Страница:
– Придет день, когда никто не будет задавать подобных вопросов!
– Пока этот день еще далеко впереди, – спокойно отметила Матильда, занятая своими бровями. – Так кто же такой Виллогби?
– Виллогби Ройдон. Он написал пьесу... Удивительно, как был выразителен этот трепещущий голос, эти взлетающие руки!
– Ага! Неизвестный драматург?.. – протянула Матильда.
– Пока что! Но эта его пьеса!.. Все продюсеры дураки! Нам необходима финансовая поддержка. Дядя Нат в духе? Стивен не расстроил его? Расскажи мне, Матильда, и побыстрее!
Матильда отложила карандаш для бровей.
– Паула, ты привезла своего драматурга сюда в надежде завоевать сердце Ната? Бедная девочка!
– Он должен сделать это для меня! – воскликнула Паула, нетерпеливо отбрасывая волосы со лба. – Речь идет об искусстве, Тильда! О! Когда ты ее прочитаешь!..
– Искусство плюс роль для Паулы? – пробормотала мисс Клар.
Но уязвить Паулу было не так-то просто.
– Да. Роль. И какая роль! Она просто написана для меня. Он говорит, это я вдохновила его.
– Воскресный просмотр, аудитория – сплошь яйцеголовые интеллектуалы. Как в инкубаторе! Уж я-то знаю!
– Дядя должен меня выслушать! Я должна сыграть эту роль! Должна, ты слышишь меня, Матильда?
– Да, милая, ты должна сыграть ее. Однако ужин через двадцать минут.
– Мне хватит и десяти, чтобы переодеться! – отмахнулась Паула.
«Это правда», – подумала Матильда. Паула никогда не уделяла большого внимания одежде. Она не была ни нелепой, ни очаровательной; она как бы выступала из платья, никто никогда не замечал, что на ней надето. Одежда просто не имела значения, она только прикрывала гибкое тело девушки, и над ней царила сама Паула.
– Я просто ненавижу тебя, Паула, Боже, как я ненавижу тебя! – сказала Матильда, сознавая, что ее помнили только благодаря изощренным туалетам, которые она носила. – Убирайся! Мне не так везет, как тебе.
Взгляд Паулы остановился на ее лице.
– Дорогая, твои платья – само совершенство!
– Знаю. Куда ты засунула своего драматурга?
– Не имею ни малейшего представления. К чему эта нелепая суета! Как будто в доме нет места... Старри сказал – он проследит.
– Ну, если только молодое дарование не носит свободные блузоны и волосы до плеч, то...
– Какое это имеет значение?
– Это будет иметь большое значение для дяди Ната, – иронически заметила Матильда.
Так оно и вышло. Хозяин дома, которому без предупреждения представили Виллогби Ройдона, посмотрел на него, потом на Паулу и не смог заставить себя пробормотать даже обычные слова приветствия. Залатывать брешь пришлось Джозефу. Он, чувствуя гнев Натаниеля, заполнил паузу собственной, бьющей через край доброжелательностью.
Положение спас Старри, объявивший обед. Все прошли в столовую. Виллогби Ройдон сел между Матильдой и Мод. Он посмотрел на Мод с некоторым презрением, но Матильда ему понравилась, и он принялся рассказывать ей о тенденциях развития современной драмы. Она послушно сносила его излияния, сознавая, что ее долг – вызвать огонь на себя.
Ройдон был болезненного вида молодой человек с неопределенными чертами лица и слишком напористой манерой поведения. Рассеянно слушая соседа по столу, Матильда представляла его в равнодушной среде мелких лавочников. Она была убеждена, что у него небогатые родители, которые смотрят на умного сына со страхом или с насмешкой, не понимая его таланта. Ройдон вел себя беспокойно и агрессивно просто от неуверенности в себе. Матильда сочувствовала ему и постаралась придать лицу выражение заинтересованности.
Паула, сидевшая рядом с Натаниелем, забыв об обеде и раздражая дядю взмахами тонких, нервных рук, увлеченно рассказывала о пьесе Ройдона. Она требовала внимания, а Нат не хотел слушать, ему было неинтересно.
Валерия, сидевшая справа от хозяина дома, откровенно скучала. Сначала она пыталась изобразить повышенный интерес к словам Паулы.
– Дорогая моя, как восхитительно! Расскажи мне о твоей роли! Как мне хочется увидеть тебя на сцене!
Но Паула отмахнулась от нее с безразличным высокомерием, неожиданно став похожей на Стивена. Валерия вздохнула, поправила аккуратные локоны. Она презирала Паулу за небрежно откинутые назад волосы и платье, которое совсем не шло ей.
Да, для мисс Дин вечер складывался неудачно. Она хотела приехать в Лексхэм. По существу, именно она, зная, что не нравится Натаниелю, настояла, чтобы Стивен взял ее с собой. Девушка не сомневалась в своей способности покорить сварливого старикана, но даже платье от Кардена не вызвало в глазах Натаниеля того восхищения, которое она привыкла встречать у мужчин. Джозеф, оценив ее вид, дружелюбно подмигнул ей. Приятно, но что толку, ведь у Джозефа нет денег.
Взгляд девушки рассеянно скользнул по лицу драматурга Паулы, но тот, казалось, был поглощен разговором с Матильдой. Валерия недоумевала: что мужчины находили в Матильде, и обиженно посмотрела на нее через стол. В этот момент Ройдон поднял глаза, их взгляды встретились. Казалось, он в первый раз увидел существо другого пола и был потрясен. Он остановился на половине фразы, покраснел и поспешил возобновить разговор. Валерия повеселела. Драматурги! С ними не угадаешь: в одну ночь они становятся знаменитыми, получают уйму денег, начинают появляться в компании с известными людьми.
Джозеф, которого Натаниель заподозрил в попустительстве приезду Виллогби, сказал, что он снова почувствовал запах древесных опилок. Такой оборот заставил Ройдона предположить, что Джозеф выступал в цирке, но тот решительно развеял эту иллюзию.
– Помню, однажды в Дурбане, когда я играл Гамлета... – начал он.
– Что вы, Джозеф! Вы никогда в жизни не играли Гамлета! – вмешалась Матильда. – Это не ваш типаж.
– А, во времена молодости! – неопределенно протянул старый лицедей.
Но Ройдона не интересовал Гамлет Джозефа. Он отмел Шекспира, и пьесы в которых играл Джозеф, он отверг уничтожающим: «Это старье! «, своим творчеством он обязан Стриндбергу[2] и Комедии Пинеро[3].
Джо огорчился. Он хотел рассказать прелестный небольшой анекдот того времени, когда он играл Бенедикта в Сиднее, но, кажется, Ройдон его не оценит. «Тщеславный молодой человек», – подумал Джозеф, без удовольствия поглощая острую закуску.
Когда Мод поднялась со своего места, Пауле пришлось прекратить рассказ о пьесе Ройдона. Она сверкнула глазами, но вышла из комнаты вслед за всеми женщинами.
Мод провела дам в гостиную – большую, плохо отапливаемую комнату. Ее освещали лишь два торшера у камина, и углы оставались в тени. Паула вздрогнула и включила верхний свет.
– Ненавижу этот дом, – выдохнула она. – И он нас ненавидит. Это просто витает в воздухе.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Валерия, окидывая окружающую обстановку взглядом, в котором испуг смешивался с недоверием.
– Не знаю. Может быть, когда-то здесь что-то случилось. Неужели ты не чувствуешь зловещей атмосферы? Нет, думаю, ты не способна на это.
– Ты же не хочешь сказать, что здесь есть привидения? – Валерия слегка повысила голос. – Если так, я ни за что не останусь здесь ночевать.
– Нет, ты не поняла меня, – ответила Паула. – Просто здесь что-то не так, я всегда это чувствую. Хочешь сигарету, Матильда?
– Спасибо, любовь моя. Можно расположиться у камина, птенчики, и рассказывать истории о привидениях.
– Нет! – вздрогнула Валерия.
– Не поддавайся воображению Паулы, – посоветовала Матильда. – Она напророчит! В этом доме нет ничего плохого.
– Кроме того, что здесь нет обогревателей, – добавила Мод, устраиваясь у камина.
– Не в этом дело, – резко воскликнула Паула.
– Думаю, что ревматизм у Ната именно из-за этого, – продолжала Мод. – Сквозняки...
Валерия принялась пудрить нос перед каминным зеркалом. Паула, которая, казалось, не могла успокоиться, бродила из угла в угол и курила, стряхивая пепел на ковер.
– Перестань метаться, детка. Если бы ты не приставала к Нату с пьесой своего приятеля, все могло бы пройти удачно, – сказала Матильда, усаживаясь напротив Мод.
– Меня это не волнует. Для меня вопрос жизни и смерти, чтобы пьеса Виллогби была поставлена.
– Мечта любви? – Матильда насмешливо подняла брови.
– Матильда! Как ты не можешь понять, что любовь здесь ни при чем? Речь идет об искусстве!
– Прости, пожалуйста.
Мод подняла глаза от своей книги:
– Вообразите только! Императрице было всего шестнадцать лет, когда Франц-Иосиф влюбился в нее! У них был настоящий роман.
– Какой императрице? – Паула остановилась посреди комнаты, словно споткнувшись.
– Императрице Австрии, дорогая. Не представляю себе Франца-Иосифа молодым. Но здесь говорится, что он был очень красив и она влюбилась в него с первого взгляда. Он, конечно, должен был жениться на ее старшей сестре, но Елизавету он увидел первой, у нее были длинные волосы до колен. Это-то все и решило.
– Не пойму, при чем здесь пьеса Виллогби? – озадаченно спросила Паула.
– Ни при чем, дорогая моя. Просто я читаю очень интересную книгу.
– Ну, меня это не интересует. – Паула снова принялась мерить шагами комнату.
– Не обращайте внимания, Мод, – посоветовала Матильда. – У Паулы мозг работает только в одном направлении, и правила поведения лежат вне его. Расскажите мне про вашу императрицу!
– Бедняжка! – откликнулась Мод. – И все из-за свекрови. Наверное, очень неприятная женщина. Здесь ее называют великой герцогиней, но я никак не могу понять, почему она только великая герцогиня, если ее сын – император. Она хотела, чтобы он женился на Елене.
– Еще немного, и я соглашусь прочитать эту занимательную историю, – сказала Матильда. – А кто такая Елена?
Мод все еще объясняла Матильде родственные связи императорского двора, когда в гостиной появились мужчины.
Было ясно, что хозяин дома не слишком доволен мужской компанией. Очевидно, Ройдон приставал к нему со своими откровениями, потому что Натаниель бросил несколько возмущенных взглядов на драматурга и отошел от него настолько далеко, насколько позволяла комната. Мотисфонт присел рядом с Мод, а Стивен, который явно сочувствовал дяде, удивил всех присутствующих, вступив с ним в любезный разговор.
– Оказывается, Стивен джентльмен, я просто теряю голову, – пробормотала Матильда.
Джозеф, который стоял достаточно близко, чтобы услышать ее слова, заговорщицки приложил палец к губам. Он увидел, что брат заметил его жест, и торопливо, с натянутым весельем произнес:
– Ты еще не бросил пить по ночам коньяк, Нат?
Все, и прежде всего Натаниель, посмотрели на Джозефа с возмущением. Он совсем сник и поинтересовался:
– Ну хорошо, тогда во что же мы будем играть?
– Матильда, – с нажимом произнес Натаниель, глядя на мисс Клар, – мы хотим, чтобы ты была четвертой в бридже.
– Хорошо, – покладисто согласилась Матильда. – А кто играет?
– Стивен и Мотисфонт. Я прикажу поставить стол в библиотеке. Все остальные могут играть в любые дурацкие игры, в какие только захотят.
Но оптимизм Джозефа сломить было не так просто.
– Правильно! Никто вас, серьезных людей, и не трогает, а мы, легкомысленные, будем заниматься глупостями, если хотим! Сыграем-ка в «соплю»!
– Не стоит рассчитывать на меня! – объявил Ройдон. – Я не могу отличить одну карту от другой.
– Ну, вы быстро научитесь! – успокоил его Джозеф. – Мод, дорогая, боюсь, мы не сможем убедить тебя поиграть с нами?
– Нет, Джозеф, я буду тихонько раскладывать пасьянс, если кто-нибудь подвинет ко мне этот столик, – покачала головой Мод.
Валерия, которой не слишком улыбалось, что ее нареченный собирается весь вечер играть в бридж, одарила Ройдона чарующим взглядом:
– Мне не терпится расспросить вас о вашей пьесе. Я вся дрожу от нетерпения! Расскажите же мне о ней!
Виллогби, обиженный недостатком внимания со стороны Натаниеля, охотно придвинулся к мисс Дин, так что поиграть с Джозефом в «соплю» могла только Паула. Он понял, что в такой ситуации ничего невозможно организовать, и со слабым вздохом оставил свою идею, усевшись смотреть, как его жена раскладывает пасьянс.
Походив некоторое время взад-вперед по комнате и вставив несколько слов в разговор Ройдона с Валерией, Паула бросилась на диван и принялась листать иллюстрированный журнал. Джозеф быстро пододвинулся к ней и тихо попросил:
– Расскажи своему дядюшке об этой пьесе, дорогая! Какого она рода? Комедия? Трагедия?
– Она не подходит ни под какие категории, – отвечала Паула. – Это просто скрупулезный анализ человеческих характеров. Я хочу сыграть эту роль больше всего на свете. Она просто написана для меня! В ней вся я!
– Я так тебя понимаю, – кивнул Джозеф, с сочувствием пожимая ей руку. – Как часто я сталкивался с этим! Наверное, тебе смешно, что твой старик дядя когда-то играл на сцене, но тогда я был молодым и удивил своих родственников, убежав от уважаемой всеми работы стряпчего в конторе и присоединившись к бродячей труппе! – Он раскатисто рассмеялся. – Я был таким романтиком! Наверное, многие думали, какой я нерасчетливый молодой дурак, но я никогда не жалел об этом, никогда!
– Вы не могли бы заставить дядю Ната выслушать мои доводы? – невпопад спросила Паула.
– Постараюсь, дорогая, но ты же знаешь Ната! Милый старый ворчун! Он один из лучших, но и у него есть предрассудки.
– Две тысячи фунтов для него ничего не значат. Не понимаю, почему мне нельзя получить их сейчас, не дожидаясь, пока он умрет.
– Скверная девчонка! Цыплят по осени считают.
– Вовсе нет. Он сказал, что оставит мне немного денег. И потом, ведь его единственная племянница.
Было ясно, что Джозеф не одобрял такого взгляда на вещи. Он сказал: «Тс-с» – и снова схватил Паулу за руку.
Мод, одолевшей пасьянс, вдруг пришло в голову, что Паула может что-нибудь продекламировать.
– Я очень люблю хорошую декламацию, – размечталась бывшая хористка. – Когда-то я знала очень трогательное стихотворение о человеке, который умер от жажды на Льяно-Эстакадо[4]. Я уже не помню, как это произошло, по-моему, он куда-то ехал. Я очень хорошо его читала, но прошло много лет, и я все забыла.
Все с облегчением вздохнули. Паула ответила, что не занимается декламацией, но если бы дядя Нат не занялся бриджем, то она попросила бы Виллогби почитать свою пьесу.
– Это, должно быть, очень занимательно, – предположила Мод.
У Натаниеля не было обыкновения засиживаться допоздна, и он не изменял привычкам ради удобства гостей. В одиннадцать игроки вернулись в гостиную, где их ожидал поднос с напитками, и Натаниель объявил, что лично он идет спать.
– Я надеялся поговорить с вами, Нат, – осмелился намекнуть Эдгар Мотисфонт.
Натаниель пронзил его взглядом, брошенным из-под густых бровей.
– Ночью я предпочитаю спать, – отрезал он.
– Я тоже хотела поговорить с вами, – вставила Паула.
– Ты ничего не получишь, – с коротким смешком ответил Натаниель.
Мод собрала карты.
– О боже, уже одиннадцать? Я тоже пойду.
Валерия пришла в ужас от перспективы ложиться так непривычно рано, но ее успокоили веселые слова Джозефа:
– Надеюсь, никто больше не хочет спать! Еще рано, правда, Валерия? А как насчет того, чтобы отправиться в бильярдную и послушать приемник?
– А тебе надо было храпеть еще в девять вечера, – буркнул Натаниель, на которого, казалось, пагубно действовало веселье Джозефа.
– Только не мне, – заявил Джозеф. – И вот что я тебе скажу, Нат: тебе тоже лучше остаться с нами!
Не иначе как злой гений подбил его похлопать брата по спине. Натаниель, не любивший, когда его трогали, сразу же застонал и воскликнул:
– Чертов ревматизм!
Он выполз из комнаты как заржавевший танк, приложив руку к пояснице. Выражение его лица, хорошо знакомое его родным, заставило Валерию еще шире раскрыть свои хорошенькие глазки и сказать:
– Никогда не думала, что ревматизм – это так серьезно!
– Это не серьезно. Мой дорогой дядя, как всегда, переигрывает, – пояснил Стивен, передавая Матильде виски с содовой.
– Нет, нет! Это несправедливо! – запротестовал Джозеф. – Я помню, как несчастный старина Нат не мог разогнуться! Ну и глупец же я, что обидел его. Может, мне лучше пойти за ним?
– Нет, Джо, – с сочувствием сказала Матильда. – У вас добрые намерения, но его еще больше скрючит... А почему наша крошка Паула выглядит так трагично?
– Этот ужасный дом! – воскликнула Паула. – Как вы можете находиться здесь и не чувствовать его атмосферы?!
– Внимание: говорит миссис Сиддонс[5]! – воздел руку Стивен.
– Издевайся сколько угодно, – набросилась на него Паула, – но даже такое бревно, как ты, должно ощущать напряженность, она висит в воздухе!
– Знаете, это очень забавно: я не жалуюсь на нервы, но понимаю, что Паула имеет в виду, – поддержала ее Валерия. – Здесь такая атмосфера. – Она повернулась к Ройдону: – Вы могли бы написать об этом замечательную пьесу.
– Не думаю, что такая пьеса в моем стиле, – ответил драматург.
– А я абсолютно уверена, такой человек, как вы, может написать замечательную пьесу на любую тему, – выдохнула Валерия, поднимая восхищенные глаза.
– Даже о морских свинках? – поинтересовался Стивен, внося в разговор свою лепту.
Драматург побагровел:
– Очень смешно!
Матильда заключила, что мистер Ройдон еще не привык, чтобы над ним смеялись.
– Позвольте дать вам совет: не обращайте никакого внимания на моего кузена Стивена, – порекомендовала она Виллогби.
Стивен никогда не возражал против того, что говорила о нем Матильда, и только усмехнулся, но Джозеф, отнюдь не отличавшийся тактом, вернул его лицу мрачное выражение.
– Мы все знаем, каким грубияном любит представляться Стивен!
– О боже! – простонал тот.
Паула вскочила, быстрым движением отбросила со лба волосы.
– Я это и имею в виду! Вы все так себя ведете, потому что этот дом так на вас действует! В нем все напряжено, все натягивается, натягивается, пока не лопнет! Здесь Стивен ведет себя еще хуже, чем обычно, я на пределе, Валерия заигрывает с Виллогби, чтобы вызвать у Стивена ревность, дядя Джо нервничает, говорит невпопад, он сам этого не хочет, но дом его вынуждает.
– Ну это уж слишком! – воскликнула Валерия.
– Только не подумайте, что я не получаю удовольствия! – взмолилась Матильда. – Рождественская суматоха, детки! Ох уж это патриархальное Рождество!
Ройдон задумчиво произнес:
– Я, конечно, понимаю, о чем ты говоришь. Лично я глубоко верю во влияние окружающей обстановки.
– «После этой короткой речи, – процитировал Стивен, – все они повеселели».
Джозеф всплеснул руками.
– Ну, ну, хватит! Кто сказал «радио»?
– Да, пожалуйста, – попросила Валерия. – Сейчас как раз передают танцевальную музыку. Мистер Ройдон, я знаю, вы неплохой танцор!
– Вообще-то я неплохой драматург, – пробурчал Виллогби, но больше для вида. Он все еще находился под впечатлением красоты Валерии, и, хотя голос разума говорил, что лесть ее притворна, девушка все равно ему нравилась. Его больше интересовала Паула, но, несмотря на все свое восхищение им, она могла быть утомительной; иногда он считал ее чересчур критичной. Поэтому Виллогби пошел с Валерией и Джозефом, размышляя о том, что и гений имеет право на отдых.
– Должна заметить, Стивен, я не виню дядю Ната за то, что он не выносит твою невесту, – бросила ему Паула.
Казалось, Стивен не возражал против такого искреннего мнения о своем вкусе. Он подошел к камину и плюхнулся в кресло.
– Прекрасное успокоительное, – сказал он. – Кстати, твое последнее приобретение тоже не очень-то возбуждает.
– Виллогби? Да, знаю, но он гений. Все остальное мне безразлично. Я же не влюблена в него. Но что ты нашел в этой безмозглой кукле, ума не приложу!
– Дорогая моя, что я в ней нашел – ясно каждому, – ответствовал молодой человек. – Твой пишущий пьесы мозгляк тоже понял это, не говоря о Джо, который только что слюни не пускает.
– Откровения Хериардов, – хмыкнула Матильда, откинувшись в кресле и лениво посматривая на брата с сестрой. – Грубияны вы оба! Продолжайте, не стесняйтесь.
– Я считаю, надо говорить честно, – не унималась Паула. – Ты дурак, Стивен! Она бы не согласилась стать твоей женой, если бы не была уверена, что к тебе перейдут деньги дяди Ната.
– Знаю, – невозмутимо ответил Стивен.
– Если тебя интересует мое мнение, то она приехала сюда только для того, чтобы охмурить дядю.
– Знаю, – повторил молодой человек.
Их глаза встретились. Матильда с интересом наблюдала за тем, как губы Стивена внезапно дрогнули, и они с Паулой захлебнулись от приступа неудержимого смеха.
– Ты и твой Виллогби, я и моя Вал! – выдохнул Стивен. – О господи!
Паула вытерла слезы, при упоминании о драматурге она сразу же пришла в себя.
– Да, смешно, я знаю. Но здесь я вполне серьезна, потому что он в самом деле написал великую пьесу, я собираюсь сыграть в ней главную героиню, даже если это моя последняя роль. Завтра я заставлю его прочитать вам пьесу вслух.
– Что? О господи, пожалей меня! Надеюсь, не дяде Нату? Не смеши меня, Паула, я больше не могу!
– Когда вы закончите, – вежливо попросила Матильда, – не расскажешь ли ты, Паула, поподробнее о том испытании, которое приготовила для нас? Ты сама прочитаешь свою роль или это будет театр одного актера?
– Я хочу, чтобы Виллогби читал сам. У него это хорошо получается. Может быть, я сыграю свою главную сцену.
– Ты на полном серьезе думаешь, бедная моя одураченная девочка, что это интеллектуальное действо смягчит сердце дяди Ната? Теперь моя очередь посмеяться!
– Он должен дать на денег на постановку! – топнула ногой Паула. – Это единственное, чего я когда-нибудь хотела, было бы ужасно жестоко не сделать этого для меня!
– Могу поспорить, что тебе предстоит разочарование, рыбка. Не хочется остужать твой девичий пыл, но мне кажется, ты выбрала неподходящий момент.
– Все из-за Стивена! Зачем он только привез сюда эту ужасную блондинку! – продолжала негодовать Паула. – В любом случае, я уже попросила дядю Джо замолвить за меня словечко.
– Ну, это просто верняк, – съязвил Стивен. – Поздравляю!
– Оставь Джо в покое! – прикрикнула на него Матильда. – Может, он и олух царя небесного, но это единственный приличный член вашей семьи, которого я имела честь знать. И потом, он тебя любит.
– Зато я не люблю, когда меня любят, – сказал Стивен.
Глава 3
– Пока этот день еще далеко впереди, – спокойно отметила Матильда, занятая своими бровями. – Так кто же такой Виллогби?
– Виллогби Ройдон. Он написал пьесу... Удивительно, как был выразителен этот трепещущий голос, эти взлетающие руки!
– Ага! Неизвестный драматург?.. – протянула Матильда.
– Пока что! Но эта его пьеса!.. Все продюсеры дураки! Нам необходима финансовая поддержка. Дядя Нат в духе? Стивен не расстроил его? Расскажи мне, Матильда, и побыстрее!
Матильда отложила карандаш для бровей.
– Паула, ты привезла своего драматурга сюда в надежде завоевать сердце Ната? Бедная девочка!
– Он должен сделать это для меня! – воскликнула Паула, нетерпеливо отбрасывая волосы со лба. – Речь идет об искусстве, Тильда! О! Когда ты ее прочитаешь!..
– Искусство плюс роль для Паулы? – пробормотала мисс Клар.
Но уязвить Паулу было не так-то просто.
– Да. Роль. И какая роль! Она просто написана для меня. Он говорит, это я вдохновила его.
– Воскресный просмотр, аудитория – сплошь яйцеголовые интеллектуалы. Как в инкубаторе! Уж я-то знаю!
– Дядя должен меня выслушать! Я должна сыграть эту роль! Должна, ты слышишь меня, Матильда?
– Да, милая, ты должна сыграть ее. Однако ужин через двадцать минут.
– Мне хватит и десяти, чтобы переодеться! – отмахнулась Паула.
«Это правда», – подумала Матильда. Паула никогда не уделяла большого внимания одежде. Она не была ни нелепой, ни очаровательной; она как бы выступала из платья, никто никогда не замечал, что на ней надето. Одежда просто не имела значения, она только прикрывала гибкое тело девушки, и над ней царила сама Паула.
– Я просто ненавижу тебя, Паула, Боже, как я ненавижу тебя! – сказала Матильда, сознавая, что ее помнили только благодаря изощренным туалетам, которые она носила. – Убирайся! Мне не так везет, как тебе.
Взгляд Паулы остановился на ее лице.
– Дорогая, твои платья – само совершенство!
– Знаю. Куда ты засунула своего драматурга?
– Не имею ни малейшего представления. К чему эта нелепая суета! Как будто в доме нет места... Старри сказал – он проследит.
– Ну, если только молодое дарование не носит свободные блузоны и волосы до плеч, то...
– Какое это имеет значение?
– Это будет иметь большое значение для дяди Ната, – иронически заметила Матильда.
Так оно и вышло. Хозяин дома, которому без предупреждения представили Виллогби Ройдона, посмотрел на него, потом на Паулу и не смог заставить себя пробормотать даже обычные слова приветствия. Залатывать брешь пришлось Джозефу. Он, чувствуя гнев Натаниеля, заполнил паузу собственной, бьющей через край доброжелательностью.
Положение спас Старри, объявивший обед. Все прошли в столовую. Виллогби Ройдон сел между Матильдой и Мод. Он посмотрел на Мод с некоторым презрением, но Матильда ему понравилась, и он принялся рассказывать ей о тенденциях развития современной драмы. Она послушно сносила его излияния, сознавая, что ее долг – вызвать огонь на себя.
Ройдон был болезненного вида молодой человек с неопределенными чертами лица и слишком напористой манерой поведения. Рассеянно слушая соседа по столу, Матильда представляла его в равнодушной среде мелких лавочников. Она была убеждена, что у него небогатые родители, которые смотрят на умного сына со страхом или с насмешкой, не понимая его таланта. Ройдон вел себя беспокойно и агрессивно просто от неуверенности в себе. Матильда сочувствовала ему и постаралась придать лицу выражение заинтересованности.
Паула, сидевшая рядом с Натаниелем, забыв об обеде и раздражая дядю взмахами тонких, нервных рук, увлеченно рассказывала о пьесе Ройдона. Она требовала внимания, а Нат не хотел слушать, ему было неинтересно.
Валерия, сидевшая справа от хозяина дома, откровенно скучала. Сначала она пыталась изобразить повышенный интерес к словам Паулы.
– Дорогая моя, как восхитительно! Расскажи мне о твоей роли! Как мне хочется увидеть тебя на сцене!
Но Паула отмахнулась от нее с безразличным высокомерием, неожиданно став похожей на Стивена. Валерия вздохнула, поправила аккуратные локоны. Она презирала Паулу за небрежно откинутые назад волосы и платье, которое совсем не шло ей.
Да, для мисс Дин вечер складывался неудачно. Она хотела приехать в Лексхэм. По существу, именно она, зная, что не нравится Натаниелю, настояла, чтобы Стивен взял ее с собой. Девушка не сомневалась в своей способности покорить сварливого старикана, но даже платье от Кардена не вызвало в глазах Натаниеля того восхищения, которое она привыкла встречать у мужчин. Джозеф, оценив ее вид, дружелюбно подмигнул ей. Приятно, но что толку, ведь у Джозефа нет денег.
Взгляд девушки рассеянно скользнул по лицу драматурга Паулы, но тот, казалось, был поглощен разговором с Матильдой. Валерия недоумевала: что мужчины находили в Матильде, и обиженно посмотрела на нее через стол. В этот момент Ройдон поднял глаза, их взгляды встретились. Казалось, он в первый раз увидел существо другого пола и был потрясен. Он остановился на половине фразы, покраснел и поспешил возобновить разговор. Валерия повеселела. Драматурги! С ними не угадаешь: в одну ночь они становятся знаменитыми, получают уйму денег, начинают появляться в компании с известными людьми.
Джозеф, которого Натаниель заподозрил в попустительстве приезду Виллогби, сказал, что он снова почувствовал запах древесных опилок. Такой оборот заставил Ройдона предположить, что Джозеф выступал в цирке, но тот решительно развеял эту иллюзию.
– Помню, однажды в Дурбане, когда я играл Гамлета... – начал он.
– Что вы, Джозеф! Вы никогда в жизни не играли Гамлета! – вмешалась Матильда. – Это не ваш типаж.
– А, во времена молодости! – неопределенно протянул старый лицедей.
Но Ройдона не интересовал Гамлет Джозефа. Он отмел Шекспира, и пьесы в которых играл Джозеф, он отверг уничтожающим: «Это старье! «, своим творчеством он обязан Стриндбергу[2] и Комедии Пинеро[3].
Джо огорчился. Он хотел рассказать прелестный небольшой анекдот того времени, когда он играл Бенедикта в Сиднее, но, кажется, Ройдон его не оценит. «Тщеславный молодой человек», – подумал Джозеф, без удовольствия поглощая острую закуску.
Когда Мод поднялась со своего места, Пауле пришлось прекратить рассказ о пьесе Ройдона. Она сверкнула глазами, но вышла из комнаты вслед за всеми женщинами.
Мод провела дам в гостиную – большую, плохо отапливаемую комнату. Ее освещали лишь два торшера у камина, и углы оставались в тени. Паула вздрогнула и включила верхний свет.
– Ненавижу этот дом, – выдохнула она. – И он нас ненавидит. Это просто витает в воздухе.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Валерия, окидывая окружающую обстановку взглядом, в котором испуг смешивался с недоверием.
– Не знаю. Может быть, когда-то здесь что-то случилось. Неужели ты не чувствуешь зловещей атмосферы? Нет, думаю, ты не способна на это.
– Ты же не хочешь сказать, что здесь есть привидения? – Валерия слегка повысила голос. – Если так, я ни за что не останусь здесь ночевать.
– Нет, ты не поняла меня, – ответила Паула. – Просто здесь что-то не так, я всегда это чувствую. Хочешь сигарету, Матильда?
– Спасибо, любовь моя. Можно расположиться у камина, птенчики, и рассказывать истории о привидениях.
– Нет! – вздрогнула Валерия.
– Не поддавайся воображению Паулы, – посоветовала Матильда. – Она напророчит! В этом доме нет ничего плохого.
– Кроме того, что здесь нет обогревателей, – добавила Мод, устраиваясь у камина.
– Не в этом дело, – резко воскликнула Паула.
– Думаю, что ревматизм у Ната именно из-за этого, – продолжала Мод. – Сквозняки...
Валерия принялась пудрить нос перед каминным зеркалом. Паула, которая, казалось, не могла успокоиться, бродила из угла в угол и курила, стряхивая пепел на ковер.
– Перестань метаться, детка. Если бы ты не приставала к Нату с пьесой своего приятеля, все могло бы пройти удачно, – сказала Матильда, усаживаясь напротив Мод.
– Меня это не волнует. Для меня вопрос жизни и смерти, чтобы пьеса Виллогби была поставлена.
– Мечта любви? – Матильда насмешливо подняла брови.
– Матильда! Как ты не можешь понять, что любовь здесь ни при чем? Речь идет об искусстве!
– Прости, пожалуйста.
Мод подняла глаза от своей книги:
– Вообразите только! Императрице было всего шестнадцать лет, когда Франц-Иосиф влюбился в нее! У них был настоящий роман.
– Какой императрице? – Паула остановилась посреди комнаты, словно споткнувшись.
– Императрице Австрии, дорогая. Не представляю себе Франца-Иосифа молодым. Но здесь говорится, что он был очень красив и она влюбилась в него с первого взгляда. Он, конечно, должен был жениться на ее старшей сестре, но Елизавету он увидел первой, у нее были длинные волосы до колен. Это-то все и решило.
– Не пойму, при чем здесь пьеса Виллогби? – озадаченно спросила Паула.
– Ни при чем, дорогая моя. Просто я читаю очень интересную книгу.
– Ну, меня это не интересует. – Паула снова принялась мерить шагами комнату.
– Не обращайте внимания, Мод, – посоветовала Матильда. – У Паулы мозг работает только в одном направлении, и правила поведения лежат вне его. Расскажите мне про вашу императрицу!
– Бедняжка! – откликнулась Мод. – И все из-за свекрови. Наверное, очень неприятная женщина. Здесь ее называют великой герцогиней, но я никак не могу понять, почему она только великая герцогиня, если ее сын – император. Она хотела, чтобы он женился на Елене.
– Еще немного, и я соглашусь прочитать эту занимательную историю, – сказала Матильда. – А кто такая Елена?
Мод все еще объясняла Матильде родственные связи императорского двора, когда в гостиной появились мужчины.
Было ясно, что хозяин дома не слишком доволен мужской компанией. Очевидно, Ройдон приставал к нему со своими откровениями, потому что Натаниель бросил несколько возмущенных взглядов на драматурга и отошел от него настолько далеко, насколько позволяла комната. Мотисфонт присел рядом с Мод, а Стивен, который явно сочувствовал дяде, удивил всех присутствующих, вступив с ним в любезный разговор.
– Оказывается, Стивен джентльмен, я просто теряю голову, – пробормотала Матильда.
Джозеф, который стоял достаточно близко, чтобы услышать ее слова, заговорщицки приложил палец к губам. Он увидел, что брат заметил его жест, и торопливо, с натянутым весельем произнес:
– Ты еще не бросил пить по ночам коньяк, Нат?
Все, и прежде всего Натаниель, посмотрели на Джозефа с возмущением. Он совсем сник и поинтересовался:
– Ну хорошо, тогда во что же мы будем играть?
– Матильда, – с нажимом произнес Натаниель, глядя на мисс Клар, – мы хотим, чтобы ты была четвертой в бридже.
– Хорошо, – покладисто согласилась Матильда. – А кто играет?
– Стивен и Мотисфонт. Я прикажу поставить стол в библиотеке. Все остальные могут играть в любые дурацкие игры, в какие только захотят.
Но оптимизм Джозефа сломить было не так просто.
– Правильно! Никто вас, серьезных людей, и не трогает, а мы, легкомысленные, будем заниматься глупостями, если хотим! Сыграем-ка в «соплю»!
– Не стоит рассчитывать на меня! – объявил Ройдон. – Я не могу отличить одну карту от другой.
– Ну, вы быстро научитесь! – успокоил его Джозеф. – Мод, дорогая, боюсь, мы не сможем убедить тебя поиграть с нами?
– Нет, Джозеф, я буду тихонько раскладывать пасьянс, если кто-нибудь подвинет ко мне этот столик, – покачала головой Мод.
Валерия, которой не слишком улыбалось, что ее нареченный собирается весь вечер играть в бридж, одарила Ройдона чарующим взглядом:
– Мне не терпится расспросить вас о вашей пьесе. Я вся дрожу от нетерпения! Расскажите же мне о ней!
Виллогби, обиженный недостатком внимания со стороны Натаниеля, охотно придвинулся к мисс Дин, так что поиграть с Джозефом в «соплю» могла только Паула. Он понял, что в такой ситуации ничего невозможно организовать, и со слабым вздохом оставил свою идею, усевшись смотреть, как его жена раскладывает пасьянс.
Походив некоторое время взад-вперед по комнате и вставив несколько слов в разговор Ройдона с Валерией, Паула бросилась на диван и принялась листать иллюстрированный журнал. Джозеф быстро пододвинулся к ней и тихо попросил:
– Расскажи своему дядюшке об этой пьесе, дорогая! Какого она рода? Комедия? Трагедия?
– Она не подходит ни под какие категории, – отвечала Паула. – Это просто скрупулезный анализ человеческих характеров. Я хочу сыграть эту роль больше всего на свете. Она просто написана для меня! В ней вся я!
– Я так тебя понимаю, – кивнул Джозеф, с сочувствием пожимая ей руку. – Как часто я сталкивался с этим! Наверное, тебе смешно, что твой старик дядя когда-то играл на сцене, но тогда я был молодым и удивил своих родственников, убежав от уважаемой всеми работы стряпчего в конторе и присоединившись к бродячей труппе! – Он раскатисто рассмеялся. – Я был таким романтиком! Наверное, многие думали, какой я нерасчетливый молодой дурак, но я никогда не жалел об этом, никогда!
– Вы не могли бы заставить дядю Ната выслушать мои доводы? – невпопад спросила Паула.
– Постараюсь, дорогая, но ты же знаешь Ната! Милый старый ворчун! Он один из лучших, но и у него есть предрассудки.
– Две тысячи фунтов для него ничего не значат. Не понимаю, почему мне нельзя получить их сейчас, не дожидаясь, пока он умрет.
– Скверная девчонка! Цыплят по осени считают.
– Вовсе нет. Он сказал, что оставит мне немного денег. И потом, ведь его единственная племянница.
Было ясно, что Джозеф не одобрял такого взгляда на вещи. Он сказал: «Тс-с» – и снова схватил Паулу за руку.
Мод, одолевшей пасьянс, вдруг пришло в голову, что Паула может что-нибудь продекламировать.
– Я очень люблю хорошую декламацию, – размечталась бывшая хористка. – Когда-то я знала очень трогательное стихотворение о человеке, который умер от жажды на Льяно-Эстакадо[4]. Я уже не помню, как это произошло, по-моему, он куда-то ехал. Я очень хорошо его читала, но прошло много лет, и я все забыла.
Все с облегчением вздохнули. Паула ответила, что не занимается декламацией, но если бы дядя Нат не занялся бриджем, то она попросила бы Виллогби почитать свою пьесу.
– Это, должно быть, очень занимательно, – предположила Мод.
У Натаниеля не было обыкновения засиживаться допоздна, и он не изменял привычкам ради удобства гостей. В одиннадцать игроки вернулись в гостиную, где их ожидал поднос с напитками, и Натаниель объявил, что лично он идет спать.
– Я надеялся поговорить с вами, Нат, – осмелился намекнуть Эдгар Мотисфонт.
Натаниель пронзил его взглядом, брошенным из-под густых бровей.
– Ночью я предпочитаю спать, – отрезал он.
– Я тоже хотела поговорить с вами, – вставила Паула.
– Ты ничего не получишь, – с коротким смешком ответил Натаниель.
Мод собрала карты.
– О боже, уже одиннадцать? Я тоже пойду.
Валерия пришла в ужас от перспективы ложиться так непривычно рано, но ее успокоили веселые слова Джозефа:
– Надеюсь, никто больше не хочет спать! Еще рано, правда, Валерия? А как насчет того, чтобы отправиться в бильярдную и послушать приемник?
– А тебе надо было храпеть еще в девять вечера, – буркнул Натаниель, на которого, казалось, пагубно действовало веселье Джозефа.
– Только не мне, – заявил Джозеф. – И вот что я тебе скажу, Нат: тебе тоже лучше остаться с нами!
Не иначе как злой гений подбил его похлопать брата по спине. Натаниель, не любивший, когда его трогали, сразу же застонал и воскликнул:
– Чертов ревматизм!
Он выполз из комнаты как заржавевший танк, приложив руку к пояснице. Выражение его лица, хорошо знакомое его родным, заставило Валерию еще шире раскрыть свои хорошенькие глазки и сказать:
– Никогда не думала, что ревматизм – это так серьезно!
– Это не серьезно. Мой дорогой дядя, как всегда, переигрывает, – пояснил Стивен, передавая Матильде виски с содовой.
– Нет, нет! Это несправедливо! – запротестовал Джозеф. – Я помню, как несчастный старина Нат не мог разогнуться! Ну и глупец же я, что обидел его. Может, мне лучше пойти за ним?
– Нет, Джо, – с сочувствием сказала Матильда. – У вас добрые намерения, но его еще больше скрючит... А почему наша крошка Паула выглядит так трагично?
– Этот ужасный дом! – воскликнула Паула. – Как вы можете находиться здесь и не чувствовать его атмосферы?!
– Внимание: говорит миссис Сиддонс[5]! – воздел руку Стивен.
– Издевайся сколько угодно, – набросилась на него Паула, – но даже такое бревно, как ты, должно ощущать напряженность, она висит в воздухе!
– Знаете, это очень забавно: я не жалуюсь на нервы, но понимаю, что Паула имеет в виду, – поддержала ее Валерия. – Здесь такая атмосфера. – Она повернулась к Ройдону: – Вы могли бы написать об этом замечательную пьесу.
– Не думаю, что такая пьеса в моем стиле, – ответил драматург.
– А я абсолютно уверена, такой человек, как вы, может написать замечательную пьесу на любую тему, – выдохнула Валерия, поднимая восхищенные глаза.
– Даже о морских свинках? – поинтересовался Стивен, внося в разговор свою лепту.
Драматург побагровел:
– Очень смешно!
Матильда заключила, что мистер Ройдон еще не привык, чтобы над ним смеялись.
– Позвольте дать вам совет: не обращайте никакого внимания на моего кузена Стивена, – порекомендовала она Виллогби.
Стивен никогда не возражал против того, что говорила о нем Матильда, и только усмехнулся, но Джозеф, отнюдь не отличавшийся тактом, вернул его лицу мрачное выражение.
– Мы все знаем, каким грубияном любит представляться Стивен!
– О боже! – простонал тот.
Паула вскочила, быстрым движением отбросила со лба волосы.
– Я это и имею в виду! Вы все так себя ведете, потому что этот дом так на вас действует! В нем все напряжено, все натягивается, натягивается, пока не лопнет! Здесь Стивен ведет себя еще хуже, чем обычно, я на пределе, Валерия заигрывает с Виллогби, чтобы вызвать у Стивена ревность, дядя Джо нервничает, говорит невпопад, он сам этого не хочет, но дом его вынуждает.
– Ну это уж слишком! – воскликнула Валерия.
– Только не подумайте, что я не получаю удовольствия! – взмолилась Матильда. – Рождественская суматоха, детки! Ох уж это патриархальное Рождество!
Ройдон задумчиво произнес:
– Я, конечно, понимаю, о чем ты говоришь. Лично я глубоко верю во влияние окружающей обстановки.
– «После этой короткой речи, – процитировал Стивен, – все они повеселели».
Джозеф всплеснул руками.
– Ну, ну, хватит! Кто сказал «радио»?
– Да, пожалуйста, – попросила Валерия. – Сейчас как раз передают танцевальную музыку. Мистер Ройдон, я знаю, вы неплохой танцор!
– Вообще-то я неплохой драматург, – пробурчал Виллогби, но больше для вида. Он все еще находился под впечатлением красоты Валерии, и, хотя голос разума говорил, что лесть ее притворна, девушка все равно ему нравилась. Его больше интересовала Паула, но, несмотря на все свое восхищение им, она могла быть утомительной; иногда он считал ее чересчур критичной. Поэтому Виллогби пошел с Валерией и Джозефом, размышляя о том, что и гений имеет право на отдых.
– Должна заметить, Стивен, я не виню дядю Ната за то, что он не выносит твою невесту, – бросила ему Паула.
Казалось, Стивен не возражал против такого искреннего мнения о своем вкусе. Он подошел к камину и плюхнулся в кресло.
– Прекрасное успокоительное, – сказал он. – Кстати, твое последнее приобретение тоже не очень-то возбуждает.
– Виллогби? Да, знаю, но он гений. Все остальное мне безразлично. Я же не влюблена в него. Но что ты нашел в этой безмозглой кукле, ума не приложу!
– Дорогая моя, что я в ней нашел – ясно каждому, – ответствовал молодой человек. – Твой пишущий пьесы мозгляк тоже понял это, не говоря о Джо, который только что слюни не пускает.
– Откровения Хериардов, – хмыкнула Матильда, откинувшись в кресле и лениво посматривая на брата с сестрой. – Грубияны вы оба! Продолжайте, не стесняйтесь.
– Я считаю, надо говорить честно, – не унималась Паула. – Ты дурак, Стивен! Она бы не согласилась стать твоей женой, если бы не была уверена, что к тебе перейдут деньги дяди Ната.
– Знаю, – невозмутимо ответил Стивен.
– Если тебя интересует мое мнение, то она приехала сюда только для того, чтобы охмурить дядю.
– Знаю, – повторил молодой человек.
Их глаза встретились. Матильда с интересом наблюдала за тем, как губы Стивена внезапно дрогнули, и они с Паулой захлебнулись от приступа неудержимого смеха.
– Ты и твой Виллогби, я и моя Вал! – выдохнул Стивен. – О господи!
Паула вытерла слезы, при упоминании о драматурге она сразу же пришла в себя.
– Да, смешно, я знаю. Но здесь я вполне серьезна, потому что он в самом деле написал великую пьесу, я собираюсь сыграть в ней главную героиню, даже если это моя последняя роль. Завтра я заставлю его прочитать вам пьесу вслух.
– Что? О господи, пожалей меня! Надеюсь, не дяде Нату? Не смеши меня, Паула, я больше не могу!
– Когда вы закончите, – вежливо попросила Матильда, – не расскажешь ли ты, Паула, поподробнее о том испытании, которое приготовила для нас? Ты сама прочитаешь свою роль или это будет театр одного актера?
– Я хочу, чтобы Виллогби читал сам. У него это хорошо получается. Может быть, я сыграю свою главную сцену.
– Ты на полном серьезе думаешь, бедная моя одураченная девочка, что это интеллектуальное действо смягчит сердце дяди Ната? Теперь моя очередь посмеяться!
– Он должен дать на денег на постановку! – топнула ногой Паула. – Это единственное, чего я когда-нибудь хотела, было бы ужасно жестоко не сделать этого для меня!
– Могу поспорить, что тебе предстоит разочарование, рыбка. Не хочется остужать твой девичий пыл, но мне кажется, ты выбрала неподходящий момент.
– Все из-за Стивена! Зачем он только привез сюда эту ужасную блондинку! – продолжала негодовать Паула. – В любом случае, я уже попросила дядю Джо замолвить за меня словечко.
– Ну, это просто верняк, – съязвил Стивен. – Поздравляю!
– Оставь Джо в покое! – прикрикнула на него Матильда. – Может, он и олух царя небесного, но это единственный приличный член вашей семьи, которого я имела честь знать. И потом, он тебя любит.
– Зато я не люблю, когда меня любят, – сказал Стивен.
Глава 3
Накануне Рождества выпал легкий снежок. За чашкой утреннего чая Матильда с холодной усмешкой размышляла о том, что Джозеф весь день будет говорить о снежном Рождестве и, пожалуй, кинется на поиски коньков. «Утомительный старик, – подумала она, – но обезоруживающе трогательный». Никто, и менее всего Натаниель, не прилагал никаких усилий для того, чтобы задуманный Джозефом праздник состоялся. Но неужели Джозеф ожидал, что такие разные люди хорошо поладят друг с другом? Взвесив все это, Матильда вынуждена была признать, что основой простодушного характера Джозефа был несгибаемый оптимизм. Она сильно подозревала, что он считал себя любимым дядюшкой, поверенным в делах каждого.
Матильда медленно принялась за поджаристый ломтик белого хлеба с маслом, который подали к чаю. Зачем только Стивен решил приехать в Лексхэм? Обычно он появлялся, когда хотел чего-нибудь от дяди, например денег, которые Натаниель почти всегда ему давал. На этот раз деньги были нужны Пауле, а не Стивену. Не так давно Стивен серьезно поссорился с дядей. Конечно, это не первый раз, они всегда ссорились, но причина этой ссоры – Валерия – все еще существовала. Удивительно, как Джозеф смог убедить Ната принять Валерию! Или Натаниель считает, что увлечение Стивена пройдет само по себе? Вспоминая его поведение предыдущим вечером, Матильда была вынуждена признать, что, похоже, так оно и случится, если уже не случилось.
Валерия, разумеется, видела себя в роли хозяйки Лексхэма. Ужасная перспектива! Как все странно, если хорошенько подумать. Странно, что Стивен решился познакомить Валерию с Натаниелем. Этого достаточно, чтобы перечеркнуть все его шансы унаследовать состояние Натаниеля. Стивен считал себя его наследником. Иногда Матильда гадала, не составит ли Нат завещания, преодолев наконец неразумное нежелание объявить имя своего преемника. Странное поведение для такого обычно практичного человека. Но они все странные, эти Хериарды, никому их до конца не понять.
Паула. Что она имела в виду, когда говорила все эти глупости о зле, наполнявшем дом? Чувствует она что-нибудь на самом деле или хочет поселить в птичьих мозгах Валерии неприязнь к этому месту? Она на это способна, решила Матильда. Если и было здесь что-то не то, так это не дом, а люди. Атмосфера и так напряженная, зачем Пауле понадобилось усугублять ситуацию? Странное, вспыхивающее как порох создание! Она жила под таким высоким напряжением чувств, желала так отчаянно, давая волю своим неукротимым эмоциям, что никогда нельзя было с уверенностью сказать, кто перед вами – настоящая Паула или актриса в одной из своих ролей.
Драматург. Не склонная к сентиментальности, Матильда почувствовала к нему жалость. Возможно, ему никогда не выпадал счастливый случай и никогда не выпадет. Вполне вероятно, его пьесу сочтут умной, может быть, жестокой, но наверняка некассовой. Он был, очевидно, стеснен в средствах: его пиджак плохо сшит и лоснится. Несчастный ребенок! За воинственностью в его глазах скрывался страх, как будто он видел перед собой свое мрачное будущее. Он стремился заинтересовать Натаниеля и метался между нежеланием выглядеть навязчивым и отчаянной необходимостью получить денежную поддержку. Конечно, он не выжмет из Натаниеля и пенни. Это все жестокая маленькая идиотка Паула, вселившая в него ложные надежды!
Матильда медленно принялась за поджаристый ломтик белого хлеба с маслом, который подали к чаю. Зачем только Стивен решил приехать в Лексхэм? Обычно он появлялся, когда хотел чего-нибудь от дяди, например денег, которые Натаниель почти всегда ему давал. На этот раз деньги были нужны Пауле, а не Стивену. Не так давно Стивен серьезно поссорился с дядей. Конечно, это не первый раз, они всегда ссорились, но причина этой ссоры – Валерия – все еще существовала. Удивительно, как Джозеф смог убедить Ната принять Валерию! Или Натаниель считает, что увлечение Стивена пройдет само по себе? Вспоминая его поведение предыдущим вечером, Матильда была вынуждена признать, что, похоже, так оно и случится, если уже не случилось.
Валерия, разумеется, видела себя в роли хозяйки Лексхэма. Ужасная перспектива! Как все странно, если хорошенько подумать. Странно, что Стивен решился познакомить Валерию с Натаниелем. Этого достаточно, чтобы перечеркнуть все его шансы унаследовать состояние Натаниеля. Стивен считал себя его наследником. Иногда Матильда гадала, не составит ли Нат завещания, преодолев наконец неразумное нежелание объявить имя своего преемника. Странное поведение для такого обычно практичного человека. Но они все странные, эти Хериарды, никому их до конца не понять.
Паула. Что она имела в виду, когда говорила все эти глупости о зле, наполнявшем дом? Чувствует она что-нибудь на самом деле или хочет поселить в птичьих мозгах Валерии неприязнь к этому месту? Она на это способна, решила Матильда. Если и было здесь что-то не то, так это не дом, а люди. Атмосфера и так напряженная, зачем Пауле понадобилось усугублять ситуацию? Странное, вспыхивающее как порох создание! Она жила под таким высоким напряжением чувств, желала так отчаянно, давая волю своим неукротимым эмоциям, что никогда нельзя было с уверенностью сказать, кто перед вами – настоящая Паула или актриса в одной из своих ролей.
Драматург. Не склонная к сентиментальности, Матильда почувствовала к нему жалость. Возможно, ему никогда не выпадал счастливый случай и никогда не выпадет. Вполне вероятно, его пьесу сочтут умной, может быть, жестокой, но наверняка некассовой. Он был, очевидно, стеснен в средствах: его пиджак плохо сшит и лоснится. Несчастный ребенок! За воинственностью в его глазах скрывался страх, как будто он видел перед собой свое мрачное будущее. Он стремился заинтересовать Натаниеля и метался между нежеланием выглядеть навязчивым и отчаянной необходимостью получить денежную поддержку. Конечно, он не выжмет из Натаниеля и пенни. Это все жестокая маленькая идиотка Паула, вселившая в него ложные надежды!