Страница:
— Его могли обыскать убийцы. Иоанна, так ты полагаешь, мы его как-нибудь задействуем? Я имею в виду не просто Котю, а именно в подвале?
— Подумаю, такая колоритная личность может пригодиться везде, а подвал создаёт уйму дополнительных возможностей. Даже вот напрашивается весьма любопытная новая версия… С его специальностью можно действовать где угодно, сегодня на телевидении, завтра за тридевять земель…
— Да уж, такой он непоседа, ничего не скажешь, — скривилась Марта.
— На что он вам? Что вы собираетесь с ним делать? — заинтересовался Витек.
Я охотно пояснила:
— Использовать в нашем сериале. Нам как раз требовался труп для создания большей напряжённости действия, придания ему динамики, а то выходило скучновато. Появился было у нас один, так из-за него возникло множество вопросов. Честно говоря, оживления мало, а вот проблем невпроворот.
— Так ты хочешь заменить нашего на этого? — испугалась Марта. — Ведь нашему трупу полагалось лежать в моем кабинете, а не в каком-то мокром подвале. И наш должен быть свеженьким, а не таким… второсортным.
Пришлось ей напомнить о том, что у нас, собственно, имеются два трупа и один поджигатель, что весьма оживляет действие. В подвале мог бы полежать тот, второй…
— О! — оживилась и я. — Гляди, он очень удачно вписывается в развитие сюжета. Сначала он может исчезнуть и находиться неизвестно где, все обстоятельства указывают на то, что совершено преступление, а тела нет, и только теперь мы обнаруживаем его в подвале…
— На Воронича нет никаких мокрых подвалов!
— Пусть будет сухой, я не настаиваю на мокром.
— Так ты собираешься перекроить весь сюжет?!
— Не весь, а только половину. Даже и того меньше, две трети останутся как есть. Послушай, у меня прекрасная идея: всех подняли на ноги, лихорадочно разыскивают пропавшего сотрудника, подозреваемого в похищении плёнок. Потом выясняется — есть, нашли, в подвале лежит, но никто не решается к нему прикоснуться, всем противно, напряжение растёт…
— Это у меня в желудке что-то такое растёт и к горлу подкатывает! — простонала Мартуся.
Я её успокоила:
— Могу этот фрагмент писать одна, без твоего участия.
— Вот спасибо! А читать ты тоже будешь за меня? И потом снимать?
— Пока ещё ни кино, ни телевидения с запахами не изобрели, а экспонировать всякие мерзости не обязательно. Но согласись, идея замечательная. Первый труп ты найдёшь сразу, поэтому со вторым надо внести некоторое разнообразие. Сама судьба нам его подбрасывает! Видишь, появляется случайный человек…
— И этот человек — я? — уточнил Витек.
— Ты, но ты у нас будешь кем-нибудь другим, — успокоила я его.
— Мне бы не хотелось у вас появляться ни под каким видом, — упорствовал Витек. — Уже не говоря о том, что вы меня вконец запутали. О чем вы тут спорили? У вас все всамделишное или только придуманное?
Ну вот и сбил мою творческую фантазию, а ведь и Марта уже почти подключилась к интересному повороту сюжета. А как хорошо у нас шло! Витеков труп отлично вписался в заранее продуманную фабулу, вдохнул в неё новую жизнь, расшевелил и активизировал телевизионную братию, дал толчок развитию застывших было сюжетных линий. Но не обижаться же на человека, явившегося к нам с таким творческим подарком!
Мы с Мартой переглянулись.
— Он же и в самом деле ничего не знает!
— Не знает.
— Скажем ему?
— Почему не сказать? Он же сказал нам о своём трупе. А тут, глядишь, и ему что путное придёт в голову. Чего не бывает!
И я попыталась вкратце ознакомить племянника с сутью дела:
— Сценарий-то мы придумываем, но в его основу положены реальные события, в этом вся трудность. Пытаемся их, то есть реальные события, подогнать под наш сценарий. И главная трудность заключается в том, что реальный труп вовсе на телевидении не работает, мы его туда впихиваем силой. С другой стороны, очень многое совпадает, так что мы и сами запутались.
— Оно и видно, — бестактно заметил Витек. — Постарайся все же рассказать понятнее, не запутывая и меня.
Постарались мы обе. Совместными силами во всех подробностях принялись излагать содержание уже готовых серий и только сейчас осознали, сколько же фикции переплелось у нас с реальными событиями! А все я, самокритично признаюсь, с моими невероятными способностями запутывать все до полной неразберихи. Где-то в середине рассказа Марта робко внесла предложение: чтобы как-то разобраться с этой мешаниной, сценарий печатать разноцветный. Одним цветом истинные события, другим то, что мы сами придумали.
Я решительно восстала:
— Хотя в моем компьютере и запрятаны где-то жёлтая корова и голубой кот, а может, и наоборот, но если ты теперь предлагаешь мне сражаться с этим ящиком в красном, зеленом или ещё каких цветах, так ни за что на свете! Я и без того с ним воюю, такая бестия зловредная, не представляешь, какие штучки откалывает! Если хочешь, сама себе распечатывай с дискетки какое угодно разноцветье.
Марта, у которой тоже были проблемы с компьютером, тут же взяла обратно своё предложение:
— Нет, ни за что! Да ты меня просто не так поняла.
— А Бартек умеет это делать, — небрежно бросила я.
— Ну и пусть умеет, и если думаешь, что стану у него учиться, то ошибаешься. Все, что угодно, только не компьютер!
Несмотря на то что наши объяснения были далеки от желаемой краткости и ясности, Витек все же понял главное.
— Все ваши трупы и пожары, хоть цветные, хоть черно-белые, каким-то образом метят в наше телевидение, правильно?
— Ну да! — радостно подтвердила я, довольная, что больше не надо оправдываться. — Сам знаешь, как оно все сейчас у нас перемешалось: финансовые махинации, хищения, взятки, коррупция, старые расчёты с коммунистами и ещё много чего другого. И обязательно находится прорва людишек, которые строят свою карьеру на шантаже, состояние сколачивают на обмане и прочих преступлениях, не останавливаясь и перед убийствами, если обстоятельства благоприятствуют. А сгорит при этом одна-другая студия — так это пустяк.
Мартина душа не выдержала такого огульного охаивания польского телевидения.
— Ну, знаешь! Не все же на телевидении такие сволочи, — горячо запротестовала она. — Ты преувеличиваешь.
— Если даже и преувеличиваю, то самую малость. А паршивая овца в нашем сериале просто необходима.
— Так не целое же стадо!
— Согласись, я и без того пошла тебе на уступки, хотя у меня набралась впечатляющая отара.
Мы опять явно уклонились от темы, и Витек справедливо перебил нас:
— Слушать вас, конечно, одно удовольствие, но должен заметить — в действительности все выглядит совсем не так.
Вот тебе и на!
— Ты что хочешь этим сказать?
— Да то, о чем уже говорил. Какой там шантаж, какая такая компрометация? Все дело в деньгах. Уверен — вашего Красавчика замочили, чтобы не возвращать ему долгов. Какой-нибудь крутой должник потерял терпение и велел ему заткнуть рот. А если нанятым громилам ещё удалось и векселя сжечь, так и вовсе концы в воду. Никто никому ничего не докажет. Знаете, я, пожалуй, порасспрашиваю наших ребят, как там в действительности было дело с Красавчиком, мне самому интересно. Но давайте вернёмся к нашему трупу. Что будем с ним делать, сообщать или как?
Я не сразу ответила, обдумывая и представляя себе, как могут развиваться события. Вот, скажем, Витек даёт показания. Сразу хватают его приятеля, тот тоже отвечает уклончиво, мягко выражаясь. Их держат в камере, изо дня в день мучают допросами, пытаясь выжать правду. Естественно, привлекают и пьянчугу бизнесмена, живёт рядом, может что-то знать. Тот ничего не знает и не помнит по пьянке, но Витеку не простит, очень не ценят наши богатеи внимания полиции. Полиция богатею не верит, но доказать ничего не может. Берут и соседнего мафиози, этот прохиндей врёт напропалую и старается потопить всех подряд. Тут уж сразу Витек с корешем становятся главными подозреваемыми, потому как не сообщили о своей находке. И тогда им конец. Засудят, как пить дать, ведь такую мелкую сошку самый завалящий прокурор не побоится и потребует суровой кары. Да и мы с Мартой автоматически становимся весьма подозрительными особами, иначе по какой причине не известили органы правопорядка, когда Витек явился к нам со своей новостью. Наверняка на суде в наш адрес последует частное определение, нам запрещают писать и ставить сериал…
Ну уж нет! Ни за что!
И я решительно заявила:
— Анонимно и тонким голосом!
— Ты о чем? — спросила Марта.
— Поясняю: вроде как звонит ребёнок, пацан, понятно? И лучше по тому телефону, номеpa которых полиция везде развешивает, чтобы население помогало. Звонит, значит, такой сознательный малолетний гражданин, «проше пани…». На таких телефонах в полиции в основном бабы сидят… Звонит, значит, «проше пани, там в подвале совсем неживой человек лежит». И адрес сообщает, лучше повторить для верности два раза. «Да ты кто сам, мальчик? — интересуется милицейская баба, — как твоя фамилия?» Ребёнок не обращает внимания на глупые вопросы, знай твердит про неживого человека, лучше плаксивым голосом. А если уж баба слишком пристанет с фамилией, то ответит: «Нипочём не скажу, не то татусь выпорет. А покойник лежит, можете проверить». Гарантирую — проверят непременно, вышлют патрульную машину, они обязаны проверять все сигналы. А потом пусть разыскивают пацана до посинения.
— Идея стоящая, — похвалил Витек, — вот только с тонким голосом у меня загвоздка.
— А у твоего кореша?
— Ну, не знаю… Разве что поднатужится… Но тоже сомневаюсь. Боюсь, его «пацан» будет уже в возрасте.
Марта внесла дельное предложение:
— Мальчишка может быть простужен. Хрипит в трубку и носом шмыгает.
И в итоге после довольно продолжительной дискуссии решили: позвонит Марта. У неё прямо талант обнаружился, отлично получались и довольно тонкий голос, и слезливое нытьё, да и шмыганье носом не доставляло никаких трудностей.
Звонить решили из автомата. Никто из нас троих не знал точно, какие успехи сделала за последнее время электроника в области связи. А вдруг у ментов сразу высветится номер моего телефона?
Потом стали уговаривать Марту. Это оказалось очень непросто. Пришлось мне в красках описывать, как группа мальчишек до полной темноты гоняла мяч по ничейному участку, как этот мяч залетел в подвал, как виновник спускается в тёмную вонючую яму, а вместо мяча находит там…
Вот тут-то Марта и сдалась, лишь бы я перестала живописать и перешла к конкретным указаниям.
Витеку не понравилась ватага мальчишек, они бы всей толпой полезли в подвал, узнав о сенсационной находке, что он, мальчишек не знает? А потом торчали бы на участке до приезда патрульной машины. Сошлись на двух пацанах, они и вдвоём могли гонять мяч до темноты. И тот самый виновник решается на благородный гражданский поступок и звонит в полицию.
— Лопнуть мне на этом месте, — опять встрял Витек, — если пацан не прирастёт к сетке в ожидании ментов! А те, не обнаружив ни одного мальчишки поблизости, сразу заподозрят подвох.
Я возразила:
— Твой любопытный пацан может наблюдать откуда-нибудь из укромного места, где полиция его не обнаружит. Даже логично — чтобы папаша не узнал и не выпорол. А разглядит и издали все отлично, уж менты себе посветят. Наглядевшись, наш мальчонка сбежит — и дело с концом, словно его и не было.
— Золотые слова, — вздохнул Витек. — Его и не было…
Марта продолжала мыслить творчески:
— А следы как же? Ведь на… этом самом обнаружат следы ботинок Витека. А звонил ребёнок. Дитя.
— Ты что, не видишь, какие теперь детки пошли? — возмутилась я. — Акселераты. Ножищи такие, что ни один полицейский не засомневается, уж будь спокойна.
В результате мы все трое настолько поверили в созданного нашим воображением виртуального пацана, что Марту уже не было необходимости агитировать. Она сочла своей святой обязанностью позвонить в полицию вместо бедного ребёнка, которому и без того пришлось пережить такой стресс, разыскивая закатившийся мяч. Вдвоём с Витеком они отправились на поиски какого-нибудь таксофона и нашли нужный в районе Черняковской, ведь желательно звонить из ближайшего к месту действия.
Тут же после звонка в полицию неимоверно вздрюченная Марта позвонила мне по сотовому и поделилась впечатлениями:
— Ты оказалась права, я действительно попала на бабу. И знаешь, должно быть, здорово вжилась в образ, баба мне сразу поверила, прониклась, стала меня успокаивать, то и дело вставляя «деточка». Витек мне на бумажке записал адрес, и хорошо сделал, не то я от волнения все бы перепутала, а так просто с плачем и шмыганьем на все расспросы лишь повторяла как попугай: «Антоневская, восемь, проше пани, Антоневская, восемь, а то татусь прибьёт». Слушай, теперь я не сомневаюсь — сразу отправят патрульную машину. Что? Это Витек мне что-то говорит. Ага, Иоанна, мы хотим посмотреть…
— О господи, и они туда же, как дети малые. Тогда найдите какой-нибудь предлог.
— Да вот ищем, но никак не находится. Что? Вот Витек советует — и без предлога можно, как наш мальчонка, издалека, он знает одно такое место, там полицейские нас не заметят.
— Ладно, не возражаю, но задерживаться все равно не советую. Убедитесь, что полиция приехала и полезла в подвал, и смывайтесь, немедленно смывайтесь. Если вас застукают — пиши пропало. Будь у тебя хотя бы камера в руках, ещё могла бы сослаться на журналистскую привычку снимать все подряд. А без камеры — загребут, потом не отвертитесь.
— Так мы же ни в чем не виноваты.
— Именно поэтому.
Аргумент был железным, что тут возразишь?
17
— Подумаю, такая колоритная личность может пригодиться везде, а подвал создаёт уйму дополнительных возможностей. Даже вот напрашивается весьма любопытная новая версия… С его специальностью можно действовать где угодно, сегодня на телевидении, завтра за тридевять земель…
— Да уж, такой он непоседа, ничего не скажешь, — скривилась Марта.
— На что он вам? Что вы собираетесь с ним делать? — заинтересовался Витек.
Я охотно пояснила:
— Использовать в нашем сериале. Нам как раз требовался труп для создания большей напряжённости действия, придания ему динамики, а то выходило скучновато. Появился было у нас один, так из-за него возникло множество вопросов. Честно говоря, оживления мало, а вот проблем невпроворот.
— Так ты хочешь заменить нашего на этого? — испугалась Марта. — Ведь нашему трупу полагалось лежать в моем кабинете, а не в каком-то мокром подвале. И наш должен быть свеженьким, а не таким… второсортным.
Пришлось ей напомнить о том, что у нас, собственно, имеются два трупа и один поджигатель, что весьма оживляет действие. В подвале мог бы полежать тот, второй…
— О! — оживилась и я. — Гляди, он очень удачно вписывается в развитие сюжета. Сначала он может исчезнуть и находиться неизвестно где, все обстоятельства указывают на то, что совершено преступление, а тела нет, и только теперь мы обнаруживаем его в подвале…
— На Воронича нет никаких мокрых подвалов!
— Пусть будет сухой, я не настаиваю на мокром.
— Так ты собираешься перекроить весь сюжет?!
— Не весь, а только половину. Даже и того меньше, две трети останутся как есть. Послушай, у меня прекрасная идея: всех подняли на ноги, лихорадочно разыскивают пропавшего сотрудника, подозреваемого в похищении плёнок. Потом выясняется — есть, нашли, в подвале лежит, но никто не решается к нему прикоснуться, всем противно, напряжение растёт…
— Это у меня в желудке что-то такое растёт и к горлу подкатывает! — простонала Мартуся.
Я её успокоила:
— Могу этот фрагмент писать одна, без твоего участия.
— Вот спасибо! А читать ты тоже будешь за меня? И потом снимать?
— Пока ещё ни кино, ни телевидения с запахами не изобрели, а экспонировать всякие мерзости не обязательно. Но согласись, идея замечательная. Первый труп ты найдёшь сразу, поэтому со вторым надо внести некоторое разнообразие. Сама судьба нам его подбрасывает! Видишь, появляется случайный человек…
— И этот человек — я? — уточнил Витек.
— Ты, но ты у нас будешь кем-нибудь другим, — успокоила я его.
— Мне бы не хотелось у вас появляться ни под каким видом, — упорствовал Витек. — Уже не говоря о том, что вы меня вконец запутали. О чем вы тут спорили? У вас все всамделишное или только придуманное?
Ну вот и сбил мою творческую фантазию, а ведь и Марта уже почти подключилась к интересному повороту сюжета. А как хорошо у нас шло! Витеков труп отлично вписался в заранее продуманную фабулу, вдохнул в неё новую жизнь, расшевелил и активизировал телевизионную братию, дал толчок развитию застывших было сюжетных линий. Но не обижаться же на человека, явившегося к нам с таким творческим подарком!
Мы с Мартой переглянулись.
— Он же и в самом деле ничего не знает!
— Не знает.
— Скажем ему?
— Почему не сказать? Он же сказал нам о своём трупе. А тут, глядишь, и ему что путное придёт в голову. Чего не бывает!
И я попыталась вкратце ознакомить племянника с сутью дела:
— Сценарий-то мы придумываем, но в его основу положены реальные события, в этом вся трудность. Пытаемся их, то есть реальные события, подогнать под наш сценарий. И главная трудность заключается в том, что реальный труп вовсе на телевидении не работает, мы его туда впихиваем силой. С другой стороны, очень многое совпадает, так что мы и сами запутались.
— Оно и видно, — бестактно заметил Витек. — Постарайся все же рассказать понятнее, не запутывая и меня.
Постарались мы обе. Совместными силами во всех подробностях принялись излагать содержание уже готовых серий и только сейчас осознали, сколько же фикции переплелось у нас с реальными событиями! А все я, самокритично признаюсь, с моими невероятными способностями запутывать все до полной неразберихи. Где-то в середине рассказа Марта робко внесла предложение: чтобы как-то разобраться с этой мешаниной, сценарий печатать разноцветный. Одним цветом истинные события, другим то, что мы сами придумали.
Я решительно восстала:
— Хотя в моем компьютере и запрятаны где-то жёлтая корова и голубой кот, а может, и наоборот, но если ты теперь предлагаешь мне сражаться с этим ящиком в красном, зеленом или ещё каких цветах, так ни за что на свете! Я и без того с ним воюю, такая бестия зловредная, не представляешь, какие штучки откалывает! Если хочешь, сама себе распечатывай с дискетки какое угодно разноцветье.
Марта, у которой тоже были проблемы с компьютером, тут же взяла обратно своё предложение:
— Нет, ни за что! Да ты меня просто не так поняла.
— А Бартек умеет это делать, — небрежно бросила я.
— Ну и пусть умеет, и если думаешь, что стану у него учиться, то ошибаешься. Все, что угодно, только не компьютер!
Несмотря на то что наши объяснения были далеки от желаемой краткости и ясности, Витек все же понял главное.
— Все ваши трупы и пожары, хоть цветные, хоть черно-белые, каким-то образом метят в наше телевидение, правильно?
— Ну да! — радостно подтвердила я, довольная, что больше не надо оправдываться. — Сам знаешь, как оно все сейчас у нас перемешалось: финансовые махинации, хищения, взятки, коррупция, старые расчёты с коммунистами и ещё много чего другого. И обязательно находится прорва людишек, которые строят свою карьеру на шантаже, состояние сколачивают на обмане и прочих преступлениях, не останавливаясь и перед убийствами, если обстоятельства благоприятствуют. А сгорит при этом одна-другая студия — так это пустяк.
Мартина душа не выдержала такого огульного охаивания польского телевидения.
— Ну, знаешь! Не все же на телевидении такие сволочи, — горячо запротестовала она. — Ты преувеличиваешь.
— Если даже и преувеличиваю, то самую малость. А паршивая овца в нашем сериале просто необходима.
— Так не целое же стадо!
— Согласись, я и без того пошла тебе на уступки, хотя у меня набралась впечатляющая отара.
Мы опять явно уклонились от темы, и Витек справедливо перебил нас:
— Слушать вас, конечно, одно удовольствие, но должен заметить — в действительности все выглядит совсем не так.
Вот тебе и на!
— Ты что хочешь этим сказать?
— Да то, о чем уже говорил. Какой там шантаж, какая такая компрометация? Все дело в деньгах. Уверен — вашего Красавчика замочили, чтобы не возвращать ему долгов. Какой-нибудь крутой должник потерял терпение и велел ему заткнуть рот. А если нанятым громилам ещё удалось и векселя сжечь, так и вовсе концы в воду. Никто никому ничего не докажет. Знаете, я, пожалуй, порасспрашиваю наших ребят, как там в действительности было дело с Красавчиком, мне самому интересно. Но давайте вернёмся к нашему трупу. Что будем с ним делать, сообщать или как?
Я не сразу ответила, обдумывая и представляя себе, как могут развиваться события. Вот, скажем, Витек даёт показания. Сразу хватают его приятеля, тот тоже отвечает уклончиво, мягко выражаясь. Их держат в камере, изо дня в день мучают допросами, пытаясь выжать правду. Естественно, привлекают и пьянчугу бизнесмена, живёт рядом, может что-то знать. Тот ничего не знает и не помнит по пьянке, но Витеку не простит, очень не ценят наши богатеи внимания полиции. Полиция богатею не верит, но доказать ничего не может. Берут и соседнего мафиози, этот прохиндей врёт напропалую и старается потопить всех подряд. Тут уж сразу Витек с корешем становятся главными подозреваемыми, потому как не сообщили о своей находке. И тогда им конец. Засудят, как пить дать, ведь такую мелкую сошку самый завалящий прокурор не побоится и потребует суровой кары. Да и мы с Мартой автоматически становимся весьма подозрительными особами, иначе по какой причине не известили органы правопорядка, когда Витек явился к нам со своей новостью. Наверняка на суде в наш адрес последует частное определение, нам запрещают писать и ставить сериал…
Ну уж нет! Ни за что!
И я решительно заявила:
— Анонимно и тонким голосом!
— Ты о чем? — спросила Марта.
— Поясняю: вроде как звонит ребёнок, пацан, понятно? И лучше по тому телефону, номеpa которых полиция везде развешивает, чтобы население помогало. Звонит, значит, такой сознательный малолетний гражданин, «проше пани…». На таких телефонах в полиции в основном бабы сидят… Звонит, значит, «проше пани, там в подвале совсем неживой человек лежит». И адрес сообщает, лучше повторить для верности два раза. «Да ты кто сам, мальчик? — интересуется милицейская баба, — как твоя фамилия?» Ребёнок не обращает внимания на глупые вопросы, знай твердит про неживого человека, лучше плаксивым голосом. А если уж баба слишком пристанет с фамилией, то ответит: «Нипочём не скажу, не то татусь выпорет. А покойник лежит, можете проверить». Гарантирую — проверят непременно, вышлют патрульную машину, они обязаны проверять все сигналы. А потом пусть разыскивают пацана до посинения.
— Идея стоящая, — похвалил Витек, — вот только с тонким голосом у меня загвоздка.
— А у твоего кореша?
— Ну, не знаю… Разве что поднатужится… Но тоже сомневаюсь. Боюсь, его «пацан» будет уже в возрасте.
Марта внесла дельное предложение:
— Мальчишка может быть простужен. Хрипит в трубку и носом шмыгает.
И в итоге после довольно продолжительной дискуссии решили: позвонит Марта. У неё прямо талант обнаружился, отлично получались и довольно тонкий голос, и слезливое нытьё, да и шмыганье носом не доставляло никаких трудностей.
Звонить решили из автомата. Никто из нас троих не знал точно, какие успехи сделала за последнее время электроника в области связи. А вдруг у ментов сразу высветится номер моего телефона?
Потом стали уговаривать Марту. Это оказалось очень непросто. Пришлось мне в красках описывать, как группа мальчишек до полной темноты гоняла мяч по ничейному участку, как этот мяч залетел в подвал, как виновник спускается в тёмную вонючую яму, а вместо мяча находит там…
Вот тут-то Марта и сдалась, лишь бы я перестала живописать и перешла к конкретным указаниям.
Витеку не понравилась ватага мальчишек, они бы всей толпой полезли в подвал, узнав о сенсационной находке, что он, мальчишек не знает? А потом торчали бы на участке до приезда патрульной машины. Сошлись на двух пацанах, они и вдвоём могли гонять мяч до темноты. И тот самый виновник решается на благородный гражданский поступок и звонит в полицию.
— Лопнуть мне на этом месте, — опять встрял Витек, — если пацан не прирастёт к сетке в ожидании ментов! А те, не обнаружив ни одного мальчишки поблизости, сразу заподозрят подвох.
Я возразила:
— Твой любопытный пацан может наблюдать откуда-нибудь из укромного места, где полиция его не обнаружит. Даже логично — чтобы папаша не узнал и не выпорол. А разглядит и издали все отлично, уж менты себе посветят. Наглядевшись, наш мальчонка сбежит — и дело с концом, словно его и не было.
— Золотые слова, — вздохнул Витек. — Его и не было…
Марта продолжала мыслить творчески:
— А следы как же? Ведь на… этом самом обнаружат следы ботинок Витека. А звонил ребёнок. Дитя.
— Ты что, не видишь, какие теперь детки пошли? — возмутилась я. — Акселераты. Ножищи такие, что ни один полицейский не засомневается, уж будь спокойна.
В результате мы все трое настолько поверили в созданного нашим воображением виртуального пацана, что Марту уже не было необходимости агитировать. Она сочла своей святой обязанностью позвонить в полицию вместо бедного ребёнка, которому и без того пришлось пережить такой стресс, разыскивая закатившийся мяч. Вдвоём с Витеком они отправились на поиски какого-нибудь таксофона и нашли нужный в районе Черняковской, ведь желательно звонить из ближайшего к месту действия.
Тут же после звонка в полицию неимоверно вздрюченная Марта позвонила мне по сотовому и поделилась впечатлениями:
— Ты оказалась права, я действительно попала на бабу. И знаешь, должно быть, здорово вжилась в образ, баба мне сразу поверила, прониклась, стала меня успокаивать, то и дело вставляя «деточка». Витек мне на бумажке записал адрес, и хорошо сделал, не то я от волнения все бы перепутала, а так просто с плачем и шмыганьем на все расспросы лишь повторяла как попугай: «Антоневская, восемь, проше пани, Антоневская, восемь, а то татусь прибьёт». Слушай, теперь я не сомневаюсь — сразу отправят патрульную машину. Что? Это Витек мне что-то говорит. Ага, Иоанна, мы хотим посмотреть…
— О господи, и они туда же, как дети малые. Тогда найдите какой-нибудь предлог.
— Да вот ищем, но никак не находится. Что? Вот Витек советует — и без предлога можно, как наш мальчонка, издалека, он знает одно такое место, там полицейские нас не заметят.
— Ладно, не возражаю, но задерживаться все равно не советую. Убедитесь, что полиция приехала и полезла в подвал, и смывайтесь, немедленно смывайтесь. Если вас застукают — пиши пропало. Будь у тебя хотя бы камера в руках, ещё могла бы сослаться на журналистскую привычку снимать все подряд. А без камеры — загребут, потом не отвертитесь.
— Так мы же ни в чем не виноваты.
— Именно поэтому.
Аргумент был железным, что тут возразишь?
17
— Ну вот и все, — как-то мертвенно-отрешённо заявила Марта, переступая порог моего дома. — Больше я не могу. Сломалась.
Если учесть, что в наш последний рабочий вечер из-за сенсации, принесённой Витеком, мы с Мартой не закончили отделку сюжета, а к тому же посмертная активность Коти значительно обогатила детективные возможности будущего сериала, то последующие два дня я не отходила от компьютера, претворяя эти возможности в повествовательную ткань. Никто меня не отвлекал, Марта уехала в Краков, мне не звонила, и я ничего не знала о её новейших любовных потрясениях. И хорошо, что не знала, могла беспрепятственно отдаться творчеству.
— А в чем, собственно, дело? — встревожилась я.
— В том, что его в глаза не видела! Все эти два дня!
— Доминика?
— А то кого же?
Все. Кажется, и с меня довольно. Этот Доминик у меня уже в печёнках сидит! Но надо же как-то Марту привести в нормальное состояние?
— Ладно, проходи, не стоять же в дверях. Садись, сейчас принесу тебе пивка.
Марта как автомат прошла за мной в кухню, бормоча:
— Пива — это хорошо, дай мне пива, у меня во рту не было ни капли пива с тех пор, как ушла от тебя. Дай пива, я хочу пива…
— Никаких проблем. Захвати стаканы…
Шагая за мной в гостиную со стаканами в руках, Марта продолжала бормотать деревянным голосом, уже не жалуясь, просто выплёскивая из себя наболевшее:
— А все потому, что на минутку забежала в казино. Так он в наказание мне, понимаешь? Что я, рабыня? Наложница в султанском гареме?
Откупоривая банку, Марта в нервах встряхнула её, из-за чего залила скатерть и близлежащие бумаги. Пока это пустяковое обстоятельство не погрузило её совсем уж в глубины меланхолии, я поспешила успокоить девушку:
— Не обращай внимания, полотно отлично отстирывается в стиральной машине. Стол не антикварный, а бумага высохнет.
И все же не меньше получаса ушло на то, чтобы несчастная стала говорить по-человечески, а не как бездушный автомат. Полегчало ей после того, как излила на Доминика тысячи проклятий, так что даже я не выдержала:
— Раз он такой, тогда не понимаю, что же тебя в нем привлекает? Одна борода?
Марта подумала. И честно ответила:
— Сама не знаю что. Есть в нем все же такое… иногда… такое, от чего у меня дыханье перехватывает. И у меня сразу…
— …мозги набекрень? — ласково подсказала я.
— Ну, знаешь! — взвилась Марта.
— А как бы ты это назвала по-другому? Скажи, я слушаю.
Несколько минут Марта размышляла, напряжённо всматриваясь в обсыпавшиеся поделки из сухоцветов на стене и попивая пиво.
— Возможно, ты и права, — согласилась она. Да и какая неглупая женщина не согласилась бы на её месте? — А ведь я так мечтала выйти за него замуж и родить ему детей…
Теперь же при одной мысли об этом Марта просто содрогнулась с ног до головы и тут же спросила:
— А моя внутренняя дрожь внешне проявляется?
— Проявляется, ещё как проявляется.
— А не ты ли сама приводила поговорку! «Женится — переменится»? Или «Стерпится — слюбится»? Точно не помню.
— Да, приводила, но в отрицательном плане, говорила: «Не верь этим идиотским поговоркам, сплошное враньё». Жизнь доказала обратное. Причём в обе стороны.
— Это как же понимать?
— Женщины не обладают монополией на глупость. Я лично знаю двух мужчин, которые не сомневались, что, женившись на своих избранницах, сумеют перевоспитать их, изменить их характер к лучшему. Так до сих пор расплачиваются за своё легкомыслие. Но женских примеров намного больше. Наверное, потому, что среди женщин больше оптимисток.
— А я не верю ни в какие перемены, и вообще с меня достаточно!
Я обрадовалась, но постаралась не показать этого внешне, ведь такие заявления выслушивала уже сто раз. Взяв распечатку текста, наработанного мною за последние два дня, сунула Maртe:
— Вот, почитай, я тут кое-что изменила. О том, как его все разыскивают, суетятся, а он лежит как миленький под лестницей. Читатель… то есть не читатель, а зритель уже знает и теряет терпение, не может дождаться, когда же его наконец найдут…
Какой-то невезучий этот наш сериал. Только мы с Мартой углубились в работу, как раздался звонок. Марта подняла голову от бумаг:
— Скажи, с трупами к тебе приходят только при мне или без меня тоже?
Я уже на ходу ответила:
— Только при тебе. Хотят сделать тебе приятное и дожидаются твоего появления.
— Вот спасибо, тронута!
Щёлкнув домофоном, я задержалась у входной двери. Что-то подсказывало — на сей раз это ко мне. Услышав топот на лестнице, я распахнула дверь. Цезарь Прекрасный. Мчался, перемахивая через ступеньки, и даже не задохнулся! Естественно, я впустила его, предупредив, что не одна.
— И очень хорошо! — ответил младший инспектор, а войдя, сразу же обратился к Марте:
— Я, собственно, к пани, не мог вас найти и предположил, что вы можете оказаться здесь.
— Так вы все же установили за нами слежку? — фыркнула я.
— Избави бог! — возразил полицейский. — Слишком мало у нас людей, такую роскошь мы не можем себе позволить.
Марта была польщена.
— Что ж, вы правильно все рассчитали. Чем могу служить?
Не теряя времени, младший инспектор Чарек схватил свободный стул, уселся напротив Марты и приступил к настоящему допросу:
— Что пани делала шестого ноября прошлого года?
Озадачились мы обе, причём Мартуся лишь слабо охнула, я же спросила без тени иронии, зато живо заинтересованная:
— Пан майор и в самом деле полагает, что человек в состоянии припомнить, чем занимался в какой-то конкретный день почти год назад?
— Я не полагаю, я просто знаю, — ответил этот самоуверенный тип, все же добавив после продолжительной паузы:
— Особенно если день для человека чем-то знаменателен. Скажем, человек женился, родился, сломал ногу, развёлся или у него родился ребёнок… да мало ли что ещё.
Марта поспешно принялась вспоминать:
— Замуж я вышла десять лет назад, развелась через два года, так что прошлый год отпадает. Ног ни разу в жизни не ломала и детей не рожала. А что это вообще за день — шестое ноября прошлого года? Может, чьи-то именины?
— А я тебе сейчас скажу, что это был день, — пришла я на помощь соавторше и потянулась к книжной полке. Там за телефонными книгами, у стены, стояла толстая пачка календарей шести последних лет, которые я не выбрасывала по той причине, что на многих страницах записывала номера телефонов, которые не считала нужным переносить в записную книжку. Сколько раз они уже выручали меня! — Погоди, сейчас посмотрим… говорите, прошлый год? Декабрь девяносто седьмого… март девяносто восьмого… сентябрь… уже близко… вот!
Искомый календарь состоял из длинных узких страниц, с каждым днём на отдельной странице, так что для записей было достаточно места. Я отыскала шестое ноября.
— Пятница! — торжественно объявила я и добавила:
— Знаешь, что ты делала в этот день?
— И что же я делала?
— Что ты делала утром — не скажу, у меня сведения начиная с двух часов дня, с этого времени ты была у меня. Зачитываю: «14.15, Марта. Телевидение». На этом запись кончается, но я отлично помню, сборище ваше продолжалось до полуночи. Причём центром были мы с тобой, остальные посменно крутились вокруг нас. Вспоминай, тогда как раз пришлось решать кучу накопившихся вопросов, и с разными людьми. До поздней ночи волынка затянулась, кто-то ещё разбил горшок с аспарагусом. И хорошо сделал, аспарагус давно пора было пересаживать, все руки не доходили. Аспарагус мне лучше всего запомнился.
— И мне! — обрадовалась Марта. — И я вспомнила, именно в тот день мы спорили из-за сценария по твоему детективу «Роман века». Как же, ведь ни с того ни с сего в нем оказался целый кусок из «Коровы царя небесного». Значит, все это происходило шестого ноября?
— Так записано в моем календаре.
— Да, денёк и в самом деле выдался не приведи господь.
Я не удержалась и упрекнула режиссершу:
— Дело прошлое, но во многом ты все усложнила. Ваши телевизионщики сами напутали. Зачем ты пригласила тех трех? Из-за них не могли ничего согласовать.
Марта отбивалась:
— Но это было уже потом. А сначала все шло как по маслу…
— Потому что сначала мы ещё говорили на тему, а потом наша конференция покатилась под горку…
Возможно, мы ещё долго бы ссорились, но инспектор полиции призвал нас к порядку.
— Если я правильно понял, — сказал он, — обе пани провели этот день вместе. Не стану скрывать, меня интересует отрезок между семнадцатью и полуночью. Не могли бы вы припомнить, кто именно в это время присутствовал на вашей конференции?
Мы послушно принялись вспоминать, и не скажу, что это далось нам без труда. Мартина память оказалась лучше моей.
— Со сценарием мы покончили где-то к четырём, — рассуждала она вслух, наморщив лоб. — Потом устроили небольшой перерыв, и тут Кайтек, наверное в полпятого, принёс кассеты, потому я его и запомнила. Скоро и Доминик появился. А сразу после него — наш ненаглядный…
— Точно, — подтвердила я, — и я вцепилась ему в горло, а тем временем вы с Домиником и с этим, как его… забыла, обсуждали свои дела в другой комнате… да как же его фамилия?
— Янчевский, — подсказала Марта. — Правильно, все так и было, а когда мы вернулись к вам, там была уже прорва народу…
Цезарь Прекрасный торопливо записывал каждое наше слово, а мы тем временем шаг за шагом вспоминали события того злополучного дня. Иногда полицейский перебивал нас, требуя называть не только фамилии присутствующих, но и занимаемые должности. Отвечала ему, как правило, Марта, ведь она знала всех своих, а собрались в тот день у меня в основном люди с телевидения. И мало-помалу стало ясно, что полицию интересует именно Доминик.
Это облегчило нашу задачу. Что касается Доминика, то мы с Мартой могли на чем угодно поклясться, что с момента прихода где-то в районе половины пятого и до полуночи, когда наконец последние гости с неохотой покидали мою квартиру, он ни на секунду не отлучался. Они ушли все вместе: Марта, Доминик, мой литературный агент, молодой режиссёр и Марта Клубович, которая к тому времени только-только закончила сниматься в русской версии «Что сказал покойник» и рассказывала нам о съёмках. Доминик уже обсудил со мной и моим агентом все дела, но не уходил из-за Марты, похоже, в тот день он её любил.
Цезарь Прекрасный принял к сведению наши показания и спросил, кто ещё мог бы помнить то сборище.
— Да мало ли кто. В тот день было подписано какое-то предварительное соглашение. С датой, так что можете проверить по своей линии. Подписывал же его мой агент и этот, как его…
— Тарнович! — подсказала Мартуся.
Младший инспектор счёл допрос законченным и поднялся.
— Чрезвычайно обязан вам обеим, — начал он прощаться, но не тут-то было. Я бесцеремонно перебила полицейского:
— Минутку! Скажите нам хотя бы, кто же из этой кучи вами подозревается и в чем? Ведь все они с телевидения. И не пытайтесь убедить меня, что Красавчик Котя или этот ваш Трупский-Липчак как-то связаны с телевидением. Не имеют права, ведь связь я выдумала сама!
Должно быть, младший инспектор полиции уже немного привык к нам, не исключено также, что в глубине души был признателен за мои показания о смерти Красавчика Коти, ведь я тогда сделала это добровольно, без меня они бы до сих пор пребывали в тупике, считая его душителем второго трупа. Именно я столкнула их расследование с мёртвой точки. Так что нечего…
И полицейский не стал упорствовать. Впрочем, вовсе не обязательно в нем заговорило элементарное чувство благодарности, может, peшил расколоться, чтобы тем самым создать непринуждённую обстановку в расчёте на ответную нашу любезность. Во всяком случае, вздохнул и ответил как-то даже неофициально:
Если учесть, что в наш последний рабочий вечер из-за сенсации, принесённой Витеком, мы с Мартой не закончили отделку сюжета, а к тому же посмертная активность Коти значительно обогатила детективные возможности будущего сериала, то последующие два дня я не отходила от компьютера, претворяя эти возможности в повествовательную ткань. Никто меня не отвлекал, Марта уехала в Краков, мне не звонила, и я ничего не знала о её новейших любовных потрясениях. И хорошо, что не знала, могла беспрепятственно отдаться творчеству.
— А в чем, собственно, дело? — встревожилась я.
— В том, что его в глаза не видела! Все эти два дня!
— Доминика?
— А то кого же?
Все. Кажется, и с меня довольно. Этот Доминик у меня уже в печёнках сидит! Но надо же как-то Марту привести в нормальное состояние?
— Ладно, проходи, не стоять же в дверях. Садись, сейчас принесу тебе пивка.
Марта как автомат прошла за мной в кухню, бормоча:
— Пива — это хорошо, дай мне пива, у меня во рту не было ни капли пива с тех пор, как ушла от тебя. Дай пива, я хочу пива…
— Никаких проблем. Захвати стаканы…
Шагая за мной в гостиную со стаканами в руках, Марта продолжала бормотать деревянным голосом, уже не жалуясь, просто выплёскивая из себя наболевшее:
— А все потому, что на минутку забежала в казино. Так он в наказание мне, понимаешь? Что я, рабыня? Наложница в султанском гареме?
Откупоривая банку, Марта в нервах встряхнула её, из-за чего залила скатерть и близлежащие бумаги. Пока это пустяковое обстоятельство не погрузило её совсем уж в глубины меланхолии, я поспешила успокоить девушку:
— Не обращай внимания, полотно отлично отстирывается в стиральной машине. Стол не антикварный, а бумага высохнет.
И все же не меньше получаса ушло на то, чтобы несчастная стала говорить по-человечески, а не как бездушный автомат. Полегчало ей после того, как излила на Доминика тысячи проклятий, так что даже я не выдержала:
— Раз он такой, тогда не понимаю, что же тебя в нем привлекает? Одна борода?
Марта подумала. И честно ответила:
— Сама не знаю что. Есть в нем все же такое… иногда… такое, от чего у меня дыханье перехватывает. И у меня сразу…
— …мозги набекрень? — ласково подсказала я.
— Ну, знаешь! — взвилась Марта.
— А как бы ты это назвала по-другому? Скажи, я слушаю.
Несколько минут Марта размышляла, напряжённо всматриваясь в обсыпавшиеся поделки из сухоцветов на стене и попивая пиво.
— Возможно, ты и права, — согласилась она. Да и какая неглупая женщина не согласилась бы на её месте? — А ведь я так мечтала выйти за него замуж и родить ему детей…
Теперь же при одной мысли об этом Марта просто содрогнулась с ног до головы и тут же спросила:
— А моя внутренняя дрожь внешне проявляется?
— Проявляется, ещё как проявляется.
— А не ты ли сама приводила поговорку! «Женится — переменится»? Или «Стерпится — слюбится»? Точно не помню.
— Да, приводила, но в отрицательном плане, говорила: «Не верь этим идиотским поговоркам, сплошное враньё». Жизнь доказала обратное. Причём в обе стороны.
— Это как же понимать?
— Женщины не обладают монополией на глупость. Я лично знаю двух мужчин, которые не сомневались, что, женившись на своих избранницах, сумеют перевоспитать их, изменить их характер к лучшему. Так до сих пор расплачиваются за своё легкомыслие. Но женских примеров намного больше. Наверное, потому, что среди женщин больше оптимисток.
— А я не верю ни в какие перемены, и вообще с меня достаточно!
Я обрадовалась, но постаралась не показать этого внешне, ведь такие заявления выслушивала уже сто раз. Взяв распечатку текста, наработанного мною за последние два дня, сунула Maртe:
— Вот, почитай, я тут кое-что изменила. О том, как его все разыскивают, суетятся, а он лежит как миленький под лестницей. Читатель… то есть не читатель, а зритель уже знает и теряет терпение, не может дождаться, когда же его наконец найдут…
Какой-то невезучий этот наш сериал. Только мы с Мартой углубились в работу, как раздался звонок. Марта подняла голову от бумаг:
— Скажи, с трупами к тебе приходят только при мне или без меня тоже?
Я уже на ходу ответила:
— Только при тебе. Хотят сделать тебе приятное и дожидаются твоего появления.
— Вот спасибо, тронута!
Щёлкнув домофоном, я задержалась у входной двери. Что-то подсказывало — на сей раз это ко мне. Услышав топот на лестнице, я распахнула дверь. Цезарь Прекрасный. Мчался, перемахивая через ступеньки, и даже не задохнулся! Естественно, я впустила его, предупредив, что не одна.
— И очень хорошо! — ответил младший инспектор, а войдя, сразу же обратился к Марте:
— Я, собственно, к пани, не мог вас найти и предположил, что вы можете оказаться здесь.
— Так вы все же установили за нами слежку? — фыркнула я.
— Избави бог! — возразил полицейский. — Слишком мало у нас людей, такую роскошь мы не можем себе позволить.
Марта была польщена.
— Что ж, вы правильно все рассчитали. Чем могу служить?
Не теряя времени, младший инспектор Чарек схватил свободный стул, уселся напротив Марты и приступил к настоящему допросу:
— Что пани делала шестого ноября прошлого года?
Озадачились мы обе, причём Мартуся лишь слабо охнула, я же спросила без тени иронии, зато живо заинтересованная:
— Пан майор и в самом деле полагает, что человек в состоянии припомнить, чем занимался в какой-то конкретный день почти год назад?
— Я не полагаю, я просто знаю, — ответил этот самоуверенный тип, все же добавив после продолжительной паузы:
— Особенно если день для человека чем-то знаменателен. Скажем, человек женился, родился, сломал ногу, развёлся или у него родился ребёнок… да мало ли что ещё.
Марта поспешно принялась вспоминать:
— Замуж я вышла десять лет назад, развелась через два года, так что прошлый год отпадает. Ног ни разу в жизни не ломала и детей не рожала. А что это вообще за день — шестое ноября прошлого года? Может, чьи-то именины?
— А я тебе сейчас скажу, что это был день, — пришла я на помощь соавторше и потянулась к книжной полке. Там за телефонными книгами, у стены, стояла толстая пачка календарей шести последних лет, которые я не выбрасывала по той причине, что на многих страницах записывала номера телефонов, которые не считала нужным переносить в записную книжку. Сколько раз они уже выручали меня! — Погоди, сейчас посмотрим… говорите, прошлый год? Декабрь девяносто седьмого… март девяносто восьмого… сентябрь… уже близко… вот!
Искомый календарь состоял из длинных узких страниц, с каждым днём на отдельной странице, так что для записей было достаточно места. Я отыскала шестое ноября.
— Пятница! — торжественно объявила я и добавила:
— Знаешь, что ты делала в этот день?
— И что же я делала?
— Что ты делала утром — не скажу, у меня сведения начиная с двух часов дня, с этого времени ты была у меня. Зачитываю: «14.15, Марта. Телевидение». На этом запись кончается, но я отлично помню, сборище ваше продолжалось до полуночи. Причём центром были мы с тобой, остальные посменно крутились вокруг нас. Вспоминай, тогда как раз пришлось решать кучу накопившихся вопросов, и с разными людьми. До поздней ночи волынка затянулась, кто-то ещё разбил горшок с аспарагусом. И хорошо сделал, аспарагус давно пора было пересаживать, все руки не доходили. Аспарагус мне лучше всего запомнился.
— И мне! — обрадовалась Марта. — И я вспомнила, именно в тот день мы спорили из-за сценария по твоему детективу «Роман века». Как же, ведь ни с того ни с сего в нем оказался целый кусок из «Коровы царя небесного». Значит, все это происходило шестого ноября?
— Так записано в моем календаре.
— Да, денёк и в самом деле выдался не приведи господь.
Я не удержалась и упрекнула режиссершу:
— Дело прошлое, но во многом ты все усложнила. Ваши телевизионщики сами напутали. Зачем ты пригласила тех трех? Из-за них не могли ничего согласовать.
Марта отбивалась:
— Но это было уже потом. А сначала все шло как по маслу…
— Потому что сначала мы ещё говорили на тему, а потом наша конференция покатилась под горку…
Возможно, мы ещё долго бы ссорились, но инспектор полиции призвал нас к порядку.
— Если я правильно понял, — сказал он, — обе пани провели этот день вместе. Не стану скрывать, меня интересует отрезок между семнадцатью и полуночью. Не могли бы вы припомнить, кто именно в это время присутствовал на вашей конференции?
Мы послушно принялись вспоминать, и не скажу, что это далось нам без труда. Мартина память оказалась лучше моей.
— Со сценарием мы покончили где-то к четырём, — рассуждала она вслух, наморщив лоб. — Потом устроили небольшой перерыв, и тут Кайтек, наверное в полпятого, принёс кассеты, потому я его и запомнила. Скоро и Доминик появился. А сразу после него — наш ненаглядный…
— Точно, — подтвердила я, — и я вцепилась ему в горло, а тем временем вы с Домиником и с этим, как его… забыла, обсуждали свои дела в другой комнате… да как же его фамилия?
— Янчевский, — подсказала Марта. — Правильно, все так и было, а когда мы вернулись к вам, там была уже прорва народу…
Цезарь Прекрасный торопливо записывал каждое наше слово, а мы тем временем шаг за шагом вспоминали события того злополучного дня. Иногда полицейский перебивал нас, требуя называть не только фамилии присутствующих, но и занимаемые должности. Отвечала ему, как правило, Марта, ведь она знала всех своих, а собрались в тот день у меня в основном люди с телевидения. И мало-помалу стало ясно, что полицию интересует именно Доминик.
Это облегчило нашу задачу. Что касается Доминика, то мы с Мартой могли на чем угодно поклясться, что с момента прихода где-то в районе половины пятого и до полуночи, когда наконец последние гости с неохотой покидали мою квартиру, он ни на секунду не отлучался. Они ушли все вместе: Марта, Доминик, мой литературный агент, молодой режиссёр и Марта Клубович, которая к тому времени только-только закончила сниматься в русской версии «Что сказал покойник» и рассказывала нам о съёмках. Доминик уже обсудил со мной и моим агентом все дела, но не уходил из-за Марты, похоже, в тот день он её любил.
Цезарь Прекрасный принял к сведению наши показания и спросил, кто ещё мог бы помнить то сборище.
— Да мало ли кто. В тот день было подписано какое-то предварительное соглашение. С датой, так что можете проверить по своей линии. Подписывал же его мой агент и этот, как его…
— Тарнович! — подсказала Мартуся.
Младший инспектор счёл допрос законченным и поднялся.
— Чрезвычайно обязан вам обеим, — начал он прощаться, но не тут-то было. Я бесцеремонно перебила полицейского:
— Минутку! Скажите нам хотя бы, кто же из этой кучи вами подозревается и в чем? Ведь все они с телевидения. И не пытайтесь убедить меня, что Красавчик Котя или этот ваш Трупский-Липчак как-то связаны с телевидением. Не имеют права, ведь связь я выдумала сама!
Должно быть, младший инспектор полиции уже немного привык к нам, не исключено также, что в глубине души был признателен за мои показания о смерти Красавчика Коти, ведь я тогда сделала это добровольно, без меня они бы до сих пор пребывали в тупике, считая его душителем второго трупа. Именно я столкнула их расследование с мёртвой точки. Так что нечего…
И полицейский не стал упорствовать. Впрочем, вовсе не обязательно в нем заговорило элементарное чувство благодарности, может, peшил расколоться, чтобы тем самым создать непринуждённую обстановку в расчёте на ответную нашу любезность. Во всяком случае, вздохнул и ответил как-то даже неофициально: