Потом он остервенело отмывался под ледяной водой. Уруки, в общем, зверушки не злые. Отвели камеру со всеми удобствами. Через нее даже ручеек подземный протекал. Журчал, правда, зараза так нудно, что любой другой на месте Зверя через пару дней рехнулся бы. Но Зверь - он не абы кто. У Зверя психика гибкая. Зверь и не такое выдерживал.
   Когда терпеть холод не стало уже никакой возможности, он оделся, забрался на койку и свернулся клубком, закутавшись в колючее одеяло.
   Вот так. Так почти хорошо. Вымылся. Зубы почистил. Честно говоря, очень хотелось выскоблить себя наждачкой - тело помнило.
   Гадкие, гладкие, белые лапы. Скользят по коже. Теплые. Не деться никуда, никуда не деться. Пальцы не тронь, сука!
   Птаха... проверим косточки на излом... птичьи косточки...
   Страшно. Страшно чувствовать свою уязвимость. Тварь, мерзкая белесая тварь, подземная рыба, безглазая... Неба не видит. Лапы ее на коже, мерзкие, гладкие лапы, теплые...
   Свернувшись под одеялом, Зверь уже не пытался унять дрожь. Это пройдет. Пройдет само. Со временем.
   Царь примет выкуп. Завтра. Или через день. Господи, пусть это случится завтра! Потому что иначе она заявится снова. Она придет.
   Зверь уткнулся лбом в колени и закрыл глаза.
   Если она придет... если она придет завтра, она уже не сможет жить без него. Только бы выбраться отсюда, а уж там, под небом, эта тварь поймет с кем связалась. Поймет. Ради этого, право же, стоило потерпеть.
   - Он рехнулся, - печально подытожил Шаграт, - переживал много, вот и спятил.
   - Чего переживал-то? - прогудел Мал, разливая водку. Покосился на бокал Зверя, с вызывающе безалкогольным апельсиновым соком...
   - Но-но, - сказал Зверь, и показал для убедительности кулак.
   Мал выдал пренебрежительное "хы", но пронес бутылку мимо, плеснув водки Падре и Каркуну.
   Зверь глянул на свой кулак. Глянул на Малову ладонь, в которой утонула литровая бутылка. Пожал плечами и забрал бокал со стола.
   - Чего ты переживал-то, говорю? - повторил Мал, обвел всех взглядом: ну, выпьем за баб, что ли? Раз уж и Суслик сподобился.
   - Переживал он от фатальной непрухи, - счел нужным объяснить Шаграт. Выпил водку. И понюхал заскорузлый кусок портянки, что таскал с собой на любую пьянку, то есть, не расставался никогда, - а непруха у Суслика была с бабами. Вот Падра скажет, Падра у нас умный, от непрухи с бабами кто хочешь рехнется. А эта рыба на Суслика повелась, потому что у нее с мужиками непруха. На что хочешь спорю. На нее даже у меня не встанет. На нее только у Лонгвийца встать могло, потому что у Лонгвийца всегда стоит. На все. А Лонгвиец с ней развелся.
   - Убедительно излагаешь, сыне, - кивнул Падре, похрустывая соленым огурчиком, - вот и встретились два одиночества. Суслик, покайся, неужели у тебя на нее стоит?
   - Как скала, - Зверь оскалился поверх бокала.
   - М-да, - вздохнул Мал.
   Добрый Каркун сочувственно похлопал Зверя по плечу.
   - Лечить его надо, - предложил Шаграт, - этой... урино... терапией, да! Говорят, от всего помогает. Я уже начал. Суслик, допивай быстрее. В этот бокал я чуть-чуть долил... отлил... тьфу! чуть-чуть, короче. Надо дозу увеличить.
   Простодушный Мал подавился рыжиком и долго кашлял. А Падре гулко бил его кулаком по спине. И, кажется, несмотря на духовный сан, бил с удовольствием.
   Обсуждению зверского душевного здоровья предшествовала душераздирающая сцена на летном поле. Его Величество Император Тевтский продемонстрировал остолбеневшим гвардейцам сверкающий золотом "болид", который выкрали-таки у уручьего царя. Выкрали не пилоты - пехотинцы. Бессменная и Бессмертная гвардия, не разлей вода враги всем, кто летает в небе или плавает в море.
   Злорадно полюбовавшись своими пилотами, Эрик вызвал из строя господина легата, и долго, проникновенно смотрел ему в лицо. Зверь мог поклясться, что взгляд этот нанес ему морального ущерба на сумму куда большую, чем та, что император отдал в качестве выкупа. Честное слово, он предпочел бы этому взгляду пару недель в обществе Айс. Но Айс не было поблизости, и пришлось целую минуту сверлить глазами пуговицу на груди императорской форменки. Пуговица была костяная. Гладкая. С чуть заметной щербинкой на краю. Зверь эту пуговицу запомнил прекрасно. Она снилась ему всю следующую ночь.
   - Я долго думал, легат, что бы с вами сделать, - доверительно сказал император, - посадить на губу на десять лет; заставить, наконец, жениться на всю жизнь; запретить летать на месяц... последний вариант показался мне слишком жестоким, первые два излишне мягкими. Через три недели Рождественский бал, на котором вы, с моего позволения, и с учетом вашего вероисповедания, имели право не присутствовать. Так вот, на сей раз я желаю вас там видеть.
   - Так точно, - сказал Зверь, разглядывая прожилки на полированной кости пуговицы.
   - Вы должны быть на балу с дамой.
   - Так точно, - сказал Зверь. Прожилки складывались в замысловатый узор.
   - Дама, разумеется, должна быть из высшего света.
   - Так точно, - сказал Зверь, и наконец-то поднял глаза на начальство, благодарю вас, сир.
   - За что? - не выдержал Эрик.
   - За приказ быть на балу, сир, - взгляд у Зверя был честный-честный, наичестнейший, - моя дама будет счастлива, сир.
   - Вернитесь в строй, - рявкнул император.
   - Так точно!
   * * *
   Айс узнала о том, что царь принял выкуп лишь на следующий день после того, как Зверя с рук на руки передали тевтскому представителю. Все получилось очень быстро. Узнав о том, что Тиир фон Рауб не интересует госпожу фон Вульф в качестве экспоната, царь, кажется, даже вздохнул с облегчением. И то сказать - миллион золотом в казне куда приятнее, а, главное, безопаснее, чем живой старогвардеец в подвале. Даже в цепях. Даже в ошейнике. Даже за тремя засовами на стальной двери.
   Ну его, право же, к черту!
   Деньги, судя по всему, привезли всего через пару часов после визита Айс к царю. И тут же обменяли на Зверя. И Айс поначалу не нашла в себе сил порадоваться за него, она расстроилась, чуть не до слез, как девчонка расстроилась из-за того, что не смогла попрощаться. Хотя бы увидеть еще раз. Увидеть, как он улыбается. Голос услышать.
   Не получилось.
   Не успела.
   А теперь - все.
   Зверь наверняка забыл о ней, как только поднялся на борт тевтской "платформы".
   Нет. Не забыл. Не сможет он ее забыть.
   Ведь было же, сейчас уже и не верится, но было. Совсем близко факельные огни в узких черных глазах. Горячие, сухие губы. Чуть заметный сердце стукает болезненно - рубчик под кожей. Такой остается, если сильно, насквозь прикусить губу. Когда больно.
   "ты совсем другая, чем я думал..."
   "ты совсем другой..."
   Айс не умела плакать. Ни от боли, ни от досады, ни от щемящей пустоты в душе.
   Айс метала ножи в полированную, сплошь покрытую тонкой резьбой двустворчатую дверь. Это успокаивало. А если кто-нибудь войдет не вовремя впредь будет наука: стучаться надо.
   Три дня спустя, поздним вечером постучали не в дверь, а в окно.
   Седьмой этаж... Выше покоев Айс были лишь царские апартаменты - мода такая в мире, чем знатнее, тем дальше от земли забираются. Мода на небо. На пилотов.
   Но вот, снова, вежливый стук в стекло.
   Погасив свет, Айс, не приближаясь к окну, взглядом распахнула створки.
   - Привет, - сказал Зверь.
   И улыбнулся - белые зубы ярко сверкнули в полутьме.
   - Тарсграе, - только и выговорила Айс.
   Прямо под ее окном висел двухместный "болид", висел чуть накренившись, потому что Зверь, ничтоже сумнящеся, сидел на борту, свесив ноги в семиэтажную пропасть.
   Столица уручьего царства. Дворцовый комплекс. Этажом выше начинаются царские покои. И гвардии пилот наиболее вероятного противника, оцененный в миллион золотых, сияет улыбкой зависнув на своем "болиде" в самом центре этого осиного гнезда.
   - Ты с ума сошел, - Айс подбежала к окну, - ты ненормальный, ты... нет, ты правда, сумасшедший! Что? - она недоуменно осеклась, когда Зверь протянул ей руку.
   - Пойдем, - сказал он, - ты же не собираешься провести вечер в этой дыре?
   - Куда? - очень умно спросила Айс.
   - В Цесарру, - удивился Зверь, - куда же еще везти настоящую леди? Нет, можно в Лонгви, но я Лонгви не люблю. Впрочем, если ты настаиваешь...
   - Ты хоть знаешь, сколько здесь охраны? - поинтересовалась она.
   - Приблизительно. Давай руку.
   - Подожди, я же не одета... Нет, о чем я вообще... Великая Тьма, Зверь, ты совершеннейший псих... Здесь опасно!
   - Точно, - согласился он и глянул вниз, чуть не перевернув "болид" можно так брякнуться - по всему двору брызги. Представляешь, как завтра все удивятся? Выходит это царь с утра на крылечко, а вокруг мозги разбрызганы.
   - Какие мозги? - она из последних сил старалась сохранить здравость рассудка, - были бы у тебя мозги, ты сидел бы дома.
   - Да ну, - Зверь поморщился, - я из госпиталя сбежал. Дома меня сейчас во как ждут. С силовыми установками, чтобы хватать, вязать и лечить. А чего меня лечить? Я, твоими молитвами, здоров и счастлив. Они же со злости... он сделал большие глаза, большие, испуганные и загадочные, - изучать меня начнут. И нахрен замучают, - закончил буднично и печально. Оглядел ее с головы до ног: - зачем тебе одеваться? Ты и так одета.
   Айс посмотрела на свои потертые замшевые штаны, на мужскую рубашку и вздохнула:
   - Подожди. Я быстро.
   - Ага, - проворчал Зверь, скатываясь внутрь "болида", - как же. Знаем мы это быстро.
   * * *
   В перерыве между полетами, стоило "Блуднице" влететь в ангар, как "болид" тут же подхватили, перевернули, вытряхнули Зверя на пол:
   - Кто она? Колись, Суслик!
   - А ба-боч-ка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк... - пропел Зверь, не вставая.
   Оглядел склонившиеся над ним лица. Покачал головой:
   - А за ней воробушек прыг-прыг-прыг-прыг...
   - Та-ак, - сказал Мал.
   - Он ее, голубушку, шмяк-шмяк-шмяк-шмяк...
   - Упорствует, - выдал Падре коронное словечко палачей-дознатчиков, придется воздействовать.
   - Не надо! - сказал Зверь, - не надо воздействовать. Во-первых, я навру. Во-вторых, убегу. В-третьих, наябедничаю.
   - Мне все чаще кажется, - задумчиво заметил Каркун, - что у нас теперь два Шаграта.
   - Куда нам их столько? - в тон подхватил Падре, - одного и то много.
   - И за что я вас люблю? - спросил Зверь.
   - Ишь ты, - умилился Мал, - Суслик ведь, зверушка ведь бессмысленная, а гляди-ка, любит.
   - Не бьем потому что, - объяснил чуждый сантиментов Шаграт, - а могли бы. Даже ногами.
   - Не думаю, - сказал рассудительный Каркун, - Скорее уж, Суслик нас. С ним же легат Бессмертных персонально занимается.
   - Это Айс фон Вульф, - сообщил Зверь.
   И сам удивился, так тихо вдруг стало.
   - Ты, Суслик, шутишь так? - осторожно спросил Мал.
   - Не-а, - Зверь встал, - не шучу. Тема закрыта и обсуждению не подлежит.
   Не подлежит обсуждению! Ну да! Весь оставшийся день, весь вечер, и, наверное, всю ночь в "Антиграве", только эта тема и обсуждалась. На разные лады, разными голосами, с выстраиванием самых разных предположений и домыслов.
   Зверь в "Антиграве" не был. Его, по окончании полетов, отозвал Эрик и осторожно поинтересовался, что за дикие слухи ходят среди пилотов.
   - Слухи? - удивился Зверь.
   Его Величество перешел на "ты", значит опала снята, и снова можно выделываться.
   - Говорят о тебе и об Айс фон Вульф, - строго сообщил император, - не ври, что не знаешь.
   - А, - Зверь кивнул, - так это не слухи. Это правда.
   - Зверь, - стальной взгляд Эрика стал сочувствующим, - ты в порядке? Уруки с тобой ничего не сделали?
   - Да нет, - с Мохнуркой и его десятком расстались чуть ли не друзьями, - приглашали заходить еще, - все нормально, сир. Обращались хорошо, не обижали, с Айс разрешали видеться.
   - Не паясничай, - попросил император.
   - Не буду. Нет, правда, все в порядке.
   - Айс фон Вульф собиралась... - Эрик запнулся, явно подыскивая слово поделикатнее...
   - Изучать меня, - подсказал Зверь, - я знаю.
   - И?
   - И вот, - Зверь изобразил на лице виноватую обреченность.
   Император помолчал, покусывая губу. Фамильный фоксовский подбородок угрожающе двигался вверх-вниз. Наградил же бог челюстью - иной раз завидно становится.
   - Хильда говорит, ты так и не заглянул к ней по возвращении.
   - Ну, - Зверь развел руками, - все как-то времени нет.
   - Из госпиталя сбежать и от врачей прятаться ты время нашел, - ядовито напомнил Эрик, - значит так, Суслик, сегодня вечером мы ждем тебя на ужин. Неофициальный. Это приказ.
   - Понял, - вздохнул Зверь.
   Император кивнул ему и отпустил с богом.
   - Ждем на ужин в качестве главного блюда, - пробурчал Зверь, в удаляющуюся спину.
   Такого поворота он не ожидал. Видеться с Хильдой не было ни малейшего желания. Ну, да ладно. Не в первый раз. И, к сожалению, наверное, не в последний.
   * * *
   Так оно и повелось. Раз в два-три дня он прилетал, стучал в окно, и забирал ее куда-нибудь, где было людно, весело, шумно и на удивление хорошо. Айс до встречи с Эльриком поверить не могла в то, что ей может быть хорошо среди толпы веселящихся людей. И уж тем более, она не могла поверить, что ей может быть хорошо в таком месте не с мужем, а с веселым, и совершенно сумасшедшим чародеем. Настоящим чародеем, тварью, которая даже просто быть не имеет права.
   Чем-то они походили друг на друга. Ее Эльрик, Торанго, очень старый, очень спокойный, очень опасный. И ее Зверь - совсем мальчишка, улыбчивый, безбашенный, и совершенно безобидный. Во всяком случае, пока он на земле, а не в небе. Может быть, они походили друг на друга непоколебимой уверенностью в себе. В своей силе. Потрясающей уверенностью, от которой полшага до нахальства, но... полшага. И она никогда не нарушается, эта тонкая грань, граница. И хочется, закрыв глаза, поверить самой.
   И веришь.
   С ним было интересно. Ей, пятисотлетней, было интересно со Зверем, которому не стукнуло еще и семидесяти. А ведь Айс всегда считала свое образование не только глубоким, но и весьма обширным. Куда там? Она разбиралась во многих вещах. Зверь, кажется - во всех.
   А главное, он умел жить без магии. Совсем. Родом из мира, где магии нет, где возможны лишь чары, а все сущее подчинено жестким и немногочисленным законам математики и механики, Зверь видел жизнь в ракурсах, порой совершенно неожиданных. И Айс смотрела вместе с ним, удивляясь, как же раньше она не замечала очевидного.
   Столько нового!
   Но он сумасшедший. И она тоже сходит с ума.
   - Перестань, - не выдержала однажды Айс, не выдержала противоречия между разумом и эмоциями. Было утро. Зверь привез ее домой и как раз собирался откланяться, - перестань. Не прилетай сюда. Давай купим дом где-нибудь в городе, лучше вообще не в столице. Там будет безопасно.
   - Ты высоты боишься? - удивился Зверь, по обыкновению балансирующий на борту "болида", - если хочешь, мы можем ходить через дверь. Я хоть вспомню, как это - ногами по лестнице.
   "Еще не хватало!"
   Айс отчетливо представила, как он ведет ее к лифту, чинно раскланиваясь по дороге с охреневаюшей лейб-гвардией.
   А ведь может!
   - Я за тебя боюсь, - досадливо бросила она, - если тебя заметят...
   - А-а, - такой улыбки видеть еще не приходилось, - это да, это серьезно, - он и вправду посерьезнел, точнее, стал загадочным, как сфинкс, замысливший мелкую пакость, - послезавтра вечером, часов в пять, как темнеть начнет, поднимись на крышу, ладно?
   - Зачем?
   - Увидишь.
   Зверь поцеловал ее пальцы, брякнулся в кресло и стартовал, рывком машины захлопнув колпак.
   Пижон!
   * * *
   В "Антиграв" его однажды просто приволокли. Силой.
   Заботливые старперы насели со всех сторон, лезли пальцами в душу, пили водку и объясняли Зверю, какой он дурак, и как с этим бороться. Когда захмелели слегка, шуточки кончились, и обсуждение пошло всерьез. Что, вообще-то, было не принято. Потому что обсуждать женщин, своих или чужих моветон. Этого даже пехотинцы себе не позволяют. Гвардия, во всяком случае.
   - Но тут случай особый, - разъяснил де Буа, примчавшийся из-за особости случая из своего Лонгви, - во-первых, женщина у тебя - это противоестественно, а во-вторых, какая же она женщина, Суслик, она - рыба мороженая.
   Буратино противоречия в собственных утверждениях не разглядел. Зверь разглядел, но указывать на них не стал. Он вообще помалкивал, сидел себе у стеночки, крутил в пальцах бокал с соком и в разговоры не вникал.
   Думал.
   О Хильде. Когда-то было что-то... Хильда была для него чем-то особенным. Она и сейчас особенная, но сейчас это, скорее, знание, чем понимание. Со стороны Зверя - знание. То есть, умом своим звериным осознает он прекрасно, что Хильда на весь мир одна, другой такой нет и быть не может. А чутье звериное молчит. Чутью Хильда больше не интересна.
   Впрочем, с ней по-прежнему приятно поговорить. Она умна, обаятельна, в ней есть сила. И обманывать ее почти не приходится. Так, самую малость. Ту малость, которая давно уже вошла в привычку.
   Жаль, конечно. И того, давнего, странного отношения к Хильде жаль. И того, что врать приходится. Удивительное дело, ситуация, которая на Земле показалось бы экстремальной, в этом мире стала нормой. Там несколько месяцев среди людей давались страшно тяжело. Маска начинала давить, ложь становилась едкой, как кислота, и единственным утешением было неизбежное убийство, ради которого все всегда и делалось. А когда случилось так, что и убивать стало некого, Зверь чуть не рехнулся. Да ладно, "чуть"! Уж самому-то себе мог бы и не врать.
   А здесь он жил в окружении людей и нелюдей не первый десяток лет. Врал все время... скажем так, с некоторых пор начал врать все время. Маска... нет, не приросла, просто возможность снять ее выпадала очень редко. И цели, ради которой стоило бы терпеть все это, не было. Однако терпел. Почему? Кто знает? Может быть, потому что выбранная маска нравилась. Маски, они должны нравиться, иначе их не надеть. Но эта нравилась по-настоящему, то есть, убеждать себя в ее необходимости почти никогда не приходилось.
   Может быть, он и вправду любил этих пятерых, что пили сейчас, как пилоты, ругались как пилоты, и были омерзительны, как только пилоты и умеют. Может быть, он любил их, потому что они были пилотами?
   Иногда Зверю казалось, что он их ненавидит.
   В последнее время, все чаще...
   Сейчас он надел маску поверх маски. Так же, как делал это, встречаясь с Хильдой. Но если с Хильдой Зверь делал это больше для нее, чем для себя, то старогвардейцев он обманывал из исключительно корыстных соображений.
   Свинство?
   Ага. Самому противно. А что делать?
   - Нечестно это, - басил Мал, для убедительности постукивая по столу кулачищем.
   - Да ладно бы не честно, - змеей вползал в беседу де Буа, - тут все куда серьезнее. Речь идет о попрании традиций. Эта дрянь на святое покусилась.
   - На Суслика, что ли? - Шаграт оглядел Зверя с сомнением.
   - На нас, - Буратино экспрессивно взмахнул рукой, сбил рюмку, подхватил ее, не глядя, - на наши законы.
   - А-а, - Шаграт глубокомысленно кивнул, - а я уж подумал. На нас. Ха! Не дадимся.
   - А ведь прав Буратино, - с неожиданной экспрессией произнес Падре, - я вот сидел, дети мои, слушал вас, и сформулировать пытался. Верно все. Это отродье в небо сунулось, никаких на то прав не имея, ибо ползать рождено. Я понял еще, если бы она умела летать, или, ладно, если б она была просто приличным пилотом. Я бы понял. Законы наши никем не писаны, а значит, и следовать им никто не обязан. Но она пришла в монастырь с чужим уставом. Внутрь не попала, так во дворе нагадила...
   "Ну, Падре, - пряча улыбку думал Зверь, - красиво загибаешь. Тебе бы с амвона вещать, а не за пьяным столом, рюмкой вместо потира размахивая."
   Падре только сейчас сформулировал для себя то, что Зверю стало ясно еще в "болиде", в том самом, золотом царском мерседесе, который они пытались угнать. Увести. Чтобы подарить Эрику.
   Зачем?
   Да низачем.
   Просто потому, что машина необычная, уникальная по-своему машина, всего две таких в мире. И не важно, что сделать подобную самим проще, чем красть чужую. Точнее, как раз это и важно. Кураж. "Придите и возьмите" - именно это сказали уруки, созданием золотого "болида". "Придем и возьмем" - без колебаний ответили старогвардейцы, взявшись разрабатывать план. Разумеется, вслух или письменно, в общем, вербально, никто ничего не говорил. Но вербально и незачем - все и так все понимают.
   Старогвардейцы пришли за "болидом". Уруки их ждали. Ну и что? Когда это кому мешало? В общей суматохе Зверь машину поднял.
   Взлетел.
   Ловите, господа! Ловите ветер в поле - Зверя в небе. Ха!
   Кинулись ловить. А как же? Таковы правила. Те самые неписаные законы, о которых сказал Падре.
   Старая гвардия летает лучше, уруков - больше. Все честно. Все было честно, пока не вмешалась со своей магией Айс фон Вульф. Доминик сказал, что понял бы, умей она летать. Зверь не был столь требователен. Он понял бы, впишись она ради машины. Все-таки, ее рук детище, ее игрушка, ее подарок царю. Могло заесть, а когда заедает - все средства хороши. Даже те, что против правил.
   Магия? Ну, что ж, если она так привыкла.
   Но Айс, в погоне за пилотом, машину своими руками уничтожила. Выжгла изнутри. Раздавила в ледяной глыбе. Утопила остатки.
   ЗАЧЕМ?!
   Вот этого никто и не понял. Ни старая гвардия. Ни уруки. Ни Зверь.
   Зверь - особенно.
   Странная дама госпожа Айс фон Вульф.
   Странная.
   Познакомившись с ней поближе, дабы определить линию поведения, Зверь сделал кое-какие выводы, и прояснил для себя многие странности этой ведьмы. Он мог бы поделиться сейчас, поскольку выводы эти органично дополняли разглагольствования Шаграта. Тот, в силу особенностей воспитания, не скупился на эпитеты. Но, рано, рано. Потом, может быть. Да и то, не факт.
   Айс фон Вульф. Бедная, затравленная девочка, одна против целого враждебного мира, где если не съешь ты - съедят тебя. Съедят, да еще и добавки попросят.
   Суслик, счастье мое, тебе это никого не напоминает?
   Не напоминало.
   Хотя бы потому, что Суслик там, или нет, а страшнее Зверя на Земле зверя не было. С детства. Самого раннего.
   Айс презирали.
   Его - любили.
   Айс ненавидели.
   Его - обожали.
   Айс боялись.
   Его - боготворили.
   Он вырос садистом и убийцей.
   Айс - тоже.
   Интересно получается! Нет, все-таки психология - лженаука.
   Но факт есть факт, Айс фон Вульф наслаждалась чужой болью. Нет, не так, как Зверь. Зверь, он тварюшка простая, он режет кого-нибудь, и от этого тащится. Айс же получала удовольствие, сострадая. Она не умела жалеть себя (стоило научиться - хоть руки заняла бы), зато она любила жалеть других.
   Она же втрескалась в него по уши, когда увидела в темной сырой, хотя, в общем, вполне себе уютной камере, такого нищщасного-разнищщасного, в цепях, небритого, мужественно переносящего тяжелые испытания.
   А вот когда жалеть было некого, вот тогда Айс отрывала лапки кузнечикам, резала лягушек, приживляла жабры котам, и... чем еще занимаются вивисекторы под предлогом научных изысканий? Если же попадались люди...
   Зверь ей попался, суке. Нашла коса на камень.
   Ведьма... белая ведьма с гладкими, мерзкими лапами...
   - Зверь, ты в порядке?
   Он очнулся от того, что Доминик тронул за руку.
   - Ты в порядке? - повторил Падре, заглядывая в лицо, - что случилось?
   - Ничего, - Зверь посмотрел на раздавленный бокал, на стеклянные крошки в ладони, - нет, я не в порядке. Именно по этому поводу у вас тут хурал.
   За столом было тихо. Совсем.
   - Ни хрена себе, господа старперы, - сказал Падре, оглядывая собрание, - да он же, мать его, действительно влюбился.
   Шаграт открыл рот. И закрыл, когда Падре понял руку:
   - Все! Заткнулись. Тема закрыта и обсуждению не подлежит.
   - Спасибо, - вяло кивнул Зверь.
   Благодарил он, конечно, не за деликатность, хотя именно так его все и поняли. Благодарил он за проделанную работу. Слухи пошли. Поползли слухи. Слухи дойдут до Айс. И Айс будет реагировать.
   * * *
   Через два дня она, закутавшись в шубку, прогуливалась по крыше дворца, в компании еще нескольких магов, и с нестерпимым любопытством ожидала, когда же пробьют пять часы на центральной башне. Маги совершали послеобеденный моцион, подпитываясь от проходившего над дворцом силового потока, и Айс вежливо поддерживала профессиональную беседу, с легким раздражением думая, что обсуждать тонкости своей работы с "тупоголовым воякой" куда интереснее. Хотя бы потому, что он во-первых, умеет слушать. Во-вторых, понимает о чем она говорит, без дополнительной расшифровки терминов.
   А с первым ударом часов из чистого неба молнией высверкнул "болид". Бело-синий, хищный и страшный. Маги и Айс одновременно кинулись к парапету. Чужая машина провалилась вниз, к самой земле. Бесшумно сорвались из под днища закрученные в спираль стальные копья, с грохотом вылетела дверь ангара с машинами дежурных пилотов. С неба уже сыпалось боевое охранение.
   Охренение.
   А бело-синий "болид" пронесся сквозь ангар и смазанной полосой прочертил воздух снизу вверх.
   - Старогвардейцы, - обреченно сказал один из магов, - резвятся.
   "Старогвардейцы", числом один, действительно резвились вовсю, от широкой тевтской души приглашая к веселью всех окружающих. Окружающие втягивались - а куда денешься? Работа такая.
   С замирающим сердцем глядя на стихийную чехарду, на пляску "болидов", от которой рябило в глазах, Айс ругательски ругала Зверя, давила в себе желание в голос кричать от восторга, и где-то на краю сознания недоумевала: почему же маги бездействуют? Понятно, почему она сама ничего не предпринимает, потому что там, в небе, Зверь, ее Зверь, хвастливый как мальчишка и сумасшедший, как... как старогвардеец. Но эти-то, они-то почему стоят, разинув рты, и вместе с ней любуются рвущим небо танцем над головой?
   Безумная круговерть носилась над дворцом минут десять. Потом машина Зверя сверкнула в последний раз и просто исчезла.