Она неожиданно остановилась и заплакала, уронив голову Бобу на плечо. Он осторожно похлопал ее. Джимми, казалось, тоже готов был заплакать, Род выглядел явно смущенным.
   Они пошли обратно, Кармен под руку с Джимми, а остальные вокруг ее жениха. Род шел рядом с Жаклин и Керолайн.
   – Говорил ли вам Джимми, – прошептал он им, – что-нибудь об этом?
   – Нет, – ответила Жаклин.
   – И мне не говорил, – подтвердила Керолайн. – Я хотела подарить им мою кастрюлю, но теперь подожду день-два.
   «Рюкзак с булыжниками» Керолайн содержал множество вещей, которые она считала необходимыми для выживания, – например, тонкую записную книжку, крошечную губную гармошку, поллитровую кастрюлю. Время от времени она извлекала новые немыслимые вещи. На каком основании она выбирала их и как умудрилась сохранить, было совершенно необъяснимо, но как часто говорил им Дьякон Мэтсон: «Каждый действует по-своему. Выживание – это искусство, а не наука». Это был незабываемый момент, когда она появилась в пещере здоровой, сытой, в удивительно аккуратной и чистой одежде, несмотря на то что прошел уже месяц в первобытных условиях.
   – Они не ждут, что ты подаришь им свою кастрюлю, Керолайн.
   – Я не могу ее сейчас использовать: тут собралась слишком большая толпа. А они не смогут без нее вести домашнее хозяйство. Во всяком случае я хочу ее подарить.
   – Я подарю ей две иголки и немного ниток. Но я тоже немного подожду.
   – А у меня нечего подарить им, – печально сказал Род.
   Жаклин ласково посмотрела на него:
   – Ты можешь изготовить им новую шкуру для воды, Род. Это понадобится им.
   Род согласился.
   – Слушай, это отличная идея!
   – Мы собрались здесь, – бодро говорил Грант Купер, – чтобы связать этих двух людей узами брака. Я не буду произносить обычного опроса, ибо все мы знаем, что никаких препятствий к этому браку нет. Это прекрасное событие в жизни нашей маленькой нации, счастливое предзнаменование, предвестник будущего, гарантия того, что мы крепко держим факел цивилизации, ярко разгорающейся на этой планете. Это значает, что…
   Род перестал слушать. Он стоял справа от жениха в качестве шафера. Его обязанности не были обременительными, но тут он почувствовал нестерпимое желание чихнуть. Он с отчаянием начал тереть губы и преодолел свое желание. Он молчаливо вздохнул и впервые почувствовал радость, что не на него, а на Гранта Купера возложены почетные обязанности. Грант, видимо, знает нужные слова, а он – нет.
   Невесту сопровождала Керолайн Мшиени. У обеих девушек были букеты разноцветных диких цветов. Керолайн, как обычно, была в шортах и куртке, а невеста была одета в традиционные голубые брюки из грубой бумажной материи и блузку. Волосы были убраны в высокую прическу; ее оттертое лицо сияло в свете костра; она была, несомненно, прекрасна.
   – Кто отдает эту женщину?
   Джимми Трокстон выступил вперед и хрипло сказал:
   – Я!
   – Кольцо, пожалуйста.
   Кольцо было у Рода на пальце; неумело повертев, он снял его с мизинца. Это было отличительное кольцо студента старшего курса Понс де Лион, заимствованное на время у Билла Кеннеди. Род протянул его Куперу.
   – Кармен Элеонора, берешь ли ты этого человека в мужья, будешь ли ты с ним в радости и в горе, в болезни и в здравии до самой смерти?
   – Да.
   – Роберт Эдвард, берешь ли ты эту женщину в жены? Будешь ли ты беречь ее и заботиться о ней, будешь ли верным ей до самой смерти?
   – Да, конечно.
   – Возьми ее за руку. Надень кольцо ей на палец. Повторяй за мной…
   Род опять почувствовал желание чихнуть; он пропустил часть церемонии.
   – … своей властью, как исполняющий обязанности мэра нашего независимого государства, объявляю этих людей мужем и женой! Поцелуйтесь.
   Керол и Джеки плакали. Род удивился: ничего плохого не случилось. Он пропустил свою очередь поцеловать невесту, но она внезапно повернулась к нему, обняла за шею и поцеловала. Он обнаружил, что трясет руку Бобу, и довольно торжественно.
   – Боб, поздравляю. Не забудь пронести в ваш дом свою невесту.
   – Не забуду.
   – Пусть бог благословит вас обоих.

Глава 10. «ИМЕННО ЭТО Я И ПРЕДЛАГАЮ»

   Разговора об уходе больше не было. Даже Керолайн оставила эту тему. Но на другие темы велись бесконечные разговоры. Купер созывал общие собрания каждый вечер. Они начинались докладами комиссий – комиссии по заготовке продуктов, комиссии по производству и инвентаризации, комиссии по расселению и санитарному состоянию, комиссии по людским ресурсам и распределению рабочей силы, комиссии по внешней безопасности, комиссии по разработке кодексов и законов, комиссии по приготовлению пищи, комиссии по строительству и планированию…
   Купер, казалось, наслаждался бесконечными речами, и Род вынужден был признать, что и другие неплохо проводили время; он даже, к своему удивлению, обнаружил, что сам с нетерпением ждет вечера. Это была единственная возможность жить общественной жизнью. Каждое заседание порождало многословные речи и споры, особые мнения и критические замечания; то, чего иногда не хватало в старых парламентах, тут было налицо. Роду нравилось, растянувшись на земле рядом с Джимми Трокстоном, слушать его насмешливые замечания об уме, желаниях и происхождении каждого выступающего. Он ожидал нарушающего порядок хохота Керолайн.
   Однако Керолайн теперь было не до хохота: Купер назначил ее историком, узнав, что у нее есть записная книжка и что она владеет стенографией.
   – Чрезвычайно важно, – заявил он ей, – чтобы у нас был подробный отчет о днях становления нашего общества. Ты ведешь свой дневник ежедневно?
   – Конечно. Но что из этого?
   – Отлично! Отныне это будет официальный документ. Я хочу, чтобы ты делала записи о важнейших событиях дня.
   – Хорошо. Но я не вижу ни малейшего отличия. То же самое я делала до сих пор.
   – Да, да, но пиши подобнее. Я хочу, чтобы ты вела протоколы наших заседаний. Для историков этот документ будет сокровищем, Керол.
   – Ладно.
   Купер, казалось , думал о чем-то.
   – Сколько чистых страниц осталось в твоем дневнике?
   – Несколько сот, вероятно.
   – Отлично! Это решает проблему, которая меня беспокоила. Мы реквизируем у тебя половину запаса бумаги для официальных нужд – для объявлений, протоколов заседаний и т. д.
   Керолайн широко раскрыла глаза:
   – Понадобится ужасно много бумаги. Пришли двух-трех сильных парней перетаскивать ее.
   Купер ошарашено поглядел на нее:
   – А, ты шутишь.
   – А еще лучше – пришли четырех парней. Трех я прогоню… а может, и покалечу.
   – Но, послушай, Керолайн, это временная реквизиция, в общественных интересах. Намного раньше, чем кончится твой дневник, мы изобретем новые материалы для письма.
   – Отправляйся и изобретай. Это мой дневник.
   Керолайн обычно сидела рядом с Купером, держа дневник на коленях и ручку в руках: она делала за метки. Каждый вечер она открывала заседание, читая протокол предшествующего заседания. Род спросил ее, записывает ли она все на этих бесконечных заседаниях.
   – Конечно, нет!
   – Я так и думал. Но твои протоколы довольно точны.
   Она засмеялась.
   – Родди, хочешь знать, что я на самом деле записываю? Обещай никому не рассказывать.
   – Конечно, не буду.
   – Когда я «читаю» протоколы, я просто вспоминаю, о чем болтали прошлым вечером: у меня очень хорошая память. Но чем я на самом деле мараю бумагу… вот здесь… – и она вытащила свой дневник из кармана. – Вот прошлое заседание. «Доклад комиссии по кошкам и собакам. Нет ни кошек, ни собак. Обсуждалось их отсутствие. Обсуждение перенесено на следующее заседание.»
   Род улыбнулся:
   – Как жаль, что Грант этого не знает.
   – Конечно, если происходит что-нибудь действительно серьезное, я записываю. Но не эти разговоры, разговоры, разговоры…
   Керолайн не была абсолютно непреклонной в вопросе о дележе своих запасов бумаги. Брачное свидетельство, написанное Говардом Голдстейном, студентом-юристом из Толлерского университета, было подписано Купером, Бобом и его женой, а также Родом и Керолайн, как свидетелями. Керолайн его разукрасила цветами.
   Были и другие, которые почувствовали, что новое правительство скоро лишь на разговоры, а отнюдь не на дела. Среди них был и Боб Бакстер, но он, как квакер, не часто посещал вечерние собрания. Но однажды, когда истекала уже неделя пребывания Купера у власти, после очередного бесконечного доклада попросил слова Шорти Дюмон.
   – Мистер председатель!
   – Подожди, Шорти! У меня несколько объявлений, и затем мы перейдем к другим делам.
   – У меня как раз вопрос о докладах комиссий. Когда состоится доклад конституционной комиссии?
   – Я сделаю этот доклад сам.
   – Ты говорил, что нужно переработать проект и поэтому отложил доклад. И до сих пор никакого доклада не было. Вот что я хочу узнать: когда у нас будет настоящая организация. Когда мы наконец прекратим перемалывать воздух, откладывая наиболее важные решения со дня на день?
   Купер вспыхнул:
   – Ты имеешь в виду мои распоряжения?
   – Я не говорю ни да, ни нет. Но мы убрали Рода и выбрали тебя, поскольку нуждаемся в конституционном правительстве, а не в диктатуре. Поэтому я голосовал за тебя. Прекрасно, но где же наши законы? Когда мы будем голосовать за них?
   – Ты должен понять, – наставительно сказал Купер, – что выработка конституции – это не однодневное дело. Потребуются многочисленные обсуждения.
   – Конечно, конечно, но пора бы уже знать, какой сорт конституции ты нам готовишь. Как насчет билля о правах? Будет ли он туда включен?
   – Все в свое время.
   – А зачем ждать? Для начала давай примем Виргинский билль о правах в качестве статьи номер один. Именно это я и предлагаю.
   – Ты не имеешь права. Кроме того, у нас нет текста этого билля.
   – Пусть это тебя не беспокоит: я помню его наизусть. Ты готова, Керол? Записывай.
   – Не надо, – отозвалась Керолайн. – Я тоже помню его. Я запишу сама.
   – Видишь, Грант, я предлагаю вовсе не нечто неосуществимое: большинство из нас смогут процитировать этот билль. Не откладывай больше обсуждение.
   Кто-то крикнул:
   – Эгей! Ты прав, Шорти. Я тоже за это!
   Купер призвал к порядку. Он заговорил:
   – Здесь для этого не место и не время. Когда комитет представит свой доклад, вы увидите, что все демократические права и гарантии свободы личности будут учтены… может быть, несколько модифицированы с учетом нашего полного опасностей положения. – Он сверкнул улыбкой. – Переходим к нашим очередным делам. У меня распоряжение для охотничьих отрядов.
   Каждый охотничий отряд обязан…
   Дюмон продолжал стоять.
   – Я говорю: больше не откладывай, Грант. Ты доказал, что нам необходимы законы, а не диктаторская власть капитана. Благодаря этому ты и стал мэром, но у нас до сих пор нет никаких законов. В чем заключаются твои обязанности? Какова твоя власть? Являешься ли ты одновременно главой законодательной и исполнительной власти? Имеет ли каждый из нас какие-нибудь права?
   – Замолчи и садись!
   – На какой срок тебя выбирали?
   Купер с большим трудом сдерживал себя:
   – Шорти, если у тебя есть предложения на этот счет, представь их в ко миссию.
   – А, ерунда! Дай мне прямой ответ.
   – Ты не имеешь права требовать отчета.
   – Я имею это право. Я настаиваю, чтобы комитет по выработке конституции отчитался в своей работе. Я не откажусь от выступления, пока не получу ответ. Это общее собрание, и я имею такое же право говорить, как и все остальные.
   Купер покраснел.
   – Я в этом не уверен, – угрожающе сказал он. – Сколько тебе лет, Шорти?
   Дюмон яростно взглянул на него:
   – О, так вот ты как! Наконец-то тайное стало явным! – Он огляделся. – Я вижу, что большинство здесь моложе меня. Друзья, посмотрите, что он задумал. Граждане второго сорта. В этой так называемой конституции будет введен возрастной ценз. Разве не так, Грант? Посмотри мне в глаза и попробуй отказаться.
   – Дьявол! Рой, схвати его и приведи к порядку.
   Род внимательно слушал: представление сегодня оказалось весьма интересным. Джимми сопровождал его своими обычными насмешливыми комментариями.
   Теперь он сказал:
   – Вот где прорвало! Будем ли мы вмешиваться или подождем и посмотрим, чем же окончится этот театр?
   Прежде чем Род успел ответить, Шорти ясно показал, что он не нуждается в посторонней помощи. Он шире расставил ноги и крикнул:
   – Только дотронься до меня!
   Сухое щелканье курка показало, что он не намерен шутить. Он продолжал:
   – Грант, я кое-что скажу тебе, прежде чем закончить. – Он повернулся и заговорил, обращаясь ко всем. – Вы видите, что у нас никаких прав, однако мы организованы: так организует смирительная рубашка. Комиссия для того, комиссия для этого – а к чему хорошему это привело? Разве мы стали лучше жить после создания этих комиссий? Стена все еще не окончена, в лагере больше грязи, чем было раньше, и никто не знает, что ожидает его завтра. Чего уж там, даже сигнальный огонь вчера забыли разжечь. Когда протекает крыша, вы не нуждаетесь в комиссиях: вы чините крышу. Я призываю: пусть капитаном будет Род; довольно этих глупых комиссий, и давайте чинить нашу крышу. Кто со мной? Прошу – подайте голос!
   Раздались одобрительные возгласы. Конечно, шумело менее половины собравшихся, но Купер понял, что утратил свое влияние. Рой Килрой стоял возле Шорти Дюмона и вопросительно смотрел на Купера. Джимми толкнул Рода в бок и прошептал:
   – Сиди спокойно, парень!
   Купер отрицательно покачал головой.
   – Шорти, – сказал он спокойно,– ты кончил свое выступление?
   – Это было не выступление, а предложение. И ты лучше не говори, что я не имею права его делать.
   – Я не уловил твоего предложения. Сформулируй его.
   – Ты все уловил. Я предложил убрать тебя и вернуть Рода.
   Килрой прервал:
   – Эй, Грант, он не может этого предлагать. Это не соответствует…
   – Помолчи, Рой. Шорти, твое предложение незаконно.
   – Я так и знал, что ты это скажешь.
   – На самом деле это два предложения. Но я не буду мелочиться. Ты говоришь, что вам не нравится то, что я делаю. Ладно, обсудим. – Он быстро спросил. – Кто еще за это предложение?
   – Я!
   – И я тоже!
   – Достаточно. Итак: предлагается сместить меня и вновь назначить капитаном Рода. Есть у кого-либо замечания?
   По крайней мере десять из собравшихся просили слова. Род добился его, перекричав остальных:
   – Мистер председатель, мистер председатель! Прошу слова.
   – Слово предоставляется Роду Уокеру.
   – Слушай, Грант, я ничего не знал о том, что Шорти собирается выступать. Подтверди это, Шорти.
   – Верно.
   – Ладно, ладно, – кисло сказал Купер. – У кого еще замечания. Не кричите, поднимайте руки.
   – Я не кончил, – настаивал Род.
   – Ну?
   – Я не только не знал о выступлении, я вообще против него. Шорти, я хотел бы, чтобы ты снял свое предложение.
   – Нет!
   – Я думаю, ты должен это сделать. Ведь у Гранта была всего одна неделя: мы не можем ждать от него чудес за такой срок – я знаю это. Вам может не нравится многое из того, что он делает, мне самому многое не нравится. Этого следовало ожидать. Но если мы сейчас его сместим, то ясно, как день, что наш отряд распадется.
   – Это не я обанкротился, а он! Он, может быть, старше меня, но если он думает, что это дает ему какие-то преимущества, то… пусть лучше дважды подумает сначала. Я предупредил его. Ты слышишь, Грант?
   – Слышу. Ты меня не понял.
   – Такие шутки я всегда понимаю.
   – Шорти, – настаивал Род, – откажись от своего предложения. Я прошу тебя.
   Шорти Дюмон смотрел упрямо. Род беспомощно посмотрел на Купера, пожал плечами и сел. Купер отвернулся и заговорил:
   – Кто еще хочет выступить? Агнес? Тебе предоставляется слово.
   Джимми шепнул:
   – И зачем ты так выступил? У тебя совсем нет самолюбия.
   – Я не горд, но я знаю, что нужно делать, – тихим голосом ответил Род.
   – Ты намного уменьшил свои шансы на переизбрание.
   – Подожди, – Род слушал; кажется, у Агнес тоже накопилось немало обид. – Джим.
   – Что? – Быстрей вставай и предложи отложить обсуждение.
   – Что? Отложить сейчас, когда все идет так хорошо? Я надеюсь, что здесь еще немало волос будет вырвано.
   – Не спорь, делай!
   – Ну, ладно. Ты портишь мне все удовольствие. – Джимми неохотно встал, набрал в легкие воздуха и закричал: – Я предлагаю отложить обсуждение.
   Род тоже встал:
   – Я поддерживаю это предложение.
   Купер едва взглянул на них:
   – Не имеете права. Садитесь.
   – Имеем право, – громко сказал Род. – Предложение об отсрочке обсуждения всегда законно, это даже обсуждать не нужно. Я вторично повторяю свое предложение.
   – Я не узнаю вас. Я соглашаюсь обсуждать, и вы тут же выступаете против, – лицо Купера дрожало от гнева. – Ты тоже так считаешь, Агнес? Или ты тоже хочешь обсуждать мои манеры?
   – Ты не можешь отклонить предложение об отсрочке обсуждения,– настаивал Род. Поднялся гул возгласов, поддерживающих требование Рода или просьбу Агнес Фрис. В суматохе раздавались неодобрительные восклицания и выкрики.
   Купер поднял обе руки, требуя тишины, а затем заговорил:
   – Ваше предложение ставится на обсуждение. Кто за то, чтобы отложить заседание, скажите «Эй»!
   – Эй!!!
   – Кто против?
   – Нет, – сказал Джимми.
   – Заседание откладывается. – Купер вышел из круга света.
   Шорти Дюмон подошел, сел перед Родом и посмотрел на него:
   – Хорошую ты со мной сыграл шутку! – Он плюнул на землю.
   – Да, – согласился Джимми, – что с тобой? Шизофрения? Нянька стукнула тебя головой об пол? Благородство хорошо в умеренных дозах. Но ты не можешь остановиться.
   В это время подошла Жаклин.
   – Я не хочу никакого обмана, – настаивал Род. – Я думаю, что говорю.
   Сместить капитана через несколько дней после выборов означает разобщение нашего отряда на мелкие группы. Я бы не смог вновь собрать их вместе. И никто бы не смог.
   – Ерунда! Джеки, скажи ему.
   Она неодобрительно посмотрела на Джимми:
   – Джимми, ты хороший парень, но недостаточно смышлен.
   – И ты туда же, Джеки?
   – Джеки заботится о всех вас. Хорошо сделано, Род. теперь многие призадумаются. Кое у кого сегодня будет неспокойная ночка.
   – Но я не понимаю, – задумчиво заговорил Род, – почему Шорти возмутился первым.
   – Разве ты не слышал? Наверное, это случилось, когда ты был на охоте. Я сама тоже не слышала, но рассказывали, что Грант орал на него перед всеми. А Шорти не любит, чтобы на него кричали.
   – А кто это любит?
   На следующий день Грант Купер повел себя так, как будто ничего не случилось. Но он больше был похож на короля-чурбана, чем на короля-деспота из басни Эзопа. После полудня он разыскал Рода.
   – Уокер, можешь ли ты уделить мне несколько минут?
   – Почему бы и нет?
   – Отойдем в сторону. – Грант увел его за пределы слышимости.
   Они уселись на землю, и Род внимательно посмотрел на Купера. Тот, казалось, с трудом подбирал слова для начала. Наконец он сказал:
   – Род, я считаю, что могу положиться на тебя. – Он сверкнул своей улыбкой, которая на этот раз казалась вымученной.
   – Почему? – спросил Род.
   – Ну… из-за твоего поведения прошлым вечером.
   – Ах, так? Не заблуждайся, я сделал это вовсе не ради тебя. – Род помолчал, затем добавил: – Давай говорить прямо. Ты мне не нравишься.
   На это раз Купер не улыбнулся.
   – Это взаимно. Я не больше люблю тебя, чем ты меня. Но мы должны действовать вместе… и я думаю, что могу тебе верить.
   – Возможно.
   – Я пойду на такой риск.
   – Я согласен со всеми замечаниями Шорти. Не согласен лишь с его выводом.
   Купер криво усмехнулся.
   – Самое печальное, – сказал он, – что я тоже полностью согласен с этими замечаниями.
   – Как?
   – Род, ты, вероятно, считаешь меня глупым ничтожеством, но просто дело в том, что я лучше знаком с теорией управления обществом. Тяжелая участь – руководить им в переходный период. У нас здесь пятьдесят человек, и ни у одного нет навыков руководящей работы… не исключая и меня. Но каждый считает себя специалистом в этом вопросе. Возьми это предложение о «Билле о правах»: я не могу сопротивляться ему. Но я знаю достаточно, чтобы понять, что права и обязанности человека в таком поселении, как наше, не могут быть заимствованы слово в слово из документа аграрной демократии; они должны отличаться и от соответствующего документа, необходимого в индустриальном государстве. – Он выглядел расстроенным. – Это правда, что мы собираемся ограничить право участия в выборах.
   – Если ты это сделаешь, тебя бросят в ручей.
   – Я знаю. Это одна из причин того, почему законодательная комиссия не представляет свой доклад. Другая причина… как, в самом деле, готовить проект конституции, если нет ни листа писчей бумаги. Это раздражает меня. Но относительно права голоса: самым старшим из нас около двадцати двух лет, самым младшим – шестнадцать. Хуже всего то, что младшие по возрасту – это рано развившиеся подростки, считающие себя гениями или полугениями, – Купер взглянул на Рода. – Я не имею в виду тебя.
   – О, нет, – быстро ответил Род,– я вовсе не гений.
   – Но тебе и не шестнадцать. Эти драгоценные дети раздражают меня. «Законники»– каждый дурак может так сказать, не имея об этом ни малейшего понятия. Мы думали о возрастном цензе – это благоразумно: старшие будут останавливать младших, а младшие, повзрослев, остепенятся. Но это трудно сделать.
   – Невозможно сделать.
   – Но что тогда делать? Вот, например, это так и необъявленное распоряжение об охотничьих группах, оно не касается таких групп, как вы с Керолайн. Но большинство охотничьих групп способны причинить большой вред. Я просто забочусь об этих парнях. Мне хочется, чтобы они все повзрослели, женились и остепенились – Бакстеры, например, не доставляют никаких хлопот.
   – Я не беспокоюсь об этом. Через год или около этого девяносто процентов населения колонии переженятся.
   – Надеюсь на это. Скажи… а ты не думал о женитьбе?
   – Я? – Род был очень удивлен. – Даже и в голову не приходило.
   – Просто я думал… а, впрочем, не все ли равно? Я отозвал тебя не для разговоров о твоих личных делах. Слова Шорти трудно проглотить, но я собираюсь кое-что изменить. Я упраздняю большинство комиссий.
   – Неужели?
   – Да. Черт возьми, они действительно не делали ничего, только сочиняли доклады. Я хочу сделать одну девушку старшей над кухней и одного парня старшим над охранниками. А тебя я просил бы стать главой полиции.
   – Что? Какого дьявола тебе нужен глава полиции?
   – Ну… всем видно, что нам не хватает порядка. Ты знаешь, что я имею в виду: чистота лагеря и т. д. Кто-то должен поддерживать сигнальный огонь – мы не нашли еще тридцать семь человек, не считая тех, о которых известно, что они погибли. Кто-то должен дежурить ночью. Если их не заставлять, наши парни быстро распустятся… Ты один можешь сделать это. Ты будешь получать приказы и исполнять их.
   – Почему?
   – Надо быть практичными, Род. Мы будем здесь жить. И у нас будет гораздо меньше забот, если все увидят, что мы действуем вместе. Это хорошо для всех.
   Род понимал, как и Купер, что отряд должен быть сохранен. Но Купер просил его поддержать свою покачнувшуюся власть, а Род не просто обижался на него, но и знал, что тот только говорил, но ничего не делал.
   Дело не только в недостроенной стене, – говорил он себе, – но и в десятках других вещей. Кого-то следует послать на поиски соли. Нужно организовать постоянные поиски съедобных корней и сбор ягод и другой растительной пищи – он например устал от постоянной мясной диеты, да и кто бы захотел питаться только мясом, может быть, всю жизнь? А кроме того, собралось столько воняющих шкур… Грант приказал приносить шкуры всех убитых зверей.
   – Что ты собираешься делать с этими сырыми шкурами? – спросил Род внезапно.
   – Что?
   – Они воняют. Если хочешь послушать моего совета, их нужно оттащить подальше и бросить в реку.
   – Но они нам понадобятся. Половина из нас уже сейчас ходит в лохмотьях.
   – Одежду из этих шкур сделать не удастся: нам необходима дубовая кора. А недубленые шкуры не выдержат местного климата.
   – Но здесь не может быть дубовой коры. Не говори глупостей, Род.
   – Пошли кого-нибудь искать замену. И давай избавимся от этих шкур.
   – Если я сделаю это, ты примешь мое предложение?
   – Может быть. Ты сказал «получать приказы и исполнять их». Чьи приказы? Твои? Или Килроя?
   – Обоих. Рой мой заместитель.
   Род покачал головой:
   – Нет, спасибо. У тебя есть Рой, значит не нужен я. Слишком много генералов, но мало рядовых.
   – Но, Род, ты мне действительно нужен. Рою не справиться с младшими. Он не умеет найти с ними общий язык.
   – Он не умеет найти общий язык и со мной. Ничего не поделаешь, Грант. Кроме того, я вообще не люблю титулы. Это, по-моему, глупо.
   – Выбери себе любой. Капитан гвардии… Управляющий городом… Все равно, как ты себя назовешь. Я хочу, чтобы ты следил за ночной охраной нашего поселка и чтобы все шло гладко. Особо нужно будет присмотреть за молодежью. Ты можешь это сделать, и это твой долг.
   – А что будешь делать ты?