Хайнлайн Роберт Энсон. Да будет свет!

Роберт Хайнлайн

Да будет свет!

   Эту телеграмму доктор естествознания, доктор философии и вообще большой ученый Арчибальд Дуглас прочитал с явным раздражением.
   ПРИБЫВАЮ ГОРОД СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ТЧК ПРОШУ КОНСУЛЬТАЦИИ ХОЛОДНОГО СВЕТА ТЧК БУДУ ВАШЕЙ ЛАБОРАТОРИИ ДЕСЯТЬ ВЕЧЕРА
   подпись: ДР. М.Л.МАРТИН.
   Прибываю, значит? Прошу, значит? Да что ему тут – отель? Может быть, этот Мартин думает, что он, Арчибальд Дуглас, склонен тратить свое время на любого неощипанного гуся, который может раскошелиться на телеграмму? Про себя он уже составлял изысканно-обескураживающий ответ, но тут заметил, что телеграмма послана из какого-то аэропортика на Среднем Западе. Черт с ним, пусть едет. Встречать его Дуглас, во всяком случае, не собирается.
   Однако естественное любопытство побудило Дугласа достать справочник «Кто есть кто в науке» и отыскать нахала. Справочник гласил: Мартин, М.Л., биохимик и эколог, доктор мирангологии, магистр артоники и телеологии, ведущий специалист в области пыльпево-чешуйчатых калахари и эмфатических эфемизмов драмадоидов, руководитель кафедры преднатольного эндемогенеза – в общем, степеней у него на шестерых хватит… Хм-м – член редколлегии «Гуггенхеймовского обзора фауны Ориноко»; автор «Вторичного симбиоза коррупчатых долгоносиков», и так далее – еще три дюйма мелкого шрифта. Да, непростой такой старикашка, что и говорить.
   Немного погодя Дуглас обследовал свою персону в зеркале лабораторного умывальника. Грязный рабочий халат он снял, вытащил из жилетного кармана расческу и тщательно расчесал блестящие темные волосы. Элегантный клетчатый пиджак, шляпа с широкими полями – ну вот, и на люди показаться можно. Дуглас потрогал шрам, светлым штрихом прорезавший смуглую щеку. Неплохо, даже со шрамом. Если бы не перебитый нос, вид был бы просто шикарный!
   Ресторан, где он обычно ужинал в одиночестве, был наполовину пуст. И оживленней здесь не станет, пока театры не закроются, однако на вкус Дугласа еда здесь была что надо, и свинг-бэнд тоже. Он как раз заканчивал ужин, когда мимо прошла молодая женщина и села за соседний столик лицом к нему. Он ненавязчиво осмотрел ее. Ничего себе штучка! Фигуркой как балерина, роскошные, пшеничного цвета волосы, огромные, томные глазищи! Лобик, впрочем, несколько узковат, но слишком уж ты многого хочешь.
   Он решил предложить ей выпить. Если все пойдет как надо, доктор Мартин может катиться ко всем чертям. Дуглас написал приглашение на обороте меню и подозвал официанта.
   – Лео, это – одна из ваших девочек?
   – Нет, м'сье. Никогда раньше не видел.
   Дуглас откинулся на спинку стула и принялся ждать результатов. Он всегда безошибочно узнавал этот призывный взгляд, и в исходе своего предприятия был абсолютно уверен. Незнакомка прочла записку и, слегка улыбнувшись, оглядела его. Он подмигнул. Девица подозвала официанта, попросила у него карандаш и написала что-то на обороте меню. Лео тут же вручил ему ответ.
   «Благодарю за любезное
   приглашение, но сегодня
   вечером я занята другими делами».
   Оплатив счет, Дуглас вернулся в лабораторию.
   Лаборатория располагалась на последнем этаже фабрики, принадлежавшей Дугласу-старшему. В ожидании доктора Мартина Арчибальд оставил входную дверь и лифт внизу открытыми, а чтобы не терять времени даром, решил выяснить, почему это с недавних пор стала дребезжать центрифуга. Ровно в десять загудел лифт, и Арчибальд направился к двери встречать гостя.
   Перед ним стояла та самая сладкая блондиночка, которую он пытался подцепить в ресторане.
   Дуглас немедленно возмутился:
   – Как вы сюда попали? Шли за мной?
   Блондинка опешила.
   – У меня – встреча с доктором Дугласом. Пожалуйста, передайте ему, что я уже здесь.
   – Черт побери! Что это за шуточки?!
   Она с трудом держала себя в руках.
   – Думаю, доктор Дуглас знает об этом лучше вас. Доложите ему, что я приехала – немедленно!
   – Да я и есть доктор Дуглас!
   – Вы? Вы больше похожи на бандита с большой дороги.
   – И тем не менее. Так что прекрати валять дурака, сестренка, и расскажи, в чем дело. Как тебя зовут?
   – Я – доктор М.Л. Мартин.
   На мгновение Дуглас растерялся, но затем ухмыльнулся.
   – Без дураков? А вы не морочите голову своему деревенскому братишке? Входите, док.
   Она последовала за ним с настороженностью бездомной кошки, готовой, чуть что, выпустить коготки. Усевшись в кресло, она снова засомневалась:
   – Но вы – действительно доктор Дуглас?
   Он усмехнулся.
   – Во плоти – и могу это доказать. А вот вы… Я все еще думаю, что меня хотят надуть.
   Она пожала плечами.
   – Чего же вы хотите? Может, мне вам показать свидетельство о рождении?
   – А может, вы прикончили этого бедного старикана – доктора Мартина – а тело сбросили в шахту лифта?
   Она встала, взяла сумочку и перчатки:
   – Ради этой встречи я проехала полторы тысячи миль. Извините за беспокойство. До свидания, доктор Дуглас.
   Арчибальд смутился.
   – Да вы не обижайтесь, это я так… Забавно, что известный доктор Мартин оказывается вылитой копией Мерилин Монро. Садитесь.
   Он мягко отобрал у нее перчатки.
   – Позвольте мне еще раз предложить вам выпить.
   Она еще сердилась, но скоро природное легкомыслие взяло верх.
   – Ладно уж… Шрамоносец.
   – Вот, так-то лучше. Скотч или бурбон?
   – Бурбон – и поменьше воды.
   Однако когда коктейли были готовы, а сигареты раскурены, напряжение возникло вновь.
   – Скажите, – начал Дуглас, – а чем я обязан вашему визиту? Я ведь в биологии – ноль.
   Она выпустила колечко дыма, отогнав его наманикюренным пальчиком.
   – Помните свою статью в апрельском номере «Физикл Ревью»? О холодном свете и возможных путях работы над этой проблемой?
   – Хемилюминесценция против электролюминесценции, – кивнул он. – Для биолога не так уж много интересного.
   – Не скажите, я довольно давно работаю над той же проблемой.
   – С какой точки зрения?
   – Хотела выяснить, как светятся светлячки. В Южной Америке мне попались несколько очень ярких экземпляров, вот я и заинтересовалась.
   – Хм… Наверное, в этом что-то есть. И что вам удалось выяснить?
   – Не больше того, что уже и без меня известно. Как вы, наверное, знаете, светлячки как источник света эффективны до неправдоподобия: КПД почти девяносто шесть процентов. А какая эффективность у обычной лампы накаливания?
   – В лучшем случае два процента.
   – Вот именно, глупый маленький жучок выдает в пятьдесят раз больше, даже в ус не дуя. Сравнение не в нашу пользу, верно?
   – Да уж, – признал Дуглас. – Давайте дальше о светляках.
   – Так вот. В брюшке у них содержится очень сложное активное органическое вещество под названием «люциферин». Окисляясь в присутствии катализатора, оно превращается в люциферазу, и вся энергия окисления преобразуется в зеленоватый свет, причем совершенно без выделения тепла. Восстановите люциферин с помощью водорода – и процесс можно повторять до бесконечности. Я выяснила, как добиться этого в лабораторных условиях.
   – Да?! Так поздравляю! Я вам не нужен и могу прикрывать свою лавочку.
   – Не спешите с выводами. На практике у меня ничего не вышло. Слишком сложная технология, а достаточной интенсивности света не получается. И потому я приехала к вам. Не могли бы мы объединить наши знания и силы?
   Через три недели, в четыре утра доктор М.Л. Мартин – для друзей просто Мэри Лу – жарила яичницу на бунзеновской горелке. На ней были шорты и свитер, поверх них – длинный резиновый фартук, золотая гривка распущена по спине, круглая попка и ножки – будто взяты с обложки журнала.
   Обернувшись к Дугласу, распластанному в кресле, она сказала:
   – Послушай-ка, ты, горилла, кажется, кофеварке пришел конец. Не сварить ли кофе во фракционном дистилляторе?
   – А я думал, ты змеиный яд там держишь…
   – Ну да. Но я сполосну, ты не бойся.
   – Женщина! Если тебе плевать на то, что может случиться со мной, ты хоть бы себя пожалела…
   – Ерунда. Раз уж та гадость, которую ты пьешь, еще не довела тебя до язвы желудка, от змеиного яда тем более вреда не будет.
   Она отшвырнула фартук и села, закинув ногу на ногу.
   – О, закрой свои бледные ноги! Мэри Лу, для моей романтической души это слишком!
   – Плевать, а души у тебя вообще нет, одни низменные инстинкты. Давай лучше займемся делом. На чем мы остановились?
   Дуглас запустил пятерню в волосы и закусил губу.
   – Остановились мы, похоже, перед каменной стеной. Все, что мы испробовали, не оставляет никаких надежд.
   – Но ведь проблема, судя по всему, лишь в том, чтобы довести лучистую энергию до видимого спектра.
   – Ух ты, ясноглазая моя! Просто-то как: взять и довести до спектра…
   – Ты свой сарказм оставь. Именно там при обычном электрическом освещении потери и возникают. Вольфрамовая нить раскаляется добела, может быть, два процента превращаются в свет, а остальное уходит в инфракрасное и ультрафиолетовое излучение.
   – Красиво, а главное – истинная правда.
   – Чурбан ты этакий, конечно, ты устал, однако слушай, что старшие говорят. Должен же существовать способ точной настройки длины волн, ну, как в радио.
   Дуглас слегка оживился.
   – В нашем случае это не подойдет, даже если б тебе удалось разработать индукционно-емкостный контур с естественной резонансной частотой в пределах видимого спектра. Слишком сложная конструкция для каждого светящегося фрагмента. А если настройка будет неточной, то вообще никакого света не получится.
   – Но разве способ контроля частоты только один?
   – Практически один. Правда, в некоторых – особенно любительских – передатчиках используются специально вырезанные кварцевые кристаллы. Они имеют свою естественную частоту и таким образом контролируют длину волн.
   – А почему мы не можем вырезать кристалл, имеющий естественную частоту в области видимого спектра?
   Дуглас резко выпрямился.
   – Детка! Похоже, ты попала в точку! Он поднялся и стал расхаживать взад-вперед, рассуждая вслух:
   – Для обычных частот используются обычные кристаллы кварца, а для коротких волн – турмалин. Частота вибрации зависит непосредственно от формы кристалла. Существует простая формула… – Дуглас взял с полки толстый справочник.
   – Ага, вот. Для кварца – каждый миллиметр кристалла удлиняет волну на сто метров. А частота, естественно, обратна длине волны. И для турмалина – то же самое, но волны более короткие…
   Он продолжал читать вслух:
   – При воздействии электрических разрядов кристаллы изгибаются, и, напротив, будучи изогнуты, выдают электрический разряд. Период колебания является неотъемлемым качеством кристалла, зависящим от его геометрических пропорций. Будучи подключенным к передающему радиоконтуру, кристалл заставляет весь контур работать на одной постоянной частоте, присущей самому кристаллу. Вот оно, малыш, вот! Если нам удастся найти подходящий кристалл и обработать его так, чтобы он вибрировал на частоте видимого спектра – то способ преобразования электроэнергии в световую без потерь на тепло у нас в кармане!
   Мэри Лу восхищенно охнула:
   – Вот какой у нас мальчик! Способный, только ленивый! Ведь может, если захочет!
   Почти полгода спустя Дуглас пригласил в лабораторию своего отца, чтобы продемонстрировать достигнутые результаты. Проводив тихого, седого джентльмена в свою святая святых, он сделал знак Мэри Лу – задернуть шторы, а затем показал на потолок.
   – Вот, пап. Холодный свет – его стоимость составляет лишь ничтожную долю от стоимости электрического освещения!
   Старик поднял глаза и увидел подвешенный к потолку серый экран, размером и формой напоминавший крышку ломберного столика. Мэри Лу повернула выключатель. Экран засиял мягким светом перламутровой раковины. Сильный, нерезкий свет заливал комнату.
   Молодой ученый улыбался отцу. Он был счастлив и ожидал похвалы, как щенок ожидает ласки.
   – Ну как, пап? Сто свечей – электролампы сожрали бы сто ватт, а у нас тут – всего ничего, пол-ампера на четыре вольта!
   Старик растерянно заморгал, глядя на экран.
   – Замечательно, сынок. Вправду замечательно. Хорошо, что вам удалось добиться этого.
   – Пап, а знаешь, из чего сделан экран? Вид силиката алюминия. Дешево, потому что можно использовать для производства любую глину: бокситы, криолиты, да почти все, что угодно – лишь бы содержало алюминий! То есть сырья – в любом штате хоть экскаватором греби!
   – Ты, сынок, уже готов запатентовать процесс?
   – Конечно!
   – Тогда давай перейдем в твой кабинет: нам нужно кое-что обсудить. И даму свою пригласи.
   Торжественная серьезность отца несколько омрачила ликование Арчибальда. Когда все сели, он спросил:
   – Что-нибудь случилось, отец? Нужна моя помощь?
   – Боюсь, Арчи, ты ничем не сможешь мне помочь. Мало того, у меня к тебе просьба: я хочу просить тебя закрыть свою лабораторию.
   Арчибальд не повел и бровью.
   – Вот как?
   – Ты знаешь, я всегда гордился твоей работой. А с тех пор, как умерла твоя мама, моей главной целью было – обеспечить тебя необходимым оборудованием и средствами.
   – Да, пап, ты всегда был щедр на этот счет.
   – Мне хотелось предоставить тебе как можно больше возможностей. Но теперь настали трудные времена. Фабрика больше не в состоянии финансировать твои исследования. Мне, вероятно, придется просто закрыть предприятие.
   – Неужели так плохо, пап? Я думал, что у нас заказов хватает…
   – Заказов у нас больше чем достаточно, но дела обстоят так, что никакой выгоды нам это не сулит. Помнишь, я говорил тебе про закон о коммунальных услугах, который приняли на последней законодательной сессии?
   – Да, что-то такое припоминаю… Но разве губернатор не наложил на него вето?
   – Они обошли вето губернатора. Такой бесстыдной коррупции в нашем штате еще не бывало – лоббисты продали и душу, и тело!
   Голос старика задрожал в бессильном гневе.
   – А нас это касается?
   – Этот билль якобы уравнивает тарифы на электроэнергию согласно обстоятельствам. Но на самом деле он просто позволяет контрольной комиссии вертеть потребителями как ей хочется. А ты знаешь, что это за комиссия… В политику я никогда не ввязывался, но теперь они и меня приперли к стенке. Я больше не выдерживаю конкуренции.
   – Силы небесные! Они не смеют так поступать! Надо подать на них в суд!
   Старик поднял брови:
   – В нашем штате?
   Дуглас встал и принялся расхаживать по комнате.
   – Но ведь что-то мы можем!
   Отец покачал головой.
   – Меня бесит, что они проделывают такие фокусы с ресурсами, которые фактически принадлежат народу! Программа федерального правительства позволила нам получать много дешевой энергии. Страна могла бы богатеть, однако местные пираты наложили на электричество лапу и пользуются этим, чтобы подчинить себе сограждан.
   Когда старый джентльмен удалился, Мэри Лу положила руку на плечо Дугласа и заглянула ему в глаза.
   – Бедный ты мой…
   Арчибальд был подавлен.
   – Так-то вот, Мэри Лу. И как раз на самом интересном месте. Я ведь занимался этим в основном из-за отца.
   – Я знаю.
   – Но теперь эти толстопузые рэкетиры подмяли под себя весь штат.
   Вид у Мэри Лу был разочарованный и немного презрительный.
   – Ну и слюнтяй же ты, Арчи Дуглас! Неужели ты так все и спустишь этим мерзавцам?
   Дуглас мрачно посмотрел ей в глаза.
   – Нет, не спущу. Я буду драться. Но наверняка проиграю. Такие штуки – не по моей части.
   Она прошлась по комнате.
   – Я тебе удивляюсь! Ты изобрел величайшую вещь со времен динамо, и еще что-то болтаешь о проигрыше?!
   – Это ты изобрела…
   – О Господи! А кто разработал состав? Кто смешивал его, чтобы получить полный спектр? Это твое дело и твои заслуги! В чем проблема? Энергия! Из-за энергии тебя скрутили в бараний рог! Но ты ведь физик. Найди способ получить энергию, не кланяясь кому попало!
   – Какую тебе нужно? Атомную?
   – Это ты загнул. Ты – пока что не Комиссия по ядерной энергетике.
   – Можно поставить ветряк на крыше.
   – Уже лучше, простенько, но со вкусом. Ты пошевели как следует мозгами, а я пока кофе сварю. Похоже, нам опять предстоит бессонная ночь.
   Он усмехнулся.
   – Ладно, Совесть Нации, сейчас примусь шевелить.
   Она счастливо улыбнулась.
   – Вот это разговор!
   Он подошел к ней, обнял за талию и поцеловал. Она притихла в его объятиях, но когда поцелуй завершился, вдруг резко его отпихнула.
   Когда рассвет окрасил их лица болезненной бледностью, они принялись устанавливать два экрана холодного света – один напротив другого. Арчи сближал их до тех пор, пока между ними не осталось пространство шириной в дюйм.
   – Ну вот, практически весь свет попадет на второй. Эй, красотка, включай первый!
   Мэри Лу повернула выключатель. Первый экран засветился, отдавая свой свет второму.
   – Сейчас поглядим, насколько эта замечательная теория верна.
   Дуглас присоединил к клеммам второго экрана вольтметр и нажал кнопку. Стрелка отклонилась за два вольта.
   Мэри Лу озабоченно оглянулась:
   – Ну как?
   – Работает! Безо всяких! Экраны работают в двух направлениях! Дай им энергию – получишь свет. Дай им свет – получишь энергию!
   – А каковы потери, Арчи?
   – Сейчас.
   Он подключил амперметр и вытащил логарифмическую линейку.
   – Так… Около тридцати процентов. Большей частью – утечка света по краям экрана.
   – Арчи, солнце встает. Попробуем вытащить второй экран на крышу и посмотрим, как ему понравится солнышко.
   Через несколько минут экран и измерительные приборы оказались на крыше под лучами восходящего солнца. Арчи подключил вольтметр, стрелка снова отклонилась за отметку в два вольта.
   Мэри Лу чуть не запрыгала от радости:
   – Работает!
   – Должен работать, – заметил Арчи. – Если свет с одного экрана смог заставить его генерировать энергию, то солнце – тем более. Подключи амперметр: посмотрим, что мы тут имеем.
   Амперметр показал восемнадцать и семь десятых ампера. Мэри Лу взяла линейку и высчитала результат.
   – Восемнадцать и семь на два… Получается – тридцать семь и четыре десятых ватта, около пяти сотых от лошадиной силы. Не слишком-то много: я думала, выйдет больше.
   – Все правильно, малыш. Мы ведь используем только видимый спектр, а солнце как источник света эффективно процентов на пятнадцать, остальные восемьдесят пять приходятся на инфракрасную и ультрафиолетовую области. Дай-ка линейку.
   Получив линейку. Дуглас продолжал:
   – Солнце излучает около полутора лошадиных сил, или один и одну восьмую киловатта на каждый квадратный ярд земной поверхности, расположенной перпендикулярно лучам. Около трети поглощает атмосфера – даже в жаркий полдень над Сахарой… Значит, одна лошадка на квадратный ярд. А на восходе – и для наших широт получится не больше трети лошадиной силы. Из расчета эффективности в пятнадцать процентов – около пятисот лошадок. Проверяем – что и требовалось доказать. Что ты глядишь так мрачно?
   – Я думала, на этой крыше мы сможем получить энергию для всей фабрики. Но если на одну лошадиную силу нужно двадцать квадратных ярдов…
   – Не вешай нос, детка! Мы создали экран, вибрирующий только в области видимого спектра. А можем, наверное, сконструировать и другой – так сказать, атонический – чтобы реагировал на волны любой длины. Он будет усваивать всю лучистую энергию, какая на него попадет, и превращать ее в электрическую. В ясный полдень, да с такой крышей мы хоть тысячу лошадей получим! Только надо будет завести цепь аккумуляторов, чтоб копить энергию для пасмурных дней и ночных смен.
   Большие голубые глаза Мэри Лу смотрели на него с восторгом:
   – Арчи, а голова у тебя когда-нибудь болит?
   Через двадцать минут он снова сидел за своим столом, погрузившись в расчеты, а Мэри Лу пыталась наскоро сообразить завтрак.
   – Мэри Лу Мартин, – оторвался от бумаг Арчибальд. – не стоит тратить время на кулинарные изыски.
   Обернувшись, она замахнулась на него сковородой.
   – Слушаю и повинуюсь, мой господин. И все же, Арчи, ты простой, темный неандерталец и в радостях жизни ничего не смыслишь!
   – Может, и так. Но ты сюда посмотри: вот он – экран, который будет вибрировать по всем имеющимся частотам.
   – Серьезно, Арчи?!
   – Без дураков, малыш. В наших прежних экспериментах это уже было, но мы этот вариант прохлопали – слишком увлеклись экраном, вибрирующим в заданных пределах. И еще я тут кое-что выяснил.
   – Так расскажи мамочке!
   – Мы сможем создать экраны, излучающие в инфракрасной области, почти так же легко, как экраны холодного света. Понимаешь? Это же – нагревательные элементы любого вида и размера, экономичные, не требующие больших мощностей, без высоких температур – то есть, не огнеопасные и не представляющие угрозы, скажем, для детей. Я думаю, реально спроектировать такие экраны, чтобы можно было, во-первых, – он загнул палец. – использовать солнечную энергию с максимальной эффективностью; во-вторых, вырабатывать энергию в виде холодного света или, в-третьих, тепла, или, в-четвертых, электричества. Можем соединить экраны последовательно и получить любой вольтаж, можем – параллельно, получая любую силу тока. И вся энергия – практически бесплатно, только вот на саму установку придется потратиться!
   Прежде, чем что-либо сказать, Мэри Лу несколько секунд молча смотрела на Дугласа.
   – И все это – ради того, чтобы получать свет подешевле… Ладно уж, молотилка ты этакая, давай завтракать. Мужчин нужно кормить, иначе от них никакого проку.
   Ели молча – каждый был занят новой идеей. Наконец Дуглас заговорил:
   – Мэри Лу, ты хоть понимаешь, что мы с тобой придумали?
   – Вроде бы понимаю.
   – Это же бесподобно! Мы можем располагать таким количеством энергии… Солнце постоянно отдает Земле двести тридцать триллионов лошадиных сил, а мы до сих пор ни одной из них не использовали.
   – Арчи, неужели действительно так много?
   – Да, я своим же расчетам было не поверил, пока в справочник Ричардсона не заглянул! Выходит, в любом квартале города можно получить больше двадцати тысяч лошадей! Понимаешь, что отсюда следует? Даровая энергия! Богатство для всех! Это – величайшее достижение со времен паровой машины!
   Тут он замолк, увидев мрачную мину Мэри Лу.
   – В чем дело, малыш? Я ошибся?
   Она вертела в пальцах вилку.
   – Нет, Арчи, все правильно. Я тоже сейчас подумала… Разукрупнение больших городов, машины, облегчающие физический труд, всякие удобства… Это прекрасно. Однако у меня такое чувство, что тут-то и начнутся для нас главные неприятности. Знакомо тебе такое название – «Брикейджес, Лтд»?
   – Это что, переработка вторсырья?
   – Разве что на первый взгляд… Арчи, ты в своей жизни читал хоть что-нибудь, кроме «Докладов американского общества инженеров-физиков»? Хотя бы Бернарда Шоу? У него в одной пьесе, кажется, «Назад к Мафусаилу», есть весьма язвительное описание того, как индустриальные корпорации противостоят любым переменам, угрожающим их прибылям. А ты, сынок, угрожаешь всему промышленному укладу – вот прямо сейчас сидишь и угрожаешь! Следовательно, с этого момента ты сам в опасности. Что, по-твоему, произошло с ядерной энергией?
   Дуглас откинулся на спинку кресла.
   – Да ерунда это все. Ты просто устала, вот и дергаешься. Индустрия всегда приветствовала изобретения. Все крупные корпорации имеют свои исследовательские отделы, где собирают лучших ученых страны. И именно сейчас они по горло заняты ядерной физикой.
   – Конечно. И каждый молодой-талантливый может получить там работу. Вот тут-то он и попался, потому что изобретения его принадлежат компании, и только те из них, которые способны дать компании богатство и власть, имеют шанс когда-либо увидеть свет. А остальным – крышка! Ты что, думаешь, они позволят вольному стрелку вроде тебя пустить псу под хвост их миллиарды, уже вложенные в дело?
   Он сдвинул брови, но затем рассмеялся.
   – Да плюнь на них, малыш! Это несерьезно.
   – Хорошо бы! Ты слыхал когда-нибудь о силанезной вуали? Нет? Это такой синтетический материал, вроде шифона, он лучше носится и легче стирается, и стоит около сорока центов за метр, а шифон – в четыре раза дороже. Но этого замечательного материала больше нигде не достанешь. А бритвенные лезвия? Пять лет назад мой брат купил одно. Его не нужно было затачивать, и он все еще им пользуется, но если когда-нибудь потеряет, придется опять вернуться к старым бритвам. В продаже таких больше нет. А приходилось ли тебе слышать о тех ребятах, которые нашли топливо куда лучше и дешевле газолина? Около четырех лет назад один из них все же появился на публике и доказал справедливость своих требований, однако через несколько недель утонул. Несчастный случай! Я не утверждаю, что его убили, но как ни смешно, его расчетов так и не нашли. Или вот еще. Я когда-то читала в «Лос-Анджелес Дейли Ньюс», что некто купил в Сан-Диего машину – обычную машину вроде пикапа, заправился и поехал в Лос-Анджелес. Бензина на это ушло всего два галлона. Затем он поехал в Агуа-Калиенте, а оттуда – обратно в Сан-Диего. И израсходовал три галлона. Через неделю фирма разыскала его и предложила крупную сумму, если он согласится вернуть машину. По ошибке ему достался образец, не предназначенный для продажи, карбюратор в нем был с каким-то фокусом. Ты видел когда-нибудь тяжелый лимузин, потребляющий галлон на семьдесят миль? Нет. То-то и оно. И не увидишь – пока делами заправляет «Брикейджес Лтд.». И это чистая правда, если хочешь, можешь посмотреть архивы. У нас ведь автомобили делают не для того, чтобы на них ездить, они должны быстрее изнашиваться, чтобы потребитель раскошеливался на новые. Вот паровые машины гораздо реже попадали бы в аварии, да вдобавок служили бы, по крайней мере, лет по тридцать.