Ибсен Генрик. Cтолпы общества

   Бетти (в дверях террасы). Дорогой Карстен! В чем, собственно говоря, дело?
   Берник. Ах, милочка Бетти, тебе это не интересно. (К трем вошедшим с ним коммерсантам.) Теперь нам нужно разослать подписные листы; чем скорее, тем лучше. Само собой разумеется, мы четверо подпишемся первыми. Наше положение в обществе обязывает нас не щадить сил.
   Санстад. Разумеется, господин консул.
   Руммель. Слово дано, и дело должно наладиться.
   Берник. О, я нисколько не боюсь за результаты. Только бы каждый из нас проводил это дело в своем кругу. Когда же делу будет обеспечено сочувствие всех слоев общества, само собой, должна будет принять участие и городская коммуна.
   Бетти. Нет, право, Карстен, дай и нам послушать. Приди сюда и расскажи...
   Берник. О, милая Бетти, это решительно не по дамской части.
   Xильмар. Значит, ты все-таки решил взяться за железную дорогу?
   Берник. Разумеется.
   Рёрлун. Но в прошлом году, господин консул...
   Берник. То было дело другое. Тогда речь шла о приморской линии...
   Вигеланн. А она совершенно излишня, господин адъюнкт. Ведь у нас есть пароходы...
   Санстад. И кроме того, она обошлась бы непомерно дорого...
   Руммель. И шла бы прямо вразрез с насущными интересами города.
   Берник. А самое главное, не принесла бы пользы широким слоям населения. Поэтому я тогда и воспротивился, и был принят проект внутренней линии.
   Xильмар. Да, но эта дорога не коснется соседних городов.
   Берник. Она коснется нашего города, милый Хильмар, потому что мы проведем к себе ветку.
   Xильмар. Ага! Значит, новая затея.
   Руммель. И превосходная затея, а?
   Рёрлун. Гм!..
   Вигеланн. Нельзя отрицать, что само провидение как будто предназначило эту местность для такой ветки.
   Рёрлун. Вы это серьезно говорите, господин Вигеланн?
   Берник. Да, признаюсь, я тоже вижу как бы перст судьбы, что я во время своей весенней поездки по делам случайно попал в долину, где мне раньше не приходилось бывать. И тут, как молния, блеснула у меня мысль: вот где удобно провести к нам ветку. Я отправил инженера на разведки. И вот здесь у меня уже все предварительные планы и сметы; все в порядке.
   Бетти (все стоя с другими дамами в дверях террасы). Но как же это, милый Карстен, ты все скрывал от нас?
   Берник. Дорогая Бетти, ведь вам бы все-таки не понять настоящей сути дела. Да, впрочем, до сегодняшнего дня я никому не заикался об этом. Но теперь решительная минута наступила; теперь пора действовать открыто и энергично. Пусть бы мне даже пришлось рискнуть всем своим состоянием, я все-таки дойду до конца.
   Руммель. И мы с тобой, Берник, можешь положиться на нас.
   Рёрлун. Вы в самом деле так много ожидаете от этого предприятия, господа?
   Берник. Еще бы! Каким это послужит могучим рычагом для подъема всего нашего общества! Подумайте только, какие лесные угодья станут доступными, какие богатые рудники откроются для разработки. А горные речки с бесчисленными водопадами? Какое широкое поле для фабричной деятельности!
   Рёрлун. И вы не опасаетесь, что оживленные сношения с испорченным внешним миром...
   Берник. Будьте спокойны, господин адъюнкт. Наше трудолюбивое местечко утвердилось теперь, слава богу, на прочных нравственных устоях. Мы все прилагали усилия к оздоровлению почвы, если можно так выразиться, и так будем продолжать, каждый по своей части. Вы, господин адъюнкт, продолжайте вашу плодотворную деятельность в школе и в семье; мы, люди практической жизни, будем укреплять общество, поднимая по мере возможности благосостояние широких слоев населения, а наши женщины, - пожалуйте поближе, сударыни, вам следует это послушать, - наши женщины, скажу я, наши жены и дочери пусть продолжают неустанно служить делу благотворительности и быть вообще поддержкой и утешением для своих близких, как моя дорогая Бетти и Марта для меня с Улафом. (Озираясь.) А где же Улаф?
   Бетти. Ах, теперь ведь каникулы, его и не удержишь дома.
   Берник. Ну, значит, опять удрал на пристань! Увидишь, он не уймется, пока не стрясется беды.
   Xильмар. Ба!.. Немножко поиграть со стихиями...
   Фру Руммель. Как это мило с вашей стороны, господин Берник, что вы так привязаны к семье!..
   Берник. Да, семья ведь ядро общества. Хорошая семья, честные, верные друзья, маленький, тесный кружок, куда не могут вторгнуться никакие вредные элементы...
   Управляющий Крап входит справа с письмами и газетами.
   Крап. Иностранная почта, господин консул, и телеграмма из Нью-Йорка.
   Берник (взяв телеграмму). А! От судовладельцев "Индианки".
   Руммель. Так почта пришла? Ну, я должен откланяться.
   Вигеланн. И я тоже.
   Санстад. До свидания, господин консул.
   Берник. До свидания, до свидания, господа. Не забудьте, сегодня в пять часов заседание.
   Руммель, Вигеланн, Санстад. Да, да, хорошо, будем. (Уходят направо.)
   Берник (прочитав телеграмму). Нет, это чисто по-американски. Просто возмутительно.
   Бетти. Господи, Карстен, что такое?
   Берник. Вот, господин Крап, прочтите.
   Крап (читает). "Возможно меньший ремонт; спустить "Индианку", как только будет на плаву; время благоприятное; в крайнем случае пойдет на грузу..." Да, нечего сказать!..
   Берник. Пойдет на грузу! Эти господа отлично знают, что с таким грузом судно пойдет ко дну, как камень, случись что-нибудь.
   Рёрлун. Вот они - эти хваленые условия жизни в "большом мире".
   Берник. Вы правы; ни малейшего уважения к человеческой жизни, раз в деле замешаны барыши. (Крапу.) Можно спустить "Индианку" дня через четыре?
   Крап. Да, если господин Вигеланн согласится, чтобы мы пока приостановили работы на "Пальме".
   Берник. Гм, не согласится. Ну, займитесь, пожалуйста, корреспонденцией... Постойте, вы не видели Улафа на пристани?
   Крап. Нет, господин консул. (Уходит в кабинет.)
   Берник (опять взглянув на телеграмму). Рисковать жизнью восемнадцати человек - для этих господ нипочем.
   Xильмар. Что же, призвание моряка - бороться со стихиями. Вот должно щекотать нервы, когда между тобою и пучиной лишь тонкая доска...
   Берник. Найдется ли у нас хоть один судохозяин, который пошел бы на такое дело? Ни одного, ни одного!.. (Увидав Улафа.) Ну, слава богу, цел!..
   С улицы вбегает в сад Улаф с удочкой в руке.
   Улаф (еще из сада). Дядя Хильмар, я был внизу и видел пароход.
   Берник. Ты опять был на пристани?
   Улаф. Нет, только катался на лодке. Вообрази, дядя, высадился целый цирк с лошадьми и зверями. И там было столько пассажиров!
   Фру Руммель. Наконец-то мы дождались цирка!
   Рёрлун. Мы?.. Я, однако...
   Фру Руммель. Ну, конечно, не мы, а...
   Дина. Мне бы очень хотелось посмотреть цирк.
   Улаф. И мне тоже.
   Хильмар. Глупая ты голова! Что там смотреть? Одна дрессировка. Другое дело, когда гаучо* мчится через пампасы на своем огневом мустанге! Ну, да в таких городишках...
   Улаф (теребя Марту за руку). Тетя Марта, смотри, смотри, вон они!
   Фру Xолт. Ей-богу, они!
   Фру Люнге. У, какие противные! Множество пассажиров и толпа горожан проходят по улице.
   Фру Руммель. Кажется, изрядные паяцы. Посмотрите, фру Холт, на эту, в сером платье: тащит на спине саквояж!
   Фру Холт. Скажите! Надела его на ручку зонтика! Верно, мадам директорша.
   Фру Руммель. А вон, верно, и сам директор... тот, с бородой. Настоящий разбойник с виду. Не гляди на него, Хильда!
   Фру Холт. И ты тоже, Нетта!
   Улаф. Мама, директор кланяется нам!
   Берник. Что?
   Бетти. Что ты говоришь, Улаф?
   Фру Руммель. Ей-богу, и эта женщина кланяется!
   Берник. Это уж из рук вон!
   Марта (невольно вскрикивая). А!..
   Бетти. Что с тобой, Марта?
   Марта. Ничего, мне показалось только...
   Улаф (вне себя от радости). Глядите, глядите! Вот и остальные с лошадьми и зверями, а вон и американцы! Все матросы с "Индианки".
   Слышится "Jankee Doodle" * с аккомпанементом кларнета и барабана.
   Xильмар (затыкая уши). Ух, ух, ух!
   Рёрлун. Я полагаю, не ретироваться ли нам немного, сударыни? Это не по нашей части. Займемся опять нашей работой.
   Бетти. Не задернуть ли занавеси?
   Рёрлун. Да, да; я и сам думал.
   Дамы садятся к столу. Рёрлун затворяет двери на террасу и задергивает занавеси как на стеклянных дверях, так и на окнах; комната погружается в полумрак.
   Улаф (заглядывая за занавеску). Мама, директорская мадам моет себе лицо у фонтана.
   Бетти. Как? Прямо на площади?
   Фру Руммель. Среди бела дня!
   Xильмар. Ну, странствуй я в пустыне и попадись мне водоем, я бы тоже не задумался... Ух, этот ужасный кларнет!
   Рёрлун. Полиция имела бы полное основание вмешаться.
   Берник. Ну, к иностранцам нельзя быть слишком строгими; у этого народа нет врожденного чувства приличия, которое держит нас в должных границах. Пусть их безобразничают. Нам-то что? Все эти вольности, противные обычаям и добрым нравам, к счастью, чужды нашему обществу, если можно так выразиться... Это еще что?!
   Посторонняя дама быстро входит в дверь справа.
   Все дамы (тревожным шепотом). Наездница, директорская мадам!
   Бетти. Боже, что это значит?
   Марта (вскочив). Ах!
   Д а м а. Здравствуй, милая Бетти! Здравствуй, Марта! Здравствуй, зять!
   Бетти (вскрикнув). Лона!
   Берник (отшатываясь). Честное слово!..
   Фру Холт. Боже милосердный!
   Фру Руммель. Возможно ли?
   Xильмар. Ну!.. Ух!..
   Бетти. Лона... Да неужели?
   Лона. Я ли это? Да, клянусь, это так. Можете не стесняться обнять меня.
   Xильмар. Ух! Ух!
   Бетти. И ты теперь приехала сюда в качестве...
   Берник. И намерена выступать публично?..
   Лона. Выступать? Как выступать?
   Берник. Да я думал... в цирке...
   Лона. Ха-ха-ха! Да ты в уме, зять? Ты думаешь, я из труппы наездников? Нет, я хотя и отведала всякой всячины и дурачилась на разные лады...
   Фру Руммель. Гм!
   Лона. ...но наездницей еще не бывала.
   Берник. Значит, все-таки не...
   Бетти. Ох, слава богу!
   Лона. Нет, мы приехали сами по себе, как и другие добрые люди; положим, во втором классе, но к этому нам не привыкать стать.
   Бетти. Ты говоришь: мы?
   Берник (сделав шаг к ней). Кто это мы?
   Лона. Разумеется, я с мальчуганом.
   Все дамы. С мальчуганом?!
   Xильмар. Как?!
   Рёрлун. Ну, скажу я!..
   Бетти. Что ты говоришь, Лона?
   Лона. Разумеется, я говорю про Джона; у меня ведь нет другого мальчугана, кроме Джона, или Йухана, как вы его тут называли.
   Бетти. Йухан!..
   Фру Руммель (тихо фру Люнге). Беспутный брат!
   Берник (медленно). Йухан с тобой?
   Лона. Да, конечно; разве я уеду без него? Но у всех у вас такие печальные лица, сидите в потемках, шьете что-то белое... Уж не умер ли кто из родных?
   Рёрлун. Сударыня, вы находитесь в кружке для спасения морально испорченных...
   Лона (вполголоса). Что вы? Эти милые, скромные дамы?..
   Фру Руммель. Ну, это, скажу я вам!..
   Лона. А, понимаю, понимаю!.. Черт возьми, да ведъ это фру Руммель! А вот и фру Холт! Да, мы с вами с тех пор не помолодели... Но послушайте, друзья мои, пусть морально испорченные подождут теперь немножко; они не станут от этого хуже. В такой радостный час...
   Рёрлун. Час возвращения не всегда час радости.
   Лона. Во-от? Вы так толкуете библию, господин пастор?
   Рёрлун. Я не пастор.
   Лона. Ну, так, верно, будете им. Но - фу-фу-фу! - какой затхлый запах от этого "морального" белья! Точно от савана. Я, видите ли, привыкла к свежему воздуху прерий.
   Берник (отирая лоб). Да, в самом деле, здесь что-то душно.
   Лона. Погоди, погоди, сейчас выберемся из склепа. (Отдергивая занавеси.) Пусть мой мальчуган покажется при полном освещении. Вот покажу я вам молодца первый сорт!
   Xильмар. Ух!
   Лона (открывает двери и окна). Дайте ему только сперва почиститься в отеле. На пароходе вымазался, как свинья.
   Xильмар. Ух! Ух!
   Лона. "Ух"? Да ведь это... (Обращаясь к остальным и показывая на Хильмара.) Он все еще тут шляется да ухает?
   Хильмар. Я не шляюсь, я лечусь...
   Рёрлун. Гм, сударыня, я не думаю...
   Лона (увидев Улафа). Это твой, Бетти? Давай лапу, мальчуган! Или боишься своей старой, безобразной тетки?
   Рёрлун (беря книгу под мышку). Я не думаю, сударыни, чтобы мы были сегодня в настроении продолжать нашу работу. Но ведь завтра мы опять соберемся?
   Лона (в то время как посторонние дамы встают и прощаются). Хорошо, соберемся. Буду непременно.
   Рёрлун. Вы?.. Позвольте спросить, сударыня, что вы собираетесь делать в нашем кружке?
   Лона. Проветрить его, господин пастор!
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
   Там же.
   Бетти сидит одна у рабочего стола и шьет. Немного позже справа входит Берник в шляпе и перчатках, с тростью в руке.
   Бетти. Ты уже вернулся, Карстен?
   Берник. Да; ко мне зайдет один...
   Бетти (со вздохом). Да, верно, Йухан опять явится.
   Берник. ...зайдет один господин, говорю я. (Положив шляпу.) Куда же девались сегодня все дамы?
   Бетти. Фру Руммель с дочерью сегодня заняты.
   Берник. Прислали сказать?
   Бетти. Да, у них сегодня много дела дома.
   Берник. Понятно. И другие, разумеется, тоже не придут?
   Бетти. Да, им тоже сегодня некогда.
   Берник. Это я мог бы сказать заранее. Где Улаф?
   Бетти. Я его отпустила пройтись с Диной.
   Берник. Гм... с Диной, с этой ветреницей... Не успел Йухан приехать, как она уже прилипла к нему!
   Бетти. Но, мой друг, Дина ведь ровно ничего не знает...
   Берник. Ну, так Йухану, по крайней мере, следовало бы иметь настолько такта, чтобы не оказывать ей особого внимания. Я отлично заметил, какими глазами смотрел на это Вигеланн.
   Бетти (роняя работу на колени). Карстен, ты можешь понять, для чего они вернулись?
   Берник. Гм... У него ведь там какая-то ферма, и дело, видно, идет неважно. Лона дала вчера понять, что им приходится ездить во втором классе.
   Бетти. Да, к сожалению, должно быть, так. Но как она могла с ним приехать? Она? После той кровной обиды тебе...
   Берник. Ах, не думай об этих старых историях.
   Бетти. Да могу ли я теперь думать о чем другом? Ведь он мне брат... Да и не из-за него я волнуюсь... Но тебе-то сколько может быть неприятностей, Карстен, я до смерти боюсь, что...
   Берник. Чего ты боишься?
   Бетти. Разве не могут арестовать его за те деньги, которые пропали у твоей матушки?
   Берник. Пустяки! Кто может доказать, что деньги пропали?
   Бетти. Ах, боже мой, да ведь это же, к сожалению, весь город знает, и ты сам говорил...
   Берник. Я ничего не говорил. И город ровно ничего не знает, все это были одни сплетни.
   Бетти. Какой ты великодушный, Карстен!
   Берник. Говорю тебе, брось эти воспоминания! Ты сама не знаешь, как ты расстраиваешь меня, перетряхивая все это. (Ходит взад и вперед и вдруг швыряет трость.) И принесло же их как раз теперь, когда мне необходимо полное расположение общества и прессы... Теперь полетят всякие корреспонденции в газеты соседних городов... Хорошо ли я приму нежданных родственников или дурно - все сумеют перетолковать. Пойдут рыться в старом хламе, как ты теперь. В таком обществе, как наше... (Швыряет перчатки на стол.) И не с кем поговорить, не на кого опереться!
   Бетти. Не на кого, Карстен?
   Берник. Да на кого же?.. И надо же им было сесть мне на шею как раз теперь! Нет сомнения, они устроят какой-нибудь скандал, особенно она. Вот наказание иметь таких родственников!
   Бетти. Не виновата же я, что...
   Берник. В чем ты не виновата? Что ты им родня? Святая истина.
   Бетти. И не звала же я их домой...
   Берник. Ну, опять все сначала! Я их не звала, да я их не выписывала, не тащила сюда за шиворот! Наизусть знаю всю рацею.
   Бетти (плачет). Какой ты... недобрый!
   Берник. Вот это хорошо! Поплачь хорошенько, чтобы дать побольше пищи языкам. Оставь эти глупости, Бетти! Поди на террасу. Сюда могут прийти. Еще увидят хозяйку дома с красными глазами. Это было бы чудно, если бы разнеслось по городу, что... Слышишь? Кто-то идет по коридору.
   Стук в дверь. Войдите!
   Бетти уходит на террасу с работой. Мастер Эунэ входит справа.
   Эунэ. Мое почтение, господин консул.
   Берник. Здравствуйте. Верно, догадались, зачем я посылал за вами?
   Эунэ. Управляющий говорил вчера, что господин консул как будто недоволен тем, что...
   Берник. Я недоволен всем положением дел на верфи, Эунэ. Ремонт судов у вас не двигается. "Пальма" уже давно должна бы плыть на всех парусах. Вигеланн каждый день заходит и надоедает мне. Тяжелый компаньон!
   Эунэ. "Пальма" может выйти в море послезавтра.
   Берник. Наконец-то! Ну, а то американское судно, которое стоит здесь целых пять недель и...
   Эунэ. "Индианка"? Я так понял, что прежде всего надо приналечь на ваше собственное судно.
   Берник. Я не давал вам никакого повода для подобного предположения. Следовало одинаково приналечь на "Индианку", а этого не сделано.
   Эунэ. Днище все прогнило, господин консул, чем больше чиним, тем хуже.
   Берник. Причина не в этом. Управляющий Крап открыл мне всю правду. Вы не умеете работать с новыми машинами, которые я завел, или, вернее, не хотите с ними работать.
   Эунэ. Господин консул, мне уже за пятьдесят. С малых лет я привык к старому способу работы.
   Берник. Он больше не годится. Не думайте, Эунэ, что я хлопочу из-за барышей; я, к счастью, не нуждаюсь в этом, но у меня есть долг перед обществом, в котором я живу, и перед фирмой, во главе которой я стою. Если я не буду за прогресс, то его и не дождаться здесь.
   Эунэ. Я тоже за прогресс, господин консул.
   Берник. Да, для вашего ограниченного круга, для рабочего класса. О, я знаю вашу агитацию. Вы произносите речи, вы баламутите народ, но когда дело доходит до прогресса на практике, - взять хотя бы новые машины, - то вы не хотите принять участия, вы трусите.
   Эунэ. Да, я в самом деле побаиваюсь, господин консул, опасаюсь за многих из тех, кого эти машины лишают куска хлеба. Вы, господин консул, часто говорите о своем долге перед обществом; но, по-моему, общество тоже имеет свои обязанности. Как смеют наука и капитал пускать в ход новые изобретения, пока общество не воспитало поколения, которое может пользоваться ими?
   Берник. Вы слишком много читаете и умствуете, Эунэ. Вам это не годится. Это вселяет в вас недовольство своим положением.
   Эунэ. Не то, господин консул; но я не могу равнодушно смотреть, как увольняют одного дельного работника за другим и лишают их хлеба из-за этих машин.
   Берник. Гм! Изобретение книгопечатания также лишало хлеба массу писцов.
   Эунэ. А так ли вы, господин консул, ценили бы это изобретение, будь вы сами тогда писцом?
   Берник. Я вас позвал не для диспута. Я послал за вами, чтобы сказать вам: "Индианка" должна быть готова к выходу в море послезавтра...
   Эунэ. Но, господин консул...
   Берник. Послезавтра, слышите! Одновременно с нашим собственным судном; ни часом позже. У меня есть серьезные основания спешить. Вы читали сегодня газету? Ну, стало быть, знаете, что американцы опять натворили безобразий. Этот распущенный сброд скоро весь город поставит вверх дном; ни одной ночи не проходит без драки в трактире или на улице; о прочих беспорядках я уж и не говорю.
   Эунэ. Плохой народ, это верно.
   Берник. А кого винят за эти беспорядки? Меня! На меня все сваливают. Эти газетные писаки довольно прозрачно намекают, что мы заняты главным образом собственным судном. И я, поставивший себе задачей влиять на сограждан силой своего примера, должен терпеть подобные выходки?.. Нет, я этого не потерплю. Я не могу позволить таким образом ронять свое доброе имя.
   Эунэ. Но репутация господина консула настолько прочна, что выдержит и это и кое-что побольше.
   Берник. Не теперь! Теперь мне как раз нужно полное уважение, полное сочувствие всех сограждан. Я затеял большое дело, как вы, верно, слышали, и если злонамеренным людям удастся хоть чуть поколебать безусловное доверие ко мне общества, это может наделать мне больших хлопот. Поэтому я во что бы то ни стало хочу заткнуть рот всем этим злостным газетным писакам и потому назначил выход судна на послезавтра.
   Эунэ. Отчего бы и не на сегодня вечером?
   Берник. По-вашему, я требую невозможного?
   Эунэ. Да, с той рабочей силой, которой мы теперь располагаем...
   Берник. Хорошо, хорошо; тогда придется нам поискать новых сил...
   Эунэ. Неужели вы хотите уволить еще кого-нибудь из старых рабочих?
   Берник. Нет, об этом я не думаю.
   Эунэ. Да, это, наверно, наделало бы шуму и в городе и в газетах.
   Берник. Весьма возможно; мы так и не поступим. Но если "Индианка" не будет готова к отплытию послезавтра, я уволю... вас.
   Эунэ (вздрогнув). Меня? (Смеется.) Ну, это вы шутите, господин консул.
   Берник. Не очень-то на это рассчитывайте.
   Эунэ. Вам может прийти мысль уволить меня?.. Меня, когда и отец мой, и дед весь век свой проработали на верфи, как и я сам...
   Берник. Кто же меня вынуждает?..
   Эунэ. Вы требуете от меня невозможного, господин консул.
   Берник. Для доброй воли нет ничего невозможного. Да или нет? Дайте мне решительный ответ, или вы получите расчет сейчас же.
   Эунэ (сделав шаг к нему). Господин консул, взвесили ли вы хорошенько, что значит уволить старого рабочего? Вы скажете: пусть найдет себе другое место. Положим, он и может найти, но разве дело этим кончается? Побывали бы вы, господин консул, в доме уволенного рабочего в тот вечер, когда он возвращается домой и ставит в угол ящик со своими инструментами...
   Берник. Вы думаете, мне легко вас уволить? Разве я не был всегда хорошим хозяином?
   Эунэ. Тем хуже, господин консул. Именно потому мои домашние и не станут обвинять вас. Мне они ничего не скажут, не посмеют, но будут посматривать на меня украдкой и думать: верно, заслужил. Вот этого я не могу перенести. Хотя я и простой человек, а привык быть первым среди своих. Моя скромная семья... тоже маленькое общество, господин консул. И я мог служить этому обществу опорой потому, что жена моя верила в меня и дети тоже. А теперь все должно рухнуть.
   Берник. Если иначе нельзя, то из двух зол нужно выбирать меньшее и жертвовать частными интересами ради общих. Иного ответа я не могу вам дать. Таков порядок вещей... Но вы упрямы, Эунэ! Вы не потому только противитесь моей воле, что не можете поступить иначе, но потому, что не хотите выявить превосходство машин перед ручным способом работы.
   Эунэ. А вы, господин консул, настаиваете так на своем потому, что, уволив меня, вы, по крайней мере, докажете газетам, что дело было не за вами.
   Берник. А если бы и так? Вы же понимаете, о чем теперь идет речь? Ссориться ли мне с прессой или расположить ее в свою пользу в ту минуту, когда я предпринимаю крупное дело для блага общества? Что же? Могу я поступить иначе? Вопрос сводится к тому: поддержать ли вас с вашей семьей, как вы говорите, или же задушить в зародыше сотни других семей, которые так никогда и не возникнут, никогда не будут греться у своих очагов, если мне не удастся провести то дело, во имя которого я теперь действую. Поэтому я и предоставляю вам выбор.
   Эунэ. Если так, то мне нечего сказать больше.
   Берник. Гм... Добрейший Эунэ, я искренне жалею, что нам придется расстаться.
   Эунэ. Мы не расстанемся, господин консул.
   Берник. Как?
   Эунэ. И у простого человека есть свои задачи в жизни.
   Берник. Конечно, конечно. Итак, вы думаете, что можете обещать?
   Эунэ. "Индианка" может выправить свои бумаги послезавтра. (Кланяется и ухолит направо.)
   Берник. Ага, удалось-таки сломить этого упрямца! Это я считаю добрым предзнаменованием.
   Хильмар с сигарой во рту входит с улицы в сад.
   Xильмар (на террасе). Здравствуй, Бетти. Здравствуй, Берник!
   Бетти. Здравствуй!
   Xильмар. Как видно, плакала. Значит, тебе уже известно?
   Бетти. Что известно?
   Xильмар. Что скандал в полном разгаре. Ух!
   Берник. Что это значит?
   Xильмар (входя в комнату). Да вот эти два американца разгуливают по улицам с Диной Дорф.
   Бетти тоже переходит в комнату.
   Бетти. Быть не может, Хильмар...
   Хильмар. К сожалению, это так. Лона даже оказалась настолько бестактной, что окликнула меня, но я, конечно, сделал вид, будто не слыхал.
   Берник. И, вероятно, это не прошло незамеченным?
   Хильмар. Еще бы! Прохожие останавливались и смотрели им вслед. Слух распространился по городу, как огонь по степи, словно пожар в американских прериях. Во всех домах стояли у окошек, поджидая, когда они пройдут мимо. Из-за каждой занавески торчали головы... Ух!.. Ты уж извини меня, Бетти, что меня передергивает... Ведь это ужасно действует на нервы. И если это так будет продолжаться, придется мне подумать о продолжительной поездке.
   Бетти. Но ты мог поговорить с ним и урезонить его...
   Xильмар. На улице? Нет, благодарю покорно. Да вообще, как осмеливается этот человек показываться здесь! Посмотрим, не утихомирят ли его немножко газеты. Извини, Бетти, но...
   Берник. Ты говоришь, газеты? Разве ты уже слышал что-нибудь такое?
   Xильмар. Да, не без того. Выйдя от вас вчера, я направился, ради своей болезни, в клуб. И как только я вошел, все разом смолкли, значит, разговор шел о двух американцах. Вдруг входит этот нахал редактор Хаммер и во всеуслышание поздравляет меня с возвращением богача кузена.
   Берник. Богача?
   Xильмар. Да, он так и сказал. Я, конечно, смерил его, как и следовало, взглядом и дал ему понять, что мне ровно ничего не известно о богатстве Йухана Тённесена. А он говорит: "Вот как? Это странно! В Америке обыкновенно везет тому, кому есть с чем начать, а ваш кузен, как известно, поехал туда не с пустыми руками".
   Берник. Гм! Сделай ты мне такое одолжение...
   Бетти (с беспокойством). Вот видишь, Карстен...
   Xильмар. Как бы то ни было, я из-за этого субъекта не спал всю ночь. А он разгуливает себе тут по улицам как ни в чем не бывало. И почему он не погиб там? Просто из рук вон, до чего иные люди живучи!
   Бетти. Господи, Хильмар, что ты говоришь!
   Xильмар. Ничего особенного. Вот ведь подите же - не сломал себе шеи на железной дороге, не попался в лапы калифорнийскому медведю или черноногим индейцам... даже не скальпирован... Ух, вот они!