Страница:
— Давай сыграем, — вывел его из задумчивого состояния голос, обладатель которого размахивал перед носом Сокола шахматной доской, громыхая ей как погремушкой.
— На кону вечный бой… Бесцветная мгла знает все ходы… поторопись и ты не успеешь… — попятившись от завывающего 'шахматиста', Сокол достал нож.
— Не стоит, он безобидный, — на пальцы, сжимающие рукоятку, легла ладонь — Спецназ?
— Бывший, — он, отметив за спиной 'любопытного филантропа' еще двоих, убрал правой рукой свой НРС-8 в ножны, одновременно засовывая левой под подкладку, только что свинченный глушитель от 'береты'.
— Бывшей спецуры не бывает, — филантроп хлопнул его по плечу — на 'Полянку идешь?
— А что?
— Осторожный. Мы там все договорились встретиться если ЭТО, — филантроп вздохнул — произойдет. Ты не знал?
— Сами мы не местные, — попытался отшутиться Сокол.
— Откуда?
— Из Питера, — он освежил в памяти свою 'легенду'.
— Пойдешь с нами, — то ли приказал, то ли спросил филантроп.
Сокол задумался. С одной стороны рушились его оперативные планы, с другой, где гарантия, что академик пошел к 'Новогиреево'? А пребывание среди спецназовцев давало необходимую мобильность, прикрытие и легальное ношение оружия. Хотя оружие, как он подозревал, легально носить будут все.
— Пошли.
Андрей открыл глаза. Тихо и темно. Он щелкнул зажигалкой, осветив ей гермодверь.
— Надо же, — дуя на обожженные пальцы левой руки, правой, он нажал какой-то выключатель, замеченный им справа от двери. Аварийная лампочка освещала только пятачок между вентиляторами, Со всех сторон, куда не проникали ее лучи, будто беря его в клещи, медленно надвигалась тьма. Андрей почувствовал себя одиноким и беззащитным. Толща земли над головой, казалось, вот-вот раздавит его. Быть может он — единственный кому удалось выжить… Пока.
В углу что-то промелькнуло.
А-а-а — не выдержав напряжения, Андрей швырнул в ту сторону, попавшийся под руку камень и в отчаянии рванул гермодверь за ручку. Ее пятидесятисантиметровая туша неожиданно легко, хоть и со скипом поддалась, открывая перед ним, слабо освещенный проход между еще одной парой фильтров, стоящих за вентиляторами. Далее, уже совсем еле различимый, виднелся угол поворота горизонтальной вентшахты. Андрей, потянув за небольшой штурвал, закрыл за собой гермодверь. Он повернул штурвал два раза и, перехватив поудобней топор, двинулся вперед. За поворотом был довольно длинный тоннель все из тех же не больших тюбингов, что и сама вентшахта, заканчивающийся небольшим лазом, забранным в решетку, с которой Андрею пришлось изрядно повозиться.
Расправившись с упрямой металлоконструкцией, он нырнул в лаз. По спине пробежал холодок. Ноги предательски подогнулись. Он находился в середине тоннеля между станциями. Не смотря на то, что он догадывался — поезда встали, как и вентиляторы в шахте, ощущение того, что сейчас из-за поворота выскочит поезд, не покидало его. Андрей повернулся на право, неуверенно пошел, держась ближе к кабелям. Он двигался медленно, с остановками, во время которых давал остывать зажигалке.
Черт, — он больно ударился локтем обожженной, пять минут назад выброшенной зажигалкой, руки. Вытянув руки вперед, Андрей нащупал холодный металл метровагона. Часы у него были обычные, без подсветки. Поэтому Андрей не знал, сколько времени он шел. Поезд остался далеко позади. Сильно болела ушибленная нога. Он собирался уже сесть прямо на рельсы, когда впереди забрезжил свет.
Шедшая впереди колонны ИМР-6М, поведя пулеметами, остановилась, дожидаясь БМПТ-3, в которой Волохов, приникший к тепловизору, внимательно изучал окрестности.
Теперь впереди шла инженерная машина разграждения с двумя мощными ножами-тралами. За ней БМПТ-3. За то, что она была напичкана ракетно-гранатометно-пулеметными комплексами, ее называли — комбайном по убийству живой силы или 'терминатор-3 . Потом шла уцелевшая БМП-5. На пересеченной местности и в городской черте колонна останавливалась и вперед выдвигалась пешая разведгуппа. Четверо, из оставшихся шестнадцати человек уже побывала в разведке и с учетом того, что местность была все еще сильно заражена, а 'нетадон' можно колоть только раз в два месяца — скоро пешая 'прогулочка' предстояла и ему. А ведь еще нужно сделать вылазку за соляркой — БМПэшка с топливом накрылась медным тазом и оставшегося им хватит километров на четыреста пятьдесят.
Они изменили тактику, после того как потеряли две единицы бронетехники из пяти. Дорого обошлась им самоуверенность. Уже через десять километров от Белорецка, возле Азикеево, они были обстреляны неизвестными из легкого стрелкового оружия. Потом мост через малый Инзер взлетел на воздух, увлекая за собой Т-102. А БМП-5 сгорела перед Кулмасом. Два РПГшника, засевшие в придорожных развалинах, были сметены термитными гранатами со всех шести комплексов Волоховского БМПТ-3. Но потерять десять процентов личного состава и почти половину бронетехники, уже через сто пятьдесят километров от Убежища, было немыслимо. Они были готовы к чему угодно, но такое… Волохов был подавлен. Причем не столько тем, что потерял технику и людей, сколько тем, что он увидел за пределами Убежища. Нет, конечно, он не ожидал увидеть безоблачного синего неба над сверкающими белизной домиками, разбросанными тут и там, среди изумрудных полей. Нет, все как по учебнику — шквальный ветер гнал низкие свинцовые облака, роняющие кислотно-фонящий снегодождь на мутные потоки рек и ощетинившиеся обвяленными штырями берез рощи. Косяки бумажного мусора и какого-то обгоревшего тряпья кочевали не только на юг, а запеченные, прямо на грядках и ветках, плоды, так никогда и не будут сняты. Другой урожай собирала 'ядерная осень', пройдясь световым, ударным, тепловым и нейтронным гребешками своей дьявольской жнейки. Те, кого не коснулась эта страшная 'жатва', кого в первые дни не 'окучила' в подвалах ударная волна, не сожгла, как дачники сжигают сорную траву, световая, не 'скосили' нейтроны и гамма-лучи, продолжали 'молотить' друг друга своими 'молотилками' разного калибра, подсекать друг друга 'серпами' кинжалов, финок и кортиков, за кусок незараженного хлеба, за глоток чистой воды, за место под 'солнцем' аварийной лампочки бункера. Но и большинство из них, не задумываясь об этом, 'зрели', подобно дарам природы поздних сортов, чтобы потом, через недели или месяцы, все равно, корчась в судорогах лучевой болезни, упасть к ногам этой 'ядерной осени'.
Принявший на себя всю ту ненависть 'уцелевших' за месяц, минувший с ТОГО МОМЕНТА, Волохов никак не мог отмахнуться от стоявшего перед глазами видения — тощие, с бледной, покрытой язвами, кожей, в клочьях, бывших когда то летней одеждой, с воспаленными, красными глазами, люди копошатся в развалинах и как по команде, обернувшись на урчание их моторов, начинают швырять в колонну камнями, изрыгая неслышные бойцам проклятия. А одна женщина с растрепанными волосами, подняв высоко над головой мертвое тело годовалого ребенка, бросает его на броню Волоховского БМПТ.
Первым желанием Скворцова, после того как его глаза привыкли к полумраку, было броситься бежать дальше, куда глаза глядят. Он так и сделал. Пробежав метров триста по темному тоннелю, как потом оказалось в сторону 'Менделеевской', академик наткнулся на стоящий, темной махиной, поезд. Задыхаясь, он прислонился к прохладному металлу вагона. Ему все равно. Он устал. Устал чувствовать себя зайцем, на которого охотятся уже третий день. У него уже было столько возможностей погибнуть… Сейчас или позже — какая разница. Нахлынувшая усталость приглушила и без того уже мизерное чувство опасности. Скворцов сполз на холодный бетон.
— Что нам делать? — детский голос из вагона вывел его из оцепенения.
— Наверное надо идти на станцию, — неуверенно ответили ему.
— Страшно!
— Здесь тоже страшно, — из проема открытых автоматических дверей высунулась девчачья голова.
— Гош, пойдем.
— Осторожно — здесь высоко, — Скворцов вытянул в сторону
девочки руку, пытаясь не дать той упасть.
— Кто Вы?
— Не бойтесь, я не кусаюсь. А вы здесь как одни оказались?
— Мы с дядей Сашей в цирк ехали, а потом свет погас, поезд остановился и дядя Саша куда-то потерялся.
— Ага потерялся, — подумал Скворцов — сбежал сволочь, — и уже вслух — Ну пошли на станцию — вашего дядю искать.
Дядю они так и не нашли — видимо человек он энергичный — далеко убежал, и забота о Маше и Гоше (так звали его новых знакомых) помогла Скворцову в первые дни не сойти с ума от всего пережитого.
Как говорил Начальник станции 'Цветной бульвар', он же начальник местного штаба ГО, — 'чтобы у людей не поехала крыша — их надо чем-то занять'.
Вот и занимались все — кто чем. Одни бесцельно блуждали, изучая бесчисленные служебные и технические помещения, другие проводили время в разговорах о том 'кто виноват' и 'что делать'.
Скворцов тоже сначала вдоволь наговорившись, отправился изучать окрестности с пареньком из метроперсонала, с которым познакомился на второй день. Он узнал, что помимо самой станции и двух тоннелей в районе 'Цветного' существует еще масса тупиков, 'отводных' и 'опорных' тоннелей, рабочих стволов и подходов к ним, созданных при строительстве станции, а так же тоннельно дренажные камеры(ТДК), сан. узлы, вент. камеры, пункты технического обслуживания поездов (ПТО) и много еще чего.
Потом он присоединился к людям, которые занимались 'хозяйственными' делами — таскали воду из скважины, заготавливали 'дрова' из всего, что может гореть, в промежутках попивая, получивший название 'цветной', так называемый 'чай', а попросту кипяток, который, он не сомневался, где-то был и чаем 'По-павелецки' и 'По-ясеневски'. Словом шевелился. Но в эти первые три голодных дня были и такие, кто не разделял оптимизма Скворцова. Оставив попытки сначала уговорить, а потом заставить начальника станции, открыть гермодвери и выпустить их наружу, они ушли по тоннелю, в надежде просочиться где-нибудь на поверхность. Таких было довольно таки много. К концу третьего дня ушло больше половины. Может кому-то из них и удалось выбраться, судя по тому что потом он увидел — к их несчастью.
Что-то тяжелое не давало ему шелохнуться. После нескольких безуспешных попыток он нащупал свободной рукой ножку то ли стола, то ли шкафа. Рывок и это 'что-то' подъехало к нему. Стол. Егор вытянул руку сильнее, нащупав изогнутую буквой 'u' трубу радиатора отопления. Еще рывок, еще и медленно, но верно, ему удалось освободить сначала вторую руку, а затем и все остальное. Отдышавшись, он ощупал себя. Вспоротые на плече костюм хим. защиты и свитер слиплись от запекшейся крови. Егор не сразу найдя свой рюкзак, достал из него фонарик. Луч, разрезав пыльную темень подвала, выхватил, чуть не похоронившую его под собой,
металлическую махину стеллажа, и отразился в мертвых глазах паренька, уже успевшего стать его другом. Наскоро перевязав себя, Егор взял из рюкзака Славика только несколько дополнительных патронов к противогазу, нож и пару консервных банок и поднялся наверх.
Сверившись с картой, он двинулся в сторону Гумрака, по окраине Волгограда. Бесконечная завеса из облаков, как разведчика укрывшая солнце, не позволяла определить время суток. Часы на мобильном показывали 9:17. Егор продвигался медленно. И так маленькие, да еще и запотевающие окуляры противогаза, ограничивали обзор Волгоградской 'зеленки'. Внутри него росло, поскребывая будто ногтем по стеклу, тоскливое чувство уязвимости.
— Да, безоружному здесь делать нечего. Но где же его взять-то, оружие? Ему — москвичу в Волгограде? Да и все оружейные магазины и арсеналы в/ч наверняка уже оприходовали вчерашние ночные 'гости'.
На улице Рутковского Егору пришлось сорок минут пролежать в канаве — мордой в грязь, пока мародеры грузили на 'Урал' извлеченную из утробы ресторана провизию. А ближе к вечеру, когда он раздумывал где б ему переночевать, минуя погнутый дорожный указатель, с обшкварившимся 'Кр. Пахарь', по нему саданули из 'калаша'. Хорошо издалека. Наверное для острастки. Скатившийся со страху кубарем в кювет, Егор опять отметил для себя немеряное количество патронов у этих отморозков. Уже затемно он набрел на какой-то подвальчик, спрятавшийся в торце двухэтажного дома, со стороны внутреннего двора. Долго возился с замком и, наконец, одолев ржавый механизм, зашел в пахнувшее затхлостью пристанище крыс и тараканов. И удачно так зашел. Пнув ногой, подвернувшееся мерзкое животное, которое с писком бросилось прочь и матюкнувшись про себя, Егор сделал это еще раз, но уже от радостного удивления, когда луч его фонарика уперся в штабеля из коробок с 'Кэмелом', 'Данхилом' и 'Мальборо'. Еще бы, мрачная перспектива — стать трезвенником-язвенником, бросившим еще и курить, его не прельщала. А не курил он уже пятый день. Это было тяжело. Кто знает — тот поймет. Вообще то Егор курил только 'Яву', но 'дареному коню… .
Проверив не фонит ли его драгоценная находка, он с дозиметром в руках, обошел весь небольшой подвальчик, не обнаружив больше ничего полезного. Видимо это был или склад или перевалочная база местного табачного бонзы. Запершись на засов, и наскоро перекусив, разогретыми на МЧСовском патроне-горелке, консервами, он весь оставшийся вечер потрошил импортное курево и плотно утрамбовывал табачное ассорти в вещмешок, переделанный из чехла из под какого то прибора. Покачав за лямку довольно увесистый переносной вариант табачного ларька, Егор довольный собой, устроился в углу за нагроможденными коробками из под сигарет и впервые за несколько дней безмятежно заснул.
В отличии от 'Площади Ильича', с 'Авиамоторной не ушел никто. Хлебная и продуктовые палатки, так удачно оказавшиеся в пределах пространства, отсеченного от внешнего мира гермозатворами, а так же кое-какие продукты, прихваченные с собой торговцами с 'Лефортовского' рынка, позволили протянуть 'местному населению' до той поры, когда стало можно относительно безопасно для здоровья, совершать вылазки наверх. Правда, это касалось только радиации.
Вообще к Азербайджанцам, составляющим подавляющее большинство торговцев, даже после добровольно-принудительного изъятия продуктов, относились хорошо — по крайней мере до тех пор, пока эти продукты не кончились. Что было для них, привыкших к другим реалиям, сильно непривычно. У 'Авиамоторцев' даже спустя пять дней, все еще был хоть и жидкий но настоящий чай, а в рационе станционных спецслужб, еще и кофе. Куда девались все подарки судьбы на 'Ильича' — неизвестно. Только те первые беженцы оттуда, которых еще пустили, рассказывали, что еды там не стало уде на второй день. И это при том, что, и народу там было меньше, и на одну продуктовую палатку больше.
Первая группа поисковиков — все те же Сергеев и Епифанов, уже знакомым маршрутом вышли к машинному залу но, пройдя по коридору, уже не стали подниматься в вестибюль с турникетами, а двинулись дальше по коридору и, проникнув сначала через маленькое помещеньице с гермодверями в комнатку, похожую на дворницкую, заставленную метлами, скребками и лопатами, вышли через обычную дверь в переход, прямо к внешней стороне гермозатвора. Стараясь не смотреть на начинающие вздуваться трупы, обосновавшиеся повсюду: и у 'гермы', и на ступенях, Епифанов передернул плечами.
— Не сцы, — у Сергеева, у самого подкатил ком к горлу — прорвемся, — они поднялись по ступенькам и пробираясь через вереницу, врезавшихся друг в друга автомашин, двинулись в сторону 'Калининского' парка. Вход в него был перегорожен, 'сошедшей с курса', фурой, из которой со стороны водителя свешивалось его, этого водителя, тело. Над самой фурой, было видно, уже 'поработали' мародеры. Повсюду валялись разорванные коробки из-под, когда-то свежемороженой рыбы. Хорошо противогазы мешали 'насладиться' ароматом ее остатков.
— Да. Чует моя задница — хрен мы чего на этом рынке найдем, — Епифанов поправил автомат на плече. Какие будут указания, командир?
— Прошвырнемся по палаткам, а там посмотрим, — Сергеев почесал резиновый затылок.
Как и ожидалось, ничего кроме разгромленных ларьков, в которых вперемешку с остатками продуктов валялись граждане, как говорится, с признаками насильственной смерти, они не обнаружили. Зато обнаружили их.
— Да. Жарковато тут было, — Епифанов в который уже раз хотел сплюнуть, что в противогазе в принципе делать не рекомендуется — средние века.
— Сейчас еще жарче будет — лейтенант кивнул в сторону вооруженной дрекольем толпы, которая неслась перепрыгивая через поваленные прилавки под полуразрушенной крышей крытой части рынка. Путь назад тоже был отрезан вторым отрядом 'московских гуннов' и они рванули по единственно возможному пути — в сторону когда-то красивого, похожего на зеленый бочонок 'Атлантики' №3, а теперь всего ощетинившегося зеленоватыми зубьями осколков, зданию администрации ЮВАО. Бежать в полной амуниции было нелегко и расстояние между поисковиками и их преследователями стремительно сокращалось. Вперед из толпы выдвинулся высокий брюнет, с развивающейся на ветру длинной шевелюрой, и метнул в беглецов заостренной арматурой, бывшей наверное когда-то частью ограды. Самопальное копье пролетело в каких-то сантиметрах от Сергеева и раскрошив лобовое стекло 'Тойоты', воткнулось в спинку переднего сидения. Не став ждать более удачной попытки, уже вооружившегося новой арматуриной, новоявленного Атиллы, лейтенант развернулся и переведя 'Калашников' в режим одиночного огня, между двумя тяжелыми вздохами, нажал на спусковой крючок. Пуля, прошив грудь вождя рядом с почему-то надетым на голое тело, галстуком (наверное символом его неограниченной власти), задела еще кого-то.
— Получил 'интелегент вшивый', - Сергеев развернулся и бросился бежать, не дожидаясь аплодисментов восхищенной публики.
Толпа на секунду-другую приостановилась и с яростным ревом устремилась за ними.
Они с Епифановым уже подбегали к зданию администрации, когда 'новые варвары' предъявили аргумент посерьезнее куска забора. Но первым выстрелом из охотничьей двустволки, они лишь выбили крошку из стены над головами поисковиков, а звук второго те слушали, уже стоя в простенке первого этажа.
Слышь Епифаныч, они похоже нас уже ждали, — Сергеев никак не мог отдышаться — грамотно так на этих с ружьем гнали. Малость не рассчитали.
— Ага. Свежатинки им захотелось видать. Тухлятина пятидневная не устраивает.
Не. До людоедства, думаю, еще не дошло. Зуб у них на нас 'подземных' имеется. За то, что успели, — за окном опять бухнуло.
— Лохи, — Епифанов махнул рукой.
— Пошли отсюда, пока эти 'лохи' не покромсали нас на 'бифштексы из молодых бычков', - Сергеев, хрустя битым стеклом, двинулся к коридору. И вовремя. В стену, рядом с тем местом, где он только что стоял, ударилось нечто, напоминающее 'коктейль Молотова'. Вокруг все заполыхало. Побежав по коридору, они выбрали единственно верный путь — вниз по лестнице, за железную дверь подвала, которая слоноподобно взвыв ржавыми петлями, закрылась за ними, разрубив пополам последний лучик света. Епифанов зажег получасовой хим. фонарь ХИС-30.
– 'Ну и рожа у тебя Шарапов', - Сергеев ткнул в бок напарника, который, отдуваясь, снимал противогаз — в темноте светиться. И фонаря не надо.
— На себя посмотри. Куда дальше?
— Туда, — лейтенант показал на приоткрытую дверь, за которой виднелись кухонные принадлежности — может пожрать чего найдем. И они нашли. Войдя через дверь, оказавшуюся потом аварийным выходом, из подсобок столовой администрации, и убедившись в небольшом количество рентген в округе, они принялись набивать рюкзаки 'долгоиграющими' продуктами.
— Зря противогазы сняли, — поморщился от вони Сергеев.
— Ты как знаешь, а я в этом наморднике просто охреневаю. Уж лучше так, — Епифанов отшвырнул вздувшуюся банку с горошком.
— Тут человек пятнадцать-двадцать надо, чтоб вынести все — Борисов будет рад.
— Погоди. До него еще нужно добраться.
— А чего. До ночи досидим, а там в темноте рванем, — Епифанов терзал очерствевшую в камень булочку.
— А у меня другое предложение, — лейтенант поднялся — сейчас спустимся ниже. Видел на лестнице — там еще два этажа вниз? И по каким-нибудь коллекторам смоемся.
Они блуждали по подземным коммуникациям уже полтора часа. Сергеев время от времени подсвечивал хим. фонарем ХИС-180 дозиметр, вшитый в рукав бушлата.
— Этот поворот тоже занеси, — сержант в который раз поднес фонарь к планшету с нарисованным планом подземелья.
— Да на кой че… Ого! — Епифанов уставился на штурвал гермодвери и в ту же секунду растянулся на бетоном полу, спотыкнувшись о что-то мягкое. Луч фонаря скользнул по, забрызганной кровью, рубашке, галстуку и остановился на том, что, еще дней пять назад, было лицом тутошнего клерка. Рядом лежала девушка.
— Я ее помню. Каждый день мимо меня проходила. Я все никак не решался познакомиться, — Епифанов с размаху ударил кулаком в стеклянную поверхность с надписью ПК. Один из осколков полоснул по ладони, не подающей признаков жизни, девушки. Она застонала. Пока Епифанов приводил в чувство воскресшую, Сергеев попытался открыть гермодверь. Штурвал не поддавался. Обыскав убиенного, он нашел план здания администрации, где на втором подземном уровне была обозначена и эта гермуха.
— Наверное, этот, — он направил фонарик в сторону трупа — привел народ сюда, а как открыть не знал — вот его и порешили, может даже этот Атилла недоделанный постарался.
— Поверху мы ее живой не донесем. Надо герму как-то открывать, — Сергеев снова налег на штурвал.
— Как ее откроешь-то? Наверняка с той стороны закрыта.
— Давай вдвоем попробуем — может, просто заржавела? — лейтенант, подойдя к пожарному щиту, потянул на себя металлический топорик, непонятно зачем, висящий внутри щита на двух скобах.
— Ого! — они уставились на панель с какими-то кнопками, которая оказалась под дверцей с ручкой-топориком. Нажав на кнопку пуск Сергеев наблюдал, как плавно пошла в сторону мощная гермодверь, а Епифанов уже взвалив на плечо узницу подземелья, заносил ее в открывшуюся шлюзовую камеру.
Через тепловизор Волохов наблюдал, как разведгруппа удаляется в сторону очередной военной части. Это была уже четвертая в/ч на их пути. Первые две были разграблены до основания, как и пара автобаз, а на подходе к третьей, по ним открыли такой шквальный огонь, что возникшую арифметическую задачку (сколько боеприпасов нужно потратить, чтобы может быть, добыть столько-то литров горючки) Волохов решил однозначно — на фиг. Он даже не злился на этих из 121-й мотострелковой. Слишком свежи были воспоминания о том, что произошло с одним из бункеров пусковых комплексов ПРО (Противоракетной обороны — авт.) их Убежища.
Через несколько часов после УДАРА на связь не вышли два из восьми ПК ПРО Убежища. Их все-таки накрыло. Досталось и самому Убежищу. Несмотря на трехсотметровую глубину, после прямого попадания, в результате тектонических подвижек были повреждены подземные резервуары с топливом. Авиационный керосин вытек весь, а диз. топлива осталась 2/5. Поэтому семь МИГ-41, девять МИ-42, пять К-72 не стали даже расконсервировать, а из очень даже приличного парка бронетехники и автотранспорта, подготовили около двадцати машин — в основном для эвакуации уцелевших ПК ПРО и рейдов по добыче горючки. Через пять дней, когда уже было принято решение об эвакуации, не вышел на связь еще один бункер ПК ПРО. К нему и отправился Волохов.
Открытая настежь массивная бронированная дверь, сразу дала понять — что-то произошло.
То, что бой был коротким, но жестоким, Волохову было ясно из положения тел и количеству трупов нападавших — восемь на каждого защитника бункера. И это при том, что нападение было внезапным.
Не найдя никого живого ни в командном пункте, ни в жилых отсеках, Волохов и еще два бойца вошли в хозблок. Кровавая цепочка следов босых ног вела к закрытой двери подсобки. На стук и призывы открыть никто не реагировал.
— Совсем ты мне аккумулятор посадишь — ныл водитель, пока один из бойцов орудовал резаком, вскрывая металлическую дверь подсобки.
Через пятнадцать минут Волохов уже читал, накарябанную слабеющей рукой лейтенанта Скоблякова, записку. В ней тот успел написать о том, что на третий день Капитан Ситников приказал открыть дверь, просящим оказать медицинскую помощь, местным жителям и те ворвавшись открыли огонь из автоматов по не ожидавшему такого гарнизону.
'… я тяжело ранен в живот и скоро умру… , - почерк Скоблякова становился все неразборчивей — … и жалею о том, что никогда уже не увижу… — записка обрывалась. Волохов сжав кулаки, вышел в шлюзовую камеру.
Explorer на любой щелчок по строчке в избранном выдавал 'невозможно отобразить страницу'. С мобильником — та же история. Егор откинулся на спинку переднего сидения 'Порше', обнаруженного им в гараже, под одним из коттеджей в Котлубани. Электронная начинка машины, стоявшей в подземном гараже, не сгорела от ЭМИ (Электо-магнитный импульс, образующийся в результате ядерного взрыва, развивает огромную мощность (100 000 МВт) за короткий промежуток времени и выводит из строя всю электронику, находящуюся на поверхности — авт.) и он заведя ее, зарядил через прикуриватель, сначала мобильник, а потом и ноутбук. Но лучше бы Егор этого не делал. Какая-то отчаянная тоска, нестерпимое чувство одиночества, охватило его. Только теперь он ощутил — весь привычный мир рухнул. Ни одна живая душа не выходила на связь. Теперь ни его познания в программировании, в экономике, в банковской сфере, ни вообще всё его 'неоконченное высшее', не имели значения. Важно было лишь то, насколько быстро ему удастся найти хоть какое-то оружие, насколько хватит продуктов и патронов в от противогаза.
— На кону вечный бой… Бесцветная мгла знает все ходы… поторопись и ты не успеешь… — попятившись от завывающего 'шахматиста', Сокол достал нож.
— Не стоит, он безобидный, — на пальцы, сжимающие рукоятку, легла ладонь — Спецназ?
— Бывший, — он, отметив за спиной 'любопытного филантропа' еще двоих, убрал правой рукой свой НРС-8 в ножны, одновременно засовывая левой под подкладку, только что свинченный глушитель от 'береты'.
— Бывшей спецуры не бывает, — филантроп хлопнул его по плечу — на 'Полянку идешь?
— А что?
— Осторожный. Мы там все договорились встретиться если ЭТО, — филантроп вздохнул — произойдет. Ты не знал?
— Сами мы не местные, — попытался отшутиться Сокол.
— Откуда?
— Из Питера, — он освежил в памяти свою 'легенду'.
— Пойдешь с нами, — то ли приказал, то ли спросил филантроп.
Сокол задумался. С одной стороны рушились его оперативные планы, с другой, где гарантия, что академик пошел к 'Новогиреево'? А пребывание среди спецназовцев давало необходимую мобильность, прикрытие и легальное ношение оружия. Хотя оружие, как он подозревал, легально носить будут все.
— Пошли.
* * *
4.09.2026 г. Москва. Вентиляционная камера в районе станции метро 'Авиамоторная'Андрей открыл глаза. Тихо и темно. Он щелкнул зажигалкой, осветив ей гермодверь.
— Надо же, — дуя на обожженные пальцы левой руки, правой, он нажал какой-то выключатель, замеченный им справа от двери. Аварийная лампочка освещала только пятачок между вентиляторами, Со всех сторон, куда не проникали ее лучи, будто беря его в клещи, медленно надвигалась тьма. Андрей почувствовал себя одиноким и беззащитным. Толща земли над головой, казалось, вот-вот раздавит его. Быть может он — единственный кому удалось выжить… Пока.
В углу что-то промелькнуло.
А-а-а — не выдержав напряжения, Андрей швырнул в ту сторону, попавшийся под руку камень и в отчаянии рванул гермодверь за ручку. Ее пятидесятисантиметровая туша неожиданно легко, хоть и со скипом поддалась, открывая перед ним, слабо освещенный проход между еще одной парой фильтров, стоящих за вентиляторами. Далее, уже совсем еле различимый, виднелся угол поворота горизонтальной вентшахты. Андрей, потянув за небольшой штурвал, закрыл за собой гермодверь. Он повернул штурвал два раза и, перехватив поудобней топор, двинулся вперед. За поворотом был довольно длинный тоннель все из тех же не больших тюбингов, что и сама вентшахта, заканчивающийся небольшим лазом, забранным в решетку, с которой Андрею пришлось изрядно повозиться.
Расправившись с упрямой металлоконструкцией, он нырнул в лаз. По спине пробежал холодок. Ноги предательски подогнулись. Он находился в середине тоннеля между станциями. Не смотря на то, что он догадывался — поезда встали, как и вентиляторы в шахте, ощущение того, что сейчас из-за поворота выскочит поезд, не покидало его. Андрей повернулся на право, неуверенно пошел, держась ближе к кабелям. Он двигался медленно, с остановками, во время которых давал остывать зажигалке.
Черт, — он больно ударился локтем обожженной, пять минут назад выброшенной зажигалкой, руки. Вытянув руки вперед, Андрей нащупал холодный металл метровагона. Часы у него были обычные, без подсветки. Поэтому Андрей не знал, сколько времени он шел. Поезд остался далеко позади. Сильно болела ушибленная нога. Он собирался уже сесть прямо на рельсы, когда впереди забрезжил свет.
* * *
18.09.2026 г. Башкирия. 20 километров западнее п. Кулмас.Шедшая впереди колонны ИМР-6М, поведя пулеметами, остановилась, дожидаясь БМПТ-3, в которой Волохов, приникший к тепловизору, внимательно изучал окрестности.
Теперь впереди шла инженерная машина разграждения с двумя мощными ножами-тралами. За ней БМПТ-3. За то, что она была напичкана ракетно-гранатометно-пулеметными комплексами, ее называли — комбайном по убийству живой силы или 'терминатор-3 . Потом шла уцелевшая БМП-5. На пересеченной местности и в городской черте колонна останавливалась и вперед выдвигалась пешая разведгуппа. Четверо, из оставшихся шестнадцати человек уже побывала в разведке и с учетом того, что местность была все еще сильно заражена, а 'нетадон' можно колоть только раз в два месяца — скоро пешая 'прогулочка' предстояла и ему. А ведь еще нужно сделать вылазку за соляркой — БМПэшка с топливом накрылась медным тазом и оставшегося им хватит километров на четыреста пятьдесят.
Они изменили тактику, после того как потеряли две единицы бронетехники из пяти. Дорого обошлась им самоуверенность. Уже через десять километров от Белорецка, возле Азикеево, они были обстреляны неизвестными из легкого стрелкового оружия. Потом мост через малый Инзер взлетел на воздух, увлекая за собой Т-102. А БМП-5 сгорела перед Кулмасом. Два РПГшника, засевшие в придорожных развалинах, были сметены термитными гранатами со всех шести комплексов Волоховского БМПТ-3. Но потерять десять процентов личного состава и почти половину бронетехники, уже через сто пятьдесят километров от Убежища, было немыслимо. Они были готовы к чему угодно, но такое… Волохов был подавлен. Причем не столько тем, что потерял технику и людей, сколько тем, что он увидел за пределами Убежища. Нет, конечно, он не ожидал увидеть безоблачного синего неба над сверкающими белизной домиками, разбросанными тут и там, среди изумрудных полей. Нет, все как по учебнику — шквальный ветер гнал низкие свинцовые облака, роняющие кислотно-фонящий снегодождь на мутные потоки рек и ощетинившиеся обвяленными штырями берез рощи. Косяки бумажного мусора и какого-то обгоревшего тряпья кочевали не только на юг, а запеченные, прямо на грядках и ветках, плоды, так никогда и не будут сняты. Другой урожай собирала 'ядерная осень', пройдясь световым, ударным, тепловым и нейтронным гребешками своей дьявольской жнейки. Те, кого не коснулась эта страшная 'жатва', кого в первые дни не 'окучила' в подвалах ударная волна, не сожгла, как дачники сжигают сорную траву, световая, не 'скосили' нейтроны и гамма-лучи, продолжали 'молотить' друг друга своими 'молотилками' разного калибра, подсекать друг друга 'серпами' кинжалов, финок и кортиков, за кусок незараженного хлеба, за глоток чистой воды, за место под 'солнцем' аварийной лампочки бункера. Но и большинство из них, не задумываясь об этом, 'зрели', подобно дарам природы поздних сортов, чтобы потом, через недели или месяцы, все равно, корчась в судорогах лучевой болезни, упасть к ногам этой 'ядерной осени'.
Принявший на себя всю ту ненависть 'уцелевших' за месяц, минувший с ТОГО МОМЕНТА, Волохов никак не мог отмахнуться от стоявшего перед глазами видения — тощие, с бледной, покрытой язвами, кожей, в клочьях, бывших когда то летней одеждой, с воспаленными, красными глазами, люди копошатся в развалинах и как по команде, обернувшись на урчание их моторов, начинают швырять в колонну камнями, изрыгая неслышные бойцам проклятия. А одна женщина с растрепанными волосами, подняв высоко над головой мертвое тело годовалого ребенка, бросает его на броню Волоховского БМПТ.
* * *
4.09.2026 г. Москва. Тоннель в районе станции метро 'Цветной бульвар'.Первым желанием Скворцова, после того как его глаза привыкли к полумраку, было броситься бежать дальше, куда глаза глядят. Он так и сделал. Пробежав метров триста по темному тоннелю, как потом оказалось в сторону 'Менделеевской', академик наткнулся на стоящий, темной махиной, поезд. Задыхаясь, он прислонился к прохладному металлу вагона. Ему все равно. Он устал. Устал чувствовать себя зайцем, на которого охотятся уже третий день. У него уже было столько возможностей погибнуть… Сейчас или позже — какая разница. Нахлынувшая усталость приглушила и без того уже мизерное чувство опасности. Скворцов сполз на холодный бетон.
— Что нам делать? — детский голос из вагона вывел его из оцепенения.
— Наверное надо идти на станцию, — неуверенно ответили ему.
— Страшно!
— Здесь тоже страшно, — из проема открытых автоматических дверей высунулась девчачья голова.
— Гош, пойдем.
— Осторожно — здесь высоко, — Скворцов вытянул в сторону
девочки руку, пытаясь не дать той упасть.
— Кто Вы?
— Не бойтесь, я не кусаюсь. А вы здесь как одни оказались?
— Мы с дядей Сашей в цирк ехали, а потом свет погас, поезд остановился и дядя Саша куда-то потерялся.
— Ага потерялся, — подумал Скворцов — сбежал сволочь, — и уже вслух — Ну пошли на станцию — вашего дядю искать.
Дядю они так и не нашли — видимо человек он энергичный — далеко убежал, и забота о Маше и Гоше (так звали его новых знакомых) помогла Скворцову в первые дни не сойти с ума от всего пережитого.
Как говорил Начальник станции 'Цветной бульвар', он же начальник местного штаба ГО, — 'чтобы у людей не поехала крыша — их надо чем-то занять'.
Вот и занимались все — кто чем. Одни бесцельно блуждали, изучая бесчисленные служебные и технические помещения, другие проводили время в разговорах о том 'кто виноват' и 'что делать'.
Скворцов тоже сначала вдоволь наговорившись, отправился изучать окрестности с пареньком из метроперсонала, с которым познакомился на второй день. Он узнал, что помимо самой станции и двух тоннелей в районе 'Цветного' существует еще масса тупиков, 'отводных' и 'опорных' тоннелей, рабочих стволов и подходов к ним, созданных при строительстве станции, а так же тоннельно дренажные камеры(ТДК), сан. узлы, вент. камеры, пункты технического обслуживания поездов (ПТО) и много еще чего.
Потом он присоединился к людям, которые занимались 'хозяйственными' делами — таскали воду из скважины, заготавливали 'дрова' из всего, что может гореть, в промежутках попивая, получивший название 'цветной', так называемый 'чай', а попросту кипяток, который, он не сомневался, где-то был и чаем 'По-павелецки' и 'По-ясеневски'. Словом шевелился. Но в эти первые три голодных дня были и такие, кто не разделял оптимизма Скворцова. Оставив попытки сначала уговорить, а потом заставить начальника станции, открыть гермодвери и выпустить их наружу, они ушли по тоннелю, в надежде просочиться где-нибудь на поверхность. Таких было довольно таки много. К концу третьего дня ушло больше половины. Может кому-то из них и удалось выбраться, судя по тому что потом он увидел — к их несчастью.
* * *
8.09.2026 г. Волгоград. Ул. Кирова д. 20.Что-то тяжелое не давало ему шелохнуться. После нескольких безуспешных попыток он нащупал свободной рукой ножку то ли стола, то ли шкафа. Рывок и это 'что-то' подъехало к нему. Стол. Егор вытянул руку сильнее, нащупав изогнутую буквой 'u' трубу радиатора отопления. Еще рывок, еще и медленно, но верно, ему удалось освободить сначала вторую руку, а затем и все остальное. Отдышавшись, он ощупал себя. Вспоротые на плече костюм хим. защиты и свитер слиплись от запекшейся крови. Егор не сразу найдя свой рюкзак, достал из него фонарик. Луч, разрезав пыльную темень подвала, выхватил, чуть не похоронившую его под собой,
металлическую махину стеллажа, и отразился в мертвых глазах паренька, уже успевшего стать его другом. Наскоро перевязав себя, Егор взял из рюкзака Славика только несколько дополнительных патронов к противогазу, нож и пару консервных банок и поднялся наверх.
Сверившись с картой, он двинулся в сторону Гумрака, по окраине Волгограда. Бесконечная завеса из облаков, как разведчика укрывшая солнце, не позволяла определить время суток. Часы на мобильном показывали 9:17. Егор продвигался медленно. И так маленькие, да еще и запотевающие окуляры противогаза, ограничивали обзор Волгоградской 'зеленки'. Внутри него росло, поскребывая будто ногтем по стеклу, тоскливое чувство уязвимости.
— Да, безоружному здесь делать нечего. Но где же его взять-то, оружие? Ему — москвичу в Волгограде? Да и все оружейные магазины и арсеналы в/ч наверняка уже оприходовали вчерашние ночные 'гости'.
На улице Рутковского Егору пришлось сорок минут пролежать в канаве — мордой в грязь, пока мародеры грузили на 'Урал' извлеченную из утробы ресторана провизию. А ближе к вечеру, когда он раздумывал где б ему переночевать, минуя погнутый дорожный указатель, с обшкварившимся 'Кр. Пахарь', по нему саданули из 'калаша'. Хорошо издалека. Наверное для острастки. Скатившийся со страху кубарем в кювет, Егор опять отметил для себя немеряное количество патронов у этих отморозков. Уже затемно он набрел на какой-то подвальчик, спрятавшийся в торце двухэтажного дома, со стороны внутреннего двора. Долго возился с замком и, наконец, одолев ржавый механизм, зашел в пахнувшее затхлостью пристанище крыс и тараканов. И удачно так зашел. Пнув ногой, подвернувшееся мерзкое животное, которое с писком бросилось прочь и матюкнувшись про себя, Егор сделал это еще раз, но уже от радостного удивления, когда луч его фонарика уперся в штабеля из коробок с 'Кэмелом', 'Данхилом' и 'Мальборо'. Еще бы, мрачная перспектива — стать трезвенником-язвенником, бросившим еще и курить, его не прельщала. А не курил он уже пятый день. Это было тяжело. Кто знает — тот поймет. Вообще то Егор курил только 'Яву', но 'дареному коню… .
Проверив не фонит ли его драгоценная находка, он с дозиметром в руках, обошел весь небольшой подвальчик, не обнаружив больше ничего полезного. Видимо это был или склад или перевалочная база местного табачного бонзы. Запершись на засов, и наскоро перекусив, разогретыми на МЧСовском патроне-горелке, консервами, он весь оставшийся вечер потрошил импортное курево и плотно утрамбовывал табачное ассорти в вещмешок, переделанный из чехла из под какого то прибора. Покачав за лямку довольно увесистый переносной вариант табачного ларька, Егор довольный собой, устроился в углу за нагроможденными коробками из под сигарет и впервые за несколько дней безмятежно заснул.
* * *
8.09.2026 г. Москва. Станция метро 'Авиамоторная'В отличии от 'Площади Ильича', с 'Авиамоторной не ушел никто. Хлебная и продуктовые палатки, так удачно оказавшиеся в пределах пространства, отсеченного от внешнего мира гермозатворами, а так же кое-какие продукты, прихваченные с собой торговцами с 'Лефортовского' рынка, позволили протянуть 'местному населению' до той поры, когда стало можно относительно безопасно для здоровья, совершать вылазки наверх. Правда, это касалось только радиации.
Вообще к Азербайджанцам, составляющим подавляющее большинство торговцев, даже после добровольно-принудительного изъятия продуктов, относились хорошо — по крайней мере до тех пор, пока эти продукты не кончились. Что было для них, привыкших к другим реалиям, сильно непривычно. У 'Авиамоторцев' даже спустя пять дней, все еще был хоть и жидкий но настоящий чай, а в рационе станционных спецслужб, еще и кофе. Куда девались все подарки судьбы на 'Ильича' — неизвестно. Только те первые беженцы оттуда, которых еще пустили, рассказывали, что еды там не стало уде на второй день. И это при том, что, и народу там было меньше, и на одну продуктовую палатку больше.
Первая группа поисковиков — все те же Сергеев и Епифанов, уже знакомым маршрутом вышли к машинному залу но, пройдя по коридору, уже не стали подниматься в вестибюль с турникетами, а двинулись дальше по коридору и, проникнув сначала через маленькое помещеньице с гермодверями в комнатку, похожую на дворницкую, заставленную метлами, скребками и лопатами, вышли через обычную дверь в переход, прямо к внешней стороне гермозатвора. Стараясь не смотреть на начинающие вздуваться трупы, обосновавшиеся повсюду: и у 'гермы', и на ступенях, Епифанов передернул плечами.
— Не сцы, — у Сергеева, у самого подкатил ком к горлу — прорвемся, — они поднялись по ступенькам и пробираясь через вереницу, врезавшихся друг в друга автомашин, двинулись в сторону 'Калининского' парка. Вход в него был перегорожен, 'сошедшей с курса', фурой, из которой со стороны водителя свешивалось его, этого водителя, тело. Над самой фурой, было видно, уже 'поработали' мародеры. Повсюду валялись разорванные коробки из-под, когда-то свежемороженой рыбы. Хорошо противогазы мешали 'насладиться' ароматом ее остатков.
— Да. Чует моя задница — хрен мы чего на этом рынке найдем, — Епифанов поправил автомат на плече. Какие будут указания, командир?
— Прошвырнемся по палаткам, а там посмотрим, — Сергеев почесал резиновый затылок.
Как и ожидалось, ничего кроме разгромленных ларьков, в которых вперемешку с остатками продуктов валялись граждане, как говорится, с признаками насильственной смерти, они не обнаружили. Зато обнаружили их.
— Да. Жарковато тут было, — Епифанов в который уже раз хотел сплюнуть, что в противогазе в принципе делать не рекомендуется — средние века.
— Сейчас еще жарче будет — лейтенант кивнул в сторону вооруженной дрекольем толпы, которая неслась перепрыгивая через поваленные прилавки под полуразрушенной крышей крытой части рынка. Путь назад тоже был отрезан вторым отрядом 'московских гуннов' и они рванули по единственно возможному пути — в сторону когда-то красивого, похожего на зеленый бочонок 'Атлантики' №3, а теперь всего ощетинившегося зеленоватыми зубьями осколков, зданию администрации ЮВАО. Бежать в полной амуниции было нелегко и расстояние между поисковиками и их преследователями стремительно сокращалось. Вперед из толпы выдвинулся высокий брюнет, с развивающейся на ветру длинной шевелюрой, и метнул в беглецов заостренной арматурой, бывшей наверное когда-то частью ограды. Самопальное копье пролетело в каких-то сантиметрах от Сергеева и раскрошив лобовое стекло 'Тойоты', воткнулось в спинку переднего сидения. Не став ждать более удачной попытки, уже вооружившегося новой арматуриной, новоявленного Атиллы, лейтенант развернулся и переведя 'Калашников' в режим одиночного огня, между двумя тяжелыми вздохами, нажал на спусковой крючок. Пуля, прошив грудь вождя рядом с почему-то надетым на голое тело, галстуком (наверное символом его неограниченной власти), задела еще кого-то.
— Получил 'интелегент вшивый', - Сергеев развернулся и бросился бежать, не дожидаясь аплодисментов восхищенной публики.
Толпа на секунду-другую приостановилась и с яростным ревом устремилась за ними.
Они с Епифановым уже подбегали к зданию администрации, когда 'новые варвары' предъявили аргумент посерьезнее куска забора. Но первым выстрелом из охотничьей двустволки, они лишь выбили крошку из стены над головами поисковиков, а звук второго те слушали, уже стоя в простенке первого этажа.
Слышь Епифаныч, они похоже нас уже ждали, — Сергеев никак не мог отдышаться — грамотно так на этих с ружьем гнали. Малость не рассчитали.
— Ага. Свежатинки им захотелось видать. Тухлятина пятидневная не устраивает.
Не. До людоедства, думаю, еще не дошло. Зуб у них на нас 'подземных' имеется. За то, что успели, — за окном опять бухнуло.
— Лохи, — Епифанов махнул рукой.
— Пошли отсюда, пока эти 'лохи' не покромсали нас на 'бифштексы из молодых бычков', - Сергеев, хрустя битым стеклом, двинулся к коридору. И вовремя. В стену, рядом с тем местом, где он только что стоял, ударилось нечто, напоминающее 'коктейль Молотова'. Вокруг все заполыхало. Побежав по коридору, они выбрали единственно верный путь — вниз по лестнице, за железную дверь подвала, которая слоноподобно взвыв ржавыми петлями, закрылась за ними, разрубив пополам последний лучик света. Епифанов зажег получасовой хим. фонарь ХИС-30.
– 'Ну и рожа у тебя Шарапов', - Сергеев ткнул в бок напарника, который, отдуваясь, снимал противогаз — в темноте светиться. И фонаря не надо.
— На себя посмотри. Куда дальше?
— Туда, — лейтенант показал на приоткрытую дверь, за которой виднелись кухонные принадлежности — может пожрать чего найдем. И они нашли. Войдя через дверь, оказавшуюся потом аварийным выходом, из подсобок столовой администрации, и убедившись в небольшом количество рентген в округе, они принялись набивать рюкзаки 'долгоиграющими' продуктами.
— Зря противогазы сняли, — поморщился от вони Сергеев.
— Ты как знаешь, а я в этом наморднике просто охреневаю. Уж лучше так, — Епифанов отшвырнул вздувшуюся банку с горошком.
— Тут человек пятнадцать-двадцать надо, чтоб вынести все — Борисов будет рад.
— Погоди. До него еще нужно добраться.
— А чего. До ночи досидим, а там в темноте рванем, — Епифанов терзал очерствевшую в камень булочку.
— А у меня другое предложение, — лейтенант поднялся — сейчас спустимся ниже. Видел на лестнице — там еще два этажа вниз? И по каким-нибудь коллекторам смоемся.
Они блуждали по подземным коммуникациям уже полтора часа. Сергеев время от времени подсвечивал хим. фонарем ХИС-180 дозиметр, вшитый в рукав бушлата.
— Этот поворот тоже занеси, — сержант в который раз поднес фонарь к планшету с нарисованным планом подземелья.
— Да на кой че… Ого! — Епифанов уставился на штурвал гермодвери и в ту же секунду растянулся на бетоном полу, спотыкнувшись о что-то мягкое. Луч фонаря скользнул по, забрызганной кровью, рубашке, галстуку и остановился на том, что, еще дней пять назад, было лицом тутошнего клерка. Рядом лежала девушка.
— Я ее помню. Каждый день мимо меня проходила. Я все никак не решался познакомиться, — Епифанов с размаху ударил кулаком в стеклянную поверхность с надписью ПК. Один из осколков полоснул по ладони, не подающей признаков жизни, девушки. Она застонала. Пока Епифанов приводил в чувство воскресшую, Сергеев попытался открыть гермодверь. Штурвал не поддавался. Обыскав убиенного, он нашел план здания администрации, где на втором подземном уровне была обозначена и эта гермуха.
— Наверное, этот, — он направил фонарик в сторону трупа — привел народ сюда, а как открыть не знал — вот его и порешили, может даже этот Атилла недоделанный постарался.
— Поверху мы ее живой не донесем. Надо герму как-то открывать, — Сергеев снова налег на штурвал.
— Как ее откроешь-то? Наверняка с той стороны закрыта.
— Давай вдвоем попробуем — может, просто заржавела? — лейтенант, подойдя к пожарному щиту, потянул на себя металлический топорик, непонятно зачем, висящий внутри щита на двух скобах.
— Ого! — они уставились на панель с какими-то кнопками, которая оказалась под дверцей с ручкой-топориком. Нажав на кнопку пуск Сергеев наблюдал, как плавно пошла в сторону мощная гермодверь, а Епифанов уже взвалив на плечо узницу подземелья, заносил ее в открывшуюся шлюзовую камеру.
* * *
19.09.2026 г. Башкирия. 15 километров южнее с. КонстантиновкаЧерез тепловизор Волохов наблюдал, как разведгруппа удаляется в сторону очередной военной части. Это была уже четвертая в/ч на их пути. Первые две были разграблены до основания, как и пара автобаз, а на подходе к третьей, по ним открыли такой шквальный огонь, что возникшую арифметическую задачку (сколько боеприпасов нужно потратить, чтобы может быть, добыть столько-то литров горючки) Волохов решил однозначно — на фиг. Он даже не злился на этих из 121-й мотострелковой. Слишком свежи были воспоминания о том, что произошло с одним из бункеров пусковых комплексов ПРО (Противоракетной обороны — авт.) их Убежища.
Через несколько часов после УДАРА на связь не вышли два из восьми ПК ПРО Убежища. Их все-таки накрыло. Досталось и самому Убежищу. Несмотря на трехсотметровую глубину, после прямого попадания, в результате тектонических подвижек были повреждены подземные резервуары с топливом. Авиационный керосин вытек весь, а диз. топлива осталась 2/5. Поэтому семь МИГ-41, девять МИ-42, пять К-72 не стали даже расконсервировать, а из очень даже приличного парка бронетехники и автотранспорта, подготовили около двадцати машин — в основном для эвакуации уцелевших ПК ПРО и рейдов по добыче горючки. Через пять дней, когда уже было принято решение об эвакуации, не вышел на связь еще один бункер ПК ПРО. К нему и отправился Волохов.
Открытая настежь массивная бронированная дверь, сразу дала понять — что-то произошло.
То, что бой был коротким, но жестоким, Волохову было ясно из положения тел и количеству трупов нападавших — восемь на каждого защитника бункера. И это при том, что нападение было внезапным.
Не найдя никого живого ни в командном пункте, ни в жилых отсеках, Волохов и еще два бойца вошли в хозблок. Кровавая цепочка следов босых ног вела к закрытой двери подсобки. На стук и призывы открыть никто не реагировал.
— Совсем ты мне аккумулятор посадишь — ныл водитель, пока один из бойцов орудовал резаком, вскрывая металлическую дверь подсобки.
Через пятнадцать минут Волохов уже читал, накарябанную слабеющей рукой лейтенанта Скоблякова, записку. В ней тот успел написать о том, что на третий день Капитан Ситников приказал открыть дверь, просящим оказать медицинскую помощь, местным жителям и те ворвавшись открыли огонь из автоматов по не ожидавшему такого гарнизону.
'… я тяжело ранен в живот и скоро умру… , - почерк Скоблякова становился все неразборчивей — … и жалею о том, что никогда уже не увижу… — записка обрывалась. Волохов сжав кулаки, вышел в шлюзовую камеру.
* * *
11.09.2026 г Волгоградская область п. КатлубаньExplorer на любой щелчок по строчке в избранном выдавал 'невозможно отобразить страницу'. С мобильником — та же история. Егор откинулся на спинку переднего сидения 'Порше', обнаруженного им в гараже, под одним из коттеджей в Котлубани. Электронная начинка машины, стоявшей в подземном гараже, не сгорела от ЭМИ (Электо-магнитный импульс, образующийся в результате ядерного взрыва, развивает огромную мощность (100 000 МВт) за короткий промежуток времени и выводит из строя всю электронику, находящуюся на поверхности — авт.) и он заведя ее, зарядил через прикуриватель, сначала мобильник, а потом и ноутбук. Но лучше бы Егор этого не делал. Какая-то отчаянная тоска, нестерпимое чувство одиночества, охватило его. Только теперь он ощутил — весь привычный мир рухнул. Ни одна живая душа не выходила на связь. Теперь ни его познания в программировании, в экономике, в банковской сфере, ни вообще всё его 'неоконченное высшее', не имели значения. Важно было лишь то, насколько быстро ему удастся найти хоть какое-то оружие, насколько хватит продуктов и патронов в от противогаза.