– Привет, Сэвидж, – сказала она. – Что-нибудь из любимого вами?
– Нет, вы играете как раз то, что нужно. Капли дождя, падающие сквозь листву деревьев, туман, стелющийся по реке, звуки гудка, доносящиеся с Темзы из-за Лондонского моста. Единственно, чего недостает, так это Биг Бена и, может быть, одной или двух сирен. Я просто мучаюсь от ностальгии.
– И даже для вас это что-то значит, не так ли?
– В недавние тяжелые времена две сотни тысяч ирландцев пришли на помощь Англии, – напомнил я. – Мой черед настал в июле сорок третьего в день моего шестнадцатилетия. Я прибавил себе пару лет и попал в военно-морской флот.
– Из-за любви к милой старушке Англии?
– Из-за куска хлеба, мэм. Господь спас нас, дав нам на семерых одну корову и трех коз. И тогда у нас появился обычай всегда сражаться на стороне Англии во всех войнах, которые она вела, – произнес я нарочито театрально с пафосом, на который был только способен.
Она прыснула от смеха:
– Угостите сигаретой.
Сара наклонилась ко мне, и я вновь почувствовал запах ее духов, от чего руки мои почему-то слегка задрожали. Не проронив ни слова, она сжала мою ладонь своими холодными пальцами.
– Выпить не желаете? – спросил я.
– Почему бы и нет? Большой бокал холодного безалкогольного напитка. Желательно тоник со льдом.
– Вы в этом уверены?
– По-моему, вы уже приняли за нас обоих. Не так ли?
Я пропустил ее замечание мимо ушей и направился к барной стойке. Поначалу я хотел, как обычно, начать вечер с большого стакана виски, но почему-то заколебался. Она определенно приводила меня в трепет. В конце концов я остановил свой выбор на холодном пиве.
Сара уже отошла от пианино и стояла у открытого окна, устремив взгляд на гавань. Вечер был очень тихим. В пламенеющем оранжевым цветом небе светился молодой месяц. Когда я подошел, она повернулась ко мне и застыла в неподвижной позе, слегка отставив ногу и сложив одну руку на груди, придерживая одной рукой локоть другой.
На ней было обманчиво простое маленькое летнее платье, вероятно от Бальма. Короткое даже для такой погоды, спереди на всю длину застегивающееся на пуговицы, из которых две нижние были расстегнуты то ли случайно, то ли по замыслу модельера. Как я уже понял, нельзя было быть полностью уверенным во всем, что имело к ней какое-либо отношение.
Только одного я не мог понять. Сара была чертовски хороша и волновала меня так, как никакая другая женщина за эти годы. Естественно если не считать моей дорогой жены, до того как та покинула меня.
Я протянул ей высокий, покрытый инеем стакан. Кубики льда звякнули о стекло, когда она подносила его к губам.
– Шестнадцать лет в сорок третьем году? Выходит, вам сейчас сорок два.
– И я слишком для вас стар, – сказал я. – Поэтому мне следует сбросить обороты? Ну что за проклятая жизнь.
– Да, и каждый ее день, если воспринимать ее так, как вы. В сорок третьем меня еще на свете не было, поэтому о том времени судить не могу.
Ответ был достаточно прямым и в какой-то степени жестоким, как удар ниже пояса. Сара почувствовала это и, вероятно, пожалела о том, что сказала.
– Я хочу, чтобы вы с самого начала поняли, что я не люблю, когда кто-то думает за меня. Договорились?
Она села на подоконник, скрестив свои великолепные ноги. Тут вошел Морган. Бедняга, я совсем забыл о нем. Он снял фуражку и шлепнул себя по голове.
– Добрый вечер, мисс, то есть леди Гамильтон.
Она одарила его своей лучезарной улыбкой и провела тыльной стороной ладони по его подбородку.
– Для тебя, Морган, просто Сара. Отныне и во веки веков. Нас с тобой уже многое связывает.
Он хохотнул и нервно почесал подбородок.
– Черт возьми, хочу сказать, что вы, похоже, знаете, как оказать первую помощь.
– У меня было три младших брата, – ответила она. – Я знаю, как обращаться с мужчинами.
– Что с моим помощником? – спросил я раздраженно. – У него что, крыша поехала?
Она резко повернулась ко мне:
– Я же сказала, что у меня было три брата и я не впервые столкнулась с тем, что произошло с вами.
Она задела меня за живое, и я снова завелся:
– Уверен, что не впервые, ангел. Я что, был в таком уж жутком состоянии?
Она пожала плечами:
– Не знаю, был ли сорок третий год хорошим.
Последняя ее фраза обезоружила меня, и я, повернувшись к Моргану, который держал меня за рукав, произнес:
– Ну, ладно. Спроси у Али как всегда, а потом забирайся в «лендровер» и проспись хорошенько. Потом я заберу тебя на пристань.
Он, слегка пошатываясь, быстро зашагал в сторону барной стоики.
– А что он спрашивает у Али как всегда? – заинтересовалась Сара Гамильтон.
– Большую бутылку ирландского виски, к которой он будет прикладываться каждые десять минут в течение часа. Обычно это виски «Джеймсон», если оно у них есть. Здешние бармены испытывают чувство гордости, когда им удается ублажить своих клиентов напитками, о которых тут мало кто слышал.
– Он и так уже полупьян, – заметила она, и в ее голосе прозвучал укор в мой адрес.
Я покачал головой:
– С ним иногда случается такое и без спиртного. У подводников это называется кессонной болезнью. Как вы думаете, сколько ему лет?
– Не знаю, – пожала она плечами. – Наверное, лет шестьдесят пять.
– Ему сорок девять. На семь лет старше меня. Вот что может произойти с человеком, который опускается слишком глубоко, слишком часто и неправильно проводит декомпрессию. Ходячий мертвец, – с болью в сердце сказал я.
– И в этом вы вините Джека Сэвиджа, не так ли? Но почему?
Я повернулся и посмотрел на Сару, пытаясь разглядеть выражение ее лица. Но было темно, и к тому же на веранде за ее спиной появился Алеко. Буквально в следующее мгновение загорелся свет, и снова заработали вентиляторы.
– А, вот вы где. – Он улыбнулся и протянул мне руку. – Вы обещали меня угостить. «Китайский Клиппер» отлично подошел бы для этого случая. Посмотрим, сможет ли Китрос его сделать.
Я мог бы кликнуть одного из барменов, но тут Алеко повернулся и как-то уж совсем по-интимному положил руку свояченице на плечо. Мне это решительно не понравилось, и я решил оставить их наедине.
Когда я подошел к барной стойке, из своего кабинета, прикуривая на ходу сигару, появился Китрос.
– Один «Китайский Клиппер», – с каменным выражением на лице произнес я.
Янни повернулся к Али, старшему бармену, и невозмутимо произнес:
– Тебе потребуется китайский золотистый лайм[1]. Ты их с полдюжины найдешь в кладовке в керамических кувшинах. Придай с его помощью сухому джину желтый цвет. Главное – добейся нужного цвета. – Он развернулся ко мне и вкрадчиво спросил: – Что-нибудь еще?
– Сдаюсь, – ответил я. – А мне большую порцию «Джеймсона».
Китрос щелкнул пальцами другому бармену.
– Ты сегодня отлично выглядишь, Джек. Благоухаешь «Богаром». Мне это нравится. Снова на щеках румянец, уж не виной ли тому эта молодая леди?
Это уже слишком, даже для него.
– Сделай одолжение, – сказал я. – Я достаточно стар, чтобы быть...
– Ей отцом? Ах, Джек, я вижу, общение с англичанами не прошло для тебя бесследно. А жаль.
Он бросил взгляд в зал.
– Девятнадцать лет – прекрасный возраст, но этот случай особый, – сказал он и покачал головой. – Эта девушка родилась уже достаточно взрослой.
Возможно, он был прав, но его замечание мне не понравилось. Выйдя из-за стойки с подносом в руках, Янни направился к посетителям.
– Ваш «Китайский Клиппер», сэр, – сказал он Алеко.
Алеко отпил глоток и одобрительно кивнул.
– Вы никогда еще меня не подводили, Китрос. Не составите нам компанию?
– С удовольствием.
Янни кивнул Али, и тот принес ему бокал «Бакарди». Алеко предложил мне сигарету.
– Я тут полдня понаблюдал за вами, мистер Сэвидж. За последние семь или восемь лет, как я понял, вы достаточно потаскали на себе это громоздкое снаряжение.
– Оно не очень тяжелое, – ответил я. – После Суэца в Александрии и Порт-Саиде для спасателей много работы, а я хорошо знаю местность. Стараюсь пользоваться этим преимуществом.
– Да, я слышал об этом. Вы служили старшиной в десантно-диверсионном отряде морских сил Британии и занимались подводными работами. Удивляюсь, как египтяне разрешили вам здесь остаться.
– Без проблем. Я ирландец, а не англичанин. И это для меня большой плюс. С моим паспортом я могу отправиться без визы куда угодно, даже в Китай.
– Вот туда бы я вам не посоветовал.
– Вероятно, вы правы.
В холле послышались голоса, и в бар вошел Хаким. Он быстрым взглядом окинул зал и, увидев меня, лавируя между столиками, решительно зашагал в мою сторону. Я впервые видел его таким встревоженным.
– Очень хорошо, мистер Сэвидж, что я вас нашел. Крайне важное дело.
Он замолчал. В бар в сопровождении двух военных полицейских поспешно вошел майор Ибрагим. Не обращая ни на кого внимания, в том числе и на Хакима, он уставился на меня свирепым взглядом.
– Мы разыскиваем человека по имени Рауль Гийон, которого вы, Сэвидж, наняли как водолаза. Где он?
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил я и повернулся к Хакиму. – Что это все значит?
Хаким не успел ответить, как Ибрагим вновь обратился ко мне:
– Рауль Гийон еврей, Сэвидж, израильский агент. Конечно, вы могли и не знать об этом, не так ли?
При других обстоятельствах его слова могли бы вызвать во мне ответную реакцию, но сейчас я не мог себе этого позволить. Дело принимало опасный для меня оборот. Один неправильный поступок – и я мог накликать себе неприятности.
– Майор Ибрагим, – сказал я ровным голосом, – за какого же дурака вы меня принимаете? Мне разрешили в Александрии открыть свое дело по проведению спасательных работ. Одно только оборудование для этого стоит более двухсот тысяч фунтов. Я уже выполняю работы и зарабатываю на этом деньги.
– Все это мое правительство может конфисковать в любой момент.
– Что касается Гийона, то, когда я нанимал его, он был гражданином Франции, – возразил я и обратился к Хакиму: – И ваше министерство подтвердило его статус.
– Да, так оно и есть, – сказал Хаким и повернулся к Ибрагиму: – У мистера Сэвиджа, возможно, не было даже подозрений относительно этого человека и того, чем он занимается.
– Мы это еще проверим, а сейчас осмотрим вашу комнату, – решительно сказал Ибрагим.
Никто не проронил ни слова. Впервые на лице Китроса не было улыбки. Алеко выглядел спокойным и расслабленным, готовым ко всему. А Сара Гамильтон?
Она допила свой тоник и, небрежно повернувшись к Моргану, который, обливаясь от страха потом, съежился за своим столиком, попросила:
– Будь добр, Морган, принеси мне еще стаканчик.
Тот трясущейся рукой взял стакан, а Сара, взглянув на меня, улыбнулась:
– Возвращайтесь быстрей. Мы еще не закончили беседу.
После пятнадцати минут безрезультатного обыска он немного успокоился. После этого мы вместе вернулись в бар. Я застал компанию сидящей у открытого окна в том же составе, если не считать Моргана, который уже был за общим столиком и сжимал в руке наполовину опустошенный стакан виски. Он был слишком напуган даже для того, чтобы допить его до конца. Такого за ним еще не водилось.
– Вокруг отеля необходимо будет выставить охрану, – сказал Ибрагим и, стараясь быть более вежливым, добавил, обращаясь к Алеко: – Сожалею, мистер Алеко, но уверен, что вы понимаете, каково мое положение.
– Отлично понимаю, – ответил ему Алеко.
В этот момент снова погас свет. Вертушки вентиляторов сразу же перестали вращаться, и бар погрузился в темноту. За окном тонкой оранжевой полоской чуть светился небосклон да молодой месяц тускло мерцал своим холодным светом.
Китрос кликнул барменов, и спустя буквально секунду откуда-то из-за гавани донесся раскатистый звук огромной силы взрыва. Судя по силе взрыва, сработало порядка двадцати фунтов пластикового гелигнита, разнеся «Мираж» стоимостью в несколько миллионов долларов на мелкие щепки.
Теперь я смог бы с уверенностью сказать, где находился Гийон.
Глава 3
– Нет, вы играете как раз то, что нужно. Капли дождя, падающие сквозь листву деревьев, туман, стелющийся по реке, звуки гудка, доносящиеся с Темзы из-за Лондонского моста. Единственно, чего недостает, так это Биг Бена и, может быть, одной или двух сирен. Я просто мучаюсь от ностальгии.
– И даже для вас это что-то значит, не так ли?
– В недавние тяжелые времена две сотни тысяч ирландцев пришли на помощь Англии, – напомнил я. – Мой черед настал в июле сорок третьего в день моего шестнадцатилетия. Я прибавил себе пару лет и попал в военно-морской флот.
– Из-за любви к милой старушке Англии?
– Из-за куска хлеба, мэм. Господь спас нас, дав нам на семерых одну корову и трех коз. И тогда у нас появился обычай всегда сражаться на стороне Англии во всех войнах, которые она вела, – произнес я нарочито театрально с пафосом, на который был только способен.
Она прыснула от смеха:
– Угостите сигаретой.
Сара наклонилась ко мне, и я вновь почувствовал запах ее духов, от чего руки мои почему-то слегка задрожали. Не проронив ни слова, она сжала мою ладонь своими холодными пальцами.
– Выпить не желаете? – спросил я.
– Почему бы и нет? Большой бокал холодного безалкогольного напитка. Желательно тоник со льдом.
– Вы в этом уверены?
– По-моему, вы уже приняли за нас обоих. Не так ли?
Я пропустил ее замечание мимо ушей и направился к барной стойке. Поначалу я хотел, как обычно, начать вечер с большого стакана виски, но почему-то заколебался. Она определенно приводила меня в трепет. В конце концов я остановил свой выбор на холодном пиве.
Сара уже отошла от пианино и стояла у открытого окна, устремив взгляд на гавань. Вечер был очень тихим. В пламенеющем оранжевым цветом небе светился молодой месяц. Когда я подошел, она повернулась ко мне и застыла в неподвижной позе, слегка отставив ногу и сложив одну руку на груди, придерживая одной рукой локоть другой.
На ней было обманчиво простое маленькое летнее платье, вероятно от Бальма. Короткое даже для такой погоды, спереди на всю длину застегивающееся на пуговицы, из которых две нижние были расстегнуты то ли случайно, то ли по замыслу модельера. Как я уже понял, нельзя было быть полностью уверенным во всем, что имело к ней какое-либо отношение.
Только одного я не мог понять. Сара была чертовски хороша и волновала меня так, как никакая другая женщина за эти годы. Естественно если не считать моей дорогой жены, до того как та покинула меня.
Я протянул ей высокий, покрытый инеем стакан. Кубики льда звякнули о стекло, когда она подносила его к губам.
– Шестнадцать лет в сорок третьем году? Выходит, вам сейчас сорок два.
– И я слишком для вас стар, – сказал я. – Поэтому мне следует сбросить обороты? Ну что за проклятая жизнь.
– Да, и каждый ее день, если воспринимать ее так, как вы. В сорок третьем меня еще на свете не было, поэтому о том времени судить не могу.
Ответ был достаточно прямым и в какой-то степени жестоким, как удар ниже пояса. Сара почувствовала это и, вероятно, пожалела о том, что сказала.
– Я хочу, чтобы вы с самого начала поняли, что я не люблю, когда кто-то думает за меня. Договорились?
Она села на подоконник, скрестив свои великолепные ноги. Тут вошел Морган. Бедняга, я совсем забыл о нем. Он снял фуражку и шлепнул себя по голове.
– Добрый вечер, мисс, то есть леди Гамильтон.
Она одарила его своей лучезарной улыбкой и провела тыльной стороной ладони по его подбородку.
– Для тебя, Морган, просто Сара. Отныне и во веки веков. Нас с тобой уже многое связывает.
Он хохотнул и нервно почесал подбородок.
– Черт возьми, хочу сказать, что вы, похоже, знаете, как оказать первую помощь.
– У меня было три младших брата, – ответила она. – Я знаю, как обращаться с мужчинами.
– Что с моим помощником? – спросил я раздраженно. – У него что, крыша поехала?
Она резко повернулась ко мне:
– Я же сказала, что у меня было три брата и я не впервые столкнулась с тем, что произошло с вами.
Она задела меня за живое, и я снова завелся:
– Уверен, что не впервые, ангел. Я что, был в таком уж жутком состоянии?
Она пожала плечами:
– Не знаю, был ли сорок третий год хорошим.
Последняя ее фраза обезоружила меня, и я, повернувшись к Моргану, который держал меня за рукав, произнес:
– Ну, ладно. Спроси у Али как всегда, а потом забирайся в «лендровер» и проспись хорошенько. Потом я заберу тебя на пристань.
Он, слегка пошатываясь, быстро зашагал в сторону барной стоики.
– А что он спрашивает у Али как всегда? – заинтересовалась Сара Гамильтон.
– Большую бутылку ирландского виски, к которой он будет прикладываться каждые десять минут в течение часа. Обычно это виски «Джеймсон», если оно у них есть. Здешние бармены испытывают чувство гордости, когда им удается ублажить своих клиентов напитками, о которых тут мало кто слышал.
– Он и так уже полупьян, – заметила она, и в ее голосе прозвучал укор в мой адрес.
Я покачал головой:
– С ним иногда случается такое и без спиртного. У подводников это называется кессонной болезнью. Как вы думаете, сколько ему лет?
– Не знаю, – пожала она плечами. – Наверное, лет шестьдесят пять.
– Ему сорок девять. На семь лет старше меня. Вот что может произойти с человеком, который опускается слишком глубоко, слишком часто и неправильно проводит декомпрессию. Ходячий мертвец, – с болью в сердце сказал я.
– И в этом вы вините Джека Сэвиджа, не так ли? Но почему?
Я повернулся и посмотрел на Сару, пытаясь разглядеть выражение ее лица. Но было темно, и к тому же на веранде за ее спиной появился Алеко. Буквально в следующее мгновение загорелся свет, и снова заработали вентиляторы.
– А, вот вы где. – Он улыбнулся и протянул мне руку. – Вы обещали меня угостить. «Китайский Клиппер» отлично подошел бы для этого случая. Посмотрим, сможет ли Китрос его сделать.
Я мог бы кликнуть одного из барменов, но тут Алеко повернулся и как-то уж совсем по-интимному положил руку свояченице на плечо. Мне это решительно не понравилось, и я решил оставить их наедине.
Когда я подошел к барной стойке, из своего кабинета, прикуривая на ходу сигару, появился Китрос.
– Один «Китайский Клиппер», – с каменным выражением на лице произнес я.
Янни повернулся к Али, старшему бармену, и невозмутимо произнес:
– Тебе потребуется китайский золотистый лайм[1]. Ты их с полдюжины найдешь в кладовке в керамических кувшинах. Придай с его помощью сухому джину желтый цвет. Главное – добейся нужного цвета. – Он развернулся ко мне и вкрадчиво спросил: – Что-нибудь еще?
– Сдаюсь, – ответил я. – А мне большую порцию «Джеймсона».
Китрос щелкнул пальцами другому бармену.
– Ты сегодня отлично выглядишь, Джек. Благоухаешь «Богаром». Мне это нравится. Снова на щеках румянец, уж не виной ли тому эта молодая леди?
Это уже слишком, даже для него.
– Сделай одолжение, – сказал я. – Я достаточно стар, чтобы быть...
– Ей отцом? Ах, Джек, я вижу, общение с англичанами не прошло для тебя бесследно. А жаль.
Он бросил взгляд в зал.
– Девятнадцать лет – прекрасный возраст, но этот случай особый, – сказал он и покачал головой. – Эта девушка родилась уже достаточно взрослой.
Возможно, он был прав, но его замечание мне не понравилось. Выйдя из-за стойки с подносом в руках, Янни направился к посетителям.
– Ваш «Китайский Клиппер», сэр, – сказал он Алеко.
Алеко отпил глоток и одобрительно кивнул.
– Вы никогда еще меня не подводили, Китрос. Не составите нам компанию?
– С удовольствием.
Янни кивнул Али, и тот принес ему бокал «Бакарди». Алеко предложил мне сигарету.
– Я тут полдня понаблюдал за вами, мистер Сэвидж. За последние семь или восемь лет, как я понял, вы достаточно потаскали на себе это громоздкое снаряжение.
– Оно не очень тяжелое, – ответил я. – После Суэца в Александрии и Порт-Саиде для спасателей много работы, а я хорошо знаю местность. Стараюсь пользоваться этим преимуществом.
– Да, я слышал об этом. Вы служили старшиной в десантно-диверсионном отряде морских сил Британии и занимались подводными работами. Удивляюсь, как египтяне разрешили вам здесь остаться.
– Без проблем. Я ирландец, а не англичанин. И это для меня большой плюс. С моим паспортом я могу отправиться без визы куда угодно, даже в Китай.
– Вот туда бы я вам не посоветовал.
– Вероятно, вы правы.
В холле послышались голоса, и в бар вошел Хаким. Он быстрым взглядом окинул зал и, увидев меня, лавируя между столиками, решительно зашагал в мою сторону. Я впервые видел его таким встревоженным.
– Очень хорошо, мистер Сэвидж, что я вас нашел. Крайне важное дело.
Он замолчал. В бар в сопровождении двух военных полицейских поспешно вошел майор Ибрагим. Не обращая ни на кого внимания, в том числе и на Хакима, он уставился на меня свирепым взглядом.
– Мы разыскиваем человека по имени Рауль Гийон, которого вы, Сэвидж, наняли как водолаза. Где он?
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил я и повернулся к Хакиму. – Что это все значит?
Хаким не успел ответить, как Ибрагим вновь обратился ко мне:
– Рауль Гийон еврей, Сэвидж, израильский агент. Конечно, вы могли и не знать об этом, не так ли?
При других обстоятельствах его слова могли бы вызвать во мне ответную реакцию, но сейчас я не мог себе этого позволить. Дело принимало опасный для меня оборот. Один неправильный поступок – и я мог накликать себе неприятности.
– Майор Ибрагим, – сказал я ровным голосом, – за какого же дурака вы меня принимаете? Мне разрешили в Александрии открыть свое дело по проведению спасательных работ. Одно только оборудование для этого стоит более двухсот тысяч фунтов. Я уже выполняю работы и зарабатываю на этом деньги.
– Все это мое правительство может конфисковать в любой момент.
– Что касается Гийона, то, когда я нанимал его, он был гражданином Франции, – возразил я и обратился к Хакиму: – И ваше министерство подтвердило его статус.
– Да, так оно и есть, – сказал Хаким и повернулся к Ибрагиму: – У мистера Сэвиджа, возможно, не было даже подозрений относительно этого человека и того, чем он занимается.
– Мы это еще проверим, а сейчас осмотрим вашу комнату, – решительно сказал Ибрагим.
Никто не проронил ни слова. Впервые на лице Китроса не было улыбки. Алеко выглядел спокойным и расслабленным, готовым ко всему. А Сара Гамильтон?
Она допила свой тоник и, небрежно повернувшись к Моргану, который, обливаясь от страха потом, съежился за своим столиком, попросила:
– Будь добр, Морган, принеси мне еще стаканчик.
Тот трясущейся рукой взял стакан, а Сара, взглянув на меня, улыбнулась:
– Возвращайтесь быстрей. Мы еще не закончили беседу.
* * *
В моей комнате, как я и предполагал, никого не было, однако это не остановило Ибрагима и его молодчиков. Они все перевернули вверх дном. Майор страстно желал лишить меня всех прав – вот в чем была причина. Хотел найти предлог забрать меня с собой и, прибегнув к более жестким мерам, посмотреть, что можно из меня выжать.После пятнадцати минут безрезультатного обыска он немного успокоился. После этого мы вместе вернулись в бар. Я застал компанию сидящей у открытого окна в том же составе, если не считать Моргана, который уже был за общим столиком и сжимал в руке наполовину опустошенный стакан виски. Он был слишком напуган даже для того, чтобы допить его до конца. Такого за ним еще не водилось.
– Вокруг отеля необходимо будет выставить охрану, – сказал Ибрагим и, стараясь быть более вежливым, добавил, обращаясь к Алеко: – Сожалею, мистер Алеко, но уверен, что вы понимаете, каково мое положение.
– Отлично понимаю, – ответил ему Алеко.
В этот момент снова погас свет. Вертушки вентиляторов сразу же перестали вращаться, и бар погрузился в темноту. За окном тонкой оранжевой полоской чуть светился небосклон да молодой месяц тускло мерцал своим холодным светом.
Китрос кликнул барменов, и спустя буквально секунду откуда-то из-за гавани донесся раскатистый звук огромной силы взрыва. Судя по силе взрыва, сработало порядка двадцати фунтов пластикового гелигнита, разнеся «Мираж» стоимостью в несколько миллионов долларов на мелкие щепки.
Теперь я смог бы с уверенностью сказать, где находился Гийон.
Глава 3
Во вред себе
Лучи прожектора военного катера осветили картину произошедшего. На поверхности моря, насколько хватало света прожектора, плавали обломки, куски фюзеляжа. Судя по останкам самолета, на нем сдетонировали и ракеты класса «воздух – воздух».
Ибрагим схватил меня за плечи и грубо развернул к себе:
– И теперь ты скажешь, что не имеешь к этому никакого отношения?
– Я находился в отеле с трех часов дня, – без малейшего волнения в голосе ответил я. – У меня много свидетелей.
– Он прав, майор, – сказал Хаким. – Ты не того схватил. Это работа Гийона.
Но Ибрагим не сдавался. Он так был разъярен, что казалось, разорвет меня на куски.
– Откуда мы знаем, что не он подложил взрывчатку днем, когда работал под водой?
Но обвинение было настолько нелепым, что даже Хаким не выдержал.
– Ты тупица. Разве не помнишь – мы были там же и видели все, что он делал? – Он повернулся к морскому лейтенанту, который с волнением слушал, о чем шла речь. – Как можно скорее доставь нас обратно в гавань, а затем вернись и тщательно прочеши весь этот район.
– Я протестую, – начал было Ибрагим, но Хаким рубанул его ладонью по шее.
– Вижу, ты силен только на словах, а не на деле, майор. Поменьше болтовни и побольше дела. Вот что я от тебя требую. Чтобы до полуночи нашел мне Гийона. Не найдешь – придется сообщить об этом твоему начальству и потребовать замены. Ты понял меня?
Мне показалось, что в эту минуту Ибрагим был готов разрыдаться. Он развернулся и, подавленный, отошел в сторону.
Хаким протянул мне сигарету. Взяв ее, я сказал:
– А вы можете быть и крутым, когда захотите.
– Забудьте, мистер Сэвидж. – Он мягко улыбнулся. – Я был отличным преподавателем в одной из лучших общественных школ. Англичане всегда были прекрасными мастерами во всех областях искусства, но, как оказалось, больше всего они преуспели в искусстве быть подлецами.
В этом он был абсолютно прав.
Хаким оставил меня в отеле, строго наказав никуда не отлучаться без его ведома. При этом был вежлив, но настроен решительно. Да и те двое из военной полиции, стоявшие у дверей, всем своим видом показывали, что оставлены здесь явно не для мебели.
В баре уже никого не было, если не считать Моргана, который явно перебрал свою дозу. Он грузно лежал поперек стола, с широко раскрытыми остекленелыми глазами. Я поставил его на ноги и слегка пошлепал по лицу. Он моментально ожил.
– Давай иди в «лендровер» и отоспись, – сказал я.
Он с трудом произнес:
– А что с Гийоном?
– Бог его знает, такая заваруха. Я тебе позже расскажу. Давай двигай.
Я подтолкнул его в сторону холла и вернулся в бар. Из своего кабинета вышел Китрос. Масляная лампа, стоявшая на барной стойке, осветила его мрачное лицо.
– "Мираж"? – спросил он.
Я кивнул в ответ.
– Налей еще виски. Жуть как хочу выпить.
Барменов поблизости не было, и он, сам налив мне виски, подсел рядом. Для него это было совсем необычно.
– Что там с Гийоном?
– Ни слуху ни духу. Когда мы вернулись в гавань, охранники с пирса стреляли по воде, но я думаю, что впустую. От такого взрыва его, должно быть, самого, как и самолет, разнесло на куски.
Он поежился, видимо от моего предположения, и налил еще виски.
– Что с тобой? – спросил я. – Ты дрожишь?
Китрос сделал попытку улыбнуться, и я почувствовал, что он что-то скрывает, что-то очень важное. Не решаясь мне это сказать, он боялся встретиться со мной взглядом.
– Боже мой, – прошептал я, – так ты знал. Ты знал и о том, чем он занимался, не так ли?
– Не говори ерунды, дорогой Джек.
Он попытался замять разговор, но я решил не спускать его с крючка.
– Так, теперь до меня дошло. Все те твои поездки на Кирос. Ты помогал им. Они, должно быть, платят тебе огромные деньги.
В ответ он только улыбнулся:
– Скажу тебе, это одно из моих самых прибыльных дел.
Я не смог удержаться от смеха.
– Но уличить меня в этом совсем не просто, Джек, – сказал он спокойно.
– А я и не собираюсь этого делать. Я ничего не имею против израильтян, даже если бы в сорок седьмом один из их чертовых аквалангистов не подорвал меня в порту Яффа. Да будь я проклят, если приму чью-либо сторону. Что мне теперь делать?
– Подожди немного, – сказал он. – Если дела для тебя будут складываться плохо, беги отсюда на своей «Ласковой Джейн». Подожди меня на Киросе. Для тебя в Эгейском море много работы, и я помогу тебе.
– И бросить дело в двести тысяч фунтов стерлингов Ибрагиму и его дружкам? Никогда в жизни.
– Ну а что ты будешь делать, если появится Гийон и попросит о помощи? Сдашь его?
Это был вопрос, который я боялся задать сам себе, потому что ответа на него не знал.
– Я не принимаю ничьей стороны, – ответил я. – Я свое уже получил. Палестина, Малайя, Корея, Кипр. Чужие войны. К черту эти солдатские игры.
Кельтская кровь взыграла во мне. Я отвернулся, едва сдерживая себя, и тут заметил, что за ближайшим к нам столиком сидит Сара Гамильтон и внимательно нас слушает.
– И вы тоже можете сгореть в аду, – бросил я ей и выскочил через открытое окно на веранду, а затем бросился в сад.
С опущенными плечами, сунув руки в карманы, я бесцельно бродил кругами по выложенным плиткой дорожкам сада. Из угла рта торчала незажженная сигарета – я никак не мог найти спички. Вид фонтана в саду вызывал во мне те же чувства, что и остальные атрибуты чисто викторианского стиля. Изо рта невероятно непорочной барышни, окруженной дюжиной ангелочков неопределенного пола, струились потоки воды.
Я стоял, оперевшись ногой на выступающий бортик бассейна фонтана, и всматривался в ночь. Вдруг перед моим лицом возникла протянутая рука с золотой зажигалкой. Опять этот чертов парфюм. Я прикурил и повернулся к Саре.
– Эти духи действительно называются «Интимаси», или вы пошутили?
Она присела на край бассейна и провела рукой по воде.
– Я люблю фонтаны, они так успокаивают меня. Когда я была еще маленькой, у нас в Хамбрей-Корте был такой же. Мои самые ранние воспоминания детства. Это было так давно.
– Тысячу лет назад?
– Не меньше.
Когда она подняла глаза, я увидел, как изменилось ее лицо. На мгновение она предстала предо мной той маленькой девочкой в таинственном саду на берегу залива, жизнь которой была огорожена полуторакилометровой кирпичной стеной эпохи королевы Елизаветы.
– Иногда мне кажется, что это всего лишь сон. Сказка, прочитанная мною или рассказанная кем-то. В этом есть какой-нибудь смысл?
– Вполне определенный.
Не знаю точно, что с ней произошло, но она как-то вдруг резко переменилась, вновь войдя в свою роль. Даже тон ее голоса изменился и стал более суровым.
– Ну что, купил вас Китрос?
Я бросил на нее резкий взгляд:
– Стыдно подслушивать чужие разговоры.
Она почему-то рассердилась:
– Вы надо всем шутите?
– А вы знаете лучший способ сохранить рассудок в этом жестоком мире?
– Знаю, и не один.
– Да, конечно же. Я и забыл, что вы само благочестие, – с иронией сказал я. – «Кама Сутра» в изголовье постели и пятьдесят семь различных положений с каждым третьим мужчиной, повстречавшимся вам на Кинг-роуд. Это для вас самый свежий пинок под зад за последний год, не так ли?
– О, это прозвучало просто великолепно, – ответила она, не повышая голоса. – Каждое ваше слово.
Не в силах сдержаться, я громко захохотал:
– Вы уникальны, таких больше не делают.
– На это потребовалось семьсот двадцать три года, – сказала она.
– И это чувствуется. Извините, вы просто оказались ближайшей, на ком я смог сорвать зло.
– Я это поняла. А что, ваши дела так плохи?
– Вроде этого. Может быть, они успокоятся, если поймают Гийона.
– А если не поймают?
– Восемь лет тяжелого труда полетят кошке под хвост.
Я на несколько шагов отошел в сторону и прислушался, услышав со стороны гавани звуки заведенного двигателя.
– Расскажите мне о своей жене, – сказала она сухо.
– А вам Морган что-нибудь уже рассказал?
– Нет, но уверена, он бы мне не отказал.
Как ни странно, я не испытывал ни малейшего раздражения и был готов впервые за многие годы произнести имя, само упоминание которого вызывало у меня суеверный страх.
– Рассказывать здесь особенно нечего. Мы с Грейс встретились сразу же по окончании палестинской заварухи в сорок восьмом. Был конец войны. Мне только что присвоили звание лейтенанта. Отличный послужной список, отмечен наградами, с большим будущим. Во всяком случае, на бумаге.
– И что произошло?
– Я дослужился до звания капитана, только и всего. Восемь лет спустя, уже после Малайи, Кореи, Кипра, я оставался все в том же воинском звании.
– Этому были причины?
– Я не очень-то ладил с начальством, а кроме того, у меня ирландский паспорт. Отсюда и такое ко мне отношение. Мы с Грейс виделись всего два раза в год, у нас не было детей, которые хоть как-то могли спасти брак. Она ушла от меня в пятьдесят седьмом и через год снова вышла замуж. За американца.
– Удачно?
– На сколько могу судить – да. Он получил свою долю наследства в Форт-Ноксе.
– И вы решили самоутвердиться, став спасателем-подводником номер один во всем средиземноморском бассейне?
– Что-то вроде этого, – ухмыльнулся я. – И стал им совершенно случайно, заметьте. Я уволился из армии, купил «Ласковую Джейн», на которую ушли почти все мои сбережения. У меня была заманчивая идея стать ловцом губок где-нибудь в Эгейском море и попутно искать предметы старины.
Если знать, как поставить дело, то на этом можно было бы заработать большие деньги. Если точно знать, где искать, на дне этого моря можно обнаружить любой тип корабля бронзового века. Я бы мог взять вас с собой к побережью Турции. Там на рифах около острова Додеканес недавно натолкнулись на останки одиннадцати кораблей времен Крымской войны.
– И много вы на этом заработали?
– Не очень. На натуральные губки уже не тот спрос, что раньше. Жил, но чертовски бедно. Находить останки затонувших кораблей оказалось гораздо труднее, чем я себе представлял.
– Ну а потом?
– Потом появился Янни Китрос, – ответил я. – Работал на него. Возил американские сигареты в Италию, среди всего прочего.
– А поподробнее? Спасательными работами занялись позже?
– Получилось так, как я и хотел. За годы службы на флоте накопил достаточно большой опыт. Знаете, там, под водой, совсем другой мир. Его невозможно описать.
– У меня был брат, который испытывал такие же чувства от авиации.
– Точно. Тогда, в пятьдесят девятом, когда я только начинал, со мной был один Морган и больше никого. Правда, была команда палубных матросов из египтян, но все подводные работы выполняли только мы. Как-то, подняв с глубины пятнадцати морских саженей ливанское каботажное судно, мы заработали двадцать тысяч фунтов.
– И с тех пор ничего. Скажите, а почему вы сегодня работали в одиночку? Разве это не опасно?
– Торопил Хаким. Ему хотелось предстать перед министерскими чиновниками в лучшем свете, а помощников у меня больше никого не было.
– А как же Морган?
– Я же вам говорил, – сказал я. – У него с этим покончено. Да, было время, когда он был хорош. Самым лучшим. Он раньше служил в морской пограничной службе США. Что касалось подводных работ, то ему стоило только намекнуть, как все было уже сделано. Но это было давно. Он был уже на закате даже тогда, когда появился у меня. А теперь...
– Ходячий мертвец.
Я нахмурился.
– Вы же сами его так назвали, – как бы оправдываясь, сказала, она.
– Таков его финал, – с трудом выдавил я.
– И вы вините себя за это? Почему?
Она, конечно, была права. Я испытывал чувство гнева, разочарования и безысходности, ненависти к самому себе и тот животный страх, который охватил меня при виде затонувшего «Миража».
– Хорошо, вы сами хотели это узнать. Дело в том, что раньше я постоянно нырял один, даже когда в этом не было необходимости, но теперь, а если быть точным, восемнадцать месяцев назад, перестал. Нырял, потому что каждая минута пребывания под водой доставляла мне наслаждение, подобное тому, которое ваш брат испытывал от полетов. Как-то позвонили в мой офис в Александрии. Сообщили, что на внешнем рейде порта затонула большая баржа. Основная часть моей команды в тот момент работала в другом месте, и я с Морганом отправился на место катастрофы выяснить ситуацию. Он первым ушел под воду, одетый в обычный костюм ныряльщика.
– Вы имеете в виду с воздушным шлангом и тому подобным? А я думала, что такое снаряжение появилось у ныряльщиков только недавно.
Ибрагим схватил меня за плечи и грубо развернул к себе:
– И теперь ты скажешь, что не имеешь к этому никакого отношения?
– Я находился в отеле с трех часов дня, – без малейшего волнения в голосе ответил я. – У меня много свидетелей.
– Он прав, майор, – сказал Хаким. – Ты не того схватил. Это работа Гийона.
Но Ибрагим не сдавался. Он так был разъярен, что казалось, разорвет меня на куски.
– Откуда мы знаем, что не он подложил взрывчатку днем, когда работал под водой?
Но обвинение было настолько нелепым, что даже Хаким не выдержал.
– Ты тупица. Разве не помнишь – мы были там же и видели все, что он делал? – Он повернулся к морскому лейтенанту, который с волнением слушал, о чем шла речь. – Как можно скорее доставь нас обратно в гавань, а затем вернись и тщательно прочеши весь этот район.
– Я протестую, – начал было Ибрагим, но Хаким рубанул его ладонью по шее.
– Вижу, ты силен только на словах, а не на деле, майор. Поменьше болтовни и побольше дела. Вот что я от тебя требую. Чтобы до полуночи нашел мне Гийона. Не найдешь – придется сообщить об этом твоему начальству и потребовать замены. Ты понял меня?
Мне показалось, что в эту минуту Ибрагим был готов разрыдаться. Он развернулся и, подавленный, отошел в сторону.
Хаким протянул мне сигарету. Взяв ее, я сказал:
– А вы можете быть и крутым, когда захотите.
– Забудьте, мистер Сэвидж. – Он мягко улыбнулся. – Я был отличным преподавателем в одной из лучших общественных школ. Англичане всегда были прекрасными мастерами во всех областях искусства, но, как оказалось, больше всего они преуспели в искусстве быть подлецами.
В этом он был абсолютно прав.
Хаким оставил меня в отеле, строго наказав никуда не отлучаться без его ведома. При этом был вежлив, но настроен решительно. Да и те двое из военной полиции, стоявшие у дверей, всем своим видом показывали, что оставлены здесь явно не для мебели.
В баре уже никого не было, если не считать Моргана, который явно перебрал свою дозу. Он грузно лежал поперек стола, с широко раскрытыми остекленелыми глазами. Я поставил его на ноги и слегка пошлепал по лицу. Он моментально ожил.
– Давай иди в «лендровер» и отоспись, – сказал я.
Он с трудом произнес:
– А что с Гийоном?
– Бог его знает, такая заваруха. Я тебе позже расскажу. Давай двигай.
Я подтолкнул его в сторону холла и вернулся в бар. Из своего кабинета вышел Китрос. Масляная лампа, стоявшая на барной стойке, осветила его мрачное лицо.
– "Мираж"? – спросил он.
Я кивнул в ответ.
– Налей еще виски. Жуть как хочу выпить.
Барменов поблизости не было, и он, сам налив мне виски, подсел рядом. Для него это было совсем необычно.
– Что там с Гийоном?
– Ни слуху ни духу. Когда мы вернулись в гавань, охранники с пирса стреляли по воде, но я думаю, что впустую. От такого взрыва его, должно быть, самого, как и самолет, разнесло на куски.
Он поежился, видимо от моего предположения, и налил еще виски.
– Что с тобой? – спросил я. – Ты дрожишь?
Китрос сделал попытку улыбнуться, и я почувствовал, что он что-то скрывает, что-то очень важное. Не решаясь мне это сказать, он боялся встретиться со мной взглядом.
– Боже мой, – прошептал я, – так ты знал. Ты знал и о том, чем он занимался, не так ли?
– Не говори ерунды, дорогой Джек.
Он попытался замять разговор, но я решил не спускать его с крючка.
– Так, теперь до меня дошло. Все те твои поездки на Кирос. Ты помогал им. Они, должно быть, платят тебе огромные деньги.
В ответ он только улыбнулся:
– Скажу тебе, это одно из моих самых прибыльных дел.
Я не смог удержаться от смеха.
– Но уличить меня в этом совсем не просто, Джек, – сказал он спокойно.
– А я и не собираюсь этого делать. Я ничего не имею против израильтян, даже если бы в сорок седьмом один из их чертовых аквалангистов не подорвал меня в порту Яффа. Да будь я проклят, если приму чью-либо сторону. Что мне теперь делать?
– Подожди немного, – сказал он. – Если дела для тебя будут складываться плохо, беги отсюда на своей «Ласковой Джейн». Подожди меня на Киросе. Для тебя в Эгейском море много работы, и я помогу тебе.
– И бросить дело в двести тысяч фунтов стерлингов Ибрагиму и его дружкам? Никогда в жизни.
– Ну а что ты будешь делать, если появится Гийон и попросит о помощи? Сдашь его?
Это был вопрос, который я боялся задать сам себе, потому что ответа на него не знал.
– Я не принимаю ничьей стороны, – ответил я. – Я свое уже получил. Палестина, Малайя, Корея, Кипр. Чужие войны. К черту эти солдатские игры.
Кельтская кровь взыграла во мне. Я отвернулся, едва сдерживая себя, и тут заметил, что за ближайшим к нам столиком сидит Сара Гамильтон и внимательно нас слушает.
– И вы тоже можете сгореть в аду, – бросил я ей и выскочил через открытое окно на веранду, а затем бросился в сад.
* * *
Над дальней от отеля оградой в густой кроне кипариса запутался молодой месяц, а в другом конце сада под легким бризом мрачно качали своими ветвями пальмы. Сад был еще одним предметом особой гордости Янни. Ночь была свежа и напоена ароматом растущих в нем растений.С опущенными плечами, сунув руки в карманы, я бесцельно бродил кругами по выложенным плиткой дорожкам сада. Из угла рта торчала незажженная сигарета – я никак не мог найти спички. Вид фонтана в саду вызывал во мне те же чувства, что и остальные атрибуты чисто викторианского стиля. Изо рта невероятно непорочной барышни, окруженной дюжиной ангелочков неопределенного пола, струились потоки воды.
Я стоял, оперевшись ногой на выступающий бортик бассейна фонтана, и всматривался в ночь. Вдруг перед моим лицом возникла протянутая рука с золотой зажигалкой. Опять этот чертов парфюм. Я прикурил и повернулся к Саре.
– Эти духи действительно называются «Интимаси», или вы пошутили?
Она присела на край бассейна и провела рукой по воде.
– Я люблю фонтаны, они так успокаивают меня. Когда я была еще маленькой, у нас в Хамбрей-Корте был такой же. Мои самые ранние воспоминания детства. Это было так давно.
– Тысячу лет назад?
– Не меньше.
Когда она подняла глаза, я увидел, как изменилось ее лицо. На мгновение она предстала предо мной той маленькой девочкой в таинственном саду на берегу залива, жизнь которой была огорожена полуторакилометровой кирпичной стеной эпохи королевы Елизаветы.
– Иногда мне кажется, что это всего лишь сон. Сказка, прочитанная мною или рассказанная кем-то. В этом есть какой-нибудь смысл?
– Вполне определенный.
Не знаю точно, что с ней произошло, но она как-то вдруг резко переменилась, вновь войдя в свою роль. Даже тон ее голоса изменился и стал более суровым.
– Ну что, купил вас Китрос?
Я бросил на нее резкий взгляд:
– Стыдно подслушивать чужие разговоры.
Она почему-то рассердилась:
– Вы надо всем шутите?
– А вы знаете лучший способ сохранить рассудок в этом жестоком мире?
– Знаю, и не один.
– Да, конечно же. Я и забыл, что вы само благочестие, – с иронией сказал я. – «Кама Сутра» в изголовье постели и пятьдесят семь различных положений с каждым третьим мужчиной, повстречавшимся вам на Кинг-роуд. Это для вас самый свежий пинок под зад за последний год, не так ли?
– О, это прозвучало просто великолепно, – ответила она, не повышая голоса. – Каждое ваше слово.
Не в силах сдержаться, я громко захохотал:
– Вы уникальны, таких больше не делают.
– На это потребовалось семьсот двадцать три года, – сказала она.
– И это чувствуется. Извините, вы просто оказались ближайшей, на ком я смог сорвать зло.
– Я это поняла. А что, ваши дела так плохи?
– Вроде этого. Может быть, они успокоятся, если поймают Гийона.
– А если не поймают?
– Восемь лет тяжелого труда полетят кошке под хвост.
Я на несколько шагов отошел в сторону и прислушался, услышав со стороны гавани звуки заведенного двигателя.
– Расскажите мне о своей жене, – сказала она сухо.
– А вам Морган что-нибудь уже рассказал?
– Нет, но уверена, он бы мне не отказал.
Как ни странно, я не испытывал ни малейшего раздражения и был готов впервые за многие годы произнести имя, само упоминание которого вызывало у меня суеверный страх.
– Рассказывать здесь особенно нечего. Мы с Грейс встретились сразу же по окончании палестинской заварухи в сорок восьмом. Был конец войны. Мне только что присвоили звание лейтенанта. Отличный послужной список, отмечен наградами, с большим будущим. Во всяком случае, на бумаге.
– И что произошло?
– Я дослужился до звания капитана, только и всего. Восемь лет спустя, уже после Малайи, Кореи, Кипра, я оставался все в том же воинском звании.
– Этому были причины?
– Я не очень-то ладил с начальством, а кроме того, у меня ирландский паспорт. Отсюда и такое ко мне отношение. Мы с Грейс виделись всего два раза в год, у нас не было детей, которые хоть как-то могли спасти брак. Она ушла от меня в пятьдесят седьмом и через год снова вышла замуж. За американца.
– Удачно?
– На сколько могу судить – да. Он получил свою долю наследства в Форт-Ноксе.
– И вы решили самоутвердиться, став спасателем-подводником номер один во всем средиземноморском бассейне?
– Что-то вроде этого, – ухмыльнулся я. – И стал им совершенно случайно, заметьте. Я уволился из армии, купил «Ласковую Джейн», на которую ушли почти все мои сбережения. У меня была заманчивая идея стать ловцом губок где-нибудь в Эгейском море и попутно искать предметы старины.
Если знать, как поставить дело, то на этом можно было бы заработать большие деньги. Если точно знать, где искать, на дне этого моря можно обнаружить любой тип корабля бронзового века. Я бы мог взять вас с собой к побережью Турции. Там на рифах около острова Додеканес недавно натолкнулись на останки одиннадцати кораблей времен Крымской войны.
– И много вы на этом заработали?
– Не очень. На натуральные губки уже не тот спрос, что раньше. Жил, но чертовски бедно. Находить останки затонувших кораблей оказалось гораздо труднее, чем я себе представлял.
– Ну а потом?
– Потом появился Янни Китрос, – ответил я. – Работал на него. Возил американские сигареты в Италию, среди всего прочего.
– А поподробнее? Спасательными работами занялись позже?
– Получилось так, как я и хотел. За годы службы на флоте накопил достаточно большой опыт. Знаете, там, под водой, совсем другой мир. Его невозможно описать.
– У меня был брат, который испытывал такие же чувства от авиации.
– Точно. Тогда, в пятьдесят девятом, когда я только начинал, со мной был один Морган и больше никого. Правда, была команда палубных матросов из египтян, но все подводные работы выполняли только мы. Как-то, подняв с глубины пятнадцати морских саженей ливанское каботажное судно, мы заработали двадцать тысяч фунтов.
– И с тех пор ничего. Скажите, а почему вы сегодня работали в одиночку? Разве это не опасно?
– Торопил Хаким. Ему хотелось предстать перед министерскими чиновниками в лучшем свете, а помощников у меня больше никого не было.
– А как же Морган?
– Я же вам говорил, – сказал я. – У него с этим покончено. Да, было время, когда он был хорош. Самым лучшим. Он раньше служил в морской пограничной службе США. Что касалось подводных работ, то ему стоило только намекнуть, как все было уже сделано. Но это было давно. Он был уже на закате даже тогда, когда появился у меня. А теперь...
– Ходячий мертвец.
Я нахмурился.
– Вы же сами его так назвали, – как бы оправдываясь, сказала, она.
– Таков его финал, – с трудом выдавил я.
– И вы вините себя за это? Почему?
Она, конечно, была права. Я испытывал чувство гнева, разочарования и безысходности, ненависти к самому себе и тот животный страх, который охватил меня при виде затонувшего «Миража».
– Хорошо, вы сами хотели это узнать. Дело в том, что раньше я постоянно нырял один, даже когда в этом не было необходимости, но теперь, а если быть точным, восемнадцать месяцев назад, перестал. Нырял, потому что каждая минута пребывания под водой доставляла мне наслаждение, подобное тому, которое ваш брат испытывал от полетов. Как-то позвонили в мой офис в Александрии. Сообщили, что на внешнем рейде порта затонула большая баржа. Основная часть моей команды в тот момент работала в другом месте, и я с Морганом отправился на место катастрофы выяснить ситуацию. Он первым ушел под воду, одетый в обычный костюм ныряльщика.
– Вы имеете в виду с воздушным шлангом и тому подобным? А я думала, что такое снаряжение появилось у ныряльщиков только недавно.