Страница:
- Поделом этим ублюдкам, - шепнул Тодд.
В отдалении раздался пронзительный вой сирены. Когда они прошли мимо мрачных охранников, проводивших их цепкими, подозрительными взглядами, Тодд продолжил:
- Ты только прикинь: нам платят по тридцатке в час, а сами разъезжают на "ягуарах". Ты не хуже меня знаешь, какой минимальный размер зарплаты. Зло берет, как только подумаю, что кто-то упаковывает товары в бакалейной лавке и получает лишь на пятерку меньше.
На первый взгляд могло показаться, что суть конфликта заключалась в финансовых разногласиях. На собраниях профсоюза разговоры велись только о зарплате, и на частых встречах представителей рабочих с руководством споры разгорались вокруг того же. Говорили о "левых" выплатах, о сверхурочных, о надбавках за проведение особо опасных работ, другие же темы абсолютно не затрагивали. Однако в один прекрасный день Вил понял, что источник всех бед, невидимый и скрытый, этакая змеиная голова, которая не прекращает источать яд и которую каждый предпочитает не замечать, таится в бездонной пропасти взаимного отчуждения и враждебности. Администрация, считая рабочих некомпетентными, а зачастую просто врагами, отгородилась стеной недоверия и окопалась в своих кабинетах, пытаясь оттуда контролировать все и вся. Рабочие сочли себя ущемленными в правах и отказались от попыток найти общий язык с "эксплуататорами". Правда, общий "противник" не сплотил, а разобщил людей. Каждый думал только о своем личном благополучии, забывая о товарищах и о том, что от труда горняков зависят жизни тысячи горожан.
В июле бригада назначила Вила своим представителем в профкоме. Еще через два месяца рабочие поручили ему вести переговоры с администрацией.
Встреча проходила в зале, разделенном пуленепробиваемым стеклом. По одну сторону сидели хозяева компании и адвокаты, по другую - рабочие и профсоюзные лидеры. Переговоры зашли в тупик: ни одна из сторон не желала уступать.
Вил проглотил ком в горле. В течение нескольких месяцев он, выступая в роли то дипломата, то политика, то лоббиста, вел переговоры, стремясь найти союзников в обоих станах, и немало преуспел в этом, однако сейчас все равно нервничал. Выпрямившись во весь рост и окинув взглядом присутствующих, Вил понял, что наступил решающий момент.
Он разорвал лист с повесткой дня. Клочки бумаги мягко спланировали на пол.
- Джентльмены, - обратился он к руководству, - эта дискуссия абсолютно бесполезна. Дело не в зарплате, и давайте не будем обсуждать этот вопрос. Тем более, что вы не можете сделать никакого мало-мальски конструктивного предложения. За полтора года акции компании упали до минимума. Оборотный капитал близок к нулю, кредитные линии исчерпаны. Даже если у вас появится желание повысить зарплату хотя бы на один цент, вы не сможете этого сделать, поскольку у компании нет средств. С другой стороны, наш пенсионный фонд процветает. Я предлагаю следующее: объединенный профком приобретает у администрации двадцать семь процентов акций "Интернэшнл Икстракшн" по цене 36,8 долларов за акцию, что на пять долларов с небольшим выше их текущей цены. Полагаю, это будет неплохой сделкой. Раздавшиеся возгласы заглушили его последние слова. Вил терпеливо ждал, когда все выговорятся и страсти утихнут. Один из вице-президентов корпорации нацелил на него палец.
- Ты хочешь, чтобы мы все потеряли? Да мы лучше закроем шахту!
Члены профкома, сидевшие по ту же сторону толстого стекла, что и Вил, разочарованно вздохнули. Кто-то из рабочих выкрикнул:
- Только попробуй, Корнуолл, и ты первый вылетишь из этого окна без парашюта.
Вил поднял руку.
- Повторяю, речь идет не об односторонней выгоде, а о партнерстве. Нам не нужна пиррова победа. Если у каждого будет своя доля в акциях, если каждый будет участвовать в прибыли, то волей-неволей начнет думать о будущем компании. Джентльмены, вы абсолютно ничего не потеряете - только приобретете. Чтобы компания процветала, каждому из нас придется изрядно потрудиться на своем месте. Мы должны мыслить широко, импровизировать, идти на риск... Я предлагаю начать с создания совместных наблюдательных комиссий. Затем следует упростить структуру руководящих органов. Размер зарплаты должен зависеть от результатов труда; это касается не только шахтеров, но и администрации. Вы должны прислушиваться к мнению рабочих и считаться с их критикой и замечаниями. Не повредит делу, если начальство побывает в забое и своими глазами увидит, каким тяжким трудом добывается каждый кусок породы. Если вы считаете меня наивным идеалистом, то заблуждаетесь. Пришло время поговорить начистоту и без промедления приняться за работу. Только так мы сможем спасти положение. Итак, джентльмены, решайте, - Вил выдержал паузу и обвел взглядом собравшихся, - вы согласны с моим предложением или нет?
- Невероятно! За восемь месяцев производительность выросла и составила сто девять процентов; производственные издержки снизились на двадцать два процента; прибыль составила тридцать центов с доллара! Я не говорю уже о резком сокращении числа несчастных случаев на производстве. И последнее, наконец-то закончились беспорядки и голодные бунты в Денвере и Оклахоме. Доктор Фрост не скрывал своего восторга. - Отлично, мой мальчик, ты поработал на славу. Просто замечательно!
От такого обилия похвал Вил смутился и пробормотал:
- Вообще-то, все оказалось не так уж сложно...
Он вернулся в школу, но уже на другой, более глубокий уровень. Вил оказался в подземном комплексе, располагающемся под Верхним и Нижним Холдэйном. По протяженности Глубинный Холдэйн, в котором обитало всего около десятка юношей, значительно уступал первым двум. Вил пробыл здесь два месяца и попросил встречи с наставником.
- Обучение закончилось, Вил, - опередил его вопрос доктор Фрост. - Теперь ты волен сам выбирать занятие по душе.
- А если я просто выйду из игры?
- Мы будем огорчены. Но отговаривать тебя не станем. Дело твое.
- Я попал в Холдэйн, когда мне было шесть лет, а сейчас мне двадцать один. О себе я знаю немного: учился в вашей школе и обладаю кое-какими врожденными способностями. Но хотелось бы понять: кто же я на самом деле?
- Хорошо, будь по-твоему. - Доктор Фрост взмахнул трубкой. - Помни, ты можешь вернуться в любой момент. Двери нашего дома всегда открыты, а в окне, чтобы ты не заблудился, - тут доктор подмигнул ему, - будет всегда гореть свет.
Впервые за долгие годы Вил очутился за стенами Холдэйна таким, каким родился на свет. Туман, затянувший город, превратил солнце в неясное пятно, окруженное бледным нимбом, не давая лучам согреть землю, и в Куинсе, словно в ущелье, гулял пронизывающий ветер. Закашлявшись от смога, Вил быстро натянул респиратор и слился с безликой толпой, где все до единого были в защитных костюмах из микропористого волокна и масках-фильтрах. Вил нанял рикшу и велел отвезти его на Манхэттен. Его поразило, что парень, работая без респиратора, бежал ровно, не задыхаясь и не сбиваясь с шага.
- Что скажете насчет демократов? Думаете, они победят?
- Не знаю.
- Я уверен, что победят. Независимые, будь они неладны, завели страну прямиком в ад. Пора что-то делать.
- На мой взгляд, все партии на одно лицо и между ними нет никакой разницы.
- Нет? Естественно, мать их так, есть разница! Простите за грубые слова, сэр, но вы очень странно рассуждаете. Кто вы? Случайно, не с другой планеты?
- Вроде того. - Вил рассмеялся. Он и сам искал ответ на этот вопрос.
Вил снял номер в "Челси" и первые две недели не покидал его. Он не отходил от телевизора и смотрел передачу за передачей - благо каналов было более семи десятков, - постепенно привыкая к новому миру. Однако все, что он видел и слышал, приводило его в недоумение. Бесчисленные комментаторы и обозреватели, участники телевизионных дискуссий и ученые, эксперты и аналитики, которые ежедневно появлялись на экране и тратили эфирное или кабельное время, говорили не о том. Они заостряли внимание на поверхностных фактах и делали ложные выводы, упуская из виду то, что действительно заслуживало внимания. Они говорили о чем угодно, но не могли ни на шаг приблизиться к истине.
Например, очередной раунд переговоров по разоружению между Бразилией и Данией (событие и вправду интересное) освещался широко, но никто не заметил, что на самом деле причина конфликта кроется в неустойчивых торговых отношениях между Копенгагеном и Стамбулом; обсуждался вопрос о действующей учетной ставке в 26 процентов, но никто не понял, что растущая инфляция связана с истощением запасов полезных ископаемых Большого Барьерного Рифа в Австралии и озоновой дырой над Европой. Для Вила же причинно-следственная связь событий была очевидна и прозрачна. У него появилось ощущение, что он владеет языком тайных знаков, который никто, кроме него, не понимает.
Никто, даже Мария - симпатичная брюнетка, с черными, как смоль, волосами, обладавшая тонкой проницательностью и острым умом. Она работала над докторской диссертацией в Новом университете.
Вил познакомился с ней на Гров-стрит, когда однажды предпринял попытку погрузиться в повседневную жизнь, которую вели другие люди. Он бесцельно бродил по улице, заглядывая то в одно, то в другое кафе, и в толпе случайно столкнулся с Марией. И он, и она застыли на месте, словно пораженные мощным электрическим разрядом. Через месяц он переехал к ней в студию на Четвертой западной авеню, и весь следующий месяц они провели в мелочных раздорах и пререканиях.
- Вил, что с тобой происходит? - Мария приподнялась на локте в узкой кровати и посмотрела на него. - Я хочу поговорить серьезно, а ты увиливаешь от прямого ответа. Ты это специально?
- Нет. Просто события гораздо сложнее, чем ты думаешь. Не такие очевидные, что ли.
- Ладно, в таком случае объясни, как можно найти связь между нынешним спросом на соевый творог в Мехико и мятежом в Майями. Серьезно, Вил, меня это действительно интересует. Однако Вил молчал. Он не мог ничего объяснить Марии, потому что до сих пор не познал самого себя. Его дар не поддавался рациональному объяснению. Логические умозаключения, дедукция и индукция, разум и здравый смысл - это лишь вспомогательные инструменты. Вил хранил молчание. Мария провела кончиками пальцев по его щеке. Это нежное прикосновение красноречивее всех слов поведало ему, какая глубокая пропасть их разделяет.
- О, Вил, - прошептала Мария. - Что же нас ждет?
Вил вновь не проронил ни слова, хотя знал ответ на этот вопрос. Как-никак он всегда безошибочно угадывал суть происходящего и находил верное решение даже в тех случаях, когда ситуация казалась абсолютно безвыходной.
Утром он собрал свои вещи и на автобусе уехал из Нью-Йорка. Около полудня он миновал Покипси и вскоре был дома. Его ждала срочная работа.
Каждые два месяца он в кого-нибудь перевоплощался.
Первым в списке перевоплощений стоял Гарри Уоллис, эксперт по использованию человеческих ресурсов, состоящий на службе в корпорации "Форчун-100", которая, как оказалось, заключила ряд сомнительных сделок с хунтой в Ирландии и Флориде. К сожалению, эти деловые связи привели к тому, что заводы в Балтиморе и Каракасе, работая под прикрытием экологических норм, разработанных самой "Форчун-100", стали виновниками беспрецедентного заражения окружающей среды токсинами.
Фил Стрингер, Дэвис Эплбай, Фред Туги, Бил Смит, Джек Спрингер - далеко не полный перечень имен, которые носил Вил в своих перевоплощениях. Вскоре он сбился со счета и перестал запоминать роли, которые ему довелось сыграть, и проблемы, которые удалось разрешить. Иногда он выполнял задания по поручению руководства Холдэйна, иногда действовал по своему усмотрению. На первый взгляд, большинство заданий могли показаться незначительными, однако на самом деле все они были связаны с глобальными проблемами и требовали глобального решения. Доктор Фрост, удалившийся от дел лет десять назад, оказался, как это ни грустно, прав: двадцать первый век стал для человечества временем ужасных испытаний. Бабочка, порхающая над цветком в Сиднее, вызвала чудовищный торнадо в Монреале, а результаты выборов в местном школьном комитете в Ларедо, что в Техасе, привели к геноциду в Мозамбике.
Шли годы, но мир не менялся в лучшую сторону. Вил начал опасаться, что ни он сам, ни те, кто, как и он, прошли обучение в Верхнем и Нижнем Холдэйне, а затем были отобраны для проекта "Homo nova", не в состоянии спасти человека от созданной им же самим невероятно запутанной и сложной системы - высокоразвитой технологической цивилизации. Усилий десятка человек было просто недостаточно.
Только тогда Вил понял, что доктор Фрост обманул его - он не окончил школу в Холдэйне. Он и сейчас все еще продолжал в ней учиться, но только факультативно.
Вил открыл глаза. Он сидел в шикарном кресле за массивным, полированным столом в строгом, официальном кабинете. На стене напротив висели, выстроенные в ряд, портреты отцов страны и видных политиков. Отложные жесткие манжеты сорочки от "Брукс Бразерс" скрывали его запястья. Он мог бы не подходить к зеркалу и не читать записку, которую держал в холеных пальцах с идеально ухоженными ногтями, чтобы догадаться, в кого он перевоплотился. Он прекрасно знал, кем стал. Однако до того, как записка превратилась в пепел, он все же успел бросить на нее взгляд:
Господин Президент, в мире происходит что-то неладное. Разберитесь с этим.
В отдалении раздался пронзительный вой сирены. Когда они прошли мимо мрачных охранников, проводивших их цепкими, подозрительными взглядами, Тодд продолжил:
- Ты только прикинь: нам платят по тридцатке в час, а сами разъезжают на "ягуарах". Ты не хуже меня знаешь, какой минимальный размер зарплаты. Зло берет, как только подумаю, что кто-то упаковывает товары в бакалейной лавке и получает лишь на пятерку меньше.
На первый взгляд могло показаться, что суть конфликта заключалась в финансовых разногласиях. На собраниях профсоюза разговоры велись только о зарплате, и на частых встречах представителей рабочих с руководством споры разгорались вокруг того же. Говорили о "левых" выплатах, о сверхурочных, о надбавках за проведение особо опасных работ, другие же темы абсолютно не затрагивали. Однако в один прекрасный день Вил понял, что источник всех бед, невидимый и скрытый, этакая змеиная голова, которая не прекращает источать яд и которую каждый предпочитает не замечать, таится в бездонной пропасти взаимного отчуждения и враждебности. Администрация, считая рабочих некомпетентными, а зачастую просто врагами, отгородилась стеной недоверия и окопалась в своих кабинетах, пытаясь оттуда контролировать все и вся. Рабочие сочли себя ущемленными в правах и отказались от попыток найти общий язык с "эксплуататорами". Правда, общий "противник" не сплотил, а разобщил людей. Каждый думал только о своем личном благополучии, забывая о товарищах и о том, что от труда горняков зависят жизни тысячи горожан.
В июле бригада назначила Вила своим представителем в профкоме. Еще через два месяца рабочие поручили ему вести переговоры с администрацией.
Встреча проходила в зале, разделенном пуленепробиваемым стеклом. По одну сторону сидели хозяева компании и адвокаты, по другую - рабочие и профсоюзные лидеры. Переговоры зашли в тупик: ни одна из сторон не желала уступать.
Вил проглотил ком в горле. В течение нескольких месяцев он, выступая в роли то дипломата, то политика, то лоббиста, вел переговоры, стремясь найти союзников в обоих станах, и немало преуспел в этом, однако сейчас все равно нервничал. Выпрямившись во весь рост и окинув взглядом присутствующих, Вил понял, что наступил решающий момент.
Он разорвал лист с повесткой дня. Клочки бумаги мягко спланировали на пол.
- Джентльмены, - обратился он к руководству, - эта дискуссия абсолютно бесполезна. Дело не в зарплате, и давайте не будем обсуждать этот вопрос. Тем более, что вы не можете сделать никакого мало-мальски конструктивного предложения. За полтора года акции компании упали до минимума. Оборотный капитал близок к нулю, кредитные линии исчерпаны. Даже если у вас появится желание повысить зарплату хотя бы на один цент, вы не сможете этого сделать, поскольку у компании нет средств. С другой стороны, наш пенсионный фонд процветает. Я предлагаю следующее: объединенный профком приобретает у администрации двадцать семь процентов акций "Интернэшнл Икстракшн" по цене 36,8 долларов за акцию, что на пять долларов с небольшим выше их текущей цены. Полагаю, это будет неплохой сделкой. Раздавшиеся возгласы заглушили его последние слова. Вил терпеливо ждал, когда все выговорятся и страсти утихнут. Один из вице-президентов корпорации нацелил на него палец.
- Ты хочешь, чтобы мы все потеряли? Да мы лучше закроем шахту!
Члены профкома, сидевшие по ту же сторону толстого стекла, что и Вил, разочарованно вздохнули. Кто-то из рабочих выкрикнул:
- Только попробуй, Корнуолл, и ты первый вылетишь из этого окна без парашюта.
Вил поднял руку.
- Повторяю, речь идет не об односторонней выгоде, а о партнерстве. Нам не нужна пиррова победа. Если у каждого будет своя доля в акциях, если каждый будет участвовать в прибыли, то волей-неволей начнет думать о будущем компании. Джентльмены, вы абсолютно ничего не потеряете - только приобретете. Чтобы компания процветала, каждому из нас придется изрядно потрудиться на своем месте. Мы должны мыслить широко, импровизировать, идти на риск... Я предлагаю начать с создания совместных наблюдательных комиссий. Затем следует упростить структуру руководящих органов. Размер зарплаты должен зависеть от результатов труда; это касается не только шахтеров, но и администрации. Вы должны прислушиваться к мнению рабочих и считаться с их критикой и замечаниями. Не повредит делу, если начальство побывает в забое и своими глазами увидит, каким тяжким трудом добывается каждый кусок породы. Если вы считаете меня наивным идеалистом, то заблуждаетесь. Пришло время поговорить начистоту и без промедления приняться за работу. Только так мы сможем спасти положение. Итак, джентльмены, решайте, - Вил выдержал паузу и обвел взглядом собравшихся, - вы согласны с моим предложением или нет?
- Невероятно! За восемь месяцев производительность выросла и составила сто девять процентов; производственные издержки снизились на двадцать два процента; прибыль составила тридцать центов с доллара! Я не говорю уже о резком сокращении числа несчастных случаев на производстве. И последнее, наконец-то закончились беспорядки и голодные бунты в Денвере и Оклахоме. Доктор Фрост не скрывал своего восторга. - Отлично, мой мальчик, ты поработал на славу. Просто замечательно!
От такого обилия похвал Вил смутился и пробормотал:
- Вообще-то, все оказалось не так уж сложно...
Он вернулся в школу, но уже на другой, более глубокий уровень. Вил оказался в подземном комплексе, располагающемся под Верхним и Нижним Холдэйном. По протяженности Глубинный Холдэйн, в котором обитало всего около десятка юношей, значительно уступал первым двум. Вил пробыл здесь два месяца и попросил встречи с наставником.
- Обучение закончилось, Вил, - опередил его вопрос доктор Фрост. - Теперь ты волен сам выбирать занятие по душе.
- А если я просто выйду из игры?
- Мы будем огорчены. Но отговаривать тебя не станем. Дело твое.
- Я попал в Холдэйн, когда мне было шесть лет, а сейчас мне двадцать один. О себе я знаю немного: учился в вашей школе и обладаю кое-какими врожденными способностями. Но хотелось бы понять: кто же я на самом деле?
- Хорошо, будь по-твоему. - Доктор Фрост взмахнул трубкой. - Помни, ты можешь вернуться в любой момент. Двери нашего дома всегда открыты, а в окне, чтобы ты не заблудился, - тут доктор подмигнул ему, - будет всегда гореть свет.
Впервые за долгие годы Вил очутился за стенами Холдэйна таким, каким родился на свет. Туман, затянувший город, превратил солнце в неясное пятно, окруженное бледным нимбом, не давая лучам согреть землю, и в Куинсе, словно в ущелье, гулял пронизывающий ветер. Закашлявшись от смога, Вил быстро натянул респиратор и слился с безликой толпой, где все до единого были в защитных костюмах из микропористого волокна и масках-фильтрах. Вил нанял рикшу и велел отвезти его на Манхэттен. Его поразило, что парень, работая без респиратора, бежал ровно, не задыхаясь и не сбиваясь с шага.
- Что скажете насчет демократов? Думаете, они победят?
- Не знаю.
- Я уверен, что победят. Независимые, будь они неладны, завели страну прямиком в ад. Пора что-то делать.
- На мой взгляд, все партии на одно лицо и между ними нет никакой разницы.
- Нет? Естественно, мать их так, есть разница! Простите за грубые слова, сэр, но вы очень странно рассуждаете. Кто вы? Случайно, не с другой планеты?
- Вроде того. - Вил рассмеялся. Он и сам искал ответ на этот вопрос.
Вил снял номер в "Челси" и первые две недели не покидал его. Он не отходил от телевизора и смотрел передачу за передачей - благо каналов было более семи десятков, - постепенно привыкая к новому миру. Однако все, что он видел и слышал, приводило его в недоумение. Бесчисленные комментаторы и обозреватели, участники телевизионных дискуссий и ученые, эксперты и аналитики, которые ежедневно появлялись на экране и тратили эфирное или кабельное время, говорили не о том. Они заостряли внимание на поверхностных фактах и делали ложные выводы, упуская из виду то, что действительно заслуживало внимания. Они говорили о чем угодно, но не могли ни на шаг приблизиться к истине.
Например, очередной раунд переговоров по разоружению между Бразилией и Данией (событие и вправду интересное) освещался широко, но никто не заметил, что на самом деле причина конфликта кроется в неустойчивых торговых отношениях между Копенгагеном и Стамбулом; обсуждался вопрос о действующей учетной ставке в 26 процентов, но никто не понял, что растущая инфляция связана с истощением запасов полезных ископаемых Большого Барьерного Рифа в Австралии и озоновой дырой над Европой. Для Вила же причинно-следственная связь событий была очевидна и прозрачна. У него появилось ощущение, что он владеет языком тайных знаков, который никто, кроме него, не понимает.
Никто, даже Мария - симпатичная брюнетка, с черными, как смоль, волосами, обладавшая тонкой проницательностью и острым умом. Она работала над докторской диссертацией в Новом университете.
Вил познакомился с ней на Гров-стрит, когда однажды предпринял попытку погрузиться в повседневную жизнь, которую вели другие люди. Он бесцельно бродил по улице, заглядывая то в одно, то в другое кафе, и в толпе случайно столкнулся с Марией. И он, и она застыли на месте, словно пораженные мощным электрическим разрядом. Через месяц он переехал к ней в студию на Четвертой западной авеню, и весь следующий месяц они провели в мелочных раздорах и пререканиях.
- Вил, что с тобой происходит? - Мария приподнялась на локте в узкой кровати и посмотрела на него. - Я хочу поговорить серьезно, а ты увиливаешь от прямого ответа. Ты это специально?
- Нет. Просто события гораздо сложнее, чем ты думаешь. Не такие очевидные, что ли.
- Ладно, в таком случае объясни, как можно найти связь между нынешним спросом на соевый творог в Мехико и мятежом в Майями. Серьезно, Вил, меня это действительно интересует. Однако Вил молчал. Он не мог ничего объяснить Марии, потому что до сих пор не познал самого себя. Его дар не поддавался рациональному объяснению. Логические умозаключения, дедукция и индукция, разум и здравый смысл - это лишь вспомогательные инструменты. Вил хранил молчание. Мария провела кончиками пальцев по его щеке. Это нежное прикосновение красноречивее всех слов поведало ему, какая глубокая пропасть их разделяет.
- О, Вил, - прошептала Мария. - Что же нас ждет?
Вил вновь не проронил ни слова, хотя знал ответ на этот вопрос. Как-никак он всегда безошибочно угадывал суть происходящего и находил верное решение даже в тех случаях, когда ситуация казалась абсолютно безвыходной.
Утром он собрал свои вещи и на автобусе уехал из Нью-Йорка. Около полудня он миновал Покипси и вскоре был дома. Его ждала срочная работа.
Каждые два месяца он в кого-нибудь перевоплощался.
Первым в списке перевоплощений стоял Гарри Уоллис, эксперт по использованию человеческих ресурсов, состоящий на службе в корпорации "Форчун-100", которая, как оказалось, заключила ряд сомнительных сделок с хунтой в Ирландии и Флориде. К сожалению, эти деловые связи привели к тому, что заводы в Балтиморе и Каракасе, работая под прикрытием экологических норм, разработанных самой "Форчун-100", стали виновниками беспрецедентного заражения окружающей среды токсинами.
Фил Стрингер, Дэвис Эплбай, Фред Туги, Бил Смит, Джек Спрингер - далеко не полный перечень имен, которые носил Вил в своих перевоплощениях. Вскоре он сбился со счета и перестал запоминать роли, которые ему довелось сыграть, и проблемы, которые удалось разрешить. Иногда он выполнял задания по поручению руководства Холдэйна, иногда действовал по своему усмотрению. На первый взгляд, большинство заданий могли показаться незначительными, однако на самом деле все они были связаны с глобальными проблемами и требовали глобального решения. Доктор Фрост, удалившийся от дел лет десять назад, оказался, как это ни грустно, прав: двадцать первый век стал для человечества временем ужасных испытаний. Бабочка, порхающая над цветком в Сиднее, вызвала чудовищный торнадо в Монреале, а результаты выборов в местном школьном комитете в Ларедо, что в Техасе, привели к геноциду в Мозамбике.
Шли годы, но мир не менялся в лучшую сторону. Вил начал опасаться, что ни он сам, ни те, кто, как и он, прошли обучение в Верхнем и Нижнем Холдэйне, а затем были отобраны для проекта "Homo nova", не в состоянии спасти человека от созданной им же самим невероятно запутанной и сложной системы - высокоразвитой технологической цивилизации. Усилий десятка человек было просто недостаточно.
Только тогда Вил понял, что доктор Фрост обманул его - он не окончил школу в Холдэйне. Он и сейчас все еще продолжал в ней учиться, но только факультативно.
Вил открыл глаза. Он сидел в шикарном кресле за массивным, полированным столом в строгом, официальном кабинете. На стене напротив висели, выстроенные в ряд, портреты отцов страны и видных политиков. Отложные жесткие манжеты сорочки от "Брукс Бразерс" скрывали его запястья. Он мог бы не подходить к зеркалу и не читать записку, которую держал в холеных пальцах с идеально ухоженными ногтями, чтобы догадаться, в кого он перевоплотился. Он прекрасно знал, кем стал. Однако до того, как записка превратилась в пепел, он все же успел бросить на нее взгляд:
Господин Президент, в мире происходит что-то неладное. Разберитесь с этим.