Игорь Афонский
Здравствуй — Прощай, Термез! Здравствуй — Прощай, Кабул!

   «Странные рассказы — интересно, но мне ничего не понятно», — так отозвался один медицинский работник, которому я передал почитать свою «подшивку» вечером, на одну ночь. В то время у меня был всего один — мой экземпляр. Это и стало рабочим названием повести. Много раз посторонние люди брали его почитать, я ждал ответной реакции. И все они по-разному отнеслись к прочитанному произведению! Вот, некоторые сразу смотрят в самый конец, чтобы узнать, чем это всё закончится. А женщины ищут «характер», полёт чувств и ход отношений. Многое это в «рассказах» отсутствует. Герои, так или иначе, рассказали о себе, что могло быть с их стороны простым вымыслом. С реальными событиями повесть связана лишь промежутком времени в ней описанных историй. Участники не имели тех имен и фамилий, да и были ли они теми участниками или даже «героями»? Об этом судить ёще рано, хотя эти события могли произойти очень давно, в стране, которая была отмечена на карте мира под названием СССР. Итак, «Странные рассказы» о похождении рядового в течение одного учебного периода, в одном южном полку в 1987 году. Потом были другие события.
 
   «ТуркВО» — Туркестанский Военный Округ, изначально охватывал территории ряда среднеазиатских республик и некоторых областных центров России.
 
   Имена и фамилии изменены.

Часть 1
Здравствуй — Прощай, Термез!

Глава 1. Сборы

   Шёл 1987 год. Это было приятное освежающее утро. Действие происходило в маленьком прибалтийском городке. Сообщу даже больше — в портовом городке. Он, конечно, имел своё красивое название. Имя, которое каждый житель нашей огромной тогда страны коверкал в простой речи. Произносил как-то так, по-особому! Произносил так, как хотел, или так, как мог. А, впрочем, название этого города мне, как автору, не так важно указывать. Ведь этот день мог начаться в любом прибалтийском городе, даже в любом портовом городке, или просто в маленьком городе. И давайте сразу договоримся, мой голос будет как бы за кадром!
   Стоит отметить, что месяц был май. Было ещё едва светло. На улицах цвели аккуратные кусты роз. Они, посаженные должно быть с осени, были в полном своём цвету. Эти розы на всю зиму тщательно укрывали, чтобы весной радовать их красотой всех окружающих. Все прохожие, приезжие и жители этого города, смотрели на них и искренне радовались им, но куда-то торопились.
   Торопился и Олег! Это молодой человек призывного возраста. Он направлялся на призывной участок сборного пункта. Таким участком можно было бы назвать любое место, что угодно. «Пункт» в этом районе находился в самой его далёкой, пригородной части, на территории местного спортивного комплекса «Жальгирис». Проще представить старый, ветхий стадион, с примыкающим к нему крытым спортивным залом. Туда-то и стекались нестройным потоком в этот ранний час призывники со всего района, обходя огромные лужи дождевой воды, вылитые на город этой ночью. Такое обилие воды всегда так раздражает! Раздражает очень страшно, пока это проявление природы не сравнишь с другим грозным явлением, намного хуже, например, с отсутствием воды вообще.
   Обычно большие компании провожающих шумно себя вели и служили многочисленным фоном на этом мероприятии. Среди них люди всегда пели песни или частушки с хлестким, порой бранным содержанием. А иногда там просто матерно выражали свои мысли! Вслух! И после всего этого, это были уже не мысли, а крылатые выражения. Народ больше общался на местном языке, а матерился почему-то на русском! И надо заметить, народ был самый разный. Очень много было девушек.
   Провожать приходили семьями, многочисленными дружескими компаниями и небольшими группами. Что касается боевых подруг, то некоторые из них регулярно с ревом бросались своим парням на грудь. Там они немного судорожно всхлипывали, затем отрывались, оставив следы слез и помады на одежде. Потом девицы, шатаясь, обходили огромные чистые лужи стороной, чтобы уже потом нервно выкурить сигарету-другую. Там, издали, они, немного успокоившись, сиротливо оглядывались на своих любимых парней. А молодых людей трясло от алкогольного опьянения, неистово проведенной ночи и всеобщего к ним внимания. Ещё бы! Они призывники!
   Олега, в отличие от других, никто не провожал.
   Это скромный герой моего повествования. Я позволил себе подглядеть немного за его жизнью или даже придумал всё это! Сам не знаю, зачем, но это неважно.
   Вот он, невысокий, худощавый. Сейчас он одиноко двигается, огибая эти большие лужи и веселых чужих друзей, которые присели на корточки, допить пивка «на дальнюю дорогу».
   Он одет в тонкую, светлую рубашку сирийского производства и синтетические, тёмно-коричневые брюки. Это было очень легкой одеждой для утренней прохлады и такой сырости. Другие оделись ещё попроще: старые шерстяные спортивные костюмы, модные, потёртые джинсы, польские водолазки и морские тельняшки. Обувались тоже не как на парад. В рваные кеды, старые кроссовки, стёртые туфли и разношенные сандалии! И всё это, словно на слом, чтобы только доехать и там уже выкинуть! И действительно, ничего потом не жалко!
   В руках он держал жалкое подобие сумки, которая могла легко трансформироваться в заплечный выцветший рюкзак. Такая сумка очень напоминала подсумок от противогаза. Но кто мог догадаться, что она им и являлась в своём недалёком прошлом? В прошедшем году этот прекрасный город приютил Олега в одном из своих лучших учебных заведений и даже пытался привить основы среднего технического образования.
   Но, к сожалению, такое заведение не имело при себе военной кафедры. Поэтому следующей ступенью в жизни юноши была служба в рядах Вооруженных Сил необъятной нашей Родины.
   Итак, пробираясь уже районом частных домов, построенных в начале двадцатого века, любуясь на зелень садов, он влился в поток сильно выпивших провожающих и слегка нетрезвых отбывающих призывников, в точку ближайшей разлуки — призывной пункт. Проводы!
   Всё подобное закончилось для него на пороге его родного городка, где он успел побывать. А эта ночь прошла неспокойно, но в стенах родного общежития училища. Нужно сказать, что там тоже провожали! И вот провели. Рядом звучала песня очень модной зарубежной группы «Status Qwo». Только название песни уже само угнетало — «Понедельник — день тяжелый».
   Это был поистине тяжелый день, переломный момент жизни: последние дни перед службою в Советской Армии, в частях Вооруженных Сил страны.
   В спортивном зале их сначала построили по ранжиру.
   «Строиться!»
   Поэтому невысокий Олег оказался в середине строя. Нужно сказать, что уровень увлечения баскетболом в этой республике был небывало высоким. Кумиром всех мальчишек был Сабонис! И каждый из уличных пацанов старался не запятнать своей национальной гордости в спорте и своими личными достижениями оправдывал это. На спортивных площадках города играли буквально все, в школе даже преподавали специальные уроки, принимали «зачёты» за игру в мяч.
   «Все свои вещи на пол! Приступить к досмотру личного имущества!»
   И вот теперь на этой спортивной площадке, высыпав на пол содержимое своих баулов, рюкзаков и авосек, протертых до дыр чемоданов, призывники подверглись первому легкому обыску. Проще сказать — «шмону» и проверке всех имеющихся документов.
   «Документы держать в правой руке, передать всё дежурному офицеру!»
   «Разрешается иметь комплект туалетных принадлежностей, нижнее белье и продукты. Исключение составляют, согласно вывешенному плакату, колющие и режущие предметы, алкоголь и сильнодействующие медикаменты! Можете взглянуть, он у вас за спиной!» Плакат был грамотно нарисован от руки, а многие надписи были выведены на местном языке.
   Надо отметить, что сейчас содержимое всех сумок напоминало развалы или старый «блошиный рынок».
   Но как дико выделялся на общем фоне этот сшитый раскладной подсумок от противогаза! Куда входили, перечисляю: одежная щетка, щетка для обуви, нитки трех цветов, крем для рук в тюбике, шампунь в тюбике, моющее средство для рук в тюбике, футляр для очков, маленькие часы-будильник и некоторые другие вещи, так необходимые для настоящей полевой жизни.
   Наличие мягкой туалетной бумаги, каких-то одноразовых салфеток, оставшихся после перелета на самолете компании «Аэрофлота», послужили прямым вызовом работнику местного Военного Комиссариата. Офицер долго пялился своим мутным взглядом на всё это, потом с огромным трудом наклонился и взял в руки охапку ярких голубых пакетов. Последовало его громкое выражение:
   — Ч-ТА! Армия вам даст! Пра-сраться!
   Это вызвало у всех сразу всеобщее внимание, просто дикий восторг. Пронеслась прямо волна, нет, целый шквал смеха и возгласов.
   Что обозначало это междометие: «Ч-ТА!», этого никто, собственно, не понял, но способность персонала комиссариата изрыгать такие выражения уже казалось смешным. Ещё можно было подумать, что туалетную бумагу он видел впервые в жизни, и до этого момента обходился всегда удивительным образом без неё, и вот обнаружив её перед собой, он сразу догадался о её бытовом, простом предназначении. Пакеты исчезли в необъятных карманах форменных брюк этого представителя рядов Советской Армии. Тело этого офицера последовало дальше.
   «Интересно, как могли сочетаться в этом обилии разных вещей настоящие боксерские перчатки и транзисторный приемник, чихающий, но передающий последние новости?»
   Увлечение радиоприемниками в то время в стране было прямо небывалым. Боксом увлекался каждый второй юноша. Но надо отметить, что каждый первый был, как правило, «ботаник». Вероятно, что призывникам очень хотелось продолжить свое любимое дело и обязательно под музыку.
   «Насколько нужно быть целеустремленным человеком, чтобы всегда тащить с собой хоть немного любимые вещи, тем более в такую даль, в неизвестность?»
   Потом очень долго длилась перекличка.
   «Приступить к перекличке!»
   Всех просто начало «качать» в рядах от непривычки. Чьих-то документов сразу не нашлось, чьи-то фамилии просто страшно коверкались при прочтении.
   «Козла! Козлаускас! Нэ слышу! Призывник, услышав свою фамилию, должен громко произнести «К-ХЯ!» Кому нэ понятно? Козла! Козлаускас?»
   Офицер, видимо, был нетрезв, отчего он очень много потел, и отлучался по разным надобностям. А другой офицер, его заменивший, начинал все сначала, по новому кругу. Словно ему было действительно необходимо вникнуть в суть дела.
   «Равняйсь! Смирно! Вольно! Продолжим перекличку личного состава! Э, Козлаускас!»
   Да! Это была адская работа — обеспечить призыв, новое «пушечное мясо», новобранцев.
   Наконец, эта часть мероприятия утряслась. Всех попытались перестроить в колонну. Так образовалось слабое её подобие. В зал въехала тяжёлая, грязная грузовая тележка. Такие можно было видеть в овощных магазинах города. Её перед собой тупо толкали товарищ прапорщик, который держал под мышкой бумажную папку с накладными, и рядовой солдат. Они стали выдавать каждому трехдневный запас сухого пайка в коробках и буханки чёрного хлеба. Этот дар оказался для юношей полной неожиданностью. Буханки тёмного хлеба и коробки быстро раздали в руки каждому стоящему в шеренге. Тележка двигалась упорно к концу строя. Раздавал высокий солдат без головного убора, а прапорщик делал вид, что нечто отмечает в своём важном документе. Так, в результате этих манипуляций, ещё долго все рассовывали по авоськам и баулам большие коробки с продуктами. Вот процедура закончилась, и тележка исчезла в проёме дверей.
   Потом вышел настоящий подполковник, произнес длинную речь! Всё это звучало в духе того времени. Громко всё так, выпалил! И махнул прощально рукой вдаль. Тут все вздохнули и побрели к выходу, к автобусам. Там толпа провожающих смела ветхое ограждение, мягко обхватила выходящую колонну из здания. В последний раз замелькали запрещенные бутылки, блоки сигарет и гитары. Наступил момент, когда немногочисленные работники военкомата опомнились.
   «Держать строй!»
   Вот они перешли в наступление, а провожающие? Они сдались. «Поехали!»
   Это разнеслась последняя команда. Вот автобусы вырвались на объездную дорогу, позади из колокола радиоточки грянул какой-то марш, потом почему-то реквием, но его оборвали, должно быть перепутали пластинки. Тогда все радиоточки были оборудованы стационарными проигрывателями. Включили песню одного эстрадного исполнителя, так модного в тот период времени. И молодого, и «барабан истого».
   «…Был бог!..»
   Казалось, что сама жизнь покидает утренний городок, сами молодость и юность уходит из этих кварталов и домов.
   «Смотрите! Так вывозится будущее!»
   Олег похмелился пивом, которое прошло по рядам, и уставился в окно автобуса. Рядом с ним ехали такие же, как он, молодые, веселые парни, которые еще вчера сидели за школьной скамьей местных учебных заведений, играли в баскетбол, загорали днём на пляже, ухаживали за девушками, строили свои грандиозные планы и заглядывали в будущее.
   «Из окна этого автобуса совсем не было видно никакого будущего!»
   Олег мог видеть только рваный, последний утренний туман. Но тут промелькнул очередной поворот, а потом ещё поворот! И вот перед его глазами встало оно! Это целое поле света! Свет и радуга!
   Вот она — весточка этого будущего! Позади автобусов оставался разноцветный город, охваченный другими, своими, яркими событиями.
   В военкомате судорожно вздохнули и отправились по разным адресам, чтобы отлавливать тех, кто не явился на этот и предыдущий день сборов.
   В обед автобусы прибыли в союзную столицу республики. Там, в составе других автоколонн, попали на территорию Красных Казарм.
   «Так вышло, что советская история просто не может существовать без своего революционного прошлого. Прошлое, где был очаг большевизма или место подпольного центра, откуда потом шли «брать власть» Советы!»
   Даже если представить, что все происходило немного не так, кто в этом сейчас признается.
   «Выходи строиться! Приступить к перекличке личного состава!»
   А те казармы действительно были выложены из красного кирпича, как большее количество зданий и строений в этих краях. Район тот был чисто промышленный, нежилой. Это такое плавное сочетание больших пустырей и бесконечных свалок, ограждений различных секретных объектов и железнодорожных путей сообщения.
   Наличие настоящего железнодорожного вокзала в пределах видимости был для всех как единственный ориентир, маяк. Все остальное просто перестало существовать для призывников. Стой стороны приходили знакомые, чтобы перекликнуться напоследок новостями. Оттуда прибыли и другие автобусы, в ту же сторону они и уехали, но уже пустые. Казарма постепенно всосала всех вновь прибывших, наделила каждого койкой и полосатым грязным матрацем. Подушек почему-то не дали!
   Остаток дня прошел в вялом подведении итогов, прослушивании баек, сплетен, занятных историй, якобы из жизни. Все постепенно перезнакомились, а потом сгруппировались по интересам.
   Решающим значением для каждой группы было место рождения. Так, хлопцы с Украины резко отмежевались от остальных братьев — славян. Прибалтийские товарищи оградились чисто языковым барьером, не понимая уже даже друг друга. Азиатских джигитов почти не было видно, они растворились в этой сумятице. Это был не их день! А лиц других национальностей вообще можно было бы посчитать по пальцам.
   Олег лежал и тупо смотрел в потолок. Потолок был покрыт паутиной трещин, издали напоминавших схему путей сообщения метрополитена то ли города-героя Москвы, то ли не менее героического города Ленинграда!
   Парень уже познакомился со своими соседями, но прекрасно понимал, что их могут разлучить в любой момент, поэтому сделал это по привычке, в силу своего общительного характера.
   Рядом было несколько литовцев, которые хорошо понимали русский язык, но не разговаривали на нем в силу исторического упрямства. Олег не стал пробивать имеющиеся вековые преграды, чтобы услышать лишний раз, «что он лишь оккупант на их исторической родине». Это его уже не привлекало. Он не стал бродить по комнате, как это делали другие. Желудок его бурчал от отсутствия продуктов, которыми его следовало давно набить.
   «А ведь ничего не брало его молодой организм! Но голод и жажда уже стали одолевать
   Олег спустился на пол, поставил табуретку посередине, накрыл сорванным агитационным плакатом и попросил нож. Им он открыл одну банку тушенки и стал вылавливать пальцами кусочки холодной свинины.
   Неожиданно «вековая стена» дрогнула, и его пригласили к общему столу. Там сидели несколько ребят.
   «Ричардас!»
   «Андрюс!»
   «Гриша!»
   «Маркус!»
   «Бонионис!»
   Олег легко запомнил имена, но не был уверен, что правильно обращался к ним. Это сразу вызывало приступы смеха.
   — Это я, Бонионис! А он — Ричардас!
   Там, на сдвоенных табуретах уже лежали плакаты, снятые со стены, уложенные пакетами и стеклянными банками. Это был импровизированный стол. Там всё было настоящим, домашним, таким теплым и сытным. Все особенности национальной кухни, даже цепеллины!
   Ребята хлопали его по плечу, смеялись и смотрели, как он уплетает эту домашнюю снедь, и радовались за него, восклицая на своем слабо понятном ему языке.
   На выданные консервы из них никто смотреть не хотел, ведь недалекие отсюда родственники не оставляли их в покое даже здесь. По кругу пустили единственный стакан и бутыль с сельским самогоном, все произносили свои тосты. Вскоре Олег сказал свою часть тоста:
   — Чтобы после службы все выпили так же, вместе!
   Все разом потеряно замолкли. Но минуты молчания не получилось, пили дальше. Молодость, злость и спортивный азарт, вот что всех объединило в тот момент.
   Все они чувствовали потребность высказаться и быть услышанными. Никакие языковые барьеры тут уже не действовали.
   Дальше пошло по кругу другое спиртное, то, что в большом количестве поставлялось в это помещение, уставленное двухярусными койками. Оказалось, что ближайший магазин и кулинария просто работали на обслуживание этих призывников. Посредниками в такой торговле служили всякого рода военные старослужащие. Олег тут заметил, что все принялись уничтожать свои домашние заготовки. Так в одном углу резали сало с едкими, но добрыми луковицами и чесноком, запивали лимонадом «Буратино», а в другом углу разложили на газете остывшие беляши и манты, уставив весь пол пивными бутылками.
   «Курить в помещениях строго запрещено!»
   Но об этом никто не знал, или сразу все забыли. Курили!
   И постепенно возникла необходимость проветрить помещение. Как говорится, хоть топор вешай. Вероятно, он уже висел, но его не было видно. Окна никак не открывались, зато дверь плотно не закрывалась.
   Начали «резаться» в карты. Постепенно многие призывники стали рвать свою одежду! Их костюмы обретали вид безрукавок, тельняшки превращались в майки. Всеобщее стремление принести частицу себя в жертву росло, а потом перешло всякие границы пристойности.
   «Народ бросился в крайность, нищета, сэр!»
   Появились доморощенные художники, способные простыми бритвенными машинками запечатлеть чернилами на чужих частях тела неказистый рисунок с большой амбицией. Так потом отправлялся служить в какую— то «Тмутаракань» парнишка с нервным рисунком якоря и нежной надписью: «Привет из Балтики!». Что ждало потом повесу, никто не знает, а земляков он теперь найдёт всегда сходу. А всю оставшуюся жизнь будет стесняться уродливо выведенного рисунка на руке, прятать его в рукаве одежды или за спиной. Уныло и бестолково для всех закончился день, просто провалился в ночь, с ожиданием перемен, медосмотров и других прелестей предстоящей дороги. Ночь поглотила усталость, унесла тревоги и сомнения, развеяла дым в Красных Казармах, убаюкала тишиной, спящую молодую когорту.
   «Наутро здесь проснутся великие полководцы, военные строители, отважные мореходы и другие военнообязанные люди. Если из них полководцев окажутся единицы, мореходов десятки, то строителей будет сотни. В любой армии мира труд — это почетная обязанность любого военнослужащего!»

Глава 2. Рассказ «о том, первом дне»

   День наступил внезапно, согрев всех спящих потоками солнечного света! Вот оно наглядное преимущество огромных оконных рам.
   Прежние архитекторы думали о здоровье молодой нации, они поддерживали санитарные нормы освещенности в казармах. Младая когорта нежилась на старых, уже провонявших прелостью и мочой матрацах, она не желала так рано просыпаться, впрочем, её всё равно бы не оставили в покое. Самые сообразительные поспешили умыться и справить утреннюю нужду, потому что в этом крыле все удобства были ограничены только одним вспомогательным помещением и только этим этажом.
   Потом появился подтянутый мордатый сержант и сообщил новость:
   — Все, вновь прибывшие, будут проходить медосмотр, согласно уже составленных списков, то есть в составе команд!
   Тут же предложил ознакомиться с данным документом. Так появилось определение слова «команда». Одновременно появились «покупатели», несколько офицеров с сержантами, которые имели на руках списки новобранцев, такие реестры «мертвых душ». Сразу не было видно, что все они знают, так или иначе, друг друга. Но позже это очень бросилось в глаза: люди делали план, они соревновались в выполнении своей части работы! Это говорило лишь о том, что встречаются они здесь не в первый раз или даже приехали из одного места. Необычный плотный, ранний загар покрывал их кожу, одежда была полевая, нововведенная, знаки рода войск непривычные, до сих пор их мало кто видел, поэтому возникало много вопросов. Но вопросы все многозначительно опускались, оставались без ответа. Перезревший в рядах Советской Армии сержант только пыжился от своей важности, строил из себя «целку», на вопросы собравшихся людей не отвечал, создалось впечатление, что он просто не желает общаться с этой зеленой порослью! Ведь он — такого высокого полета птица! А «они»? Они все еще желторотые птенцы в этом мире! От этого число вопросов только росло, а число разных домыслов оставалось ещё больше. Потом волной прокатилось!
   «Вот те — «связисты», а эти, что отдельно сидят, это «химики»!»
   Попался парнишка из грамотных, из тех, кто не спал прежде на школьных уроках ВМП.
   Ещё этот день отличался от многих других тем, что появилась отметка в воинском билете о дате призыва на службу у каждого прибывшего в Красные Казармы. Это был тот, единственный приказ, с даты которого считаются его дни службы! Человеку всегда было свойственно вести какой-то метрический, лунный или солнечный отчет протекающего времени, чтобы отвлечься в потоке его быстротечности. Ставить зарубки на доске по утрам, штриховать календарь чернилами, ставить крестики на стене, мазать масло на ломтик хлеба. Обрести какой-то порядок отсчёта — это значит чувствовать твердую почву под ногами, тешить себя иллюзией, что это время пройдёт, а он останется, вернётся. Посмотрим на этот день внимательно.
   Медицинский осмотр тех, кто попал сюда — это дело, решённое другими заранее и бесповоротно. Это своеобразная «ярмарка», где лишь набивается цена на «товар», который показывают лицом и не только лицом. «Товар», как это можно было догадаться, это совокупность способностей призывника помочь Родине, его скрытого потенциала, его возможностей на ближайшие два — три года. Всё это доподлинно известно и отражено в медицинской карте, характеристиках с места учебы и работы, автобиографии и других сопроводительных документах. Иногда таких документов нет, но есть справка из другого учреждения или милиции, звонок из деканата или толстая папка разных документов, и неизвестно, что из этого хуже.
   Медицинский осмотр — это «конвейер», проталкивающий упирающегося счастливчика к большим возможностям, которые предоставляются армией и Военным Морским Флотом. В число таких возможностей входит: бесплатно посмотреть мир, побывать в зарубежной командировке, обрести новые навыки и строительные специальности, участвовать в кругосветных вояжах на судах и подлодках ВМФ и продолжить своё образование в ВУЗах, после службы в рядах Вооруженных Сил. Это только краткое перечисление возможностей, которые начинаются с этого невзрачного на вид места.
   Призывник, попавший сюда, уже должен был использовать все возможности уклониться от службы. Поздно ему изображать эпилепсию. Не помогут в личном деле подшитые тома справок о том, что в прошлом, очень давно, будучи ещё ребенком, им были получены серьёзные травмы и ушибы, перенесены с очевидным осложнением эти все болезни и хвори. Всё это рассматривалось раньше и не помогло, раз «конвейер» принял ушибленного, «хворобого» и недоношенного в детстве призывника! Поздно на это надеяться, если на предварительных осмотрах уже вынесли решение о зачислении отрока. Пускай у него не хватает общего веса, может отсутствовать одно полушарие головного мозга! Пускай ему оторвало палец, мешает жить плоскостопие! Пускай он не добегает ночью до горшка! Пускай у него «заячья» губа на всё лицо и явно выраженная грыжа! Всё это, пускай! Потому, что вес ему помогут набрать военные диетологи, грыжу удалят, палец пришьют или напишут об этом как о патологии растущего организма, мол, вырастет ещё, а всё остальное будет выглядеть уже малоубедительным. Улыбку на всё лицо будут всегда прятать в конце строя, если она станет смущать командира.