Страница:
Паники не было. Осознав это, Джуд испытал некоторое удовлетворение. Он не был готов уехать отсюда и сомневался, что бегство ему поможет. Куда он отправится? Где будет лучше, чем дома? Джессика Прайс сказала, что покойник принадлежит ему и последует за ним повсюду. Джуд вообразил, как он садится в кресло в салоне первого класса рейса на Калифорнию и обнаруживает рядом мертвеца с черными каракулями вместо глаз. Он вздрогнул, стряхивая наваждение. Обороняться от призраков с тем же успехом можно дома. Во всяком случае, сначала нужно придумать, где спрятаться. К тому же Джуд не любил оставлять собак на чужом попечении. Раньше, когда он ездил в туры, собаки всегда путешествовали в автобусе вместе с ним.
И вопреки тому, что он сказал Джорджии, Джуд не имел ни малейшего желания вмешивать в дело это полицию или адвокатов.
Обратившись к представителям закона, он только ухудшит ситуацию. Да, шансы выиграть дело против Джессики Макдермотт Прайс у него были, и это принесло бы ему известное удовлетворение. Но даже если он сведет с ней счеты, покойник все равно останется при нем. Джуд знал это – он посмотрел немало фильмов ужасов.
Кроме того, душа Джуда восставала при мысли о визите в полицию. Поступать же наперекор себе он нежелал. Его личность – самое первое и самое мощное его творение, она стала механизмом, обеспечившим успех, наполнившим его жизнь всем, что было для него важно или приятно. И он намерен защищать ее до последнего.
Джуд задумался о привидениях и понял, что готов поверить в существование духов мертвых, но только не потусторонних страшилищ, занятых исключительно запугиванием людей. Так что призрак старика вряд ли ограничится закрашенными глазами и изогнутой бритвой на цепочке. Внезапно Джуд задался вопросом: чем Анна вскрыла себе вены? Одновременно он осознал, что в кухне стоял промозглый холод. Джуда как магнитом тянуло к закипающему чайнику, чтобы впитать часть исходящего от него тепла. Ответ пришел сам собой: Анна резала вены бритвой, и именно эту бритву ее приемный отец использовал как маятник для введения в транс отчаявшихся неудачников и для поисков подземных источников. Джуд хотел бы как можно больше узнать об обстоятельствах смерти Анны и о человеке, который был ее отчимом и который нашел мертвое тело девушки в холодной ванне, в потемневшей от крови воде.
Возможно, Дэнни уже нашел письма Анны. Джуда страшила необходимость перечитывать их еще раз, и в то же время он сознавал, что должен пройти через это. Он хорошо помнил их и теперь с опозданием понимал: она хотела сообщить ему о своем намерении умереть, а он не услышал этого. Нет, хуже – не захотел услышать. Он сознательно проигнорировал очевидное.
Ее первые письма из дома были полны беззаботного оптимизма. Они говорили о том, что Анна понемногу приходит в себя и принимает разумные взрослые решения относительно своего будущего. Она писала убористым почерком на дорогой плотной белой бумаге. Как и ее речь, послания пестрели вопросами, хотя, похоже, ответов она не ожидала. Она рассказывала, например, о том, как целый месяц рассылала работодателям свое резюме, а потом риторически интересовалась, не ошибка ли с ее стороны – приходить на собеседование в приют для престарелых в тяжелых сапогах и с черной помадой на губах. Она описывала два колледжа и пространно рассуждала, какой из них подойдет ей больше. Однако все рассуждения были притворством, и Джуд знал это. Она не получила работы в приюте и больше ни разу не упоминала о нем. А когда подошло время поступать в колледж, она позабыла о своих планах и подала заявление на курсы визажистов.
Последние несколько писем более точно отражали картину ее умственного и душевного состояния. Они написаны на листках линованной бумаги, вырванных из блокнота. Буквы прыгали, теснились и читались с трудом. Анна сообщала, что очень устала и не может отдохнуть. Ее сестра живет в районе новостроек, рядом с ее домом возводят новое здание. Анна писала, что днями напролет слышит стук молотков, и от этого ей кажется, будто она поселилась рядом с гробовщиком, у которого много работы после эпидемии чумы. По ночам, стоило ей закрыть глаза и погрузиться в сон, молотки вновь принимались за свое, хотя на стройке никого не было. Она уже отчаялась когда-нибудь заснуть. Старшая сестра пыталась вылечить ее бессонницу лекарствами или гипнозом. У Анны назрело несколько важных вопросов, но поговорить ей не с кем, беседовать с самой собой ужасно надоело. Она писала, что больше не в силах выносить эту усталость.
Анна умоляла Джуда позвонить ей, но он не звонил. Ее вечные несчастья утомляли его. Чтобы помочь ей преодолеть депрессию, требовалось слишком много усилий. Он пытался сделать это, когда они были вместе, но у него не получилось. Он старался как мог, у него ничего не вышло, а она все никак не оставит его в покое. Он не знал, зачем вообще читал ее письма, а самое странное – иногда он даже отвечал Анне. Больше всего он хотел, чтобы письма от нее перестали приходить. И они прекратились.
Дэнни, наверное, уже отыскал их. Надо попросить его позвонить в больницу и записать на прием Джорджию. Планов у Джуда пока немного, но это все же лучше, чем полное их отсутствие десять минут назад. Джуд налил себе чаю, и время снова пошло.
С кружкой в руках он прошагал в офис. За столом Дэнни не было. Джуд постоял в дверях, оглядывая пустую комнату. Он напряженно вслушивался в тишину: не раздастся ли какой-нибудь звук, указывающий на местоположение Дэнни. Ничего. Джуд подумал, что его помощник в туалете, но Дэнни там не оказалось. Дверь была слегка: приоткрыта, как и вчера, но за ней виднелась лишь темнота. Может, он вышел перекусить?
Джуд направился к окну, чтобы посмотреть, во дворе ли машина Дэнни, но по пути решил сделать небольшой, крюк и остановился у письменного стола. Среди бумаг, загромождавших лакированную поверхность, писем Джорджии не было. Значит, если Дэнни и нашел их, то убрал подальше. Внимание Джуда привлек монитор компьютера. Он уселся в кресло и открыл поисковую программу, решив поискать в сети информацию об отчиме Анны. Всемирная паутина, подумал Джуд, содержит информацию, почти о каждом человеке на земле. Кто знает, вдруг и у этого покойника была своя страничка. Из горла Джуда вырвался резкий, короткий смех.
Имени старика он не помнил, поэтому набрал в поисковой строке только фамилию и пару ключевых слов: «Макдермотт, гипноз, скончался». Первым результатом оказалась ссылка на некролог, напечатанный прошлым летом в журнале «Пенсакола ньюс джорнал», по случаю кончины некоего Крэддока Джеймса Макдермотта. Точно: его звали Крэддок.
Джуд нажал на ссылку… и увидел его.
Мужчина на черно-белой фотографии был молодой версией человека, который уже дважды явился Джуду в холле второго этажа. На снимке Макдермотт выглядел крепким шестидесятилетним мужчиной с такими же короткими, как у привидения, волосами – типичный военный «ежик». Вытянутое книзу, почти лошадиное лицо, длинные тонкие губы, скопления веснушек – Макдермотт весьма напоминал актера Чарлтона Хестона. Самым неожиданным впечатлением от фотографии для Джуда стало то, что при жизни у Крэддока Макдермотта были нормальные человеческие глаза. Ясный и прямой взгляд смотрел в вечность с вызывающей самоуверенностью проповедников и агитаторов.
Джуд прочитал некролог. В нем говорилось, что Крэддок Джеймс Макдермотт, посвятивший жизнь учебе и работе, исследованиям и приключениям, умер от церебральной эмболии в доме своей дочери в Тестаменте, штат Флорида, во вторник десятого августа. Истинный сын Юга, он был единственным ребенком священника-пятидесятника, жил в Саванне, штат Атланта, и затем в Гальвестоне, штат Техас.
В 1965 году он играл за техасскую футбольную команду «Лонгхорнс», а после окончания университета был призван в армию, где служил в подразделении психологических операций. Именно там, после обучения методикам гипноза, он обнаружил свое призвание. За действия во Вьетнаме был награжден «Пурпурным сердцем» и «Бронзовой звездой». С почестями закончив службу, он поселился во Флориде. В 1980 году женился на Поле Джой Уильямс, библиотекарше, и стал отчимом двум ее дочерям, Джессике и Анне, которых позднее удочерил. Полу и Крэддока объединяла любовь, основанная на глубоком доверии и взаимном увлечении неисследованными возможностями человеческого духа.
Последние слова заставили Джуда озадаченно нахмуриться. Какая заковыристая фраза – «на взаимном увлечении неисследованными возможностями человеческого духа». Трудно понять, что она значит.
Их отношения продолжались до 1986 года, когда Пола скончалась. За свою жизнь Крэддок облегчил страдания около десяти тысячам «пациентов» (Джуд фыркнул, читая это слово), его техника глубокого гипноза помогала и больным людям, и тем, кто хотел преодолеть свои слабости. Эту работу в качестве частного консультанта продолжает и поныне старшая дочь Макдермотта – Джессика Прайс. Джуд снова фыркнул. Скорей всего, она сама и писала некролог. Странно, что не вставила сюда свой номер телефона. «Всем, кто узнал о наших услугах из данного некролога, предоставляется скидка 10% на первый сеанс!»
Увлечение Крэддока спиритуализмом и неизведанным потенциалом человеческого мозга привело его к экспериментам с лозоходством – старинным способом искать подземные источники с помощью прута или маятника. Точно так же он помогает множеству людей обнаружить в себе скрытые резервы силы и достоинства, и это останется лучшей памятью о нем для его дочери и всех, кто знал и любил его.
«Голос Крэддока умолк, но он никогда не будет забыт».
Ни слова о самоубийстве Анны.
Джуд еще раз пробежал взглядом некролог, останавливаясь на выражениях, которые не совсем понимал: «неисследованные возможности», «неизведанный потенциал», «психологические операции». Снова всмотрелся в лицо Крэддока на черно-белой фотографии: холодная самоуверенность бледных глаз и недобрая улыбка тонких бесцветных губ. Он казался жестоким сукиным сыном.
Компьютер пискнул, давая знать, что получено электронное сообщение. Да куда же запропастился Дэнни, черт возьми? Джуд глянул на часы и увидел, что просидел здесь двадцать минут. Он открыл почтовую программу, принимавшую сообщения и для Дэнни, и для Джуда. Новое письмо было адресовано Джуду.
Одного взгляда на адрес отправителя хватило, чтобы Джуд отпрянул от монитора. Мышцы груди и живота сжались, будто его тело готовилось принять удар. В каком-то смысле так оно и было. Письмо пришло с адреса: craddockm@box.closet.net [16]
Джуд открыл сообщение и стал читать.
дорогой джуд
мы помчимся в ночи мы помчимся к яме я мертв ты умрешь любой кто приблизится к тебе заразится смертью от тебя от нас мы заражены вместе мы будем в могильной яме вместе и сырая земля будет падать на нас лалала мертвые тянут живых вниз если кто-то попытается помочь тебе нам я мы стащим их вниз и наступим на них и никто не может выбраться потому что яма слишком глубока и земля падает сверху слишком быстро и все кто услышит твой голос поймут что это правда джуд мертв и я мертв и ты умрешь ты услышишь мой голос и мы помчимся вместе по ночной дороге к тому месту последнему месту где ветер плачет по тебе по нам мы пойдем к краю ямы мы упадем держась друг за друга мы упадем пой для нас пой у нашей у твоей могилы пой лалала
Из груди Джуда словно выкачали воздух и набили ее обжигающе холодными булавками и иглами. «Психологические операции» – всплыло у него в сознании, и его охватил гнев. Худшая разновидность гнева – ярость, не находящая выхода, потому что вылить ее не на кого. Позволить себе разгромить офис он не мог. Часть утра он провел, швыряя книги о стенку, но лучше от этого не стало… только самую малость. В любом случае, следует держать эмоции под контролем.
Джуд снова вывел на экран окно поисковой программы в надежде, что среди найденных страниц отыщется еще что-нибудь полезное. Закрывая страницу с некрологом в «Пенсакола ньюс», он мимоходом глянул на фотографию, и его взгляд застыл. Снимок изменился: теперь Крэддок откровенно ухмылялся. Он выглядел гораздо старше, истощенное лицо пересекли морщины, щеки впали, а глаза были яростно замалеваны черным. Первые строки некролога говорили, что жизнь, посвященная учебе и работе, исследованиям и приключениям, закончилась, когда Крэддок Джеймс Макдермотт умер от церебральной эмболии в доме своей дочери, и теперь он возвращается лалала и стоит ужасный холод холодно ему холодно Джуду тоже станет холодно, когда он зарежет себя он собирается зарезать себя и зарезать девицу и они окажутся в могильной яме и Джуд будет петь для них петь для всех них… Джуд встал так резко и с такой неожиданной силой, что стул Дэнни отлетел назад и опрокинулся. Его руки подхватили процессор вместе с монитором, оторвали от стола и бросили на пол. Тоненько и коротко треснул пластик, захрустело битое стекло, раздался хлопок электрического разряда. Потом тишина. Вентилятор, охлаждавший материнскую плату, медленно затих. Джуд действовал инстинктивно, слишком быстро для того, чтобы успеть подумать. Проклятье. Свой самоконтроль он явно переоценил.
Пульс бешено скакал. Джуда трясло, колени подгибались. Спина и грудь взмокли от пота, дыхание никак не восстанавливалось. Да где же чертов Дэнни? Часы на стене показывали два часа – довольно поздно для ланча. Может быть, он уехал по делам? Однако он обычно сообщал об отъезде по интеркому, чтобы Джуд был в курсе.
Он обогнул стол и, наконец, подошел к окну, откуда был виден подъезд к дому. Маленькая зеленая «хонда» Дэнни стояла на площадке для разворота. Дэнни сидел внутри, положив руку на руль, его лицо было пепельно-бледным.
Вид Дэнни, сидящего в машине без движения и глядящего в никуда, подействовал на Джуда как холодный душ. Он смотрел сквозь стекло на своего помощника, но тот оставался неподвижен. Дэнни не выводил машину на дорогу. Он ни разу не повернул голову. Дэнни выглядел так – у Джуда от этой мысли застучало в висках, – словно был в трансе. Прошла целая минута, потом еще одна, и чем дольше Джуд смотрел, тем хуже ему становилось. Он чувствовал, как тошнотворная тревога пропитывает его тело до мозга костей. Он сорвался с места и выскочил из офиса, чтобы узнать, что происходит с Дэнни.
От ледяного воздуха на глазах у него выступили слезы. Он прошел всего сотню шагов до машины Дэнни, а щеки уже щипало, кончик носа онемел. Уже давно перевалило за полдень, а Джуд все еще не оделся – так и ходил в старом халате поверх майки и полосатых трусов. Когда подул ветер, голую кожу обожгло сырым пронизывающим холодом.
Дэнни не обернулся при его приближении, а продолжал неподвижно смотреть куда-то через лобовое стекло. Вблизи он выглядел еще более жутко. Его сотрясала мелкая ровная дрожь. По скуле стекала капля пота.
Джуд побарабанил пальцами по стеклу. Дэнни вздрогнул, словно очнулся от забытья, заморгал, стал искать кнопку, чтобы опустить стекло. Смотреть в глаза Джуду он явно избегал.
– Что ты тут делаешь, Дэнни? – спросил Джуд.
– Мне нужно домой.
– Ты видел его? – Дэнни повторил:
– Мне нужно домой.
– Ты видел покойника? Что он делал?
Джуд был терпелив. При необходимости он становился самым терпеливым человеком на свете.
– Кажется, у меня расстройство желудка. Вот и все.
Дэнни поднял с колен правую руку, чтобы стереть с лица пот, и Джуд увидел: в его пальцах зажат нож для бумаг.
– Не ври мне, Дэнни, – сказал он. – Я просто хочу знать, что ты видел.
– У него были черные штрихи вместо глаз. Он смотрел прямо на меня. Я не хочу, чтобы он смотрел на меня.
– Он ничего тебе не сделает, Дэнни.
– Откуда вы знаете? Вы этого не знаете.
Джуд сунул руку внутрь машины через открытое окно, собираясь похлопать Дэнни по плечу. Дэнни сжался, чтобы избежать прикосновения, и махнул в сторону Джуда ножом. Этот смешной ножик даже не коснулся руки Джуда, но тот все же ее убрал.
– Дэнни.
– У вас такие же глаза, – сказал Дэнни и включил заднюю передачу.
Джуд отпрыгнул от машины, чтобы его нога не попала под колесо, но Дэнни пока не трогал машину с места.
– Я не вернусь, – пробормотал он, уставившись на руль.
– Ладно.
– Я бы помог вам, если бы мог, но я не могу. Просто не могу.
– Я понимаю.
Дэнни отъехал назад, развернул машину на девяносто градусов, хрустя шинами по гравию, и покатил с холма вниз, по направлению к дороге. Джуд следил за «хондой» до тех пор, пока она не выехала в ворота и не исчезла из вида. Больше он никогда не видел Дэнни.
Он пошел к собачьему загону.
Джуд с благодарностью ощущал, как воздух щиплет его лицо, как каждый вдох посылает в легкие сухое покалывание. Все это было настоящим. С того самого момента, как он увидел ночью призрак старика, его окружили неестественные кошмарные явления. Они будто просачивались в его жизнь из дурного сна через отверстие, которое все расширялось. Он нуждался сейчас в суровой реальности, в ее конкретных проявлениях, ему требовалось что-то, способное заткнуть то отверстие.
Собаки печально смотрели, как он открывает задвижку на воротах в их загон. Джуд скользнул внутрь прежде, чем они успели выбежать наружу, и опустился на корточки, позволив им запрыгивать на него и нюхать его лицо. Собаки: они тоже настоящие. Он всматривался в их шоколадные глаза и длинные обеспокоенные морды.
– Если бы со мной что-то было не так, вы бы заметили, правда? – спрашивал он у них. Вы бы увидели, если бы вместо глаз у меня появились черные каракули?
Ангус лизнул его в лицо один раз, второй, и Джуд поцеловал его влажный нос. Бон он погладил по спине, пока она настороженно принюхивалась к его промежности.
Он вышел из загона. Идти домой пока не хотелось, и поэтому он прогулялся до гаража. Подойдя к машине, он взглянул на себя в боковое зеркало водителя: никаких черных каракулей. Глаза такие же, как всегда, бледно-серые под кустистыми черными бровями. Смотрят напряженно, словно он замыслил убийство.
Эту машину, «мустанг» шестьдесят пятого года, он купил у организатора своих туров. Она была в плачевном состоянии. Тогда он провел в поездках десять месяцев, практически без отдыха. Из дому он выехал почти сразу после того, как ушла жена, а когда вернулся, то его встретил пустой дом и полное отсутствие дел. Июль и большую часть августа он провел в гараже, ремонтируя «мустанг»: вынимал старые, ржавые, пробитые, погнутые, гнилые, запекшиеся в маслах и кислотах запчасти и ставил на их место новые. Блок цилиндров, коленвал, трансмиссия, сцепление, пружины, сиденья из шкуры белого пони – все оригинальное, кроме динамиков и стерео. В багажнике он установил мощный сабвуфер, прикрутил на крышу радиоантенну и встроил уникальную цифровую аудиосистему. Он весь пропитался маслом, расцарапал руки и запачкал кровью трансмиссию. Роман с автомобилем дался ему нелегко, но ему нравились такие отношения.
Примерно в это время и появилась в его доме Анна. Конечно, он никогда не звал ее по имени – она была Флоридой. Почему-то он стал называть ее про себя Анной с того самого момента, как узнал о ее самоубийстве. Наверное, потому что у мертвых прозвищ не бывает.
Когда он работал, она сидела на заднем сиденье, вместе с собаками, высунув ноги в тяжелых ботинках в окно без стекла. Она слушала радио, подпевала всем песням, какие знала, сюсюкалась с Бон и донимала Джуда своими вопросами. Она спрашивала, собирается ли он лысеть («Не знаю»), потому что в таком случае она немедленно уйдет от него («Я бы и сам ушел»); станет ли она сексуальнее, если обреет голову («Нет»); позволит ли он ей водить «мустанг», когда закончит ремонтировать его («Да»); не участвовал ли он когда-нибудь в драке («Обычно стараюсь их избегать – трудно играть на гитаре, если руки разбиты»); почему он никогда не рассказывает о родителях (он ничего не ответил); и верит ли он в судьбу («Нет», – сказал он тогда, но говорил неправду).
До Анны и «мустанга» он записал новый сольный альбом и объездил две дюжины стран, отыграл более ста концертов. Но только во время ремонта машины он, впервые после ухода Шеннон, почувствовал, что занимается полезным делом, делает настоящую работу, в истинном смысле этого слова. Почему восстановление старой машины кажется Джуду честным трудом, а не дорогостоящим хобби богача, ему и самому было не очень понятно.
Вдруг его пронзило желание уехать. Сесть в машину и нажать на газ. Главное – увидеть ферму в зеркало заднего вида, а что впереди – неважно.
Эта потребность была столь сильной, столь острой – уехать, уехать немедленно! – что у него заломило зубы. Ему не нравилось бежать. Броситься в машину и сбежать – не выход, а паника. Затем в голову пришла другая мысль, неприятная, но весьма убедительная: им управляют. Это покойный старик хочет, чтобы он бежал. Это он пытается заставить его уехать – зачем? Джуд не представлял. На дворе послышался лай – собаки дружно провожали проезжающий по трассе автомобиль.
В любом случае он никуда не поедет, не поговорив сначала с Джорджией. И если уж он действительно решит уносить ноги, надо хотя бы одеться. И все же мгновение спустя он оказался за рулем «мустанга». Джуд любил думать, сидя за рулем. Лучше всего голова у него работала именно здесь, причем радио желательно включить.
Он сидел в темном гараже с земляным полом, приоткрыв окно, и ему казалось, что если рядом с ним призрак, то это Анна, а не сердитая душа ее отчима. Она была рядом, на заднем сиденье. Разумеется, они занимались здесь любовью.
Он пошел домой за пивом, а когда вернулся, она ждала его в «мустанге» в одних сапогах. Открытые банки пива упали на землю и остались валяться в пенистой луже. В тот момент для него не было ничего важнее, чем ее крепкая двадцатишестилетняя плоть, ее молодой пот, ее смех и ее зубы у него на шее.
Джуд сидел в холодном сумраке, откинувшись на сиденье из белой кожи. Впервые за день он почувствовал усталость. Руки налились тяжестью, а голые ноги онемели от холода. Ключ висел в замке зажигания, и он повернул его, чтобы включить печку.
Джуд уже не помнил, что он делает в машине, но теперь ему трудно было даже пошевелиться, а выйти из машины и вовсе не представлялось возможным. Снова расшумелись собаки. Их тревожный пронзительный лай доносился откуда-то издалека, он едва его различал. Джуд включил радио и с облегчением ощутил, что теперь собак не слышно. Джон Леннон пел «I Am the Walrus». Из печки с шумом вырвался теплый воздух, обдувая голые ноги Джуда, и он сначала зябко поежился, а потом расслабился и откинулся на подголовник. Бас-гитара Пола Маккартни уплывала, заглушаемая рокотом двигателя, что было странно – ведь он не заводил машину, только подключил аккумулятор. За «битлами» пустили длинный рекламный блок. Некто Лью из салона «Империал авто» бубнил: «Больше никто вам не предложит того, что предлагаем мы. Наши цены такие низкие, что конкуренты и рядом не стояли. Живые стоят на краю. Мертвые тянут живых вниз. Садись за руль и прокатись по ночной дороге. Мы поедем вместе. Мы споем вместе. Ты не захочешь, чтобы наша поездка кончалась. Она не закончится».
Реклама наскучила Джуду. Он нашел в себе силы переключиться на другой канал и услышал одну из своих песен с первого сингла – громовая имитация «Эй-Си Ди-Си» под названием «Души на продажу». Казалось, будто вокруг машины в темном гараже собираются призрачные силуэты и извиваются языки ядовитого тумана. Джуд зажмурился и стал слушать далекий звук собственного голоса.
Дороже серебра, дороже злата, Дорога тебе моя душа. Я хотел бы жить, как Бог велит нам, Но как бутылка пива хороша!
Джуд хмыкнул. Продавать души – это еще полбеды, настоящие проблемы у тех, кто их покупает. В следующий раз надо будет оговорить условия возврата товара. Он засмеялся и приоткрыл глаза. Покойник Крэддок сидел рядом, в пассажирском кресле. Он улыбнулся Джуду – очевидно, чтобы показать кривые гнилые зубы и черный язык. От него несло смертью, а еще – выхлопными газами. Глаза его скрывала все та же странная подвижная пелена черных штрихов.
– Товар возврату и обмену не подлежит, – сказал ему Джуд.
Старик кивнул сочувственно, и Джуд снова опустил веки. Где-то далеко, в миле от гаража, кто-то надрывно звал его по имени.
– Джуд! Ответь мне, Дж…
Но он не желал, чтобы его беспокоили. Он хотел спать и чтобы его оставили в покое. Он откинул спинку сиденья. Он сложил руки на груди. Он сделал глубокий вдох.
Он только заснул, когда Джорджия схватила его за руку, выволокла из машины и стащила на землю. Ее голос доносился до него обрывками:
– …поднимайся, уходи отсюда, Джуд, черт, ну же…
– … не умирай, не умирай, не…
– …аааалуйста, пожалуйста…
– …открывай же глаза, ты…
Джуд открыл глаза, резко подскочил и тут же сильно закашлялся. Дверь гаража была поднята, и внутрь лилось солнце искристые хрустальные лучи, которые казались твердыми и острыми. Свет ударил его по глазам, он заморгал, не переставая кашлять. Потом наконец сумел вдохнуть холодного воздуха, открыл рот, чтобы сказать что-нибудь и дать понять Джорджии, что с ним все в порядке, но горло наполнилось желчью. Он перевернулся на четвереньки, и его вырвало на землю. Джорджия держала его за плечи, согнувшись над ним, пока его выворачивало.
Джуда мутило. Почва уходила из-под ног. Стоило глянуть из ворот гаража наружу, как мир начинал вращаться, будто рисунок на боку вазы, что стоит на токарном станке. Дом, двор, дорога, небо раз за разом проносились мимо, и снова поднималась мутная волна морской болезни, и Джуда снова рвало.
И вопреки тому, что он сказал Джорджии, Джуд не имел ни малейшего желания вмешивать в дело это полицию или адвокатов.
Обратившись к представителям закона, он только ухудшит ситуацию. Да, шансы выиграть дело против Джессики Макдермотт Прайс у него были, и это принесло бы ему известное удовлетворение. Но даже если он сведет с ней счеты, покойник все равно останется при нем. Джуд знал это – он посмотрел немало фильмов ужасов.
Кроме того, душа Джуда восставала при мысли о визите в полицию. Поступать же наперекор себе он нежелал. Его личность – самое первое и самое мощное его творение, она стала механизмом, обеспечившим успех, наполнившим его жизнь всем, что было для него важно или приятно. И он намерен защищать ее до последнего.
Джуд задумался о привидениях и понял, что готов поверить в существование духов мертвых, но только не потусторонних страшилищ, занятых исключительно запугиванием людей. Так что призрак старика вряд ли ограничится закрашенными глазами и изогнутой бритвой на цепочке. Внезапно Джуд задался вопросом: чем Анна вскрыла себе вены? Одновременно он осознал, что в кухне стоял промозглый холод. Джуда как магнитом тянуло к закипающему чайнику, чтобы впитать часть исходящего от него тепла. Ответ пришел сам собой: Анна резала вены бритвой, и именно эту бритву ее приемный отец использовал как маятник для введения в транс отчаявшихся неудачников и для поисков подземных источников. Джуд хотел бы как можно больше узнать об обстоятельствах смерти Анны и о человеке, который был ее отчимом и который нашел мертвое тело девушки в холодной ванне, в потемневшей от крови воде.
Возможно, Дэнни уже нашел письма Анны. Джуда страшила необходимость перечитывать их еще раз, и в то же время он сознавал, что должен пройти через это. Он хорошо помнил их и теперь с опозданием понимал: она хотела сообщить ему о своем намерении умереть, а он не услышал этого. Нет, хуже – не захотел услышать. Он сознательно проигнорировал очевидное.
Ее первые письма из дома были полны беззаботного оптимизма. Они говорили о том, что Анна понемногу приходит в себя и принимает разумные взрослые решения относительно своего будущего. Она писала убористым почерком на дорогой плотной белой бумаге. Как и ее речь, послания пестрели вопросами, хотя, похоже, ответов она не ожидала. Она рассказывала, например, о том, как целый месяц рассылала работодателям свое резюме, а потом риторически интересовалась, не ошибка ли с ее стороны – приходить на собеседование в приют для престарелых в тяжелых сапогах и с черной помадой на губах. Она описывала два колледжа и пространно рассуждала, какой из них подойдет ей больше. Однако все рассуждения были притворством, и Джуд знал это. Она не получила работы в приюте и больше ни разу не упоминала о нем. А когда подошло время поступать в колледж, она позабыла о своих планах и подала заявление на курсы визажистов.
Последние несколько писем более точно отражали картину ее умственного и душевного состояния. Они написаны на листках линованной бумаги, вырванных из блокнота. Буквы прыгали, теснились и читались с трудом. Анна сообщала, что очень устала и не может отдохнуть. Ее сестра живет в районе новостроек, рядом с ее домом возводят новое здание. Анна писала, что днями напролет слышит стук молотков, и от этого ей кажется, будто она поселилась рядом с гробовщиком, у которого много работы после эпидемии чумы. По ночам, стоило ей закрыть глаза и погрузиться в сон, молотки вновь принимались за свое, хотя на стройке никого не было. Она уже отчаялась когда-нибудь заснуть. Старшая сестра пыталась вылечить ее бессонницу лекарствами или гипнозом. У Анны назрело несколько важных вопросов, но поговорить ей не с кем, беседовать с самой собой ужасно надоело. Она писала, что больше не в силах выносить эту усталость.
Анна умоляла Джуда позвонить ей, но он не звонил. Ее вечные несчастья утомляли его. Чтобы помочь ей преодолеть депрессию, требовалось слишком много усилий. Он пытался сделать это, когда они были вместе, но у него не получилось. Он старался как мог, у него ничего не вышло, а она все никак не оставит его в покое. Он не знал, зачем вообще читал ее письма, а самое странное – иногда он даже отвечал Анне. Больше всего он хотел, чтобы письма от нее перестали приходить. И они прекратились.
Дэнни, наверное, уже отыскал их. Надо попросить его позвонить в больницу и записать на прием Джорджию. Планов у Джуда пока немного, но это все же лучше, чем полное их отсутствие десять минут назад. Джуд налил себе чаю, и время снова пошло.
С кружкой в руках он прошагал в офис. За столом Дэнни не было. Джуд постоял в дверях, оглядывая пустую комнату. Он напряженно вслушивался в тишину: не раздастся ли какой-нибудь звук, указывающий на местоположение Дэнни. Ничего. Джуд подумал, что его помощник в туалете, но Дэнни там не оказалось. Дверь была слегка: приоткрыта, как и вчера, но за ней виднелась лишь темнота. Может, он вышел перекусить?
Джуд направился к окну, чтобы посмотреть, во дворе ли машина Дэнни, но по пути решил сделать небольшой, крюк и остановился у письменного стола. Среди бумаг, загромождавших лакированную поверхность, писем Джорджии не было. Значит, если Дэнни и нашел их, то убрал подальше. Внимание Джуда привлек монитор компьютера. Он уселся в кресло и открыл поисковую программу, решив поискать в сети информацию об отчиме Анны. Всемирная паутина, подумал Джуд, содержит информацию, почти о каждом человеке на земле. Кто знает, вдруг и у этого покойника была своя страничка. Из горла Джуда вырвался резкий, короткий смех.
Имени старика он не помнил, поэтому набрал в поисковой строке только фамилию и пару ключевых слов: «Макдермотт, гипноз, скончался». Первым результатом оказалась ссылка на некролог, напечатанный прошлым летом в журнале «Пенсакола ньюс джорнал», по случаю кончины некоего Крэддока Джеймса Макдермотта. Точно: его звали Крэддок.
Джуд нажал на ссылку… и увидел его.
Мужчина на черно-белой фотографии был молодой версией человека, который уже дважды явился Джуду в холле второго этажа. На снимке Макдермотт выглядел крепким шестидесятилетним мужчиной с такими же короткими, как у привидения, волосами – типичный военный «ежик». Вытянутое книзу, почти лошадиное лицо, длинные тонкие губы, скопления веснушек – Макдермотт весьма напоминал актера Чарлтона Хестона. Самым неожиданным впечатлением от фотографии для Джуда стало то, что при жизни у Крэддока Макдермотта были нормальные человеческие глаза. Ясный и прямой взгляд смотрел в вечность с вызывающей самоуверенностью проповедников и агитаторов.
Джуд прочитал некролог. В нем говорилось, что Крэддок Джеймс Макдермотт, посвятивший жизнь учебе и работе, исследованиям и приключениям, умер от церебральной эмболии в доме своей дочери в Тестаменте, штат Флорида, во вторник десятого августа. Истинный сын Юга, он был единственным ребенком священника-пятидесятника, жил в Саванне, штат Атланта, и затем в Гальвестоне, штат Техас.
В 1965 году он играл за техасскую футбольную команду «Лонгхорнс», а после окончания университета был призван в армию, где служил в подразделении психологических операций. Именно там, после обучения методикам гипноза, он обнаружил свое призвание. За действия во Вьетнаме был награжден «Пурпурным сердцем» и «Бронзовой звездой». С почестями закончив службу, он поселился во Флориде. В 1980 году женился на Поле Джой Уильямс, библиотекарше, и стал отчимом двум ее дочерям, Джессике и Анне, которых позднее удочерил. Полу и Крэддока объединяла любовь, основанная на глубоком доверии и взаимном увлечении неисследованными возможностями человеческого духа.
Последние слова заставили Джуда озадаченно нахмуриться. Какая заковыристая фраза – «на взаимном увлечении неисследованными возможностями человеческого духа». Трудно понять, что она значит.
Их отношения продолжались до 1986 года, когда Пола скончалась. За свою жизнь Крэддок облегчил страдания около десяти тысячам «пациентов» (Джуд фыркнул, читая это слово), его техника глубокого гипноза помогала и больным людям, и тем, кто хотел преодолеть свои слабости. Эту работу в качестве частного консультанта продолжает и поныне старшая дочь Макдермотта – Джессика Прайс. Джуд снова фыркнул. Скорей всего, она сама и писала некролог. Странно, что не вставила сюда свой номер телефона. «Всем, кто узнал о наших услугах из данного некролога, предоставляется скидка 10% на первый сеанс!»
Увлечение Крэддока спиритуализмом и неизведанным потенциалом человеческого мозга привело его к экспериментам с лозоходством – старинным способом искать подземные источники с помощью прута или маятника. Точно так же он помогает множеству людей обнаружить в себе скрытые резервы силы и достоинства, и это останется лучшей памятью о нем для его дочери и всех, кто знал и любил его.
«Голос Крэддока умолк, но он никогда не будет забыт».
Ни слова о самоубийстве Анны.
Джуд еще раз пробежал взглядом некролог, останавливаясь на выражениях, которые не совсем понимал: «неисследованные возможности», «неизведанный потенциал», «психологические операции». Снова всмотрелся в лицо Крэддока на черно-белой фотографии: холодная самоуверенность бледных глаз и недобрая улыбка тонких бесцветных губ. Он казался жестоким сукиным сыном.
Компьютер пискнул, давая знать, что получено электронное сообщение. Да куда же запропастился Дэнни, черт возьми? Джуд глянул на часы и увидел, что просидел здесь двадцать минут. Он открыл почтовую программу, принимавшую сообщения и для Дэнни, и для Джуда. Новое письмо было адресовано Джуду.
Одного взгляда на адрес отправителя хватило, чтобы Джуд отпрянул от монитора. Мышцы груди и живота сжались, будто его тело готовилось принять удар. В каком-то смысле так оно и было. Письмо пришло с адреса: craddockm@box.closet.net [16]
Джуд открыл сообщение и стал читать.
дорогой джуд
мы помчимся в ночи мы помчимся к яме я мертв ты умрешь любой кто приблизится к тебе заразится смертью от тебя от нас мы заражены вместе мы будем в могильной яме вместе и сырая земля будет падать на нас лалала мертвые тянут живых вниз если кто-то попытается помочь тебе нам я мы стащим их вниз и наступим на них и никто не может выбраться потому что яма слишком глубока и земля падает сверху слишком быстро и все кто услышит твой голос поймут что это правда джуд мертв и я мертв и ты умрешь ты услышишь мой голос и мы помчимся вместе по ночной дороге к тому месту последнему месту где ветер плачет по тебе по нам мы пойдем к краю ямы мы упадем держась друг за друга мы упадем пой для нас пой у нашей у твоей могилы пой лалала
Из груди Джуда словно выкачали воздух и набили ее обжигающе холодными булавками и иглами. «Психологические операции» – всплыло у него в сознании, и его охватил гнев. Худшая разновидность гнева – ярость, не находящая выхода, потому что вылить ее не на кого. Позволить себе разгромить офис он не мог. Часть утра он провел, швыряя книги о стенку, но лучше от этого не стало… только самую малость. В любом случае, следует держать эмоции под контролем.
Джуд снова вывел на экран окно поисковой программы в надежде, что среди найденных страниц отыщется еще что-нибудь полезное. Закрывая страницу с некрологом в «Пенсакола ньюс», он мимоходом глянул на фотографию, и его взгляд застыл. Снимок изменился: теперь Крэддок откровенно ухмылялся. Он выглядел гораздо старше, истощенное лицо пересекли морщины, щеки впали, а глаза были яростно замалеваны черным. Первые строки некролога говорили, что жизнь, посвященная учебе и работе, исследованиям и приключениям, закончилась, когда Крэддок Джеймс Макдермотт умер от церебральной эмболии в доме своей дочери, и теперь он возвращается лалала и стоит ужасный холод холодно ему холодно Джуду тоже станет холодно, когда он зарежет себя он собирается зарезать себя и зарезать девицу и они окажутся в могильной яме и Джуд будет петь для них петь для всех них… Джуд встал так резко и с такой неожиданной силой, что стул Дэнни отлетел назад и опрокинулся. Его руки подхватили процессор вместе с монитором, оторвали от стола и бросили на пол. Тоненько и коротко треснул пластик, захрустело битое стекло, раздался хлопок электрического разряда. Потом тишина. Вентилятор, охлаждавший материнскую плату, медленно затих. Джуд действовал инстинктивно, слишком быстро для того, чтобы успеть подумать. Проклятье. Свой самоконтроль он явно переоценил.
Пульс бешено скакал. Джуда трясло, колени подгибались. Спина и грудь взмокли от пота, дыхание никак не восстанавливалось. Да где же чертов Дэнни? Часы на стене показывали два часа – довольно поздно для ланча. Может быть, он уехал по делам? Однако он обычно сообщал об отъезде по интеркому, чтобы Джуд был в курсе.
Он обогнул стол и, наконец, подошел к окну, откуда был виден подъезд к дому. Маленькая зеленая «хонда» Дэнни стояла на площадке для разворота. Дэнни сидел внутри, положив руку на руль, его лицо было пепельно-бледным.
Вид Дэнни, сидящего в машине без движения и глядящего в никуда, подействовал на Джуда как холодный душ. Он смотрел сквозь стекло на своего помощника, но тот оставался неподвижен. Дэнни не выводил машину на дорогу. Он ни разу не повернул голову. Дэнни выглядел так – у Джуда от этой мысли застучало в висках, – словно был в трансе. Прошла целая минута, потом еще одна, и чем дольше Джуд смотрел, тем хуже ему становилось. Он чувствовал, как тошнотворная тревога пропитывает его тело до мозга костей. Он сорвался с места и выскочил из офиса, чтобы узнать, что происходит с Дэнни.
От ледяного воздуха на глазах у него выступили слезы. Он прошел всего сотню шагов до машины Дэнни, а щеки уже щипало, кончик носа онемел. Уже давно перевалило за полдень, а Джуд все еще не оделся – так и ходил в старом халате поверх майки и полосатых трусов. Когда подул ветер, голую кожу обожгло сырым пронизывающим холодом.
Дэнни не обернулся при его приближении, а продолжал неподвижно смотреть куда-то через лобовое стекло. Вблизи он выглядел еще более жутко. Его сотрясала мелкая ровная дрожь. По скуле стекала капля пота.
Джуд побарабанил пальцами по стеклу. Дэнни вздрогнул, словно очнулся от забытья, заморгал, стал искать кнопку, чтобы опустить стекло. Смотреть в глаза Джуду он явно избегал.
– Что ты тут делаешь, Дэнни? – спросил Джуд.
– Мне нужно домой.
– Ты видел его? – Дэнни повторил:
– Мне нужно домой.
– Ты видел покойника? Что он делал?
Джуд был терпелив. При необходимости он становился самым терпеливым человеком на свете.
– Кажется, у меня расстройство желудка. Вот и все.
Дэнни поднял с колен правую руку, чтобы стереть с лица пот, и Джуд увидел: в его пальцах зажат нож для бумаг.
– Не ври мне, Дэнни, – сказал он. – Я просто хочу знать, что ты видел.
– У него были черные штрихи вместо глаз. Он смотрел прямо на меня. Я не хочу, чтобы он смотрел на меня.
– Он ничего тебе не сделает, Дэнни.
– Откуда вы знаете? Вы этого не знаете.
Джуд сунул руку внутрь машины через открытое окно, собираясь похлопать Дэнни по плечу. Дэнни сжался, чтобы избежать прикосновения, и махнул в сторону Джуда ножом. Этот смешной ножик даже не коснулся руки Джуда, но тот все же ее убрал.
– Дэнни.
– У вас такие же глаза, – сказал Дэнни и включил заднюю передачу.
Джуд отпрыгнул от машины, чтобы его нога не попала под колесо, но Дэнни пока не трогал машину с места.
– Я не вернусь, – пробормотал он, уставившись на руль.
– Ладно.
– Я бы помог вам, если бы мог, но я не могу. Просто не могу.
– Я понимаю.
Дэнни отъехал назад, развернул машину на девяносто градусов, хрустя шинами по гравию, и покатил с холма вниз, по направлению к дороге. Джуд следил за «хондой» до тех пор, пока она не выехала в ворота и не исчезла из вида. Больше он никогда не видел Дэнни.
Он пошел к собачьему загону.
Джуд с благодарностью ощущал, как воздух щиплет его лицо, как каждый вдох посылает в легкие сухое покалывание. Все это было настоящим. С того самого момента, как он увидел ночью призрак старика, его окружили неестественные кошмарные явления. Они будто просачивались в его жизнь из дурного сна через отверстие, которое все расширялось. Он нуждался сейчас в суровой реальности, в ее конкретных проявлениях, ему требовалось что-то, способное заткнуть то отверстие.
Собаки печально смотрели, как он открывает задвижку на воротах в их загон. Джуд скользнул внутрь прежде, чем они успели выбежать наружу, и опустился на корточки, позволив им запрыгивать на него и нюхать его лицо. Собаки: они тоже настоящие. Он всматривался в их шоколадные глаза и длинные обеспокоенные морды.
– Если бы со мной что-то было не так, вы бы заметили, правда? – спрашивал он у них. Вы бы увидели, если бы вместо глаз у меня появились черные каракули?
Ангус лизнул его в лицо один раз, второй, и Джуд поцеловал его влажный нос. Бон он погладил по спине, пока она настороженно принюхивалась к его промежности.
Он вышел из загона. Идти домой пока не хотелось, и поэтому он прогулялся до гаража. Подойдя к машине, он взглянул на себя в боковое зеркало водителя: никаких черных каракулей. Глаза такие же, как всегда, бледно-серые под кустистыми черными бровями. Смотрят напряженно, словно он замыслил убийство.
Эту машину, «мустанг» шестьдесят пятого года, он купил у организатора своих туров. Она была в плачевном состоянии. Тогда он провел в поездках десять месяцев, практически без отдыха. Из дому он выехал почти сразу после того, как ушла жена, а когда вернулся, то его встретил пустой дом и полное отсутствие дел. Июль и большую часть августа он провел в гараже, ремонтируя «мустанг»: вынимал старые, ржавые, пробитые, погнутые, гнилые, запекшиеся в маслах и кислотах запчасти и ставил на их место новые. Блок цилиндров, коленвал, трансмиссия, сцепление, пружины, сиденья из шкуры белого пони – все оригинальное, кроме динамиков и стерео. В багажнике он установил мощный сабвуфер, прикрутил на крышу радиоантенну и встроил уникальную цифровую аудиосистему. Он весь пропитался маслом, расцарапал руки и запачкал кровью трансмиссию. Роман с автомобилем дался ему нелегко, но ему нравились такие отношения.
Примерно в это время и появилась в его доме Анна. Конечно, он никогда не звал ее по имени – она была Флоридой. Почему-то он стал называть ее про себя Анной с того самого момента, как узнал о ее самоубийстве. Наверное, потому что у мертвых прозвищ не бывает.
Когда он работал, она сидела на заднем сиденье, вместе с собаками, высунув ноги в тяжелых ботинках в окно без стекла. Она слушала радио, подпевала всем песням, какие знала, сюсюкалась с Бон и донимала Джуда своими вопросами. Она спрашивала, собирается ли он лысеть («Не знаю»), потому что в таком случае она немедленно уйдет от него («Я бы и сам ушел»); станет ли она сексуальнее, если обреет голову («Нет»); позволит ли он ей водить «мустанг», когда закончит ремонтировать его («Да»); не участвовал ли он когда-нибудь в драке («Обычно стараюсь их избегать – трудно играть на гитаре, если руки разбиты»); почему он никогда не рассказывает о родителях (он ничего не ответил); и верит ли он в судьбу («Нет», – сказал он тогда, но говорил неправду).
До Анны и «мустанга» он записал новый сольный альбом и объездил две дюжины стран, отыграл более ста концертов. Но только во время ремонта машины он, впервые после ухода Шеннон, почувствовал, что занимается полезным делом, делает настоящую работу, в истинном смысле этого слова. Почему восстановление старой машины кажется Джуду честным трудом, а не дорогостоящим хобби богача, ему и самому было не очень понятно.
Вдруг его пронзило желание уехать. Сесть в машину и нажать на газ. Главное – увидеть ферму в зеркало заднего вида, а что впереди – неважно.
Эта потребность была столь сильной, столь острой – уехать, уехать немедленно! – что у него заломило зубы. Ему не нравилось бежать. Броситься в машину и сбежать – не выход, а паника. Затем в голову пришла другая мысль, неприятная, но весьма убедительная: им управляют. Это покойный старик хочет, чтобы он бежал. Это он пытается заставить его уехать – зачем? Джуд не представлял. На дворе послышался лай – собаки дружно провожали проезжающий по трассе автомобиль.
В любом случае он никуда не поедет, не поговорив сначала с Джорджией. И если уж он действительно решит уносить ноги, надо хотя бы одеться. И все же мгновение спустя он оказался за рулем «мустанга». Джуд любил думать, сидя за рулем. Лучше всего голова у него работала именно здесь, причем радио желательно включить.
Он сидел в темном гараже с земляным полом, приоткрыв окно, и ему казалось, что если рядом с ним призрак, то это Анна, а не сердитая душа ее отчима. Она была рядом, на заднем сиденье. Разумеется, они занимались здесь любовью.
Он пошел домой за пивом, а когда вернулся, она ждала его в «мустанге» в одних сапогах. Открытые банки пива упали на землю и остались валяться в пенистой луже. В тот момент для него не было ничего важнее, чем ее крепкая двадцатишестилетняя плоть, ее молодой пот, ее смех и ее зубы у него на шее.
Джуд сидел в холодном сумраке, откинувшись на сиденье из белой кожи. Впервые за день он почувствовал усталость. Руки налились тяжестью, а голые ноги онемели от холода. Ключ висел в замке зажигания, и он повернул его, чтобы включить печку.
Джуд уже не помнил, что он делает в машине, но теперь ему трудно было даже пошевелиться, а выйти из машины и вовсе не представлялось возможным. Снова расшумелись собаки. Их тревожный пронзительный лай доносился откуда-то издалека, он едва его различал. Джуд включил радио и с облегчением ощутил, что теперь собак не слышно. Джон Леннон пел «I Am the Walrus». Из печки с шумом вырвался теплый воздух, обдувая голые ноги Джуда, и он сначала зябко поежился, а потом расслабился и откинулся на подголовник. Бас-гитара Пола Маккартни уплывала, заглушаемая рокотом двигателя, что было странно – ведь он не заводил машину, только подключил аккумулятор. За «битлами» пустили длинный рекламный блок. Некто Лью из салона «Империал авто» бубнил: «Больше никто вам не предложит того, что предлагаем мы. Наши цены такие низкие, что конкуренты и рядом не стояли. Живые стоят на краю. Мертвые тянут живых вниз. Садись за руль и прокатись по ночной дороге. Мы поедем вместе. Мы споем вместе. Ты не захочешь, чтобы наша поездка кончалась. Она не закончится».
Реклама наскучила Джуду. Он нашел в себе силы переключиться на другой канал и услышал одну из своих песен с первого сингла – громовая имитация «Эй-Си Ди-Си» под названием «Души на продажу». Казалось, будто вокруг машины в темном гараже собираются призрачные силуэты и извиваются языки ядовитого тумана. Джуд зажмурился и стал слушать далекий звук собственного голоса.
Дороже серебра, дороже злата, Дорога тебе моя душа. Я хотел бы жить, как Бог велит нам, Но как бутылка пива хороша!
Джуд хмыкнул. Продавать души – это еще полбеды, настоящие проблемы у тех, кто их покупает. В следующий раз надо будет оговорить условия возврата товара. Он засмеялся и приоткрыл глаза. Покойник Крэддок сидел рядом, в пассажирском кресле. Он улыбнулся Джуду – очевидно, чтобы показать кривые гнилые зубы и черный язык. От него несло смертью, а еще – выхлопными газами. Глаза его скрывала все та же странная подвижная пелена черных штрихов.
– Товар возврату и обмену не подлежит, – сказал ему Джуд.
Старик кивнул сочувственно, и Джуд снова опустил веки. Где-то далеко, в миле от гаража, кто-то надрывно звал его по имени.
– Джуд! Ответь мне, Дж…
Но он не желал, чтобы его беспокоили. Он хотел спать и чтобы его оставили в покое. Он откинул спинку сиденья. Он сложил руки на груди. Он сделал глубокий вдох.
Он только заснул, когда Джорджия схватила его за руку, выволокла из машины и стащила на землю. Ее голос доносился до него обрывками:
– …поднимайся, уходи отсюда, Джуд, черт, ну же…
– … не умирай, не умирай, не…
– …аааалуйста, пожалуйста…
– …открывай же глаза, ты…
Джуд открыл глаза, резко подскочил и тут же сильно закашлялся. Дверь гаража была поднята, и внутрь лилось солнце искристые хрустальные лучи, которые казались твердыми и острыми. Свет ударил его по глазам, он заморгал, не переставая кашлять. Потом наконец сумел вдохнуть холодного воздуха, открыл рот, чтобы сказать что-нибудь и дать понять Джорджии, что с ним все в порядке, но горло наполнилось желчью. Он перевернулся на четвереньки, и его вырвало на землю. Джорджия держала его за плечи, согнувшись над ним, пока его выворачивало.
Джуда мутило. Почва уходила из-под ног. Стоило глянуть из ворот гаража наружу, как мир начинал вращаться, будто рисунок на боку вазы, что стоит на токарном станке. Дом, двор, дорога, небо раз за разом проносились мимо, и снова поднималась мутная волна морской болезни, и Джуда снова рвало.