Хобб Робин. Золотой шут

   — Мой принц, — сказал я, тяжело вздохнув, — с тех пор. как мы вернулись, не прошло и двух дней. Я думал, что вы будете заняты государственными делами, и сам тем временем разбирался с некоторыми собственными делами. Кроме того, я считал, что мой принц меня позовет, когда пожелает видеть.
   — Почему ты так со мной разговариваешь? — возмущенно поинтересовался Дьютифул. — Мой принц то, мой принц это! Когда мы возвращались домой, ты вел себя иначе. Что случилось с нашей дружбой?
   Я увидел предупреждение Шута в глазах лорда Голдена, но проигнорировал его. Когда я ответил принцу, мой голос звучал совершенно спокойно.
   — Если вы намерены выговаривать мне, как слуге, в таком случае, полагаю, я должен отвечать, как пристало человеку в моем положении.
   — Прекрати! — прошипел Дьютифул, словно я над ним насмехался.
   По правде говоря, я действительно его дразнил. Результат подучился ужасающим. На мгновение лицо Дьютифула напряглось, как будто он с трудом сдерживал слезы, затем он сорвался с места и поскакал вперед, и мы не стали его догонять. Лорд Голден едва заметно покачал головой, затем кивком показал мне, что я должен отправиться вслед за мальчиком. Несколько мгновений я раздумывал, не предоставить ли принцу остановиться и подождать нас, но потом решил, что не стоит так сильно на него давить. Мальчишки иногда бывают чрезмерно гордыми.
   Я позволил Вороной скакать рядом с его серым конем, но Дьютифул меня опередил и заговорил первым:
   — Я все делаю неправильно и не знаю, как справиться с отчаянием. Последние два дня были ужасными… просто кошмар. Мне приходилось вести себя вежливо и сдержанно, когда хотелось кричать, с улыбками принимать цветистые комплименты, когда я мечтал только об одном — бежать. Все считают, что я должен быть счастлив и восторжен. Я выслушал такое количество непристойных истории про первую брачную ночь, что меня от них тошнит. Никто не знает, и всем плевать на мою потерю. Никто не заметил, что пропала моя кошка. Мне не с кем об этом поговорить. — Он неожиданно задохнулся, остановил коня и повернулся в седле ко мне. — Извини… пожалуйста, прости меня, Том Баджерлок.
   Его прямота и искренне предложенная рука так сильно напомнили мне Верити, которого я знал, что я понял — именно его дух был отцом мальчика, и мне стало стыдно. Я схватил Дьютифула за руку и притянул к себе.
   — Извиняться поздно, — сказал я с самым серьезным видом. — Поскольку я вас уже простил. — Я вздохнул и выпустил его. — Мне тоже пришлось очень трудно, милорд, и я не всегда веду себя как подобает. В последнее время на меня свалилось столько дел, что я даже не мог навестить собственного сына. Прошу меня простить, что не повидался с вами раньше. Мне не очень понятно, как мы можем организовать наши встречи, чтобы никто не узнал, что я вас учу, но вы правы. Это нужно сделать, и откладывать не имеет никакого смысла.
   Лицо принца словно окаменело, когда он услышал мои слова. Я вдруг почувствовал, что он от меня отдалился, но не мог понять почему, пока он не спросил:
   — Твоего собственного сына?
   Его тон меня озадачил.
   — Моего приемного сына, его зовут Нед. Он ученик мастера-краснодеревщика в городе.
   — Понятно. — Он произнес одно это слово и замолчал, но потом не выдержал и сказал: — Я не знал, что у тебя есть сын.
   Дьютифул пытался скрыть ревность, но я ее почувствовал и не знал, как реагировать. И потому решил сказать правду.
   — Ему было лет восемь или около того, когда он у меня поселился. Его бросила мать, и никто не захотел взять к себе. Он хороший мальчик.
   — Но он тебе не настоящий сын, — заметил принц.
   Я вздохнул и твердо ответил:
   — Он мой сын во всех отношениях, которые имеют какое-либо значение.
   Лорд Голден сидел на своей лошади неподалеку, но я не осмеливался на него посмотреть, чтобы убедиться, что делаю все правильно. Принц молчал некоторое время, затем сжал коленями бока своего коня, который пошел шагом. Моя Вороная последовала за ним, и я знал, что Шут тоже сдвинулся с места. Когда я уже решил, что должен как-то разорвать повисшее между нами молчание, Дьютифул выпалил:
   — В таком случае, зачем я тебе нужен, ведь у тебя уже есть сын?
   Боль в его голосе потрясла меня. Думаю, он и сам удивился собственной вспышке, потому что пришпорил коня и снова вырвался вперед. Я не пытался его догнать, пока Шут не прошептал мне на ухо:
   — Догони его. Не позволяй ему закрыться от тебя. Ты ведь уже знаешь, как легко потерять человека, просто позволив ему уйти.
   Впрочем, думаю, не его слова, а мое собственное сердце заставило меня пришпорить Вороную и догнать мальчика. Потому что он вдруг превратился в мальчика — вздернутый подбородок, глаза смотрят прямо перед собой. Он не взглянул на меня, но я знал, что он меня слушает.
   — Зачем ты мне нужен? А я зачем тебе нужен? Дружба далеко не всегда основывается на нужде, Дьютифул. Но я скажу тебе честно — ты мне очень нужен. Из-за того, что значил для меня твой отец, и потому, что ты сын своей матери. Но главное — потому что ты это ты, и у нас слишком много общего, чтобы я мог взять и уйти, оставив тебя наедине с твоими бедами. Я не могу допустить; чтобы ты вырос, ничего не зная про магию, живущую в твоей крови, — как случилось со мной. Если мне удастся защитить тебя от страданий, значит, в каком-то смысле, я сумею защитить и себя.
   Неожиданно слова закончились. Возможно, меня удивили собственные мысли — совсем как принца Дьютифула всего несколько минут назад. Правда может вытекать из человека, точно кровь из раны, и смотреть на нее бывает так же неприятно.
   — Расскажи про отца.
   Наверное, для него этот вопрос плавно вытекал из того, о чем я сказал, но меня он потряс. Здесь я ступил на очень скользкую почву. Я знал, что должен рассказать принцу все, что знаю про Верити. Однако как я мог поведать ему об отце, не раскрыв своих секретов и имени? Я давно дал себе слово, что Дьютифул ничего не узнает о моем происхождении. И сейчас не самое подходящее время сообщать ему, что я Фитц Чивэл Видящий, Бастард, человек, наделенный Уитом, и его физический отец. Слишком сложно объяснить ему, что дух Верити силой Скилла проник в мое тело на те несколько часов, что понадобились для его зачатия. Если честно, я и сам с трудом в это верил.
   Поэтому, совсем как когда-то Чейд, я спросил у него:
   — А что бы вы хотели узнать?
   — Все. Хотя бы что-нибудь. — Дьютифул откашлялся. — Мне почти ничего про него не говорят. Чейд иногда вспоминает истории из его детства. Я прочитал официальные документы, касающиеся его правления, которые становятся поразительно невнятными, если речь заходит о времени, когда он отправился искать Элдерлингов. Я слышал баллады менестрелей, но в них он представлен как легендарный герой, и во всех по-разному рассказывается о том, как он спас Шесть Герцогств. Когда я спрашиваю об этом или о том, каким он был как человек, все замолкают. Как будто не знают, что ответить. Или существует некая позорная тайна, известная всем, кроме меня.
   — Имя вашего отца не запятнано никакой позорной тайной. Он был хорошим и благородным человеком. Мне трудно поверить в то, что вы так мало о нем знаете. Разве мать вам о нем не рассказывала? — недоверчиво спросил я.
   Дьютифул вздохнул и пустил лошадь шагом. Вороная натянула поводья, но я заставил ее идти рядом с конем принца.
   — Моя мать рассказывает о короле. Иногда о муже. Когда она о нем заговаривает, я вижу, что она по-прежнему его любит и тоскует о нем. Вот почему я стараюсь задавать ей как можно меньше вопросов. Но мне хочется знать про своего отца. Каким он был человеком, как жил рядом с другими людьми…
   — Понятно.
   И снова я подумал о том, как мы с ним похожи. Я тоже больше всего на свете хотел узнать настоящую правду про своего отца. Но слышал только «Чивэл Отрекшийся» или «Будущий король», который лишился трона, не успев его занять. Он был блестящим тактиком и опытным дипломатом. И от всего отказался, чтобы предотвратить скандал, который мог разразиться из-за моего появления на свет. Принц не только стал отцом бастарда, но и связался с какой-то безымянной женщиной с гор, что сделало его бесплодный официальный брак особенно печальным фактом для королевства, не имеющего наследника. Вот что мне рассказали про моего отца. Я не имел ни малейшего представления о том, какую еду он любил и был ли веселым человеком. Ничего такого, что знает сын, когда растет рядом с отцом.
   — Том? — вмешался Дьютифул в мои размышления.
   — Я думаю, — честно ответил я.
   Я пытался представить себе, что сам хотел бы узнать про своего отца. Обдумывая ответ принцу, я постоянно оглядывал холмы, окружавшие нас. Мы выехали на узкую звериную тропу, вьющуюся среди невысокого кустарника, которым зарос широкий луг. Я внимательно изучил деревья у подножия холмов, но не увидел там никаких признаков засады.
   — Верити. Он был крупным мужчиной, почти таким же высоким, как я, но с могучей грудью и широкими плечами. В боевом снаряжении он выглядел как настоящий солдат, и иногда мне казалось, что он с удовольствием предпочел бы жизнь воина своей жизни при дворе. И не в том дело, что он с удовольствием сражался, просто Верити любил просторы, движение, постоянно хотел делать что-нибудь полезное. Он обожал охоту. У него был волкодав по имени Леон, который всюду за ним ходил, и…
   — Значит, он обладал Уитом? — выпалил принц.
   — Нет! — Его вопрос шокировал меня. — Просто он очень любил свою собаку, и…
   — Тогда откуда у меня Уит? Все говорят, что он передается от родителей.
   Я пожал плечами. Мне казалось, что мысли мальчика перескакивают с одного предмета на другой, точно блоха по собаке. Я пытался уследить за ходом его рассуждений.
   — Думаю, Уит похож на Скилл. Считается, что им обладают только Видящие, однако у ребенка, родившегося в рыбацкой хижине, может вдруг обнаружиться талант к Скиллу. Никто не знает, почему человек с ним рождается.
   —  — Сивил Брезинга говорит, что Уит то и дело возникает среди наследников Видящих. А еще он сказал, что принц Полукровка мог получить Уит от матери королевы или от своего отца, в жилах которого не было королевской крови. Он утверждает, будто иногда этот дар почти не проявляется у родителей, а у ребенка бывает очень сильным. Знаешь, вроде котенка с кривым хвостом, родившегося среди совершенно нормальных детенышей.
   — А когда Сивил вам все это успел рассказать? — резко спросил я.
   Принц с удивлением на меня посмотрел, но все-таки ответил:
   — Сегодня утром, когда прибыл из Гейлкипа.
   — При всех? — Я пришел в ужас.
   Краем глаза я заметил, что лорд Голден подъехал к нам чуть ближе.
   — Разумеется, нет! Мы с ним разговаривали рано утром, перед завтраком. Он пришел к двери моей спальни и умолял его принять.
   — И вы его впустили?
   Дьютифул молча смотрел на меня несколько мгновений, а потом смущенно ответил:
   — Он был моим другом. Это ведь он подарил мне кошку, Том. Ты же знаешь, как много она для меня значила.
   — Я знаю, с какой целью был сделан подарок. И вы тоже! Сивил Брезинга может оказаться опасным предателем, мой принц, ведь он уже однажды вступил в сговор с Полукровками с целью увезти вас из замка, подальше от трона и вашей матери. Вам следует научиться осторожности!
   Уши принца покраснели, так сильно задел его мой выговор, однако он сумел с собой справиться и ответил мне ровным голосом:
   — Сивил говорит, что он не участвовал в заговоре. Никто из их семьи не имел к нему никакого отношения. Я имею в виду, к заговору. Неужели ты думаешь, что он пришел бы ко мне объясняться, если бы дело обстояло иначе? Ни он, ни его мать ничего не знали про… кошку. Им даже не было известно, что я обладаю Уитом, когда они подарили мне ее. Бедняжка моя. — Голос у него внезапно дрогнул, и я понял, что сейчас он думает только о своей потере.
   Его слова переполняла боль утраты, и моя собственная стала еще острее. У меня возникло ощущение, будто я поворачиваю нож в ране, когда я безжалостно спросил:
   — В таком случае, зачем они это сделали? Кто-то пришел к ним, привел с собой охотничью кошку и сказал: «Вот, вы должны подарить ее принцу». Весьма необычная просьба, вам не кажется? И еще, они так и не назвали имени того, кто передал им кошку.
   Дьютифул собрался что-то ответить, но потом передумал.
   — Сивил поделился со мной секретом, — сказал он наконец. — Разве я могу обмануть его доверие?
   — А вы обещали не открывать его тайну? — спросил я, опасаясь услышать ответ.
   Мне нужно было знать, что сказал ему Сивил, но я не мог попросить принца нарушить слово.
   На лице Дьютифула появилось удивленное выражение.
   — Том Баджерлок, аристократ никогда не попросит своего принца «никому не открывать его тайну». У нас с ним разный статус.
   — А как насчет этого разговора? — грустно поинтересовался Шут.
   Его вопрос заставил принца весело рассмеяться, и напряжение мгновенно рассеялось. Причем я даже не подозревал о нем, пока Шут всего несколькими словами не восстановил между нами равновесие. Как же странно после стольких лет снова увидеть в нем это диковинное качество.
   — Да, конечно, я понимаю, что вы имеете в виду, — не стал спорить принц.
   Дальше мы поехали рядом, и некоторое время тишину нарушал лишь ровный перестук копыт да свист ветра в ветвях.
   — Он не взял с меня никакого обещания, — вздохнув, проговорил принц. — Но… Сивил преклонил передо мной колени и принес извинения. Мне кажется, когда человек так делает, он имеет право рассчитывать на то, что его тайна не станет темой для сплетен.
   — Она не станет темой для сплетен, мой принц. Обещаю, Шут будет молчать. Расскажите мне, что он вам сообщил.
   — Шут? — Дьютифул радостно заулыбался, глядя на лорда Голдена.
   Тот презрительно фыркнул.
   — Старая шутка старых друзей. Впрочем, она уже так сильно затаскана, что перестала быть смешной, Том Баджерлок, — сказал он и наградил меня суровым взглядом.
   Я склонил голову, принимая выговор, но позволил себе ухмыльнуться, чтобы придать словам лорда Голдена немного достоверности, в надежде, что принц примет его объяснение. В действительности же сердце замерло у меня в груди, и я отчаянно выругал себя за неосторожность. Неужели в глубине души я хочу открыться принцу? Внутри у меня все похолодело. Разве я не обещал себе, что больше не буду иметь тайн от тех, кто мне доверяет? Но у меня ведь нет выбора. Я продолжаю хранить свои секреты, в то время как лорд Голден пытается выведать у принца то, что ему стало известно.
   — Если вы нам откроете, что сказал Сивил Брезинга, обещаю никому ничего не говорить. Я тоже сомневаюсь в его лояльности по отношению к вам — как друга и подданного. Боюсь, вам может угрожать опасность, мой принц.
   — Сивил мой друг, — упрямо заявил принц, и его мальчишеская уверенность в собственной правоте причинила мне настоящую боль. — Я знаю это всем сердцем. Однако… — На лице Дьютифула появилось странное выражение. Он предупредил меня, что я должен быть с вами осторожен, лорд Голден. У меня сложилось впечатление, что он относится к вам с… исключительным отвращением.
   — Когда я гостил в доме его матери, между нами возникло небольшое разногласие. Мы неправильно поняли друг друга, — спокойно ответил лорд Голден. — Уверен, что очень скоро все встанет на свои места.
   Лично я в этом сильно сомневался, но принц, казалось, ему поверил. Он задумался, повернув лошадь на запад и разглядывая границу леса. Я выдвинулся так, чтобы оказаться между принцем и возможными врагами, решившими устроить нам засаду, и попытался одновременно следить за деревьями и смотреть на принца. Я заметил на ближайшем дереве ворону и подумал, что она, возможно, является шпионом Полукровок, но сделать с этим ничего не мог. Никто из моих спутников не обратил на птицу внимания. Принц заговорил в тот момент, когда она поднялась в воздух и полетела прочь.
   — Брезингам угрожали, — неохотно сказал Дьютифул. — Полукровки. Сивил не уточнил как. Угроза была завуалированной. Кошку доставили его матери вместе с запиской, из которой следовало, что она должна подарить ее мне. В противном случае их обещали наказать. Сивил не сообщил мне как.
   — Можно и так догадаться, — заявил я. Ворона скрылась из виду, но спокойнее мне не стало. — Если они не подарят вам кошку, Полукровки сообщат, что один из них обладает Уитом. Возможно, Сивил.
   — Наверное, — не стал спорить принц.
   — Но это их не оправдывает. Они ведь имеют определенные обязательства перед своим принцем.
   Я дал себе слово проверить комнату Сивила Брезинги. Нужно побывать там и просмотреть его вещи, решил я. Интересно, а взял ли он с собой кошку?
   Дьютифул посмотрел на меня и спросил с прямотой, которую я не раз видел в Верити:
   — Ты поставил бы долг перед своим монархом выше необходимости защитить члена собственной семьи? Знаешь, я спросил себя: если бы моей матери угрожала опасность, на что я готов был бы пойти? Смог бы предать интересы Шести Герцогств ради сохранения ее жизни?
   Лорд Голден наградил меня взглядом Шута, в котором читалась гордость за мальчика. Я рассеянно кивнул. Слова Дьютифула меня задели. Неожиданно мне показалось, что я должен вспомнить что-то очень важное, но у меня никак не получалось. Впрочем, и достойного ответа на вопрос Дьютифула не нашлось, и молчание затянулось.
   Наконец я сказал:
   — Будьте осторожны, мой принц. Я не советую вам слишком доверять Сивилу Брезинге, а также приближать к себе его друзей.
   — Ну, здесь ты можешь быть совершенно спокоен, Том Баджерлок. Сейчас у меня нет времени для друзей, одни сплошные обязанности. Мне стоило огромного труда выделить час для прогулки с вами. Меня предупредили, что это будет выглядеть несколько необычно с точки зрения герцогов, в чьей поддержке я нуждаюсь. Мне бы следовало отправиться кататься верхом с их сыновьями, а не с иностранцем и его слугой. Но мне хотелось с тобой поговорить. И еще, Том Баджерлок… — Он помолчал, а потом быстро выпалил: — Ты придешь сегодня на мою помолвку? Если мне необходимо пройти через это, пусть рядом со мной будет настоящий друг.
   Я сразу понял, что должен ответить, но сделал вид, что задумался.
   — Я не смогу, мой принц. Мое положение не позволит мне присутствовать на столь важной церемонии. Это будет выглядеть еще более странно, чем наша прогулка.
   — А ты не можешь прийти в качестве телохранителя лорда Голдена?
   — Получится, будто я не доверяю гостеприимству принца и не верю в его способность обеспечить мою безопасность, — ответил за меня лорд Голден.
   Принц остановил лошадь, и на лице у него появилось упрямое выражение.
   — Я хочу, чтобы ты там был. Придумай способ.
   Его прямой приказ вывел меня из состояния равновесия.
   — Я постараюсь, — ответил я мрачно. Мне хотелось попрочнее закрепиться в роли Тома Баджерлока, чтобы у тех, кто знал меня по моей прошлой жизни, не возникло никаких сомнений, если мне доведется с ними нечаянно столкнуться. Многие из них будут присутствовать на сегодняшней церемонии. — Но я должен напомнить вам, мой принц, что, даже если я и буду присутствовать на празднике, о разговорах между нами не может быть и речи. И вы должны будете помнить, что вам не следует привлекать ненужного внимания к нашим отношениям.
   — Я не дурак! — заявил принц, явно рассерженный моим уклончивым отказом. — Я просто хочу, чтобы ты там присутствовал. Хочу знать, что среди тех, кто наблюдает, как меня приносят в жертву, у меня есть друг.
   — Мне представляется, что вы слишком драматизируете, — тихо проговорил я, стараясь, чтобы мои слова не прозвучали оскорбительно. — Там будет ваша мать. И Чейд. И еще лорд Голден. Для этих людей ваши интересы не пустой звук.
   Дьютифул покраснел и взглянул на лорда Голдена.
   — Разумеется, я считаю вас своим другом, лорд Голден. Прошу меня простить за необдуманные слова. Что же до моей матери и лорда Чейда, они, как и я, ставят долг выше любви. Да, конечно, они заботятся о моем благе, но с их точки зрения для меня хорошо то, что полезно для Шести Герцогств. Они считают, что эти вещи взаимосвязаны. А если я начинаю возражать, — неожиданно устало сказал он, — они говорят, что, став королем, я пойму: то, что они вынудили меня сделать, служит и моим интересам тоже. Что править процветающей страной, живущей в мире, гораздо важнее, чем выбрать невесту по собственному усмотрению.
   Некоторое время мы ехали молча. В конце концов лорд Голден неохотно нарушил молчание.
   — Боюсь, мой принц, что солнце сейчас для нас не союзник. Нам пора возвращаться в Баккип.
   — Я знаю, — печально ответил принц. — Знаю.
   Я понимал, что мои слова послужат для него слабым утешением, но все равно произнес их — законы общества слишком часто диктуют нам, как мы должны себя вести. Я попытался примирить мальчика с тем, что ему предстояло.
   — Эллиана не такой уж плохой выбор в качестве будущей жены. Она, конечно, еще очень молода, но привлекательна, а когда повзрослеет, станет красавицей. Чейд называет ее настоящей королевой и очень доволен выбором, предложенным нам Внешними островами.
   — Да, конечно, — согласился со мной Дьютифул и повернул своего коня. Вороная фыркнула, недовольная тем, что ей пришлось уступить дорогу другой лошади. Ее влекли холмы и резвый галоп. — Эллиана прежде всего королева, а потом уже дитя или женщина. Она не сказала мне ни одного неверного слова. И ни одного слова, которое выдало бы, о чем она в действительности думает. Она по всем правилам преподнесла мне свой подарок — серебряную цепь с желтыми алмазами, которую я должен надеть сегодня вечером.
   Я подарил ей то, что выбрали моя мать и Чейд. Серебряную диадему, украшенную сотней сапфиров. Они довольно маленькие, но моей матери нравится сложный узор, выложенный вокруг более крупных камней. Нарческа сделала реверанс, принимая диадему, и сказала, что она очень красивая. Однако я заметил, что ее благодарность прозвучала чересчур официально. Эллиана сказала, что признательна за «щедрый подарок», и ни слова о том, как она любит сапфиры и какой необычный узор украшает диадему. Словно выучила наизусть ответ, а потом безупречно сдала экзамен.
   Я не сомневался, что именно так и было. Однако не считал, что нарческу следует за это винить. В конце концов, ей всего одиннадцать лет, и опыта в подобных вещах V нее не больше, чем у нашего принца. Так я и сказал
   Дьютифулу.
   — Я все прекрасно понимаю, — устало согласился он. — Но я попытался встретиться с ней глазами, чтобы она увидела меня. Когда Эллиана в первый раз стояла рядом со мной, я потянулся к ней всем сердцем. Она такая юная, такая крошечная, и все здесь для нее чужое. Я ей сочувствовал, как сочувствовал бы ребенку, вырванному из родного дома, ребенку, которого заставляют служить целям, не имеющим к нему никакого отношения. Я выбрал для нее подарок. От себя лично, а не от Шести Герцогств. Он был в ее комнате, когда она прибыла в замок. А она не сказала о нем ни единого слова.
   — Какой подарок? — спросил я.
   — То, что понравилось бы мне в одиннадцать лет, — ответил Дьютифул. — Набор кукол, вырезанных Блантером. Они были одеты так, словно собирались рассказать историю о Девушке и Снежном Скакуне. Насколько мне известно, эта сказка известна на Внешних островах не меньше, чем в Шести Герцогствах.
   Голос лорда Голдена прозвучал ровно, словно из него вдруг исчезли все интонации.
   — Блантер прекрасный резчик по дереву. Речь идет о той сказке, в которой волшебный конь уносит девушку от жестокого отчима и она попадает в чудесную страну, где выходит замуж за прекрасного принца?
   — Пожалуй, не слишком подходящая сказка в данных обстоятельствах, — пробормотал я.
   — Я об этом не подумал, — удивленно воскликнул принц. — Как вы думаете, я ее обидел? Мне нужно извиниться?
   — Чем меньше вы об этом будете говорить, тем лучше, — ответил лорд Голден. — Возможно, когда вы получше друг друга узнаете, вы сможете обсудить ваш подарок.
   — Лет через десять, — весело согласился принц, но благодаря нашей связи через Скилл я почувствовал его беспокойство.
   Впервые за все время я понял, что среди прочего принц недоволен происходящим потому, что ему кажется, будто он неправильно ведет себя с нарческой. Его следующие слова подтвердили мою правоту.
   — Нарческа держится так, что я начинаю чувствовать себя неуклюжим варваром. Ведь это она родилась в деревне, расположенной неподалеку от ледяного шельфа, а у меня возникает ощущение, словно я неотесанный болван. Она смотрит на меня, и ее глаза похожи на зеркала. В них нет ее самой. Я только вижу, каким глупым и ограниченным ей кажусь. Меня прекрасно воспитали, в моих жилах течет королевская кровь, но она ведет себя так, будто я неотесанная деревенщина и любое мое прикосновение испачкает ее. Я не понимаю…
   — Вам придется решать массу сложных проблем по мере того, как вы будете лучше узнавать друг друга. Понимание того, что вы принадлежите к разным, но равноправным культурам может стать первым шагом, — мягко проговорил лорд Голден. — Несколько лет назад у меня были кое-какие дела на Внешних островах, и я изучил их нравы. Они придерживаются матриархата, и особая татуировка указывает на материнский клан, к которому они принадлежат. Насколько мне известно, нарческа уже оказала вам огромную честь, когда согласилась приехать сюда и не потребовала, чтобы вы явились в дом ее матери. Ей, наверное, очень сложно принимать ваши ухаживания, не опираясь на поддержку матери, сестер и тетушек.