок дождем посыпались на землю шишки. - А не то я одним щелчком вышибу из тебя дух!
   Петер весь съежился и закрыл руками голову, ожидая страшного удара.
   Но Михель-Великан не ударил его. Он только насмешливо поглядел на Петера и расхохотался.
   - Эх ты дурак! - сказал он. - Нашел, к кому на поклон ходить!.. Думаешь, я не видел, как ты распинался перед этим жалким старикашкой, перед этим стеклянным пузырьком. Счастье твое, что ты не знал до конца его дурацкого заклинания! Он скряга, дарит мало, а если и подарит что-нибудь, так ты жизни рад не будешь. Жаль мне тебя, Петер, от души жаль! Такой славный, красивый парень мог бы далеко пойти, а ты сидишь возле своей дымной ямы да угли жжешь. Другие не задумываясь швыряют направо и налево талеры и дукаты, а ты боишься истратить медный грош... Жалкая жизнь!
   - Что правда, то правда. Жизнь невеселая.
   - Вот то-то же!.. - сказал великан Михель. - Ну да мне не впервой выручать вашего брата. Говори попросту, сколько сот талеров нужно тебе для начала?
   Он похлопал себя по карману, и деньги забренчали там так же звонко, как то золото, которое приснилось Петеру ночью.
   Но сейчас этот звон почему-то не показался Петеру заманчивым. Сердце его испуганно сжалось. Он вспомнил слова старика о страшной расплате, которую требует Михель за свою помощь.
   - Благодарю вас, сударь, - сказал он, - но я не желаю иметь с вами дело. Я знаю, кто вы такой!
   И с этими словами он бросился бежать что было мочи.
   Но Михель-Великан не отставал от него. Он шагал рядом с ним огромными шагами и глухо бормотал:
   - Ты еще раскаешься, Петер Мунк! Я по твоим глазам вижу, что раскаешься... На лбу у тебя это написано. Да не беги же так быстро, послушай-ка, что я тебе скажу!.. А то будет поздно... Видишь вон ту канаву? Это уже конец моих владений...
   Услышав эти слова, Петер бросился бежать еще быстрее. Но уйти от Михеля было не так-то просто. Десять шагов Петера были короче, чем один шаг Михеля. Добежав почти до самой канавы, Петер оглянулся и чуть не вскрикнул - он увидел, что Михель уже занес над его головой свой огромный багор.
   Петер собрал последние силы и одним прыжком перескочил через канаву.
   Михель остался на той стороне.
   Страшно ругаясь, он размахнулся и швырнул Петеру вслед тяжелый багор. Но гладкое, с виду крепкое, как железо, дерево разлетелось в щепки, словно ударилось о какую-то невидимую каменную стену. И только одна длинная щепка перелетела через канаву и упала возле ног Петера.
   - Что, приятель, промахнулся? - закричал Петер и схватил щепку, чтобы запустить ею в Михеля-Великана.
   Но в ту же минуту он почувствовал, что дерево ожило у него в руках.
   Это была уже не щепка, а скользкая ядовитая змея. Он хотел было отшвырнуть ее, но она успела крепко обвиться вокруг его руки и, раскачиваясь из стороны в сторону, всё ближе и ближе придвигала свою страшную узкую голову к его лицу.
   И вдруг в воздухе прошумели большие крылья.
   Огромный глухарь с лета ударил змею своим крепким клювом, схватил ее и взвился в вышину. Михель-Великан заскрежетал зубами, завыл, закричал и, погрозив кулаком кому-то невидимому, зашагал к своему логову.
   А Петер, полуживой от страха, отправился дальше своей дорогой.
   Тропинка становилась все круче, лес - всё гуще и глуше, и наконец Петер опять очутился возле огромной косматой ели на вершине горы.
   Он снял шляпу, отвесил перед елью три низких - чуть не до самой земли поклона и срывающимся голосом произнес заветные слова:
   - Под косматой елью,
   В темном подземелье,
   Где рождается родник,
   Меж корней живет старик.
   Он неслыханно богат,
   Он хранит заветный клад.
   Кто родился в день воскресный,
   Получает клад чудесный!
   Не успел он выговорить последнее слово, как чей-то тоненький, звонкий, как хрусталь, голосок сказал:
   - Здравствуй, Петер Мунк!
   И в ту же минуту он увидел под корнями старой ели крошечного старичка в черном кафтанчике, в красных чулочках, с большой остроконечной шляпой на голове. Старичок приветливо смотрел на Петера и поглаживал свою небольшую бородку - такую легкую, словно она была из паутины. Во рту у него была трубка из голубого стекла, и он то и дело попыхивал ею, выпуская густые клубы дыма.
   Не переставая кланяться, Петер подошел и, к немалому своему удивлению, увидел, что вся одежда на старичке: кафтанчик, шаровары, шляпа, башмаки - всё было сделано из разноцветного стекла, но только стекло это было совсем мягкое, словно еще не остыло после плавки.
   - Этот грубиян Михель, кажется, здорово напугал тебя, - сказал старичок. Но я его славно проучил и даже отнял у него его знаменитый багор.
   - Благодарю вас, господин Стеклянный Человечек, - сказал Петер. - Я и вправду натерпелся страха. А вы, верно, и были тем почтенным глухарем, который заклевал змею? Вы мне спасли жизнь! Пропал бы я без вас. Но, уж если вы так добры ко мне, сделайте милость, помогите мне еще в одном деле. Я бедный угольщик, и живется мне очень трудно. Вы и сами понимаете, что, если с утра до ночи сидеть возле угольной ямы - далеко не уйдешь. А я еще молодой, мне хотелось бы узнать в жизни что-нибудь получше. Вот гляжу я на других - все люди как люди, им и почет, и уважение, и богатство... Взять хотя бы Иезекиила Толстого или Вильма Красивого, короля танцев, - так ведь у них денег что соломы!..
   - Петер, - строго перебил его Стеклянный Человечек и, запыхтев трубкой, выпустил густое облако дыма, - никогда не говори мне об этих людях. И сам не думай о них. Сейчас тебе кажется, что на всем свете нет никого, кто был бы счастливее их, а пройдет год или два, и ты увидишь, что нет на свете никого несчастнее. И еще скажу тебе: не презирай своего ремесла. Твой отец и дед были почтеннейшими людьми, а ведь они были угольщиками. Петер Мунк, я не хочу думать, что тебя привела ко мне любовь к безделью и легкой наживе.
   Говоря это, Стеклянный Человечек пристально смотрел Петеру прямо в глаза.
   Петер покраснел.
   - Нет, нет, - забормотал он, - я ведь и сам знаю, что лень - мать всех пороков, и всё такое прочее. Но разве я виноват, что мое ремесло мне не по пуще? Я готов быть стекольщиком, часовщиком, сплавщиком - кем угодно, только не угольщиком.
   - Странный вы народ - люди! - сказал, усмехаясь, Стеклянный Человечек. Всегда недовольны тем, что есть. Был бы ты стекольщиком - захотел бы стать сплавщиком, был бы сплавщиком - захотел бы стать стекольщиком. Ну да пусть будет по-твоему. Если ты обещаешь мне работать честно, не ленясь, - я помогу тебе. У меня заведен такой обычай: я исполняю три желания каждого, кто рожден в воскресенье между двенадцатью и двумя часами пополудни и кто сумеет меня найти. Два желания я исполняю, какие бы они ни были, даже самые глупые. Но третье желание сбывается только в том случае, если оно стоит того. Ну, Петер Мунк, подумай хорошенько и скажи мне, чего ты хочешь.
   Но Петер не стал долго раздумывать. От радости он подбросил вверх свою шляпу и закричал:
   - Да здравствует Стеклянный Человечек, самый добрый и могущественный из всех лесных духов!.. Если вы, мудрейший властелин леса, в самом деле хотите осчастливить меня, я скажу вам самое заветное желание моего сердца. Во-первых, я хочу уметь танцевать лучше самого короля танцев и всегда иметь в кармане столько же денег, сколько у самого Иезекиила Толстого, когда он садится за игорный стол...
   - Безумец! - сказал, нахмурившись, Стеклянный Человечек. - Неужели ты не мог придумать что-нибудь поумнее? Ну посуди сам: какая будет польза тебе и твоей бедной матери, если ты научишься выкидывать разные коленца и дрыгать ногами, как этот бездельник Вильм? И какой толк в деньгах, если ты будешь оставлять их за игорным столом, как этот плут Иезекиил Толстый? Ты сам губишь свое счастье, Петер Мунк. Но сказанного не воротишь - твое желание будет исполнено. Говори же, чего бы ты хотел еще? Но смотри, на этот раз будь поумнее!
   Петер задумался. Он долго морщил лоб и тер затылок, пытаясь придумать что-нибудь умное, и наконец сказал:
   - Я хочу быть владельцем самого лучшего и самого большого стекольного завода, какой только есть в Шварцвальде. Ну и, конечно, мне нужны деньги, чтобы пустить его в ход.
   - И это всё? - спросил Стеклянный Человечек, испытующе глядя на Петера. Неужели это всё? Подумай хорошенько, что еще тебе нужно?
   - Ну, если вам не жалко, прибавьте ко второму желанию еще пару лошадок и коляску! И хватит...
   - Глупый же ты человек, Петер Мунк! - воскликнул Стеклянный Человечек и со злости так швырнул свою стеклянную трубку, что она ударилась о ствол ели и разлетелась вдребезги. - "Лошадок, коляску"!.. Ума-разума надо тебе, понимаешь? Ума-разума, а не лошадок и коляску. Ну да все-таки второе твое желание поумней первого. Стекольный завод - это дело стоящее. Если вести его с умом, и лошадки, и коляска, и всё у тебя будет.
   - Так ведь у меня остается еще одно желание, - сказал Петер, - и я могу пожелать себе ума, если это так уж необходимо, как вы говорите.
   - Погоди, прибереги третье желание про черный день. Кто знает, что еще ждет тебя впереди! А теперь ступай домой. Да возьми для начала вот это, сказал Стеклянный Человечек и вынул из кармана кошелек, набитый деньгами. Здесь ровно две тысячи гульденов. Три дня тому назад умер старый Винкфриц, хозяин большого стекольного завода. Предложи его вдове эти деньги, и она с радостью продаст тебе свой завод. Но помни: работа кормит только того, кто любит работу. Да не водись с Иезекиилом Толстым и пореже заходи в трактир. Это к добру не приведет. Ну прощай. Я буду изредка заглядывать к тебе, чтобы помочь советом, когда тебе не будет хватать своего ума-разума.
   С этими словами человечек вытащил из кармана новую трубку из самого лучшего матового стекла и набил сухими еловыми иглами.
   Потом, крепко прикусив ее мелкими, острыми, как у белки, зубками, он достал из другого кармана огромное увеличительное стекло, поймал в него солнечный луч и закурил.
   Легкий дымок поднялся над стеклянной чашечкой. На Петера пахнуло нагретой солнцем смолой, свежими еловыми побегами, мёдом и почему-то самым лучшим голландским табаком. Дым делался все гуще, гуще и наконец превратился в целое облако, которое, клубясь и курчавясь, медленно растаяло в верхушках елей. А вместе с ним исчез и Стеклянный Человечек.
   Петер еще долго стоял перед старой елью, протирая глаза и вглядываясь в густую, почти черную хвою, но так никого и не увидел. На всякий случай он низко поклонился большой елке и пошел домой.
   Свою старую мать он застал в слезах и тревоге. Бедная женщина думала, что ее Петера забрали в солдаты и ей не скоро уже придется с ним увидеться.
   Какова же была ее радость, когда ее сын вернулся домой, да еще с кошельком, набитым деньгами! Петер не стал рассказывать матери о том, что с ним было на самом деле. Он сказал, что повстречал в городе одного доброго приятеля, который дал ему взаймы целых две тысячи гульденов, чтобы Петер мог начать стекольное дело.
   Мать Петера прожила всю жизнь среди угольщиков и привыкла видеть все вокруг черным от сажи, как мельничиха привыкает видеть все кругом белым от муки. Поэтому сначала ее не очень-то обрадовала предстоящая перемена. Но в конце концов она и сама размечталась о новой, сытой и спокойной жизни.
   "Да, что там ни говори, - думала она, - а быть матерью стекольного заводчика почетнее, чем быть матерью простого угольщика. Соседки Грета и Бета мне теперь не чета. И в церкви я с этих пор буду сидеть не у стены, где меня никто не видит, а на передних скамейках, рядом с женой господина бургомистра, матерью господина пастора и тетушкой господина судьи..."
   На следующий день Петер чуть свет отправился к вдове старого Винкфрица.
   Они быстро поладили, и завод со всеми работниками перешел к новому хозяину.
   Вначале стекольное дело очень нравилось Петеру.
   Целые дни, с утра до вечера, он проводил у себя на заводе. Придет, бывало, не спеша, и, заложив руки за спину, как делал это старый Винкфриц, важно расхаживает по своим владениям, заглядывая во все углы и делая замечания то одному работнику, то другому. Он и не слышал, как за его спиной работники посмеивались над советами неопытного хозяина.
   Больше всего нравилось Петеру смотреть, как работают стеклодувы. Иногда он и сам брал длинную трубку и выдувал из мягкой неостывшей массы пузатую бутыль или какую-нибудь затейливую, ни на что не похожую фигурку.
   Но скоро всё это ему надоело. Он стал приходить на завод всего на часок, потом через день, через два и под конец не чаще, чем раз в неделю.
   Работники были очень довольны и делали что хотели. Словом, порядка на заводе не стало никакого. Всё пошло вкривь и вкось.
   А началось всё с того, что Петеру вздумалось заглянуть в трактир.
   Он отправился туда в первое же воскресенье после покупки завода.
   В трактире было весело. Играла музыка, и посреди зала, на удивление всем собравшимся, лихо отплясывал король танцев - Вильм Красивый.
   А перед кружкой пива сидел Иезекиил Толстый и играл в кости, не глядя бросая на стол звонкие монеты.
   Петер поспешно сунул руку в карман, чтобы проверить, сдержал ли Стеклянный Человечек свое слово. Да, сдержал! Карманы его были битком набиты серебром и золотом.
   "Ну так, верно, и насчет танцев он меня не подвел ", - подумал Петер.
   И как только музыка заиграла новый танец, он подхватил какую-то девушку и стал с ней в пару против Вильма Красивого.
   Ну и пляска же это была! Вильм подпрыгивал на три четверти, а Петер - на четыре, Вильм кружился волчком, а Петер ходил колесом, Вильм выгибал ноги кренделем, а Петер закручивал штопором.
   С тех пор как стоял этот трактир, никто никогда не видел ничего подобного.
   Петеру кричали "Ура!", и единодушно провозгласили его королем над всеми королями танцев.
   Когда же все трактирные завсегдатаи узнали, что Петер только что купил себе стекольный завод, когда заметили, что каждый раз, проходя в танце мимо музыкантов, он бросает им золотую монету, - общему удивлению не было конца.
   Одни говорили, что он нашел в лесу клад, другие - что он получил наследство, но все сходились на том, что Петер Мунк самый славный парень во всей округе.
   Наплясавшись вволю, Петер подсел к Иезекиилу Толстому и вызвался сыграть с ним партию-другую. Он сразу же поставил двадцать гульденов и тут же проиграл их. Но это его нисколько не смутило. Как только Иезекиил положил свой выигрыш в карман, в кармане у Петера тоже прибавилось ровно двадцать гульденов.
   Словом, все получилось точь-в-точь, как хотел Петер. Он хотел, чтобы в кармане у него всегда было столько же денег, сколько у Иезекиила Толстого, и Стеклянный Человечек исполнил его желание. Поэтому, чем больше денег переходило из его кармана в карман толстого Иезекиила, тем больше денег становилось в его собственном кармане.
   А так как игрок он был из рук вон плохой и всё время проигрывал, то нет ничего удивительного, что он постоянно был в выигрыше.
   С тех пор Петер стал проводить за игорным столом все дни, и праздничные и будничные.
   Люди так привыкли к этому, что называли его уже не королем над всеми королями танцев, а просто Петером-игроком.
   Но хоть он стал теперь бесшабашным кутилой, сердце у него по-прежнему было доброе. Он без счета раздавал деньги беднякам, так же как без счета пропивал и проигрывал.
   И вдруг Петер с удивлением стал замечать, что денег у него становится всё меньше и меньше. А удивляться было нечему. С тех пор как он стал бывать в трактире, стекольное дело он совсем забросил, и теперь завод приносил ему не доходы, а убытки. Заказчики перестали обращаться к Петеру, и скоро ему пришлось за полцены продать весь товар бродячим торговцам только для того, чтобы расплатиться со своими мастерами и подмастерьями.
   Однажды вечером Петер шел из трактира домой. Он выпил изрядное количество вина, но на этот раз вино нисколько не развеселило его.
   С ужасом думал он о своем неминуемом разорении. И вдруг Петер заметил, что рядом с ним кто-то идет мелкими быстрыми шажками. Он оглянулся и увидел Стеклянного Человечка.
   - Ах, это вы, сударь! - сказал Петер сквозь зубы. - Пришли полюбоваться моим несчастьем? Да, нечего сказать, щедро вы наградили меня!.. Врагу не пожелаю такого покровителя! Ну что вы мне теперь прикажете делать? Того и гляди, пожалует сам начальник округа и пустит за долги с публичного торга все мое имущество. Право же, когда я был жалким угольщиком, у меня было меньше огорчений и забот...
   - Так, - сказал Стеклянный Человечек, - так! Значит, по-твоему, это я виноват во всех твоих несчастьях? А по-моему, ты сам виноват в том, что не сумел пожелать ничего путного. Для того чтобы стать хозяином стекольного дела, голубчик, надо прежде всего быть толковым человеком и знать мастерство. Я тебе и раньше говорил и теперь скажу: ума тебе не хватает, Петер Мунк, ума и сообразительности!
   - Какого там еще ума!.. - закричал Петер, задыхаясь от обиды и злости. - Я нисколько не глупее всякого другого и докажу тебе это на деле, еловая шишка!
   С этими словами Петер схватил Стеклянного Человечка за шиворот и стал трясти его изо всех сил.
   - Ага, попался, властелин лесов? Ну-ка, исполняй третье мое желание! Чтобы сейчас же на этом самом месте был мешок с золотом, новый дом и... Ай-ай!.. завопил он вдруг не своим голосом.
   Стеклянный Человечек как будто вспыхнул у него в руках и засветился ослепительно белым пламенем. Вся его стеклянная одежда раскалилась, и горячие, колючие искры так и брызнули во все стороны.
   Петер невольно разжал пальцы и замахал в воздухе обожженной рукой.
   В это самое мгновение над ухом у него раздался легкий, как звон стекла, смех - и всё стихло.
   Стеклянный Человечек пропал.
   Несколько дней не мог Петер позабыть об этой неприятной встрече.
   Он бы и рад был не думать о ней, да распухшая рука все время напоминала ему о его глупости и неблагодарности.
   Но мало-помалу рука у него зажила, и на душе стало легче.
   - Если даже и продадут мой завод, - успокаивал он себя, - у меня все-таки останется толстый Иезекиил. Пока у него в кармане есть деньги, и я не пропаду.
   Так-то оно так, Петер Мунк, а вот если денег у Иезекиила не станет, что тогда? Но Петеру это даже и в голову не приходило.
   А между тем случилось именно то, чего он не предвидел, и в один прекрасный день произошла очень странная история, которую никак нельзя объяснить законами арифметики.
   Однажды в воскресенье Петер, как обычно, пришел в трактир.
   - Добрый вечер, хозяин, - сказал он с порога. - Что, толстый Иезекиил уже здесь?
   - Заходи, заходи, Петер, - отозвался сам Иезекиил. - Место для тебя оставлено.
   Петер подошел к столу и сунул руку в карман, чтобы узнать, в проигрыше или выигрыше толстый Иезекиил. Оказалось, в большом выигрыше. Об этом Петер мог судить по своему собственному, туго набитому карману.
   Он подсел к игрокам и так провел время до самого вечера, то выигрывая партию, то проигрывая. Но сколько он ни проигрывал, деньги у него в кармане не убывали, потому что Иезекиилу Толстому все время везло.
   Когда за окнами стемнело, игроки один за другим стали расходиться по домам. Поднялся и толстый Иезекиил. Но Петер так уговаривал его остаться и сыграть еще партию-другую, что тот наконец согласился.
   - Ну хорошо, - сказал Иезекиил. - Только сначала я пересчитаю свои деньги. Будем бросать кости. Ставка - пять гульденов. Меньше нет смысла: детская игра!.. - Он вытащил свой кошелек и стал считать деньги. - Ровно сто гульденов! - сказал он, пряча кошелек в карман.
   Теперь и Петер знал, сколько у него денег: ровно сто гульденов. И считать не надо было.
   И вот игра началась. Первым бросил кости Иезекиил - восемь очков! Бросил кости Петер - десять очков!
   Так и пошло: сколько раз ни бросал кости Иезекиил Толстый, у Петера всегда было больше ровно на два очка.
   Наконец толстяк выложил на стол свои последние пять гульденов.
   - Ну, бросай еще раз! - крикнул он. - Но так и знай, я не сдамся, даже если проиграю и теперь. Ты одолжишь мне несколько монет из своего выигрыша. Порядочный человек всегда выручает приятеля в затруднении.
   - Да о чем там говорить! - сказал Петер. - Мой кошелек всегда к твоим услугам.
   Толстый Иезекиил встряхнул кости и бросил на стол.
   - Пятнадцать! - сказал он. - Теперь посмотрим, что у тебя.
   Петер не глядя швырнул кости.
   - Моя взяла! Семнадцать!.. - крикнул он и даже засмеялся от удовольствия.
   В ту же минуту за его спиной раздался чей-то глухой, хриплый голос:
   - Это была твоя последняя игра!
   Петер в ужасе оглянулся и увидел за своим стулом огромную фигуру Михеля-Голландца. Не смея пошевельнуться, Петер так и замер на месте.
   А толстый Иезекиил никого и ничего не видел.
   - Дай мне скорей десять гульденов, и будем продолжать игру! - нетерпеливо сказал он.
   Петер как во сне сунул руку в карман. Пусто! Он пошарил в другом кармане и там не больше.
   Ничего не понимая, Петер вывернул оба кармана наизнанку, но не нашел в них даже самой мелкой монетки.
   Тут он с ужасом вспомнил о своем первом желании. Проклятый Стеклянный Человечек сдержал свое слово до конца: Петер хотел, чтобы денег у него было столько же, сколько в кармане у Иезекиила Толстого, и вот у Иезекиила Толстого нет ни гроша, и в кармане у Петера - ровно столько же!
   Хозяин трактира и Иезекиил Толстый смотрели на Петера, вытаращив глаза. Они никак не могли понять, куда же девал он выигранные деньги. А так как Петер на все их вопросы не мог ответить ничего путного, то они решили, что он попросту не хочет расплачиваться с трактирщиком и боится поверить в долг Иезекиилу Толстому.
   Это привело их в такую ярость, что они вдвоем накинулись на Петера, избили его, сорвали с него кафтан и вытолкали за дверь.
   Ни одной звездочки не видно было на небе, когда Петер пробирался к себе домой.
   Темень была такая, что хоть глаз выколи, и все-таки он различил рядом с собой какую-то огромную фигуру, которая была темней темноты.
   - Ну, Петер Мунк, твоя песенка спета! - сказал знакомый хриплый голос. Теперь ты видишь, каково приходится тем, кто не хочет слушать моих советов. А ведь сам виноват! Вольно же тебе было водиться с этим скупым старикашкой, с этим жалким стеклянным пузырьком!.. Ну да еще не все потеряно. Я не злопамятен. Слушай, завтра я целый день буду у себя на горе. Приходи и позови меня. Не раскаешься!
   Сердце похолодело у Петера, когда он понял, кто с ним говорит. Михель-Великан! Опять Михель-Великан!.. Сломя голову Петер бросился бежать, сам не зная куда.
   Эти слова рассказчика были прерваны шумом, донесшимся снизу из харчевни. Слышно было, как подъехал экипаж, несколько голосов требовало огня, кто-то громко и настойчиво стучал в ворота, завыли собаки. Комната, отведенная извозчику и ремесленникам, выходила на дорогу; все четверо гостей вскочили и бросились к окнам, чтобы поглядеть, что случилось. При слабом свете фонаря им удалось разглядеть остановившуюся перед харчевней большую карету; видно было, как какой-то высокий человек помогал двум женщинам в вуалях выйти из экипажа, как кучер в ливрее отпрягал лошадей, а слуга отстегивал чемодан.