Херберт Фрэнк. Дом глав родов: Дюна

   «Жахист», – подумала она. – «Страна неуправляемых». Это было разоблачающее слово на исламийском языке, языке Бене Тлейлакса.
   И она ответила на этом языке:
   – Магия нашего бога – единственный мост.
   Опять она показала, что разделяет Великую Веру, Суфи – зенсунийский экуменизм, рожденный Бене Тлейлаксом. Говорила она безупречно, правильно произнося слова, но он видел неточности. Она называла посланца бога «Тираном» и не подчинялась самым основным правилам!
   Где эти женщины встречаются в кехле, чтобы почувствовать присутствие бога? Если они и вправду говорят на языке бога, они знают, чего хотят от него получить грубым обменом.
   Когда они взбирались на последний перед мостовыми Централя склон, Скитейл призвал бога на помощь. Вот к чему пришел Бене Тлейлакс. Зачем ты так испытываешь нас? Мы, последние приверженцы шариата, и я, последний Мастер моих людей, должен получить от тебя ответы, боже, когда ты не можешь уже поговорить со мною в кехле.
   И опять на испорченном исламийском Одрейд произнесла:
   – Ты был предан своими же людьми, которых ты послал в Рассеяние. Нет у тебя больше братьев Малик, только сестры.
   Где же тогда твоя комната сагра, заблудшая повинда? Где то место в глубине и без окон, куда входят лишь братья?
   – Для меня это – новость, – сказал он. – Сестры Малик? – эти два слова отрицали друг друга. У Маликов не бывает Сестер.
   – Эти неприятности испытывал Уэфф, твой последний Махай и Абдл. И он чуть было не привел твой народ к угасанию.
   – Почти? Кто-то выжил? – он не мог сдержать возбуждения.
   – Не Мастера… но мы слышали о нескольких Фомелях. Все они в руках Чтимых Матре.
   Она остановилась на месте, в шаге от которого край здания уже закрыл бы картину заходящего солнца, и все еще на тайном языке Тлейлаксу проговорила:
   – Солнце – не бог.
   Рассветный и закатный плач Махай!
   Скитейл почувствовал сомнения в вере. Следуя за ней в проход под аркой между двух приземистых зданий. Ее слова были правильными, но лишь Махай и Абдл могли произнести их. В темном проходе, где гулко отдавались шаги сопровождавшего их эскорта, Одрейд смутила его, спросив:
   – Почему же ты не говоришь правильных слов? Разве ты – не последний Мастер? Или это не дает тебе прав Махай и Абдла?
   – Я не был избран братьями Малик, – даже в его устах это звучало жалко.
   Одрейд вызвала лифт и остановилась у дверей круглой шахты.
   В деталях Иных Воспоминаний она нашла знакомый кехл и право гуфрана – слова, нашептываемые в ночи любовниками давно умерших женщин. «А потом мы… „Итак, если мы произнесем эти священные слова…“ Гуфран! Принятие и готовность решившейся повинды, возвращенной просить прощения за контакт с невообразимыми грехами чужих. Машейх встретилась и почувствовала в кехле присутствие бога!
   Двери лифта открылись. Одрейд жестом пропустила Скитейла и двоих охранников вперед. Когда он проходил мимо, ей подумалось: «Что-то скоро произойдет. Мы не можем играть в эти игры, пока у него не пропадет желание».
   Тамейлан стояла у полукруглого окна спиной к двери, когда в кабинет вошли Одрейд со Скитейлом. Слепящие лучи заката косо падали на крыши зданий. Потом свет исчез, оставив ощущение контраста и полной темноты из-за последнего пропавшего за горизонтом лучика.
   В вязкой тьме Одрейд взмахом руки отпустила охрану, заметив их недовольство. Беллонда, естественно, приказывала им остаться, но не подчиниться Великой Матери они не могли. Напротив себя она увидела собаку-кресло и подождала, пока он сядет. Он подозрительно взглянул на Тамейлан, перед тем как усесться в собаку, но поборол себя, сказав:
   – А почему нет света?
   – Интерлюдия, позволяющая расслабиться, – ответила Одрейд. А еще я знаю, что темнота тебя беспокоит.
   Она постояла минутку за столом, отмечая в темноте яркие заплаты – блестящие архетипы, расположенные по всей комнате, придавая ей своеобразный вкус: бюст давно умершего геноэха в нише у окна, на стене справа пасторальный пейзаж из первых проникновении человека в космос, набор ридулиановских кристаллов на столе и серебряное отражение светописца, концентрирующего слабый свет, проникающий в окна.
   Он уже хорошо поджарился.
   Она надавила на консоли пластинку. Включились стратегически расположенные на стенах и потолке глоуглобы. Тамейлан развернулась на пятках, умышленно шурша мантией. Она встала в двух шагах позади Скитейла. Само олицетворение зловещей мистичности Бене Джессерит.
   Скитейла слегка передернуло от передвижения Тамейлан, но теперь он сидел спокойно. Кресло-собака была для него несколько великовата, и он выглядел в нем почти ребенком.
   – Сестры, спасшие тебя, – начала Одрейд, сказали, что ты правил не-корабль в Унию, готовясь к первому прыжку в фальцпространство, когда атаковали Чтимые Матре. Они сказали, что до нашего корабля ты добрался в одноместном скиттере, ускользнув буквально за минуту до взрывов. Ты разобрал нападавших?
   Да. – Интонация недовольства.
   – И знал, что по твоей траектории они определят месторасположение корабля. Но ты бежал, бросив своих братьев на погибель.
   Голос его был переполнен горечью трагических испытаний:
   – Раньше, когда мы уходили с Тлейлакса, мы видели начало атаки. Наши взрывы уничтожили все что либо ценное для нападавших, и огонь из космоса устроил всесожжение. Тогда мы тоже бежали.
   – Но не прямо в Унию.
   – Куда бы мы не являлись, они нас опережали. У них есть пепел, у меня
   – секреты. – Напоминание, что есть еще у меня чем торговаться! – Он постучал пальцем по голове.
   – В Унии вы искали убежище Гильдии или КХОАМа, – сказала она. – Какое счастье, что наш разведывательный корабль сумел выцепить тебя и врагам не удалось сделать ход первыми.
   – Сестра… – Какое трудное слово! – …если ты действительно моя сестра по кехлю, почему ты не можешь дать мне в слуги Лицевых Танцоров?
   – Нас пока разделяет слишком много секретов, Скитейл. Почему, кстати, ты покинул Бандалонг, когда началось нападение?
   Бандалонг!
   Напоминание имени великого тлейлаксианского города сдавило обручем его череп, и ему показалось, что он чувствует пульсацию нульэнтропийной капсулы, словно ее содержимое искало выход. Потерянный Бандалонг. Никогда больше не увидеть города под карнелианскими небесами, никогда больше не ощутить рядом братьев, терпеливого Домеля и…
   – Тебе нездоровится? – спросила Одрейд.
   – Я болен своими потерями, – он услышал за спиной шелест материи и почувствовал приближение Тамейлан. Как тут гнетуще!
   – Зачем она стоит у меня за спиной?
   – Я – слуга моих Сестер, и она – здесь, чтобы следить за нами.
   – Вы взяли мои клетки, верно? И в своих автоклавах сможете вырастить нового Скитейла!
   – Конечно. Ты же не думаешь, что Сестры дадут скончаться последнему Мастеру, правда?
   – Любой мой гхола сможет делать то же, что и я! – Но нульэнтропийной капсулой обладать не будет!
   – Мы знаем. – Но вот чего же мы не знаем?
   – Это не торговля, – пожаловался он.
   – Ты нас не так понял, Скитейл. Мы знаем, когда ты лжешь, и когда скрываешь. Мы обладаем неведомыми для других чувствами.
   И это правда! Они распознают запахи тела, незаметные движения мускулов, выражения лица, которые он не мог подавить.
   Сестры! Эти существа – повинны! Все до одной!
   – Ты был на лашкаре, – подтолкнула его Одрейд.
   Лашкар! Как бы ему хотелось, чтобы здесь он был на лашкаре. Воины Лицевых Танцоров. Помощники Домелей – уничтожающих это отвратительное зло! Но врать он не осмеливался. Позади, возможно, стояла Ясновидящая. Опыт многих жизней подсказывал, что лучших Ясновидящих, чем у Бене Джессерит, просто не было.
   – Я командовал силами кхазадаров. Мы искали стадо Футаров, чтобы защитить их.
   Стадо? Знал ли Тлейлаксу о Футарах что-либо, неизвестное Сестринству?
   – Ты был готов к насилию. Чтимые Матре узнали о твоей миссии и пресекли ее? Мне не кажется это невозможным.
   – Почему ты называешь их Чтимыми Матре?
   – Потому что они сами себя так называют. – А теперь очень спокойно. Пусть сам запутается в своих ошибках.
   Она права! Нас предали. Горькая мысль. Он не упускал ее, думая, как ответить. Небольшое откровение? Но с этими женщинами никаких небольших откровений не Получается.
   Его грудь поднялась от вздоха. Нульэнтропийная капсула и ее содержимое. Самая большая его забота. Все что угодно, лишь бы добраться до собственных акслотловых автоклавов.
   – Потомки людей, отправленных нами в Рассеяние, вернулись с пленными Футарами. Помесь человека и кошки, как вы, конечно, знаете. Но в наших автоклавах они не воспроизвелись. А пока мы разбирались в причинах, умерли и те, что были доставлены нам.
   Предатели привели нам лишь двоих! Нам следовало бы догадаться.
   – Они привели не много Футаров, верно? Вам следовало бы догадаться, что это – наживка.
   Видишь? Вот что они делают с небольшими откровениями!
   – Почему Футары не охотятся и не убивают на Гамму Чтимых Матре? – Это был вопрос Дункана, и он заслуживал ответа.
   – Говорят, им не было дано приказа. А без приказа они не убивают. – Она знает об этом. Они проверяют меня.
   – Лицевые Танцоры тоже убивают по приказу, – сказала она. – Они даже убьют тебя, если им будет дан такой приказ. Разве не так?
   – Этот приказ резервируется на случай охраны наших тайн от врагов.
   – Поэтому ты и стремишься найти себе Лицевых Танцоров? Считаешь нас врагами?
   Пока он старался подобрать ответ, над столом появилась проекция Беллонды в полный рост, местами просвечивающаяся; позади нее плясали кристаллы Архива:
   – Срочное сообщение от Шианы, – произнесла Беллонда, – Обнаружена спайсовая жила. Песчаные черви! – Фигура повернулась и взглянула на Скитейла – комкамеры четко воспроизводили ее движения:
   – Ты потерял предмет торговли. Мастер Скитейл! Наконец-то и у нас появился спайс! – Проекция с заметным щелчком исчезла, оставив после себя явственный запах озона.
   – Вы меня дурачите, – выпалил он.
   Но тут открылась дверь слева от Одрейд. Вошла Шиана, везя за собой тележку с небольшим подвешенным ящиком, в длину не превышающим двух метров. На его прозрачных стенках отражались глоуглобы кабинета в крошечных язычках желтого света. В ящике что-то извивалось!
   Шиана молча стояла в стороне, давая возможность поподробнее рассмотреть содержимое. Такой маленький! Растянувшийся на поверхности золотого песка Червь не составлял в длину даже половины террариума, но был совершенно настоящим.
   Скитейл не смог сдержать благоговейного страха. Пророк!
   Реакция Одрейд была прагматичной. Она склонилась над ящиком, вглядываясь в крошечный рот. Огненное фуканье внутреннего огня огромного Червя, низведенное до такой степени? Какая миниатюрная иммитация?
   Поднялись передние сегменты, сверкнули кристальные зубы. Рот Червя повернулся влево, затем вправо. Все увидели за зубами маленькие язычки пламени чужеродного метаболизма.
   – Их тысячи, – произнесла Одрейд. – Они собрались у спайсовой жилы, как это всегда и случается.
   Одрейд замолчала. Мы это сделали. Но эти мгновения были триумфом Шианы. Пусть она насладится ими Скитейл никогда еще не выглядел столь жалко.
   Шиана открыла ящик и вытащила оттуда Червя, обняв его, словно младенца. Он тихонько замер у нее на руках.
   Одрейд глубоко, удовлетворенно вздохнула. Она все еще контролирует их.
   – Скитейл, – обратилась Одрейд.
   Он все никак не мог оторвать взор от червя.
   – Ты еще верен Пророку? – спросила Одрейд, – Так вот же он!
   Он не знал, что и ответить. Ему хотелось отказаться от вырвавшегося сначала вздоха, но его глаза не позволят этого сделать.
   – Пока вы отсутствовали на своей дурацкой миссии.
   – мягко проговорила Одрейд, – на своей эгоистичной миссии, мы служили Пророку! Мы спасли последнего потомка Лито II и привезли его сюда. Дом Ордена станет новой Дюной!
   Она села, положив руки на стол. Белл, конечно, наблюдала через комкамеры. Наблюдения ментата незаменимы. Одрейд пожалела, что Айдахо не видит этого. Но он сможет просмотреть голозапись. Ей было ясно, что Скитейл видит Бене Джессерит лишь средством восстановления своей драгоценной цивилизации Тлейлаксу. Не поможет ли это открытие разоблачить внутренние секреты его автоклавов?
   – Мне нужно время, чтобы подумать. – В голосе дрожь.
   – О чем тут думать?
   Он не ответил, сосредоточив внимание на Шиане, водворяющей Червя на место. Она пристукнула его перед тем, как запечатать крышку.
   – Скажи мне, Скитейл, – настаивала Одрейд. – О чем ты еще можешь размышлять? Это наш Пророк! Ты говоришь, что служишь Великой Вере. Так служи же ей!
   Она видела, как растворяются его мечты. Собственные Лицевые Танцоры, воспроизводящие память убитых ими, копирующие облик и манеры жертвы. Он и не надеялся одурачить Преподобную Мать… но помощницы и простые рабочие Дома Ордена… все тайны, что он надеялся собрать, все… пропало! Пропало настолько же наверняка, насколько и обугленная шелуха планет Тлейлаксу.
   Наш Пророк, сказала она. Он бросил потерянный взгляд на Одрейд, но не остановил его. Что мне делать? Я этим женщинам больше не нужен. Но они-то мне нужны!
   – Скитейл, – Какой мягкий говор, – Великая Конвенция завершилась. Перед нами новая Вселенная. Он попытался сглотнуть пересохшим горлом. Вся концепция насилия приобретала новую окраску. В Старой Империи Конвенция гарантировала отмщение любому, осмелившемуся сжечь из космоса планету.
   – Эскалация насилия, Скитейл. – Голос Одрейд перешел почти в шепот. – Мы исторгаем зачатки гнева.
   Его взгляд остановился на ней. О чем она?
   – Накопленная к Чтимым Матре ненависть, – сказала она. – Ты не один теряешь, Скитейл. Когда у нашей цивилизации возникают трудности, раздается крик: «Привести Преподобную Мать! „. Чтимые Матре избавили от этого. И мифы составляются по новой. Золотой свет заливает наше прошлое. «В старину было лучше, Бене Джессерит могли помочь нам. Куда вы отправитесь за Ясновидящими? В суд? Чтимые Матре не знают таких слов. Они всегда учтивы. Преподобные Матери. Ты должен сказать это за них.“
   Скитейл не ответил, и она продолжала:
   – Подумай, что случится, если этот гнев перерастет в Джихад!
   Он по-прежнему молчал и она опять заговорила:
   – Ты видел. Тлейлаксу, Бене Джессерит, служители Разделенного бога и, кто знает, кто еще, – все это дичь, на которую охотятся.
   – Они не смогут всех нас перебить. – Агонизирующий вопль.
   – Ой ли? Ваши Рассеянные – обычное для Чтимых Матре дело. Найдете ли вы спасение в Рассеянии?
   И наплыв очередного сна: группы Тлейлаксу, живущие как гноящиеся раны, дожидающиеся дня Великого Возрождения Скитейла.
   – Люди мужают под гнетом, – сказал он, но силы в его словах не было.
   – Даже Священники Ракиса находят щели, в которых можно укрыться! – Слова отчаяния.
   – Кто это говорит? Твои вернувшиеся друзья?
   Его молчание было именно ответом, которого она ждала.
   – Бене Тлейлакс убивал Чтимых Матре, и они знают об этом, – сказала она, окончательно подавляя его. – Удовлетворит их лишь ваша смерть.
   – И ваша!
   – Мы – партнеры по необходимости, если не по совместным верованиям, – она говорила на чистейшем исламийском и заметила, что в его глазах появилась надежда. Кехль и Шариат могут вновь обрести свой старинный смысл среди людей, выражающих мысли на языке бога.
   – Партнеры? – слабо и очень чувствительно.
   Она позволила себе очередную откровенность:
   – До некоторой степени, это более прочная основа для совместной деятельности, нежели остальные. Каждый из нас знает, чего хочет другой. Внутренняя схема: просмотри все это, может, чего существенное и произойдет.
   – И чего же вы хотите от меня?
   – Ты уже знаешь.
   – Да, как построить более совершенные автоклавы, – он покачал головой с очевидным сомнением. Перемены происходят по ее велению!
   Одрейд подумала, осмелится ли он цапнуть ее в гневе. Как он был глуп! Но близок к панике. Прежние ценности сменились. Чтимые Матре были не единственным источником хаоса. Скитейл даже и не знал о степени изменений, которым были подвержены его собственные Рассеянные.
   – Времена меняются, – сказала Одрейд.
   Перемена. Какое это тревожное слово, подумал он.
   – Мне необходимы помощники из Лицевых Танцоров. И собственные автоклавы, – почти просяще.
   – Совет и я подумаем над этим.
   – Чего тут думать, – бросил он ей ее же слова.
   – От тебя требуется лишь твое одобрение. От меня – одобрение других,
   – она мрачно ему улыбнулась. – Так что у тебя есть время подумать. – Одрейд кивнула Там, и она вызвала охрану.
   – Обратно в не-корабль? – Он заговорил в дверях, маленькая фигурка между двумя здоровыми охранниками.
   – Но этим вечером всю дорогу придется проехать.
   Он задержал напоследок взгляд на Черве и ушел.
   Когда охранники со Скитейлом удалились, Шиана сказала:
   – Вы правильно делали, что не давили на него: он мог бы запаниковать.
   Вошла Беллонда:
   – А может лучшим решением было бы просто убить его?
   – Белл! Сходи за голозаписью и еще раз просмотри встречу. На сей раз в режиме ментата!
   Беллонда опешила.
   Тамейлан усмехнулась.
   – Ты слишком радуешься смущению своей Сестры, Там, – заметила Шиана.
   Тамейлан пожала плечами, но Одрейд уже успокоилась. Не будем больше третировать Белл?
   – Когда вы сказали, что Дом Ордена превращается в новую Дюну, им овладела паника, – в голосе Беллонды слышалась отрешенность ментата.
   Одрейд видела реакцию, но ни с чем ее не связала. В этом заключалась ценность ментата: шаблоны и системы, строительные блоки. Белл подобрала шаблон к поведению Шианы.
   – Я задаюсь вопросом: станет ли это реальностью?
   Одрейд уже поняла, о чем она. Загадочность ушедшего. Пока Дюна была известной и колонизированной планетой, существовала историческая четкость ее присутствия в Галактическом Реестре. Можно было ткнуть пальцем в проекцию и сказать: «Это – Дюна. Раньше называлась Арракисом, а затем – Ракисом. Дюна – из-за полностью пустынного климата во времена Муаддиба.»
   Но уничтожьте это место и мифологическая патина покроет проекцию реальности. Со временем такие места становятся совершенно мифическими: Артур и его Круглый Стол. Кеймлот, где лишь по ночам идет дождь. Очень неплохое Управление погодой для тех времен!
   Но ныне появилась новая Дюна.
   – Сила мифов, – сказала Тамейлан.
   О, да. Там, находящаяся в непосредственной близости от расставания с плотью, была так проникнута разработкой мифов. Мистика и таинственность, оружие Миссионарии, на Дюне были использованы Муаддибом и Тираном. Зерна были брошены в почву. Даже служители Разделенного бога рыли себя могилу, распространяя легенды о Дюне.
   – Меланж, – бросила Тамейлан.
   Остальные Сестры сразу же поняли значение ее слов. Новая надежда среди Рассеянных Бене Джессерит.
   – Почему они хотят убить нас, а не захватить в плен? – спросила Беллонда, – Вот что всегда удивляло меня.
   Чтимые Матре не могут не жаждать смерти всех Бене Джессерит… может, они сохранят только знания о спайсе. Но они уничтожили Дюну. Они уничтожили Тлейлаксу. Опасной была сама мысль о противостоянии Королеве Пауков.
   – Не бывает полезных заложников? – спросила Беллонда.
   Одрейд увидела взгляды Сестер. Мысли следовали единым ходом, будто все составляли единый разум. Практические уроки Чтимых Матре: оставить нескольких в живых, значит сделать потенциальную оппозицию опасней. Отсюда следует молчаливое правило, в соответствии с которым воспоминания становятся горьким мифом. Чтимые Матре напоминали варваров любого века: кровь, а не заложники. Удар с произвольной злобностью.
   – Дар права, – сказала Тамейлан. – Мы искали союзников слишком рядом с домом.
   – Футары не создались сами собой, – сказала Шиана.
   – Создавшие их надеялись контролировать нас, – заметила Беллонда. В ее интонациях ясно проступали звуки Первичной Проекции, – Об этих колебаниях Дортуйла услышала от Управляющих.
   Это было так, и они столкнулись с опасностью во всем ее масштабе. Она пришла к людям (как всегда). Люди – современники. Ты получаешь ценные сведения от людей, живущих сейчас, и знаний, вынесенных ими из прошлого. Иные Воспоминания – не единственная дорожка в историю.
   Одрейд чувствовала себя так, словно после долгого отсутствия вернулась домой. Было что-то родное в их совместных раздумьях вчетвером. Было что-то родное в этом превосходном месте. Само Сестринство было Домом Не временными жилищами, где они расквартировывались, а союзом.
   Беллонда выразила эти чувства за всех:
   – Боюсь, мы работаем с перекрестными целями.
   – Это все боязнь, – сказала Шиана.
   Одрейд не осмелилась улыбнуться. Это может быть неверно воспринято, а объясняться не хотелось. Дайте нам в Сестры Мурбеллу и восстановленного Башара! Вот тогда и у нас в схватке появится шанс!
   И прямо в этот момент, когда ее переполняла радость, зазвучал сигнал пришедшего сообщения. Она взглянула на поверхность проектора, чисто рефлекторно, и поняла, что наступает перелом. Такое крохотное событие (относительно), ускоряющее перелом. Клерби смертельно ранена в столкновении топтеров. Это – смерть, если не… «Если не» было произнесено за нее и означало нового киборга. Ее подруги увидели перевернутое сообщение, но кто не умеет читать зеркальный текст? Они были в курсе.
   Где мы проводим черту?
   Беллонда, которая носила допотопные очки, несмотря на то, что могла вставить искусственные глаза или сделать любые другие бесчисленные протезы, была за тело. Вот что значит быть человеком. Пытаться сохранить юность, что смеется над тобой, уносясь прочь. Меланжа достаточно… и, наверно, даже слишком.
   Одрейд понимала, что подсказывают ей ее собственные чувства. А нужды Бене Джессерит? Белл могла следовать своему мнению, и все принимали это, даже с уважением. Но за голосом Великой Матери стояло Сестринство.
   Сначала акслотловые автоклавы, а теперь это.
   Необходимость говорила, что они не могут позволить себе терять ценных специалистов калибра Клерби. Их и так не хватало. «Сплошная нехватка», – это слабо сказано, Появлялись бреши. Пусть Клерби и киборг, но это зияющий клин.
   Саки были наготове. «Предохранительные мероприятия» требовались на чрезвычайный случай с кем-то. Например, с Великой Матерью? Одрейд знала, что одобрило и это с ее обычными оговорками из осторожности. Куда теперь подевались эти отговорки?
   Киборг был одним из составных слов. На каком этапе механические добавки к человеку начинают превалировать? Когда киборг перестает быть человеком? Соблазны усиливались: «Просто одна небольшая поправочка.» И так легко поправлять, пока составной человек не становился безусловно послушным.
   Но… Клерби?
   Чрезвычайные обстоятельства велели: «Кибернетизируйте организм!» Неужели Сестринство в настолько отчаянном положении? И она была вынуждена отвечать утвердительно.
   Что ж делать – решение это было не совсем по душе, но в душе уже созрело оправдание. Диктат необходимости.
   Бутлерианский Джихад оставил на людях несмываемые отпечатки. Борьба и победа… на время. И вот очередная битва в этом вечном конфликте.
   Но теперь на весах лежала жизнь Сестринства. Сколько технических специалистов осталось на Дюне? Она знала ответ без подсказки. Мало.
   Одрейд наклонилась и нажала кнопку передачи:
   – Кибернетизируйте организм, – произнесла она.
   Беллонда хмыкнула. Одобрение или неодобрение? Она никогда не скажет. Это арена Великой Матери, так что добро пожаловать!
   Кто победил в этом сражении? Одрейд не знала.

x x x

   Мы шагаем по хрупкой черте, увековечивая гены Атридесов (Сионы) в нашем народе, поскольку это скрывает нас от предвидения. Мы несем в этой сумке Квизац Хадераха! Воля сотворила Муаддиба. Предсказания Пророков становятся явью! Осмелимся и мы вновь игнорировать наше чувство Тао и угождать культуре, ненавидящей риск и молящей о пророчествах?

Архивный Обзор (адиксто)

   Одрейд прибыла на не-корабль как только рассвело, но Мурбелла уже встала и занималась с тренировочным механо, когда на этаж тренировок вошла Великая Мать.
   Последний клик Одрейд шла через кольцевые сады вокруг космополя. Ограниченные ночным временем облака поредели при приближении рассвета, а потом рассеялись, обнажив усеянное звездами небо.
   Она чувствовала перемену погоды, позволяющую собрать в этом районе лишний урожай, но уменьшающую количество осадков, что навряд ли сохранит в живых сады и пастбища.
   По ходу движения Одрейд овладевала тоска. Только что прошедшая зима явилась с трудом отвоеванным перед бурей затишьем. Жизнь была всесожжением. Опыление трудолюбивыми насекомыми, плодоношение и сев, а затем цветение. Эти сады были скрытой бурей, чья мощь заключалась в обильном токе жизни. Но – оххх! – смерть. Новая жизнь несла перемены. Надвигался Реформатор, всегда разный. Песчаные Черви принесут пустынную девственность древней Дюны.
   Опустошительность той изменяющей силы захватывала воображение. Она могла нарисовать себе этот пейзаж, превращенный в гонимые ветром дюны, обиталище потомков Лито II.
   И искусство Дома Ордена претерпит трансформацию – мифы одной цивилизации будут сменены другими.