Вот оно. Стоп! Вот оно. Страшная чума… Пандемия с дочерью были изначально обречены.
   Это показал анализ крови. Чума. Наркотики… Нет, наркотики в данном случае ни при чем… Что еще, Господи, ну конечно! Как же он раньше не догадался!
   Фрэнк достал газету, которую принес с собой, развернул на первой странице и прочел заголовок, пытаясь справиться с растущим возбуждением:
   ПОЛИЦИЯ ПРИНИМАЕТ МЕРЫ ДЛЯ ПРЕКРАЩЕНИЯ РАЗВРАТА
   И фото местности, где, по сообщениям анонимных свидетелей, прошлой ночью в последний раз видели убитого. Участок леса у основания моста. В самом углу – бетонная опора, поперек которой ядовито-желтой краской из пульверизатора намалевано одно-единственное слово:
   PESTE.

ГЛАВА 15

   Общество не любит гомосексуалистов. Оно их презирает. Это трюизм И, как всякий трюизм, обсуждению не подлежит.
   Гомосексуалистам приписывают все известные в мире грехи: кражи и убийства, похоть, наркотики, совращение малолетних. Голубые – изгои, и ни слова об эстетике этого сексуального меньшинства, их неоценимого вклада в искусство и безусловного влияния на современную жизнь.
   Данные тезисы спокойно принимаются до той поры, пока не сталкиваешься с одним из представителей голубой молодежи. Неважно где. На вечеринке, на улице, в парке или даже офисе: "Вы не выпьете со мной стаканчик виски, сэр! Ой, вы та-акой брутальный!"
   Какой будет реакция на столь вежливое приглашение?
   Первая реакция – отнюдь не благодарность за возможность приобщиться к тайнам великих и избранных, первая реакция – кулак в рафинадные зубы. Брезгливость, отвращение.
   Вот парадокс: к любви двух женщин то же общество относится более благожелательно. Что возьмешь с глупых созданий? Встретились, потерлись друг о друга, поболтали и разошлись. Да, лесби социум воспринимает если не положительно, то нейтрально. Однако мужчина, облаченный в узкие бархатные штаны, с подкрашенными губами и томлением в голосе – у, про-о-тивный! – у нормально ориентированных соплеменников вызывает гадливость.
   И сколько бы демократы ни кричали о праве каждого свободного человека любить кого ему вздумается, – общество все равно будет ненавидеть гомосексуалистов, невзирая на эмоциональные призывы быть снисходительными. Причем ненависть эта иррациональна. Она первобытна. Эта ненависть возникает спонтанно, явно, нарочито. Недаром даже президент США в свое время высказался довольно резко: "В нашей армии геев нет и никогда не будет. Я хочу, чтобы каждый солдат спокойно поворачивался спиной к товарищу, не опасаясь непредвиденных последствий с задней стороны".
   Изредка газеты подкидывают новую информацию, разжигая новый костер неприязни и отвращения:
   ИЗВРАЩЕНЦЫ ИЗ ИНТЕРНЕТА!
   ВИРТУАЛЬНЫЕ ГЕИ НАСТУПАЮТ!
   ВИЧ-инфицированный растлил ребенка!
   Высокопоставленный деятель от «Янкерс» и бывший работник «Пепсико», носитель ВИЧ, обвинены в двух несвязанных секс-нападениях на пятнадцатилетнего мальчика из Бостона, с которым, они познакомились в Интернете, Большому деятелю «Янкерс» Джорджу Баллоку, 42-х лет, светит четыре года тюрьмы, но пока он – на руководящем посту. Второго, 45-летнего Винсента Камерона, обвиняют еще в одном преступлении. Камерон содомизировал мальчика, не предупредив его о том, что заражен. Во время сексуального контакта Камерон не использовал средств предохранения. Теперь ему грозит до семи лет тюрьмы.
   Оба мужчины не признают своей вины, однако при очной ставке юноша подтвердил эти вопиющие факты. Они познакомились с мальчиком в «чат-рум» – виртуальной комнате для общения в Интернете. Они были выслежены полицейским наблюдателем бесед по Интернету (оказывается, существует и такой!) в ходе поиска других извращенцев. Недавно там же был пойман некто Рэй Беллоу, тоже из «Янкерс», который подобрал через Интернет и предал растлению девятерых мальчиков. На Беллоу «висит» и одно убийство 12-летнего парнишки, чье полуразложившееся тело было недавно найдено в районе парка, где обычно встречаются гомосексуалисты.
   Прокурор Бостона предупреждает, что Интернет дает удобную возможность для быстрого, анонимного и близкого знакомства с доверчивыми детьми. Дети не должны давать своих имен и адресов любому, с кем общаются по Интернету, и не соглашаться даже на одну реальную встречу, если не хотят неприятностей.
   Однако возникает вопрос: доколе это будет продолжаться? Почему мы не можем защитить наших собственных детей от растления?!
   Комментарии?
   Без комментариев.
   Сиэтл – не исключение. Педерастов здесь также ни на дух не выносят. Единственное место, где они могли собираться, – Волонтир-Парк, печально известный с начала 1970-х. Штаб сторонников нетрадиционной любви. Только в Парке старые и молодые геи встречались, общались, открыто занимались сексом и не испытывали по этому поводу никаких угрызений совести и страха. Другие граждане здесь и не появлялись. Всякое может случиться, пока идешь но дорожкам навстречу неизвестности. Да, раньше здесь ужаса не испытывали. Он появился совсем недавно. Геи ощущали его интуитивно, как звери, на которых ни с того ни с сего началась охота. Один за другим исчезали вчерашние знакомые и любовники. Их трупы находили на окраинах Волонтир-Парка. Страшно? Страшно! Может быть поэтому желающих рискнуть собственной жизнью становилось все меньше и меньше. Голубые мальчики прятались по квартирам, желая пересидеть грозу. Любовь любовью, а пожить еще хочется. Очень хочется.
   Как и всякий полицейский, Фрэнк слышал про Волонтир-Парк, но он никогда не бывал там ночью. Днем, да, случалось. Когда полицию вызвали, чтобы разнять очередную драку. Геи очень ревнивы и непредсказуемы. Он с трудом сдерживал омерзение от помойки, в которую превратилось это место. Использованные презервативы, окровавленные шприцы, обрывки непристойных картинок и зеленоватые потеки рвоты. Недаром его бывший напарник, добропорядочный муж и отец, каждый раз начинал грязно ругаться, когда они проезжали мимо Волонтир-Парка. За прошедшие годы парк стал еще гаже и сумрачнее.
   Теперь Фрэнк внимательно изучал дорогу, ведущую к парку. Дорогу, изрезанную колеями и щедро посыпанную трещавшими под колесами "чероки" гравием и битым стеклом.
   Все вокруг выглядело заброшенным, между стволами чахлых деревьев клубился туман, а с высоких елей свисали клочья лишайника. Повсюду – разбитые бутылки и раздавленные пивные банки. Словно порождение ночного кошмара, из темноты проступила монолитная тень моста – огромная, темная, карающая длань. Под мостом расстилался унылый лесной массив. Идеальное место для свиданий. Настоящая романтика! Правда, романтика не для слабонервных.
   Лес не был безлюдным. Отнюдь. Вдоль узкой дороги извивалась плотная вереница автомобилей, из-за чего проезд к центру плотских наслаждений становился еще более рискованным мероприятием.
   Фрэнк сбросил скорость, стиснутый со всех сторон машинами, которые по скорости могли поспорить разве что с черепахой.
   Люди, сидевшие в салонах, бросали на него оценивающие взгляды.
   Эх, кто на новенького?
   Все! Все на новенького! Парень, ведь ты не на экскурсию сюда приехал? Муж-чи-на, не хотите расслабиться?
   Похоже, желающих составить Блэку компанию на сегодняшний вечер нашлось бы немало. Каждый на свой манер оказывал ему знаки внимания. Вдруг клюнет?
   Н-не клюнул. Обидно, да?
   В конце концов Фрэнк нашел место, где можно припарковаться, Застегнув молнию на куртке, вышел из машины.
   Пар, вырывавшийся изо рта белым облаком, тут же смешался с поднимавшимся от земли холодным туманом. Сверху, с моста, доносился тяжелый гул транспорта. Вокруг раздавались мужские голоса, приглушенные оклики, взрывы хриплого смеха.
   Фрэнк осторожно переступил через ограждение и направился в глубину леса. Поплутав, он вышел на велосипедную дорожку, где бродило множество мужчин и юношей – поодиночке, парами, группами из трех-четырех человек. Сталкиваясь с Фрэнком, они мысленно ощупывали его: хорош, ох как он хорош Но, поймав взгляд, цепкий, независимый и мужской, мгновенно отступали с тропинки в спасительную чащу леса. От греха подальше. Он не принадлежал к их сообществу. Он вообще никому не принадлежал, за исключением себя и той цели, которая его сюда привела.
   Спустя четверть часа Фрэнк нашел то, что искал: широкую, утоптанную тропинку. Она пролегала вдоль крутого берега по направлению к мосту. Он наполовину шел, наполовину бежал вверх по склону, не обращая внимания на удивленные, а иногда и откровенно враждебные взгляды псевдомужчин, привыкших вести себя в этих местах несколько иначе.
   У гранитного основания моста собралось несколько молодых людей. В зазывных непристойных позах они дожидались, когда из окружающей темноты вынырнет очередная тень. Тень человека, желающего развлечься. Вспышки спичек и зажигалок, голубоватое мерцание бутылочного стекла. Дым марихуаны смешивался с ароматом дорогого одеколона, кисловатым запахом пота и разгоряченной плоти.
   Фрэнк с трудом сдерживал приступ брезгливой злости. Хотелось схватить одного из мальчишек – такого юного, что поздний час нагонял на него зевоту, еще не испорченного пороком и наркотиками, – и крикнуть ему: "Ты что, сдурел? Что ты делаешь? Зачем?!" Воистину, похоть остается похотью даже под тяжестью зверского убийства. Каждый сюда приходящий самонадеянно думает: это может случиться с другими, а я – заговоренный, меня уж точно минует чаша сия.
   Господи, да чем заговоренный?! Серийный убийца, как правило, выбирает жертв спонтанно. От него трудно ожидать извращенной справедливости. Перед тем как выйти на очередную охоту, он не будет взвешивать на весах мирозданья человеческие грехи и добрые поступки, наблюдая, что из них перевесит. Не будет. Да и не Бог он, чтобы решать.
   Похоть остается похотью. Зверское преступление лишь обостряет ее и без того мерзкий вкус. Фрэнк вспомнил, о чем они с Кэтрин говорили всего несколько часов назад: все притворяются. Мы все притворяемся.
   – Он на рефлексе шагнул к тому зевающему мальчику, истомившемуся в ожидании интимного приглашения. Блэку хотелось… ну-ну, ржущие и хихикающие, расслабьтесь… Блэку хотелось, сказано уже, хоть как-то предостеречь…
   Но юнец истолковал порыв иначе. В мгновение ока поза стала еще более вызывающей: он провел рукой по небольшой выпуклости под кожаным ремнем, умильно осклабился и кивнул по направлению к лесу.
   Фрэнк отшатнулся.
   Юнец недоуменно пожал плечами, автоматически занимая прежнюю позицию. Напудренное и накрашенное лицо казалось в темноте лицом фарфоровой куклы.
   Притворяться. Делать вид, будто бы все в порядке. Но что дальше? Оттого, что ты закрываешь на реальный мир глаза, он не становится лучше. Мир таков, каков есть. Твое дело – принимать его или не принимать.
   Впрочем, кому нужны подобные сентенции на изломе ночи?
   Гул транспорта становился все громче, все громче звучали голоса, Двое мужчин в строгих костюмах и дорогих плащах свободного покроя громко смеялись над какой-то пошлой шуткой. После тяжкого трудового дня можно и отдохнуть. Главное, чтобы деловая репутация не пострадала. Они искоса окинули Фрэнка похотливыми взглядами, но на этот раз отвернулся сам Фрэнк.
   Ноги заскользили по осыпающемуся склону, и он едва не потерял равновесия. Наконец вышел на вершину холма и перевел дыхание. Затем поднял голову и увидел то, что, собственно, и было целью спонтанного визита сюда, – ядовито-желтая надпись, плывущая высоко над размытыми тенями парка:
   PESTE .
   Peste по-французски означает "чума" – еще один обрывок знаний, полученных когда-то в школе. Есть еще одно значение; "pestilence", это уже по-английски.
   Кто обратил внимание на эту надпись? Так, чепуха, мало ли тут нацарапано всякой гадости. Но если бы нашелся знаток иностранных языков, то он сделал бы вполне очевидный вывод: обыкновенный бред какого-то религиозного фанатика, страдающего гомофобией. Фанатика, который на каждом углу кричит одно-единственное слово "педерасты", причем с французским акцентом.
   Фрэнк не был ни знатоком, ни полиглотом, он даже не был полицейским. Но он чувствовал, что неизвестный ему религиозный фанатик задался страшной целью. Им, похоже, владела жажда убийства. А ее, как известно, можно утолить только одним – кровью. А еще страхом. А еще криком. А еще предсмертной конвульсией.
   Блэк снова прищурился, пристально глядя на одинокое слово на стене, до тех пор пока оно не начало расплываться. Пытаясь побороть внезапное головокружение, он заморгал. Отвернулся. Новая волна кошмара.
***
   … Вокруг одни трупы. Медленно, они движутся прямо на него через залитое водой голое пространство. Спотыкаются, тянут к нему полуразложившиеся руки, но в последний момент растворяются в темноте, едва не заключив в объятия.
   Позади деревья корчатся, словно от боли, и скребут по небу обнаженными ветвями. От деревьев и земли поднимаются клубы зеленых испарений.
   Лицо Фрэнка искажается от нахлынувшего смрада нечистот и гниющей плоти. Он еще глубже засовывает руки в карманы и напряженно, точно в трансе, вглядывается в темноту.
   Два человека идут к нему по тропинке, их движения неровные, прерывистые. Только когда они оказываются в нескольких шагах от него, Фрэнк различает обрывки плоти, свисающие с их лиц; кости рук, торчащие сквозь сожженную дочерна кожу на запястьях, – как обугленная бумага.
   Задыхаясь от ужаса, он отступает на шаг назад. Потом еще на шаг.
   Мертвецы не видят живого и неторопливо, как сомнамбулы, шествуют мимо. Изуродованные лица обращены к Фрэнку. Глаза их, зашитые тонкими хирургическими нитками. Разорванные уголки ртов. Шатаясь, нежить минует его, и Блэк с трудом переводит дух.
   Что-то пульсирует внутри. Фрэнк не знает, что это: похоть, ярость, отвращение или неизъяснимый ужас, находящий свое отражение в трупах, бредущих сквозь проклятый лес. Он пытается дышать ровнее. Последним усилием заставляет собственное сердце биться ритмичнее, но, не выдержав, поворачивается вослед двум призрачным фигурам, растворяющимся в тумане ночи.
   Тогда Фрэнк замечает его. Одинокая сгорбленная фигура, медленно, очень медленно бредущая по тропинке. Джинсы, неприметная спортивная куртка и темная бейсбольная кепка, надвинутая на лоб. Из-под козырька – маленькие, глубоко посаженные глаза, исподтишка оглядывающие все вокруг. Он тоже видит лесные трупы. В сбивчивом бормотании, которое и раньше донимало Фрэнка, теперь можно различить отдельные слова:
   Кровавый поднимается прилив… И торжество невинности…
   И снова жуткая картина. Горящий женский труп. Или не труп? Трупы безмолвны. А тут – крик, рвущий душу крик.
   Пандемия? Вторник?
   Нет, Пандемия.
   Пока Блэк отмахивается от искр, другая человеческая фигура юркой змейкой прячется в тени, скрывая в темноте горькую усмешку. Мужчина в джинсах, темной куртке, бейсбольной кепке. Незаметный. Страшный. Жестокий.
   Француз!
***
   Фрэнк передернулся, стряхивая с себя клочья отступившего кошмара. Жадно глотнул воздуха запекшимся ртом. Прочь, видения! Реальность, сколь бы она поганой ни казалась, все равно лучше. M-м, реальнее… Парк, тьма, холод.. Француз…
   Француз! Француз! Здесь, в Волонтир-Парке, во тьме, в холоде. Не видение. Явь! Вот и не верь после этого в материализацию духов.
   Я на зов явился!
   Я звал тебя и рад, что вижу.
   Дай руку.
   Вот она…
   Каким образом Француз узнал Фрэнка – так же, как и Фрэнк узнал его?! Бог весть. Их глаза встретились, и между ними протянулась тонкая тугая нить. Словно двойники в Зазеркалье – ага, Фрэнк и Француз, Француз и Фрэнк. Что в лоб, что по лбу. Лови отражение, впитывай каждую мелочь, каждую деталь.
   Напряжение столь велико, что нить лопается черной струной, ударяя противников по воспаленным зрачкам.
   Француз разворачивается и бежит. Прочь. Охотник становится жертвой. Роли меняются.
   Фрэнк устремился в погоню. Ветви хлестали по лицу, он спотыкался о камни и битое стекло. Фрэнк взбирался вверх по холму следом за тем, другим. Впереди раздались оскорбленные негодующие крики – Француз сбил с ног кого-то, кто не успел убраться с его пути. Прочь! Прочь, нежить!
   Фрэнк по пятам следовал за ним сквозь густые заросли терновника, не обращая внимания на острые шипы, впивавшиеся в кожу и разрывавшие ткань на рукавах куртки.
   Очевидно, Француз знал здесь все тайные тропки. Еще бы – это его территория, его зона. Он лихо петлял, то бросался вверх по склону, то исчезал из поля зрения, то вновь появлялся. Словно дразнил преследователя, предлагая собственные правила игры. Вот он перепрыгнул через небольшой пешеходный мостик и… споткнулся. Споткнулся!
   Фрэнк рванул вперед, нагоняя и нагоняя.
   Но преследуемый упруго вскочил на ноги, взяв новый старт.
   Теперь Француз был прямо под мостом. Столпившиеся около бетонной опоры раскрашенные мужчины ошеломлено смотрели на него. Часть из них предусмотрительно ретировалась в чащу леса.
   Фрэнк мельком увидел спину Француза, упорно продиравшегося сквозь заросли как раз мимо последней из массивных бетонных опор. И – Француз исчез. Был и нету!
   Фрэнк остановился, растерянно озираясь. Ага! Вот! Прямо над ним! На мосту! Успеть бы, господи, только бы успеть! Фрэнк не думал, что будет делать, когда догонит. Ни оружия, ни документов! Он также не владел никакими приемами восточных единоборств. Француз гораздо крупнее… Кто кого? Еще вопрос! Однако ответ – на потом. Сначала догнать и схватить.
   Фрэнк выскочил наверх, перелез через перила моста и остановился на обочине шоссе. Мгновенно ослепил свет фар и фонарей, оглушил рев транспорта.
   Француз бежал навстречу движению по узкой пешеходной дорожке.
   Фрэнк рысью припустил следом. На галоп сил не осталось.
   Француз оглянулся и… очертя голову кинулся в поток автомобилей, в самый центр. Яростно взревели гудки, завизжали тормоза.
   Фрэнк замедлил бег, выискивая просвет в непрерывном потоке машин, а затем и сам ринулся на проезжую часть. М-да, с кем поведешься, так тебе и надо.
   Француз уже лавировал между машинами на противоположной полосе. Фрэнк – следом. Два идиота-камикадзе, решивших от нечего делать поиграть в кошки-мышки. Все бы ничего, если бы один из них не поставил на кон смерть. Чужую. И не одну. Впрочем, кроме них, об этом никто сейчас не знал.
   Мост позади превратился в ревущий хаос: то там, то тут машины сворачивали в сторону, слышались гудки, крики, судорожные удары металла о металл. Водители орали. Тормоза визжали подколотой свиньей. Какой-то пикап, потеряв управление, вылетел на встречную полосу прямо перед носом у Фрэнка. Блэк, не удержав равновесия, покатился по асфальту, содрав кожу с ладоней. Пикапу удалось затормозить лишь в полудюйме от его лица. Прежде чем водитель успел прийти в себя, прыткий прохожий был уже на ногах и мчался по разделительной полосе. Там он снова развил полную скорость, преследуя.
   Француз времени не терял. Да и в смекалке ему не откажешь. Он тоже выбежал на разделительную полосу и понесся вверх по мосту.
   Фрэнку никак не удавалось догнать его.
   И тут беглец опять устремился в поток транспорта. Вновь заревели сирены, зашипели шины, раздались проклятья. В суматохе Француз исчез из виду.
   Машины начали тормозить, налетая друг на друга. Цепная реакция столкновений докатилась и до того места, где находился Фрэнк.
   Пробираясь между остановившимися легковушками и грузовиками, он перебежал на противоположную обочину дороги, остановился и стал оглядываться, тщетно ища Француза. Выходи, игра еще не закончилась!
   Исчез. Бесследно.
   Фрэнк сплюнул и повернул назад. Проталкиваясь сквозь скопище гудящих машин, он пытался обнаружить хоть какой-нибудь след сбежавшего. Ничего. Вдруг какой-то мужчина вылез из грузовичка рядом с Фрэнком:
   – Он спрыгнул! Я видел его!
   – Куда?!
   Водитель указал на ограждение моста:
   – Туда! Псих, ей богу! Сиганул вниз, через перила.
   Фрэнк рванулся к ограждению. Псих и псих – итого два психа… Вцепившись в перила, он вперился вниз, в черный поток. Высоко. Очень высоко. Не смертельно, но достаточно опасно. Никакой здравомыслящий не стал бы прыгать – если, конечно, у него не было для того веских оснований.
   Что ж, у Француза они были. А у Фрэнка… Нет, все же он, Фрэнк Блэк, не псих.
   Ни движения на темной воде. Вода и вода.
   Фрэнк простоял еще несколько минут, не отрывая взгляда от бурного течения. Наконец сдался. Тело ныло от усталости, душа – от едва сдерживаемой ярости и разочарования. Упустил.
   Побрел обратно через мост, сквозь гомонящую толпу водителей и пассажиров, скопище разбитых машин. Завывая, мимо пронеслась первая из спешащих к месту происшествия полицейских машин. Ее догоняли другие. Он дошел до ограждения, вяло перелез и направился через лес к оставленной машине.
***
   А ведь тот, кого он искал, был совсем рядом. Фрэнк не мог разглядеть темную фигуру человека, висевшего на вытянутых руках под мостом. Человек вцепился в металлическую балку под пешеходной дорожкой и теперь раскачивался на ветру, словно темная тяжелая груша. Француз… Он следил сверху за одинокой фигурой, понуро бредущей по берегу прочь от моста – и ручеек крови стекал с разодранной ладони вниз по руке, пропадая за обшлагом разорванной куртки.

ГЛАВА 16

   Утро безжалостно. Оно всегда проявляет, как вы провели вечер накануне. Вечер, плавно переходящий в бессонную ночь. Проявляет ломотой в суставах, сухостью во рту, легкой тошнотой. Не от выпивки, от общей усталости. Как и всякий разумный организм, человеческое тело требует отдыха. Прошлой ночью тело Фрэнка такого отдыха не получило, поэтому, видимо, и решило немного побунтовать.
   Он проснулся от шума дождя за окном. Зевнул, мельком посмотрев на будильник: 7:30. Постель рядом с ним пустовала – Кэтрин уже поднялась, дав ему возможность поспать подольше. Несколько минут он лежал в тишине, прислушиваясь к доносившимся снизу приглушенным звукам.
   Джордан суетливо сновала взад и вперед, собираясь в школу.
   Кэтрин накрывала стол к завтраку, сама она собиралась вскоре отправиться по делам.
   Наконец он встал, отправился в ванную комнату. Там ожидал весьма неприятный сюрприз. Оказывается, что, помимо утра, безжалостным бывает и зеркало. Зеркало, в свою очередь, провело наглядную и очень жесткую агитацию с элементами пропаганды. Нечего бегать по ночам, разыскивая в лесу особо опасных преступников. Возраст уже не тот, Фрэнки! Стареешь! Фрэнк скорчил рожу своему отражению: а вот и нет! есть еще порох в пороховницах! Приняв душ, быстро оделся, затем спустился вниз, чтобы попрощаться с Джордан.
   Та сидела за кухонным столом, лениво постукивая ногой по перекладине стула и жуя поджаренный хлеб – любимое блюдо на завтрак, если так можно назвать тост.
   – Привет, пана!
   Он чмокнул ее в щеку:
   – Похоже, у тебя насморк.
   – Угу, – кивнула Джордан и с надеждой посмотрела на мать – вдруг та разрешит остаться дома. В новой школе у девочки еще не было друзей, и она испытывала неловкость новичка, медленно вливающегося в чужой для себя коллектив.
   – Директор школы говорит, что сейчас в городе ходит какая-то эпидемия; вчера несколько детей не было на занятиях, – Кэтрин встала из-за стола. – Допивай сок, дорогая. Ты ведь не хочешь опоздать в школу в первую же неделю.
   На лице дочери читалось именно это желание. Школа школой, но с родителями куда как интереснее. Тем более с началом школьных занятий автоматически отложился вопрос о щенке. Джордан боялась, что занятые ежедневными проблемами родители так и похоронят ее мечту о собаке. Ей очень хотелось остаться дома. Однако, получив дружеский щелчок по носу, Джордан покорно начала собирать рюкзачок.
   – Я пошла! Пока-пока!
   – Пока-пока!
   Они с Кэтрин стояли в дверях, глядя, как их дочь идет к школьному автобусу. Ее розовый, как жевательная резинка, макинтош и такого же цвета зонтик ярко блестели под дождем. Автобус фыркнул облачком выхлопных газов и тронулся с места.
   Кэтрин, поколебавшись, все-таки задала мучивший ее целое утро вопрос:
   – Где ты был? Я проснулась в два, а тебя не было.
   М-да, хочешь не хочешь, а придется сказать правду.
   – Мне нужно было срочно съездить по одному делу. Не стал тебя будить. Ты так сладко спала.
   – В два часа ночи? Срочное дело? Фрэнк, я думала, что мы вернулись сюда, чтобы избавиться от всего, что делало нашу жизнь постоянным кошмаром. Я думала, что когда мы переедем сюда, всему этому придет конец.
   Фрэнк погладил се по щеке:
   – Знаю… Этому скоро придет конец. Обязательно. Обещаю.
   Кэтрин вывернулась из объятий и вошла в дом. На минуту ей захотелось рассказать, что та машина вчера опять здесь была. Ио… может быть, ей только показалось? У страха глаза велики.
***
   Два часа спустя Фрэнк был в кабинете Боба Блетчера.
   Хрестоматийная доска-табло донизу была исписана причудливыми фразами, обрывками стихов и отдельными словами с видеозаписи, которую принес Фрэнк.
   Вокруг лейтенанта стояло более дюжины детективов и занятых в этом расследовании сотрудников других служб. Блетчер созвал их на совещание после того, как Фрэнк позвонил ему в середине ночи.
   Рассказ о мужчине, которого Блэк преследовал на мосту, не произвел особого впечатления. Но все же Фрэнк уломал старшего детектива позволить ему публично рассказать о том, что знает. Блетчер неохотно согласился. Утром он обошел всех своих сотрудников.