Страница:
– Пожалуй, нет. Большинство из нас повязано контрактами на двадцать лет. Все те же люди вокруг… За билет до Земли вынь да положь годовой заработок. К тому же нам гарантирована пенсия в сто процентов оклада, а если нарушишь контракт, то пенсия тю-тю. Вот и приходится торчать здесь. Всего четверо сдались и купили билеты до Земли - вряд ли они тебе знакомы. Прибыл новый посол Конфедерации. Как и трем его предшественникам, делать ему здесь нечего. Но по закону колонии полагается посол. Понятное дело. Дипломатический корпус считает Бруух худшим из миров. Назначение сюда либо свидетельствует о признании полной некомпетентности, либо подразумевает наказание за какой-то проступок. Для нашего Стью Фиц-Джонса это уж точно наказание. Ты к нему как-нибудь загляни, поговори. Только заходи утром, когда он только начинает опохмеляться… Что еще? Родились шесть детишек, половина - незаконнорожденные. Восемнадцать смертельных случаев, - Вилли нахмурился. - Точнее, пятнадцать умерли и трое пропали. Все исчезновения за последний год. Двое из исчезнувших - новички, вероятно, агенты Конфедерации. (Отто вздрогнул: так оно и было.) Видишь ли, первым пропал старый Малатеста, управляющий рудника. Полагаю, именно это и вызвало появление агентов. Они якобы занимались изысканиями полезных ископаемых, но на Компанию не работали. Кто мог оплатить им дорогу? Ведь, кроме Компании, никто не имеет права ковыряться в недрах планеты.
– Возможно, их субсидировал какой-нибудь университет? Ведь и я попал сюда в первый раз подобным образом.
Доктор кивнул.
– Так они и заявили. Но тебе скажу напрямик: не были они научниками. Нет, не были… Я, во всяком случае, думаю, что эти ребята были агентами. Их научили ходить, говорить и действовать, как подобает геологам. Но ходили-то они не туда! Ходили они на шахты, а там все изучено до последней молекулы, и результаты давно опубликованы. И эти двое никогда долго не задерживались на одном месте, как того требует серьезная работа.
– Может, ты и прав.
– Ты тоже так думаешь? Выпей еще. В шахматы по-прежнему играешь?
– Лучше, чем когда-либо. (Особенно с помощью Отто.)
– Загляни как-нибудь вечерком. Сыграем партию-другую.
– Обязательно зайду. И тогда - берегись!…
Прежде чем пойти в аптеку, Айзек зашел к себе. Он вытряхнул чемодан и вскрыл двойное дно. Порывшись в содержимом тайника, извлек обыкновенную на вид шариковую ручку. Точнее, это только с одного конца была шариковая ручка, в другом же конце был спрятан ультразвуковой стиратель чернил.
Кроуэлл потренировался в написании, затем стер рецепт на пандроксин и вывел новый текст выше подписи врача: «Гравитол. Суточная доза х 30 дн.».
На следующее утро, едва взошло солнце, Кроуэлл, снова чувствуя себя человеком, отправился на рудник.
У входа на шахту выстроилась длинная очередь бруухиан. Они приплясывали и размахивали руками, словно старались согреться. По мере того как Кроуэлл подходил к голове очереди, их оживленные разговоры становились все громче и громче.
Человек в белом комбинезоне осматривал первого бруухианина. Он не заметил Кроуэлла, даже когда тот подошел вплотную.
– Привет! - прокричал Кроуэлл, перекрывая шум.
Человек в изумлении поднял голову.
– Кто вы такой, черт подери?
– Меня зовут Кроуэлл. Айзек Кроуэлл.
– Ах, да… Я был еще малышом, когда вы уехали. Сейчас мы наведем порядок.
Он поднял мегафон и закричал по-бруухиански:
– Ваше поведение портит мне настроение, замедляет продвижение и к «тихому миру» приближение.
Шум стих и сменился слабым бормотанием.
– Я читал вашу книгу. - Человек продолжал водить вдоль тела бруухианина поблескивающим металлическим щупом.
– Это диагностическая машина? - спросил Кроуэлл, указав на прикрепленную к поясу человека неброскую черную коробку, соединенную со щупом проводом.
– Да. Она выясняет, все ли в порядке у них, и сообщает свое мнение доку Штрукхаймеру. - Он шлепнул бруухианина по плечу, и тот резво помчался в шахту.
Подошел следующий туземец и поднял ногу, согнув ее в колене.
– В щуп еще и встроен микрофон, - сказал человек в комбинезоне, вглядываясь в номер, вытатуированный на ноге бруухианина. Он медленно, отчетливо прочитал номер для компьютера и стал водить щупом над коричневой шерстью туземца в определенной последовательности.
– Невозможно представить, чтобы кто-то удрал с этой планеты, а потом захотел сюда вернуться. Сколько вам заплатили?
– Собственно говоря, готовится новое издание моей книги. Издатель захотел, чтобы я освежил материал.
Человек пожал плечами.
– Что ж… Если обратный билет в кармане… Хотите спуститься в шахту? Тогда вперед. Но внизу глядите в оба - они носятся как угорелые. Держитесь подальше от подъемника, и, если повезет, вас не затопчут.
Внизу было очень темно. Судя по звукам, вокруг кипела активная деятельность, но Кроуэлл ничего не видел.
– А, Айзек, - раздался человеческий голос в трех или четырех метрах от него. - Нет чтобы предупредить меня о своем приходе!
Во тьме вспыхнул фонарь, и луч его, подпрыгнув, остановился на Кроуэлле.
– Ну-ка, наденьте вот это, - Штрукхаймер передал ему защитные очки, оказавшиеся прибором ночного видения.
Кроуэлл повиновался, и тут же внутренность шахты проявилась перед его глазами: видеоизображение было окрашено в призрачные серо-зеленые тона.
– Почему так темно? - спросил Кроуэлл.
– Они сами попросили. Говорят, что при свете их движения замедляются.
– Боже милосердный! - Кроуэлл в изумлении взирал на лихорадочную суматоху вокруг. - На них глядеть и то устанешь.
Среди толчеи сновал взад и вперед маленький бруухианин и, поминутно уворачиваясь от столкновений, горстями разбрасывал по влажному полу пещеры смесь песка и опилок. Во всем ощущался какой-то необъяснимый хаотический порядок, словно детвора затеяла сложную игру, напоминавшую одновременно салочки, прятки и эстафетный бег.
– Знаете, - сказал Кроуэлл, - Вилли Норман считает, что снижение продолжительности жизни вызвано перенапряжением. Глядя на этот бедлам, я склонен с ним согласиться.
– Действительно, в шахте они трудятся как нигде. Особенно с тех пор, как выключили свет. Но я добился сокращения рабочего дня, чтобы хоть как-то компенсировать возросшую активность. Сколько часов в день они работали, когда вы их изучали в прошлый раз?
– Кажется, одиннадцать-двенадцать часов.
– А сейчас восемь.
– Серьезно? У вас такая власть над Компанией?
– Теоретически - да. По идее, они должны отдавать честь при моем появлении, поскольку концессию не закрывают только с молчаливого попустительства Комиссии здравоохранения, а я ее единственный представитель. Но, в сущности, я зависимый человек. Все в руках у Компании - людские ресурсы, энергия и вода, снабжение, почта… У нас «сердечные» отношения. Компания прекрасно знает, что, допусти она ошибку, тут же найдутся пять-шесть других концернов, готовых перехватить контракт. Кроме того, если мыслить категориями производительности труда, то Компания ничего не теряет, скорее наоборот. Сейчас работа идет в две смены, и суммарное суточное время работы шахт больше, чем раньше, общая выработка намного выше по сравнению с прошлыми временами.
– Любопытно. («Добро пожаловать в список подозреваемых, Уолдо!»). Таким образом, они работают, по сути, меньше, чем раньше, когда средняя продолжительность жизни была выше?
– То-то и оно. Вернувшись с работы, они сразу принимаются вырезать свои поделки. Кстати, вы деревню и не узнаете. Небоскребы…
– Небоскребы?!
– Ну, мы их так называем. Дома из местных материалов в два, иногда в три этажа. Очередная загадка… В распоряжении бруухиан вся планета, они могут строить сколь угодно широко. Но откуда-то взялась эта идея расти вверх, а не вширь. Послушайте, а может, вам удастся выяснить, почему они так поступают? Здесь никто не смог добиться от туземцев прямого ответа. А вы для аборигенов что-то вроде народного героя, хотя не думаю, что кто-нибудь из патриархов дожил до нынешних времен с момента вашего отъезда. Они знают, что вы вызвали перемены в их жизни. И очень благодарны вам…
Было сыро и холодно. Кроуэлл поежился.
– За то, что приблизил их к «тихому миру», - резко сказал он.
Солнце палило невыносимо. Тележка, развернувшись, остановилась на окраине деревни, и ветерок от движения, скрадывавший жару, стих.
– Господи, как жарко! - Кроуэлл тяжело ступил на землю.
Уолдо прищурился на солнце.
– Через час будет полегче.
Они прошли под навесом деревенских ворот и зашагали по тропинке. Кроме зарослей травы высотой больше человеческого роста, окружавших деревню полукилометровым кольцом, ничего не было видно. Повозки не подъезжали ближе из-за пасущихся здесь млекопитающих рептилий. Однако на людей эти звери вроде бы не обращали никакого внимания. Они мирно жевали траву, лишь следя за пришельцами стебельчатыми глазами.
Навстречу землянам по тропе двигался, переваливаясь, туземец. Не доходя нескольких шагов, он остановился и обратился к гостям:
– Ты - Кроуэлл-кто-шутит, а ты - Штрукхаймер-кто-медлит. Я молодой, по имени Балуурн. Послан сопровождать вас.
Завершив свою короткую речь, маленький бруухианин двинулся следом за людьми, стараясь идти в ногу с Кроуэллом.
– Я его знаю, - сказал Штрукхаймер. - Он малость обучился английскому. Когда-то был моим переводчиком.
Трава поредела, им открылась деревня. Кроуэлл сразу увидел то, о чем говорил Штрукхаймер: только половина строений имела привычный вид асимметричных мазанок. Все новые постройки были почти строго прямоугольные и возносились на десятиметровую высоту.
– Балуурн, почему твой народ перестал строить по-старому?
– Это ново-тип… Жить наверху, чтобы проходить мимо «тихих» много раз. Говорить с «тихими». Кроуэлл-кто-шутит…
– Да, Балуурн?
– Старая, очень старая женщина Шуурна помнит тебя. Хочет говорить с тобой перед «тихий мир». Очень скоро.
– Что ж, пошли навестим ее.
Дом Шуурны принадлежал к числу новых «небоскребов». Земляне и бруухианин по очереди протиснулись в узкую дверь.
Балуурн прокричал ритуальную фразу вхождения - наверху кто-то откликнулся.
– Я иду вверх первый: смотрю Шуурна готова говорить Кроуэлл-кто-шутит, - сказал Балуурн и быстро вскарабкался по веревке.
– Надеюсь, канат выдержит меня, - пробормотал Кроуэлл, принимая гравитол.
Он спрятал коробочку с пилюлями и вытащил из кармана еще что-то. Не спуская глаз с отверстия в потолке, он бочком скользнул к одному из «тихих».
– Что вы делаете, Айзек?!
– Секундочку, - прошептал Кроуэлл, шаря позади «тихого». Он вернулся и передал Уолдо маленький пластиковый конверт. Потом засунул в карман небольшой вибронож.
– Соскоб с плеча, - прошептал он.
Уолдо округлил глаза.
– Да знаете ли вы…
Балуурн скользнул по веревке вниз.
– Шуурна хочет говорить Кроуэлл-кто-шутит одна.
– Ну что же, я готов, - сказал Кроуэлл.
Он хорошенько ухватился и, натужась, полез вверх, пропустив свободный конец каната между ногами. Дополнительная доза гравитола должна была облегчить задачу, но все же поднимался он, злясь и невнятно ругаясь, очень медленно.
Шуурна лежала на плетеной циновке. Она была самой старой бруухианкой из всех, кого Кроуэлл когда-либо встречал.
Слабым голосом она заговорила:
– Кроуэлл-кто-шутит. Я знала тебя и помню тебя лучше, чем собственных детей. Ты ходишь теперь по-другому, твои шаги - шаги молодого человека.
Это было нечто непредвиденное. Воцарилось долгое молчание, которое в человеческом обществе сочли бы щекотливым.
– Шуурна, хочешь ли ты что-нибудь сказать мне?
Снова долгая пауза.
– Нет. Ты, кто выглядит как Кроуэлл-кто-шутит, я ждала увидеть тебя, но теперь ты не здесь. Я не могу больше ждать, я готова к «тихому миру». Призови наимладшего и нового наистаршего.
Кроуэлл подошел к веревке.
– Балуурн! Шуурна готова… перейти в «тихий мир». Ты можешь найти наимладшего и наистаршего?
Двое бруухиан вскоре поднялись по веревке. Они прошли мимо Кроуэлла и остановились перед Шуурной.
– Кроуэлл-кто-шутит, - заговорил старший, - не поможешь ли ты нам снести вниз эту ношу, поставить рядом с другими «тихими»?
Кроуэлл наклонился и дотронулся до руки Шуурны. Она была твердой и неподатливой как дерево.
– Старший семьи Шуурны, я считал, что никто из людей не вправе присутствовать на ритуале перехода в «тихий мир».
Старик кивнул в самой обезоруживающей манере - совсем по-человечески.
– Так было, но недавно священники сказали нам об изменении, и ты всего лишь второй из людей, кто удостоился.
– Кому еще из людей выпала сия честь?
– То был Малатеста-высочайший.
Порфири Малатеста! Последний Управляющий рудника, первый из исчезнувших.
Солнце по-прежнему адски пылало, когда они вышли из хижины. Все приключение едва ли заняло больше получаса. Они не прошли по пыльной дороге и десяти метров, как Уолдо хрипло зашептал:
– Тот соскоб, который вы мне дали… Должен признать, это редкая удача. Может быть, теперь мы наконец выясним, каким образом… Послушайте, вы же были там, когда Шуурна умерла! Вы что-нибудь видели?
Уставившись в землю, Кроуэлл сделал несколько шагов и только потом ответил:
– Они просто подошли к ней, взглянули и… сказали, что все кончено. Я дотронулся до тела через считанные секунды. Шуурна уже была твердой и неподвижной, как дерево. Непостижимо!
Кроуэлл умышленно пренебрег советом доктора Нормана и условился о встрече с послом в конце дня. Он надеялся, что к этому времени дипломат будет уже изрядно пьян.
Ему открыл представительный человек - аристократические черты лица, седые волосы, ниспадающие на широкие плечи.
– Посол Фиц-Джонс?
– Да… О, вы, должно быть, доктор Кроуэлл? Входите, входите…
Впечатления сильно пьяного человека он не производил.
Кроуэлл очутился в изысканно обставленной комнате, как в любом американском посольстве на Земле.
Фиц-Джонс указал на кожаное кресло, и Кроуэлл позволил мягкой раковине поглотить его тело.
– Разрешите налить вам чего-нибудь. Выбирайте - бренди с водой, бренди с содовой, бренди с бренди или, может быть, - Фиц-Джонс заговорщически подмигнул, - немного бургундского, «Шато-де-Ротшильд» 23-го года?
– Боже мой! - Кроуэлл знал, что собой представляет вино этого урожая.
– Каким-то образом, видимо по ошибке, сюда забросили небольшой бочонок вместо ящика с иммиграционными бланками. - Фиц-Джонс сокрушенно покачал головой. - Такие вещи неизбежно распутствуют… ик, простите… сопутствуют нашим попыткам действовать в рамках межзвездного бюрократического порядка. Мы, американцы, стараемся приспосабливаться…
Кроуэлл пересмотрел свою прежнюю оценку. Судя по всему, Фиц-Джонс «приспосабливался» уже целый день.
Посол вернулся с двумя высокими стаканами для виски, наполненными вином густого красного цвета.
– Вы хотели меня видеть по какому-то конкретному поводу?…
– Скажем так: я хотел повстречаться с кем-нибудь, кто не работает на Компанию. Мне нужен взгляд стороннего наблюдателя на то, что здесь происходило за последние десять лет. Я понимаю, в сущности, ничего такого особенного не было…
Фиц-Джонс экспансивно взмахнул рукой: еще миллиметр, и вино расплескалось бы. Отто оценил многолетние упражнения, которые позволили довести этот трюк до совершенства.
– Не совсем, не совсем… Жизнь в этом, извините за выражение, мирке шла своим чередом. Все здесь трудились в поте лица своего, а мне было абсолютно нечего делать. И вдруг начались исчезновения. Управляющий Малатеста был официальным главой планеты! Вы только вообразите, сколько на меня свалилось всяких бумаг. Я сидел на субпространственной связи часами и наконец… Скажите, доктор Кроуэлл, вы умеете хранить секреты?…
– Полагаю, как и любой другой человек.
– Ну да… Впрочем, это уже не секрет. Словом, я переговорил с высшими чиновниками Конфедерации на Земле, и там решили послать сюда следователей. Ну те явились - блестяще разыграли роли ученых парней и только начали что-то здесь вынюхивать, как… тоже исчезли.
– Два геолога?
– Совершенно верно. И что бы вы думали? Раз исчезают два человека, значит, по идее, Конфедерация должна выслать сюда целую армию, чтобы разобраться, что же здесь происходит. Но нет! Я наконец добрался до какого-то там заместителя секретаря, и он мне говорит: мы, мол, не можем транжирить людей из-за ваших «мелких интриг» на Бруухе.
– Довольно странно.
Первым пунктом в единственном донесении, которое отправили агенты, значилось предупреждение о ненадежности посла.
– То-то и оно. Поэтому я не думаю, что с агентами случилось то же самое, что с Малатестой… э-э… что они мертвы. Должно быть, у них был припрятан где-то неподалеку легкий корабль, и когда они выяснили, что хотели, то попросту улетели. Черт подери, и знаете, что самое оскорбительное? Мы до сих пор не имеем ни малейшего понятия, что случилось с Малатестой. Между тем они - я уверен - все выяснили.
«Очень похоже на то, что они и впрямь-таки выяснили».
– А разве не могла Конфедерация прислать новых агентов и ничего вам не сообщить?
– Нет, не могла. Это нарушение законов. Я единственное официальное лицо на этой планете. Меня обязаны уведомлять обо всем. С тех пор как агенты исчезли, появились всего два новых человека. Один - это новый помощник доктора Штрукхаймера: я уже положил на него глаз. Думаю, он тот, за кого себя выдает. Второй новичок - это, разумеется, вы.
Кроуэлл захихикал.
– Ха, воображаю себя шпионом! В таком случае вы, наверное, частенько будете ублажать меня вином?
Фиц-Джонс улыбнулся, но глаза его остались холодными.
– Конечно! Его нельзя долго хранить. Строго между нами, я жду, что новый агент объявится со дня на день. Им может быть кто угодно. Вы слышали о кальке личности?
– Приходилось.
– Они могут снять ксерокопию с кого угодно, - Фиц-Джонс высосал последние капли вина. - Конечно, такая выдающаяся личность, такой видный человек, как вы, вне подозрений. Слишком много людей заметили бы ваше отсутствие… - Но в глазах посла Отто снова прочитал: он лжет, он подозревает.
«Насколько опасен этот утонченный пьяница?»
– У вас есть какие-нибудь догадки насчет Малатесты?
– Мне кажется, что подозреваемый номер один - Киндл, новый Управляющий. Но, с другой стороны, он никогда не стремился к этому посту: работы в два раза больше, а прибавка к жалованью - гроши. Помимо прочего, он очень озабочен, как бы то, что произошло с Малатестой, не случилось и с ним.
– Вы его хорошо знаете?
«Осторожнее. Я становлюсь чересчур любознательным».
– О-о, довольно хорошо. Когда я занимал пост на Ламарре, он состоял там на государственной гражданской службе. Держал большой пакет акций Компании. Как только на Бруухе открылась должность помощника Управляющего, он тут же перебрался сюда и принял дела. Меня перевели на Бруух всего лишь годом позже, так что мы встретились так, словно и не расставались.
«Пора менять тему разговора».
– Ламарр… Я, конечно же, слышал об этой планете, но никогда там не был.
– Прекрасный мир… - Фиц-Джонс решил было снова показать свой широкоплескательный трюк, но вовремя удержал себя…
В его комнате кто-то учинил обыск. «Любительская работа, - отметил Кроуэлл. - Вероятно, дело рук помощника Фиц-Джонса». Сыщик не заметил волосков, налепленных на дверце стенного шкафа и крышке чемодана. Кроуэлл вздохнул. Отто заслуживал большего.
… В полночь уличные фонари погасли. Кроуэлл надел очки ночного видения, которые успел купить в магазине Компании, и пошел к главному складу, располагавшемуся в километре от отеля. По дороге он никого не встретил.
Зная, что у любого сторожа тоже есть ночные очки, Кроуэлл подошел к складу по параллельной улице и, не доходя квартала, тихонько уселся за углом какого-то здания. Целых полчаса он наблюдал за входом.
С удовлетворением убедившись, что склад не охраняется, Кроуэлл пересек площадь, подошел ко входу и осмотрел замок. Простой висячий замок с магнитным кодом. Он отомкнул его в две минуты.
В дальнем конце помещения он обнаружил незапертую дверь. «Поскольку она открыта, - подумал Отто, - то вряд ли там есть что-то такое, что заслуживает утайки». Все же для очистки совести он зашел внутрь.
Рядом со стеной шел широкий желоб, наполненный смесью песка и опилок. У противоположной стены возвышалась гора пластиковых мешков, набитых той же смесью. В дальнем конце комнаты стояли большой таз и две огромные бадьи. На полке над тазом выстроились несколько жестянок размером с поллитровую банку из-под краски. Очевидно, в этом помещении готовили ту самую смесь, которой посыпали мокрый пол в шахте, чтобы туземцы не оскальзывались.
Кроуэлл внимательно осмотрел таз и кроме того, что это просто грязная посудина, не обнаружил ничего. На жестянках было выведено: «АНТИСЕПТИК». Он взял банку и потряс ее: она оказалась на три четверти наполненной каким-то порошком. И вдруг на крышке проступила слабая надпись: «Нитрат висмута кристаллический».
От удивления Кроуэлл едва не выронил банку. Очевидно, первоначальную надпись стерли, но тренированный глаз Отто различил ее следы. Вот оно что! Это объясняло и сокращение продолжительности жизни аборигенов, и их бешеную активность в шахте. Висмут был для них сильным возбуждающим средством, он ввергал рабочих в эйфорическое состояние и к тому же обладал свойствами кумулятивного яда. Должно быть, он впитывался в организмы рабочих через подошвы ног.
Так чьих же это рук дело? Рабочие, которые подмешивали нитрат висмута в смесь из песка и опилок, вероятно, не знали, в чем тут секрет: иначе зачем тогда заново надписывать банки? Может быть, кто-то подделывал жестянки еще до отправки сюда? Похоже на то, ибо о висмутовой теории знали все. Надо будет поговорить с Джонатаном Линдэмом, новым начальником отдела импорта.
…Снаружи было так же темно, как и в тот момент, когда Кроуэлл проник в склад. Он надел замок и с удовольствием стянул с пальцев тонкие пластиковые перчатки.
Позади и чуть левее Кроуэлла что-то еле слышно щелкнуло. Мозг Отто среагировал быстрее, чем в мозгу Кроуэлла мелькнула мысль: «Предохранитель!» - и Кроуэлл кубарем покатился в придорожную канаву.
Он ослеп - ночные очки отлетели в сторону, - но, подняв взгляд, увидел, как ярко-красный пучок света веером прошелся над дорогой на уровне человеческой талии и, вспыхнув, погас. В руке Кроуэлла уже был миниатюрный пневматический пистолет - в мгновение ока он выдернул его из кобуры в кармане, прицелился в том направлении, где сетчатка глаза еще удерживала гаснущее, остаточное изображение алой точки - дульный срез лазера, - и, молниеносно нажимая на спусковой крючок, бесшумно выстрелил.
Драгоценные секунды ушли на то, чтобы найти ночные очки, еще секунда чтобы разобраться в серо-зеленой картинке и различить движущийся силуэт на пределе дальнобойности его пугача. Кроуэлл попал только с третьей попытки: человек споткнулся, рухнул на землю, но тут же вскочил и, шатаясь, побежал дальше, схватившись за руку. Он все еще держал лазерный пистолет, но, кажется, больше не собирался им воспользоваться.
Айзек внимательно вглядывался в быстро уменьшавшуюся фигурку. Нет, этого он еще здесь не встречал. Не особенно толстый, но и не худой, не высокий, но и не маленький. Кроуэлл признался себе, что при встрече он может и не узнать этого человека. Если только рука не будет на перевязи или в гипсе, что весьма вероятно.
Едва Кроуэлл вошел в свою комнату, как раздался зуммер радиотелефона. Он постоял возле аппарата несколько секунд, затем, мысленно пожав плечами, поднял приемодатчик.
– Кроуэлл.
– Айзек? Это Уолдо… Извините, что звоню так поздно, но… тот соскоб, что вы мне дали… Некоторые клетки в нем еще живы!
– Живы?! У мумии, которой двести лет?!
– И митоз продолжается. Вы знаете, что такое митоз?
– Да, деление клеток…
– Так вот. Эти клетки растут и делятся, но делают это, выходит, в несколько сот раз медленнее, чем нормальные бруухианские клетки.
– Невероятно!
– Более чем невероятно - это невозможно! Продление жизни - вот что это такое! Не удивлюсь, если всего через год этих бруухиан будет изучать уже добрая сотня человек.
– Видимо, вы правы, - сказал Кроуэлл.
– Рад, что ты зарулил ко мне, Айзек! - рукопожатие доктора Нормана было на редкость крепким.
– Не мог упустить случая снова обыграть тебя после стольких лет, Вилли.
Норман поставил на столик рядом с шахматами стаканы с выпивкой и сел в кресло напротив.
– Я разговаривал сегодня с Уолдо. Чистая фантастика! Между прочим, он скрыл, каким образом к нему попал образец. Надеюсь, Айзек, ты к этому не имеешь никакого отношения?
– Как тебе сказать, - осторожно произнес Кроуэлл. - Я осведомлен, откуда у Уолдо этот образец. Но до поры до времени - ты прав - это тайна.
– Мир полон тайн, - доктор сделал ход.
Кроуэлл отреагировал почти инстинктивно: стандартный дебют.
– Что, Айзек, на старости лет ты становишься чрезмерно осторожным? Твои дебюты обычно были непредсказуемы.
Играли около получаса, и почти все это время молчали. У Айзека было и преимущество в фигурах, и более сильная позиция.
– Возможно, их субсидировал какой-нибудь университет? Ведь и я попал сюда в первый раз подобным образом.
Доктор кивнул.
– Так они и заявили. Но тебе скажу напрямик: не были они научниками. Нет, не были… Я, во всяком случае, думаю, что эти ребята были агентами. Их научили ходить, говорить и действовать, как подобает геологам. Но ходили-то они не туда! Ходили они на шахты, а там все изучено до последней молекулы, и результаты давно опубликованы. И эти двое никогда долго не задерживались на одном месте, как того требует серьезная работа.
– Может, ты и прав.
– Ты тоже так думаешь? Выпей еще. В шахматы по-прежнему играешь?
– Лучше, чем когда-либо. (Особенно с помощью Отто.)
– Загляни как-нибудь вечерком. Сыграем партию-другую.
– Обязательно зайду. И тогда - берегись!…
Прежде чем пойти в аптеку, Айзек зашел к себе. Он вытряхнул чемодан и вскрыл двойное дно. Порывшись в содержимом тайника, извлек обыкновенную на вид шариковую ручку. Точнее, это только с одного конца была шариковая ручка, в другом же конце был спрятан ультразвуковой стиратель чернил.
Кроуэлл потренировался в написании, затем стер рецепт на пандроксин и вывел новый текст выше подписи врача: «Гравитол. Суточная доза х 30 дн.».
На следующее утро, едва взошло солнце, Кроуэлл, снова чувствуя себя человеком, отправился на рудник.
У входа на шахту выстроилась длинная очередь бруухиан. Они приплясывали и размахивали руками, словно старались согреться. По мере того как Кроуэлл подходил к голове очереди, их оживленные разговоры становились все громче и громче.
Человек в белом комбинезоне осматривал первого бруухианина. Он не заметил Кроуэлла, даже когда тот подошел вплотную.
– Привет! - прокричал Кроуэлл, перекрывая шум.
Человек в изумлении поднял голову.
– Кто вы такой, черт подери?
– Меня зовут Кроуэлл. Айзек Кроуэлл.
– Ах, да… Я был еще малышом, когда вы уехали. Сейчас мы наведем порядок.
Он поднял мегафон и закричал по-бруухиански:
– Ваше поведение портит мне настроение, замедляет продвижение и к «тихому миру» приближение.
Шум стих и сменился слабым бормотанием.
– Я читал вашу книгу. - Человек продолжал водить вдоль тела бруухианина поблескивающим металлическим щупом.
– Это диагностическая машина? - спросил Кроуэлл, указав на прикрепленную к поясу человека неброскую черную коробку, соединенную со щупом проводом.
– Да. Она выясняет, все ли в порядке у них, и сообщает свое мнение доку Штрукхаймеру. - Он шлепнул бруухианина по плечу, и тот резво помчался в шахту.
Подошел следующий туземец и поднял ногу, согнув ее в колене.
– В щуп еще и встроен микрофон, - сказал человек в комбинезоне, вглядываясь в номер, вытатуированный на ноге бруухианина. Он медленно, отчетливо прочитал номер для компьютера и стал водить щупом над коричневой шерстью туземца в определенной последовательности.
– Невозможно представить, чтобы кто-то удрал с этой планеты, а потом захотел сюда вернуться. Сколько вам заплатили?
– Собственно говоря, готовится новое издание моей книги. Издатель захотел, чтобы я освежил материал.
Человек пожал плечами.
– Что ж… Если обратный билет в кармане… Хотите спуститься в шахту? Тогда вперед. Но внизу глядите в оба - они носятся как угорелые. Держитесь подальше от подъемника, и, если повезет, вас не затопчут.
Внизу было очень темно. Судя по звукам, вокруг кипела активная деятельность, но Кроуэлл ничего не видел.
– А, Айзек, - раздался человеческий голос в трех или четырех метрах от него. - Нет чтобы предупредить меня о своем приходе!
Во тьме вспыхнул фонарь, и луч его, подпрыгнув, остановился на Кроуэлле.
– Ну-ка, наденьте вот это, - Штрукхаймер передал ему защитные очки, оказавшиеся прибором ночного видения.
Кроуэлл повиновался, и тут же внутренность шахты проявилась перед его глазами: видеоизображение было окрашено в призрачные серо-зеленые тона.
– Почему так темно? - спросил Кроуэлл.
– Они сами попросили. Говорят, что при свете их движения замедляются.
– Боже милосердный! - Кроуэлл в изумлении взирал на лихорадочную суматоху вокруг. - На них глядеть и то устанешь.
Среди толчеи сновал взад и вперед маленький бруухианин и, поминутно уворачиваясь от столкновений, горстями разбрасывал по влажному полу пещеры смесь песка и опилок. Во всем ощущался какой-то необъяснимый хаотический порядок, словно детвора затеяла сложную игру, напоминавшую одновременно салочки, прятки и эстафетный бег.
– Знаете, - сказал Кроуэлл, - Вилли Норман считает, что снижение продолжительности жизни вызвано перенапряжением. Глядя на этот бедлам, я склонен с ним согласиться.
– Действительно, в шахте они трудятся как нигде. Особенно с тех пор, как выключили свет. Но я добился сокращения рабочего дня, чтобы хоть как-то компенсировать возросшую активность. Сколько часов в день они работали, когда вы их изучали в прошлый раз?
– Кажется, одиннадцать-двенадцать часов.
– А сейчас восемь.
– Серьезно? У вас такая власть над Компанией?
– Теоретически - да. По идее, они должны отдавать честь при моем появлении, поскольку концессию не закрывают только с молчаливого попустительства Комиссии здравоохранения, а я ее единственный представитель. Но, в сущности, я зависимый человек. Все в руках у Компании - людские ресурсы, энергия и вода, снабжение, почта… У нас «сердечные» отношения. Компания прекрасно знает, что, допусти она ошибку, тут же найдутся пять-шесть других концернов, готовых перехватить контракт. Кроме того, если мыслить категориями производительности труда, то Компания ничего не теряет, скорее наоборот. Сейчас работа идет в две смены, и суммарное суточное время работы шахт больше, чем раньше, общая выработка намного выше по сравнению с прошлыми временами.
– Любопытно. («Добро пожаловать в список подозреваемых, Уолдо!»). Таким образом, они работают, по сути, меньше, чем раньше, когда средняя продолжительность жизни была выше?
– То-то и оно. Вернувшись с работы, они сразу принимаются вырезать свои поделки. Кстати, вы деревню и не узнаете. Небоскребы…
– Небоскребы?!
– Ну, мы их так называем. Дома из местных материалов в два, иногда в три этажа. Очередная загадка… В распоряжении бруухиан вся планета, они могут строить сколь угодно широко. Но откуда-то взялась эта идея расти вверх, а не вширь. Послушайте, а может, вам удастся выяснить, почему они так поступают? Здесь никто не смог добиться от туземцев прямого ответа. А вы для аборигенов что-то вроде народного героя, хотя не думаю, что кто-нибудь из патриархов дожил до нынешних времен с момента вашего отъезда. Они знают, что вы вызвали перемены в их жизни. И очень благодарны вам…
Было сыро и холодно. Кроуэлл поежился.
– За то, что приблизил их к «тихому миру», - резко сказал он.
Солнце палило невыносимо. Тележка, развернувшись, остановилась на окраине деревни, и ветерок от движения, скрадывавший жару, стих.
– Господи, как жарко! - Кроуэлл тяжело ступил на землю.
Уолдо прищурился на солнце.
– Через час будет полегче.
Они прошли под навесом деревенских ворот и зашагали по тропинке. Кроме зарослей травы высотой больше человеческого роста, окружавших деревню полукилометровым кольцом, ничего не было видно. Повозки не подъезжали ближе из-за пасущихся здесь млекопитающих рептилий. Однако на людей эти звери вроде бы не обращали никакого внимания. Они мирно жевали траву, лишь следя за пришельцами стебельчатыми глазами.
Навстречу землянам по тропе двигался, переваливаясь, туземец. Не доходя нескольких шагов, он остановился и обратился к гостям:
– Ты - Кроуэлл-кто-шутит, а ты - Штрукхаймер-кто-медлит. Я молодой, по имени Балуурн. Послан сопровождать вас.
Завершив свою короткую речь, маленький бруухианин двинулся следом за людьми, стараясь идти в ногу с Кроуэллом.
– Я его знаю, - сказал Штрукхаймер. - Он малость обучился английскому. Когда-то был моим переводчиком.
Трава поредела, им открылась деревня. Кроуэлл сразу увидел то, о чем говорил Штрукхаймер: только половина строений имела привычный вид асимметричных мазанок. Все новые постройки были почти строго прямоугольные и возносились на десятиметровую высоту.
– Балуурн, почему твой народ перестал строить по-старому?
– Это ново-тип… Жить наверху, чтобы проходить мимо «тихих» много раз. Говорить с «тихими». Кроуэлл-кто-шутит…
– Да, Балуурн?
– Старая, очень старая женщина Шуурна помнит тебя. Хочет говорить с тобой перед «тихий мир». Очень скоро.
– Что ж, пошли навестим ее.
Дом Шуурны принадлежал к числу новых «небоскребов». Земляне и бруухианин по очереди протиснулись в узкую дверь.
Балуурн прокричал ритуальную фразу вхождения - наверху кто-то откликнулся.
– Я иду вверх первый: смотрю Шуурна готова говорить Кроуэлл-кто-шутит, - сказал Балуурн и быстро вскарабкался по веревке.
– Надеюсь, канат выдержит меня, - пробормотал Кроуэлл, принимая гравитол.
Он спрятал коробочку с пилюлями и вытащил из кармана еще что-то. Не спуская глаз с отверстия в потолке, он бочком скользнул к одному из «тихих».
– Что вы делаете, Айзек?!
– Секундочку, - прошептал Кроуэлл, шаря позади «тихого». Он вернулся и передал Уолдо маленький пластиковый конверт. Потом засунул в карман небольшой вибронож.
– Соскоб с плеча, - прошептал он.
Уолдо округлил глаза.
– Да знаете ли вы…
Балуурн скользнул по веревке вниз.
– Шуурна хочет говорить Кроуэлл-кто-шутит одна.
– Ну что же, я готов, - сказал Кроуэлл.
Он хорошенько ухватился и, натужась, полез вверх, пропустив свободный конец каната между ногами. Дополнительная доза гравитола должна была облегчить задачу, но все же поднимался он, злясь и невнятно ругаясь, очень медленно.
Шуурна лежала на плетеной циновке. Она была самой старой бруухианкой из всех, кого Кроуэлл когда-либо встречал.
Слабым голосом она заговорила:
– Кроуэлл-кто-шутит. Я знала тебя и помню тебя лучше, чем собственных детей. Ты ходишь теперь по-другому, твои шаги - шаги молодого человека.
Это было нечто непредвиденное. Воцарилось долгое молчание, которое в человеческом обществе сочли бы щекотливым.
– Шуурна, хочешь ли ты что-нибудь сказать мне?
Снова долгая пауза.
– Нет. Ты, кто выглядит как Кроуэлл-кто-шутит, я ждала увидеть тебя, но теперь ты не здесь. Я не могу больше ждать, я готова к «тихому миру». Призови наимладшего и нового наистаршего.
Кроуэлл подошел к веревке.
– Балуурн! Шуурна готова… перейти в «тихий мир». Ты можешь найти наимладшего и наистаршего?
Двое бруухиан вскоре поднялись по веревке. Они прошли мимо Кроуэлла и остановились перед Шуурной.
– Кроуэлл-кто-шутит, - заговорил старший, - не поможешь ли ты нам снести вниз эту ношу, поставить рядом с другими «тихими»?
Кроуэлл наклонился и дотронулся до руки Шуурны. Она была твердой и неподатливой как дерево.
– Старший семьи Шуурны, я считал, что никто из людей не вправе присутствовать на ритуале перехода в «тихий мир».
Старик кивнул в самой обезоруживающей манере - совсем по-человечески.
– Так было, но недавно священники сказали нам об изменении, и ты всего лишь второй из людей, кто удостоился.
– Кому еще из людей выпала сия честь?
– То был Малатеста-высочайший.
Порфири Малатеста! Последний Управляющий рудника, первый из исчезнувших.
Солнце по-прежнему адски пылало, когда они вышли из хижины. Все приключение едва ли заняло больше получаса. Они не прошли по пыльной дороге и десяти метров, как Уолдо хрипло зашептал:
– Тот соскоб, который вы мне дали… Должен признать, это редкая удача. Может быть, теперь мы наконец выясним, каким образом… Послушайте, вы же были там, когда Шуурна умерла! Вы что-нибудь видели?
Уставившись в землю, Кроуэлл сделал несколько шагов и только потом ответил:
– Они просто подошли к ней, взглянули и… сказали, что все кончено. Я дотронулся до тела через считанные секунды. Шуурна уже была твердой и неподвижной, как дерево. Непостижимо!
Кроуэлл умышленно пренебрег советом доктора Нормана и условился о встрече с послом в конце дня. Он надеялся, что к этому времени дипломат будет уже изрядно пьян.
Ему открыл представительный человек - аристократические черты лица, седые волосы, ниспадающие на широкие плечи.
– Посол Фиц-Джонс?
– Да… О, вы, должно быть, доктор Кроуэлл? Входите, входите…
Впечатления сильно пьяного человека он не производил.
Кроуэлл очутился в изысканно обставленной комнате, как в любом американском посольстве на Земле.
Фиц-Джонс указал на кожаное кресло, и Кроуэлл позволил мягкой раковине поглотить его тело.
– Разрешите налить вам чего-нибудь. Выбирайте - бренди с водой, бренди с содовой, бренди с бренди или, может быть, - Фиц-Джонс заговорщически подмигнул, - немного бургундского, «Шато-де-Ротшильд» 23-го года?
– Боже мой! - Кроуэлл знал, что собой представляет вино этого урожая.
– Каким-то образом, видимо по ошибке, сюда забросили небольшой бочонок вместо ящика с иммиграционными бланками. - Фиц-Джонс сокрушенно покачал головой. - Такие вещи неизбежно распутствуют… ик, простите… сопутствуют нашим попыткам действовать в рамках межзвездного бюрократического порядка. Мы, американцы, стараемся приспосабливаться…
Кроуэлл пересмотрел свою прежнюю оценку. Судя по всему, Фиц-Джонс «приспосабливался» уже целый день.
Посол вернулся с двумя высокими стаканами для виски, наполненными вином густого красного цвета.
– Вы хотели меня видеть по какому-то конкретному поводу?…
– Скажем так: я хотел повстречаться с кем-нибудь, кто не работает на Компанию. Мне нужен взгляд стороннего наблюдателя на то, что здесь происходило за последние десять лет. Я понимаю, в сущности, ничего такого особенного не было…
Фиц-Джонс экспансивно взмахнул рукой: еще миллиметр, и вино расплескалось бы. Отто оценил многолетние упражнения, которые позволили довести этот трюк до совершенства.
– Не совсем, не совсем… Жизнь в этом, извините за выражение, мирке шла своим чередом. Все здесь трудились в поте лица своего, а мне было абсолютно нечего делать. И вдруг начались исчезновения. Управляющий Малатеста был официальным главой планеты! Вы только вообразите, сколько на меня свалилось всяких бумаг. Я сидел на субпространственной связи часами и наконец… Скажите, доктор Кроуэлл, вы умеете хранить секреты?…
– Полагаю, как и любой другой человек.
– Ну да… Впрочем, это уже не секрет. Словом, я переговорил с высшими чиновниками Конфедерации на Земле, и там решили послать сюда следователей. Ну те явились - блестяще разыграли роли ученых парней и только начали что-то здесь вынюхивать, как… тоже исчезли.
– Два геолога?
– Совершенно верно. И что бы вы думали? Раз исчезают два человека, значит, по идее, Конфедерация должна выслать сюда целую армию, чтобы разобраться, что же здесь происходит. Но нет! Я наконец добрался до какого-то там заместителя секретаря, и он мне говорит: мы, мол, не можем транжирить людей из-за ваших «мелких интриг» на Бруухе.
– Довольно странно.
Первым пунктом в единственном донесении, которое отправили агенты, значилось предупреждение о ненадежности посла.
– То-то и оно. Поэтому я не думаю, что с агентами случилось то же самое, что с Малатестой… э-э… что они мертвы. Должно быть, у них был припрятан где-то неподалеку легкий корабль, и когда они выяснили, что хотели, то попросту улетели. Черт подери, и знаете, что самое оскорбительное? Мы до сих пор не имеем ни малейшего понятия, что случилось с Малатестой. Между тем они - я уверен - все выяснили.
«Очень похоже на то, что они и впрямь-таки выяснили».
– А разве не могла Конфедерация прислать новых агентов и ничего вам не сообщить?
– Нет, не могла. Это нарушение законов. Я единственное официальное лицо на этой планете. Меня обязаны уведомлять обо всем. С тех пор как агенты исчезли, появились всего два новых человека. Один - это новый помощник доктора Штрукхаймера: я уже положил на него глаз. Думаю, он тот, за кого себя выдает. Второй новичок - это, разумеется, вы.
Кроуэлл захихикал.
– Ха, воображаю себя шпионом! В таком случае вы, наверное, частенько будете ублажать меня вином?
Фиц-Джонс улыбнулся, но глаза его остались холодными.
– Конечно! Его нельзя долго хранить. Строго между нами, я жду, что новый агент объявится со дня на день. Им может быть кто угодно. Вы слышали о кальке личности?
– Приходилось.
– Они могут снять ксерокопию с кого угодно, - Фиц-Джонс высосал последние капли вина. - Конечно, такая выдающаяся личность, такой видный человек, как вы, вне подозрений. Слишком много людей заметили бы ваше отсутствие… - Но в глазах посла Отто снова прочитал: он лжет, он подозревает.
«Насколько опасен этот утонченный пьяница?»
– У вас есть какие-нибудь догадки насчет Малатесты?
– Мне кажется, что подозреваемый номер один - Киндл, новый Управляющий. Но, с другой стороны, он никогда не стремился к этому посту: работы в два раза больше, а прибавка к жалованью - гроши. Помимо прочего, он очень озабочен, как бы то, что произошло с Малатестой, не случилось и с ним.
– Вы его хорошо знаете?
«Осторожнее. Я становлюсь чересчур любознательным».
– О-о, довольно хорошо. Когда я занимал пост на Ламарре, он состоял там на государственной гражданской службе. Держал большой пакет акций Компании. Как только на Бруухе открылась должность помощника Управляющего, он тут же перебрался сюда и принял дела. Меня перевели на Бруух всего лишь годом позже, так что мы встретились так, словно и не расставались.
«Пора менять тему разговора».
– Ламарр… Я, конечно же, слышал об этой планете, но никогда там не был.
– Прекрасный мир… - Фиц-Джонс решил было снова показать свой широкоплескательный трюк, но вовремя удержал себя…
В его комнате кто-то учинил обыск. «Любительская работа, - отметил Кроуэлл. - Вероятно, дело рук помощника Фиц-Джонса». Сыщик не заметил волосков, налепленных на дверце стенного шкафа и крышке чемодана. Кроуэлл вздохнул. Отто заслуживал большего.
… В полночь уличные фонари погасли. Кроуэлл надел очки ночного видения, которые успел купить в магазине Компании, и пошел к главному складу, располагавшемуся в километре от отеля. По дороге он никого не встретил.
Зная, что у любого сторожа тоже есть ночные очки, Кроуэлл подошел к складу по параллельной улице и, не доходя квартала, тихонько уселся за углом какого-то здания. Целых полчаса он наблюдал за входом.
С удовлетворением убедившись, что склад не охраняется, Кроуэлл пересек площадь, подошел ко входу и осмотрел замок. Простой висячий замок с магнитным кодом. Он отомкнул его в две минуты.
В дальнем конце помещения он обнаружил незапертую дверь. «Поскольку она открыта, - подумал Отто, - то вряд ли там есть что-то такое, что заслуживает утайки». Все же для очистки совести он зашел внутрь.
Рядом со стеной шел широкий желоб, наполненный смесью песка и опилок. У противоположной стены возвышалась гора пластиковых мешков, набитых той же смесью. В дальнем конце комнаты стояли большой таз и две огромные бадьи. На полке над тазом выстроились несколько жестянок размером с поллитровую банку из-под краски. Очевидно, в этом помещении готовили ту самую смесь, которой посыпали мокрый пол в шахте, чтобы туземцы не оскальзывались.
Кроуэлл внимательно осмотрел таз и кроме того, что это просто грязная посудина, не обнаружил ничего. На жестянках было выведено: «АНТИСЕПТИК». Он взял банку и потряс ее: она оказалась на три четверти наполненной каким-то порошком. И вдруг на крышке проступила слабая надпись: «Нитрат висмута кристаллический».
От удивления Кроуэлл едва не выронил банку. Очевидно, первоначальную надпись стерли, но тренированный глаз Отто различил ее следы. Вот оно что! Это объясняло и сокращение продолжительности жизни аборигенов, и их бешеную активность в шахте. Висмут был для них сильным возбуждающим средством, он ввергал рабочих в эйфорическое состояние и к тому же обладал свойствами кумулятивного яда. Должно быть, он впитывался в организмы рабочих через подошвы ног.
Так чьих же это рук дело? Рабочие, которые подмешивали нитрат висмута в смесь из песка и опилок, вероятно, не знали, в чем тут секрет: иначе зачем тогда заново надписывать банки? Может быть, кто-то подделывал жестянки еще до отправки сюда? Похоже на то, ибо о висмутовой теории знали все. Надо будет поговорить с Джонатаном Линдэмом, новым начальником отдела импорта.
…Снаружи было так же темно, как и в тот момент, когда Кроуэлл проник в склад. Он надел замок и с удовольствием стянул с пальцев тонкие пластиковые перчатки.
Позади и чуть левее Кроуэлла что-то еле слышно щелкнуло. Мозг Отто среагировал быстрее, чем в мозгу Кроуэлла мелькнула мысль: «Предохранитель!» - и Кроуэлл кубарем покатился в придорожную канаву.
Он ослеп - ночные очки отлетели в сторону, - но, подняв взгляд, увидел, как ярко-красный пучок света веером прошелся над дорогой на уровне человеческой талии и, вспыхнув, погас. В руке Кроуэлла уже был миниатюрный пневматический пистолет - в мгновение ока он выдернул его из кобуры в кармане, прицелился в том направлении, где сетчатка глаза еще удерживала гаснущее, остаточное изображение алой точки - дульный срез лазера, - и, молниеносно нажимая на спусковой крючок, бесшумно выстрелил.
Драгоценные секунды ушли на то, чтобы найти ночные очки, еще секунда чтобы разобраться в серо-зеленой картинке и различить движущийся силуэт на пределе дальнобойности его пугача. Кроуэлл попал только с третьей попытки: человек споткнулся, рухнул на землю, но тут же вскочил и, шатаясь, побежал дальше, схватившись за руку. Он все еще держал лазерный пистолет, но, кажется, больше не собирался им воспользоваться.
Айзек внимательно вглядывался в быстро уменьшавшуюся фигурку. Нет, этого он еще здесь не встречал. Не особенно толстый, но и не худой, не высокий, но и не маленький. Кроуэлл признался себе, что при встрече он может и не узнать этого человека. Если только рука не будет на перевязи или в гипсе, что весьма вероятно.
Едва Кроуэлл вошел в свою комнату, как раздался зуммер радиотелефона. Он постоял возле аппарата несколько секунд, затем, мысленно пожав плечами, поднял приемодатчик.
– Кроуэлл.
– Айзек? Это Уолдо… Извините, что звоню так поздно, но… тот соскоб, что вы мне дали… Некоторые клетки в нем еще живы!
– Живы?! У мумии, которой двести лет?!
– И митоз продолжается. Вы знаете, что такое митоз?
– Да, деление клеток…
– Так вот. Эти клетки растут и делятся, но делают это, выходит, в несколько сот раз медленнее, чем нормальные бруухианские клетки.
– Невероятно!
– Более чем невероятно - это невозможно! Продление жизни - вот что это такое! Не удивлюсь, если всего через год этих бруухиан будет изучать уже добрая сотня человек.
– Видимо, вы правы, - сказал Кроуэлл.
– Рад, что ты зарулил ко мне, Айзек! - рукопожатие доктора Нормана было на редкость крепким.
– Не мог упустить случая снова обыграть тебя после стольких лет, Вилли.
Норман поставил на столик рядом с шахматами стаканы с выпивкой и сел в кресло напротив.
– Я разговаривал сегодня с Уолдо. Чистая фантастика! Между прочим, он скрыл, каким образом к нему попал образец. Надеюсь, Айзек, ты к этому не имеешь никакого отношения?
– Как тебе сказать, - осторожно произнес Кроуэлл. - Я осведомлен, откуда у Уолдо этот образец. Но до поры до времени - ты прав - это тайна.
– Мир полон тайн, - доктор сделал ход.
Кроуэлл отреагировал почти инстинктивно: стандартный дебют.
– Что, Айзек, на старости лет ты становишься чрезмерно осторожным? Твои дебюты обычно были непредсказуемы.
Играли около получаса, и почти все это время молчали. У Айзека было и преимущество в фигурах, и более сильная позиция.