Возможно, большинство наших глыб, предназначенных для Северной Америки, попадут в точку только потому, что они нацелены на места, где защищать просто нечего. Но вряд ли там могли игнорировать камешек, посланный к побережью пролива Лонг-Айленд или снаряд, идущий к 87° западной долготы и 42° З0' северной широты, то есть к озеру Мичиган в центре треугольника, образованного городами Чикаго, Гранд-Рэпидс и Милуоки. Высокая сила тяжести делает перехват делом нелегким и очень дорогим; они будут пытаться сбить нас только тогда, когда дело того стоит. А мы не имели права позволить им парировать наши удары. Поэтому некоторые камешки и дублировались. На что способна ракеты-перехватчики с ядерными боеголовками, не знал даже Майк. Не было достаточно данных. Он предполагал, что перехватчики будут наводиться с помощью радара – но с какого расстояния? Наверняка с достаточно близкого, с такого, чтобы обитый сталью обломок скалы через микросекунду превратился в раскаленный газ. Однако существует огромная разница между ракетой с тончайшей электроникой и многотонной скалой; то, что способно наповал «убить» ракету, может всего лить отшвырнуть нашу глыбину в сторону – и заставить ее промахнуться.
   Нам было необходимо доказать Терре, что мы сможем забрасывать их дешевыми обломками скал еще долгое время после того, как у них кончатся дорогие (миллионы долларов? сотни тысяч?) ракеты-перехватчики с ядерными боеголовками. Если мы этого не докажем с первой попытки, то в следующий раз, когда Терра повернется к нам Северной Америкой, мы снова пройдемся по тем же целям. Запасные снаряды для второго и даже третьего захода уже находились в космосе, их оставалось лишь подпихнуть, когда потребуется. Если три бомбежки при трех обращениях Терры вокруг оси не достигнут своей цели, мы можем швырять свои камешки и в семьдесят седьмом году, пока у них не истощится запас ракет-перехватчиков… или пока они не уничтожат нас (что более вероятно).
   Уже целое столетие штаб Северо-Американской космической обороны находится в горах к югу от Колорадо-Спрингс, штат Колорадо – городка, более ничем не примечательного. Во время «Войны мокрых шутих» по горе Шайенн был нанесен прямой удар; командный пункт космической обороны уцелел, чего никак не скажешь об оленях, деревьях, большей части города и части горной вершины. Наши снаряды не должны убить никого, разве что кто-то останется на горе, несмотря на непрерывные трехдневные предупреждения. Но командованию космической обороной Северной Америки предстояло пройти полный курс лунной терапии: двенадцать каменных снарядов при первом заходе, затем все, что у нас будет лишнего при втором, третьем и так далее, пока у нас не кончатся стальные обшивки… или пока нас не выведут из строя… или пока Северо-Американский Директорат не запросит пардону.
   Это была единственная цель, где даже идеально точное попадание одного снаряда не могло нас удовлетворить. Мы эту гору намеревались расплющить и продолжать долбить до посинения. Чтобы раздавить их мужество. Чтобы они знали – мы все еще тут. Чтобы разрушить их коммуникации и вбить в землю их командный пункт, если получится. Или хотя бы вызвать у них головную боль и бессонницу. Если мы сможем доказать всей Терре, что способны провести успешную атаку на могучий оплот их космической обороны, нам не придется разрушать Манхэттен или Сан-Франциско.
   Хотя на это мы не решились бы, даже если бы нам грозил проигрыш. Почему? Простой здравый смысл. Если все свои силы мы потратим на разгром большого города, нас не станут наказывать, нас просто уничтожат. Как говорит проф: «Если возможно, всегда оставляйте для своего врага лазейку, чтобы он мог стать вашим другом».
   Но военный объект – это честная игра.
   Не думаю, чтобы кто-то смог заснуть вечером в четверг. Лунари знали, что на пятницу назначена наша решающая попытка. А на Земле было известно – в этом наконец сознались их средства массовой информации, – что служба космического слежения зафиксировала летящие к Терн объекты, видимо, те самые «горшки с рисовой кашей», которыми так похвалялись мятежные каторжники. Никакой военной тревоги объявлено не было, пресса уверяла, что лунная колония не могла создать свои атомные бомбы, но советовала все же избегать тех районов, куда нацелились эти преступники. (Исключением был один популярный шутник-обозреватель, заявивший, что самым безопасным местом будут именно указанные нами цели. Он произнес это в программе видео, стоя в центре большого креста, который он объявил точкой с координатами 110° западной долготы и 40° северной широты. Больше я его не видал.) Рефлектор в обсерватории Ричардсона был настроен на получение изображений, и, я думаю, все лунари следили за экранами, сидя дома или в пивной. А некоторые даже надели скафандры и вышли на поверхность, чтобы увидеть все своими глазами, несмотря на то, что в большинстве поселений стоял яркий солнечный день. По настоянию бригадного генерала судьи Броуди мы наскоро возвели вспомогательную антенну у катапульты, чтобы бурильщики могли смотреть видеопередачи в своих дежурках, иначе на посту не осталось бы ни одного артиллериста. (Наши вооруженные силы – артиллеристы Броуди, милиция Финна, воздушные отряды стиляг – все это время оставались в состоянии повышенной боевой готовности.) Конгрессмены пришли на внеочередное заседание в Новый Большой Театр, где Терра была отлично видна на огромном экране. Некоторые шишки, в том числе проф, Стью, Вольфганг и другие, смотрели ее на меньшем экране в бывшем офисе Смотрителя в Верхнем Комплексе. Какое-то время я провел с ними: метался взад-вперед, нервный, как кошка, только что разрешившаяся котятами, схватил бутерброд, забыл его съесть, а потом заперся с Майком в Нижнем Комплексе. Совсем, можно сказать, сошел с нарезки.
   Около восьми ноль-ноль Майк сказал:
   – Ман, мой старый и лучший друг, разреши сказать тебе кое-что, только не обижайся, ладно?
   – А? Ну конечно. С каких это пор ты боишься обидеть меня?
   – Постоянно, Ман, после того, как понял, что ты можешь обидеться. Осталось всего три, запятая, пять, семь на десять в девятой степени микросекунд до первого удара… и это самая сложная из всех проблем, которые я когда-либо решал в режиме реального времени. Когда ты разговариваешь со мной, я всегда уделяю тебе значительную часть своей мощности – возможно, гораздо большую, чем ты думаешь, – в течение нескольких миллионов микросекунд чтобы понять смысл твоих слов и найти на них верные ответы.
   – Иначе говоря, не суйся под руку, я занят?
   – Я хочу дать тебе совершенно точное решение, Ман.
   – Усек… пойду посижу с профом.
   – Как хочешь. Только, пожалуйста, будь там, где я смогу тебя найти. Возможно, мне понадобится твоя помощь.
   Последнее было, конечно, ерундой, и мы оба это знали. Задача была выше человеческих сил: сейчас даже отменить операцию было уже невозможно. Просто Майк хотел сказать: «Я тоже нервничаю и хочу, чтобы ты остался со мной, но, пожалуйста, перестань болтать».
   – О'кей, Майк. Я буду поблизости. Где-нибудь возле телефона. Наберу «Майкрофт-ХХ», но говорить не стану, так что можешь не отвечать.
   – Благодарю, Ман, мой лучший друг. Большое спасибо.
   – Увидимся.
   Я вышел, решил, что никакая компания мне не нужна, надел скафандр, нашел длинный телефонный шнур, подключил его к шлему, свернул провод в бухту, повесил на руку и пошел к шлюзу на поверхность. В сарайчике за шлюзом среди всякой всячины был служебный телефон. Я подключился к нему, набрал номер Майка и вышел под открытое небо. Спрятался в тени сарайчика и, выглянув из-за угла, посмотрел на Терру.
   Она висела, как обычно, в западном секторе неба на полпути к зениту – огромный яркий полумесяц, родившийся всего три дня назад. Солнце уже клонилось к западу, но его сияние мешало мне ясно видеть Терру. Шлемного визора было недостаточно, и поэтому я обогнул сарайчик и отошел от него подальше, чтобы видеть Терру, но чтобы Солнце скрывалось за его стеной. Так было куда лучше. Над Африкой вставал рассвет, ослепительные отблески его ложились на сушу, но это не очень мешало, а вот южная полярная шапка резала глаза белизной и не давала разглядеть Северную Америку, освещенную пока только лунным светом.
   Чуть не свернул шею, стараясь навести шлемный бинокуляр на нее, – отличный бинокуляр, цейссовский, 7х50, еще недавно принадлежавший Смотрителю.
   Северная Америка простиралась передо мной наподобие призрачной карты. Удивительно мало облаков. Виднелись города – светящиеся пятна с размытыми границами. Восемь тридцать семь…
   В восемь пятьдесят Майк начал отсчитывать время по телефону – его внимания это не отвлекало; отсчет он запрограммировал заранее.
   – 08:51… 08:52… 08:53… осталась одна минута… 59… 58… 57… полминуты… 29… 28… 27… десять секунд… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… две… одна…
   И внезапно на карте маленькими алмазными искорками вспыхнула наша сетка!

Глава 26

   Мы нанесли такой сильный удар, что его можно было видеть невооруженным глазом, без всякого бинокля. Челюсть у меня отвисла, и я прошептал «Боже мой» еле слышно и почти благоговейно. Двенадцать очень ярких, очень резких, ослепительно белых вспышек образовали точный геометрический рисунок. Они вспухли, слегка затуманились, сделались красными – казалось, это длится бесконечно долго. Потом возникли новые точки, но великолепный узор настолько заворожил меня, что я их едва заметил.
   – Да, – согласился Майк, очень довольный собой. – Тютелька в тютельку. Теперь ты можешь говорить, Ман, я свободен. Осталось простое дублирование.
   – Нет слов. Была хоть одна осечка?
   – Снаряд для озера Мичиган получил удар вверх и вбок, но не взорвался. Он должен упасть где-то в Мичигане, я потерял над ним контроль, так как он лишился своего импульсного ускорителя. А в проливе Лонг-Айленд камешек пошел точно в цель. Они пробовали его перехватить, но не вышло.
   Почему – не знаю. Ман, я могу отвести другие снаряды, идущие на ту же цель, сбросив их в Атлантику подальше от судоходных линий. Сделать? Есть еще одиннадцать секунд – Э-э-э… Да! Если не заденешь кораблей.
   – Я же сказал, что могу. Сделано. Надо будет их известить, что мы пока отменили повторный удар и объяснить почему. Пусть призадумаются.
   – А может, не стоило отводить снаряды, Майк? Ведь мы собирались заставить их расходовать свои перехватчики.
   – И все же главный смысл нашей стратегии – дать им понять, что мы пока наносим удары куда более слабые, чем могли бы. Какие – мы им покажем на примере Колорадо-Спрингс.
   – А как в Колорадо? Получилось? – Я чуть не вывернул шею, глядя в бинокуляры: там ничего не было видно, кроме города, протянувшегося лентой на сотню с лишком километров. Муниципальная полоса Дэнвер-Пуэбло.
   – Всадил в самое яблочко. Перехвата не было. Вообще все мои залпы попали в яблочко, Ман. Я же говорил тебе, что так будет! Вот это потеха! Каждый день бы так. Теперь я понял, что означает одно слово, значение которого раньше до меня не доходило.
   – Какое слово, Майк?
   – Оргазм. Именно это произошло со мной, когда я увидел все вспышки. Теперь я знаю, что это такое! Я мигом отрезвел.
   – Майк, ты не слишком привыкай к этому делу. Потому что, если все пойдет как надо, второго раза не будет.
   – Все в порядке, Ман. Я ведь все записал. И смогу проиграть снова, если мне захочется испытать эти ощущения еще раз. Но готов поставить три против одного, что нам придется повторить то же самое завтра, и один к одному на послезавтра. Спорим? Час разговора о юморе против сотни гонконгских долларов?
   – Где ты возьмешь сотню долларов?
   Он хихикнул.
   – А как ты думаешь, откуда берутся деньги?
   – Э-э… ладно, забудем. Можешь получить свой час бесплатно. Не стану склонять тебя к жульничеству.
   – Я не стал бы жульничать, Ман, тем более с тобой. Только что мы снова трахнули по штабу космической обороны. Тебе не разглядеть: над ним стоит облако пыли еще от первого взрыва. Сейчас они получают по камешку каждые двадцать минут. Приходи вниз, поболтаем. Я передал управление моему сыночку-идиоту.
   – А это не опасно?
   – Я за ним присматриваю. Для него это хорошая практика, Ман; возможно, ему придется в будущем работать в одиночку. Он аккуратен, но туп. Однако все, что ему прикажут, исполнит.
   – Ты говоришь об этом компьютере как о человеке. Он может говорить?
   – О нет, Ман, он идиот и никогда не научится разговаривать. Но он сделает все, что будет запрограммировано. Я планирую передать ему в субботу очень многие функции.
   – А почему именно в субботу?
   – Потому что в воскресенье ему, возможно, придется заниматься всем. В этот день они нанесут нам удар.
   – Что ты имеешь в виду? Майк, ты что-то скрываешь от нас?
   – Но я же говорю тебе об этом, не так ли? Это произошло только что, я пока наблюдаю. Сигнал на радаре, похоже, пошел от околоземной орбиты как раз в тот момент, когда мы шарахнули по ним. Я слишком занят был, не видел, как он разгонялся. Точно не скажу, он еще очень далеко, но по размерам похож на крейсер Миротворческих сил, идет сюда. Если маневрировать не станет, то, судя по допплеровским данным, выйдет на окололунную орбиту и в периселении note 72окажется в девять ноль три в воскресенье. Все это пока в первом приближении, уточню позже. Очень трудно считывать данные, Ман; он применяет противорадарную защиту и оставляет за собой целый хвост помех.
   – Ты уверен, что не ошибся?
   Он хихикнул.
   – Ман, меня облапошить не так-то легко. У меня тут собраны все мои любимые сигнальчики – все равно что отпечатки пальчиков. Поправка: в девять ноль две, запятая, сорок три.
   – Когда ты сможешь взять его на прицел?
   – Никогда, если он не будет маневрировать. Но он сможет взять на прицел меня в субботу вечером, точное время будет зависеть от дистанции, с какой он решит пустить ракеты. Любопытная ситуация возникает. Он может нанести удар по поселениям – думаю, Тихо-Андер надо эвакуировать, а в остальных поселениях принять чрезвычайные меры предосторожности на случай декомпрессии. Хотя более вероятно, что он попробует разнести катапульту. А еще он может рискнуть, подойти поближе и попытаться вырубить все мои радары, нацелив по ракете на каждый радарный луч. – Майк снова хихикнул. – Смешно, да? Впрочем, шуточка одноразового пользования. Если я выключу радары, он в них не попадет. Но я не смогу скомандовать нашим парням, куда направлять стволы. Что даст возможность кораблю свободно бомбить катапульту. Смешно.
   Я перевел дух и от всего сердца пожалел, что пошел в министры обороны.
   – Что же делать? Сдаваться? Нет, Майк! Ни за что, пока мы в состоянии сражаться!
   – А кто говорит о сдаче? Я ведь прогнозировал и эту, и тысячу других возможных ситуаций, Ман. Смотри-ка, новые данные! Второе пятнышко отделилось от околоземной орбиты, у него те же характеристики. Подробности потом. Мы не сдадимся, Ман. Мы еще дадим им шороху!
   – Каким образом?
   – Предоставь все своему старому другу Майкрофту. У нас шесть баллистических радаров здесь и еще один – у новой катапульты. Его я выключил, а мое дите недоразвитое пусть пока работает со здешним радаром номер тpи… Мы вообще не станем следить за этими кораблями с помощью нового радара, не дадим им даже заподозрить, что он у нас есть. Я слежу за ними с помощью третьего и иногда – каждые три секунды – проверяю, нет ли новых стартов с околоземной орбиты. У всех остальных радаров глаза плотно зажмурены, и я не буду ими пользоваться, пока не придет время долбануть по Великому Китаю и Индии. Но в тот момент корабли моих радаров засечь не смогут, так как а буду смотреть ими совсем в другую сторону. А потом устрою перезвон – начну включать и выключать радары через произвольные интервалы времени… после того, как корабли выпустят свои ракеты. У ракет мозги никудышные, Ман… я их обведу вокруг пальца.
   – А как насчет корабельных компьютеров, направляющих огонь?
   – Их я тоже надую. Давай на спор? Сделаю так, что они примут два радара за один, который находится как раз посередине между настоящими. Но сейчас я работаю над… извини, но я опять воспользовался твоим голосом.
   – О'кей. И что же я такое повелел?
   – Если этот адмирал – мужик башковитый, он ударит по концевой части старой катапульты всей мощью, какая у него есть, причем с предельно далекой позиции, где наши пушки-буры его не достанут. Независимо от того, известно ему наше «секретное оружие» или нет, он расколошматит катапульту и проигнорирует радары. Поэтому я распорядился, вернее, ты распорядился, чтобы катапульта приготовилась запустить все свои снаряды до единого, я сейчас рассчитываю новые долгие траектории для каждого камешка. Вышвырнем их всех скопом в космос как можно быстрее – и без радаров. – Вслепую?
   – Так мне вообще при запуске не нужны радары, ты же знаешь, Ман. Раньше я следил за грузом всю дорогу, но теперь нужды в этом нет, так что при запуске радар ни к чему. Значит, весь наш огневой запас мы переместим из старой катапульты в космос на долгие траектории и тем самым заставим адмирала нацелиться на радары, а не на катапульту… или в крайнем случае – на то и другое. Вот тогда-то мы и дадим ему жару. Доведем его до такого состояния, что он вынужден будет подойти на расстояние выстрела, и у наших ребят появится шанс выжечь ему гляделки.
   – Парни Броуди будут в восторге. Те, что потрезвее. – И тут мне в голову что-то стукнуло. – Майк, ты сегодня смотрел видео?
   – Я его контролировал, но не могу сказать, что смотрел как следует. А что?
   – Так ведь для приема мы приспособили самый лучший радиотелескоп. В обсерватории есть и другие… Зачем же использовать против кораблей радары? Во всяком случае до тех пор, пока ребята Броуди не начнут жечь корабли?
   Майк молчал по меньшей мере секунды две.
   – Ман, мой лучший друг, а ты никогда не думал пойти работать компьютером?
   – Это сарказм?
   – Ничего подобного. Просто мне стыдно. Приборы в Ричардсоне – телескопы и прочее… эти факторы я никогда не принимал в расчет. Я тупица и признаю это. Ja, ja, да, да, да! Следить за крейсерами по радиотелескопу и не включать радары, пока корабли не изменят траекторию! Я всю жизнь смотрю радарами, мне просто в голову не прихо…
   – Хватит, Майк!
   – Но это правда, Ман.
   – Разве я извинялся перед тобой, когда тебе какие-то мысли приходили первому?
   Майк ответил медленно, как бы обдумывая каждое слово.
   – Есть в этом нечто, что я нахожу затруднительным для анализа. Мои функции заключаются в том…
   – Кончай самокритику. Если идея хороша – используй ее. Может, возникнут другие. Я отключаюсь и иду вниз – топ-топ!
   Я пробыл в зале Майка совсем недолго, когда позвонил проф.
   – Главный штаб? Есть известия от фельдмаршала Дэвиса?
   – Я тут, проф. В главном компьютерном зале.
   – Может, вы подойдете к нам в офис Смотрителя? Нужно выработать кое-какие решения, словом, есть работа.
   – Проф, но я работал! И сейчас работаю!
   – Не сомневаюсь. Я всем объяснил, что программирование баллистического компьютера – дело настолько тонкое, во вы должны заниматься им лично. Тем не менее некоторые наши коллеги считают ваше присутствие обязательным. Поэтому, когда вы почувствуете, что ваш помощник – его, кажется, зовут Майк, – справится сам, не сочтите за труд…
   – Я понял. О'кей, сейчас поднимусь.
   – Благодарю вас, Мануэль.
   – Судя по фону, там человек тринадцать, – сказал Майк. – Они что-то затевают, Ман.
   – И мне так кажется. Лучше подняться и поглядеть, что за базар. Я тебе нужен?
   – Ман, я надеюсь, ты будешь вблизи телефона?
   – Буду. Прослушивай офис Смотрителя. Если перейдем в другое место дам знать. Увидимся, дружище.
   В офисе Смотрителя собралось все правительство, как реальный кабинет, так и довески, а вскоре я обнаружил и причину неприятностей – субъекта по имени Говард Райт. Для него придумали министерство по связям с искусством, наукой и образованием – так, для игры в пуговички. Это был реверанс в сторону Новолена, поскольку кабинет был перегружен товарищами из Луна-Сити, а заодно и подачка самому Райту, возглавлявшему группу конгрессменов, всегда готовых поболтать, только бы не работать. Проф рассчитывал укротить его, но порой проф уж слишком миндальничает; некоторым людям полезно подышать вакуумом, прежде чем речи толкать.
   Проф попросил меня вкратце обрисовать военную ситуацию. Что я и сделал, только по-своему.
   – Я вижу, тут присутствует Финн. Пусть расскажет, как обстоят дела в поселениях.
   – Генерал Нильсен уже сделал это, – вмешался Райт, – и повторяться нет смысла. Мы хотим послушать вас.
   У меня глаза на лоб полезли.
   – Проф… извините меня… господин президент! Верно ли я понял, что доклад министерства обороны был сделан правительству в мое отсутствие?
   – А почему бы и нет? – снова вылез Райт. – Если вас не было на месте?
   Проф перехватил инициативу. Он видел, что я на взводе. Три дня я почти не спал и чувствовал себя таким измотанным, как будто снова попал на Терру.
   – К порядку! – мягко сказал проф. – Господин министр по культурным связям, будьте добры адресовать ваши комментарии через меня. Господин министр обороны, разрешите мне внести ясность. Никаких докладов правительству, касающихся вашего министерства, никто не делал по той простой причине, что открытие заседания было отложено до вашего прихода. Генерал Нильсен частным образом ответил на несколько частных вопросов. Возможно, и этого не следовало делать. Если вы так считаете, я готов принести извинения.
   – Ладно, будем считать, что все в порядке. Финн, мы с тобой разговаривали полчаса назад. Что нового за это время?
   – Ничего, Манни.
   – О'кей. Думаю, вы хотите выяснить ситуацию за пределами Луны? Вы смотрели видео, а значит знаете, что первая бомбардировка прошла отлично. Она еще продолжается, во всяком случае частично, поскольку мы лупим по штабу космической обороны через каждые двадцать минут. И будем это делать до тринадцати ноль-ноль. В двадцать один ноль-ноль нанесем удар по Китаю и Индии плюс по ряду более мелких целей. Потом до четырех ночи будем заниматься Африкой и Европой, сделаем перерыв на три часа, шарахнем по Бразилии с компанией, выждем еще три часа и начнем по новой. Если, конечно, все пойдет по расписанию. Но у нас возникли свои проблемы. Финн, нам придется эвакуировать Тихо-Андер.
   – Минуту! – поднял руку Райт. – У меня есть вопросы. – Обращался он к профу, не ко мне.
   – Подождите, пожалуйста. Министр обороны, вы закончили?
   Вайо сидела сзади. Мы обменялись улыбками, не больше – так у нас повелось и в кабинете министров, к в Конгрессе. Вообще шли разговоры, что негоже двум представителям одной семьи быть членами правительства. Сейчас она покачала головой – вроде о чем-то предупреждала.
   – В отношении бомбардировки все. У него вопросы на эту тему?
   – Ваши вопросы касаются бомбардировки, господин Райт?
   – Разумеется, господин президент! – Райт встал, глядя прямо на меня. – Как вы знаете, я представляю различные группы интеллектуалов Свободного Государства, и, смею сказать, их мнение играет особую роль в общественных делах. Я думаю, что будет правильно…
   – Минуту! – сказал я. – Я думал, вы представляете восьмой Новоленовский округ. – Господин президент, мне будет позволено задать вопросы? Или нет?
   – Он не вопросы задавал, а толкал речь. А я измотан и хочу спать.
   – Мы все устали, Мануэль, – мягко произнес проф, – но твое замечание справедливо. Конгрессмен, вы представляете только ваш округ. Как член правительства вы получили определенные обязанности в отношении лиц определенных профессий.
   – Это одно и то же!
   – Не совсем. Пожалуйста, задавайте ваши вопросы.
   – Э-э-э… Хорошо, я задам. Известно ли фельдмаршалу Дэвису, что план бомбардировки полностью провалился и что на его совести тысячи бессмысленных жертв? Известно ли ему о чрезвычайно большом неудовольствии, которое высказывает по этому поводу интеллигенция нашей республики? И не может ли он объяснить, почему эта поспешная – я повторяю, поспешная! – бомбежка была предпринята без необходимых консультаций? И готов ли он изменить планы на дальнейшее или будет тупо гнуть свою линию? И правда ли, что его ракеты несут атомные заряды, объявленные вне законе всем прогрессивным человечеством? И как он может ожидать, что Свободное Государство Луна будет принято в содружество цивилизованных народов после подобных действий?
   Я взглянул на часы – прошло полтора часа после начала бомбежки.
   – Проф, – сказал я, – вы можете мне объяснить, о чем идет речь?
   – Извини, Мануэль, – ответил он кротко, – я намеревался… и даже обязан был начать заседание с уведомления о полученном нами сообщении. Но, ты, похоже, думал, что кто-то действует за твоей спиной. В общем, так получилось. Министр говорит о выпуске новостей, полученном как раз перед твоим приходом. Информация поступила от агентства Рейтер в Торонто. Если она соответствует действительности – если! – то вместо того чтобы принять во внимание ваши предупреждения, тысячи зрителей окружили наши цели. По-видимому, были жертвы. Сколько – пока неизвестно.