С учетом новых правил режима секретности Толкачев предложил ЦРУ изготовить ему дубликат пропуска в институт. Его он будет оставлять в библиотеке в обмен на документы, а по оригиналу выходить из института на обеденный перерыв и дома проводить фотографирование. Для этого он сделает вид, что потерял свой пропуск, и, таким образом, сможет передать его сотруднику ЦРУ для изготовления дубликата. В ответном послании его попросили дать цветное фото пропуска и описать, из какого материала он сделан. Как вдруг в феврале 1980 года были введены дополнительные правила по режиму, которые тут же создали массу неудобств для женщин, составлявших большинство сотрудников института. Теперь они были лишены возможности выходить в город за покупками в обеденный перерыв. Сотрудницы не могли сдавать документы и получать взамен пропуск по той причине, что у работниц библиотеки в это время также был обеденный перерыв. Возмущение женского коллектива института было так велико, что отдел КГБ, обслуживавший «Фазотрон», вынужден был отменить новые правила режима. Их отмена позволила Толкачеву возобновить вынос и пересъемку документов у себя дома. Уже в июне 1980 года Толкачев передал оператору почти 200 кассет – самое большое количество документов, которое он приносил на явку за все время работы на ЦРУ!
Ведомственные восторги
«Если смерти, то мгновенной…»
Дуэль «радиовыстрелами» без секундантов
Ведомственные восторги
Высокопоставленные военные и гражданские чиновники – потребители информации, поставляемой Толкачевым, заливались соловьями, давая ей высочайшую оценку. Так, в меморандуме Министерства обороны от 17 декабря 1979 года, направленном Директору ЦРУ, отмечалось: «На основании информации вашего источника ВВС США полностью пересмотрели свой многомиллиардный проект для одного из своих последних самолетов. (Имеется в виду самолет-невидимка «Стелс». – Примеч. авт.)
В марте 1980 года на совещании руководителей ЦРУ информация, полученная от «Сфиэ» о последнем поколении советских ракет «земля – воздух», заслужила высшую похвалу: «Мы никогда прежде не добывали такой подробной и точной информации об этих системах ракет до их развертывания». И далее: «Эта информация не только подтверждается данными, полученными техническими средствами разведки, но и дополняет их весьма важными деталями, которые не могут быть добыты никакими другими средствами».
В апреле 1980 года во внутреннем меморандуме ЦРУ информация Толкачева об успешных испытаниях советских радарных систем для самолетов истребителей была названа «уникальной» – подобные данные США пытались получить многие годы, но они были недоступны для технических средств разведки.
В июне 1980 года Толкачев передал ЦРУ исчерпывающие сведения по новым авиационным разработкам, а также обширные данные по модификации одного из советских истребителей и, наконец, документы по нескольким новым типам военно-воздушных ракетных систем. Внутренний меморандум ЦРУ в связи с этим отмечал: «Даже если Толкачев будет разоблачен завтра, то переданная им информация останется ценной еще не менее 8—10 лет. Именно столько лет потребуется СССР на создание, проведение испытаний и технологического развертывания, чтобы заменить все то, что выдано ЦРУ агентом».
В сентябрьском 1980 года меморандуме Министерства обороны отмечалось: «Данные, предоставленные “Сфиэ”, не имеют срока давности, они повышают эффективность американских военных систем и способствуют сохранению жизни наших людей и оборудования. Информация источника является своего рода вектором для определения нужного направления в многомиллиардных американских НИОКР, ее ценность в этом деле огромна».
Суммируя вышесказанное, аналитики ЦРУ в справке, составленной на имя Директора, пришли к следующему заключению: «С января 1979 по июнь 1980 г. “Сфиэ” добыл и передал нам чрезвычайно большое количество невероятно ценной разведывательной информации для американских военных. Его информация, безусловно, способствует победе США в случае возникновения военной конфронтации и принесет поражение Советскому Союзу».
В марте 1980 года на совещании руководителей ЦРУ информация, полученная от «Сфиэ» о последнем поколении советских ракет «земля – воздух», заслужила высшую похвалу: «Мы никогда прежде не добывали такой подробной и точной информации об этих системах ракет до их развертывания». И далее: «Эта информация не только подтверждается данными, полученными техническими средствами разведки, но и дополняет их весьма важными деталями, которые не могут быть добыты никакими другими средствами».
В апреле 1980 года во внутреннем меморандуме ЦРУ информация Толкачева об успешных испытаниях советских радарных систем для самолетов истребителей была названа «уникальной» – подобные данные США пытались получить многие годы, но они были недоступны для технических средств разведки.
В июне 1980 года Толкачев передал ЦРУ исчерпывающие сведения по новым авиационным разработкам, а также обширные данные по модификации одного из советских истребителей и, наконец, документы по нескольким новым типам военно-воздушных ракетных систем. Внутренний меморандум ЦРУ в связи с этим отмечал: «Даже если Толкачев будет разоблачен завтра, то переданная им информация останется ценной еще не менее 8—10 лет. Именно столько лет потребуется СССР на создание, проведение испытаний и технологического развертывания, чтобы заменить все то, что выдано ЦРУ агентом».
В сентябрьском 1980 года меморандуме Министерства обороны отмечалось: «Данные, предоставленные “Сфиэ”, не имеют срока давности, они повышают эффективность американских военных систем и способствуют сохранению жизни наших людей и оборудования. Информация источника является своего рода вектором для определения нужного направления в многомиллиардных американских НИОКР, ее ценность в этом деле огромна».
Суммируя вышесказанное, аналитики ЦРУ в справке, составленной на имя Директора, пришли к следующему заключению: «С января 1979 по июнь 1980 г. “Сфиэ” добыл и передал нам чрезвычайно большое количество невероятно ценной разведывательной информации для американских военных. Его информация, безусловно, способствует победе США в случае возникновения военной конфронтации и принесет поражение Советскому Союзу».
«Если смерти, то мгновенной…»
В среде спецслужбистов бытует мнение, что оптимизм в разведке происходит от недостаточной информированности состава, поэтому в контрразведке преобладают пессимисты. Думается, что эта неоднозначная истина не относилась к работодателям «Сфиэ». Они, будучи реалистами, с самого начала операции «Толкачев – ЦРУ» отдавали себе отчет в том, что рано или поздно ей придет конец. Вопрос был в том, когда и как. Закончится ли она захватом Толкачева советской контрразведкой, или агента придется вывозить в США при возникновении опасности его провала? Учитывая беспримерную ценность информации Толкачева, которая обезоруживала СССР и помогала США стать лидером на мировой арене, в Лэнгли не могли не печься о его судьбе. Кураторы были готовы вывезти Толкачева с семьей на территорию США. Но при этом им хотелось отсрочить этот вариант на более поздний срок, чтобы полностью реализовать ресурс «Сфиэ» и максимально использовать его доступ к советским секретам военной и государственной важности!
Мысль о том, что когда-то пробьет час расставания с ЦРУ, приходила в голову и Толкачеву. Реакция его на это была своеобразной. Она сначала удивила, а затем обрадовала его кураторов. Так, в сообщении, переданном в ЦРУ в апреле 1979 года, Толкачев категорично потребовал выдать ему капсулу с ядом, заявив: «Я не намерен разговаривать с органами КГБ в случае задержания». Свое требование он повторил в октябре 1979 года, и с тех пор не переставал поднимать этот вопрос во всех своих сообщениях в ЦРУ. Сначала в штаб-квартире его задумку отвергли с порога, однако в дальнейшем пришли к выводу, что Толкачев не отступит и будет настаивать на своем. Но Стэнсфилд Тернер, пристально следивший за успехами чрезвычайно плодовитого агента, категорически запретил снабжать его ядом, о чем Толкачев был поставлен в известность на очередной явке. Узнав об этом решении, «Сфиэ» 7 июня 1980 года передал через Гюльшнера письмо на имя Директора ЦРУ, в котором детально описал, какому риску он подвергается, и в этой связи настаивал немедленно снабдить его «средством для совершения самоубийства».
Кроме того, в письме Толкачев посетовал, что ему поставлено большое количество разведывательных задач, большую часть из которых он не в состоянии решить, т. к. не имеет прямого доступа к нужным документам. Для решения этих задач ему приходится просматривать многие материалы в библиотеке института. Однако эти материалы не имеют никакого отношения к теме, над которой он непосредственно работает. Чтобы ознакомиться с указанными материалами, он обязан расписаться в особом регистрационном журнале. Хуже того, он должен предварительно получать разрешение от другого института или ведомства, чьи документы хочет просмотреть.
Толкачев особо отметил, что если КГБ когда-нибудь заподозрит утечку информации из проектов, над которыми он работает, то в результате проверки документов и разрешительных подписей на их получение он сразу же станет главным подозреваемым. Следующим шагом КГБ будет осмотр его квартиры, «и тогда вещи, которые я прячу от моей семьи, я никогда не смогу спрятать от КГБ. Если Вы глубоко вникнете в ситуацию, в которой я нахожусь, Вам будет легче понять мое стремление как можно скорее получить “средства защиты”. Имея в наличии “средства для самоубийства”, я смогу сохранить в тайне весь набор действий и методов, с помощью которых я выполнял Ваши поручения».
В письме от 7 июня 1980 года Толкачев дал положительный ответ на предложение ЦРУ вывезти его вместе с женой и сыном в США. Настоятельно просил разработать операцию по вывозу как можно скорее, а также сообщить ему, что он должен предпринять для ее осуществления.
Идя навстречу требованиям «Сфиэ», ЦРУ снабдило его ядом. На очередной явке Гюльшнер передал ему авторучку «Ленинград», в которую была вмонтирована капсула с ядом моментального действия.
Со слов Барри Ройдена, бывшего сотрудника Оперативного директората ЦРУ, доводы Толкачева в пользу передачи ему «средства для самоубийства» вызвали у его кураторов восторг и умиление. «Невероятно, – отмечалось в аналитической записке ЦРУ, – но “Сфиэ”, в случае провала, не только заботился о личной судьбе, но и особо подчеркнул важность того, чтобы советские органы госбезопасности не смогли установить, что именно он передал нам, и этим самым затруднить их усилия по оценке и восстановлению нанесенного им ущерба».
Однако среди высших чинов Лэнгли нашлись и такие офицеры, которые скептически оценили жест агента и смотрели на него, как на австралийского аборигена, который, неведомо зачем, просит научить его играть на арфе…
На наш взгляд, все рассуждения Барри Ройдена и иже с ним о каком-то категорическом запрете адмирала Тернера выдавать яд Толкачеву – не более, чем святочная сказочка для не посвященных в закулисье американской разведки. Последующие – в 1985–1991 годах – задержания и допросы шпионов, «таскавших каштаны из огня» в пользу США, подтвердили правоту аналитиков КГБ, что всем своим агентам – советским гражданам ЦРУ в обязательном порядке вручало ампулы с моментально действующим ядом. Делалось это вовсе не из гуманных побуждений. Руководство Управления заботилось не об облегчении участи провалившихся наймитов во время их пребывания в «лубянских застенках». Отнюдь! ЦРУ беспокоили последствия разоблачения и безопасность работавших со шпионами американских операторов. В Лэнгли пеклись лишь о том, чтобы достоянием Комитета госбезопасности не стали сведения о методах работы с агентами, о способах их зашифровки, объеме выплат, способах поддержания связи, ухищрениях и т. д. и т. п., о которых на допросах мог бы поведать провалившийся «крот».
Мысль о том, что когда-то пробьет час расставания с ЦРУ, приходила в голову и Толкачеву. Реакция его на это была своеобразной. Она сначала удивила, а затем обрадовала его кураторов. Так, в сообщении, переданном в ЦРУ в апреле 1979 года, Толкачев категорично потребовал выдать ему капсулу с ядом, заявив: «Я не намерен разговаривать с органами КГБ в случае задержания». Свое требование он повторил в октябре 1979 года, и с тех пор не переставал поднимать этот вопрос во всех своих сообщениях в ЦРУ. Сначала в штаб-квартире его задумку отвергли с порога, однако в дальнейшем пришли к выводу, что Толкачев не отступит и будет настаивать на своем. Но Стэнсфилд Тернер, пристально следивший за успехами чрезвычайно плодовитого агента, категорически запретил снабжать его ядом, о чем Толкачев был поставлен в известность на очередной явке. Узнав об этом решении, «Сфиэ» 7 июня 1980 года передал через Гюльшнера письмо на имя Директора ЦРУ, в котором детально описал, какому риску он подвергается, и в этой связи настаивал немедленно снабдить его «средством для совершения самоубийства».
Кроме того, в письме Толкачев посетовал, что ему поставлено большое количество разведывательных задач, большую часть из которых он не в состоянии решить, т. к. не имеет прямого доступа к нужным документам. Для решения этих задач ему приходится просматривать многие материалы в библиотеке института. Однако эти материалы не имеют никакого отношения к теме, над которой он непосредственно работает. Чтобы ознакомиться с указанными материалами, он обязан расписаться в особом регистрационном журнале. Хуже того, он должен предварительно получать разрешение от другого института или ведомства, чьи документы хочет просмотреть.
Толкачев особо отметил, что если КГБ когда-нибудь заподозрит утечку информации из проектов, над которыми он работает, то в результате проверки документов и разрешительных подписей на их получение он сразу же станет главным подозреваемым. Следующим шагом КГБ будет осмотр его квартиры, «и тогда вещи, которые я прячу от моей семьи, я никогда не смогу спрятать от КГБ. Если Вы глубоко вникнете в ситуацию, в которой я нахожусь, Вам будет легче понять мое стремление как можно скорее получить “средства защиты”. Имея в наличии “средства для самоубийства”, я смогу сохранить в тайне весь набор действий и методов, с помощью которых я выполнял Ваши поручения».
В письме от 7 июня 1980 года Толкачев дал положительный ответ на предложение ЦРУ вывезти его вместе с женой и сыном в США. Настоятельно просил разработать операцию по вывозу как можно скорее, а также сообщить ему, что он должен предпринять для ее осуществления.
Идя навстречу требованиям «Сфиэ», ЦРУ снабдило его ядом. На очередной явке Гюльшнер передал ему авторучку «Ленинград», в которую была вмонтирована капсула с ядом моментального действия.
Со слов Барри Ройдена, бывшего сотрудника Оперативного директората ЦРУ, доводы Толкачева в пользу передачи ему «средства для самоубийства» вызвали у его кураторов восторг и умиление. «Невероятно, – отмечалось в аналитической записке ЦРУ, – но “Сфиэ”, в случае провала, не только заботился о личной судьбе, но и особо подчеркнул важность того, чтобы советские органы госбезопасности не смогли установить, что именно он передал нам, и этим самым затруднить их усилия по оценке и восстановлению нанесенного им ущерба».
Однако среди высших чинов Лэнгли нашлись и такие офицеры, которые скептически оценили жест агента и смотрели на него, как на австралийского аборигена, который, неведомо зачем, просит научить его играть на арфе…
На наш взгляд, все рассуждения Барри Ройдена и иже с ним о каком-то категорическом запрете адмирала Тернера выдавать яд Толкачеву – не более, чем святочная сказочка для не посвященных в закулисье американской разведки. Последующие – в 1985–1991 годах – задержания и допросы шпионов, «таскавших каштаны из огня» в пользу США, подтвердили правоту аналитиков КГБ, что всем своим агентам – советским гражданам ЦРУ в обязательном порядке вручало ампулы с моментально действующим ядом. Делалось это вовсе не из гуманных побуждений. Руководство Управления заботилось не об облегчении участи провалившихся наймитов во время их пребывания в «лубянских застенках». Отнюдь! ЦРУ беспокоили последствия разоблачения и безопасность работавших со шпионами американских операторов. В Лэнгли пеклись лишь о том, чтобы достоянием Комитета госбезопасности не стали сведения о методах работы с агентами, о способах их зашифровки, объеме выплат, способах поддержания связи, ухищрениях и т. д. и т. п., о которых на допросах мог бы поведать провалившийся «крот».
Дуэль «радиовыстрелами» без секундантов
В сентябре 1980 года штаб-квартира ЦРУ предложила для использования (как возможную для связи с Толкачевым в случае угрозы его разоблачения) систему под названием «Коротковолновая связь с агентом» (Shot-Range Agent Communication, SRAC). Толкачев мог ее применить в двух случаях: если бы ему понадобилось срочно вызвать оператора на встречу или обменяться с ним срочной информацией, без выхода на личный контакт. По мнению технарей ЦРУ, эта система не имела аналогов в мировой практике шпионажа. Она состояла из двух одинаковых устройств – одно для оператора, другое для агента. Каждое устройство было размером в две пачки сигарет, сложенных в длину. К нему прилагались антенна, доска с клавиатурой на русском и английском языках, комплект батарей питания, зарядное устройство и инструкция.
Перед сеансом передачи агент и оператор вводили свои сообщения, печатая текст на клавиатуре. Во время ввода текст автоматически зашифровывался. Устройство могло передать сообщение, состоящее из несколько тысяч знаков. При отсутствии значительных механических преград дальность его действия составляла несколько сотен метров. Устройство было запрограммировано на передачу сообщений выбросом текста в эфир в течение нескольких секунд, так называемым «радиовыстрелом». При поступлении текст автоматически проходил через дешифратор, и его можно было читать на экране, вмонтированном в устройство.
Перед сеансом передачи агент и оператор вводили свои сообщения, печатая текст на клавиатуре. Во время ввода текст автоматически зашифровывался. Устройство могло передать сообщение, состоящее из несколько тысяч знаков. При отсутствии значительных механических преград дальность его действия составляла несколько сотен метров. Устройство было запрограммировано на передачу сообщений выбросом текста в эфир в течение нескольких секунд, так называемым «радиовыстрелом». При поступлении текст автоматически проходил через дешифратор, и его можно было читать на экране, вмонтированном в устройство.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента