Страница:
Мы вышли из квартиры по одному после семи. По правде говоря, расстались мы нехорошо... Когда все так осложнилось, Джеффри уже не был таким... Нет, я не должна так говорить...
Она оборвала фразу.
Я спросил:
— Те двое... Это их фотографии я вам показывал?
— Да.
— Ваша горничная знала о вас с Мэйном? Об этой квартире? О его поездке? О том, когда и как он собирался вернуться? О деньгах?
— Не берусь утверждать, но наверняка знала многое. Она ведь шпионила за мной, рылась в моих вещах и могла найти письмо Джеффри, где он сообщал об отъезде из Лос-Анджелеса и договаривался о встрече в воскресенье. Я бываю так невнимательна...
— Что ж, я пойду, сказал я. А вы сидите тихо, ничего без меня не предпринимайте. И, пожалуйста, не спугните Роз.
— Не забудьте, что я ничего вам не говорила, — напомнила она, — провожая меня до дверей.
От дома Ганжена я проехал прямо к отелю «Марс». Микки Лайнхэн сидел в холле и просматривал газету.
— Они в номере? — спросил я.
— Ага.
— Пойдем наверх.
Микки постучал в дверь. Раздался металлический голос:
— Кто там?
— Посылка, — ответил Микки, — притворяясь коридорным.
Худой мужчина с острым подбородком отворил дверь. Я сунул ему визитную карточку. Он не пригласил нас в комнату, но и не помешал войти.
— Ты Уилл? — спросил я его, когда Микки закрыл дверь, и, не дожидаясь ответа, обратился к сидевшему на кровати широколицему мужчине: — А ты Даль?
— Ищейки, — металлическим голосом произнес Уилл, повернувшись к Далю. Тот посмотрел на нас и ощерил зубы.
Не теряя времени, я перешел в наступление:
— А ну, гоните бабки, что вы накатали у Мэйна!
Оба, как по команде, презрительно рассмеялись такая реакция, казалось, была отрепетирована заранее. Я вытащил револьвер.
— Бери шляпу, Банки, — с хриплым смехом произнес Уилл. — Они нас арестовывают.
— Ошибаешься, — прервал я его. — Это не арест. Это нападение. Руки вверх!
Руки Даля молниеносно устремились к потолку. Уилл колебался, пока Микки не ткнул ствол пистолета ему в ребра.
— Обыщи их, — приказал я Микки.
Он обыскал Уилла, вынул пистолет, немного мелочи, какие-то документы и специальный пояс для денег. То же самое проделал и с Далем.
— Сосчитай деньги.
Микки вынул деньги из пояса, поплевал на палец и принялся за работу.
— Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов шестьдесят два цента, — отрапортовал он через минуту.
Свободной рукой я достал из кармана клочок бумаги с номерами банкнот, полученных Мэйном от Оджилви, и подал его Микки:
— Проверь, сходятся?
Он взял листок и сличил номера.
— Сходятся.
— Ладно. Спрячь все у себя и пошарь по комнате может, еще что-нибудь найдешь.
Бен-Кашлюн обрел, наконец, дар речи.
— Эй, парень! взбунтовался он. Что за дела? Это тебе так не пройдет!
— И все же я попробую, — осадил я его. — Может, ты завопишь: «Полиция!» А? Небось, думал: так прижал ту дамочку, что не пикнет, и все шито-крыто. А теперь я с вами играю в ту же игру, что вы с ней и Мэйном. Только играю получше вас. Рыпнетесь и сами себя заложите. Так что заткнись!
— Бабок больше нет, — доложил Микки. — Только четыре почтовые марки.
— Возьми, — сказал я. — Как-никак восемь центов. Идем!
— Эй! Оставьте нам хоть пару долларов! — взмолился Уилл.
— Кому сказано заткнись! процедил я, направляясь к двери.
Коридор был пуст. Микки приостановился, держа Уилла и Даля на мушке, а я взял ключ, сунул его в дверь снаружи, повернул в замке, вынул и положил в карман.
Мы спустились вниз.
Машина Микки стояла за углом. Сев в нее, мы переложили добычу из его карманов в мои. Доехали до агентства; Микки вылез, а я свернул и направился к дому Мэйна.
Миссис Мэйн было лет двадцать пять. Это была высокая молодая женщина с темными вьющимися волосами, серо-голубыми, окруженными густыми ресницами глазами и круглым лицом. Полноватая фигура от шеи до ног облачена в черное
Она изучила мою визитную карточку, кивком головы рассчиталась за объяснение, что Ганжен нанял меня найти убийц ее мужа и провела в серо-белую гостиную.
— Это та комната? — спросил я.
— Да. — У нее был приятный хрипловатый голос.
Я подошел к окну, бросил взгляд на крышу магазина, на узкую улочку...
— Миссис Мэйн, — тут я понизил голос, стараясь этим сгладить остроту того, что собирался сказать, — когда вы увидели, что ваш муж мертв, вы выбросили револьвер в окно. Потом вы прицепили платок к бумажнику и тоже выбросили. Бумажник был легче револьвера, поэтому не соскользнул с крыши. Зачем вы прицепили платок к бумажнику?
Она потеряла сознание.
Я подхватил ее, не дав упасть, отнес на диван, отыскал одеколон и нюхательную соль.
— Вы знаете, чей это платок? — спросил я, когда она пришла в себя.
Миссис Мэйн покачала головой.
— Тогда зачем все это?
— Платок был у него в кармане. Полиция стала бы о нем спрашивать. А я не хотела никаких вопросов.
— Для чего вы рассказывали сказки о нападении?
Она не ответила.
— Страховка? — подсказал я.
Она тряхнула головой и крикнула:
— Да! Он промотал все деньги свои и мои! А потом... Потом такое натворил! Он...
Я прервал этот поток обвинений:
— Надеюсь, он оставил какое-то письмо, какое-то доказательство... Я имел в виду доказательство того, что это не она его убила.
— Да. — Ее пальцы скребли черную ткань платья на груди.
— Что ж, — сказал я, вставая, — завтра утром вам следует отнести письмо вашему адвокату и рассказать ему все.
Она не ответила.
Я пробормотал что-то успокаивающее и вышел.
...Уже наступала ночь, когда я позвонил в дверь дома Ганжена. Бледная горничная сообщила, что мистер Ганжен дома, и повела меня наверх.
Роз Рубери как раз спускалась вниз. Она задержалась на лестничной площадке, чтобы пропустить нас. Я остановился перед ней, а моя провожатая пошла в библиотеку.
— Игра кончена, Роз, — сказал я. — Даю десять минут на то, чтобы ты смылась. А не хочешь, так придется познакомиться с тюрьмой изнутри.
— Неужели?
— Операция не удалась. — Я вынул из кармана пачку денег, добытых в отеле «Марс», — Вот, только что навестил Бена-Кашлюна и Банки.
Это ее убедило. Она повернулась и помчалась наверх. Бруно Ганжен подошел к открытой двери библиотеки и застыл, бросая удивленные взгляды то на меня, то на Роз, которая уже взлетала на четвертый этаж. Вопрос вертелся у него на языке, но я опередил его.
— Дело сделано, — объявил я.
— Браво! — воскликнул он, заводя меня в библиотеку. — Слышишь, моя любимая? Дело сделано!
Его любимая, сидевшая, как и в тот вечер, за столом, улыбнулась и пробормотала: «Вот как», Голос и улыбка были одинаково равнодушными.
Я подошел к столу и опорожнил карманы.
— Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов семьдесят центов, включая марки, — доложил я Ганжену. — Не хватает восьмисот семидесяти трех долларов тридцати центов.
— Ах! — Бруно Ганжен дрожащей розовой рукой гладил свою черную бородку, впиваясь в меня взглядом. — Где вы нашли? Умоляю, садитесь и расскажите все-все! Мы умираем от любопытства, правда, моя дорогая?
Его дорогая зевнула:
— Вот как...
— Ну, мне нечего вам рассказать, — заявил я. — Чтобы отыскать деньги, мне пришлось пойти на компромисс и дать слово молчать. Мэйна ограбили в воскресенье после полудня. Так уж вышло, что преступников задержать нельзя. Один человек может опознать их, но он отказывается дать показания.
— Но кто убил Джеффри? — Ганжен ухватил меня за лацкан. — Кто его убил?
— Это было самоубийство. Он покончил с собой в отчаянии, потому что его ограбили, а объясниться по поводу этого он не мог.
Она оборвала фразу.
Я спросил:
— Те двое... Это их фотографии я вам показывал?
— Да.
— Ваша горничная знала о вас с Мэйном? Об этой квартире? О его поездке? О том, когда и как он собирался вернуться? О деньгах?
— Не берусь утверждать, но наверняка знала многое. Она ведь шпионила за мной, рылась в моих вещах и могла найти письмо Джеффри, где он сообщал об отъезде из Лос-Анджелеса и договаривался о встрече в воскресенье. Я бываю так невнимательна...
— Что ж, я пойду, сказал я. А вы сидите тихо, ничего без меня не предпринимайте. И, пожалуйста, не спугните Роз.
— Не забудьте, что я ничего вам не говорила, — напомнила она, — провожая меня до дверей.
От дома Ганжена я проехал прямо к отелю «Марс». Микки Лайнхэн сидел в холле и просматривал газету.
— Они в номере? — спросил я.
— Ага.
— Пойдем наверх.
Микки постучал в дверь. Раздался металлический голос:
— Кто там?
— Посылка, — ответил Микки, — притворяясь коридорным.
Худой мужчина с острым подбородком отворил дверь. Я сунул ему визитную карточку. Он не пригласил нас в комнату, но и не помешал войти.
— Ты Уилл? — спросил я его, когда Микки закрыл дверь, и, не дожидаясь ответа, обратился к сидевшему на кровати широколицему мужчине: — А ты Даль?
— Ищейки, — металлическим голосом произнес Уилл, повернувшись к Далю. Тот посмотрел на нас и ощерил зубы.
Не теряя времени, я перешел в наступление:
— А ну, гоните бабки, что вы накатали у Мэйна!
Оба, как по команде, презрительно рассмеялись такая реакция, казалось, была отрепетирована заранее. Я вытащил револьвер.
— Бери шляпу, Банки, — с хриплым смехом произнес Уилл. — Они нас арестовывают.
— Ошибаешься, — прервал я его. — Это не арест. Это нападение. Руки вверх!
Руки Даля молниеносно устремились к потолку. Уилл колебался, пока Микки не ткнул ствол пистолета ему в ребра.
— Обыщи их, — приказал я Микки.
Он обыскал Уилла, вынул пистолет, немного мелочи, какие-то документы и специальный пояс для денег. То же самое проделал и с Далем.
— Сосчитай деньги.
Микки вынул деньги из пояса, поплевал на палец и принялся за работу.
— Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов шестьдесят два цента, — отрапортовал он через минуту.
Свободной рукой я достал из кармана клочок бумаги с номерами банкнот, полученных Мэйном от Оджилви, и подал его Микки:
— Проверь, сходятся?
Он взял листок и сличил номера.
— Сходятся.
— Ладно. Спрячь все у себя и пошарь по комнате может, еще что-нибудь найдешь.
Бен-Кашлюн обрел, наконец, дар речи.
— Эй, парень! взбунтовался он. Что за дела? Это тебе так не пройдет!
— И все же я попробую, — осадил я его. — Может, ты завопишь: «Полиция!» А? Небось, думал: так прижал ту дамочку, что не пикнет, и все шито-крыто. А теперь я с вами играю в ту же игру, что вы с ней и Мэйном. Только играю получше вас. Рыпнетесь и сами себя заложите. Так что заткнись!
— Бабок больше нет, — доложил Микки. — Только четыре почтовые марки.
— Возьми, — сказал я. — Как-никак восемь центов. Идем!
— Эй! Оставьте нам хоть пару долларов! — взмолился Уилл.
— Кому сказано заткнись! процедил я, направляясь к двери.
Коридор был пуст. Микки приостановился, держа Уилла и Даля на мушке, а я взял ключ, сунул его в дверь снаружи, повернул в замке, вынул и положил в карман.
Мы спустились вниз.
Машина Микки стояла за углом. Сев в нее, мы переложили добычу из его карманов в мои. Доехали до агентства; Микки вылез, а я свернул и направился к дому Мэйна.
Миссис Мэйн было лет двадцать пять. Это была высокая молодая женщина с темными вьющимися волосами, серо-голубыми, окруженными густыми ресницами глазами и круглым лицом. Полноватая фигура от шеи до ног облачена в черное
Она изучила мою визитную карточку, кивком головы рассчиталась за объяснение, что Ганжен нанял меня найти убийц ее мужа и провела в серо-белую гостиную.
— Это та комната? — спросил я.
— Да. — У нее был приятный хрипловатый голос.
Я подошел к окну, бросил взгляд на крышу магазина, на узкую улочку...
— Миссис Мэйн, — тут я понизил голос, стараясь этим сгладить остроту того, что собирался сказать, — когда вы увидели, что ваш муж мертв, вы выбросили револьвер в окно. Потом вы прицепили платок к бумажнику и тоже выбросили. Бумажник был легче револьвера, поэтому не соскользнул с крыши. Зачем вы прицепили платок к бумажнику?
Она потеряла сознание.
Я подхватил ее, не дав упасть, отнес на диван, отыскал одеколон и нюхательную соль.
— Вы знаете, чей это платок? — спросил я, когда она пришла в себя.
Миссис Мэйн покачала головой.
— Тогда зачем все это?
— Платок был у него в кармане. Полиция стала бы о нем спрашивать. А я не хотела никаких вопросов.
— Для чего вы рассказывали сказки о нападении?
Она не ответила.
— Страховка? — подсказал я.
Она тряхнула головой и крикнула:
— Да! Он промотал все деньги свои и мои! А потом... Потом такое натворил! Он...
Я прервал этот поток обвинений:
— Надеюсь, он оставил какое-то письмо, какое-то доказательство... Я имел в виду доказательство того, что это не она его убила.
— Да. — Ее пальцы скребли черную ткань платья на груди.
— Что ж, — сказал я, вставая, — завтра утром вам следует отнести письмо вашему адвокату и рассказать ему все.
Она не ответила.
Я пробормотал что-то успокаивающее и вышел.
...Уже наступала ночь, когда я позвонил в дверь дома Ганжена. Бледная горничная сообщила, что мистер Ганжен дома, и повела меня наверх.
Роз Рубери как раз спускалась вниз. Она задержалась на лестничной площадке, чтобы пропустить нас. Я остановился перед ней, а моя провожатая пошла в библиотеку.
— Игра кончена, Роз, — сказал я. — Даю десять минут на то, чтобы ты смылась. А не хочешь, так придется познакомиться с тюрьмой изнутри.
— Неужели?
— Операция не удалась. — Я вынул из кармана пачку денег, добытых в отеле «Марс», — Вот, только что навестил Бена-Кашлюна и Банки.
Это ее убедило. Она повернулась и помчалась наверх. Бруно Ганжен подошел к открытой двери библиотеки и застыл, бросая удивленные взгляды то на меня, то на Роз, которая уже взлетала на четвертый этаж. Вопрос вертелся у него на языке, но я опередил его.
— Дело сделано, — объявил я.
— Браво! — воскликнул он, заводя меня в библиотеку. — Слышишь, моя любимая? Дело сделано!
Его любимая, сидевшая, как и в тот вечер, за столом, улыбнулась и пробормотала: «Вот как», Голос и улыбка были одинаково равнодушными.
Я подошел к столу и опорожнил карманы.
— Девятнадцать тысяч сто двадцать шесть долларов семьдесят центов, включая марки, — доложил я Ганжену. — Не хватает восьмисот семидесяти трех долларов тридцати центов.
— Ах! — Бруно Ганжен дрожащей розовой рукой гладил свою черную бородку, впиваясь в меня взглядом. — Где вы нашли? Умоляю, садитесь и расскажите все-все! Мы умираем от любопытства, правда, моя дорогая?
Его дорогая зевнула:
— Вот как...
— Ну, мне нечего вам рассказать, — заявил я. — Чтобы отыскать деньги, мне пришлось пойти на компромисс и дать слово молчать. Мэйна ограбили в воскресенье после полудня. Так уж вышло, что преступников задержать нельзя. Один человек может опознать их, но он отказывается дать показания.
— Но кто убил Джеффри? — Ганжен ухватил меня за лацкан. — Кто его убил?
— Это было самоубийство. Он покончил с собой в отчаянии, потому что его ограбили, а объясниться по поводу этого он не мог.