Страница:
Началось с того, что Дубовенко начал орать на Базова. Это, впрочем, в порядке вещей. Произошло сие событие в коридоре общаги, многие это видели, и потому Горыч не поленился изобразить в лицах. Необычной оказалась концовка Дубова монолога. Когда Димону обломилось трое суток ареста от начальника курса, у многих отпала челюсть. Дело даже не в том, что наказание сержанту объявлено при рядовых курсантах, это как раз практиковалось нередко. Но чтобы Дуб посадил Базова (Папа-полковник в Москве – это не только повод двигать сынка в командиры, но и своеобразная охранная грамота. А папа у Базова и правда полковник. В Москве.) да еще вынес из избы такой сор, как неуставные взаимоотношения… Очевидно, в мозгах начкурса наметился явный сдвиг. Но это были цветочки. Дальше – больше.
Действо перенеслось в канцелярию, но даже закрытая дверь не могла сдержать атмосферных колебаний, порождаемых зычным голосом Дуба. И все прекрасно слышали, как Базову было объявлено, что с «губы» он на курс уже не вернется, а ждут его, касатика, быстрое следствие, трибунал и дисбат. Вот это уже совсем ни в какие ворота не лезло. Такого быть просто не могло, потому как это конец военной карьеры не только старшего сержанта Базова, но и подполковника Дубовенко. Такого ЧП училище ему не простит, давать такому просочиться за забор – нельзя.
И все из-за чего? Из-за стукачка-прапорщика? Бред какой-то. В коридоре общаги наблюдалась немая сцена. Никто абсолютно ничего не понимал. Даже виновник сего праздника жизни, Пылып, изображал на лице полное отсутствие разумных мыслей по этому поводу. И все знали, что Дуб не играет и не пугает. За четыре года все научились в этом разбираться.
Но и это оказались не ягодки.
Дальше началось и вовсе невообразимое. Не иначе, сумасшествие оказалось заразным, и следом за Дубом с катушек съехал Баз. Нет, он не кричал и не ругался. Он молча полез в драку. С Дубовенко. Если бы Горычу об этом просто рассказали, он бы долго смеялся. Не потому, что курсанты не дерутся с офицерами, нет. Просто Горный занимался у Дуба в секции и прекрасно знал, что черный пояс тот носит не зря и не самовольно. И что главным тренером сборной по рукопашке он назначен не по блату. И еще он знал, что такое удар Дубовенко, на собственной шкуре. И был свидетелем, как тот работал против восьмерых в реальной обстановке.
Даже более, о том, что в радиусе десяти – пятнадцати километров Дубу нет реальных соперников в поединке один на один, знали все, в том числе и Баз. И когда Дубовенко вылетел из канцелярии вместе с дверью, у некоторых присутствующих подкосились ноги.
Говорят, у сошедшего с ума человека иногда наблюдается многократное увеличение физической силы. Димон точно заболел, потому что до того, как его скрутил срочно вызванный из роты охраны вооруженный наряд, Баз успел разнести канцелярию в щепки и выкинуть в окно неподъемный сейф.
Но и у Дуба приступ сумасшествия не закончился. Все убедились в этом, когда он прямо с телефона дневального, в обход дежурного по училищу и непосредственного руководства, позвонил в комендатуру. Красочно, ничего не выдумывая, обрисовал ситуацию и вызвал машину с передвижным патрулем. А потом позвонил в военную прокуратуру. Все, кердык, назад дороги уже нет. Связанного Димку закинули в кузов ЗИЛа и увезли…
– А куда, не слышал? На «губу»?
– Ты ж знаешь, Славка, передвижка таким развозом не занимается. В КПЗ, скорей всего, но он буянил до самого последнего, вряд ли его смогут долго держать в комендатуре – условия не те.
– Думаешь, четвертый пост?
– Если и не сразу, то к вечеру точно там окажется – сто процентов.
Четвертый пост гарнизонного караула располагался в специальной отгороженной части психиатрического отделения окружного военного госпиталя. Постояльцами там оказывались подследственные из числа военнослужащих, проявляющие признаки (действительные или симулированные) психического заболевания.
– Да, Крот, кстати… Вообще-то Димка много чего кричал и по большей части матом, но уже из кузова он просил передать тебе, что видел какого-то лысого мента.
– Доктор! Товарищ капитан! – Слава постарался, чтобы его голос казался слабым, но все же достаточным, чтобы его услышали.
– Ну? Чего тебе, геморрой-отказник? – Форкин заглянул в процедурную, всем своим видом показывая, что ему до жути некогда и – если кому-то еще непонятно – раненый его уже достал.
– Я поеду в госпиталь.
В палате он бодренько вскочил и развил кипучую деятельность на зависть остальным отдыхающим травматологического отделения. Быстренько выяснил, где находится ближайший телефон военной связи, кухня и вход в психиатрическое. И именно в этом порядке начал обход обозначенных точек.
Пробиться через многочисленные узлы связи с не очень приветливыми телефонистками, носящими дурацкие прозвища, хоть и с трудом, но удалось. Пришлось изобразить рассерженного подполковника, которому срочно понадобился один гаденыш с четвертого курса КВВАИУ. Легенда прошла, хотя последняя телефонистка разговор наверняка подслушивала. Горыч оказался на месте и любезно согласился, презрев воинскую дисциплину и нарушив требования уставов, доставить на Госпитальную улицу к двадцати одному тридцати комплекты личной гражданской одежды двух известных ему сержантов и немножко денежек, сколько удастся собрать у сослуживцев. Молодец Горыч, лишних вопросов не задавал.
Во время обеда (кстати, подкрепился немного, неизвестно, когда еще поесть придется) Слава заглянул на кухню и выследил команду ходячих больных, отряженных в целях трудотерапии разносить пищу лежачим. А уж из них выделил тех, кто поволок термоса и посуду в психиатрическое.
Больше до ужина дел особых не предвиделось, и Слава позволил себе чуток подремать, а заодно покопался еще разок в собственных генах, любуясь красотой записанных с их помощью программ. И уже не в первый раз пришло восхищение величием программиста.
На ужин Слава не пошел. В наступивших сумерках он крутился возле выхода с кухни и, когда появилась намеченная им в обед пара, не спеша двинулся им навстречу.
– Ой. – Один из выздоравливающих бойцов присел и выпучил глаза.
Второй, почувствовав крен неожиданно потяжелевшего термоса, взглянул на напарника:
– Ты чего?
Присевший бросил свою ручку зеленого бака и бросился наутек, схватившись одной рукой за живот, а второй нащупывая что-то между ягодиц.
– Вот те раз… Обосрался. А я как же? А? – Риторический вопрос лениво унесся в пустоту.
– Помочь, что ли? – Слава изобразил самую любезную улыбку.
Для хлипкого солдатика появление высокого, хоть и забинтованного до самого подбородка добровольца показалось просто даром Божьим. Мало того, что не одному теперь тащить придется, так еще и легче будет раза в полтора. Конечно же, предложение было благосклонно принято.
Больных в психиатрическом оказалось, к счастью, немного, и с раздачей пищи управились довольно быстро. Остался последний пункт – отгороженное спецотделение, пост номер четыре гарнизонного караула.
Изнутри здания на пост вела двойная железная дверь с прорубленными небольшими окошками-глазками. Ключ от одной двери находился у дежурного санитара, от второй – у часового внутри. В одиночку никто из них открыть двери не мог. Заведен сей порядок на случай, если кому-то из постояльцев удалось бы завладеть ключом, принадлежащим часовому. Выйти у него все равно не получится. Второй выход, с поста на улицу, был оборудован точно таким же образом, и ключ от внешней двери находился у разводящего. Эти двери открывались для смены часового.
Здоровенный санитар лениво подошел к Славе и его напарнику, открыл дверь, предварительно заглянув в глазок, и, крикнув «Ужин!», посторонился.
Сережку на очередное кормление не принесли. Она заглядывала в каждую ввозимую в палату люльку на колесиках и нервничала все больше. У санитарок, имеющих вид рассерженных на все и вся, она спросить боялась. В последние пять минут больше никого не подвезли…
Ирино терпение, и так невеликое после всех событий последних двух дней, уже подходило к концу, когда в палату влетела давешняя врачиха.
– Ирочка, не волнуйтесь, – хотя вид говорившей подталкивал именно волноваться. – Пойдемте, я нашла для вас отдельную палату. Будете там вдвоем с ребеночком.
– Что случилось? – Голос предательски задрожал.
– Пойдемте, пойдемте. – Врач буквально тянула Ирину за рукав халата и уже в коридоре продолжила: – Температура, к сожалению, не снижается. У мальчика появился поносик, но это, возможно, от антибиотиков. Ничего страшного, температуру собьем, а пока полежите вместе. И вам спокойнее будет.
– Да что с ним? – Глаза Иры снова заволокло слезами, она уже не видела, куда идет, и только направляющая рука врачихи позволяла ей не натыкаться на стены и расположенные в коридоре предметы.
– Может быть, простыл. – Ира почувствовала пожатие плечами. – Сыпи нет, покраснений не видно. Может, конечно, и сепсис, но пока ничего определенного сказать нельзя и пугаться рано. Вот вырастет посев крови, это через неделю, тогда и будет ясно. А пока не волнуйтесь. Антибиотики в любом случае помочь должны.
– Чего это с ним? – Санитар слегка удивился. – Он из инфекции, что ли?
– Да нет. Наверно, съел чего-нибудь не то.
Слава взялся за термос и корзину с посудой.
– Да ладно, я и один справлюсь.
Внутренняя дверь уже открылась, и в проеме стоял плечистый и румяный курсант-второкурсник с красными погонами. Значит, сегодня КВОКУ, пехота, в просторечии – квокеры. Что ж, разницы, собственно, никакой. Санитар пропустил Кроткова внутрь и закрыл за ним свою створку двери. И почему-то мгновенно напрочь забыл о существовании этой самой двери.
Славе не было нужды рассматривать помещение, в которое он попал. В гарнизонный караул в Киеве традиционно назначались курсанты (начиная со второго курса) всех киевских военных училищ по очереди, и два года назад (два года – Слава отметил про себя, что уже мыслит категориями восемьдесят восьмого) он неоднократно побывал здесь в роли разводящего. Корпус психиатрического отделения врос в высокую крепостную стену, окружавшую весь госпиталь, а спецотделение расположилось в некоем подобии флигеля, выход из которого находился уже за стеной. Наверно, это была единственная дверь, через которую можно покинуть госпиталь, минуя ворота в стене. Само помещение поста смахивало на однокомнатную квартиру, большая комната которой разделялась двумя рядами решеток, образующих небольшой коридор посредине. В получившихся по бокам клетках за решетками, собственно, и находились заключенные, а по коридору курсировал часовой. Из оружия у часового имелся только штык-нож, автоматом во избежание неприятностей часового не снаряжали. Полностью вооруженным здесь бывал только разводящий, у него же находились и ключи от клеток. Поэтому заключенные покидали свои места (например, чтобы сходить в туалет или умыться) только во время смены часового, по одному, под прицелом автомата и угрозой двух штык-ножей. С одной стороны коридорчик упирался в дверь, через которую Слава сюда попал, а с другой имел продолжение уже с нормальными кирпичными стенами. Там, в этом продолжении, имелись ответвления в туалет и пару подсобок, а заканчивалось оно вторым выходом. Собственно, этот выход вел не прямо на улицу (пост находился на втором этаже здания), и за железной створкой имелась глухая лестница вниз и еще одна дверь. Ключ опять же у разводящего.
Пациентов здесь не лечили. Несмотря на то что все заведение имело статус лечебного, местных постояльцев врачи наблюдали только с одной целью – выдать заключение о симуляции и вернуть подследственного в нежные руки военного трибунала. Потому как невменяемого осудить закон не позволял. Как правило, врачам это удавалось довольно легко. Но бывали и исключения.
Одно такое исключение Слава и увидел сразу, как вошел. Этот парень с приметной наколкой на плече в виде эполета, которую он с удовольствием всем демонстрировал, присутствовал здесь и два года назад, а судя по рассказам старшекурсников, и раньше. Этакая достопримечательность. Все знали, что он косит. В том числе и врачи. Но поймать на симуляции не могли, в отсутствие белых халатов он вел себя вполне нормально, а при них – дебил дебилом. И его упорство можно было понять – парню светила высшая мера за убийство.
– Ха! Никак Крот, – на память этот «больной» явно не жаловался.
– Привет, Поручик. – Слава уже заметил в одной из клеток лежащего на кушетке лицом к стене Димона. – Ты еще здесь?
– А нравится мне тут. – Широчайшая улыбка. – На воле меня давно никто не ждет, а тут общество.
– Не разговаривать, – буркнул краснощекий крепыш.
Поручик мгновенно бросился грудью на прутья решетки:
– Ты че, козел? Закрой хавальник, пока я тебе весь пост не обосрал, затухнешь вылизывать перед сдачей, – угроза была вполне реальна, и сторож обиженно засопел.
– Ну… Ты это… Давай накладывай, – обратился часовой к Славе, сердито поглядывая в сторону Поручика. – А то смена скоро…
– Я быстро. – Кротков с улыбкой повернулся к часовому и заменил воздух стеклом…
С каждым очередным применением этой команды двигаться в стекле становилось все легче. Сейчас Слава уже почти не ощущал боли в мышцах, и сопротивление движениям исходило скорее извне, от густого воздуха, а не от собственного организма. Это походило на движение в воде и, надо признать, стало уже достаточно приемлемым.
Обнаружив у себя перед носом холодные серые глаза забинтованного разносчика пищи, а у горла не менее холодное острие штык-ножа, крепыш машинально схватился за пустые ножны и выпучил глаза:
– Ты это… Ты чего?
– Молчи и слушай, – голос Славы звучал еще более холодно. – Я не хочу тебя убивать и не буду. Ты мне не нужен.
Штык-нож молниеносно покинул свою позицию и со стуком вошел в ножны на ремне часового. Крепыш судорожно сглотнул, осторожно дотронулся до рукоятки и тут же с коротким вскриком отдернул руку.
– Не трогай, в следующий раз получишь ожог второй степени. – Ледяные глаза по-прежнему были на месте, и часовой не мог отвести от них завороженного взгляда.
Два постояльца наблюдали за происходящим. Поручик задумчиво, а повернувшийся на Славин голос Димка – с легкой улыбкой. Третий присутствующий пациент не проявлял никакого интереса и тупо пялился в решетку. Имелись все основания полагать, что этот псих – настоящий.
– Мне только нужно выйти отсюда через другую дверь.
– А у меня нет ключей от наружной. – Крепыш, похоже, испытал некоторое облегчение. – Только у разводящего. И от нижней тоже.
– Знаю, не дурак. И поэтому мы сейчас тихонько подождем смену и ты их сюда спокойно впустишь. – Заметив, что оппонент открыл рот для возражений, Слава чуть прибавил металла в голосе. – И не вздумай дергаться. Одно неверное движение и…
Крепыш, схватившись за живот, согнулся пополам и рухнул на колени. Его лицо покраснело еще больше, а рот судорожно выбирал между попытками закричать и вдохнуть. Славик наклонился к самому уху часового:
– Я ничего против тебя не имею, но, если ты меня не послушаешься, эта боль тебя не отпустит никогда.
Кротков щелкнул пальцами, и крепыш, расслабившись, тяжело завалился на бок.
– Идет разводящий со сменой, – ритуальная фраза с той стороны.
Сослуживцы посмотрели друг на друга сквозь окошки, изнутри – сердито и виновато, снаружи – устало и безразлично.
– Отворяй живее. – Щуплый младший сержант-разводящий поправил на плече автомат и провернул ключ в замке со своей стороны. – Я поужинать не успел, обратно хочу скорее.
Крепыш открыл дверь молча и посторонился.
– Все нормально? – разводящий, собственно, ответа не ждал и сразу пошел по коридору.
Поравнявшись с приоткрытой дверью в туалет, он обернулся к часовому и строго поинтересовался:
– Почему туалет нараспашку?
Ответа он услышать не успел. Мелькнула какая-то тень, и вот он уже сидит, прислонившись спиной к стене, не в силах пошевелиться, а прямо перед ним стоит здоровяк в синей больничной пижаме и с его собственным автоматом в руках.
Кряк.
А подчиненные лежат рядышком и мирно посапывают.
– Ты кто? С ума сошел? – Младшему сержанту как-то не верилось в происходящее. – Да тебя ж…
Кротков ухмыльнулся:
– Что ж, вопрос вполне адекватен месту действия. Извини, друг, и против тебя я ничего не имею, хотя и вынужден чуток огорчить. Не повезло тебе.
Связка с ключами тоже в руке диверсанта. И он уже направлялся к клеткам!
– Сейчас мы с моим другом покинем это гостеприимное заведение. Надеюсь, вы, как и положено, приехали на машине? – Слава выпустил все еще молчаливо улыбающегося Димона из клетки.
Поручик наконец вышел из задумчивости.
– Н-да… А ты, Крот, ничего. – Он улыбнулся. – Конечно, ты меня не приглашаешь, но все равно – спасибо. Я уж как-нибудь тут. Заходи, если что…
Слава, чуть подумав, завернул в туалет и прикрыл за собой дверь.
– Да вы что? – разводящий снова подал голос. – Да через полчаса весь гарнизон по «кольцу» поднят будет. Когда мы не вернемся. Вам все равно не уйти.
Слава вышел из туалета и направился к двери.
– Значит, так, командир, слушай внимательно. Мы ни в чем не виноваты, Димку подставили. Мы уходим, но оружие я оставляю. – Он повесил автомат на вешалку рядом с дверью. – Не забудь сообщить об этом, когда докладывать будешь о побеге. Чтоб, если нас догонят, не палили сразу с перепугу. Возьму только один штык, но и его оставлю твоему водиле. Эти, – Слава кивнул в сторону спящих караульных, – проснутся минут через двадцать, а ты… ты, собственно, уже почти можешь двигаться, до телефона доползешь.
– Хм… – Димка первый раз открыл рот. – А ты многому успел научиться за сегодняшний день.
– А длинный денек выдался, было время поупражняться, – в ответ улыбнулся Слава.
Силы щуплого младшего сержанта Кротков недооценил. Как только беглецы вышли на улицу, разводящий тяжело поднялся с пола и принялся тормошить караульного, которого привел с собой. Попытка разбудить не удалась, и сержант закричал прямо спящему в ухо:
– Срочно звони в караулку! Побег с поста! Два человека без оружия. Захватили служебный ЗИЛ. Я их преследую. А с тобой, – он легонько, экономя силы, пнул крепыша, – потом поговорим…
Сорвав с вешалки автомат, разводящий с трудом стал спускаться по лестнице. Все двери распахнуты настежь, и уже внизу, на пороге, он обнаружил брошенные ключи.
– Ребята, я это… Я, конечно, понимаю. Но… В общем, не дай бог кто-нибудь вычислит мой самоход. А потом узнают о вашем побеге… Короче, проблем огребу – по самое не хочу. Если кто еще эти события свяжет… Поеду я, а?
– Конечно, Горыч, нет вопросов. Ты нас не видел, мы тебя. И спасибо за помощь.
Горный с облегчением растаял в темноте.
– Ну что, по коням? – Димка весело посмотрел на Кроткова.
– Слышь, Димон, а на фига ты все это устроил? – Слава внимательно посмотрел на бывшего замка́. – Ты ж карьеру себе зарубил начисто. Ладно – я, я это все уже давно прошел, у меня жизнь другая. Тебе-то это зачем надо было?
– Ага, значит, все же бросить хотел. – Базов приобнял бывшего комода за плечо и слегка встряхнул. – А если серьезно, то я это все решил, когда Дуб в канцелярии начал в прокуратуру звонить. Не шутил он, Славка, понимаешь? Что-то с ним случилось, и назад для меня дороги уже все равно не было. Ну, а психушка… Я ж знал, что отсюда ты меня вытащишь. Да и интересно мне стало. Жизнь, которую ты мне подарил… Интересная она! До конца ее просмотреть хочу.
– Ладно, пошли транспорт добывать…
Солдатик-водитель, привезший смену на пост, сразу же развернул грузовик кормой к подъезду и теперь уютно дремал на водительском месте. Хорошая служба, когда надо – позовут, а в остальное время спать можно. Проснуться от прикосновения к шее холодного тяжелого лезвия он никак не ожидал.
– Экх…
– Вылазь, мы покататься хотим.
– Ребята, вы чего? – Солдатик уже стоял под открытым небом и тупо пялился то на отъезжающий ЗИЛ, то на неведомо как оказавшийся у него в руках штык-нож. – А как же?..
В этот момент от двери флигеля отделился разводящий с автоматом. Сделав пару шагов на подгибающихся ногах, он тяжело подпрыгнул в попытке дотянуться до отъезжающего грузовика. Зацепившись за борт, разводящий подтянулся и, перевалившись внутрь кузова, скрылся под свисающим тентом.
– Ну дела… – Водила покачал головой и направился к дверям поста.
Конечно, без документов купить билеты и спокойно попасть в самолет не очень-то реально, но это самый быстрый путь в Ленинград, и не попытаться улететь было бы крайне неразумно. А уж каким образом улететь – решение этого вопроса оставили на потом: вот доедем, увидим самолет, там и придумаем.
До сих пор признаков облавы не наблюдалось, и редкие встречные гаишники не обращали никакого внимания на фургон цвета хаки. Хорошо освещенная широкая дорога, полосы которой выложены разноцветным асфальтом, легко стелилась под колеса мощного «сто тридцать первого». Бориспольская трасса обладала одной интересной особенностью – любой автомобиль на ней показывал личные рекорды скорости. Ровная как стрела лента заставляла «запорожцев» разгоняться до ста пятидесяти, а «четыреста двенадцатых» «москвичей» – до зашкаливания спидометра. ЗИЛ легко шел сто десять.
– Димон, а ты в ускорении двигаться научился?
– Ага. Я тоже успел потренироваться. Прямо в канцелярии и начал. А как ты думаешь, я бы еще Дуба смог подвинуть?
– А больше ничего… странного не обнаружил?
Баз внимательно посмотрел на Славу.
– Честно говоря, я не понял того, что увидел… Сетка какая-то.
– Сетка? – Славик удивился. – Да нет, это ж молекулы. Хромосомы, ДНК, гены… Анатомию забыл?
– Нет, я не о том. – Димка вяло отмахнулся. – Эту фигню я тож видал, да только в учебнике на картинках они и то интересней смотрелись. Я о другом. Сетка какая-то, в мозгу где-то…
– Так синапсы, поди.
– Чего? Тьфу, нет же. Это даже не в мозгу… Картинка какая-то. Что, не видал?
– Нет, надо бы посмот… Ах, блин!
Одинокая встречная машина, фары которой они увидели всего несколько секунд назад, уже приблизившись, вдруг расцвела красными и синими проблесковыми огнями на крыше и рванула через разделяющий встречные полосы газон. Слава вдавил в пол до упора педаль газа и, пролетая мимо двигающейся наперерез желто-синей «копейки», разглядел в ее салоне двух человек. Заглушая рев двигателя, сзади донесся вой сирены.
– Влипли… А у них и движок, поди, форсированный.
– Не иначе. Чего делать будем, Славка?
Выжав из ЗИЛа предельную скорость, на которую тот оказался способен, Вячеслав начал резко перестраиваться из одной полосы в другую, не давая более скоростной легковушке выйти вперед. Полос было пять, никто не мешал, и задача представлялась довольно трудной.
– Димка, уходим в ускорение.
– Угу, – пробурчал тот в ответ. – Еще бы этому пылесосу ускорение придать…
Действо перенеслось в канцелярию, но даже закрытая дверь не могла сдержать атмосферных колебаний, порождаемых зычным голосом Дуба. И все прекрасно слышали, как Базову было объявлено, что с «губы» он на курс уже не вернется, а ждут его, касатика, быстрое следствие, трибунал и дисбат. Вот это уже совсем ни в какие ворота не лезло. Такого быть просто не могло, потому как это конец военной карьеры не только старшего сержанта Базова, но и подполковника Дубовенко. Такого ЧП училище ему не простит, давать такому просочиться за забор – нельзя.
И все из-за чего? Из-за стукачка-прапорщика? Бред какой-то. В коридоре общаги наблюдалась немая сцена. Никто абсолютно ничего не понимал. Даже виновник сего праздника жизни, Пылып, изображал на лице полное отсутствие разумных мыслей по этому поводу. И все знали, что Дуб не играет и не пугает. За четыре года все научились в этом разбираться.
Но и это оказались не ягодки.
Дальше началось и вовсе невообразимое. Не иначе, сумасшествие оказалось заразным, и следом за Дубом с катушек съехал Баз. Нет, он не кричал и не ругался. Он молча полез в драку. С Дубовенко. Если бы Горычу об этом просто рассказали, он бы долго смеялся. Не потому, что курсанты не дерутся с офицерами, нет. Просто Горный занимался у Дуба в секции и прекрасно знал, что черный пояс тот носит не зря и не самовольно. И что главным тренером сборной по рукопашке он назначен не по блату. И еще он знал, что такое удар Дубовенко, на собственной шкуре. И был свидетелем, как тот работал против восьмерых в реальной обстановке.
Даже более, о том, что в радиусе десяти – пятнадцати километров Дубу нет реальных соперников в поединке один на один, знали все, в том числе и Баз. И когда Дубовенко вылетел из канцелярии вместе с дверью, у некоторых присутствующих подкосились ноги.
Говорят, у сошедшего с ума человека иногда наблюдается многократное увеличение физической силы. Димон точно заболел, потому что до того, как его скрутил срочно вызванный из роты охраны вооруженный наряд, Баз успел разнести канцелярию в щепки и выкинуть в окно неподъемный сейф.
Но и у Дуба приступ сумасшествия не закончился. Все убедились в этом, когда он прямо с телефона дневального, в обход дежурного по училищу и непосредственного руководства, позвонил в комендатуру. Красочно, ничего не выдумывая, обрисовал ситуацию и вызвал машину с передвижным патрулем. А потом позвонил в военную прокуратуру. Все, кердык, назад дороги уже нет. Связанного Димку закинули в кузов ЗИЛа и увезли…
– А куда, не слышал? На «губу»?
– Ты ж знаешь, Славка, передвижка таким развозом не занимается. В КПЗ, скорей всего, но он буянил до самого последнего, вряд ли его смогут долго держать в комендатуре – условия не те.
– Думаешь, четвертый пост?
– Если и не сразу, то к вечеру точно там окажется – сто процентов.
Четвертый пост гарнизонного караула располагался в специальной отгороженной части психиатрического отделения окружного военного госпиталя. Постояльцами там оказывались подследственные из числа военнослужащих, проявляющие признаки (действительные или симулированные) психического заболевания.
– Да, Крот, кстати… Вообще-то Димка много чего кричал и по большей части матом, но уже из кузова он просил передать тебе, что видел какого-то лысого мента.
– Доктор! Товарищ капитан! – Слава постарался, чтобы его голос казался слабым, но все же достаточным, чтобы его услышали.
– Ну? Чего тебе, геморрой-отказник? – Форкин заглянул в процедурную, всем своим видом показывая, что ему до жути некогда и – если кому-то еще непонятно – раненый его уже достал.
– Я поеду в госпиталь.
15.25. Понедельник, 9 мая 1988 г. Киевское высшее военное авиационное инженерное училище (КВВАИУ)
Милицейский старшина легонько попинал валяющийся на газоне сейф, задрав голову, глянул на разбитое окно и, надев фуражку, направился в сторону медсанчасти. Дорога, ведущая к четвертому КПП, оказалась скрыта от него бетонным телом общежития, и он не видел проехавшего по ней к воротам зеленого УАЗика с красным крестом на борту.20.05. Понедельник, 9 мая 1988 г., г. Киев, ул. Госпитальная. Окружной военный госпиталь
Лежачего больного Слава изображал недолго. Собственно, только в приемном покое. Особо с ним не чикались, быстро успокоили, что перевязку сделают завтра, повышенной температуры у него не обнаружили, а потому, как Пятачок, почти «до пятницы совершенно свободен». Что и требовалось. До завтра Славик отдыхать здесь не рассчитывал.В палате он бодренько вскочил и развил кипучую деятельность на зависть остальным отдыхающим травматологического отделения. Быстренько выяснил, где находится ближайший телефон военной связи, кухня и вход в психиатрическое. И именно в этом порядке начал обход обозначенных точек.
Пробиться через многочисленные узлы связи с не очень приветливыми телефонистками, носящими дурацкие прозвища, хоть и с трудом, но удалось. Пришлось изобразить рассерженного подполковника, которому срочно понадобился один гаденыш с четвертого курса КВВАИУ. Легенда прошла, хотя последняя телефонистка разговор наверняка подслушивала. Горыч оказался на месте и любезно согласился, презрев воинскую дисциплину и нарушив требования уставов, доставить на Госпитальную улицу к двадцати одному тридцати комплекты личной гражданской одежды двух известных ему сержантов и немножко денежек, сколько удастся собрать у сослуживцев. Молодец Горыч, лишних вопросов не задавал.
Во время обеда (кстати, подкрепился немного, неизвестно, когда еще поесть придется) Слава заглянул на кухню и выследил команду ходячих больных, отряженных в целях трудотерапии разносить пищу лежачим. А уж из них выделил тех, кто поволок термоса и посуду в психиатрическое.
Больше до ужина дел особых не предвиделось, и Слава позволил себе чуток подремать, а заодно покопался еще разок в собственных генах, любуясь красотой записанных с их помощью программ. И уже не в первый раз пришло восхищение величием программиста.
На ужин Слава не пошел. В наступивших сумерках он крутился возле выхода с кухни и, когда появилась намеченная им в обед пара, не спеша двинулся им навстречу.
– Ой. – Один из выздоравливающих бойцов присел и выпучил глаза.
Второй, почувствовав крен неожиданно потяжелевшего термоса, взглянул на напарника:
– Ты чего?
Присевший бросил свою ручку зеленого бака и бросился наутек, схватившись одной рукой за живот, а второй нащупывая что-то между ягодиц.
– Вот те раз… Обосрался. А я как же? А? – Риторический вопрос лениво унесся в пустоту.
– Помочь, что ли? – Слава изобразил самую любезную улыбку.
Для хлипкого солдатика появление высокого, хоть и забинтованного до самого подбородка добровольца показалось просто даром Божьим. Мало того, что не одному теперь тащить придется, так еще и легче будет раза в полтора. Конечно же, предложение было благосклонно принято.
Больных в психиатрическом оказалось, к счастью, немного, и с раздачей пищи управились довольно быстро. Остался последний пункт – отгороженное спецотделение, пост номер четыре гарнизонного караула.
Изнутри здания на пост вела двойная железная дверь с прорубленными небольшими окошками-глазками. Ключ от одной двери находился у дежурного санитара, от второй – у часового внутри. В одиночку никто из них открыть двери не мог. Заведен сей порядок на случай, если кому-то из постояльцев удалось бы завладеть ключом, принадлежащим часовому. Выйти у него все равно не получится. Второй выход, с поста на улицу, был оборудован точно таким же образом, и ключ от внешней двери находился у разводящего. Эти двери открывались для смены часового.
Здоровенный санитар лениво подошел к Славе и его напарнику, открыл дверь, предварительно заглянув в глазок, и, крикнув «Ужин!», посторонился.
20.35. Понедельник, 9 мая 1988 г., г. Ленинград, ул. Вавиловых, 12. Родильный дом № 15
Ира уже могла ходить, именно этим теперь и занималась. Она мерила шагами палату и с беспокойством выглядывала в коридор.Сережку на очередное кормление не принесли. Она заглядывала в каждую ввозимую в палату люльку на колесиках и нервничала все больше. У санитарок, имеющих вид рассерженных на все и вся, она спросить боялась. В последние пять минут больше никого не подвезли…
Ирино терпение, и так невеликое после всех событий последних двух дней, уже подходило к концу, когда в палату влетела давешняя врачиха.
– Ирочка, не волнуйтесь, – хотя вид говорившей подталкивал именно волноваться. – Пойдемте, я нашла для вас отдельную палату. Будете там вдвоем с ребеночком.
– Что случилось? – Голос предательски задрожал.
– Пойдемте, пойдемте. – Врач буквально тянула Ирину за рукав халата и уже в коридоре продолжила: – Температура, к сожалению, не снижается. У мальчика появился поносик, но это, возможно, от антибиотиков. Ничего страшного, температуру собьем, а пока полежите вместе. И вам спокойнее будет.
– Да что с ним? – Глаза Иры снова заволокло слезами, она уже не видела, куда идет, и только направляющая рука врачихи позволяла ей не натыкаться на стены и расположенные в коридоре предметы.
– Может быть, простыл. – Ира почувствовала пожатие плечами. – Сыпи нет, покраснений не видно. Может, конечно, и сепсис, но пока ничего определенного сказать нельзя и пугаться рано. Вот вырастет посев крови, это через неделю, тогда и будет ясно. А пока не волнуйтесь. Антибиотики в любом случае помочь должны.
20.40. Понедельник, 9 мая 1988 г., г. Киев, ул. Госпитальная. Окружной военный госпиталь. Психиатрическое отделение. Пост № 4 гарнизонного караула
– Ох, ты ж! – Славин коллега почти в точности повторил действия своего бывшего напарника и теперь несся по коридору, с завидной скоростью удаляясь от железных дверей.– Чего это с ним? – Санитар слегка удивился. – Он из инфекции, что ли?
– Да нет. Наверно, съел чего-нибудь не то.
Слава взялся за термос и корзину с посудой.
– Да ладно, я и один справлюсь.
Внутренняя дверь уже открылась, и в проеме стоял плечистый и румяный курсант-второкурсник с красными погонами. Значит, сегодня КВОКУ, пехота, в просторечии – квокеры. Что ж, разницы, собственно, никакой. Санитар пропустил Кроткова внутрь и закрыл за ним свою створку двери. И почему-то мгновенно напрочь забыл о существовании этой самой двери.
Славе не было нужды рассматривать помещение, в которое он попал. В гарнизонный караул в Киеве традиционно назначались курсанты (начиная со второго курса) всех киевских военных училищ по очереди, и два года назад (два года – Слава отметил про себя, что уже мыслит категориями восемьдесят восьмого) он неоднократно побывал здесь в роли разводящего. Корпус психиатрического отделения врос в высокую крепостную стену, окружавшую весь госпиталь, а спецотделение расположилось в некоем подобии флигеля, выход из которого находился уже за стеной. Наверно, это была единственная дверь, через которую можно покинуть госпиталь, минуя ворота в стене. Само помещение поста смахивало на однокомнатную квартиру, большая комната которой разделялась двумя рядами решеток, образующих небольшой коридор посредине. В получившихся по бокам клетках за решетками, собственно, и находились заключенные, а по коридору курсировал часовой. Из оружия у часового имелся только штык-нож, автоматом во избежание неприятностей часового не снаряжали. Полностью вооруженным здесь бывал только разводящий, у него же находились и ключи от клеток. Поэтому заключенные покидали свои места (например, чтобы сходить в туалет или умыться) только во время смены часового, по одному, под прицелом автомата и угрозой двух штык-ножей. С одной стороны коридорчик упирался в дверь, через которую Слава сюда попал, а с другой имел продолжение уже с нормальными кирпичными стенами. Там, в этом продолжении, имелись ответвления в туалет и пару подсобок, а заканчивалось оно вторым выходом. Собственно, этот выход вел не прямо на улицу (пост находился на втором этаже здания), и за железной створкой имелась глухая лестница вниз и еще одна дверь. Ключ опять же у разводящего.
Пациентов здесь не лечили. Несмотря на то что все заведение имело статус лечебного, местных постояльцев врачи наблюдали только с одной целью – выдать заключение о симуляции и вернуть подследственного в нежные руки военного трибунала. Потому как невменяемого осудить закон не позволял. Как правило, врачам это удавалось довольно легко. Но бывали и исключения.
Одно такое исключение Слава и увидел сразу, как вошел. Этот парень с приметной наколкой на плече в виде эполета, которую он с удовольствием всем демонстрировал, присутствовал здесь и два года назад, а судя по рассказам старшекурсников, и раньше. Этакая достопримечательность. Все знали, что он косит. В том числе и врачи. Но поймать на симуляции не могли, в отсутствие белых халатов он вел себя вполне нормально, а при них – дебил дебилом. И его упорство можно было понять – парню светила высшая мера за убийство.
– Ха! Никак Крот, – на память этот «больной» явно не жаловался.
– Привет, Поручик. – Слава уже заметил в одной из клеток лежащего на кушетке лицом к стене Димона. – Ты еще здесь?
– А нравится мне тут. – Широчайшая улыбка. – На воле меня давно никто не ждет, а тут общество.
– Не разговаривать, – буркнул краснощекий крепыш.
Поручик мгновенно бросился грудью на прутья решетки:
– Ты че, козел? Закрой хавальник, пока я тебе весь пост не обосрал, затухнешь вылизывать перед сдачей, – угроза была вполне реальна, и сторож обиженно засопел.
– Ну… Ты это… Давай накладывай, – обратился часовой к Славе, сердито поглядывая в сторону Поручика. – А то смена скоро…
– Я быстро. – Кротков с улыбкой повернулся к часовому и заменил воздух стеклом…
С каждым очередным применением этой команды двигаться в стекле становилось все легче. Сейчас Слава уже почти не ощущал боли в мышцах, и сопротивление движениям исходило скорее извне, от густого воздуха, а не от собственного организма. Это походило на движение в воде и, надо признать, стало уже достаточно приемлемым.
Обнаружив у себя перед носом холодные серые глаза забинтованного разносчика пищи, а у горла не менее холодное острие штык-ножа, крепыш машинально схватился за пустые ножны и выпучил глаза:
– Ты это… Ты чего?
– Молчи и слушай, – голос Славы звучал еще более холодно. – Я не хочу тебя убивать и не буду. Ты мне не нужен.
Штык-нож молниеносно покинул свою позицию и со стуком вошел в ножны на ремне часового. Крепыш судорожно сглотнул, осторожно дотронулся до рукоятки и тут же с коротким вскриком отдернул руку.
– Не трогай, в следующий раз получишь ожог второй степени. – Ледяные глаза по-прежнему были на месте, и часовой не мог отвести от них завороженного взгляда.
Два постояльца наблюдали за происходящим. Поручик задумчиво, а повернувшийся на Славин голос Димка – с легкой улыбкой. Третий присутствующий пациент не проявлял никакого интереса и тупо пялился в решетку. Имелись все основания полагать, что этот псих – настоящий.
– Мне только нужно выйти отсюда через другую дверь.
– А у меня нет ключей от наружной. – Крепыш, похоже, испытал некоторое облегчение. – Только у разводящего. И от нижней тоже.
– Знаю, не дурак. И поэтому мы сейчас тихонько подождем смену и ты их сюда спокойно впустишь. – Заметив, что оппонент открыл рот для возражений, Слава чуть прибавил металла в голосе. – И не вздумай дергаться. Одно неверное движение и…
Крепыш, схватившись за живот, согнулся пополам и рухнул на колени. Его лицо покраснело еще больше, а рот судорожно выбирал между попытками закричать и вдохнуть. Славик наклонился к самому уху часового:
– Я ничего против тебя не имею, но, если ты меня не послушаешься, эта боль тебя не отпустит никогда.
Кротков щелкнул пальцами, и крепыш, расслабившись, тяжело завалился на бок.
21.30. Понедельник, 9 мая 1988 г., г. Киев, ул. Госпитальная. Окружной военный госпиталь. Психиатрическое отделение. Пост № 4 гарнизонного караула
– Стой! Кто идет? – Часовой подошел к двери, услышав звонок.– Идет разводящий со сменой, – ритуальная фраза с той стороны.
Сослуживцы посмотрели друг на друга сквозь окошки, изнутри – сердито и виновато, снаружи – устало и безразлично.
– Отворяй живее. – Щуплый младший сержант-разводящий поправил на плече автомат и провернул ключ в замке со своей стороны. – Я поужинать не успел, обратно хочу скорее.
Крепыш открыл дверь молча и посторонился.
– Все нормально? – разводящий, собственно, ответа не ждал и сразу пошел по коридору.
Поравнявшись с приоткрытой дверью в туалет, он обернулся к часовому и строго поинтересовался:
– Почему туалет нараспашку?
Ответа он услышать не успел. Мелькнула какая-то тень, и вот он уже сидит, прислонившись спиной к стене, не в силах пошевелиться, а прямо перед ним стоит здоровяк в синей больничной пижаме и с его собственным автоматом в руках.
Кряк.
А подчиненные лежат рядышком и мирно посапывают.
– Ты кто? С ума сошел? – Младшему сержанту как-то не верилось в происходящее. – Да тебя ж…
Кротков ухмыльнулся:
– Что ж, вопрос вполне адекватен месту действия. Извини, друг, и против тебя я ничего не имею, хотя и вынужден чуток огорчить. Не повезло тебе.
Связка с ключами тоже в руке диверсанта. И он уже направлялся к клеткам!
– Сейчас мы с моим другом покинем это гостеприимное заведение. Надеюсь, вы, как и положено, приехали на машине? – Слава выпустил все еще молчаливо улыбающегося Димона из клетки.
Поручик наконец вышел из задумчивости.
– Н-да… А ты, Крот, ничего. – Он улыбнулся. – Конечно, ты меня не приглашаешь, но все равно – спасибо. Я уж как-нибудь тут. Заходи, если что…
Слава, чуть подумав, завернул в туалет и прикрыл за собой дверь.
– Да вы что? – разводящий снова подал голос. – Да через полчаса весь гарнизон по «кольцу» поднят будет. Когда мы не вернемся. Вам все равно не уйти.
Слава вышел из туалета и направился к двери.
– Значит, так, командир, слушай внимательно. Мы ни в чем не виноваты, Димку подставили. Мы уходим, но оружие я оставляю. – Он повесил автомат на вешалку рядом с дверью. – Не забудь сообщить об этом, когда докладывать будешь о побеге. Чтоб, если нас догонят, не палили сразу с перепугу. Возьму только один штык, но и его оставлю твоему водиле. Эти, – Слава кивнул в сторону спящих караульных, – проснутся минут через двадцать, а ты… ты, собственно, уже почти можешь двигаться, до телефона доползешь.
– Хм… – Димка первый раз открыл рот. – А ты многому успел научиться за сегодняшний день.
– А длинный денек выдался, было время поупражняться, – в ответ улыбнулся Слава.
Силы щуплого младшего сержанта Кротков недооценил. Как только беглецы вышли на улицу, разводящий тяжело поднялся с пола и принялся тормошить караульного, которого привел с собой. Попытка разбудить не удалась, и сержант закричал прямо спящему в ухо:
– Срочно звони в караулку! Побег с поста! Два человека без оружия. Захватили служебный ЗИЛ. Я их преследую. А с тобой, – он легонько, экономя силы, пнул крепыша, – потом поговорим…
Сорвав с вешалки автомат, разводящий с трудом стал спускаться по лестнице. Все двери распахнуты настежь, и уже внизу, на пороге, он обнаружил брошенные ключи.
21.35. Понедельник, 9 мая 1988 г., г. Киев, ул. Госпитальная
Горыч отделился от дерева и шагнул из темноты, как только заметил вышедших из флигеля командиров. Пока Слава освобождался от бинтов и они с Димоном переодевались, сокурсник хранил молчание. Но потом, немного помявшись и отведя глаза, все-таки высказал то, о чем думал последние полчаса:– Ребята, я это… Я, конечно, понимаю. Но… В общем, не дай бог кто-нибудь вычислит мой самоход. А потом узнают о вашем побеге… Короче, проблем огребу – по самое не хочу. Если кто еще эти события свяжет… Поеду я, а?
– Конечно, Горыч, нет вопросов. Ты нас не видел, мы тебя. И спасибо за помощь.
Горный с облегчением растаял в темноте.
– Ну что, по коням? – Димка весело посмотрел на Кроткова.
– Слышь, Димон, а на фига ты все это устроил? – Слава внимательно посмотрел на бывшего замка́. – Ты ж карьеру себе зарубил начисто. Ладно – я, я это все уже давно прошел, у меня жизнь другая. Тебе-то это зачем надо было?
– Ага, значит, все же бросить хотел. – Базов приобнял бывшего комода за плечо и слегка встряхнул. – А если серьезно, то я это все решил, когда Дуб в канцелярии начал в прокуратуру звонить. Не шутил он, Славка, понимаешь? Что-то с ним случилось, и назад для меня дороги уже все равно не было. Ну, а психушка… Я ж знал, что отсюда ты меня вытащишь. Да и интересно мне стало. Жизнь, которую ты мне подарил… Интересная она! До конца ее просмотреть хочу.
– Ладно, пошли транспорт добывать…
Солдатик-водитель, привезший смену на пост, сразу же развернул грузовик кормой к подъезду и теперь уютно дремал на водительском месте. Хорошая служба, когда надо – позовут, а в остальное время спать можно. Проснуться от прикосновения к шее холодного тяжелого лезвия он никак не ожидал.
– Экх…
– Вылазь, мы покататься хотим.
– Ребята, вы чего? – Солдатик уже стоял под открытым небом и тупо пялился то на отъезжающий ЗИЛ, то на неведомо как оказавшийся у него в руках штык-нож. – А как же?..
В этот момент от двери флигеля отделился разводящий с автоматом. Сделав пару шагов на подгибающихся ногах, он тяжело подпрыгнул в попытке дотянуться до отъезжающего грузовика. Зацепившись за борт, разводящий подтянулся и, перевалившись внутрь кузова, скрылся под свисающим тентом.
– Ну дела… – Водила покачал головой и направился к дверям поста.
22.10. Понедельник, 9 мая 1988 г., трасса Киев – Борисполь.
Куда податься, размышляли недолго. Уже выезжая с Госпитальной улицы на бульвар Леси Украинки, Слава, взявший на себя управление как более опытный водитель – «хе-хе, у меня, Димка, водительский стаж сравним с твоим возрастом», – решительно повернул направо. А на Дружбы Народов – налево. Несмотря на праздник, вечерние улицы оказались почти пустыми, и беглецы, беспрепятственно проскочив мост Патона, быстро оказались на левом берегу, а там и вылетели на Бориспольскую трассу.Конечно, без документов купить билеты и спокойно попасть в самолет не очень-то реально, но это самый быстрый путь в Ленинград, и не попытаться улететь было бы крайне неразумно. А уж каким образом улететь – решение этого вопроса оставили на потом: вот доедем, увидим самолет, там и придумаем.
До сих пор признаков облавы не наблюдалось, и редкие встречные гаишники не обращали никакого внимания на фургон цвета хаки. Хорошо освещенная широкая дорога, полосы которой выложены разноцветным асфальтом, легко стелилась под колеса мощного «сто тридцать первого». Бориспольская трасса обладала одной интересной особенностью – любой автомобиль на ней показывал личные рекорды скорости. Ровная как стрела лента заставляла «запорожцев» разгоняться до ста пятидесяти, а «четыреста двенадцатых» «москвичей» – до зашкаливания спидометра. ЗИЛ легко шел сто десять.
– Димон, а ты в ускорении двигаться научился?
– Ага. Я тоже успел потренироваться. Прямо в канцелярии и начал. А как ты думаешь, я бы еще Дуба смог подвинуть?
– А больше ничего… странного не обнаружил?
Баз внимательно посмотрел на Славу.
– Честно говоря, я не понял того, что увидел… Сетка какая-то.
– Сетка? – Славик удивился. – Да нет, это ж молекулы. Хромосомы, ДНК, гены… Анатомию забыл?
– Нет, я не о том. – Димка вяло отмахнулся. – Эту фигню я тож видал, да только в учебнике на картинках они и то интересней смотрелись. Я о другом. Сетка какая-то, в мозгу где-то…
– Так синапсы, поди.
– Чего? Тьфу, нет же. Это даже не в мозгу… Картинка какая-то. Что, не видал?
– Нет, надо бы посмот… Ах, блин!
Одинокая встречная машина, фары которой они увидели всего несколько секунд назад, уже приблизившись, вдруг расцвела красными и синими проблесковыми огнями на крыше и рванула через разделяющий встречные полосы газон. Слава вдавил в пол до упора педаль газа и, пролетая мимо двигающейся наперерез желто-синей «копейки», разглядел в ее салоне двух человек. Заглушая рев двигателя, сзади донесся вой сирены.
– Влипли… А у них и движок, поди, форсированный.
– Не иначе. Чего делать будем, Славка?
Выжав из ЗИЛа предельную скорость, на которую тот оказался способен, Вячеслав начал резко перестраиваться из одной полосы в другую, не давая более скоростной легковушке выйти вперед. Полос было пять, никто не мешал, и задача представлялась довольно трудной.
– Димка, уходим в ускорение.
– Угу, – пробурчал тот в ответ. – Еще бы этому пылесосу ускорение придать…