Страница:
— Через минуту я выйду к вам, дорогая. Не хотите ли вы снять платье? Ведь здесь, у камина, так тепло!
Элинор обернулась на звук голоса. От удивления брови ее взметнулись вверх. Неужто он сказал «платье»? Нет, она наверняка ослышалась! Конечно же, Уильям предложил ей снять плащ! Неужели он ждал ее прихода?
Маршал появился на пороге комнаты с полотенцем, обернутым вокруг бедер. Оно составляло все его одеяние. Увидев Элинор, он остолбенел и молча смотрел на нее расширившимися от изумления глазами.
— Элинор! Ради всего святого, что вы здесь делаете в столь поздний час? — спросил он, когда к нему вернулся дар речи.
— Про… простите меня, Уильям. Я не знала, что вы принимаете ванну. Ваш оруженосец проводил меня сюда, и я… я почему-то решила, что вы ожидали меня…
— Меньше всего на свете я ожидал увидеть здесь вас, дорогая! — заверил он ее.
Элинор гордо вскинула голову. В голосе ее зазвенели слезы:
— Теперь мне все ясно! Выходит, все, что они говорили, — правда. Все до последнего слова! У вас целый сонм любовниц, и вы никогда не желали быть со мной вместе. Женитьба на сестре короля была для вас лишь удачным ходом в политической игре!
— Страсти Христовы! Да что же это вы говорите?!
Ему потребовалось лишь одно мгновение, чтобы пересечь просторную комнату и, заключив Элинор в объятия, прильнуть к ее губам в нежном поцелуе. Никогда прежде юная графиня Пембрук не целовалась с мужчинами, но она так часто мечтала о том, как приблизит свои губы к горячим губам Уильяма! И вот наконец это произошло! Она прижалась к нему всем телом, привстала на цыпочки и обняла его за шею.
Через несколько секунд Уильям разжал объятия и, слегка отстранившись от Элинор, хрипло проговорил:
— Дорогая моя, я никогда еще не желал ни одну женщину с такой неистовой силой, с какой желаю вас! Кто посмел так низко оклеветать меня в ваших глазах?!
— Ох, Уильям, я больше не могу терпеть все эти издевательства! Они шепчутся за моей спиной и смеются надо мной, потому что вы не хотите взять меня к себе! Они без стука входят в мои комнаты, когда им заблагорассудится!
— Подождите здесь, дорогая, пока я оденусь. Я сию же минуту положу всему этому конец! Генрих не смеет позволять им шастать повсюду, словно своре шкодливых псов!
—Нет… Уильям… пожалуйста, позвольте мне остаться здесь, с вами!
— Элинор, дорогая, ведь мы уже обсудили этот вопрос и пришли к взаимному соглашению. Вы еще слишком молоды, чтобы быть моей женой!
Элинор села на стул с высокой спинкой, стоявший у камина, и заговорила, тщательно подбирая слова:
— Милорд граф, совершенно очевидно, что вы ждете свою метрессу, поэтому я задержу вас совсем ненадолго. Я вовсе не прошу вас делить со мной ложе, поскольку вы считаете, что я не смогу дать удовлетворение мужчине ваших лет. Но сжальтесь надо мной и позвольте мне просто поселиться вместе с вами! Ведь мы можем занимать отдельные покои и встречаться лишь за столом и во время прогулок! Но я хочу жить под вашим кровом, чтобы не быть посмешищем всего двора!
Уильям растерянно провел ладонями по лицу. Ему хотелось сказать ей, что он ожидал сегодня вовсе не свою метрессу, а обыкновенную потаскушку, что услуги этой жрицы любви потребовались ему, чтобы хоть на время избавиться от наваждения, коим является для него она, Элинор! Что он днем и ночью мечтает о ее объятиях! Но подобные речи не были предназначены для ее целомудренного слуха. Достаточно того, что его невинная жена застала его полуобнаженным, ожидавшим визита шлюхи! При мысли об этом Уильям густо покраснел и отвел глаза.
Через несколько минут он кашлянул, нарушив неловкое молчание, и проговорил:
— Элинор, возвращайтесь в Виндзорский замок, а завтра я приеду за вами, чтобы перевезти вас к себе со всеми надлежащими почестями. Вы — графиня Пембрук, и отныне вы будете проживать под моим кровом, сопровождая меня в поездках по моим многочисленным владениям. И злые языки ваших завистников вынуждены будут умолкнуть. Мы будем жить в разных комнатах, но тем, кто так горазд перемывать чужое грязное белье, незачем знать об этом. Когда настанет время, вы разделите мое ложе. Мы решим это по обоюдному согласию. Это ведь касается лишь нас с вами, моя дорогая! — Он улыбнулся ей: —Вы согласны, Элинор?
Она бросилась к нему и обвила его шею руками:
— О, Уильям! Как я люблю вас! Я обещаю, что буду слушаться вас и покоряться вам во всем!
После ее ухода Уильям долго неподвижно сидел перед камином, глядя на угасавший огонь. Он всегда был скромен и непритязателен, но теперь решил изменить своему безупречному вкусу и ошеломить юную королевскую чету своим богатством и роскошью.
Лишь несколько дней тому назад он купил у торговцев из России множество собольих шкурок. На корабле, доставившем купцов к берегам Англии, Уильям увидел клетку, в которой томился маленький белый медвежонок. Он решил завтра же приобрести зверька в подарок королю.
Поутру Маршал наведался в один из охраняемых складов, где размещалась немалая часть его имущества — дорогая мебель, военные трофеи, золотые кубки, врученные ему в качестве призов после многочисленных рыцарских турниров прошлых лет. Именно среди этих богатств он подыскивал подарок для заносчивой королевы Элинор.
Взгляд Уильяма упал на массивный туалетный стол из позолоченной бронзы. Сооружение это выглядело настолько нелепо-помпезным, что Маршал сразу же остановил свой выбор именно на нем. Стол изобиловал множеством выдвижных ящиков и ящичков для всевозможных принадлежностей дамского туалета. Его увенчивало большое зеркало из полированного серебра, по бокам которого красовались четыре подсвечника в виде полураспустившихся чашечек лилий. Ножки стола были выточены также из бронзы и представляли собой некое подобие львиных лап с птичьими когтями. Неподалеку Уильям обнаружил и стул — внушительное сооружение, напоминавшее трон. «Пусть этот дар послужит актом возмездия за те унижения, коим подвергла ее величество графиню Пембрук! — подумал он. — Хотя навряд ли она сумеет распознать истинный смысл и значение моего подарка».
Уильям послал герольдов уведомить короля о своем визите и велел своим валлийским лучникам приготовиться сопровождать его в полном боевом вооружении. Он вспомнил, какие завистливые взоры бросала королева на красавцев де Бургов, и приказал им, а также всем остальным своим рыцарям одеться в белоснежные плащи с его гербом — красным вздыбленным львом.
В последнюю минуту перед выездом Уильям вспомнил, что не позаботился о подарке для Элинор. Он решил преподнести ей изящный плащ из шкурок белоснежных песцовых лис. Он собирался вручить ей этот дар в день ее шестнадцатилетия, но решил, что лучше подарить ей его сейчас, на глазах у завистливой королевы. А через два месяца, когда графине исполнится шестнадцать, погода станет слишком теплой, чтобы носить одежду из меха. Он подарит ей что-нибудь другое.
Под звуки труб граф Пембрук спешился у входа в королевский дворец. Его встречали монаршая чета и множество придворных, которым любопытно было взглянуть на пышный кортеж графа.
Элинор увидела Уильяма из окна своей комнаты. Сердце ее затрепетало от счастья, когда она услышала, как он громко объявил о цели своего приезда. Он явился за своей горячо любимой супругой графиней Пембрук! С самого утра она с нетерпением ждала его приезда, облачившись в белоснежный наряд, который так напоминал подвенечное платье!
Генрих, который со все возраставшим удовольствием играл роль могущественного короля, взял свою Красавицу за руку, унизанную драгоценными перстнями, и торжественно прошествовал в тронный зал. Подарок Уильяма привел его в восторг. Какое замечательное пополнение для королевского зверинца!
— Я решил назвать своего медвежонка Бруином! — сообщил он придворным. И лизоблюды-провансальцы закивали головами с таким видом, будто отроду не слыхали ничего более оригинального и изысканного.
Через несколько минут главный церемониймейстер зычным голосом объявил, что короля желает повидать графиня Пембрук.
— Пусть войдет! — милостиво кивнул король.
Элинор вошла в тронный зал в сопровождении своих придворных дам, племянниц Маршала. Все они, как и их госпожа, были одеты в белое. Она с тонкой улыбкой обозрела чудовищное сооружение, предназначенное в подарок королеве, и подошла к своему супругу, присев перед ним в глубоком реверансе. Уильям подал ей руку, привлек к себе и расцеловал в обе щеки. В глазах его горели озорные, насмешливые искорки.
— Я уж было подумала, что вы привезли этот безобразный стол для меня, и не на шутку испугалась! — прошептала она ему, сохраняя безмятежно-невозмутимое выражение лица.
— О нет, дорогая! Вам в дар предназначается вот это! — И он взял из рук Рикарда де Бурга пушистый меховой плащ, подбитый пурпурным атласом, и набросил его на плечи Элинор. Она улыбнулась ему, благодаря его этой улыбкой не столько за роскошный подарок, столько за то, что он внял ее просьбе и защитил ее от насмешек королевы и провансальцев.
Теперь, когда Элинор собралась покинуть королевский двор, Генрих вдруг вспомнил о своих правах старшего брата и короля. Нахмурившись, он взглянул на Уильяма и недовольно произнес:
— Вы с Элинор состоите в браке уже много лет, дорогой Уильям, но я считаю, что моя сестра— еще совсем ребенок и по-прежнему нуждается в моей защите и опеке. Она еще слишком молода, чтобы быть супругой в полном смысле этого слова!
Не успел он договорить, как королева с очаровательной улыбкой перехватила инициативу разговора:
— Генрих так любит пошутить! Не правда ли, дорогой? Ведь мы с Элинор — и тезки, и ровесницы. А я уже не первый день не только именуюсь, но и фактически являюсь его женой!
Морщины на челе Генриха разгладились. Он улыбнулся и согласно кивнул головой. Если его супруге угодно отпустить Элинор к законному мужу, что ж, так тому и быть. Тем более что и сама Элинор всем своим видом выражает готовность немедленно покинуть двор.
Уильям проводил Элинор в занимаемое ею крыло замка, где одарил драгоценными украшениями всех ее придворных дам. Его племянницам было доподлинно известно, что Уильям добавил к приданому каждой из них значительные суммы денег. Это увеличивало их шансы сделать блестящие партии.
— Я не сомневаюсь, что годы, проведенные при дворе Элинор, были для вас счастливыми, — сказал он им. — Надеюсь, частица ее жизнелюбия, ее доброты и великодушия навеки останется в сердце каждой из вас. Теперь же для нее и для вас настала пора покинуть этот кров. Графиня Пембрук становится моей женой, вам же следует идти путем, который предначертан для вас вашими любящими родителями.
Он улыбнулся Элинор и поцеловал ее в лоб. Завитки ее непокорных волос коснулись его щеки.
— Пусть слуги помогут вам в сборах! — снова обратился он к племянницам. — А когда вы будете готовы отправиться в путь, я дам каждой из вас сопровождающих из числа моих рыцарей и воинов.
Заметив беспокойство во взгляде своей сестры Изабеллы, он обратился к Элинор:
— Извините меня, дорогая, но мне хотелось бы обсудить кое-что наедине с леди де Клер. — Пройдя в комнату сестры, он отечески потрепал ее по плечу: — Желаешь ли ты вернуться домой к де Клеру и попытаться наладить с ним отношения, Изабелла? Или ты предпочтешь последовать за Элинор и жить под одним кровом с нами? У нас по-прежнему будут отдельные спальни. Весь этот спектакль служит лишь одной цели — заткнуть рты королеве и ее родне!
— Ох, Уильям, неужто ты это серьезно! — удивилась Изабелла. — Ведь вы с ней созданы друг для друга!
— Я сомневаюсь в этом. Я по-прежнему считаю, что слишком стар для нее. Итак, каково же твое решение?
— Я вернусь домой. Но если бы… если бы эта неверность, эта вынужденная измена не давила мою душу столь тяжким бременем.
— Но Гилберт ведь ни о чем не догадывается!
— Я имела в виду измену не ему, а Ричарду!
— Ну, если ты воспринимаешь все это столь трагически, то о восстановлении отношений с Гилбертом нечего и думать!
— Уильям, я тебя не узнаю! Ты так терпимо относишься к моей измене мужу. Откуда в тебе вдруг развилась эта способность к пониманию?
— Все очень просто, дорогая сестра: я влюблен! Но мои понятия о чести не позволяют мне дать волю своему чувству, зато я теперь вполне способен понять, что движет тобой и Ричардом.
— Но ведь Элинор уже совсем скоро исполнится шестнадцать! — лукаво напомнила Изабелла. — Не век же ей оставаться девицей при живом муже!
Уильям почувствовал, как жар страсти вновь охватывает его тело. Он возблагодарил Бога за то, что сестра не могла прочесть его грешных мыслей!
12
Элинор обернулась на звук голоса. От удивления брови ее взметнулись вверх. Неужто он сказал «платье»? Нет, она наверняка ослышалась! Конечно же, Уильям предложил ей снять плащ! Неужели он ждал ее прихода?
Маршал появился на пороге комнаты с полотенцем, обернутым вокруг бедер. Оно составляло все его одеяние. Увидев Элинор, он остолбенел и молча смотрел на нее расширившимися от изумления глазами.
— Элинор! Ради всего святого, что вы здесь делаете в столь поздний час? — спросил он, когда к нему вернулся дар речи.
— Про… простите меня, Уильям. Я не знала, что вы принимаете ванну. Ваш оруженосец проводил меня сюда, и я… я почему-то решила, что вы ожидали меня…
— Меньше всего на свете я ожидал увидеть здесь вас, дорогая! — заверил он ее.
Элинор гордо вскинула голову. В голосе ее зазвенели слезы:
— Теперь мне все ясно! Выходит, все, что они говорили, — правда. Все до последнего слова! У вас целый сонм любовниц, и вы никогда не желали быть со мной вместе. Женитьба на сестре короля была для вас лишь удачным ходом в политической игре!
— Страсти Христовы! Да что же это вы говорите?!
Ему потребовалось лишь одно мгновение, чтобы пересечь просторную комнату и, заключив Элинор в объятия, прильнуть к ее губам в нежном поцелуе. Никогда прежде юная графиня Пембрук не целовалась с мужчинами, но она так часто мечтала о том, как приблизит свои губы к горячим губам Уильяма! И вот наконец это произошло! Она прижалась к нему всем телом, привстала на цыпочки и обняла его за шею.
Через несколько секунд Уильям разжал объятия и, слегка отстранившись от Элинор, хрипло проговорил:
— Дорогая моя, я никогда еще не желал ни одну женщину с такой неистовой силой, с какой желаю вас! Кто посмел так низко оклеветать меня в ваших глазах?!
— Ох, Уильям, я больше не могу терпеть все эти издевательства! Они шепчутся за моей спиной и смеются надо мной, потому что вы не хотите взять меня к себе! Они без стука входят в мои комнаты, когда им заблагорассудится!
— Подождите здесь, дорогая, пока я оденусь. Я сию же минуту положу всему этому конец! Генрих не смеет позволять им шастать повсюду, словно своре шкодливых псов!
—Нет… Уильям… пожалуйста, позвольте мне остаться здесь, с вами!
— Элинор, дорогая, ведь мы уже обсудили этот вопрос и пришли к взаимному соглашению. Вы еще слишком молоды, чтобы быть моей женой!
Элинор села на стул с высокой спинкой, стоявший у камина, и заговорила, тщательно подбирая слова:
— Милорд граф, совершенно очевидно, что вы ждете свою метрессу, поэтому я задержу вас совсем ненадолго. Я вовсе не прошу вас делить со мной ложе, поскольку вы считаете, что я не смогу дать удовлетворение мужчине ваших лет. Но сжальтесь надо мной и позвольте мне просто поселиться вместе с вами! Ведь мы можем занимать отдельные покои и встречаться лишь за столом и во время прогулок! Но я хочу жить под вашим кровом, чтобы не быть посмешищем всего двора!
Уильям растерянно провел ладонями по лицу. Ему хотелось сказать ей, что он ожидал сегодня вовсе не свою метрессу, а обыкновенную потаскушку, что услуги этой жрицы любви потребовались ему, чтобы хоть на время избавиться от наваждения, коим является для него она, Элинор! Что он днем и ночью мечтает о ее объятиях! Но подобные речи не были предназначены для ее целомудренного слуха. Достаточно того, что его невинная жена застала его полуобнаженным, ожидавшим визита шлюхи! При мысли об этом Уильям густо покраснел и отвел глаза.
Через несколько минут он кашлянул, нарушив неловкое молчание, и проговорил:
— Элинор, возвращайтесь в Виндзорский замок, а завтра я приеду за вами, чтобы перевезти вас к себе со всеми надлежащими почестями. Вы — графиня Пембрук, и отныне вы будете проживать под моим кровом, сопровождая меня в поездках по моим многочисленным владениям. И злые языки ваших завистников вынуждены будут умолкнуть. Мы будем жить в разных комнатах, но тем, кто так горазд перемывать чужое грязное белье, незачем знать об этом. Когда настанет время, вы разделите мое ложе. Мы решим это по обоюдному согласию. Это ведь касается лишь нас с вами, моя дорогая! — Он улыбнулся ей: —Вы согласны, Элинор?
Она бросилась к нему и обвила его шею руками:
— О, Уильям! Как я люблю вас! Я обещаю, что буду слушаться вас и покоряться вам во всем!
После ее ухода Уильям долго неподвижно сидел перед камином, глядя на угасавший огонь. Он всегда был скромен и непритязателен, но теперь решил изменить своему безупречному вкусу и ошеломить юную королевскую чету своим богатством и роскошью.
Лишь несколько дней тому назад он купил у торговцев из России множество собольих шкурок. На корабле, доставившем купцов к берегам Англии, Уильям увидел клетку, в которой томился маленький белый медвежонок. Он решил завтра же приобрести зверька в подарок королю.
Поутру Маршал наведался в один из охраняемых складов, где размещалась немалая часть его имущества — дорогая мебель, военные трофеи, золотые кубки, врученные ему в качестве призов после многочисленных рыцарских турниров прошлых лет. Именно среди этих богатств он подыскивал подарок для заносчивой королевы Элинор.
Взгляд Уильяма упал на массивный туалетный стол из позолоченной бронзы. Сооружение это выглядело настолько нелепо-помпезным, что Маршал сразу же остановил свой выбор именно на нем. Стол изобиловал множеством выдвижных ящиков и ящичков для всевозможных принадлежностей дамского туалета. Его увенчивало большое зеркало из полированного серебра, по бокам которого красовались четыре подсвечника в виде полураспустившихся чашечек лилий. Ножки стола были выточены также из бронзы и представляли собой некое подобие львиных лап с птичьими когтями. Неподалеку Уильям обнаружил и стул — внушительное сооружение, напоминавшее трон. «Пусть этот дар послужит актом возмездия за те унижения, коим подвергла ее величество графиню Пембрук! — подумал он. — Хотя навряд ли она сумеет распознать истинный смысл и значение моего подарка».
Уильям послал герольдов уведомить короля о своем визите и велел своим валлийским лучникам приготовиться сопровождать его в полном боевом вооружении. Он вспомнил, какие завистливые взоры бросала королева на красавцев де Бургов, и приказал им, а также всем остальным своим рыцарям одеться в белоснежные плащи с его гербом — красным вздыбленным львом.
В последнюю минуту перед выездом Уильям вспомнил, что не позаботился о подарке для Элинор. Он решил преподнести ей изящный плащ из шкурок белоснежных песцовых лис. Он собирался вручить ей этот дар в день ее шестнадцатилетия, но решил, что лучше подарить ей его сейчас, на глазах у завистливой королевы. А через два месяца, когда графине исполнится шестнадцать, погода станет слишком теплой, чтобы носить одежду из меха. Он подарит ей что-нибудь другое.
Под звуки труб граф Пембрук спешился у входа в королевский дворец. Его встречали монаршая чета и множество придворных, которым любопытно было взглянуть на пышный кортеж графа.
Элинор увидела Уильяма из окна своей комнаты. Сердце ее затрепетало от счастья, когда она услышала, как он громко объявил о цели своего приезда. Он явился за своей горячо любимой супругой графиней Пембрук! С самого утра она с нетерпением ждала его приезда, облачившись в белоснежный наряд, который так напоминал подвенечное платье!
Генрих, который со все возраставшим удовольствием играл роль могущественного короля, взял свою Красавицу за руку, унизанную драгоценными перстнями, и торжественно прошествовал в тронный зал. Подарок Уильяма привел его в восторг. Какое замечательное пополнение для королевского зверинца!
— Я решил назвать своего медвежонка Бруином! — сообщил он придворным. И лизоблюды-провансальцы закивали головами с таким видом, будто отроду не слыхали ничего более оригинального и изысканного.
Через несколько минут главный церемониймейстер зычным голосом объявил, что короля желает повидать графиня Пембрук.
— Пусть войдет! — милостиво кивнул король.
Элинор вошла в тронный зал в сопровождении своих придворных дам, племянниц Маршала. Все они, как и их госпожа, были одеты в белое. Она с тонкой улыбкой обозрела чудовищное сооружение, предназначенное в подарок королеве, и подошла к своему супругу, присев перед ним в глубоком реверансе. Уильям подал ей руку, привлек к себе и расцеловал в обе щеки. В глазах его горели озорные, насмешливые искорки.
— Я уж было подумала, что вы привезли этот безобразный стол для меня, и не на шутку испугалась! — прошептала она ему, сохраняя безмятежно-невозмутимое выражение лица.
— О нет, дорогая! Вам в дар предназначается вот это! — И он взял из рук Рикарда де Бурга пушистый меховой плащ, подбитый пурпурным атласом, и набросил его на плечи Элинор. Она улыбнулась ему, благодаря его этой улыбкой не столько за роскошный подарок, столько за то, что он внял ее просьбе и защитил ее от насмешек королевы и провансальцев.
Теперь, когда Элинор собралась покинуть королевский двор, Генрих вдруг вспомнил о своих правах старшего брата и короля. Нахмурившись, он взглянул на Уильяма и недовольно произнес:
— Вы с Элинор состоите в браке уже много лет, дорогой Уильям, но я считаю, что моя сестра— еще совсем ребенок и по-прежнему нуждается в моей защите и опеке. Она еще слишком молода, чтобы быть супругой в полном смысле этого слова!
Не успел он договорить, как королева с очаровательной улыбкой перехватила инициативу разговора:
— Генрих так любит пошутить! Не правда ли, дорогой? Ведь мы с Элинор — и тезки, и ровесницы. А я уже не первый день не только именуюсь, но и фактически являюсь его женой!
Морщины на челе Генриха разгладились. Он улыбнулся и согласно кивнул головой. Если его супруге угодно отпустить Элинор к законному мужу, что ж, так тому и быть. Тем более что и сама Элинор всем своим видом выражает готовность немедленно покинуть двор.
Уильям проводил Элинор в занимаемое ею крыло замка, где одарил драгоценными украшениями всех ее придворных дам. Его племянницам было доподлинно известно, что Уильям добавил к приданому каждой из них значительные суммы денег. Это увеличивало их шансы сделать блестящие партии.
— Я не сомневаюсь, что годы, проведенные при дворе Элинор, были для вас счастливыми, — сказал он им. — Надеюсь, частица ее жизнелюбия, ее доброты и великодушия навеки останется в сердце каждой из вас. Теперь же для нее и для вас настала пора покинуть этот кров. Графиня Пембрук становится моей женой, вам же следует идти путем, который предначертан для вас вашими любящими родителями.
Он улыбнулся Элинор и поцеловал ее в лоб. Завитки ее непокорных волос коснулись его щеки.
— Пусть слуги помогут вам в сборах! — снова обратился он к племянницам. — А когда вы будете готовы отправиться в путь, я дам каждой из вас сопровождающих из числа моих рыцарей и воинов.
Заметив беспокойство во взгляде своей сестры Изабеллы, он обратился к Элинор:
— Извините меня, дорогая, но мне хотелось бы обсудить кое-что наедине с леди де Клер. — Пройдя в комнату сестры, он отечески потрепал ее по плечу: — Желаешь ли ты вернуться домой к де Клеру и попытаться наладить с ним отношения, Изабелла? Или ты предпочтешь последовать за Элинор и жить под одним кровом с нами? У нас по-прежнему будут отдельные спальни. Весь этот спектакль служит лишь одной цели — заткнуть рты королеве и ее родне!
— Ох, Уильям, неужто ты это серьезно! — удивилась Изабелла. — Ведь вы с ней созданы друг для друга!
— Я сомневаюсь в этом. Я по-прежнему считаю, что слишком стар для нее. Итак, каково же твое решение?
— Я вернусь домой. Но если бы… если бы эта неверность, эта вынужденная измена не давила мою душу столь тяжким бременем.
— Но Гилберт ведь ни о чем не догадывается!
— Я имела в виду измену не ему, а Ричарду!
— Ну, если ты воспринимаешь все это столь трагически, то о восстановлении отношений с Гилбертом нечего и думать!
— Уильям, я тебя не узнаю! Ты так терпимо относишься к моей измене мужу. Откуда в тебе вдруг развилась эта способность к пониманию?
— Все очень просто, дорогая сестра: я влюблен! Но мои понятия о чести не позволяют мне дать волю своему чувству, зато я теперь вполне способен понять, что движет тобой и Ричардом.
— Но ведь Элинор уже совсем скоро исполнится шестнадцать! — лукаво напомнила Изабелла. — Не век же ей оставаться девицей при живом муже!
Уильям почувствовал, как жар страсти вновь охватывает его тело. Он возблагодарил Бога за то, что сестра не могла прочесть его грешных мыслей!
12
Бренда испросила позволения остаться, чтобы приглядеть за слугами, которые деловито паковали имущество графини Пембрук — наряды, драгоценности, посуду и мебель. Элинор не могла надивиться перемене, происшедшей с ее прежде ленивой, беззаботной, плутоватой камеристкой. По-видимому, девушка боялась, что госпожа не возьмет ее с собой в Дарем-хаус. Чем иначе можно было объяснить, что Бренда стала вдруг услужливой, внимательной и деловитой, а кроме того, стала ходить на исповедь не менее двух раз в неделю!
Епископ Винчестерский поглощал свой плотный обед, когда слуга доложил ему о приходе Бренды. Его высокопреосвященство решил ради столь важной гостьи прервать трапезу и велел провести ее в столовую.
— Я ждал тебя, дитя мое, — сказал он ей. — События развиваются именно так, как я планировал. — Его высокопреосвященство вытер губы полотняной салфеткой и опустил толстые пальцы в чашу с розовой водой. — Держи глаза и уши открытыми, а рот — плотно затворенным, — напутствовал он ее. — Мне необходимо знать обо всем, что делается в доме Маршалов. Вплоть до самых незначительных мелочей. Ты можешь почерпнуть массу полезных сведений от оруженосца графа Пембрука. Нежно сжав обеими своими ручками его мошонку, ты выудишь из него много любопытного и важного для меня, каким бы преданным своему господину ни был этот олух! — Питер де Рош усмехнулся и принялся крутить на пальце перстень с огромным рубином. Девушка словно завороженная следила глазами за этим камнем, казавшимся ей волшебным.
— Скажи-ка мне, Бренда, придворные дамы Элинор будут по-прежнему находиться при ней или они решили разъехаться по домам?
— Все они возвращаются домой, милорд епископ. Даже Изабелла де Клер, как это ни удивительно.
— А что же в этом такого странного? — Его высокопреосвященство прищурился, ожидая услышать нечто по-настоящему важное для себя. Он не ошибся, ибо в ответ на его слова Бренда простодушно возразила:
— Но ведь она влюблена в Ричарда Корнуоллского! А с де Клером ее ничто не связывает, кроме уз законного брака!
Епископ улыбнулся, и глаза его превратились в две едва различимые щелочки.
— Ты должна была рассказать мне об этом во время нашей самой первой встречи! Я хочу знать все, абсолютно все!
— Милорд епископ, путь от Дарем-хаус до Виндзорского дворца неблизок. Как же мне удастся приходить к вам на исповеди? — Бренда не отрывала глаз от яркого рубина. Вожделение, охватившее ее, было так велико, что она едва сдерживалась, чтобы не закричать.
— Каждое воскресенье я бываю в Вестминстере, а оттуда до Дарем-хаус рукой подать.
— Милорд епископ… Мне нужно исповедаться и получить отпущение, — пробормотала Бренда, в душе проклиная де Роша за то, что он сам не предложил ей этого.
— Ну конечно же, моя дорогая! Проходи вон в ту дверь, и через минуту ты поведаешь мне о своих грехах.
Едва лишь Бренда вышла за ворота, епископ разыскал Ричарда Корнуоллского и ласково обратился к нему:
— Вы так давно не бывали в Винчестере, ваше высочество! Надеюсь, вы прибудете ко мне на Пасху!
Принц только и думал что о подготовке к предстоявшей войне. В его смятенном сознании не осталось места для благочестивых размышлений, о чем он без обиняков сообщил де Рошу.
— Я своими собственными руками возложил корону на голову Генриха, когда ему было всего лишь девять лет, а вам — только семь! — напомнил ему епископ. — Вы по всем статьям были более подходящим кандидатом на звание короля, но в вас полностью отсутствует честолюбие!
— Вы ошибаетесь, милорд епископ! — возразил Ричард. — Я весьма и весьма честолюбив. Просто у меня и в мыслях никогда не было зариться на корону, которая по праву принадлежит Генриху.
Де Рош улыбнулся:
— Выходит, то, чему я учил вас в детстве, все же принесло свои плоды! Но, к сожалению, ваше августейшее доверие вскоре обратилось на де Бурга и Маршала. Что ж, это вполне объяснимо. Ведь вы с Генрихом были юнцами, мечтавшими о военных подвигах и завоеваниях! Но теперь вы, Ричард, стали намного взрослее и не можете не понимать, какую огромную силу являет собой наша Церковь. Ей безраздельно принадлежит добрая половина богатств этого грешного мира, а ведь за деньги можно купить все, даже корону! Скажите, вас устроил бы титул короля Римского? — И его высокопреосвященство снова отечески улыбнулся принцу. — Когда вы были мальчиком, вы поверяли мне все свои секреты… Я попрежнему могу разрешить многие из проблем, которые кажутся вам непреодолимыми. Ведь вы единственный из Плантагенетов, кто еще не произнес священных слов брачного обета. — Его высокопреосвященство умолк, с удовольствием удостоверившись, что взгляд Ричарда мгновенно оживился. — Если бы вы, к примеру, жаждали обладать женщиной, которая, к несчастью, является женой другого, Церковь помогла бы вам устранить это досадное препятствие — ее мужа…
Ричард понял, что старому лису стало известно о его любви к Изабелле Маршал. Как он успел узнать об этом? Ведь не может быть, чтобы Изабелла призналась в своем грехе на исповеди! Ричард никогда не решился бы заговорить с ней о возможности ее развода с де Клером, считая подобную затею неосуществимой. Однако же епископ сам предлагал ему это!
— Милорд епископ, я был бы чрезвычайно благодарен всякому, кто помог бы мне осуществить мои честолюбивые замыслы, — сдержанно ответил он.
— Удалось ли вам уговорить баронов принять участие в войне против Франции? — осведомился Питер де Рош.
«Этот интриган успел разнюхать решительно обо всем!» — с негодованием подумал Ричард. Вслух же он произнес:
— Те из них, у кого есть личная заинтересованность в войне, не нуждаются в уговорах. С остальными же мне приходится непросто. Вы, как я полагаю, против этой войны?
— Вы ошибаетесь, дитя мое. Ничто не дает такого простора для осуществления честолюбивых желаний, как война. Она приносит многим из воинов богатство, славу, титулы, она помогает свести старые счеты, она служит делу обновления, устраняя старые порядки и привнося взамен них новые.
Ричард поспешно распрощался с его высокопреосвященством и удалился. После разговора с этим иерархом Церкви ему хотелось как можно тщательнее вымыть руки и лицо — такое ощущение нечистоты вызывал в нем сам вид епископа. Ричард отчетливо помнил, как однажды оттолкнул толстые пальцы де Роша, ощупывавшие его гениталии. «Интересно, — подумал он, — пытался ли этот негодяй приставать и к Генриху?» У Ричарда никогда не поворачивался язык спросить об этом брата.
Во французской кампании Ричард мог рассчитывать на поддержку Ранульфа, графа Честерского, и Губерта де Бурга, который, хотя и высказывался против войны с Францией, не осмелился бы ослушаться приказа короля. Ведь Губерт остался верен их отцу, королю Джону, когда монарху изменили все его приближенные!
Наемники под предводительством Фалка де Броте представляли собой значительную, но, увы, слепую и равнодушную силу. Они стали бы сражаться на стороне любой из воюющих держав, лишь бы им хорошо платили. И если бы Англию расчленили на части, их сердца остались бы безразличны к подобному злодеянию.
Ричарду хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать баронов, готовых хоть сию минуту отправиться во Францию. К числу их относились лишь Фитц-Джон, Фитц-Уолтер, Питер де Молей и Филипп д'Абиньи. Ричард понимал, что ключом к успеху является участие в этой кампании Уильяма Маршала. Если бы он согласился выступить против Франции на стороне короля, к нему тотчас же примкнули бы графы Норфолк, Дерби и Глостер, а также влиятельные де Лейси, Уоррены, де Клеры и де Феррары. Ему следовало не откладывая нанести визит Элинор в Дарем-хаус. Если она согласится с доводами брата, ей без труда удастся убедить Уильяма примкнуть к воюющей Англии.
Уильям Маршал все последнее время находился во власти противоречивых мыслей и чувств. Юной Элинор потребовалось всего лишь несколько дней, чтобы обосноваться в Дарем-хаус. Вся челядь относилась к ней с обожанием, и ей без труда удалось войти в роль хозяйки и распорядительницы особняка. Уильям не ожидал, что пребывание в ее обществе доставит ему столько радости и наслаждения. Она была умна, весела, но в то же время сдержанна, умела настоять на своем, но делала это так, что все повиновались ей с радостью, она была неизменно чутка и внимательна к настроениям своего супруга и старалась идти навстречу его желаниям без обременительной навязчивости и угодливой суетности. А кроме того, Элинор была пленительно, чарующе женственна и соблазнительна! Это-то и составляло суть проблемы, с которой столкнулся Уильям. В присутствии Элинор огонь страсти сжигал его тело с неистовой силой, и ему стоило все большего труда сдерживаться, чтобы неосторожным словом или жестом не обнаружить перед ней владевшего им возбуждения. Но если он в течение нескольких часов избегал ее общества, то любовный пыл переставал терзать его, зато на смену ему приходило острое чувство потери. Он скучал без Элинор и тяготился своим одиночеством. В конце концов он прекратил всякие попытки бороться с одолевавшим его искушением и стал проводить все свободное время вдвоем с супругой. Теперь он не мог даже помыслить об утолении терзавшей его похоти в объятиях продажной женщины. Близость Элинор совершенно исключала что-либо подобное. Если же позывы страсти станут и вовсе непреодолимыми, ему придется мастурбировать. Другого выхода из создавшейся ситуации Уильям не видел.
Однажды после вечерней трапезы Элинор собралась подняться к себе, но ее остановил долгий, призывный взгляд Уильяма. Она замерла, положив изящную руку на перила лестницы.
— Останьтесь со мной еще ненадолго, — попросил Уильям. — Я разожгу огонь в очаге, и нам с вами будет тепло и уютно.
— Не желаете ли вы сыграть в шахматы? — радостно отозвалась Элинор. — Или вы предпочитаете, чтобы я сыграла вам на лютне?
— Дорогая, вам нет нужды развлекать меня! Я просто хочу немного побыть подле вас.
Элинор взяла в руки чашку с каштанами, стоявшую на невысоком столике, и сняла со стены медную сковороду на длинной ручке.
— Пока мы будем разговаривать, я поджарю каштаны! — предложила она и грациозно опустилась на коврик перед камином, у ног Уильяма, занявшего просторное кресло.
Маршал глядел на ее изящный профиль в отсветах огня. Он отдал бы душу дьяволу, чтобы снова превратиться в восемнадцатилетнего юнца! Тогда, ни минуты не раздумывая, он овладел бы ею прямо здесь, на этом коврике! Он стал бы ласкать и нежить ее стройное тело, наслаждаясь ее ласками и даря наслаждение ей до самого рассвета.
Элинор подхватила со сковороды горячий каштан и, очистив его, поднесла к губам Уильяма:
— Вы когда-то сказали, что история любви моих бабки и деда весьма интересна и поучительна. Никто еще не рассказывал мне о ней.
Уильям не мог побороть искушение дотронуться до Элинор. Он провел рукой по ее непокорным кудрявым волосам, и один из локонов послушно обвился вокруг его ладони. Элинор прислонила голову к его колену и вся обратилась в слух. Продолжая поглаживать ее по голове, Уильям начал свой рассказ:
— Ваша бабка, Элинор Аквитанская, была замужем за королем Людовиком. Вместе со своим царственным супругом она правила Францией. Однажды ваш дед, граф Анжуйский, отправился к французскому королю с какой-то важной миссией. Генрих был чрезвычайно умен, находчив, ловок и неустрашим. Удача сопутствовала ему во всех его начинаниях. Имея весьма отдаленное родство с королевским домом Англии, он сумел стать королем нашей страны. Увидев королеву Французскую, он воспылал к ней страстью. Ему нужна была супруга, королева Англии, и выбор его пал на Элинор Аквитанскую.
Они были несхожи решительно во всем! Генрих отличался грубостью и неотесанностью человека, большую часть жизни проведшего в военных походах, Элинор же были присущи утонченность и изысканные манеры истинной королевы. Вашего деда не смутило, что королева была на целых двадцать лет старше его и имела к тому же законного супруга. Он прямо и откровенно заявил ей, что берет ее в жены. Более того, он сказал то же самое и Людовику Французскому, потребовав от него, чтобы тот немедленно развелся с Элинор. Людовик, разумеется, с негодованием отказался.
Но это не остановило Генриха. — Уильям замялся, не зная, как сообщить Элинор пикантные подробности этого романа. Следовало подобрать для этого как можно более деликатные выражения. Однако Генрих II, о котором он вел рассказ, понятия не имел о деликатности, касалось ли это слов или поступков. Именно грубоватая прямота, присущая ему, готовность идти напролом и во что бы то ни стало добиваться своего привлекла к нему сердце утонченной Элинор. Вздохнув, Уильям продолжил: — Он овладел вашей бабкой. Она снова и снова уступала его неистовой страсти, пока не выяснилось, что он… что он сделал ее беременной. Это послужило причиной страшного скандала, сотрясшего все королевские дворы Европы. Но Генрих добился своего. Людовик немедленно развелся с Элинор, и она стала королевой Англии. У них с Генрихом было пять сыновей и три дочери. Король и королева были без ума друг от друга. За двенадцать лет Элинор произвела на свет восьмерых детей!
Епископ Винчестерский поглощал свой плотный обед, когда слуга доложил ему о приходе Бренды. Его высокопреосвященство решил ради столь важной гостьи прервать трапезу и велел провести ее в столовую.
— Я ждал тебя, дитя мое, — сказал он ей. — События развиваются именно так, как я планировал. — Его высокопреосвященство вытер губы полотняной салфеткой и опустил толстые пальцы в чашу с розовой водой. — Держи глаза и уши открытыми, а рот — плотно затворенным, — напутствовал он ее. — Мне необходимо знать обо всем, что делается в доме Маршалов. Вплоть до самых незначительных мелочей. Ты можешь почерпнуть массу полезных сведений от оруженосца графа Пембрука. Нежно сжав обеими своими ручками его мошонку, ты выудишь из него много любопытного и важного для меня, каким бы преданным своему господину ни был этот олух! — Питер де Рош усмехнулся и принялся крутить на пальце перстень с огромным рубином. Девушка словно завороженная следила глазами за этим камнем, казавшимся ей волшебным.
— Скажи-ка мне, Бренда, придворные дамы Элинор будут по-прежнему находиться при ней или они решили разъехаться по домам?
— Все они возвращаются домой, милорд епископ. Даже Изабелла де Клер, как это ни удивительно.
— А что же в этом такого странного? — Его высокопреосвященство прищурился, ожидая услышать нечто по-настоящему важное для себя. Он не ошибся, ибо в ответ на его слова Бренда простодушно возразила:
— Но ведь она влюблена в Ричарда Корнуоллского! А с де Клером ее ничто не связывает, кроме уз законного брака!
Епископ улыбнулся, и глаза его превратились в две едва различимые щелочки.
— Ты должна была рассказать мне об этом во время нашей самой первой встречи! Я хочу знать все, абсолютно все!
— Милорд епископ, путь от Дарем-хаус до Виндзорского дворца неблизок. Как же мне удастся приходить к вам на исповеди? — Бренда не отрывала глаз от яркого рубина. Вожделение, охватившее ее, было так велико, что она едва сдерживалась, чтобы не закричать.
— Каждое воскресенье я бываю в Вестминстере, а оттуда до Дарем-хаус рукой подать.
— Милорд епископ… Мне нужно исповедаться и получить отпущение, — пробормотала Бренда, в душе проклиная де Роша за то, что он сам не предложил ей этого.
— Ну конечно же, моя дорогая! Проходи вон в ту дверь, и через минуту ты поведаешь мне о своих грехах.
Едва лишь Бренда вышла за ворота, епископ разыскал Ричарда Корнуоллского и ласково обратился к нему:
— Вы так давно не бывали в Винчестере, ваше высочество! Надеюсь, вы прибудете ко мне на Пасху!
Принц только и думал что о подготовке к предстоявшей войне. В его смятенном сознании не осталось места для благочестивых размышлений, о чем он без обиняков сообщил де Рошу.
— Я своими собственными руками возложил корону на голову Генриха, когда ему было всего лишь девять лет, а вам — только семь! — напомнил ему епископ. — Вы по всем статьям были более подходящим кандидатом на звание короля, но в вас полностью отсутствует честолюбие!
— Вы ошибаетесь, милорд епископ! — возразил Ричард. — Я весьма и весьма честолюбив. Просто у меня и в мыслях никогда не было зариться на корону, которая по праву принадлежит Генриху.
Де Рош улыбнулся:
— Выходит, то, чему я учил вас в детстве, все же принесло свои плоды! Но, к сожалению, ваше августейшее доверие вскоре обратилось на де Бурга и Маршала. Что ж, это вполне объяснимо. Ведь вы с Генрихом были юнцами, мечтавшими о военных подвигах и завоеваниях! Но теперь вы, Ричард, стали намного взрослее и не можете не понимать, какую огромную силу являет собой наша Церковь. Ей безраздельно принадлежит добрая половина богатств этого грешного мира, а ведь за деньги можно купить все, даже корону! Скажите, вас устроил бы титул короля Римского? — И его высокопреосвященство снова отечески улыбнулся принцу. — Когда вы были мальчиком, вы поверяли мне все свои секреты… Я попрежнему могу разрешить многие из проблем, которые кажутся вам непреодолимыми. Ведь вы единственный из Плантагенетов, кто еще не произнес священных слов брачного обета. — Его высокопреосвященство умолк, с удовольствием удостоверившись, что взгляд Ричарда мгновенно оживился. — Если бы вы, к примеру, жаждали обладать женщиной, которая, к несчастью, является женой другого, Церковь помогла бы вам устранить это досадное препятствие — ее мужа…
Ричард понял, что старому лису стало известно о его любви к Изабелле Маршал. Как он успел узнать об этом? Ведь не может быть, чтобы Изабелла призналась в своем грехе на исповеди! Ричард никогда не решился бы заговорить с ней о возможности ее развода с де Клером, считая подобную затею неосуществимой. Однако же епископ сам предлагал ему это!
— Милорд епископ, я был бы чрезвычайно благодарен всякому, кто помог бы мне осуществить мои честолюбивые замыслы, — сдержанно ответил он.
— Удалось ли вам уговорить баронов принять участие в войне против Франции? — осведомился Питер де Рош.
«Этот интриган успел разнюхать решительно обо всем!» — с негодованием подумал Ричард. Вслух же он произнес:
— Те из них, у кого есть личная заинтересованность в войне, не нуждаются в уговорах. С остальными же мне приходится непросто. Вы, как я полагаю, против этой войны?
— Вы ошибаетесь, дитя мое. Ничто не дает такого простора для осуществления честолюбивых желаний, как война. Она приносит многим из воинов богатство, славу, титулы, она помогает свести старые счеты, она служит делу обновления, устраняя старые порядки и привнося взамен них новые.
Ричард поспешно распрощался с его высокопреосвященством и удалился. После разговора с этим иерархом Церкви ему хотелось как можно тщательнее вымыть руки и лицо — такое ощущение нечистоты вызывал в нем сам вид епископа. Ричард отчетливо помнил, как однажды оттолкнул толстые пальцы де Роша, ощупывавшие его гениталии. «Интересно, — подумал он, — пытался ли этот негодяй приставать и к Генриху?» У Ричарда никогда не поворачивался язык спросить об этом брата.
Во французской кампании Ричард мог рассчитывать на поддержку Ранульфа, графа Честерского, и Губерта де Бурга, который, хотя и высказывался против войны с Францией, не осмелился бы ослушаться приказа короля. Ведь Губерт остался верен их отцу, королю Джону, когда монарху изменили все его приближенные!
Наемники под предводительством Фалка де Броте представляли собой значительную, но, увы, слепую и равнодушную силу. Они стали бы сражаться на стороне любой из воюющих держав, лишь бы им хорошо платили. И если бы Англию расчленили на части, их сердца остались бы безразличны к подобному злодеянию.
Ричарду хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать баронов, готовых хоть сию минуту отправиться во Францию. К числу их относились лишь Фитц-Джон, Фитц-Уолтер, Питер де Молей и Филипп д'Абиньи. Ричард понимал, что ключом к успеху является участие в этой кампании Уильяма Маршала. Если бы он согласился выступить против Франции на стороне короля, к нему тотчас же примкнули бы графы Норфолк, Дерби и Глостер, а также влиятельные де Лейси, Уоррены, де Клеры и де Феррары. Ему следовало не откладывая нанести визит Элинор в Дарем-хаус. Если она согласится с доводами брата, ей без труда удастся убедить Уильяма примкнуть к воюющей Англии.
Уильям Маршал все последнее время находился во власти противоречивых мыслей и чувств. Юной Элинор потребовалось всего лишь несколько дней, чтобы обосноваться в Дарем-хаус. Вся челядь относилась к ней с обожанием, и ей без труда удалось войти в роль хозяйки и распорядительницы особняка. Уильям не ожидал, что пребывание в ее обществе доставит ему столько радости и наслаждения. Она была умна, весела, но в то же время сдержанна, умела настоять на своем, но делала это так, что все повиновались ей с радостью, она была неизменно чутка и внимательна к настроениям своего супруга и старалась идти навстречу его желаниям без обременительной навязчивости и угодливой суетности. А кроме того, Элинор была пленительно, чарующе женственна и соблазнительна! Это-то и составляло суть проблемы, с которой столкнулся Уильям. В присутствии Элинор огонь страсти сжигал его тело с неистовой силой, и ему стоило все большего труда сдерживаться, чтобы неосторожным словом или жестом не обнаружить перед ней владевшего им возбуждения. Но если он в течение нескольких часов избегал ее общества, то любовный пыл переставал терзать его, зато на смену ему приходило острое чувство потери. Он скучал без Элинор и тяготился своим одиночеством. В конце концов он прекратил всякие попытки бороться с одолевавшим его искушением и стал проводить все свободное время вдвоем с супругой. Теперь он не мог даже помыслить об утолении терзавшей его похоти в объятиях продажной женщины. Близость Элинор совершенно исключала что-либо подобное. Если же позывы страсти станут и вовсе непреодолимыми, ему придется мастурбировать. Другого выхода из создавшейся ситуации Уильям не видел.
Однажды после вечерней трапезы Элинор собралась подняться к себе, но ее остановил долгий, призывный взгляд Уильяма. Она замерла, положив изящную руку на перила лестницы.
— Останьтесь со мной еще ненадолго, — попросил Уильям. — Я разожгу огонь в очаге, и нам с вами будет тепло и уютно.
— Не желаете ли вы сыграть в шахматы? — радостно отозвалась Элинор. — Или вы предпочитаете, чтобы я сыграла вам на лютне?
— Дорогая, вам нет нужды развлекать меня! Я просто хочу немного побыть подле вас.
Элинор взяла в руки чашку с каштанами, стоявшую на невысоком столике, и сняла со стены медную сковороду на длинной ручке.
— Пока мы будем разговаривать, я поджарю каштаны! — предложила она и грациозно опустилась на коврик перед камином, у ног Уильяма, занявшего просторное кресло.
Маршал глядел на ее изящный профиль в отсветах огня. Он отдал бы душу дьяволу, чтобы снова превратиться в восемнадцатилетнего юнца! Тогда, ни минуты не раздумывая, он овладел бы ею прямо здесь, на этом коврике! Он стал бы ласкать и нежить ее стройное тело, наслаждаясь ее ласками и даря наслаждение ей до самого рассвета.
Элинор подхватила со сковороды горячий каштан и, очистив его, поднесла к губам Уильяма:
— Вы когда-то сказали, что история любви моих бабки и деда весьма интересна и поучительна. Никто еще не рассказывал мне о ней.
Уильям не мог побороть искушение дотронуться до Элинор. Он провел рукой по ее непокорным кудрявым волосам, и один из локонов послушно обвился вокруг его ладони. Элинор прислонила голову к его колену и вся обратилась в слух. Продолжая поглаживать ее по голове, Уильям начал свой рассказ:
— Ваша бабка, Элинор Аквитанская, была замужем за королем Людовиком. Вместе со своим царственным супругом она правила Францией. Однажды ваш дед, граф Анжуйский, отправился к французскому королю с какой-то важной миссией. Генрих был чрезвычайно умен, находчив, ловок и неустрашим. Удача сопутствовала ему во всех его начинаниях. Имея весьма отдаленное родство с королевским домом Англии, он сумел стать королем нашей страны. Увидев королеву Французскую, он воспылал к ней страстью. Ему нужна была супруга, королева Англии, и выбор его пал на Элинор Аквитанскую.
Они были несхожи решительно во всем! Генрих отличался грубостью и неотесанностью человека, большую часть жизни проведшего в военных походах, Элинор же были присущи утонченность и изысканные манеры истинной королевы. Вашего деда не смутило, что королева была на целых двадцать лет старше его и имела к тому же законного супруга. Он прямо и откровенно заявил ей, что берет ее в жены. Более того, он сказал то же самое и Людовику Французскому, потребовав от него, чтобы тот немедленно развелся с Элинор. Людовик, разумеется, с негодованием отказался.
Но это не остановило Генриха. — Уильям замялся, не зная, как сообщить Элинор пикантные подробности этого романа. Следовало подобрать для этого как можно более деликатные выражения. Однако Генрих II, о котором он вел рассказ, понятия не имел о деликатности, касалось ли это слов или поступков. Именно грубоватая прямота, присущая ему, готовность идти напролом и во что бы то ни стало добиваться своего привлекла к нему сердце утонченной Элинор. Вздохнув, Уильям продолжил: — Он овладел вашей бабкой. Она снова и снова уступала его неистовой страсти, пока не выяснилось, что он… что он сделал ее беременной. Это послужило причиной страшного скандала, сотрясшего все королевские дворы Европы. Но Генрих добился своего. Людовик немедленно развелся с Элинор, и она стала королевой Англии. У них с Генрихом было пять сыновей и три дочери. Король и королева были без ума друг от друга. За двенадцать лет Элинор произвела на свет восьмерых детей!