Херберт Фрэнк. Улей Хелльстрома

   - Два реактивных самолета прошли на большой высоте больше часа назад.
   - Были замечены какие-либо признаки зондирования?
   - Никаких. Обычные коммерческие. Вне всякого сомнения.
   - Похоже, Чужак намерен расположиться там надолго?
   - У него в рюкзаке завтрак. Мы полагаем, он решил уйти, когда настанет ночь. Мы регулярно облучаем его на низкой частоте, чтобы заставлять нервничать.
   - Превосходно. - Хелльстром кивнул самому себе. - Продолжайте воздействовать на него этими частотами. Когда люди раздражены, они совершают ошибки. Но не переусердствуйте - вы можете заставить его сняться с места до наступления темноты.
   - Понимаю, - ответил старый Харви.
   - А теперь, что касается той женщины, которая дожидается возле фургона на внешнем периметре: как с ней?
   - Мы с нее глаз не спускаем. Чужак пришел оттуда. Мы полагаем, они связаны. - Старый Харви прокашлялся с громким хриплым звуком, выдававшим его возраст. Хелльстром тут же осознал, что Старому Харви должно быть более двухсот лет и это очень солидный возраст для одного из первых колонистов, который так и не воспользовался преимуществами той жизни, какую предоставляет Улей.
   - Несомненно, они связаны, - подтвердил Хелльстром.
   - А может, они просто случайно забрели сюда? - спросил Старый Харви.
   - Ты что, в самом деле допускаешь такое? - спросил в свою очередь Хелльстром.
   Старый колонист ответил после долгой паузы:
   - Вряд ли, но возможно.
   - Я думаю, они оттуда же, откуда и Портер, - заметил Хелльстром.
   - Следует ли нашим людям на Востоке прощупать, что представляет собой корпорация "Все для Фейерверков? - спросил Старый Харви.
   - Нет. Это может выдать сферу нашего влияния. Я думаю, нужно проявлять предельную осторожность - особенно, если эти двое появились здесь, чтобы узнать, что же случилось с Портером.
   - Наверное, мы с ним поторопились.
   - У меня тоже возникли дурные предчувствия на этот счет, - признался Хелльстром.
   - Что же это за Агентство, которое представлял Портер?
   Хелльстром задумался над этим вопросом. Старик выразил в нем его собственное беспокойство. Портер разговорился под конец. Это было так омерзительно, что Хелльстром поспешил избавиться от него и отправил Портера в чан. Да, за необходимостью совершения подобного действия можно было проглядеть суть. Ни один член Улья никогда бы не стал вести себя таким образом, даже обыкновенный рабочий, хотя они умеют говорить на языке, понятном Чужакам Внешнего мира. Портер сказал, что Агентство доберется до них, что Агентство - всесильно: "Мы теперь знаем все о вас! Мы доберемся до вас!" - Портер стал первым взрослым Чужаком, который увидел работающий Улей изнутри, и его истерическое отвращение при виде вещей, обычных и необходимых для поддержания жизни в Улье, шокировало Хелльстрома.
   "Я ответил на его истерику своей, - подумал Хелльстром. - Никогда не должен допускать этого снова!"
   - Мы допросим этих двоих более тщательно, - сказал Хелльстром. Возможно, они расскажут нам об этом Агентстве.
   - Вы полагаете, есть смысл схватить их? - спросил Старый Харви.
   - Думаю, что это необходимо.
   - Возможно, сначала следует рассмотреть и другие варианты.
   - Что ты предлагаешь? - спросил Хелльстром.
   - Осторожное наведение справок нашими людьми на Востоке, пока мы будем водить за нос этих Чужаков. Почему бы нам не пригласить их сюда и не позволить понаблюдать за внешней стороной нашей деятельности. Они, конечно, не смогут доказать, что мы виновны в исчезновении их людей.
   - Мы не можем знать этого наверняка, - возразил Хелльстром.
   - Но ведь тогда их реакция была бы иной - если бы они знали об этом.
   - Они знают, - заметил Хелльстром. - И не знают лишь как и почему. И теперь, сколько бы мы ни хватали и ни прятали людей, это их не удержит. Они будут наседать на нас, тревожить, как муравьи, копошащиеся в трупе. Да, мы должны водить их за нос, но в то же самое время нам нужно и вывести их из равновесия. Я проинформирую наших людей во Внешнем мире, но по-прежнему буду настаивать, чтобы действия все осуществлялись с крайней сдержанностью и осторожностью. Лучше пожертвовать Ульем, чем потерять все.
   - При принятии решений, пожалуйста, помни о моих возражениях, - сказал Старый Харви.
   - Я запомнил их и буду их учитывать.
   - Они, конечно, пришлют других, - заметил Старый Харви.
   - Не спорю.
   - И каждая новая группа, вероятно, будет более опытная, Нильс.
   - В этом нет никаких сомнений. Но больший профессионализм, как мы знаем на примере наших специалистов, сужает обзор. Сомневаюсь, что в этих первых попытках участвовали представители ядра этого Агентства, желающие знать о нас. Однако скоро они пошлют кого-то, кому будет известно все о тех, кто рыщет в окрестностях и сует нос в наши дела.
   Неуверенность Харви свидетельствовала о том, что он еще не рассматривал этой возможности. Он произнес:
   - Ты попытаешься захватить одного из них и заставить его работать на нас?
   - Мы должны попытаться.
   - Это опасная игра, Нильс.
   - Обстоятельства диктуют правила игры.
   - Не согласен еще в большей степени, - заметил Старый Харви. - Я жил во Внешнем мире, Нильс, и я знаю их. Твой путь чрезвычайно опасен.
   - А ты можешь предложить альтернативу с меньшим потенциальным риском? поинтересовался Хелльстром. - Прежде чем ответить, хорошенько обдумай все. Ты должен продумать все возможные последствия из той цепочки событий, которые будут вызваны нашими сегодняшними действиями. Мы ошиблись с Портером. Мы полагали, что он один из Чужаков, которых мы захватывали раньше и отправляли в чаны. Но мудрость главы службы прочесывания заставила меня обратить на этого пленника более пристальное внимание. Это была лишь моя ошибка, но последствия касаются всех нас. И мои собственные сожаления не на йоту не изменят ситуацию. Весь вопрос усложняется еще и тем, что мы не можем стереть все следы, оставленные Портером по пути к нам. Мы могли раньше делать это без всяких исключений. Наши предыдущие успехи притупили мою бдительность. Долгая череда успехов не служит гарантией принятия правильных решений. Я знал об этом, но все равно ошибся. Я не буду возражать против моего смещения, но не изменю прежнего решения о нынешних действиях, действиях, которые основываются и на признании прошлой ошибки.
   - Нильс, я не говорил о смещении...
   - Тогда подчиняйтесь моим приказаниям, - произнес Хелльстром. - Хотя я мужского пола, но я руковожу Ульем по желанию праматери. Она признала важность своего выбора, и, более того, до сих пор реальные события почти не расходятся с ее предсказаниями. При радарном обследовании этой женщины и машины проверьте, не беременна ли она.
   Старый Харви понимающе кивнул.
   - Я помню о необходимости притока новой крови. Твое замечание будет учтено.
   Хелльстром отключил связь, и лицо Старого Харви исчезло с экрана. Он мог быть очень старым, с несколько притупленным жизнью во Внешнем мире сознанием Улья, но он умел справляться со своими внутренними страхами. В этом отношении он заслуживал полного доверия, большего, чем большинство людей Внешнего мира, воспитанных в условиях сильных ограничений, свойственных "диким обществам", как их называли в Улье. Старый Харви был хорошим работником.
   Хелльстром вздохнул от осознания ноши, взваленной ему на плечи: он руководил почти пятьюдесятью тысячами работниками Улья. Некоторое время он вслушивался в себя, проверяя ощущение, что в Улье все в порядке. Он ощущал его, как ровное гудение пчел, собирающих нектар в жаркий полдень, и этот успокоительный покой иногда был необходим ему для восстановления сил. Но на этот раз подобное успокоение не ощущалось. Хелльстром ощутил, как тревога передавалась по Улью вместе с его командами и, как бумеранг, возвращалась назад к нему. Не все было в порядке.
   Улей нес в себе печать осторожности, как и каждый его обитатель. Он имел свою долю врожденной осторожности, заботливо отрегулированной праматерью и теми, кого она выбрала ему в воспитатели. Сперва Хелльстром возражал против производства документальных фильмов. Слишком близко к дому. Но ульевый афоризм: "Кто может знать о насекомых больше, чем рожденные в Улье?" - оказался сильнее его возражений, и в конце концов он даже сам проникся духом кинобизнеса. Улью всегда требовался этот символ силы - деньги. Фильмы изрядно пополняли их счета в швейцарских банках, а эти деньги уже тратились на ресурсы Внешнего мира, в которых нуждался Улей - алмазы для буров, например. Непохожий на дикие общества, Улей тем не менее искал гармонию с окружающей средой, сотрудничая таким образом, чтобы покупать для себя услуги. Конечно, та глубокая внутренняя связь, которая всегда поддерживала Улей в прошлом, поможет им и сейчас. "Фильмы - не ошибка!" - говорил он себе. В этом было даже что-то поэтически забавное: испугать Чужаков, показывать им реальность через фильмы о различных популяциях насекомых, в то время как иная, более глубокая реальность взойдет на дрожжах страха, который она же и взрастила.
   Хелльстром напомнил себе строки, на внесении которых в сценарий их последнего фильма он настоял: "В совершенном обществе нет места ни эмоциям, ни жалости - жизненное пространство не может быть истрачено на потерявших свою полезность".
   Однако теперь, после нового вторжения Чужаков, Хелльстром подумал о пчелином волке, чьи хищнические набеги в Улей должны отражаться всеми имеющимися в распоряжении силами. В кооперативном обществе судьба каждого может оказаться судьбой всех.
   "Я должен немедленно подняться наверх, - сказал он самому себе. - Я должен быть в центре всех событий и лично принимать решения по защите Улья".
   Быстрым шагом Хелльстром прошел к ближайшей общей ванной комнате, принял душ вместе с несколькими химически нейтральными женщинами-работницами, убрал щетину изготовленным в Улье средством для удаления волос и вернулся в свою ячейку. Там он переоделся в тяжелую одежду Чужаков: коричневые брюки, белая хлопковая рубашка, темно-серый свитер и поверх светло-коричневый пиджак. Носки и пара кожаных ботинок ульевого производства дополнили его костюм. После некоторого колебания он вытащил из ящика стола маленький пистолет и засунул его в карман. Оружие Чужаков имело больший радиус поражения, чем парализаторы, и оно будет более знакомо незваным гостям, если возникнет необходимость использовать его в качестве угрозы.
   Затем Хелльстром вышел, прошел знакомыми галереями и коридорами, наполненными гулом привычной активности. На его пути располагались комнаты с гидропоникой, но двери их были открыты для свободного доступа собирателей урожая. Проходя мимо, он бросил короткий взгляд внутрь, отметив, как быстро выполнялись все операции. Корзины наполнялись соевыми бобами, по два работника на корзину. Чужаку могло бы показаться, что здесь царит полная анархия, но не было ни пустячных перебранок, ни разговоров, не видно было ни столкновений, ни опрокинутых корзин. Наполненные корзины подавались в лифтовые проемы для подачи наверх. Все необходимые сигналы подавались молча, при помощи жестов. Эти огромные комнаты являлись неоспоримым свидетельством чрезвычайно эффективной организации Улья: химически кондиционные работники, эффективно нейтрализованные, никто из них не был голоден (пищевые конвейеры находились всего в нескольких шагах в главной галерее), и они работали с пониманием жизненной важности выполняемой ими работы для всего Улья.
   Движение Хелльстрома теперь напоминало элегантный танец, когда он огибал входящих и выходящих работников. Здесь требовалось точное выполнение графика. Одни работники уходили, проголодавшись или почувствовав усталость. Другие заступали на их место. И все знали, что от них требуется.
   У лифта одной из самых старых моделей, с кабиной, дергающейся при прохождении открытых дверей, он остановился на секунду, чтобы пропустить группу работников, направляющихся в комнаты с гидропоникой для замены старых посадок новыми. В производственном цикле не должно быть никаких задержек, в этом была основа самого их выживания.
   Хелльстром встал в открытый проем на пол идущей вверх кабины. Тяжелый животный запах Улья, который очистные системы удаляли из поступающего снаружи воздуха, еще сильнее ощущался в лифте, что свидетельствовало об утечке где-то далеко внизу в шахте, и это следовало устранить. Текущий ремонт нельзя игнорировать. Хелльстром сделал пометку в своей памяти о необходимости заняться проверкой работы шахты. Через две минуты он был в подвале сарая-студии, вновь сосредоточив все внимание на более непосредственной опасности.
   "Мы не должны слишком быстро отправлять в чаны этих новых Чужаков", напомнил себе Хелльстром.
   Из дневника Нильса Хелльстрома:
   "В устных преданиях, на сто лет более древних, чем были
   сделаны первые записи нашими предками, говорится, что
   отказ от любой потери протеина, вырабатываемого колонией,
   восходит к самому моменту ее возникновения. Но я
   сомневаюсь в этом. Реакция Чужаков показывает, что это не
   более, чем приятный миф. Праматерь сравнивала его с
   открытостью, существующей между всеми нами в Улье. Чаны
   служили для нее красивой метафорой свободного внутреннего
   единения, и как часто она повторяла: "Таким образом, когда
   кто-то умирает, его секреты не умирают вместе с ним: все
   его знания будут вложены в успех всего дела". За более чем
   двухсотлетний период ведения записей этот исходный миф ни
   разу не подвергался сомнению, и я этого не делаю на наших
   открытых совещаниях. Итак, я скрываю нечто во имя
   укрепляющего нас мифа. Может быть, так и начинаются
   религии".
   В главном подвальном помещении Улья осторожность становилась почти осязаемой. В одном углу открытой площадки под поглощающими звуки перегородками и амортизаторами опорных стоек была вмонтирована в пил стальная лестница. Она вела вверх, через перегородки в замаскированной двери в комнату общественного туалета, находившегося в подвале амбара. Спрятанный экран на верхней площадке лестницы выходил из стены, когда работник поднимался до этой ступеньки. Экран показывал занято помещение или нет. Система удаленной блокировки запирала дверь комнаты, когда появлялся работник снизу.
   У основания лестницы располагались и другие вспомогательные экраны, за которыми следил дежурный. Работник махнул Хелльстрому рукой, показывая, что в студии нет ни одного Чужака. Лестница крепилась к стене одной из гигантских вентиляционных труб, выходящих на крышу сарая. Поднимаясь, он ощущал едва уловимую вибрацию. Вскоре он через пустую комнату для умывания, прошел в настоящий подвал студии, где располагались склады с одеждой, фильмами, оборудование для редактирования фильмов, костюмерные и гримерные, различного рода реквизит. По стандартам Внешнего мира, все было как положено. Работники занимались своим делом и не обращали на него внимания. В конце длинного зала располагалась обычная лестница, по которой можно было подняться через систему поглощения звуков, через коридор с двойными дверями в главную студию, занимавшую большую часть сарая.
   С постоянного заседания Совета Улья:
   "Последние расчеты показывают, что Улей будет
   испытывать давление перенаселения тогда, когда его
   численность перейдет рубеж шестидесяти тысяч. Без защиты,
   которую даст "Проект 40", мы не можем этого допустить.
   Несмотря на все изобретения наших специалистов мы
   беспомощны перед объединенной мощью Внешнего мира, чьи
   убивающие машины уничтожат нас. Патриотизм тысяч наших
   работников приведет их к самоубийственным попыткам
   обеспечить будущее вида. Но нас мало, а Чужаков - много.
   На нынешнем этапе подготовки следует отложить реализацию
   плана, в основе которого лежит неразумная жестокость
   природы. Когда-нибудь в будущем, когда у нас появится
   мощное оружие, какое может дать "Проект 40", мы выйдем
   наружу, и если наши работники в этот день погибнут, то
   погибнут от своей самоотверженности, а не из-за алчности".
   - Они, как всегда, тверды и вежливы, но уклончивы, - сказал Джанверт, отворачиваясь от телефона.
   За окнами квартиры Кловис сейчас сияло солнце, и она одевалась, ожидая особого приглашения, которое, как они оба знали, скоро последует.
   - Они велели тебе проявлять терпение, - произнесла Кловис. Она снова приняла свою излюбленную позу на длинной кушетке, поджала поп себя ноги.
   - И еще вот что, - заметил Джанверт. - Перуджи определенно собирается лично возглавить команду. Старому Джолливейлу это не нравится.
   - Ты считаешь, что он сам этого хочет?
   - О, нет, конечно! Но он исполнительный директор. Когда Перуджи в деле, Джолливейл не может отдавать приказы. Он фактически не участвует в планировании операций. А это ему не нравится.
   - Это точно, относительно Перуджи?
   - Можешь не сомневаться.
   - Это объясняет, почему они так мало сообщают.
   - Согласен. - Джанверт подошел к кушетке и сел рядом с Кловис, взяв ее за руку и поглаживая мягкую кожу. - Мне страшно, - добавил он. - Мне впервые за все время работы в этом грязном бизнесе по-настоящему страшно. Я всегда знал, что им совершенно на нас наплевать, но Перуджи... Джанверт конвульсивно проглотил комок в горле. - Я думаю, он гордится тем, сколько людей он может пустить в расход, и его абсолютно не заботит, чьи это люди, наши или их.
   - Ради бога, не дай ему догадаться о твоих чувствах, - произнесла Кловис.
   - О, разумеется. Я буду счастливым Коротышкой, всегда готовым плюнуть на все и расплыться в улыбке.
   - Ты думаешь, мы отправимся сегодня?
   - Самое позднее - ночью.
   - Я часто думала о Перуджи, - сказала Кловис. - Спрашивала себя, кто он в действительности. Это странное его имя и все такое.
   - По крайней мере, у него есть имя, - заметил Джанверт. - Шеф...
   - Даже не думай об этом, - предупредила она.
   - А спрашивала ли ты когда-нибудь себя, в самом ли деле мы работаем на правительство? - спросил он. - Или... не являются ли наши шефы невидимым правительством?
   - Если ты уж хочешь узнать мое мнение, то я вообще не желаю ничего об этом слышать, - отрезала она.
   - Хорошо то, что безопасно, - прокомментировал Джанверт. Он отпустил ее руку, встал и вновь беспокойно зашагал по комнате. Кловис, конечно, права. Это место прослушивается. Они точно знали, куда ему звонить. Тут ничего не поделаешь: если твоя работа заключается в том, чтобы сделать из мира аквариум, то сам оказываешься в этом аквариуме. Вся хитрость в том, как стать рыбаком.
   Из "Руководства по Улью":
   Через отбор работников, производителей и других
   специалистов, через развитие общего сознания Улья с
   помощью всех имеющихся у нас химических и механических
   средств план построения нашего кооперативного общества
   вырисовывается с той степенью неуклонности, за которой
   необходимо следить с величайшей осторожностью. Ибо каждое
   новое поколение является продолжением предыдущего и каждый
   индивидуум - дополнение других. Именно учитывая это
   обстоятельство, мы должны строить наше окончательное место
   во вселенной".
   Когда Хелльстром появился в студии, занимавшей большую часть северной половины сарая, молодая женщина - ассистент продюсера, работавшая неподалеку с застекленным ульем, - махнула рукой для привлечения его внимания. Хелльстром несколько секунд стоял в нерешительности, разрываясь между желанием немедленно подняться наверх на командный пост и признанием необходимости поддерживать вид ничем не нарушаемого рабочего ритма. Он, конечно, узнал женщину - одну из немногочисленной группы, имеющей право на ограниченный контакт с Чужаками, - пришла посмотреть на работу над фильмом на законных основаниях. Девушка принадлежала генетической ветви Нильс-8, довольно неудачной и требующей доработки в бридинг-процессе. Они также проявляли вкусы Чужаков, как и ФЭНСИ-линия.
   Он заметил, что члены второй съемочной группы столпились вокруг этого улья в стеклянном ящике, сложив руки. Вся сцена говорила об остановке в работе. Это может дорого стоить. Хелльстром взвесил свои проблемы. На Старого Харви, несомненно, можно было положиться - он выполнит все его приказания. А прокат фильма принесет довольно внушительную сумму денег. Хелльстром изменил направление движения и зашагал в сторону ассистентки и ее скучающей съемочной группы. У нее было некрасивое лицо, которое явно не украшали огромные очки, а светлые волосы были стянуты на затылке в пучок. Но у нее было полное и, очевидно, плодовитое тело. Хелльстром спросил себя лениво, проверяли ли ее на способность к деторождению.
   Подойдя, он обратился к ней по ее Внешнему имени:
   - В чем дело, Стелла?
   - У нас возникли неожиданные трудности с этим ульем, и я хотела позвать Фэнси на помощь, но мне сказали, что вы дали ей другое задание, с которого ее нельзя отозвать.
   - Да, все правильно, - сказал Хелльстром, осознав, что кто-то понял буквально его инструкции насчет наблюдения за Фэнси. - Так что случилось с вашими пчелками?
   - Они набрасываются на королеву каждый раз, когда мы пытаемся вытащить ее для фотографирования. В последний раз, когда это случилось, Фэнси велела нам позвать ее, и тогда она поможет.
   - А что делать вам, если не удастся ее позвать?
   - Она предложила добавить транквилизатор в питатель и воздух.
   - Вы уже пробовали это?
   - Нам бы хотелось, чтобы они были более активными.
   - Понятно. А Фэнси не говорила о возможной причине?
   - Она считает, что все дело в воздухе - возможно, в атмосферном электричестве или химических веществах, испускаемых нашими телами.
   - А можем ли мы сейчас снять этих пчел?
   - Эд думает, что да. Он хотел еще раньше обратиться к вам, чтобы узнать, можете ли вы поучаствовать в одной из съемок в лаборатории.
   - Когда он хотел начать съемки?
   - Сегодня вечером, вероятно, часов в восемь.
   Хелльстром ничего не говорил, задумавшись обо всех этих требующих немедленного разрешения проблемах.
   - Думаю, что смогу освободиться к восьми часам. Скажи Элу быть готовым. Днем я посплю и, если что, смогу работать всю ночь. - Он повернулся и пошел прочь, успокоившись: теперь все должно пойти как по маслу. Но в этих пчелах он сразу же увидел метафору собственного Улья. Если Улей взбудоражится, то все пойдет наперекосяк. Работники станут действовать по своему усмотрению. Он просигналил оператору крана в центре студии, показал на себя и вверх, ко входу в командный пост.
   Клеть, подвешенная на длинной стреле крана, опустилась вниз на пол студии с молчаливым изяществом богомола, настигающего свою добычу. Хелльстром шагнул в нее, и она подняла его вверх, по широкой дуге, переместив на край пола верхнего этажа. Выходя из клети, Хелльстром подумал, как удачно это устройство отвечает как мерам безопасности, так и служит в качестве прикрытия. Никто не может забраться сюда, наверх, без помощи оператора крана, и в то же время казалось совершенно естественно думать о кране как о лифте и использовать его в качестве отговорки об отсутствии иного пути для доступа в секцию службы безопасности.
   Верхний этаж обходил по периметру центральный колодец в половину длины сарая. Другая половина скрывала отдушины вентиляторов с проходами для визуальных наблюдений за верхними подступами к долине. Канаты были аккуратно сложены витками и лежали на полу через равные промежутки, причем каждый канат прикреплялся к одной из перекладин перил. Канаты предназначались для аварийного спуска на нижний этаж студии, и работники Улья регулярно тренировались в этом, хотя применить на деле это умение им еще не доводилось. Ни канаты, ни внутренняя стена за проходом, ни двери, ведущие в различные помещения службы безопасности не были видны с нижнего этажа студии.
   Хелльстром пошел вдоль перил и почувствовал слабый запах пыли, что обеспокоило его - напомнить бригаде уборщиков о недопустимости пыли в студии. Идя по рабочему помосту вдоль звуконепроницаемой стены и глядя вниз на работающих организованно и несуетливо людей, он дошел до последней двери со звуко- и светонепроницаемой перегородкой.
   Через темный проем в перегородке он прошел в комнату Старого Харви. Внутри было сумрачно, ощущались запахи Внешнего мира, проникающие через открытые вентиляционные башенки в дальнем конце. Вдоль внутренней стены напротив системы теплового уничтожения, способной выжечь весь сарай до несгораемых бетонных пробок, которыми можно было быстро запечатать вход в Улей сверху, располагалась арка сияющих зеленых экранов. Теперешние угрожающие обстоятельства заставили Хелльстрома остро осознать необходимость всех этих защитных мер, которые уже столько лет являлись неотъемлемой частью общего сознания популяции Улья.
   Старый Харви оторвал взгляд от консоли, заслышав шаги Хелльстрома. У старика были седые волосы и большое выдвинутое вперед лицо, как у святого Бернарда. Выпирающий подбородок только усиливал это сходство. Карие, обманчиво приветливые глаза были широко поставлены. Как-то Хелльстром видел, как Старый Харви обезглавил впавшего в истерику работника одним ударом тесака, но это было много лет назад, когда он был совсем ребенком, а эта истерическая линия давно уже была удалена из бридинг-процесса.
   - Где наш Чужак? - спросил Хелльстром.
   - Он немного поел, затем сполз вниз с гребня, - ответил Старый Харви. Сейчас он направляется в верхнюю часть долины. Если он там остановится, то мы сможем наблюдать его через башенки с другого края и рассмотреть напрямую в бинокли. Разумеется, все освещение внутри выключено, чтобы уменьшить вероятность того, что он увидит тут какую-то деятельность.