Хмельницкая Ольга. Темное прошлое прекрасного принца

   – Игоо-о-орь... Любовь моя-я-я! – заголосила Дюк.
   От постоянных рыданий у нее охрип голос и распухли глаза. В общем, красивая и юная певица пребывала в состоянии глубокого упадка. Дюк взяла с тумбочки мобильный телефон и в сотый раз попыталась позвонить Пуканцеву, но телефон Игоря оказался заблокирован, как всегда, в последнее время, что вызвало выделение еще нескольких миллилитров слез.
   – Может, отправить ему телеграмму? – гадала Ксения. – Но куда?
   Она точно знала, что дома Игорь после того ужасного случая на пикнике не появлялся. Его телефон не отвечал. На базе, куда Дюк подъехала, чтобы найти возлюбленного и прояснить его судьбу, его тоже не было, а товарищи Игоря краснели, бледнели и отводили глаза в сторону. В результате Ксения почти утвердилась в мысли, что ее обожаемый Игорь таки утопился, но ей об этом не говорят, чтобы не травмировать.
   – Ромео, тебя я прямо в губы поцелую, быть может, яд на них еще остался, он мне поможет умереть блаженно, – неточно процитировала Ксения Шекспира.
   Утопиться вслед за Игорем казалось ей самым правильным решением.
 
   – Значит, так, – прошипела Василиса Николаевна, решительным движением отодвигая от мужа колбасу, – либо вы оставляете свои подлые планы насчет убийства, либо я, как честная гражданка, пишу заявление в прокуратуру.
   – О чем? – спокойно спросил Петр Петрович. – О чем именно ты хочешь написать, Васька?
   – О планируемом преступлении!
   – Которое собираются совершить твои дочь и муж? – уточнил Сусанин.
   Василиса взяла с тарелки кусок колбасы и впилась в нее зубами. Колбаска оказалась неожиданно вкусной.
   – Ну да, – кивнула Сусанина, – или еще лучше так. Ты отказываешься от своих подлых планов, а я покупаю двадцать килограммов докторской. Тебе как раз хватит до следующего воскресенья.
   Петр Петрович тяжело вздохнул.
   – Да я не собираюсь ее убивать! – сказал он. – Мне-то она ничего не сделала! Ее хочет убить Полина. Потому что подруга увела у нашей девочки мужа. Прямо из-под носа. В худших традициях. Представляешь, эта Майя вовсю крутила роман с нашим зятем и постоянно врала Полиночке. Постоянно! А та верила.
   – Каждый день кто-то у кого-то уводит мужа, – парировала Василиса, – если бы за это каждый раз убивали – наш город давно скукожился бы до размеров монастыря среднего размера. Человек – существо полигамное. К тому же, согласно последним исследованиям, мужчина не может отказать женщине в сексе, если ему его предлагают. Это генетический закон. Мужчина всегда соглашается.
   – Но не все же при этом уходят из семьи! – сказал Петр Петрович, покраснел и, чтобы скрыть свое замешательство, принялся собирать со стола крошки и выбрасывать их в форточку.
   Его тон Сусаниной не понравился.
   – А ну-ка расскажи поподробнее о том, что «некоторые при этом из семьи не уходят», – попросила она.
   – Вот! – назидательно поднял вверх палец Сусанин. – Ты уже готова меня убить. А ведь я изменял тебе всего один раз, и то... двадцать лет назад.
   – С кем? – спросила Василиса Николаевна, пристально глядя на мужа большими темными глазами, сияющими на худом нервном лице. – Скажи мне, с кем ты мне изменял?
   – С Лизой Гондураскиной. Помнишь, у тебя была такая приятельница в институте? У нее была большая и красивая грудь. Я не устоял. Тем более что она меня активно соблазняла.
   Василиса Николаевна подошла к окну и несколько минут стояла, глядя на капли, падающие на подоконник и разлетающиеся на мельчайшие брызги. Ноздри ее аристократического носа раздувались, как у быка перед корридой. Тишину нарушало только мерное гудение большого белого холодильника. Василиса чувствовала, как раздваивается ее сознание. С одной стороны, ее чувства к мужу давно улетучились. С другой – было ужасно неприятно сознавать, что в свое время его соблазнила Гондураскина.
   – Ладно, – сказала она, – Петр, делайте что хотите. Но я в этом участвовать не хочу.
   Сусанин, напевая легкомысленную песенку, принес из комнаты несколько листов офисной бумаги и принялся разрабатывать план убийства.
 
   Рем Фильчиков долго ждал с трубкой у телефона, но ему никто не отвечал.
   «Странно, – подумал продюсер, – обычно Василиса хватает трубку с таким рвением, как будто ей звонят из Кремля. Может, не слышит звонка?»
   Он позвонил еще раз, но Василиса Николаевна, подавленная новостями об уходе зятя и планируемом убийстве разлучницы Майи, опять не ответила.
   Тогда Рем набрал номер Ксении Дюк.
   – Але, – прошептала девушка в трубку голосом улитки, везущей на спине кирпич.
   – Ксения, здравствуй, – рявкнул Фильчиков. – Как ты себя чувствуешь?
   – Собираюсь умереть от горя, – прохрипела Ксения.
   Рем опять страшно разозлился. Елки-палки! В нее, в это тощее смазливое существо, вложено столько денег! Ну любовь у тебя, ну так сцепи зубы и выполняй свои обязанности согласно контракту! Он стукнул кулаком по столу. В этот момент он был готов удушить Дюк собственными руками.
   – Ксения, – сказал он вслух почти ласково, – Ксюшенька, завтра тебе нужно прийти в студию к десяти часам и записать песни для нового альбома. Иначе мы сорвем все мыслимые и немыслимые сроки. Сможешь прийти?
   – Не знаю, – прошелестела Дюк уныло, прижимая к груди рамку с фотографией Пуканцева.
   Рем опять впал в ярость.
   – Девочка моя, – улыбнулся он, с трудом заставляя себя говорить спокойно, – я не хочу тебя пугать, но ты нарываешься на неприятности. Ты очень много должна, понимаешь? Ты должна нашему продюсерскому центру очень много денег, – произнес он по слогам, – мно-го де-нег. Ферштеен?
   – Да, – вздохнула Дюк, – я понимаю, но хотела бы взять бюллетень на пару недель. Или отпуск.
   – Что?! – взревел Рем. – На пару недель?!
   – Да, – подтвердила Ксения, – я очень плохо себя чувствую. У меня тяжелый стресс. К тому же я записалась в бассейн. Мне обязательно нужно научиться плавать. Срочно.
   Фильчиков чуть не лопнул от возмущения. Он нажал на кнопку «отбой» и задумался. Ему нужно было обязательно решить возникшую проблему. И желательно не позже, чем настанет десять часов завтрашнего утра.
 
   Майя сидела, закинув ногу за ногу. У младшей сестры Алены были близко посаженные серые глаза, довольно большой нос и светлые волосы, собранные в хвостик сзади. Ее спутник пил чай, сдувая плавающие на поверхности воды чаинки к противоположной стороне чашки. Его волосы в искусственном свете казались медными. Торт назывался «Корсика» и почти весь состоял из сливок. Сверху это произведение кондитерского искусства было украшено шоколадной решеткой, которая наверняка что-то символизировала, и шоколадной же трубкой, которая тоже наверняка имела какой-то потаенный смысл. Все это венчал ярко-желтый цветок, больше похожий на костер.
   – Да, Аленка, это потрясающий детектив, – говорила сестра, жестикулируя, – главный герой там успешный бизнесмен, очень жесткий, которого все боятся.
   – Ага, – кивнула сестра, – а как книга называется и кто написал?
   – Не помню, – пожала плечами Майя, – но у этого бизнесмена, оказывается, есть проблемы – трудное детство, родители-алкоголики, беспризорщина, в общем, он не может спать по ночам, потому что его мучают кошмары. При этом внешне он вполне благополучен, у него есть огромная промышленная империя, несколько домов и машин, толковые сотрудники и жена-фотомодель.
   – А где же загадка? – не поняла Алена. – Ну, это же детектив.
   – Загадка? А, будет позже, – сказала сестра, пододвигая к себе кусок торта с желтым цветком. – Дело в том, что этот бизнесмен решил стать губернатором и нанять себе команду пиарщиков.
   – Нанял?
   – Угу. И в составе коллектива была девушка Катя.
   – Ну все, дальше все ясно, можешь не рассказывать.
   – Что тебе ясно? – рассердилась Майя, и ее серые, близко посаженные глаза скосились от возмущения почти к самому носу. – Ну что тут может быть ясно?
   – Они влюбились друг в друга. Или он в нее. Или она в него.
   Рыжий бойфренд, не отрываясь от чая, скептически поднял одну бровь и долго ее не опускал. Он молчал и в женский разговор не вмешивался.
   – Вот! Видишь, как все неоднозначно! – воскликнула Майя. – Или она в него, или он в нее!
   – Но на самом деле, конечно, они оба влюбились друг в друга.
   – Да, – кивнула Майя, – так и было. И давно я не встречала, чтобы любовь так хорошо описывалась. Такая хорошая, правильная любовь, которая лечит душу и делает человека самим собой. Потрясающе! Я читала и рыдала от зависти к героям.
   – А что, есть любовь неправильная? – спросил Роман. В его голосе звучал здоровый скепсис.
   – Сколько угодно! – воскликнула Майя. – Да на каждом шагу.
   Ее рыжий спутник поднял другую бровь. По-видимому, он не был согласен с этим утверждением.
   – Так чем все закончилось? – спросила Алена, осторожно пробуя торт. – Ну, влюбились они друг в друга. И на здоровье! Где детектив-то? Или у них образовался любовный треугольник из жены, олигарха и пиарщицы?
   Майя встала, подошла в буфету, вытащила оттуда лимон и отрезала дольку – себе в чай. В квартире сестры она чувствовала себя как дома. Роман смотрел на Майю.
   – Кто-то из ближайшего окружения ему, этому бизнесмену, изо всех сил гадил, – пояснила сестра, – и, конечно же, постарался перевести стрелки на Катю и сделать так, чтобы все улики были против нее. Чтобы главный герой, ну тот, с тяжелым детством, поверил, что это она, Катерина, его предала. Понимаешь? Это такой двойной удар. Он только-только начал спать нормально по ночам, а тут – такое!
   – Но в итоге он, конечно, вывел главного злодея на чистую воду и помирился с любимой.
   – Почти. Ему охранники рассказали о своих подозрениях, но он проверил – и вычислил злодея. А злодей-то рассчитывал, что он, бизнесмен, не будет искать главного врага, потому что ему подставят вместо него Катю. Понимаешь?
   – Понимаешь. Как книга-то называется?
   – Не помню, – вздохнула Майя, – помню только, что у меня мурашки по телу бегали, когда я это читала, и дыхание перехватывало. Он, этот бизнесмен, настоящий герой. Он мужчина. Мужчина должен быть героем!
   – Как патетично, – не удержался от комментария Роман.
   – Ты у нас всегда была очень эмоциональной, – поддакнула ему Алена.
   Майя блеснула серыми глазами и возмущенно засопела – она была младшей, и ее все время считали ребенком. Иногда девушку это очень раздражало. Роман отодвинул чашку и встал.
   – Ладно, вы тут воркуйте, а я пойду куплю сигарет, – сказал он. – Алена, ты какие куришь?
   – Никакие, – сказала Алена, – я не курю, я берегу здоровье.
   – И правильно, – вклинилась Майя, – ты молодец. А мы вот курим! Ром, купи мне еще и «Орбит» грейпфрутовый, – попросила она.
   Роман кивнул, накинул куртку и вышел. Алена пошла за ним – закрывать дверь.
 
   ...Василиса перезвонила Рему уже за полночь.
   – Рем Яковлевич, вы мне звонили? Что-то случилось? – спросила она.
   Ее голос дрожал, и Фильчиков мгновенно перестал думать о Ксении, о деньгах, о работе и о футболисте. Он вслушивался в голос Сусаниной, и его сердце поневоле начало биться сильнее и чаще. Рем лег на кровать, прижимая трубку к уху, и уставился в потолок с лепниной.
   «Стоп, успокойся, – сказал он сам себе, прижимая руку к груди, – она замужем, у нее все хорошо».
   Фильчиков давно привык к повышенному женскому вниманию. И не потому, что был таким уж красивым мужчиной или интересной личностью. Просто он был богат и влиятелен. И постоянно помнил о том, что женщины, которые встречаются на его пути, очень сильно заинтересованы в его деньгах и очень мало – в нем самом.
   – Есть такой анекдот. Некрасивых мужчин нет. Есть мужчины, ограниченные материальные ресурсы которых не позволяют женщинам оценить все богатство их внутреннего мира, – говорил ему один товарищ, маленький, толстый, носатый и увешанный длинноногими модельками, как дерево грушами.
   Рем, который был посимпатичнее своего носатого товарища, но чуть победнее, этот анекдот очень любил и часто его рассказывал. Он точно знал, что Василиса, стройная, очень высокая, с пышными кудряшками и длинной шеей, видит в нем человека, а не денежный мешок. Она была его ровесницей, красивой, уверенной в себе женщиной, находящейся в самом зените мудрости.
   – Рем Яковлевич, – позвала в трубку Сусанина. Ее голос звенел, как колокольчик.
   – Василиса, привет, – ответил наконец Рем, отрываясь от созерцания лепнины, – да, кое-что случилось. Ксения Дюк создала нам большие проблемы.
   – Наслышана, – сказала Василиса, прислушиваясь к жизнерадостному храпу мужа за стенкой, – несчастная любовь.
   – Именно, – вздохнул Рем. – У нее любовь, а у нашего продюсерского центра контракт со звукозаписывающей фирмой. Другими словами, если она завтра к десяти утра не явится в студию и не начнет работать, наши убытки достигнут катастрофических масштабов. Именно точную сумму возможных убытков я бы и просил тебя, Василиса, подсчитать. Кроме того, в последние несколько дней она отменила несколько концертов. Опять же, подчеркиваю, из-за хандры, вызванной этой ее, – он печально вздохнул, – разнесчастной любовью. И эти убытки тоже посчитайте.
   – Ясно, – кивнула головой Сусанина, – а когда доложить?
   – Как сделаете.
   – Рем Яковлевич, я, может, через два часа сделаю.
   – Ну, значит, привезете калькуляцию ко мне домой. Я не буду спать. Знаете, где я живу?
   – Знаю. В «Алых парусах», – ответила Василиса Николаевна, задыхаясь от любви.
   Храп мужа становился все громче, заливистее и мешал разговаривать.
   – Хорошо. Я вас жду.
   Он положил трубку. Василиса убрала мобильник от покрасневшего уха и запрыгала по прихожей, как счастливый кенгуру, объевшийся галлюциногенных грибов. Ее кудри при этом красиво разлетались в разные стороны.
 
   – Ну что, симпатичный он? – спросила Майя сестру, как только дверь за Романом закрылась.
   – Трудно сказать, – дипломатично ушла от ответа Алена, – очень уж рыжий. Но если тебе нравится, какое это имеет значение? Ты же знаешь, что я всегда буду на твоей стороне.
   Майя продолжала восхищенно щебетать.
   – Видела, какие у него красивые глаза? И какие чудесные стихи он пишет, – говорила сестра. – Кстати, – поменяла она тему, – ты не могла бы одолжить мне немного денег? У меня очень маленькая зарплата... Пока, во всяком случае. Может, меня скоро повысят?
   – Конечно, – с готовностью отозвалась Алена, – конечно, одолжу.
   Она вытащила из буфета пятьсот долларов и дала сестре. Майя, кивнув, засунула деньги в карман куртки.
   – Расскажи мне о Романе подробнее, – попросила Алена, – он, надеюсь, не женат?
   – Разводится.
   – Кхм... А что его бывшая жена? Недовольна, наверное?
   – Ну как сказать, – отозвалась Майя с деланой веселостью. – Что же теперь делать? Насильно мил не будешь.
   – А у него хоть детей-то нет? – спросила Алена. – Не оставишь же ты без отца невинных крошек?
   Майя села за стол, потянула к себе коробку с половиной торта и отрезала еще немного «Корсики». По тому, как напряглись ее плечи, Алена поняла, что сестра чувствует себя явно не в своей тарелке.
   – Нет, детей нету. Полина, его жена, все время занималась карьерой, ей было некогда. Она же нотариус. Каждый день новые клиенты и новые деньги, и опять клиенты и опять деньги... Ну как тут рожать и сидеть потом с ребенком? А деньги? Упустишь ведь.
   – Полина? Нотариус? – переспросила Алена.
   Майя кивнула.
   – Это что, – проговорила Алена, наклоняясь к сестре, – бывший муж Полины Сусаниной?!
   Майя опустила голову.
   – Той Полины, с которой ты дружила со школы? – повторила Алена.
   Майя молчала. Алена опустилась на табурет: потрясение было слишком сильным.
   – А как же так получилось, что Полина бросила его? – спросила Алена вслух. – Ты говорила, что он зарабатывал намного меньше Полины, может, из-за этого они и расстались? А как она смотрит на то, что он теперь с тобой? Или Полина сама сплавила тебе своего надоевшего супруга? У нее что, кто-то другой завелся?
   Майя по-прежнему молчала, и Алене стало ясно, что все было не так. Все было гораздо хуже. Полина и Майя дружили со школы, не имели друг от друга секретов, все делили пополам, а потом Майя взяла и увела у Полины мужа.
   – Ты что, крутила с ним роман за спиной у подруги? – спросила Алена, хотя ей и так было все ясно. – Как ты могла? Это же предательство!
   Майя сжалась в комок.
   – Я люблю его, – наконец выдавила она.
   – Люби кого-нибудь другого! – закричала сестра вслух. – Полно мужчин вокруг! Это просто... нечестно. Нечестно – и все. И я настоятельно советую тебе как можно быстрее вернуть мужа Полине! Я – твоя старшая сестра, и ты должна меня послушаться!
   Майя покрылась красными пятнами.
   – Ты беременна? – спросила Алена.
   – Нет.
   – Точно?
   – Абсолютно.
   – Тогда отдай его назад!
   – Ну как я его отдам?! – взорвалась Майя. – Это что, предмет? Упаковать в ящик, перевязать ленточкой, снабдить записочкой и отправить?! Он не пойдет назад к Полине! Он меня любит!
   – Ах вот как. Он, значит, тебя любит. А Полину он тоже любил? Или просто так на ней женился, с бодуна?
   Майя тяжело вздохнула.
   – Ну, – сказала она после паузы, – он, когда женился на ней, думал одно, а на деле получилось совсем другое.
   – Это всегда так бывает, – пояснила Алена, – и у меня после свадьбы с моим бывшим супругом оказалось все совсем по-другому. Это у всех так.
   В кухне повисла тяжелая пауза. Майя обиженно сопела носом.
   – Ты подумай о его моральном облике, – продолжила Алена. – У тебя есть подруги? Ира? Ага, отлично! Как только у вас начнутся трения, как только ему покажется, что ты слишком много времени просиживаешь за пробирками и химическими опытами, как только ему не понравится, как ты погладила его рубашку, он уйдет к Ире! Вот! А от Иры – к Маше. А от Маши – к Даше! И так далее! И всегда у него все будет отлично! И вообще, на месте Полины я бы тебя... ну, не знаю. Застрелила бы, наверное. Ну так же нельзя, Майя, как ты не понимаешь! Была бы жива мама, она бы тебе то же самое сказала.
   – Надеюсь, до «застрелить» дело не дойдет, – пробормотала Майя, – Полину больше всего на свете интересует работа ее нотариальной конторы. А если Роман вдруг меня разлюбит, я не буду его держать, пусть уходит.
   – Ха-ха три раза, – сказала Алена, – это ты сейчас так говоришь. Попробуй он действительно уйти! Да ты руками, ногами и зубами в него вцепишься.
   В этот момент позвонили в дверь.
   – Это он, твой герой-любовник. Сигареты принес, – процедила Алена и пошла открывать.
   С самой зверской, мрачной, презрительной физиономией она распахнула дверь, и у нее перехватило дыхание. Это был не рыжий Рома с сигаретами наперевес. На лестничной площадке, прислонившись широким плечом к дверному косяку, стоял Аленин голубоглазый сосед, воплощение ее девичьих грез.
 
   Большинство людей не понимает, как можно рыдать за рулем дорогого автомобиля. Во всяком случае, Полина рыдала. От нее, о ужас, ушел муж. К бывшей лучшей подруге!
   – Ах она, паршивка! – прокричала Полина и стукнула кулачками по рулю, сделанному из древесины ценных сортов.
   Руль жалобно хрюкнул.
   На самом деле муж ушел уже неделю назад, но тоска девушки по этому поводу не только не утихала, но и становилась все острее. Сейчас Полина чувствовала себя просто невыносимо.
   Машина, чудо техники, напичканное электроникой по самую крышу, держала трассу ровно и четко, проходила повороты – даже несмотря на то, что за рулем сидела совершенно зареванная женщина, почти не видевшая дороги из-за слез.
   – Убью паразитку! – снова закричала Полина. – Расстреляю! Отравлю! Утоплю в унитазе! Перееду асфальтовым катком! Сделаю бифштекс и скормлю диким тиграм!
   Диких тигров, впрочем, Полина видела только в зоопарке да по телевизору. Девушка выключила в машине кондиционер, открыла окно, и в салон автомобиля влетел порыв свежего ветра. Воздух дул очень сильно, он буквально бил в лицо, размазывая слезы прозрачными струйками. Полина взглянула на небо. Все оно было затянуто тучами, и только на западе виднелись звезды, да и то еле-еле.
   «Ой, какой у ночного неба красивый черный цвет! Купить бы такую бархатную блузочку», – подумала Полина, на секунду отвлекаясь от кровожадных мыслей, но тут воспоминания о неверном супруге и подлой разлучнице снова обрушились на нее.
   – Нет, я так просто этого не оставлю, – сказала Полина сама себе. – Я ее в порошок сотру, с шестнадцатого этажа сброшу, привяжу к подводной лодке, пошедшей на погружение, запру в квартире и выброшу ключи, пусть с голоду помрет! – воинственно выкрикнула дочь Василисы Николаевны и Петра Петровича Сусаниных. Сама она носила фамилию Тряпкина. – Да-да, пусть она помрет с голоду! – воскликнула Полина, вытерла слезы и повернула машину направо, во двор. Она направлялась к дому своих родителей.
 
   Василиса Николаевна вышла из квартиры, тихонько притворив за собой дверь, и побежала вниз по лестнице, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Под мышкой она держала папку с калькуляцией убытков, причиненных продюсерской компании Рема Ксенией Дюк. Работая с большим рвением, Сусанина сделала также и прогноз – во сколько обойдется предприятию любовь певицы, если она завтра же не встанет к мартену... ой, к микрофону.
   – Сколько стоит любовь, – бормотала Василиса Николаевна, спускаясь по гулкой и абсолютно пустой лестнице, – теперь мы это знаем точно.
   В такое время все уже давно спали, даже собачники, иногда выводившие питомцев в очень позднее время. Поэтому Сусанина очень удивилась, когда внизу в подъезде хлопнула дверь. А еще двумя пролетами ниже Василиса Николаевна нос к носу столкнулась с собственной зареванной дочерью.
   – Мама! – закричала Полина. – Мама, я не могу больше, я завтра подкараулю эту заразу по дороге на работу и перееду ее своим «Мерседесом» туда и обратно три раза! Ты бы знала, как я ее ненавижу!
   – Тише, тише, – в ужасе зашипела Василиса, – вдруг тебя соседи услышат!
   Полина села на ступеньки и разразилась потоками слез.
   – Пойдем, дорогая, – сказала Сусанина, взяла свою дочь под руку и повела наверх, в квартиру. – Выспись, отдохни у нас. Утро вечера мудренее. Психологи вообще говорят, что вероятность верного решения выше всего в десять часов утра. Так что ничего не решай сейчас окончательно.
   Полина пошла за матерью, продолжая громко ругаться. Дома Василиса Николаевна вытащила из сумки, которую сняла с плеча, пузырек с валерьянкой, напоила дочь и уложила в постель.
   – А куда это ты собиралась? – удивилась Полина, слегка придя в себя.
   – На работу. У нас большие неприятности с Ксенией Дюк. Очень большие.
   – Сейчас же ночь, – удивилась Тряпкина.
   Громоподобный храп Петра Петровича, казалось, был слышен не только в квартире, но и во всем квартале.
   – Что делать... Завтра – то есть уже сегодня – в десять утра Дюк должна прийти в студию и начать работать над альбомом, на который у нас подписан контракт со звукозаписывающей компанией. Если она не появится и все сорвется, то у нас будут неприятности ровно на один миллион четыреста семнадцать тысяч сто одиннадцать долларов. Плюс пятьдесят две тысячи убытков, в которые уже обошлись сорванные ею концерты.
   – Ого!
   – Вот-вот. Я только что посчитала, во сколько нам обойдется эта страсть.
   При слове «страсть» Полина страдальчески сморщилась. У нее было узкое, почти треугольное капризное лицо с маленьким подбородком.
   – То есть вам надо что-то придумать до утра, – сказала она.
   – Да. То есть не нам, а Рему Яковлевичу.
   – Вашему боссу? Он будет придумывать?
   – Именно.
   – А почему бы не продиктовать ему цифру по телефону?
   – Потому что ему нужны расчеты.
   – А-а... Ну давай, мама, езжай, – сказала Полина, устраиваясь на диванчике, – и будь осторожна, машины по дорогам ночью гоняют просто бешено.
   – Знаю, – махнула рукой Сусанина.
   Василиса Николаевна вышла из дома во второй раз. Храп Петра Петровича был слышен даже на лестнице.
 
   Ксения Дюк никак не могла заснуть. Она долго смотрела телевизор, который отчасти помогал ей отвлечься от тяжелых мыслей. Сначала девушка слушала передачу, в которой толстая тетенька в медицинской шапочке рассказывала о наследственности, интеллекте и перспективах жизненного преуспевания.
   – Известно, – сурово говорила тетенька, – что люди с низким интеллектом пополняют ряды бедняков в пятнадцать раз чаще! Поэтому многие считают, что правительство не должно поощрять рождение детей теми, кто имеет невысокий уровень умственного развития.
   – Кошмар, – ужаснулась Ксения, – это же почти фашизм получается!
   – Некоторые скажут, что это похоже на фашизм, – продолжала тетя, поправляя свою медицинскую шапочку, – но если учесть, что низкоинтеллектуальные граждане активно пополняют ряды уголовных и деклассированных элементов, то понятно, что подобное ограничение привело бы к снижению уровня криминогенности в обществе.