«Прошло пять лет, – продолжает Найтли, – Пеньковский возобновил свой турецкий спектакль. Вновь он стал посещать приемы и говорить встревоженным дипломатам о том, что желает раскрыть важные советские секреты».
      Слово «спектакль» выделил я сам, ибо в нем сосредоточен ключ к пониманию всего происходящего.
      Если иметь в виду это слово, то становятся понятным и удивительная беспечность Пеньковского, и его навязчивость, так не свойственная профессиональным шпионам. Да и сомнения в мотивах вербовки, о которой походя упоминает Найтли, тоже отступают на второй план.
      В самом деле: блестящий офицер, личный протеже всемогущего маршала Варенцова – командующего артиллерией страны, у которого он служил порученцем еще в войну. С чего вдруг ему становиться изменником?
      Ну, не послали его резидентом в Индию. Ну, уволили поначалу из ГРУ. Но ведь потом, под давлением Варенцова восстановили. Оформили на престижное место. Дали возможность регулярно бывать за кордоном.
      В сравнении со среднестатистическим советским человеком – Пеньковский жил не просто хорошо: купался в роскоши. Одна только квартира его – полученная с легкой руки тестя-генерала, начальника политуправления Московского военного округа, – чего стоила: в самом центре, на набережной Максима Горького. (Это пока вся столица ютится в коммуналках, а утренний штурм сортира сравним со взятием Измаила!)
      Ни одного мало-мальски вразумительного мотива к предательству у него просто не было.
      Западные историки, не без подсказок спецслужб, уверяют, правда, что двигали Пеньковским высокие и благородные идеалы гуманизма, только в сказки эти, извините, я никогда не поверю.
      И дело даже не в том, что Пеньковский – предатель, нарушивший воинскую присягу.
      Очень показательный момент: сами же американцы признают, например, что этот гуманистна полном серьезе предлагал им установить мини-боезаряды (теперь это называется «грязными бомбами») в крупнейших городах страны и в час «Х» привести их в действие.
      Бывший руководящий сотрудник Оперативного директората ЦРУ Д. Л. Харт (его-то в пристрастности к КГБ точно не уличишь) дословно цитирует доктринуПеньковского:
      «За две минуты до начала операции все основные мишени, такие как Генеральный штаб, здания КГБ, Центрального комитета Коммунистической партии… должны быть уничтожены не бомбами с воздуха, а зарядами, заранее размещенными на поверхности. Подобное оружие не обязательно должно помещаться внутри самих зданий – оно может быть спрятано в многочисленных строениях, расположенных поблизости, таких как жилые дома и магазины» (выделено мной. – Прим. авт.).
      Вот уж гуманист так гуманист.
      Нечто аналогичное, помнится, за двадцать лет до Пеньков-ского предлагал другой «поборник мира и демократии»: Адольф Гитлер. Тот, правда, мыслил куда масштабнее: если взрывать Москву, так целиком, сразу, а на ее месте – вырыть гигантское озеро…
      Какие же секреты передал в действительности Пеньковский западным разведкам?
      Единодушного ответа не найти. Версии – снова разнятся.
      Самая расхожая: именно Пеньковский рассказал американцам, что Советский Союз размещает на Кубе свои ракеты, нацеленные на главного противника. А предоставленные им технические характеристики позволили США не поддаться блефуХрущева, ибо ракеты эти большевики не успевали развернуть, и, следовательно, не в силах были нанести ответный удар.
      И вновь позвольте усомниться в этом незыблемом, казалось бы, факте.
      Начнем с того, что Пеньковский попросту не был допущен к столь секретной информации. К тому моменту, когда он начал сотрудничать с Западом, от оперативной работы его уже отвели. Максимум, к чему он имел доступ – к секретной библиотеке ГРУ, где, понятно, о переброске ракет на Кубу не было еще ни строчки.
      Более того, об операции этой под кодовым названием «Анадырь» знали вообще единицы.
      «Использовались все меры маскировки, – пишет в своих воспоминаниях контр-адмирал КГБ Александр Тихонов, отвечавший по линии военной контрразведки за доставку ракет. – Военнослужащие в штатской одежде. Погрузка в эшелоны техники легенди-ровалась учениями. Воинские эшелоны на станциях не останавливались. Вся система управления войсками осуществлялась устными распоряжениями, в крайнем случае – шифровками.
      Никто не знал, куда идут суда. Капитанам и начальникам эшелонов выдавалось три пакета. В пакете № 1 говорилось: пакет № 2 вскрыть после прохода Босфора и Дарданелл. В пакете № 2 предписывалось вскрыть пакет № 3 после прохода Гибралтара. В пакете № 3 содержался приказ: «Следовать на Кубу».
      Скрытность передвижения войск осуществлялась и на Кубе. Оружие поступало под видом народнохозяйственных грузов. В тех случаях, когда невозможно было скрыть вооружение из-за его размеров и конфигурации, скажем ракеты Р-12, наши военнослужащие переодевались в кубинскую форму. А в газетах сообщалось, что в данном районе проходят учения…»
      Западные исследователи уверяют, будто Пеньковский узнал о переброске ракет на Кубу, вращаясь в окружении маршала Варен-цова – командующего ракетными войсками и артиллерией. Вплоть до того, что, приходя в Главкомат, он оставался один в маршальском кабинете и спокойно фотографировал шпионской камерой все секретные бумаги, лежащие на столе.
      Как-то не вяжется это. С одной стороны – разработанная до мельчайших деталей, тщательно спланированная совсекретная операция: морякам, дабы сбить их с толку, перед выходом в море выдавали даже лыжи и полушубки.
      И – поразительная легкость, с которой шпион фотографировал разбросанные на маршальском столе документы. Это при том, что к началу операции «Анадырь» Пеньковский успел засветитьсяи находился уже под колпаком КГБ!
      Отвлечемся ненадолго, дабы совершить небольшой экскурс в историю.
      В январе 1961 года 35-м президентом США становится Джон Фицджеральд Кеннеди. Одним из основных его предвыборных обещаний был тезис, прямо пропорциональный кличу, брошенному накануне Хрущевым.
      Если Первый секретарь призывал «догнать и перегнать Америку», то американский президент совсем наоборот обещал догнать и перегнать СССР. Правда, не по мясу и молоку, а по ракетам, ибо в Штатах искренне считали, будто в гонке вооружений лидируют коммунисты.
      Имелась у Кеннеди и вторая глобальная проблема: Куба – остров Свободы, как именовали это маленькое государство в советской печати.
      В 1959 году здесь происходит переворот. К власти приходят молодые офицеры во главе с Фиделем Кастро 3: народ шебутнойи разнузданный.
      Поначалу Кастро демонстрирует как нелюбовь к Америке, так и к Советам, но очень скоро ему приходится выбирать из двух зол: в одиночку новому режиму долго не протянуть. Кастро предпочел Москву.
      Для Кремля появление в зоне своего протектората Кубы – вопрос архиважный. Прежде у СССР не было ни одной колонии на Американском континенте. Причем Куба расположена крайне удобно: прямо под боком у США. И если янки без труда размещают свои ракеты в Европе и Азии, нацеливая их на Союз, то у Хрущева аналогичной возможности попросту не было. Пока не появился Кастро.
      Нескончаемым потоком идут на Кубу суда с оружием, медикаментами, промышленным оборудованием. На помощь острову Свободы плывут специалисты – врачи, учителя, инженеры. И, конечно же, люди в военной форме.
      Безучастно смотреть на это США не вправе. Но и изменить что-либо тоже не могут: руки коротки. Они предпринимают, правда, несколько попыток организовать антикастровский переворот, но безуспешно. Самая громкая такая попытка имеет место весной 1961-го в заливе Свиней, куда под водительством ЦРУ высаживаются 2,5 тысячи кубинских эмигрантов, дабы с оружием в руках вернуть свою родину в лоно цивилизации. Однако гвардейцы Кастро наголо разбивают повстанцев, попутно громя их подпольные штабы и резидентуры.
      Скандал в заливе Свиней (вот ведь, прости господи, не могли места благозвучнее подобрать!) получает такой резонанс, что Кеннеди вынужден даже отправить в отставку шефа ЦРУ легендарного Алена Даллеса 4.
      Летом 1962-го Политбюро решает разместить на Кубе стратегические ракеты. Формально – по просьбе кубинского правительства. Фактически – для того чтобы диктовать США свою волю. Никогда прежде советские войска не приближались столь близко к границам главного своего противника.
      О том, с какой секретностью проводилась операция «Анадырь», я уже упоминал. Но надобно добавить еще, что ради успешного ее завершения Хрущев пошел даже на сверхординарные, не принятые обычно в высокой политике меры: он пошло обманул Кеннеди.
      Помимо легальных дипломатических каналов, между Москвой и Вашингтоном действовал в те годы еще один, неофициальный. Полковник ГРУ Георгий Большаков 5, работавший под журналистским прикрытием, регулярно общался с братом президента – министром юстиции Робертом Кеннеди. Братья знали, что Большаков близок к зятю Хрущева – редактору «Известий» Алексею Аджубею 6. А уж более прямого и надежного выхода на советского лидера трудно было вообразить.
      Несколько раз Большаков встречался и с самим президентом, о чем потом лично докладывал Хрущеву.
      В августе 1962-го Хрущев через Большакова направляет Кеннеди послание. К тому времени американцы уже зафиксировали караваны судов, идущие к кубинским берегам. Догадываются они и о том, что на кораблях перевозят оружие.
      Но Хрущев сознательно дезинформирует Кеннеди. Он сообщает, будто оружие это – исключительно оборонительное, никакой агрессии против США Москва не замышляет.
      Кеннеди хочется в это верить, но и верить он тоже не может. Многочисленная агентура ЦРУ на Кубе скрупулезно доносит о передвижениях по острову зачехленных грузовиков с ракетооб-разными силуэтами.
      А 14 октября самолет-разведчик фотографирует размещение ракетных установок. Теперь уже нет никаких сомнений. Кроме одного: начинены ли эти ракеты ядерными зарядами.
      И вот тут-то, как уверяют западные исследователи, и настал звездный час шпиона Пеньковского.
      Мало того, что он заблаговременно сообщил об отправке на Кубу ракет. Переданная им схема размещения ракетных площадок полностью совпадала с фотоснимками, сделанными самолетом-шпионом.
      Снимки и донесения легли на стол президента. Таким образом, Кеннеди оказался во всеоружии.
      И хотя советский министр иностранных дел, мистер «No» Андрей Громыко 7, и уверяет президента, будто никаких ракет на Кубе нет, Кеннеди готовится к ответным действиям.
      16 октября он создает специальный штаб при Совете национальной безопасности, где на полном серьезе обсуждается уже план нападения на остров. В свою очередь, Группа советских войск на Кубе приводится в состояние повышенной боевой готовности, а ее командующий генерал Плиев 8на военном совете почти дословно повторяет слова политрука Клочкова 9: «Нам отступать некуда».
      22 октября Кеннеди выступает с обращением к нации и объявляет о начале военно-морской блокады Кубы. Отныне, говорит Кеннеди, ни один советский корабль не подойдет больше к острову на пушечный выстрел. В США начинается паника. Никогда еще мир не был так близок к ядерной войне…
      И именно в этот самый переломный день советская контрразведка арестовывает Пеньковского.
      Что это: совпадение или тонкий расчет? Ведь, как ни хотели бы американцы верить своему агенту, стопроцентной гарантии его искренности у них все равно не было. Такую гарантию мог дать только его арест…
      Забегая вперед, скажу, что уже 28 октября Карибский кризис пошел на спад, хотя накануне советские силы ПВО и сбили американский самолет, приблизившийся к Кубе.
      А еще раньше, 25 октября, аналитики ЦРУ пришли к убеждению, что строительные работы на всех 24 пусковых установках на Кубе завершены и ракеты будут готовы к бою уже через пару часов. Такие выводы они сделали, наложив материалы Пеньков-ского на данные аэрофотосъемки.
      Здесь-то, по-моему, и зарыта собака. Получается ведь, что Пень-ковский удружил не Штатам, а Москве. А значит, это с его подачи Кеннеди не решился отвечать ударом на удар, «проглотил» свой сбитый самолет и закрыл глаза на нескончаемую артиллерийскую канонаду, доносящуюся с кубинских берегов.
      Услышав доклад ЦРУ, нервы у Кеннеди не выдерживают. Он посылает секретную депешу в советское посольство, где предлагает восстановить «статус кво».
      Ответ из Москвы не заставил себя долго ждать. Через два часа Хрущев сообщил, что если Кеннеди прогарантирует неприкосновенность Кубы, а также отзовет свой флот, то Москва готова к переговорам.
      Одним из пунктов этих переговоров стало свертывание американских ракетных баз в Турции.
      Стало быть, в победе СССР по всем статьям (Кубе ничто больше не угрожает, турецкие базы выведены) – огромная заслуга шпиона Пеньковского. Недаром бывший глава английской разведки МИ-6 Дик Уайт прямо заявил однажды: «Именно благодаря полученным от Пеньковского разведданным, было принято решение, что США не следует наносить упреждающий ядерный удар по Советскому Союзу».
      Однако заслуга эта может быть лишь в том случае, если уверения западных исследователей верны, а роль предателя – не преувеличена.
      А вот это как раз вызывает большие сомнения. Что нового мог сообщить Пеньковский американцам, если начиная с конца 1950-х самолеты-разведчики ВВС США совершили до тридцати безнаказанных полетов над советской территорией.
      Они сфотографировали большинство ракетных, ядерных и ПВОшных полигонов, стратегическую авиабазу в Энгельсе, базу атомных подлодок, причем, как признавался впоследствии зам. директора ЦРУ Ричард Биссел, снимки сделаны были настолько четко, «что можно было прочесть хвостовые номера на бомбардировщиках».
      И ракеты Р-12, те самые, что отправились на Кубу, тоже преспокойно были засняты американцами. И дальность их пуска ЦРУ определило без труда, ибо запускались они в восточном направлении, которое контролировалось самолетами США.
      В октябре 1992-го ЦРУ рассекретило и обнародовало материалы Карибского кризиса, в том числе меморандум, составленный на основе донесений Пеньковского. И оказалось, что до тех пор, пока самолет-разведчик не сфотографировал ракетную площадку близ города Сан-Кристобаль, ЦРУ продолжало свято верить, что Москва размещает там не ядерные ракеты, а ракеты ПВО.
      Спрашивается: а в чем же сенсационность материалов Пень-ковского? Либо он рассказывал уже известные американцам вещи, либо не рассказывал в принципе ничего существенного.
      В любом случае серьезного ущерба государственным интересам это не нанесло.
      Идем дальше. Да, Пеньковский передал на Запад пять с половиной тысяч документов, переснятых на микропленку. Объем гигантский. Только что последовало за этим?
      Ни один агент не пострадал, ни один нелегал не засыпался, никого из разведчиков не выдворили.
      Когда девятью годами позже, в 1971-м, сотрудник КГБ Олег Лялин 10останется в Англии, эффект окажется совсем иным. Более ста (!) советских дипломатов и работников загранучрежде-ний станут в Британии персонами нон грата. И при этом на лавры спасителя человечества Лялин ничуть не претендовал, а имя его известно сегодня лишь узкому числу любителей разведки.
      Здесь же: замах на рубль, а удар – на копейку.
      Почему? И почему, коли Пеньковский в самом деле был столь ценным агентом, изменившим ход мировой истории, КГБ так долго не трогал его, позволяя шпионить и фотографировать секретные бумаги в маршальских покоях?
      Прямо как в анекдоте про Штирлица, который, идя по главной улице Берлина, не мог понять подозрительных взглядов прохожих: то ли его выдавала форма полковника НКВД, то ли стропы парашюта, болтающиеся сзади…
      История разоблачения Пеньковского – это еще одна таинственная, не разгаданная до сих пор страница нашего шпионского ребуса.
      Официальная позиция Лубянки гласит, что под колпак контрразведки шпион попал совершенно случайно. Чекистов вывела на Пеньковского его связная – жена английского резидента Аннет Чизхолм.
      «30 декабря (1961 г. – Прим. авт.) сотрудник КГБ, осуществлявший наружное наблюдение за Чизхолм, отметил, что в 16.10 она во-шла в подъезд дома по Малому Сухаревскому переулку, – пишет бывший начальник Центра общественных связей ФСБ генерал Михайлов (впрочем, аналогичное изложение можно найти и в десятках других изданий). – Спустя 20–30 секунд вышла из подъезда и направилась в сторону Цветного бульвара. С промежутком еще в 30 секунд из того же подъезда вышел мужчина, остановился, посмотрел в сторону уходившей Чизхолм, а затем вновь вошел в подъезд. В 16.35 неизвестный вышел из подъезда и, проверяясь, направился в сторону Цветного бульвара… и был потерян наружной разведкой.
      19 января наружное наблюдение КГБ фиксирует: "А.Чизхолм, следуя, как обычно, в магазин на улице Арбат, дошла до Арбатского переулка и, посмотрев на часы, в 13.00 вошла в подъезд. Вслед за ней в подъезд вошел мужчина, по приметам похожий на того, который оторвался от наружного наблюдения 30 декабря… Усиленно проверяясь около получаса на улицах города, мужчина пришел на улицу Горького, в здание ГК по КНИР (тогдашнее название Госкомитета по науке и технике. – Прим. авт.) "».
      Проследить, куда по окончании рабочего дня отправится незнакомец – было уже делом техники.
      Итак, запомним: впервые контрразведка отфиксировалаконтакт Пеньковского и Чизхолм 30 декабря 1961-го. Это очень важно, ведь даты в нашей истории имеют решающее значение.
      Правда, существует и несколько иных, отличных от хрестоматийных версий.
      Известный советский разведчик Виктор Черкашин (он прославился вербовкой Олдрича Эймса 11), начинавший свою службу в английском отделе контрразведки, утверждает, например, что таинственного незнакомца разыскали уже на другой день – непосредственно 31 декабря. Якобы сотрудник «наружки», потерявший его накануне, «был в бригаде, осуществлявшей контроль за обстановкой около одного военного НИИ… И вдруг – из здания выходит наш „герой“ в форме полковника Советской армии!.. Седь-мому 12управлению потребовалось немного времени, чтобы установить его личность. Это был Олег Пеньковский».
      Абсолютно иначе излагает ход событий тогдашний председатель КГБ Владимир Семичастный 13, уверяя, что Пеньковского засеклисовсем в другом месте и совсем при других обстоятельствах.
      В своих мемуарах Семичастный пишет, будто КГБ периодически организовывал тотальную слежку за каким-нибудь одним западным посольством, когда все дипломаты и обслуга брались под постоянное наблюдение. (Этакая ударная неделя, в духе комсомольских субботников.)
      В начале 1962-го как раз проходила британская неделя. И вот «во время одной такой акции в ГУМе, на Красной площади, отметили контакт британского разведчика с нашим гражданином. Беглый контакт, после чего русского мы сразу потеряли. Способ его исчезновения и был сигналом к тревоге: этот человек был не новичок, знает, что следует делать».
      Честно признаюсь, все эти версии вызывают у меня серьезные подозрения. И вот почему.
      Супруги Чизхолм приехали в Москву задолго до вербовки Пеньковского: в мае 1960-го. Тот же, цитировавшийся уже мной, генерал Михайлов признается, что сомнений в истинном лице Ролангера Чизхолма – второго секретаря посольства – у КГБ не было. Его кадровую принадлежность к английской разведке чекисты установили еще в середине 1950-х, когда Чизхолм работал в резидентуре МИ-6 в Западном Берлине.
      Да и как было ее не установить, если бок о бок с Чизхолмом работал тогда в Берлине Джордж Блейк 14– советский агент внутри МИ-6.
      Соответственно, едва только Чизхолм поселился в Москве, контрразведка не должна была спускать глаз ни с самого дипломата, ни с его жены, которая еще в Берлине усердно помогала супругу в нелегкой службе.
      Обратимся теперь к сухой хронологии.
      В июне 1961-го английский бизнесмен Гревилл Винн информирует Пеньковского, что его связником будет миссис Чиз-холм.
      2 июля они впервые встречаются – в сквере у Большого театра. Более неудачного места трудно себе представить. У Большого театра всегда полно иностранцев, а значит, и топтунов.
      Но Пеньковский в который раз демонстрирует поразительную беспечность. Когда в конце июля шпион прилетает в командировку в Лондон, то на вопрос кураторов, не рискует ли он, встречаясь с англичанкой в людном центре Москвы, ответствует с залихватской дерзостью:
      «Бояться было нечего, особенно появления милиционера, потому что у меня при себе военное удостоверение, и я бы сказал милиционеру: „Отвали, дрянь“».
      Глупость какая-то! Да не милиционера надо было бояться Пень-ковскому, а наружки. Которая, к слову, предпочитала работать как раз под милицейским прикрытием. Покажи он такому милиционерусвое удостоверение – уже к вечеру был бы обложен, как загнанный зверь.
      А может, не глупость? Может, Пеньковскому просто нечего было бояться?
      Продолжаем хронологические изыскания.
      В начале сентября Пеньковский снова встречается с Чизхолм: теперь уже на Цветном бульваре. 20 октября следует их очередное рандеву. Всего же до конца года, как утверждают Д. Шектер и П. Дерябин, они провели 10 (!) встреч – в одних и тех же местах: на Цветном или в районе Арбата.
      А куда, извините, все это время смотрел КГБ? Средь бела дня жена установленного разведчика, да не просто разведчика – резидента СИС, регулярно встречается с секретоносителем, полковником ГРУ. Однако в течение шести месяцев наружканичего не замечает, хотя встреч таких состоялась уйма. Да и проходили они в местах весьма примечательных.
      Прежде чем удалиться в арбатские дворики, Чизхолм, например, заходила в кулинарию ресторана «Прага», дожидалась появления Пеньковского, после чего направлялась во дворы. Самое поразительное, что продуктового изобилия в кулинарии не наблюдалось, а значит, минут 5-10 иностранка просто должна была бесцельно разглядывать какую-нибудь выставленную на прилавок заливную рыбу или любоваться муляжами из папье-маше.
       Пасиее контрразведка – это неминуемо вызвало бы подозрение. А значит, вариантов может быть только два:
      либо наружкане шпионила за ней;
      либо делала это по-дилетантски халтурно.
      И то, и другое – маловероятно.
      Листая стенограмму судебного процесса над Пеньковским (ее опубликовали тотчас же, в 1963-м), я наткнулся на удивительное противоречие.
      Из материалов судебного дела выходит, будто Пеньковский познакомился с Чизхолм 5–6 августа, находясь в Лондоне, а их первая московская встреча состоялась лишь в начале сентября.
      Однако все западные исследователи, ссылаясь на документы и источники ЦРУ, приводят совсем иные даты. Они утверждают, что встреча такая прошла не в сентябре, а в июле. И не в августе Пеньковский узнал о Чизхолм, а двумя месяцами раньше, в июне.
      Это двойное толкование, казалось бы, очевидных вещей наводит на некие раздумья. Налицо попытка сжатьвременные сроки контактов Пеньковского и Чизхолм, дабы снять ненужные для КГБ вопросы. То есть не полгода хлопала контрразведка ушами, а всего четыре месяца. А коли так – установкаПеньковского в конце декабря (а точнее, в середине января, ведь в декабре наружкапотеряла его) не выглядит уже столь удивительно долгой.
      На самом деле такая кастрацияпринципиально ничего не меняет. В конце концов, ни одной только Чизхолм передавал все это время материалы предатель.
      Был еще и Гревилл Винн, были и поездки самого Пеньковско-го за кордон – в 1961-м он трижды выезжает с делегациями в Лондон и Париж.
      (Несомненно, в составе таких делегаций находились и соглядатаи КГБ, но они почему-то ничуть не обеспокоились ежевечерними отлучками полковника ГРУ. А тем временем Пеньковский, укрывшись в гостиничных номерах, часами, под магнитофонную запись, рассказывал своим новым друзьям все, что знает и помнит.)
      Были и другие связники.
      Процитирую выдержку из стенограммы судебного заседания:
      « Прокурор: Какие еще, кроме тайников, виды связи были предложены вам разведчиками?
       Пеньковский: Мне был предложен еще один способ связи, которым можно было пользоваться по необходимости и при невозможности использовать уже прежние варианты связи. Для этого я должен был 21-го числа каждого месяца в 21 час 00 минут прибыть в район гостиницы «Балчуг» и по заранее обусловленному паролю войти в связь со связником.
       Прокурор: Какой был обусловлен пароль?
       Пеньковский: Я должен был прогуливаться по набережной, с папиросой во рту, а в руке держать книгу или пакет, завернутые в белую бумагу. Ко мне должен был подойти человек в расстегнутом пальто, также с папиросой во рту, который скажет: «Мистер Алекс, я от ваших двух друзей, которые шлют вам свой большой, большой привет».