Страница:
1
Лондонский свет, наверно, не скоро забудет серию дерзких краж, совершенных в течение одного короткого сезона. Богатейшие дома столицы подвергались по очереди опустошительным набегам, и многие венценосные головы за несколько недель лишились великолепных диадем. Половина уникального столового сервиза — та, что полегче, — пропала из особняка герцога и герцогини Дорчестерских во время столь же уникального костюмированного бала. Бриллианты Кенворти исчезли среди бела дня под шум благотворительного собрания на первом этаже, а подарки титулованного жениха леди Мэй Пултон растаяли в потоках разноцветного свадебного конфетти. Работа говорила о высоком мастерстве, и неудивительно, что всем, включая слепых приверженцев полиции и наших ярых противников, пришло на ум преданное забвению имя Раффлса. Эти молодцы без колебаний воскресили его из мертвых, понимая, что среди живых у него соперников нет. Отчасти ради опровержения их беспочвенной и бездоказательной клеветы я и взялся за настоящие записки. В действительности же наша единодушная невиновность в этом деле превосходила лишь дружную зависть к человеку, который с предосудительной ловкостью перенял чужой опыт и о котором мы долгое время знали не больше других.— Было бы не так досадно, — говорил Раффлс, — если бы он играл по правилам. Я никогда не злоупотреблял законами гостеприимства, а у него это коронный прием. Если помните, Кролик, ожерелье леди Мелроуз мы похитили, не будучи ее гостями.
В стенах своей не совсем обычной квартиры мы раз сто обсуждали загадочные кражи, но впервые обстановка по-настоящему способствовала оживленной беседе. В рестораны мы выбирались нечасто. С одной стороны, мешал доктор Теобальд, с другой — боязнь быть узнанными. Когда же в виде редкого исключения доктор находился в отъезде или у строптивого больного, мы наведывались в тихий ресторанчик в Фулеме, где готовили незатейливо, но вкусно, а винный погреб поражал воображение. Шампанское восемьдесят девятого года опустилось до этикетки, когда, коснувшись упомянутой темы, Раффлс предался воспоминаниям. Я и сейчас чувствую на себе его ясный, пристальный, испытующий взгляд, к которому тогда остался равнодушен. Да и голос его не показался мне сквозь винные пары таким осторожным, веским и твердым, каким слышится сегодня сквозь толщу лет.
— Отменное филе! — не к месту заметил я. — Итак, вы думаете, что этот пройдоха одного с нами круга?
Сам я придерживался другого мнения, считая, что поводов для зависти у нас и без того хватало. Но Раффлс выразительно поднял брови:
— Одного круга, мой милый? Боюсь, что и сравнивать нельзя — он персона поважней. Круги общества, как круги мишени, и, прояви мы чудеса меткости и проворства, в яблочко нам не попасть. Я удостоился такой чести благодаря успехам в крикете, о чем стараюсь не забывать. Но этот человек — свой среди своих; он вхож в дома, куда мы «проникаем» или «вламываемся». В этом у меня нет сомнений, если, конечно, исполнитель во всех случаях один, в чем я тоже не сомневаюсь. А раз так, ставлю пять тысяч фунтов, что сегодня вечером он будет у меня в руках.
— Вы шутите! — осушив бокал, осмелился не поверить я.
— Ничуть, любезный Кролик. Официант! Еще шампанского! — крикнул он и, когда унесли пустую бутылку, наклонился через стол и сказал, понизив голос: — Я в высшей степени серьезен. Кем бы ни был наш конкурент, ему не угрожают ни забвение, как мне, ни слежка, как вам. Если мои догадки верны, он из тех, кто всегда вне подозрений. Идеальный компаньон, не правда ли, Кролик?
В менее благодушном настроении намек на еще одного компаньона обидел бы меня, но Раффлс безошибочно рассчитал момент, а вожделенная вторая пинта придала весомости его доводам. Впрочем, они и сами по себе заслуживали внимания. Главный аргумент состоял в том, что нам, по выражению Раффлса, «не давали отыграться». С этим спорить не приходилось. Сначала мы «набрали очки», но потом пошли «броски мимо ворот», и мы «упустили темп». Требовалось «обновить состав». Здесь Раффлс выдохся, но метафоры сделали свое дело — я согласился. По правде говоря, двусмысленное положение запасного игрока мне изрядно надоело, а смутные подозрения хитреца доктора действовали на нервы. К тому же казалось заманчивым разыграть партию, открыв счет заново, хотя в команде из двух игроков третий мог стать лишним. Но, учитывая беспокойство, охватившее Скотленд-Ярд и прочие неблагоприятные обстоятельства, я не видел иного решения проблемы.
— А что, если я ее уже решил? — бросил Раффлс, расколов в руке грецкий орех.
— Каким образом? — поинтересовался я, ни на секунду не допуская такой возможности.
— Просматривая последние номера «Морнинг пост».
— При чем тут «Морнинг пост»?
— Давно не читал более злоязычный светской газеты.
— Не понимаю, к чему вы клоните.
Раффлс снисходительно улыбнулся и щелкнул второй орех.
— С вашей наблюдательностью и воображением, Кролик, нельзя браться за перо! Представьте себе, я составил полный список приглашенных на вечеринки, под прикрытием которых вершились забавные, маленькие coups [1].
В ответ на добродушную, но чересчур самонадеянную колкость я бесстрастно заметил, что не вижу проку в его списке — я его действительно не видел.
— А вы посмотрите внимательней, — терпеливо проговорил Раффлс.
— Какая разница, кто веселится на первом этаже, если вор орудует на втором, проникнув туда снаружи? — ответил я.
— Никакой, — согласился Раффлс, — если он проник снаружи.
— Но так всегда и происходило. В разгар торжества вор взламывал замки на втором этаже, совершал кражу и исчезал с драгоценностями прежде, чем успевали поднять тревогу. Избитый прием, не стоит вашего внимания.
— Я не считаю его избитым, — возразил Раффлс, перебирая сигары и вручая одну мне. — Коньяк или ликер, Кролик?
— Бренди, — без церемоний ответил я.
— Кроме того, — продолжал он, — замки не взламывали. В Дорчестере, например, дверь была заперта и ключа не нашли, следовательно, вор мог проникнуть изнутри.
— Но именно в Дорчестере он забыл под окном веревочную лестницу, — с торжеством воскликнул я, но Раффлс покачал головой.
— В эту лестницу, Кролик, поверит только слепой.
— Чему же тогда верить?
— Тому, что мнимый взломщик всегда попадал в дом как гость. А также тому, что имя ловкача мне известно.
Глаза его на миг блеснули угрозой и торжеством, и я начал верить. В шутливом приветствии я поднял бокал и осушил до дна под его слегка встревоженным взглядом.
— Самая подозрительная особа значится во всех списках и поначалу вызывает наименьшие подозрения. Это лорд Эрнест Белвилл, побывавший на всех приемах. Имя вам о чем-нибудь говорит?
— Активист клуба трезвенников?
— Именно.
— Недостойное занятие.
— Согласен, — отвечал Раффлс, — но очень любопытное. Подумайте, станет ли человек столь умеренных и тривиальных взглядов, разделяемых к тому же большинством (к коему вы, Кролик, не принадлежите), без особой нужды оповещать о них мир? Разумеется, не станет. Выходит, нужда есть. Но какая? Жажда славы? Он и так известен. Деньги? Не исключено: при подобном образе жизни — а менять его он не собирается — деньги текут как вода. Однако репутация чудака, которую он завоевал среди здравомыслящих людей, вряд ли его обогатит. Лучший выход в такой ситуации — занятие для отвода глаз. У меня это крикет, у него — трезвенники. Но догадку следовало проверить. Газеты не давали исчерпывающего ответа. У кого, скажем, я мог узнать, чем занимался до сих пор наш почтенный, сорокалетний, холостой друг?
— Действительно, у кого? — произнес я, игнорируя его откровенное желание испортить мне аппетит своими головоломками.
— У него самого! — невозмутимо улыбнулся Раффлс в ответ на мое удивление.
— У него самого? — повторил я. — Но когда? Где?
— В прошлый четверг. Если помните, мне тогда захотелось отдохнуть и мы легли рано. Я счел неразумным посвящать вас в планы, которые каждую минуту могли, да и сейчас могут, сорваться. В тот вечер лорд Эрнест Белвилл выступал с речью в Эксетер-Холле; после собрания я незаметно проводил его до квартиры в Кинг-Джонс-Меншнс и там, прежде чем он улегся спать, взял у него интервью.
Мое журналистское самолюбие было задето. С наигранным недоверием (мог ли я сомневаться в его презрении к закону?) я сухо осведомился, какой журнал он избрал для маскировки. Не решаюсь привести его неожиданный ответ без дополнительных объяснений.
— Даже вам, Кролик, должна была броситься в глаза моя давняя привычка. Я никогда не упускаю возможности задержаться в гостиной у подноса с визитными карточками и наполнить жилетный карман. Неоценимое подспорье для актера-любителя. В четверг я воспользовался карточкой известного писателя, сотрудника не менее известного журнала. Если бы лорд Эрнест знал его лично, я сослался бы на репортерские уловки. Но мне повезло, и, выполнив задание редактора, я собрал материал для утреннего выпуска. Поборник трезвости не чуждается рекламы.
Я поинтересовался, что ему удалось выяснить.
— Все, — ответил Раффлс. — Лорд Эрнест провел двадцать лет в странствиях. Посетил Техас, Фиджи, Австралию. И, подозреваю, не одну их обитательницу осчастливил своими отпрысками. Манеры у него самые непринужденные. Он поступился принципами и угостил меня превосходным виски. Мы разговорились, хотя вообще это человек сдержанный и осмотрительный. Сегодня его ждут у Керклитемов, я успел заметить приглашение. А пока он выключал свет, успел также залепить воском замочную скважину.
И, покосившись на официантов, он показал новенькую, блестящую отмычку. К сожалению, вторая пинта (поделенная, должен признаться, не поровну) затуманила мой ум, и я лишь переводил взгляд с отмычки на Раффлса. Зеркало за его спиной отразило мой нахмуренный лоб.
— Вдовствующая леди Керклитем… — прошептал он, — бриллианты величиной с фасоль… надевает все сразу… спать ложится рано… сегодня как раз в городе.
Меня осенило:
— Негодяй хочет их украсть!
— А я намерен выудить их у негодяя, — сказал Раффлс, — если не все, то хотя бы нашу долю.
— Думаете, он отдаст?
— Мы прижмем его к стене, и он согласится.
Раффлс решил до полуночи проникнуть в квартиру лорда Эрнеста и подкараулить высокородного мошенника. Потом, если дело обернется худо, мне надлежало отойти в сторону и предоставить мелочи ему; за хорошее исполнение роли мне полагалась часть добычи. Я исполнял ее не раз, когда с большим, когда с меньшим успехом, но долю свою получал исправно. Сегодня же я просто рвался в бой. Точно отмеренная порция шампанского — Раффлс знал мою меру — пробудила во мне смелость и решительность. Я даже не захотел ждать кофе, очень крепкого по заказу Раффлса. Но на кофе он настоял, поэтому в кеб мы сели после десяти.
— Ранний приезд может все погубить, — заметил он по дороге, — но и задерживаться там рискованно. Придется выбирать из двух зол. Я бы предпочел найти ответ не позже чем на Пиккадилли. Риск и безрассудство — разные вещи.
2
Многоквартирный дом Кинг-Джонс-Меншнс славится на весь Лондон древностью, уродливостью и высотой. Зато в основательности ему не откажешь, а строители его в отличие от нынешних не норовили сэкономить каждый фут. Когда наш кеб сворачивал в широкий внутренний двор, привратник задержал его, пропуская встречный экипаж, едва не задевший нас. В нем сидел мужчина средних лет с военной выправкой, одетый, как и мы, в смокинг. Подробности эти, увиденные невзначай, не привлекли бы моего внимания, если бы не странное поведение Раффлса. Он выскочил на тротуар, расплатился с кебменом и торопливо повел меня на противоположную сторону, подальше от дома.— Куда, черт возьми, вы меня тащите? — воскликнул я.
— В парк, — ответил он. — Мы приехали слишком рано. Его тон, непривычно резкий, сказал мне больше, чем слова.
— Это был он — в экипаже?
— Он.
— Значит, путь свободен, — удовлетворенно заметил я и собрался было повернуть назад, но Раффлс удержал меня, крепко схватив за локоть.
— Такой риск не входил в мои планы, — проговорил он. — Присядем, вот удобная скамейка, нет, лучше подальше от фонаря — вон там. Дадим ему еще полчаса, и, если можно, обойдемся без разговоров.
Мы посидели молча, потом со стороны Большого Бена взлетел и понесся к небу меланхолический колокольный звон. Часы били половину одиннадцатого, было душно. Когда пробило одиннадцать, Раффлс очнулся от мрачных дум, а заодно и меня привел в чувство, легонько хлопнув по спине. Через минуту мы пересекли двор и вошли в освещенный вестибюль Кинг-Джонс-Меншнс.
— Лорд Эрнест у леди Керклитем. Мы только что оттуда. Он вручил нам ключ и просил его подождать. Поднимите нас на нужный этаж.
Старина Раффлс поистине превзошел себя. Все было разыграно как по нотам. Лорд Эрнест Белвилл жил на последнем этаже, но быстрый лифт и расторопный лифтер в мгновение ока доставили нас на место. Не понадобилась даже отмычка, потому что лифтер отпер наружную дверь своим ключом и перед уходом зажег свет.
— Интересно, — проговорил Раффлс, как только мы остались одни. — Значит, в его отсутствие прислуга заходит сюда для уборки. А вдруг он положил добычу в банк? Идея, ей-богу, не дурна! Не думаю, что он ее сбывает, скорее всего, хранит в тайнике, если я что-нибудь смыслю в делах и он не круглый идиот.
Рассуждая таким образом, он расхаживал по гостиной, со вкусом обставленной старинной мебелью, и отпускал замечания, как аукционист, приглашенный на весь день для составления описи, но отнюдь не как взломщик, которого, того и гляди, поймают на месте преступления.
— Неплохой чиппендейл, как, по-вашему, Кролик? Подделка, конечно, но где сейчас найдешь настоящий, а если и найдешь, оценить все равно некому. Древность сама по себе ничего не значит. Не понимаю, почему с ней так носятся. Для меня достаточно, если вещь красива, удобна и хорошо отполирована.
— Может быть, лучше осмотреть всю квартиру? — нервно спросил я.
Раффлс не потрудился запереть входную дверь на засов, а когда я указал ему на оплошность, ответил:
— Увидев запертую дверь, лорд Эрнест поднимет скандал. Подождем, пока он войдет и сам закроет ее, и тогда начнем действовать. Но, надеюсь, он вернется не скоро, иначе дело осложнится: лифтер его обязательно предупредит. Сменщик же, как я вчера выяснил, заступает только в полночь.
— А если лорд Эрнест появится раньше?
— Он не выгонит нас, не убедившись, кто мы такие, а убедившись и побеседовав со мной, не посмеет этого сделать. Конечно, если моя теория верна.
— Почему бы вам наконец ее не проверить?
— А чем я, по-вашему, занимаюсь, дорогой мой Кролик? Здесь ничего нет. Замки у чиппендейла открываются перочинным ножом, а на полу не отстает ни одна доска — я обошел комнату еще до ухода лифтера. Трубы смотреть незачем: их регулярно чистят. Да, можно заняться спальней.
Так как кухня и комната прислуги — излишняя роскошь для Кинг-Джонс-Меншнс, оставалась еще ванная. Я решил проверить ее, пока Раффлс обследовал спальню, ибо меня преследовала ужасная мысль, что хозяин прячется поблизости. Но ванная, залитая электрическим светом, была ослепительно пуста. Раффлса я нашел перед усеянным звездами квадратом — окном темной спальни. Я нащупал выключатель.
— Потушите сейчас же! — сердито приказал Раффлс.
Он встал с подоконника, тщательно задернул гардины, занавески и лишь потом включил лампу. Она осветила хмурое, но скорее от досады, чем от гнева лицо; он укоризненно посмотрел на меня — я ответил смущенным взглядом.
— Ничего, старина, — проговорил он, — просто в коридорах тоже есть окна, а у слуг глаза. И нам полагается находиться не здесь, а в соседней комнате. Ну, не расстраивайтесь, Кролик. Главное — мы у цели: видите второй замок на двери? Он все предусмотрел. А под окном железная лестница на случай пожара, при малейшей опасности она к его услугам. Он хитрей, чем я думал. Но даю голову на отсечение, побрякушки спрятаны здесь.
Однако мебели в комнате было мало, да и та без замков. Мы обыскали все, но поиски не дали результатов. В шкафу плотно висели пиджаки и брюки, в ящиках лежало белье из нежнейшего шелка и тончайшего полотна. Спальня походила на бивак или жилище отшельника, но не на тайник с сокровищами. Я заглянул в трубу, но Раффлс посоветовал мне не валять дурака и не пропускать мимо ушей его рекомендации. Теперь я с легкостью определил бы его настроение: худшего и быть не могло.
— Значит, все-таки в банке, — буркнул он. — Клянусь, я так и думал.
Я счел за лучшее деликатно поддакнуть. Но не удержался и напомнил, что время близится к полуночи, и раз уж он заговорил об ошибках, сейчас не поздно их исправить.
— Сбежать? На глазах у прислуги? — возразил Раффлс. — Нет, это исключено. А бриллианты леди Керклитем? Поступайте как знаете, Кролик, но я не сдвинусь с места.
— Тогда и я не сдвинусь, — ответил я. — Оставить вас на растерзание такому хитрецу — ни за что на свете!
Я позволил себе его передразнить, и ему это не понравилось. Еще бы! Мне показалось, что он вот-вот ударит меня, первый раз в жизни. И последний, потому что спускать ему я не собирался. Я закипел от возмущения. Какого черта, что он о себе воображает? И, стараясь задеть его посильней, я многозначительно кивнул в сторону двух внушительных индийских дубинок, стоявших на каминной полке по сторонам трубы, в которую я изъявил желание заглянуть.
В ту же минуту Раффлс схватил их и принялся размахивать над седой головой с какой-то недостойной мальчишеской лихостью и задиристостью. Но вдруг лицо его на моих глазах изменилось, смягчилось, зажглось радостью, и он бережно опустил дубинки на кровать.
— Они легче, чем кажутся, — быстро проговорил он, — и, готов поклясться, одна заметно тяжелее другой.
Он поднял их по очереди обеими руками, потряс над ухом, поднес к лампе и стал изучать широкие концы. Теперь и я понял, в чем дело, и, поддавшись его чувствам, испытал то же глухое волнение. Ни он, ни я не произнесли ни слова. Потом Раффлс достал свой верный универсальный аппарат, для краткости именуемый ножом, вытащил буравчик и передал мне дубинку. Я догадался зажать тонкий конец под мышкой, а широкий протянуть ему.
— Держите крепче, Кролик, теперь он попался, — с улыбкой шепнул Раффлс. — Но каков хитрец! Лучшего хода и мне не найти. Только я бы позаботился подогнать вес поточней, до грамма.
Он воткнул буравчик чуть ниже закругленного конца дубинки, и мы начали тянуть в разные стороны. Сначала ничего не происходило. Потом что-то подалось. Раффлс тихо, почти ласково выругался и мерно, как ручку шарманки, завертел бурав, а из-под него, извиваясь, поползла тонкая полоса прочной, редкой древесины.
Первая дубинка была полой внутри, как рог для вина; вторая тоже, ибо мы сразу перешли ко второй, не разворачивая пухлых свертков, которые посыпались на кровать. Под плотным слоем ваты угадывалась приятная тяжесть, кое-где вата спрессовалась, и свертки сохраняли форму углубления. Потом мы их раскрыли и… тут я предоставляю слово Раффлсу.
Он поручил мне привинтить крышки к дубинкам и поставить их на прежнее место. Когда, выполнив задание, я подошел к кровати, покрывало искрилось бриллиантами и переливалось жемчугами.
— Что я вижу, — произнес Раффлс, — свадебная диадема леди Мэй, пропавшая из ее гардеробной в праздничной суматохе! Готов вручить ее владелице вместо потерянной, если я не прав… Злополучные золотые ложки — старинные, дорогие, но слишком тяжелые, сразу перевешивают… Это, судя по всему, бриллианты Кенворти… А жемчуга, интересно, чьи? Похоже на гарнитур… Жаль хозяйку!.. Положила на полку в ванной, и вот… Все, полный список.
Мы переглянулись над кроватью.
— Сколько они могут стоить? — хрипло выговорил я.
— Трудно сказать. Но значительно больше, чем наши общие трофеи, за это я ручаюсь.
— Больше чем…
Я умолк, прикинув сумму.
— Продать их будет не так-то легко, старина!
— Но если делить на троих… — мой вновь обретенный голос звучал уныло.
— К черту дележку! — с чувством воскликнул Раффлс. — Собирайте все, и уносим ноги!
Мы рассовали по карманам драгоценности, прихватили и вату, не от жадности, а из желания уничтожить слишком явные следы нашей блистательной победы.
— Негодяй не осмелится поднять шум, обнаружив пропажу, — заметил Раффлс, подразумевая лорда Эрнеста, — но это не повод облегчать ему поиски. Здесь все в порядке. Ах нет, окно нужно закрыть, шторы раздернуть. Свет выключаем. А в соседней комнате что? Никаких следов, превосходно. Будьте добры, Кролик, потушите лампу в коридоре, а я пока…
Он не закончил. Снаружи в замке заскрежетал ключ.
— Свет!.. Выключите свет! — услышал я отчаянный шепот Раффлса. И не успел подчиниться, как он сбил меня с ног и легко, будто пушинку, втащил в спальню; одновременно открылась входная дверь и раздались уверенные шаги.
Следующие пять минут, видит бог, были ужасны. Проповедник трезвости вошел в гостиную и отпер дверку в глубине старинного буфета; послышались звуки, до странности похожие на бульканье спиртного и шипение сифона с содовой. Меня охватила ни с чем не сравнимая жажда, подобных мук, я уверен, не изведал ни один исследователь джунглей. Но рядом стоял Раффлс, и рука его была тверда и холодна, как рука опытной сиделки. Я убедился в этом, когда он зачем-то поднял воротник моего пальто и застегнул его доверху. И со своим, как я потом обнаружил, он бесшумно проделал то же самое. Зато короткий металлический лязг, приглушенный и смягченный тканью его пальто, я услышал вполне отчетливо, и он не только рассеял мой страх, но и вселил новую бодрость. Если бы я знал, какую игру затеял Раффлс и какую роль минуту спустя мне предстоит в ней сыграть!
Минута истекла, и лорд Эрнест вошел в спальню. Оказывается, мое сердце не разучилось бешено стучать! Мы стояли у самой двери, и могу поклясться, что, проходя, он меня задел; потом я различил скрип башмаков, шум на каминной полке и… Раффлс включил свет.
Застигнутый вспышкой, лорд Эрнест пригнулся, сжимая в руке индийскую дубинку, как лакей хозяйскую бутылку вина. Седой, представительный, с мощными плечами и мощной челюстью, он, может быть, впервые в жизни выглядел смешно и нелепо.
— Лорд Эрнест Белвилл, — заговорил Раффлс, — сопротивление бесполезно. Револьвер заряжен и при необходимости выстрелит без промаха в любого закоренелого преступника. Мне поручено арестовать вас по обвинению в кражах, совершенных за этот сезон в домах герцога Дорчестерского, сэра Джона Кенворти и других знатных и высокопоставленных лиц. Советую положить то, что вы взяли. Внутри ничего нет.
Лорд Эрнест приподнял дубинку, вскинул брови и наконец выпрямился сам, со стуком поставив дубинку на камин. Глядя на высокую, сильную фигуру и вежливую, ироническую улыбку под аккуратными усиками, я понял, что, сделавшись преступником, он не перестал быть лордом.
— Скотленд-Ярд? — спросил он.
— Не имеет значения, сэр.
— Кто бы мог подумать, что там способны на подобную прыть. Теперь я вас вспомнил: вы брали у меня интервью. На удивление ловко проделано. Не угодно ли пройти в соседнюю комнату? Я хочу вам кое-что показать. Прошу прощения, забыл про револьвер. Но взгляните сюда!
На старинном, красного дерева буфете, умноженная его зеркальной поверхностью, лежала горка драгоценностей; подняв сияющую гирлянду, лорд Эрнест слегка пожал плечами и вручил ее Раффлсу.
— Бриллианты Керклитемов, — сказал он. — Присоедините к коллекции.
Раффлс даже не улыбнулся, лицо его между надвинутым на глаза цилиндром и застегнутым до подбородка воротником было сурово, взгляд проницателен, он казался типичным сыщиком из романа или пьесы. О своем виде судить не берусь, но, стоя рядом с ним, я усердно хмурился и двигал челюстями. Я включился в игру и не без оснований рассчитывал на победу.
— Сделка, я полагаю, отпадает? — как бы между прочим спросил лорд Эрнест.
Раффлс не снизошел до ответа. Я выпятил губу, как молодой бульдог.
— Тогда, может быть, рюмку вина?
Я проглотил слюну, но Раффлс нетерпеливо покачал головой.
— Мы уходим, милорд, и вам придется следовать за нами.
Я подумал, что избавиться от него будет трудней, чем поймать.
— Но мне нужно собраться: пижама, зубная щетка… ведь вы позволите?
— Так и быть, милорд, лишний шум мне ни к чему. Я распоряжусь насчет кеба и вернусь через минуту, а вы постарайтесь уложиться. Вот, инспектор, возьмите на всякий случай.
Передавая револьвер, он сжал мою руку — слабое утешение. И он ушел, бросив меня наедине с опасным преступником!
— Неподкупность — ваше кредо? — спросил лорд Эрнест, как только мы остались вдвоем.
— Не пытайтесь купить меня, — процедил я сквозь зубы.
— Ну что ж, тогда прошу в мою комнату. Я пойду первый. Вы успеете выстрелить, если я захочу сбежать, не правда ли?
В спальне я не мешкая загородился от него кроватью. Мой пленник швырнул на нее чемодан и стал небрежно складывать вещи; потом вдруг, не прерывая своего занятия и не поднимая головы, в которую я целился, протянул правую руку и накрыл дуло револьвера.
— Не вздумайте стрелять, — сказал он и уперся коленом в кровать, — будет хуже не только мне, но и вам!
Я хотел выдернуть револьвер.
— Отпустите, или я выстрелю! — прошипел я.
— Не стоит, — с улыбкой повторил он, и я осознал, что, выстрелив, попаду либо в кровать, либо себе в ногу. Рука его лежала поверх моей и пригибала ее вниз вместе с револьвером. Он был раз в десять сильней меня и упирался в кровать уже двумя коленями; а потом я заметил, что он и вторую руку оторвал от чемодана и медленно поднимает ее, сжав в кулак.