Изменник, или предатель, заранее и обычно за вознаграждение готовится к тому, чтобы совершить что-то очень плохое тому (или тем), с кем он вел себя как друг и единомышленник, кому выказывал свою преданность (см. выше о предать в значении «отдать»). Именно так, согласно Евангелию, вел себя Иуда Искариот. Будучи одним из учеников Христа, он за плату указал римским стражникам, кто же среди других людей именно Христос. В русском языке имя Иуды стало нарицательным обозначением предателя. Рассказывая о корыстном уничтожении старостой завещания об освобождении крестьян его же деревни, Н.А.Некрасов пишет: «Все прощает Бог, но иудин грех не прощается». Для подобных поступков в русском языке есть и другие слова: вероломный (с прозрачной внутренней структурой), коварный.
   Однако предательство и измена могут совершаться не только с корыстной целью и по предварительному расчету. Человек может не выдержать некоторых соблазнов, толкающих его на предательство. Именно так поступил сын Тараса Бульбы Андрей. А его решительный отец не допускал никаких смягчающих обстоятельств в отношении предательства. Причиной предательства могут стать не только соблазны, но и, например, невыносимые пытки. История нашей страны во время правления Сталина знает множество примеров, когда очень достойные люди под пытками подтверждали все что угодно. В том числе и то, что могло быть и предательством.
   Железный занавес, атмосфера осажденной крепости, постоянные поиски врагов и злоумышленников, поощрение доносительства – все эти обстоятельства создали предпосылки и для расширения значения слов предатель, предательство, изменник, измена. Именно таким образом стали нередко именовать тех, кто отступил от официальной политической линии, «сделался иным», «изменился». При таком понимании значений соответствующих слов не различается, с одной стороны, иудин грех (заранее обдуманный в корыстных целях обман доверившихся людей») и «объективное пособничество врагу в результате слабости», и обычное изменение взглядов и представлений глубоко размышляющего о жизни человека.
   Выход из какой-либо организации, в целях, методах, руководителях которой человек глубоко и серьезно разочаровался, нельзя называть предательством. Более того. Это слово как обвинительное клеймо используют именно те, кто ставит превыше всего не принципы, идеалы и цели, но исключительно личную преданность. Именно на таких принципах строятся такие организации, которые принято называть банда, мафия, организованная преступная группа.
   Как известно, апостол Павел в начале своей жизни носил имя Савла и весьма активно преследовал христиан. Его отказ от прежней жизни и следование Христу никак нельзя назвать предательством или изменой. Таким же образом трудно согласиться с теми, кто называет предателями тех руководящих деятелей КПСС, которые поняли тупиковость пути, по которому шла страна, и попытались более или менее успешно изменить это движение. Размытое употребление слов предатель, предательство, измена, изменник не помогает нам правильно понять цели и причины поступков других людей. Никак не пытаясь оправдать тех, кто совершает иудин грех, призываю всякий раз очень серьезно подумать, прежде чем употребить соответствующие слова в отношении тех или других людей и их поступков.

Сталин. Не менеджер и не эффективный

   Современное российское общество часто предпочитает обсуждать не явления, а слова. С другой стороны, есть постоянно тиражируемые малоосмысленные и невнятные слова и словосочетания (бюджетник, государство, точечная застройка, дачная амнистия, бесплатное образование и т. п.). Они широко употребляются и обсуждаются так, будто за ними стоит определенная реальность. Среди таких феноменов и эффективный менеджер по отношению к Сталину.
   Согласно словарным определениям менеджер – это «специалист по организации деятельности какого-либо предприятия в области производства, торговли, шоу-бизнеса, спорта и т. п.». Разумеется, все эти предприятия могут иметь разный масштаб деятельности. Например, от организации соревнований дворовых команд до проведения Олимпийских игр. Однако никакое предприятие, даже масштаба «Газпрома» или Сбербанка, и отдаленно не может сравниться с великой страной с середины 20-х до начала 50-х годов прошлого века. А задачи, стоявшие перед первым лицом страны, абсолютно несоизмеримы с проблемами и вызовами, определяющими работу современных менеджеров. Если бы сегодня встал из гроба отец и учитель, корифей науки, гений всех времен и народов, генералиссимус, лучший друг советских физкультурников (писателей, детей и т. п.) и пр., такое фантастическое понижение в ранге оскорбило бы его не меньше, чем объявление преступником. Никому не приходит в голову называть Курчатова, Тамма, Арцимовича, Сахарова менеджерами атомного проекта. Таковым при них, видимо, был Берия. Кто помнит, при всем уважении к их работе, директоров кинофильмов, созданных Сергеем Эйзенштейном или Александром Довженко? Завхозов, завкассами и тому подобных менеджеров Большого театра, когда им руководили Николай Голованов или Владимир Васильев? Самостоятельный и самовластный человек, занимавший главный пост в великой стране в течение четверти века, может быть кем угодно, но только не менеджером.
   Теперь об эффективности. Эффективный – это «приводящий к желаемым результатам, действенный». Очевидно, что желаемый результат – это то, что до начала действий было целью. Какие цели ставил Сталин? Создание мощнейшего военного государства, полное искоренение свободомыслия во всех областях жизни, установление абсолютной личной власти. Оставлю читателю решать вопросы о том, какие из этих целей были достигнуты, а какие – нет. А главное – радоваться ли тому, что не все цели были достигнуты полностью.
   Добавлю лишь, что эффективная деятельность предполагает также минимизацию затрат и усилий, устойчивость результатов, отсутствие непросчитанных негативных последствий. Вряд ли кто-либо усомнится в том, что Сталина для достижения его целей не останавливала цена в десятки миллионов жизней и искалеченных судеб людей. Непрочность полученных им результатов, например, в национальном или крестьянском вопросе, биологической науке или театральном искусстве также очевидна. Пусть все это даже ложки дегтя, но они, как известно, портят и бочки меда. Так что деятельность Сталина никак не подпадает под значение слова эффективный.
   Подчеркну, что мои соображения никак не имеют целью оценить деятельность Сталина. Их смысл в другом – в необходимости соблюдать точное соответствие между значениями слов и той реальностью, которую они таким образом замещают. Без этого непременного условия любой разговор в лучшем случае бесполезен.

Был ли Советский Союз империей?

   Существительное империя обычно употребляется вместе с прилагательным (Британская империя, Римская империя, например) или с существительным в родительском падеже (империя Чингиз-хана, империя Александра Македонского). При этом слово империя обозначает такое многонациональное государственное устройство, в котором непременно присутствует метрополия (центр, держащий в своих руках все нити власти) и колонии (области, полностью подчиненные центру и выплачивающие ему в разных формах дань). Колонии сами по себе никак не интересуют метрополию, но важны лишь постольку, поскольку являются источником обогащения. Именно такие отношения между метрополией и колониями, как хорошо известно из истории, обусловили крах всех существовавших на земле империй.
   Был ли империей Советский Союз? Строго говоря, конечно же, нет. Ведь отношения между центром страны и его периферийными образованиями не были отношениями между победителем-мародером и его побежденной жертвой. Более того. Как известно, по многим параметрам население союзных республик в СССР оказывалось часто в более выигрышном положении, чем население центра. Не следует, однако, забывать о жестком диктате, который реализовался в СССР от центра к периферии в рамках партийно-государственной политики. Можно утверждать, что национально-государственное устройство, которое существовало в СССР, не получило адекватного обозначения в специальном слове, которое обозначало бы «установку на экономическое и культурное развитие в условиях партийно-политического диктата». Империей называли СССР только его недоброжелатели, не утруждая себя проверкой значения слова жизненными реалиями.
   В связи с этим весьма странное впечатление производят выступления, содержащие ностальгию по советской империи. Еще более странно выглядят призывы к возрождению империи. Если речь идет о возрождении государственного устройства, которое существовало на территории СССР до 1991 года, то это устройство никак нельзя называть империей. Если же речь идет о желании создать именно империю, то, во-первых, не следует говорить о возрождении (нельзя возродить то, чего не было). А во-вторых, следует непременно подумать о том, насколько реально осуществить такое желание. Обычно подобные желания высказывают те, кто уверен в своей будущей принадлежности к метрополии. И хотя именно такое развитие событий отнюдь не гарантировано, стоит подумать и о тех, чье место – в колониях. Едва ли такая перспектива покажется для этих людей заманчивой. И можно только предполагать, с какой силой они будут ей сопротивляться.
   Впрочем, у значения слова империя есть еще одна, отмечаемая словарями, содержательная составляющая. Она в том, что во главе империи стоит император. Менее строго эту составляющую следует понимать как богатство, пышность и демонстрация военной мощи, которыми непременно утверждает себя соответствующее государственное устройство. Известно, что в империях были созданы выдающиеся произведения архитектуры и градостроительства, в меньшей степени живописи и литературы (именно о таких атрибутах советской жизни чаще всего с ностальгией вспоминают сторонники империи), Однако искусство как некоторое самодовлеющая ценность достигало высот не только в имперские времена и в имперском стиле. А оценивать привлекательность государственного устройства на основании его внешнего оформления едва ли достойно ума глубокого и проницательного.
   Можно предполагать, что одной из причин такой «разрухи в некоторых головах» выступает язык рекламы. Именно там мы находим такие, например, словосочетания, как империя кухни или империя чувств. В этом случае слово империя теряет те компоненты значения, которые связаны с государственным устройством и его иерархичностью, но сохраняет те компоненты, которые обозначают огромность, разнообразие, пышность. Иными словами, в рекламе речь идет о торговых точках, по некоторым параметрам ПОХОЖИХ на империю, но никак не являющихся «империями» в точном и полном значении этого слова. Такое «зачеркивание» одних параметров значения при сохранении других широко представлено в русском языке. Например, когда мы говорим: Мария Ивановна – змея, мы «зачеркиваем» в слове змея параметры «животное определенного вида», поскольку уже ясно, что речь идет о человеке, Марии Ивановне. А вот параметры, определяющие важные характеристики этого животного («коварство», «хитрость», «изворотливость»), при этом употреблении слова змея сохраняются как характеристики человека.
   Полезно понимать такое контекстное преобразование значений многих слов и никогда не распространять рекламное значение слова «империя» («множество разнообразных красивых предложений») на политическую сферу, где слово империя содержит еще и другие, очень важные, содержательные характеристики.

Безразмерное государство

   Когда мы читаем или слышим Берлин – это средоточие интересных музеев, то за словом Берлин для нас стоит определенное географическое пространство. А в предложении Берлин предлагает начать переговоры то же слово сегодня обозначает не пространство, а «руководители ФРГ». И это различие в значениях при совпадении формы не создает для нас трудностей. Подобное различие представлено не только в названиях столичных городов, но и во многих других словах, в том числе весьма употребительных. В таких, например, как слово государство. И здесь часто возникают неясности.
   Одно из значений слова государство – это страна, то есть географическое пространство со своим населением, его культурой, традициями, общественным устройством. В этом смысле говорят о государствах (странах) европейских и азиатских, моноэтнических и полиэтнических, древних и новых, демократических и феодальных и т. д. и т. п. Налицо параллель с тем значением слова Берлин, которое представлено в предложении Берлин – это средоточие интересных музеев. Или в зачинах сказок: «В некотором царстве, в некотором государстве».
   Другое значение слова государство – это система органов власти, регулирующих жизнь людей, которые живут на определенной территории, ограниченной государственными границами. Нетрудно видеть, что своим первым значением слово государство ориентировано на внешнее отграничение от других подобных государств. Зато второе значение этого слова предполагает внутреннее употребление. Нерасчлененно обозначая «систему органов власти», то есть и президента, и правительство, и федеральное собрание, и министерства, и муниципалитеты, и управы и т. д. и т. п., государство во втором значении представляет собой колоссальное обобщение. Большее, чем фрукты по отношению к яблоко, груша, персик. Или мебель по отношению к стол, стул, диван, буфет, комод. Оно напоминает скорее продукты по отношению к мясо, рыба, овощи, хлеб.
   Когда пианист Денис Мацуев, получая государственную премию, радуется: «Государство оценило мой труд», – под государством, видимо, подразумеваются президент и непосредственно связанные с ним органы власти. Едва ли то же самое имеется в виду, когда нас призывают позаботиться об увеличении своей будущей пенсии, участвуя в государственной программе софинансирования пенсий. При этом нам сообщают, что государство тоже примет участие в данной программе. Наверное, в этом случае имеется в виду уже не президент и даже не правительство, а Пенсионный фонд России? Но почему тогда прямо не назвать именно этот государственный орган? Хотя в данном случае как раз его и не следует называть. Поскольку еще не совсем забылись сообщения о каких-то хищениях в этом фонде. Да и дня не проходит, чтобы не говорилось о бедственном финансовом положении данного фонда и о его мрачных перспективах. Конечно, правы авторы соответствующей рекламы: гораздо лучше говорить государство. Ведь с этим словом, в его первом значении, связываются патриотические чувства. Правда, недоверчивый будущий пенсионер может задать законный вопрос: «А куда же конкретно обращаться в случае каких-либо осложнений?» Рекламодатель адреса почему-то не оставил. Впрочем, та же неопределенность представлена и в предложении Берлин предлагает начать переговоры. Кто же именно предлагает? Канцлер, министр иностранных дел или кто-то из чиновников более низкого ранга, депутаты бундестага, кто-то еще?
   Почему же так часто используется в русской речи слово государство в его втором – весьма размытом, обобщенном – значении? На мой взгляд, для этого есть две причины. Первая связана с обычно не осознаваемой сакрализацией этого слова и государства вообще в сознании говорящих по-русски. Вторая причина – более прозаическая: за ней стоит нежелание называть конкретно ответственного за совершаемые действия. Нечто вроде круговой поруки. Только уже между разнообразными государственными органами – территориальными, ведомственными, федеральными, муниципальными, законодательными, исполнительными, судебными и иными, формирующими власть. Однако в некоторых случаях вся эта замена конкретной информации давлением на читателя/слушателя кажется ничем не оправданной. Почему, скажем, не назвать полученную Денисом Мацуевым премию более конкретно – президентской? Ведь, до того как стать государственной, она называлась Ленинской, а еще раньше – Сталинской. Таким образом указывалось, что такая премия в нашей стране в определенный период является высшей государственной наградой.
   А читателю/слушателю при встрече со словами государство, государственный можно только напомнить призыв Козьмы Пруткова «Бди!». И не стесняться всегда задавать вопрос, какой же именно принадлежащий власти орган стоит за словом государство. Как не стесняемся мы, отправляясь за продуктами, спрашивать у своих домашних, что же именно они хотят видеть на своем столе и в холодильнике.

О привилегиях и льготах, жадных и скупых

   Многие наши сограждане воспринимают слова в этих парах как абсолютные синонимы. Между тем это далеко не так.
   Слово льгота сейчас на слуху. Еще не забылись страсти по поводу монетизации льгот – то есть замены их денежными выплатами. Проблема, как известно, возникла из-за того, что денежные выплаты оказались значительно меньше реальной стоимости отменяемых льгот. Кроме того, не учитывалась высокая инфляция, понижающая покупательную способность денег. Так что речь шла не о принципе «деньги вместо льгот», а о количестве денег, его соответствии реальной стоимости льготы сегодня и в будущем.
   А вот слово привилегия, кажется, совсем забыто. Между тем еще двадцать лет назад борьба с привилегиями была одним из главных лозунгов перестройки. Под привилегиями понимались предназначенные исключительно для высших партийных и государственных чиновников закрытые для остальной части населения магазины, поликлиники, больницы, санатории и дома отдыха, столовые, система «заказов» продуктов, одежды, обуви, бытовой техники и т. п. Современному молодому человеку трудно представить себе пустые полки в продовольственном магазине «для всех» и существование «закрытых» точек с разнообразным ассортиментом мясных и прочих продуктов.
   Но значит ли все это, что теперь мы не нуждаемся в слове привилегия? Разумеется, нет! Ведь, согласно словарям, привилегия – это «исключительное право, предоставляемое кому-либо, в отличие от других, преимущество». Иными словами, привилегия – это несколько больше того хорошего, что составляет усредненную норму. Возможность вызвать автомобиль, если надо (или хочется) куда-то поехать. Возможность лечиться в поликлинике и/или больнице, которые по уровню обслуживания (квалификация медперсонала, оснащенность современным оборудованием, бытовые условия и т. п.) лучше, чем «обычные» учреждения такого рода. Возможность получать пенсию, превышающую те, что имеют остальные граждане. Причем если последняя привилегия уже выступает в денежной форме, то о монетизации двух первых для тех, кто таковые имеет, кажется, речь не идет. В общем, несколько огрубляя дело, можно сказать, что привилегия – это больше прав.
   А что же льгота и чем значение этого слова отличается от значения слова привилегия? Согласно словарным определениям, льгота – это «облегчение, предоставляемое кому-то как исключение из общих правил». Иными словами, льгота — это несколько меньше того плохого, что составляет усредненную норму. Норма – пользоваться общественным транспортом (кроме такси) и платить за такую услугу. Льгота предполагает полную отмену или уменьшение неприятной обязанности платить. Норма – это конкурс оценок при поступлении в вузы. Однако для сирот, инвалидов и некоторых категорий граждан эта малоприятная процедура смягчается: льгота делает этих людей конкурентоспособными в борьбе за бюджетное студенческое место уже в том случае, если они имеют хотя бы положительные оценки. Подросткам и женщинам с малолетними детьми могут быть предоставлены трудовые льготы: избавление от ночных смен, невозможность увольнения и т. п. Несколько огрубляя дело, можно сказать, что льгота – это меньше обязанностей.
   Судьба слов привилегия и льгота весьма точно отражает историю социальной политики в России в последние два десятилетия: боролись за отмену привилегий – напоролись на отмену (монетизацию) льгот. Впрочем, в речи многих наших сограждан значения слов привилегия и льгота четко не противопоставляются: ведь и то и другое улучшает положение человека. При этом, однако, забывают, что привилегия – это дальнейшее обогащение имущего, а льгота – необходимая помощь малоимущему. Можно сказать, что привилегия украшает жизнь, а льгота делает ее чуть более сносной – ведь сами-то льготы предоставляются социально наиболее уязвимым членам общества. И очевидно, что неразличение значений этих двух слов препятствует более глубокому пониманию сути социальных процессов, переживаемых нашим обществом.
   К сожалению, подобное огрубленное восприятие действительности связано с нежеланием различать значения и некоторых других слов. В качестве примера назову прилагательные жадный и скупой, к сожалению, воспринимаемые нынешним молодым поколением как абсолютные синонимы. А вот многие люди старшего возраста усматривают между этими словами важные семантические различия: жадный стремится к максимальным приобретениям, а скупой – к минимальным потерям. Стилистическим синонимом слова жадный является старославянское по происхождению слово алчный, ныне весьма малоупотребительное. В русской традиции жадность подвергалась большему осуждению, чем скупость, которая тоже не считалась добродетелью. Пословица утверждает, что скупость – не глупость, хотя известно, что скупой платит дважды. Детское слово жадина, которым называют не желающего дать что-нибудь или чем-то поделиться, разрушает исконное противопоставление этих слов. В нем отражается более примитивный взгляд на мир, чем тот, который существовал в русском языке начала прошлого века. Обидная потеря!

Право имею или могу?

   Многие помнят старый анекдот. «Вы сказали, что я имею право?» – «Имеете» – «Значит, я могу?» – «Нет, не можете». Различие между могу и имею право интуитивно ясно каждому владеющему русским языком. Однако такое знание принципиально отличается от сознательного осмысления.
   Глагол мочь и его формы обозначают возможность совершить действие, названное инфинитивом любого глагола, при этом такая возможность зависит исключительно от способностей субъекта. Физических: могу поднять 100 кг, переплыть Волгу, пробежать стометровку за десять секунд. Интеллектуальных: могу решить задачу на проценты, говорить по-английски, пользоваться компьютером. Нередко физическая и интеллектуальная способность различаются с трудом: могу написать статью, построить дом, помочь больному.
   Никаких ограничений на реализацию физических и интеллектуальных возможностей субъекта могу не предполагает. Ни моральных: могу обидеть ребенка, сказать неправду, пролезть без очереди. Ни юридических: могу проехать на красный свет, дать взятку, подделать документ. А если не могу, то причина этого (мало сил или нет знаний, не позволяет совесть или страшат юридические последствия) часто не указывается. Впрочем, два последних обстоятельства порой тоже нелегко отделить друг от друга: не могу воровать, терпеть несправедливость, потворствовать мошенничеству. Могу имеет тот же корень, что и слова мощь, могучий, могущество, в которых явно присутствует положительный компонент. И это нередко переносится на слово могу, хотя оно совсем не обязательно означает и это хорошо Могу значит только, что у меня имеется такая возможность.
   Имею право, в отличие от универсального могу, ориентировано не только на возможности субъекта, но и на интересы других людей. Прежде всего четко определенные юридически. Например, в трудовом договоре записано, на что имеет право работник, а на что – работодатель. Так что имею право передает значение более узкое, чем могу. А следовательно, могу нельзя заменить на имею право, если речь идет о физически возможных, однако противоправных действиях, например, таких, как невыход на работу в положенное время или пересечение на автомобиле сплошной разделительной полосы.
   Но нередко мы встречаемся с ситуациями, когда человек реально не может совершить действие, на которое юридически он имеет право. Конституция СССР 1936 года, как известно, была одной из самых демократичных в мире. Однако на деле не только не существовало механизмов, позволяющих реализовать многие прописанные в ней политические права, но, более того, активно работали специальные органы, существовавшие исключительно для того, чтобы люди даже не пытались ими воспользоваться. И в наши дни словосочетание имеет право часто обставляется такими предварительными условиями и требованиями, что реализация такого права становится делом почти недостижимым. Достаточно вспомнить о спорах относительно места проведения митингов и шествий или об усилиях, необходимых для начала предпринимательской деятельности, создания партии и т. д. И это потому, что имею право вовсе не обладает той магической силой, какой обладали в сказке слова по щучьему велению, по моему хотению. Право на труд не предполагает мгновенное удовлетворение любых требований работника. А право на отдых не означает возможность расслабиться в любой момент, когда этого захочется.