Именно здесь, в роще, рядом с горным озером, и расположился лагерь «старателей». Тот самый, о котором так переживал Асхад и которым так ненавязчиво интересовался мистер Смит. Пять или шесть палаток, накрытых маскировочной сетью, и кухня – вот и весь лагерь. Чуть в стороне, в скале, чернел вход в пещеру. Там, судя по двум охранникам, сидящим поблизости, содержались рабочие.
Карим и Поль уже несколько часов наблюдали за этим лагерем. Им повезло – наблюдать начали ближе к вечеру, поэтому видели, как привели с работы пленных. Их загнали в пещеру, а немного позже охранники отнесли туда большой бак. Судя по всему – ужин.
– Закладка Чамберса далеко отсюда? – спросил Карим.
– Около пяти часов пути, – ответил Поль.
– Понятно, – кивнул его друг и улегся на спину. Долго смотрел в небо, а потом очнулся от своих мыслей и продолжил: – Ладно, Медведь, давай сворачиваться. Все, что мы хотели увидеть, уже увидели. Там Никита уже, наверное, дергаться начал. Не убежит от нас этот прииск.
– Погоди, – остановил его Поль, – в лагере охрана зашевелилась.
Шайя выглянул из-за камней и опять достал бинокль. Несколько минут они молча наблюдали за прииском и его окрестностями.
Примерно через пятнадцать – двадцать минут из-за поворота показалась большая группа людей. Около пятидесяти – шестидесяти человек. Они шли по ущелью патрульным порядком, растянувшись двумя длинными рядами. Впереди, опережая основной отряд метров на двести, двигалась разведка – пять человек. Трое из них носили на голове зеленые повязки шахидов.
Вооружение было довольно стандартным для этих мест: «калашниковы» с подствольными гранатометами, несколько ручных пулеметов и два автоматических гранатомета АГС-17 «Пламя». Несмотря на разнородный камуфляж, бандой оборванцев эти парни не выглядели. Перемещались слаженно и грамотно, настороженно наблюдая за горами.
Навстречу прибывшим вышли три человека. Двое из них одеты в камуфляж и хорошо вооружены. Еще один – мужчина средних лет, больше похожий на туриста или геолога, чем на боевика. Они поздоровались, долго хлопали друг друга по плечам и, чуть не обнявшись, пошли обратно в лагерь.
– Слушай, а тебе не кажется, что это по наши души? – через несколько минут спросил Нардин.
– С чего ты взял? Мы же тихо прошли. Ни одного «холодного» за собой не оставили. Ну, джипы подожгли, да. Так они и сами могли это сделать. Пьяные все были – что гости, что хозяева.
– Тихо, – согласился Поль. – Но все же кажется, что эти парни идут за нами. Чувствую.
– Это плохо, что ты чувствуешь. Как правило, Медведь, интуиция тебя не подводит. Не нравится мне все это… Может, они за товаром прибыли?
– За каким товаром, Карим? Ты забыл, что…
Закончить фразу он не успел. Со стороны лагеря неожиданно послышались хлопки выстрелов. Несколько коротких очередей – и резко оборвавшийся гортанный крик.
– Что это у них? Фестиваль по случаю прибытия?
– Охрану лагеря перебили, – уверенно сказал Шайя. – Точно тебе говорю.
– Зачем?
– Поль, а ты не видишь? Совет директоров переизбрали, черт бы их побрал.
Примерно через полчаса на всех постах появились новые охранники – из прибывших. Из старого контингента выжил только «турист-геолог». Его, немного помятого, потащили в одну из палаток.
По словам Карима, это называется «особенностями местного делопроизводства». В этих краях нет такого понятия, как «ушел с работы» или «оставил службу». Не нужен – извольте получить и расписаться. Пуля в голову – как точка в личном деле. Он прав. В отставку эти бойцы уходят двумя путями: или тебя убили в бою, или пристрелили свои. Третьего не дано. Исключение составляют люди, сумевшие подняться на более высокий уровень, но там были свои законы. Подчас еще более жестокие.
– Карим, – тихо позвал Поль, – посмотри на человека, который стоит у обрыва.
– Их там несколько. Кто именно интересует?
– Высокий мужик справа. Потертый камуфляж и автомат держит по-афгански. Никого не напоминает?
– Черт! – Карим ухватил поудобнее бинокль и застыл. – Это ведь Умар!
– Я был уверен, что ты его узнаешь. Умар Гаргаев; он самый.
– Нет, этого не может быть!
– Может, Карим… может.
– Он еще жив! Кто бы мог подумать? Столько лет прошло!
– Какая милая встреча, – Поль зло прищурился, – не правда ли?
5 год по летоисчислению Нового мира
Окрестности Порто-Франко
– Ей-богу, Билл, зря они промахнулись, – сказал Джек и хмуро покачал головой. – Убить тебя, придурка, мало. Ты что, больной на всю голову?!
Да, наш Чамберс всегда точен в определениях и очень тактичен в замечаниях. Просто мать Тереза, а не шеф. Этого у него не отнять. На Тернера сейчас без слез не взглянешь. Он стоял перед нами с потерянным видом и даже не пытался защищаться. Если прибавить к этому декорации в виде окрестностей Порто-Франко, машины и меня с Джеком, то картина напоминала фильм про мафию времен Альфонсо Капоне.
Знаете, как это бывает в кино: солнце, пустыня и несколько беседующих парней. Приехали, поговорили, выкурили по сигаре – и вот одного уже закапывают в сухой, выжженный солнцем грунт. Под штыком лопаты хрустят мелкие камешки, а вдоль вишневого горизонта растекается дрожащее марево. Если у оператора останется пленка на несколько лишних кадров, то мы обязательно увидим гремучую змею и сухие шары перекати-поля. Далее – проникновенная музыка и надпись во весь экран: «The End». Американцы любят бесхитростные сюжеты. Ладно, черт с ними, с фильмами. У нас реальность такая, что Голливуд удавится от зависти. Только жара достала…
– Мистер Чамберс… – протянул Тернер.
– Не дави на жалость! Я уже сорок два года как Джек Чамберс! И большую половину из них встречаю таких идиотов, как ты! Иногда пытаюсь их перевоспитать. Чаще всего они этого не выдерживают и увольняются. И что прикажешь с тобой делать?! Оставить в Порто-Франко? Тебя убьют через несколько часов после нашего отъезда. Отправить обратно, в форт Линкольн? Убьют по дороге; и поверь – на этот раз они не промахнутся! И знаешь почему? – вкрадчиво спросил Джек. Он прицелился в Тернера указательным пальцем и вдруг заревел, как раненный в задницу медведь: – Потому что перед отправкой я повешу тебе на шею большой плакат с именем и фамилией!!! Чтобы такого идиота было видно издалека!!!
– Ладно, Легенда, успокойся, – я подошел к Чамберсу и протянул сигарету, – видишь, что парень уже осознал свою вину. Надо подумать, что предпринять, чтобы такое больше не повторялось.
– И что ты предлагаешь?
– Для начала – запретить Тернеру пить. Сухой закон. Ничего, кроме содовой.
– А как быть с кофе?
– Кофе? Кофе можно, – милостиво разрешил я и щелкнул зажигалкой. – Один раз в день. Вечером. Чтобы потом не мог заснуть, а лежал и думал о своей серой и никчемной жизни. Проникся, так сказать. Покаялся и исправился.
– Очень смешно, – прикуривая, буркнул Джек. – Проще пристрелить, поплакать и забыть.
– Нельзя быть таким кровожадным, Легенда! Надо быть добрее и мягче. Не веришь? Спроси у Карима.
– Да, кстати: про доброту, Поль. Ты уж напомни, будь другом, чтобы я не забыл. У меня к тебе тоже вопросы накопились. – Не меняя тембра, он переключил внимание на меня.
– Вопросы? О чем?
– О том самом, черт меня побери! Какого дьявола ты пристрелил этого раненого ублюдка у блокпоста? Решил порисоваться перед дамочкой? Поверь мне на слово, Элен впечатлилась, хоть и медик!
– Элен? Какая Элен? – не понял я.
– Елена Куликова, – старательно выговорил Джек. – Медик нашей поисковой партии. Еле успокоил! Ей приходилось видеть смерть, но хладнокровных палачей, по ее словам, она видит впервые.
– Ах, палачей, значит, – кивнул я и отбросил недокуренную сигарету. – Так бы сразу и сказал. Знаешь что, Джек… откровенность за откровенность! Ты что, рассчитывал найти других? Только не надо изображать монашку, которая видела мужской член только на фресках Мазолино! Я, Карим, Эндрю – мы те, кто взялись охранять нашу поисковую партию! Взялись, мать твою так! И этот мир прост как мыло – или ты, или тебя. Убивать – это часть нашей работы. Самая неприятная. Убивать: не для своего удовольствия, черт тебя побери, а для того, чтобы никто даже подумать не смел, что наших людей можно тронуть безнаказанно. Мы с парнями пачкаем руки кровью, чтобы вам не пришлось пачкать свои! Доходчиво объяснил? Почему убил? Он покушался на жизнь Тернера. И этого, твою мать, уже достаточно, чтобы выпустить его кишки наружу! Уже не говорю про трех погибших переселенцев…
– Не кипятись, – уже спокойнее сказал Чамберс, – я понимаю. Просто не стоило это делать на глазах у Элен. Увел бы парня за угол и там вынес бы ему мозги. Никто бы тебе и слова не сказал! Дело-то, в общем, житейское… Ладно, забудем. Нервные мы все какие-то…
– Засиделись, вот и нервные. Что делать будем?
– Ничего. Что тут сделаешь? Будем надеяться, что успеем свалить из Порто-Франко до развязки этой истории.
– А если не успеем? – осторожно подал голос Билл.
– Что? Ах, если не успеем, говоришь? – Чамберс засунул руки в карманы джинсов и покачался на каблуках. – Если не успеем, то похороним. Закопаем, памятник тебе поставим и успокоимся. И будем уверены, на все сто процентов, что ты, во-первых – в надежном месте; во-вторых – не болтаешь языком, когда тебя не просят.
– Мистер Чамберс, разве я не понимаю!
– Понимает он… Трепло ты. Трепло, – подвел итог Джек и устало отмахнулся.
Ситуация была, что и говорить, не простой. Если коротко, то Тернер, находясь на Базе, встречался с одним из коллег, работающих в лаборатории Ордена. Не знаю, что они обсуждали и под какую закуску, но в полемическом запале Билли высказал предположение о возможности двухстороннего перехода. Собеседник поднял его на смех. Тернер, уже не соображая, что и как, рассказал про свою находку в районе форта Линкольн. Само собой, еще и доказательства выложил, в виде найденных предметов. На следующий день он проснулся с головной болью и большими проблемами.
– Что предпримем? – спросил я.
– Поговори с Эндрю, – предложил Чамберс, – пусть напряжет Виктора. В конце концов, это в его интересах. Пусть нас прикроет, пока мы не уедем.
– Прикрыть? Легко сказать, но тяжело сделать. Хорошо, попробую. Еще предложения есть?
– Конечно, есть, – кивает Джек. Он зло щурится и рубит фразы на слова. – Самим пристрелить Тернера. Пристрелить и закопать. У нас лопата в машине есть?
– А серьезно?
– Думать надо…
Предложение «подумать» вылилось для меня в бессонную ночь. Утро встретил в компании чашки кофе, автомата и пачки сигарет. После идиотской выходки Билла вдобавок к нашим охранникам дежурим и мы. Доверяй, но проверяй… Уже на рассвете я поднял Эндрю, а сам сварил кофе и присел просмотреть дела новых, прибывших с Праттом сотрудников. Передо мной на столе лежит открытая папка. Внутри – пачка досье. На первой странице, еще не украшенной подписью Чамберса, – полный состав десятой поисковой партии:
Джек Чамберс – начальник экспедиции;
Уильям Тернер – заместитель начальника экспедиции;
Андрей Никоненко – картограф;
Джерри Стаут – биолог;
Анастасия Федорова – геолог;
Елена Куликова – врач;
Александр Козин – механик-водитель;
Поль Нардин – служба безопасности;
Карим Шайя – служба безопасности;
Эндрю Пратт – служба безопасности.
На эту бумажную работу я потратил два часа. Потом убрал папку в шкаф и завалился спать. В конце концов, если начнется война – услышу.
Услышал. Новые сотрудники начали благоустраивать свой быт. Все это сопровождалось стуком, треском и разноязычием. Прав был мой сослуживец: «Чем больше гарнизон, тем меньше времени на сон».
Карим сидит на пороге входной двери, курит и внимательно наблюдает за чем-то, судя по всему, очень интересным. Почувствовав мой взгляд, он усмехается:
– Девчонки пытаются приручить Рино.
– Успешно?
– Как тебе сказать… Для Рино – да. Он уже сумел объяснить нашим дамам, что такие нежности, как назвать маленьким, ушастым и красавчиком, а также погладить и почесать за ухом, он согласен терпеть только за приличный кусок ветчины. Так что еще неизвестно, кто кого дрессирует.
– Счастливчик наш Рино. Он сумел понять женщин. – Я переворачиваюсь на другой бок и собираюсь спать дальше.
– Пока ты опять не заснул, – продолжает Карим, – у меня небольшая новость. Заходил Джек и сказал, что вечером у нас будут гости.
– Кто такие?
– Его приятели вернулись из экспедиции. Кстати, ты не знаешь, почему наш шеф такой нервный? На любую реплику рычать начинает.
– А что ты ему сказал?
– Ничего. Попросил предоставить имена его гостей, их фамилии и цель визита. Чтобы не было неприятностей. Порядок, – Шайя наставительно поднял указательный палец, – прежде всего.
– И что Чамберс? – У меня даже сон пропал.
– Пытался возмущаться. Когда я сказал, что без этого ни одну очкастую морду сюда не пропустим – согласился.
– Надо было ему объяснить, что у нас не проходной двор, а серьезная контора, черт бы ее побрал.
– Конечно, – согласился Карим, – ведь у нас есть все, что нужно для идеальной научной экспедиции! Есть дикий зверь в виде обжоры Рино. Есть пьяница и раздолбай в виде Билла Тернера.
– И мы в роли трехголового цербера.
– Именно так. И вот представь, мы, солидные в общем-то люди – и какие-то мутные гости, которые хотят приобщиться к благам цивилизации. Оно нам надо? Кстати, танцев не обещают, но выпивки будет много.
– Для них, – бурчу я. – Это для них будут барбекю, выпивка и танцы.
– А для нас?!
– Ты уже взрослый мальчик, Карим. Для нас будет другая специальная программа: «Мы и головная боль».
– Знакомо…
– Кто знает, что может прийти в голову человеку, который только что вернулся из экспедиции?
– Все что угодно. Мне не доводилось ходить с научниками, но…
– Приходилось, – перебил его я, – ты просто забыл. Или, если быть точным, приказал себе забыть. Вспомни Гвиану. Тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Однажды мы уже сопровождали научную экспедицию. И они там были не лучше. Такие вещи здорово влияют на мозги. В худшую сторону.
5 год по летоисчислению Нового мира
Ангар № 39, Порто-Франко
Итак, у нас гости. Целая делегация в составе пяти человек. Приятели Джека Чамберса. Парни недавно вернулись из экспедиции и теперь отмокают душой и телом. Про душу не спрашивал, а вот тела размякли основательно. Уже через несколько часов после начала застолья гости перемещались «на полусогнутых». Их руководитель, Алекс Рэндолл Ли, держался на ногах крепко. Как живая иллюстрация русской поговорки «Опыт не пропьешь». До последнего тоста. Крепкий мужик, хотя по виду и не скажешь. Невысокий, пухленький плешивец, лет сорока пяти. Очень подвижный. Они с Чамберсом сели рядом и весь вечер трепались о делах, отвлекаясь лишь на перемену блюд и бутылок.
Я сидел неподалеку от них, и до меня сквозь шум доносились обрывки разговора.
– Джек, ты помнишь доктора Дзиньштейна?
– А как же, – кивнул Чамберс, – помню. Слышал, что он женился и зарекся ходить в экспедиции. Поговаривают, что взялся за перо и пишет мемуары. Я хотел пригласить его в эту партию, но он отказался.
– Пишет, – подтвердил собеседник. – но я сейчас не про это. Он утверждает, что в этом мире люди сходят с ума быстрее, чем в Старом. Причем внезапно. Объяснял это…
Дальше я не дослушал – на другом конце стола начали петь. Вразнобой, но с большим чувством. Теория доктора Дзиньштейна осталась невыясненной.
Зря мы с Каримом переживали. Походники из этих двух партий оказались прекрасно знакомы друг с другом. За исключением нескольких новичков. Одна из них – Елена Куликова. Она еще в начале вечера наградила меня презрительным взглядом и демонстративно разместилась на другом конце стола, рядом с Анастасией Федоровой. Кстати, обе женщины учились в Ленинграде и очень быстро нашли общий язык. Наш будущий экспедиционный врач, если верить досье, заканчивала Первый Ленинградский медицинский институт.
Несмотря на то что компания разбилась на несколько групп, бокалы поднимали синхронно. Стол, расположенный между двумя вагончиками, был забит до отказа. В стороне светились жаровни, где колдовали два приглашенных повара. Кто-то привез гитару. Весело. И наше присутствие было совсем не обязательно. Тем более что если здесь и были «чужие», то этими людьми оказались мы.
Через несколько часов я поднялся и пошел проверить внешнюю охрану. По случаю «сабантуя» и трепача Тернера посты были удвоены (пришлось обращаться к начальнику патрульной службы Порто-Франко; он оказался нормальным мужиком и людей дал).
Я обошел посты и прогулялся на кухню, где колдовал наш повар. Проверил, чтобы парней, охраняющих нашу вечеринку, хорошо накормили. Раненый кормилец уверил меня, что все будет сделано, и отсалютовал кружкой бульона. Он присматривал за прибывшими помощниками и давился слюной. Да, жареное мясо он будет грызть не скоро. Пока что питается бульоном и небольшими кусочками булки.
Понемногу начало темнеть. За столом послышались гитарные переборы, и кто-то запел старую песню о долгом пути, у которого нет конца. И весь смысл этой дороги – только в ней самой.
Я подошел к одной из машин, облокотился на крыло и закурил.
– Скучаете? – Они подошли неслышно. Как две большие кошки. Я чуть не вздрогнул от неожиданности. Анастасия, а рядом с ней еще одна фигурка. Елена? Точно. Наверное, в сумерках не рассмотрели, что это я. Иначе прошли бы мимо.
– Нет, – я покачал головой, – просто не люблю шумные застолья.
– Поль, а вы давно в этом мире? – неожиданно спросила Анастасия.
– Можно сказать, что недавно.
– Нравится?
– Не знаю… еще не разобрался. Я же практически ничего не видел…
– Неужели? – Она недоверчиво прищурилась. – И никаких приключений не было? Ну что же вы так, Поль! Этот мир создан для мужчин. Для тех, – уточнила она, – которые достойны носить штаны и оружие. А Старый мир почему покинули? «Им овладело беспокойство, охота к перемене мест»?
– Именно так. «Весьма мучительное свойство, немногих добровольный крест», – я закончил цитату и усмехнулся. – Будем считать, что просто устал от цивилизации.
– А я сделаю вид, что вам поверила. – Она шутливо склонила голову и засмеялась. – Вы интересный человек, Поль Нардин. Думаю, что мы с вами поладим.
– Я тоже на это очень надеюсь. А что подтолкнуло вас? – поинтересовался я. – Чамберс рассказывал, что вы и в Старом Свете не сидели на месте. Не скажешь, что вы устали от цивилизации.
– Видите ли, Поль, там осталось много хорошего. Мои друзья и приятельницы, мои родственники. Могилы моих предков. В Старом свете сейчас тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, – она грустно усмехнулась и пояснила: – Никак не могу привыкнуть к здешнему летоисчислению. То, что происходит в моей стране… Там… Я не хочу видеть, что с ней сделают через пять – десять лет. Когда я впервые увидела, как Горбачев пресмыкается перед американцами, то поняла – мою страну предали. Предали все, что составляло нашу жизнь. Предали наши победы и наши потери. Поэтому Новый мир стал для меня настоящим спасением. Знаете, в чем разница между Старым и Новым миром? Здесь нет границ и государственных интересов. Тех самых, ради которых идут на предательство. И это прекрасно.
– В Советском Союзе так плохо? Я там никогда не был, но сослуживцы рассказывали.
– Плохо? Нам никогда легко не было. А сейчас… Становится плохо. И будет во сто крат хуже. Уже сейчас, как тараканы, из всех щелей выползает длинноволосая образованщина. Они будут орать на митингах, требовать и обличать. Потом, когда весь свет поймет, что империи уже нет, каждый дикарь сочтет нужным пнуть мертвого льва. Это очень по-человечески – толкнуть упавшего. А интеллигенция вытащит на свет грязное белье. Будут размахивать им на всех перекрестках и сами же этим гордиться. Бывшие враги будут хвалить, снисходительно похлопывать по плечику, а они – каяться, предавая память наших предков и будущее своих детей. Уроды. Мужчинки, в жизни не забившие гвоздя в стену, будут расправлять худенькие плечи, кичась своей никчемной храбростью. Знаете, есть такой сорт людей: им главное – пошуметь, послушать свой голос. Очкастое ничтожество, походя решающее мировые проблемы в тесноте кухонных посиделок. Гумилев правильно сказал: «Нынешняя интеллигенция – это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия».
– Очкастое? – переспросил я и кивнул на одного из гостей. – Нечто похожее на это?
– Это еще не самый плохой вариант. – Анастасия проследила за моим взглядом. – Он, конечно, страшно избалован, и я очень рада, что мы в разных партиях. Парень считает всех окружающих быдлом и неучами. Я думаю, что и в Новый мир он перебрался именно по этой причине.
– Простите? – не понял я.
– Знаете, Поль, есть такие люди. Непризнанные гении, – пояснила она. – Считают, что их не оценили. Вот и он решил перебраться сюда, чтобы наказать все человечество. Только не подумайте, что я – эдакая… – Анастасия щелкнула пальцами, – неудовлетворенная стерва. Просто мне приходилось работать с ним в одной команде.
– Знакомый тип людей.
– Карим говорил, что вы решили устроить экзамен по стрельбе? – Она неожиданно сменила тему разговора.
– Экзамен? Упаси меня бог что-нибудь требовать от людей, которых обязан защищать. Простая проверка. Люди, как понимаю, собрались опытные, но лишний раз по банкам пострелять не помешает.
– Это правильно, – согласилась Федорова. – Лучше узнать заранее, кто и на что способен.
Неожиданно к этому разговору подключилась Елена:
– Мистер Нардин, а что будет с теми, кто не усвоит эту премудрость?
– Как понимаю, мадам Куликова, под этим определением вы имеете в виду стрельбу по банкам? – уточнил я. – Думаю, что таким людям лучше остаться на базе Ордена. Работа всегда найдется.
– Позвольте спросить, – она близоруко прищурилась, – а чем тогда займутся сотрудники безопасности, если все участники экспедиции смогут защитить себя сами? Надо понимать, будут нести нелегкую службу? Ту самую, которая «и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна»?
– Простите, не понял?
– Ах да… Извините. Откуда вам знать эти фильмы. Я просто скромно поинтересовалась, чем будут заниматься такие серьезные и, без всякого сомнения, бравые молодые люди? Уничтожать запасы продовольствия?
– Обеспечивать безопасность экспедиции. В целом.
– Ну да, конечно… Чем же еще вам заниматься, как не обеспечивать безопасность «в целом». Больше вопросов у меня нет. Вы уж извините мою назойливость. Хотелось выяснить заранее, на что рассчитывать. Теперь понимаю – только на себя.
– Это правильно, – согласился я, – а еще можно уповать на милосердие местных мизераблей. Знаете, в непротивлении злу есть что-то эдакое… Глупое, но есть.
– Милосердие продуктивнее, чем истребление.
Нет, мы не поругались. Просто в течение следующих пяти минут несколькими фразами определили наше отношение друг к другу. И взаимной симпатии там не было. Да и быть не могло. Интересно, она всегда такая резкая? Хотя какая мне разница? Нет, врешь, Поль Нардин, ей удалось тебя разозлить… К черту все. Я проводил женщин к столу и благополучно откланялся.
– Ну что, Медведь, получил по ушам? – спросил Карим. Он сидел с серьезным видом и старательно разглядывал наших гостей. Ничего не скажешь, прелюбопытнейшее занятие. В сумерках.
– Я?!
– Нет, черт побери – я! Даже в темноте было видно, что вы ругаетесь.
– Мы не ругались. Просто выяснили, кто есть кто. Чертова кукла… – бросил я.
– И тебя заклеймили как зверя и душегуба, – подвел итог Шайя. Он не спеша закурил и усмехнулся. – Не переживай! Главное – не попадайся ей на операционный стол. Она тебя зарежет. Со всем своим милосердием.
– Ну что, парни, – когда вечеринка начала стихать, Джек подошел к нам и похлопал по плечам. Он был пьян, но на ногах держался уверенно, – все скучаете?
– Наоборот, – ответил Карим, – наслаждаемся наступившей тишиной. Разве плохо?
– Это здо́рово. – Чамберс опустился на стул и обвел нас хмельным взглядом. – Шли бы вы, потанцевали, что ли… А то гости наших дам развлекают, пока собственные кадры сидят за столом и изображают эту… как ее…
– Бурную деятельность охраны. Уничтожаем запасы продовольствия, сэр!
– Вот! – Джек поднял палец. – Именно! Поль, ты, как всегда, прав! А надо веселиться! Жить надо… Кто знает, сколько нам отмерено… Да и женщины скучают.
– Что-то не тянет, – коротко отрезал я.
– Это еще почему? – спросил Чамберс и удивленно уставился на меня.
– Не хочу выслушивать христианские нравоучения. – Карим сделал большие глаза, но я не заметил и закончил свою мысль: – Людям, которые их исповедуют, в реальном мире делать нечего!
– Солдафон! – В этот момент мимо нашей компании прошла Елена и вместе с этим резким словом бросила в мою сторону злой взгляд.
– Вот зануда… – покачал головой я.
– Вижу, что вы уже подружились? – В нашу словесную дуэль включился Чамберс.
– А как же иначе? – пробурчал я. – Мы просто влюблены друг в друга…
5 год по летоисчислению Нового мира
Ангар № 39, Порто-Франко
– Не п-пью…
– Правильно. Я вот тоже – сейчас это допью и… брошу. – Голоса звучали совсем рядом. Рядом, но как-то неестественно и плоско. Как через вату. И говорят на русском… Это еще что такое? Все наши гости уехали, и русских среди них не было.
– Эй, кто там пить надумал? Вчера не нагулялись? – Я поднял голову от подушки. – Горло вырву!
– Не бузи, Нардин! Никто ничего не пьет, – раздался голос Шайя, – это фильм.
– Фильм?! Какой еще, к дьяволу, фильм?
– Ты что, Поль, совсем тут одичал?! Про видеомагнитофон слышать не доводилось?
– Черт подери! – Я сел на койке, стирая ладонью остатки сна. Да, уже начал забывать… В этом мире быстро отвыкаешь от таких привычных вещей, как телевидение, реклама и кинотеатры. Были разговоры про создание частной радиостанции, но идея быстро заглохла.
– Смотрю «Белое солнце пустыни», – пояснил Шайя, – вчера вечером взял у Насти. У нее есть несколько кассет с русскими фильмами.
Да, конечно. Совсем забыл. Два дня назад мы притащили в вагончик телевизор и видеомагнитофон, обнаруженные в одном из ящиков. Была и видеокамера, но кого нам здесь снимать? Разве что Рино, и то с сюжетами будет сложновато. Или он что-нибудь грызет, или дрыхнет, раскинувшись на свободной койке. Вот и сейчас рысенок развалился на кровати Эндрю. Прикрыл глаза лапой и тихо сопит, уткнувшись носом в подушку.
Все, поспать уже не получится. У Карима после последней контузии случались перебои со слухом, и звук телевизора он выкручивает на полную громкость. Пока я принимал душ, он приготовил кофе. Кофейный аромат несколько примирил с ранним подъемом. Выбиваю из пачки сигарету. Звонкий щелчок зажигалки…
За окном висели предрассветные сумерки. Все еще спят, и только в вагончике Чамберса окно светится привычным бордовым светом. У него что, приступ бессонницы? С другой стороны, нет худа без добра. Если не спит – значит, можно поговорить о делах. Оставив Карима досматривать фильм, я вышел на улицу и направился к Джеку.
– Ну что, голова не трещит после вечеринки? – спросил я, вваливаясь к шефу.
– Иди ты к черту, Нардин, – хмуро отозвался Чамберс.
– Еще бы: столько выпить! А мы тебя предупреждали? Предупреждали. Говорили, что незачем мешать вино, виски и пиво? Говорили. Пить надо что-то одно, и желательно русскую водку. Под правильную закуску, разумеется.
– Этот Рэндолл, мать его так, пьет как лошадь и не хмелеет. – Он тяжело вздохнул и приложил к голове холодную банку пива. – Профессионал…
– Тебя тоже дилетантом не назовешь, – успокоил я начальника и устроился на свободном стуле. Стул жалобно скрипнул, но выдержал. Хлипкая здесь мебель… На письменном столе царил беспорядок: лежали какие-то коробки, пачки бумаг и пустой рюкзак Тернера. – С какой радости вчера надрался?
– Не знаю. Накатило что-то…
– Опять воспоминания?
– Нет, – Чамберс лениво отмахнулся, – скорее – усталость. Мне иногда кажется, что я слишком долго живу. Как ни крути, но в жизни есть определенный рубеж, за которым все выглядит иначе. Иначе смотришь на окружающих, на мир и на воспоминания. Ты начинаешь ценить то, что было, и перестаешь жалеть о том, чего у тебя никогда не будет.
– Ясно, – отрезал я. – Устал, значит, от жизни, меланхолик ты наш новоземельный? Джек, по-хорошему тебя надо вздуть за такие мысли. Чтобы дурь выбить. И не надо дергать на меня бровями. Ты начальник или так, погулять вышел? Запомни: это не усталость, а неправильное восприятие мира! Уезжать пора. В дороге все дурные мысли выдует, и хандру как рукой снимет. Поверь, я знаю.
– Он мне еще будет рассказывать, как там бывает!
– Что поделать, – я развел руками, – если до самого не доходит, то надо объяснять.
– Шел бы ты, Поль… прямо, и никуда не сворачивая…
– А я и пришел. К тебе. О делах поговорить. Если точнее – о людях.
– О людях? – Чамберс обреченно вздохнул и поставил пивную банку на стол. Судя по переполненной пепельнице, он спал всего несколько часов. – Давай о людях, если больше поговорить не о чем. С кого начнем?
Карим и Поль уже несколько часов наблюдали за этим лагерем. Им повезло – наблюдать начали ближе к вечеру, поэтому видели, как привели с работы пленных. Их загнали в пещеру, а немного позже охранники отнесли туда большой бак. Судя по всему – ужин.
– Закладка Чамберса далеко отсюда? – спросил Карим.
– Около пяти часов пути, – ответил Поль.
– Понятно, – кивнул его друг и улегся на спину. Долго смотрел в небо, а потом очнулся от своих мыслей и продолжил: – Ладно, Медведь, давай сворачиваться. Все, что мы хотели увидеть, уже увидели. Там Никита уже, наверное, дергаться начал. Не убежит от нас этот прииск.
– Погоди, – остановил его Поль, – в лагере охрана зашевелилась.
Шайя выглянул из-за камней и опять достал бинокль. Несколько минут они молча наблюдали за прииском и его окрестностями.
Примерно через пятнадцать – двадцать минут из-за поворота показалась большая группа людей. Около пятидесяти – шестидесяти человек. Они шли по ущелью патрульным порядком, растянувшись двумя длинными рядами. Впереди, опережая основной отряд метров на двести, двигалась разведка – пять человек. Трое из них носили на голове зеленые повязки шахидов.
Вооружение было довольно стандартным для этих мест: «калашниковы» с подствольными гранатометами, несколько ручных пулеметов и два автоматических гранатомета АГС-17 «Пламя». Несмотря на разнородный камуфляж, бандой оборванцев эти парни не выглядели. Перемещались слаженно и грамотно, настороженно наблюдая за горами.
Навстречу прибывшим вышли три человека. Двое из них одеты в камуфляж и хорошо вооружены. Еще один – мужчина средних лет, больше похожий на туриста или геолога, чем на боевика. Они поздоровались, долго хлопали друг друга по плечам и, чуть не обнявшись, пошли обратно в лагерь.
– Слушай, а тебе не кажется, что это по наши души? – через несколько минут спросил Нардин.
– С чего ты взял? Мы же тихо прошли. Ни одного «холодного» за собой не оставили. Ну, джипы подожгли, да. Так они и сами могли это сделать. Пьяные все были – что гости, что хозяева.
– Тихо, – согласился Поль. – Но все же кажется, что эти парни идут за нами. Чувствую.
– Это плохо, что ты чувствуешь. Как правило, Медведь, интуиция тебя не подводит. Не нравится мне все это… Может, они за товаром прибыли?
– За каким товаром, Карим? Ты забыл, что…
Закончить фразу он не успел. Со стороны лагеря неожиданно послышались хлопки выстрелов. Несколько коротких очередей – и резко оборвавшийся гортанный крик.
– Что это у них? Фестиваль по случаю прибытия?
– Охрану лагеря перебили, – уверенно сказал Шайя. – Точно тебе говорю.
– Зачем?
– Поль, а ты не видишь? Совет директоров переизбрали, черт бы их побрал.
Примерно через полчаса на всех постах появились новые охранники – из прибывших. Из старого контингента выжил только «турист-геолог». Его, немного помятого, потащили в одну из палаток.
По словам Карима, это называется «особенностями местного делопроизводства». В этих краях нет такого понятия, как «ушел с работы» или «оставил службу». Не нужен – извольте получить и расписаться. Пуля в голову – как точка в личном деле. Он прав. В отставку эти бойцы уходят двумя путями: или тебя убили в бою, или пристрелили свои. Третьего не дано. Исключение составляют люди, сумевшие подняться на более высокий уровень, но там были свои законы. Подчас еще более жестокие.
– Карим, – тихо позвал Поль, – посмотри на человека, который стоит у обрыва.
– Их там несколько. Кто именно интересует?
– Высокий мужик справа. Потертый камуфляж и автомат держит по-афгански. Никого не напоминает?
– Черт! – Карим ухватил поудобнее бинокль и застыл. – Это ведь Умар!
– Я был уверен, что ты его узнаешь. Умар Гаргаев; он самый.
– Нет, этого не может быть!
– Может, Карим… может.
– Он еще жив! Кто бы мог подумать? Столько лет прошло!
– Какая милая встреча, – Поль зло прищурился, – не правда ли?
5 год по летоисчислению Нового мира
Окрестности Порто-Франко
– Ей-богу, Билл, зря они промахнулись, – сказал Джек и хмуро покачал головой. – Убить тебя, придурка, мало. Ты что, больной на всю голову?!
Да, наш Чамберс всегда точен в определениях и очень тактичен в замечаниях. Просто мать Тереза, а не шеф. Этого у него не отнять. На Тернера сейчас без слез не взглянешь. Он стоял перед нами с потерянным видом и даже не пытался защищаться. Если прибавить к этому декорации в виде окрестностей Порто-Франко, машины и меня с Джеком, то картина напоминала фильм про мафию времен Альфонсо Капоне.
Знаете, как это бывает в кино: солнце, пустыня и несколько беседующих парней. Приехали, поговорили, выкурили по сигаре – и вот одного уже закапывают в сухой, выжженный солнцем грунт. Под штыком лопаты хрустят мелкие камешки, а вдоль вишневого горизонта растекается дрожащее марево. Если у оператора останется пленка на несколько лишних кадров, то мы обязательно увидим гремучую змею и сухие шары перекати-поля. Далее – проникновенная музыка и надпись во весь экран: «The End». Американцы любят бесхитростные сюжеты. Ладно, черт с ними, с фильмами. У нас реальность такая, что Голливуд удавится от зависти. Только жара достала…
– Мистер Чамберс… – протянул Тернер.
– Не дави на жалость! Я уже сорок два года как Джек Чамберс! И большую половину из них встречаю таких идиотов, как ты! Иногда пытаюсь их перевоспитать. Чаще всего они этого не выдерживают и увольняются. И что прикажешь с тобой делать?! Оставить в Порто-Франко? Тебя убьют через несколько часов после нашего отъезда. Отправить обратно, в форт Линкольн? Убьют по дороге; и поверь – на этот раз они не промахнутся! И знаешь почему? – вкрадчиво спросил Джек. Он прицелился в Тернера указательным пальцем и вдруг заревел, как раненный в задницу медведь: – Потому что перед отправкой я повешу тебе на шею большой плакат с именем и фамилией!!! Чтобы такого идиота было видно издалека!!!
– Ладно, Легенда, успокойся, – я подошел к Чамберсу и протянул сигарету, – видишь, что парень уже осознал свою вину. Надо подумать, что предпринять, чтобы такое больше не повторялось.
– И что ты предлагаешь?
– Для начала – запретить Тернеру пить. Сухой закон. Ничего, кроме содовой.
– А как быть с кофе?
– Кофе? Кофе можно, – милостиво разрешил я и щелкнул зажигалкой. – Один раз в день. Вечером. Чтобы потом не мог заснуть, а лежал и думал о своей серой и никчемной жизни. Проникся, так сказать. Покаялся и исправился.
– Очень смешно, – прикуривая, буркнул Джек. – Проще пристрелить, поплакать и забыть.
– Нельзя быть таким кровожадным, Легенда! Надо быть добрее и мягче. Не веришь? Спроси у Карима.
– Да, кстати: про доброту, Поль. Ты уж напомни, будь другом, чтобы я не забыл. У меня к тебе тоже вопросы накопились. – Не меняя тембра, он переключил внимание на меня.
– Вопросы? О чем?
– О том самом, черт меня побери! Какого дьявола ты пристрелил этого раненого ублюдка у блокпоста? Решил порисоваться перед дамочкой? Поверь мне на слово, Элен впечатлилась, хоть и медик!
– Элен? Какая Элен? – не понял я.
– Елена Куликова, – старательно выговорил Джек. – Медик нашей поисковой партии. Еле успокоил! Ей приходилось видеть смерть, но хладнокровных палачей, по ее словам, она видит впервые.
– Ах, палачей, значит, – кивнул я и отбросил недокуренную сигарету. – Так бы сразу и сказал. Знаешь что, Джек… откровенность за откровенность! Ты что, рассчитывал найти других? Только не надо изображать монашку, которая видела мужской член только на фресках Мазолино! Я, Карим, Эндрю – мы те, кто взялись охранять нашу поисковую партию! Взялись, мать твою так! И этот мир прост как мыло – или ты, или тебя. Убивать – это часть нашей работы. Самая неприятная. Убивать: не для своего удовольствия, черт тебя побери, а для того, чтобы никто даже подумать не смел, что наших людей можно тронуть безнаказанно. Мы с парнями пачкаем руки кровью, чтобы вам не пришлось пачкать свои! Доходчиво объяснил? Почему убил? Он покушался на жизнь Тернера. И этого, твою мать, уже достаточно, чтобы выпустить его кишки наружу! Уже не говорю про трех погибших переселенцев…
– Не кипятись, – уже спокойнее сказал Чамберс, – я понимаю. Просто не стоило это делать на глазах у Элен. Увел бы парня за угол и там вынес бы ему мозги. Никто бы тебе и слова не сказал! Дело-то, в общем, житейское… Ладно, забудем. Нервные мы все какие-то…
– Засиделись, вот и нервные. Что делать будем?
– Ничего. Что тут сделаешь? Будем надеяться, что успеем свалить из Порто-Франко до развязки этой истории.
– А если не успеем? – осторожно подал голос Билл.
– Что? Ах, если не успеем, говоришь? – Чамберс засунул руки в карманы джинсов и покачался на каблуках. – Если не успеем, то похороним. Закопаем, памятник тебе поставим и успокоимся. И будем уверены, на все сто процентов, что ты, во-первых – в надежном месте; во-вторых – не болтаешь языком, когда тебя не просят.
– Мистер Чамберс, разве я не понимаю!
– Понимает он… Трепло ты. Трепло, – подвел итог Джек и устало отмахнулся.
Ситуация была, что и говорить, не простой. Если коротко, то Тернер, находясь на Базе, встречался с одним из коллег, работающих в лаборатории Ордена. Не знаю, что они обсуждали и под какую закуску, но в полемическом запале Билли высказал предположение о возможности двухстороннего перехода. Собеседник поднял его на смех. Тернер, уже не соображая, что и как, рассказал про свою находку в районе форта Линкольн. Само собой, еще и доказательства выложил, в виде найденных предметов. На следующий день он проснулся с головной болью и большими проблемами.
– Что предпримем? – спросил я.
– Поговори с Эндрю, – предложил Чамберс, – пусть напряжет Виктора. В конце концов, это в его интересах. Пусть нас прикроет, пока мы не уедем.
– Прикрыть? Легко сказать, но тяжело сделать. Хорошо, попробую. Еще предложения есть?
– Конечно, есть, – кивает Джек. Он зло щурится и рубит фразы на слова. – Самим пристрелить Тернера. Пристрелить и закопать. У нас лопата в машине есть?
– А серьезно?
– Думать надо…
Предложение «подумать» вылилось для меня в бессонную ночь. Утро встретил в компании чашки кофе, автомата и пачки сигарет. После идиотской выходки Билла вдобавок к нашим охранникам дежурим и мы. Доверяй, но проверяй… Уже на рассвете я поднял Эндрю, а сам сварил кофе и присел просмотреть дела новых, прибывших с Праттом сотрудников. Передо мной на столе лежит открытая папка. Внутри – пачка досье. На первой странице, еще не украшенной подписью Чамберса, – полный состав десятой поисковой партии:
Джек Чамберс – начальник экспедиции;
Уильям Тернер – заместитель начальника экспедиции;
Андрей Никоненко – картограф;
Джерри Стаут – биолог;
Анастасия Федорова – геолог;
Елена Куликова – врач;
Александр Козин – механик-водитель;
Поль Нардин – служба безопасности;
Карим Шайя – служба безопасности;
Эндрю Пратт – служба безопасности.
На эту бумажную работу я потратил два часа. Потом убрал папку в шкаф и завалился спать. В конце концов, если начнется война – услышу.
Услышал. Новые сотрудники начали благоустраивать свой быт. Все это сопровождалось стуком, треском и разноязычием. Прав был мой сослуживец: «Чем больше гарнизон, тем меньше времени на сон».
Карим сидит на пороге входной двери, курит и внимательно наблюдает за чем-то, судя по всему, очень интересным. Почувствовав мой взгляд, он усмехается:
– Девчонки пытаются приручить Рино.
– Успешно?
– Как тебе сказать… Для Рино – да. Он уже сумел объяснить нашим дамам, что такие нежности, как назвать маленьким, ушастым и красавчиком, а также погладить и почесать за ухом, он согласен терпеть только за приличный кусок ветчины. Так что еще неизвестно, кто кого дрессирует.
– Счастливчик наш Рино. Он сумел понять женщин. – Я переворачиваюсь на другой бок и собираюсь спать дальше.
– Пока ты опять не заснул, – продолжает Карим, – у меня небольшая новость. Заходил Джек и сказал, что вечером у нас будут гости.
– Кто такие?
– Его приятели вернулись из экспедиции. Кстати, ты не знаешь, почему наш шеф такой нервный? На любую реплику рычать начинает.
– А что ты ему сказал?
– Ничего. Попросил предоставить имена его гостей, их фамилии и цель визита. Чтобы не было неприятностей. Порядок, – Шайя наставительно поднял указательный палец, – прежде всего.
– И что Чамберс? – У меня даже сон пропал.
– Пытался возмущаться. Когда я сказал, что без этого ни одну очкастую морду сюда не пропустим – согласился.
– Надо было ему объяснить, что у нас не проходной двор, а серьезная контора, черт бы ее побрал.
– Конечно, – согласился Карим, – ведь у нас есть все, что нужно для идеальной научной экспедиции! Есть дикий зверь в виде обжоры Рино. Есть пьяница и раздолбай в виде Билла Тернера.
– И мы в роли трехголового цербера.
– Именно так. И вот представь, мы, солидные в общем-то люди – и какие-то мутные гости, которые хотят приобщиться к благам цивилизации. Оно нам надо? Кстати, танцев не обещают, но выпивки будет много.
– Для них, – бурчу я. – Это для них будут барбекю, выпивка и танцы.
– А для нас?!
– Ты уже взрослый мальчик, Карим. Для нас будет другая специальная программа: «Мы и головная боль».
– Знакомо…
– Кто знает, что может прийти в голову человеку, который только что вернулся из экспедиции?
– Все что угодно. Мне не доводилось ходить с научниками, но…
– Приходилось, – перебил его я, – ты просто забыл. Или, если быть точным, приказал себе забыть. Вспомни Гвиану. Тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Однажды мы уже сопровождали научную экспедицию. И они там были не лучше. Такие вещи здорово влияют на мозги. В худшую сторону.
5 год по летоисчислению Нового мира
Ангар № 39, Порто-Франко
Итак, у нас гости. Целая делегация в составе пяти человек. Приятели Джека Чамберса. Парни недавно вернулись из экспедиции и теперь отмокают душой и телом. Про душу не спрашивал, а вот тела размякли основательно. Уже через несколько часов после начала застолья гости перемещались «на полусогнутых». Их руководитель, Алекс Рэндолл Ли, держался на ногах крепко. Как живая иллюстрация русской поговорки «Опыт не пропьешь». До последнего тоста. Крепкий мужик, хотя по виду и не скажешь. Невысокий, пухленький плешивец, лет сорока пяти. Очень подвижный. Они с Чамберсом сели рядом и весь вечер трепались о делах, отвлекаясь лишь на перемену блюд и бутылок.
Я сидел неподалеку от них, и до меня сквозь шум доносились обрывки разговора.
– Джек, ты помнишь доктора Дзиньштейна?
– А как же, – кивнул Чамберс, – помню. Слышал, что он женился и зарекся ходить в экспедиции. Поговаривают, что взялся за перо и пишет мемуары. Я хотел пригласить его в эту партию, но он отказался.
– Пишет, – подтвердил собеседник. – но я сейчас не про это. Он утверждает, что в этом мире люди сходят с ума быстрее, чем в Старом. Причем внезапно. Объяснял это…
Дальше я не дослушал – на другом конце стола начали петь. Вразнобой, но с большим чувством. Теория доктора Дзиньштейна осталась невыясненной.
Зря мы с Каримом переживали. Походники из этих двух партий оказались прекрасно знакомы друг с другом. За исключением нескольких новичков. Одна из них – Елена Куликова. Она еще в начале вечера наградила меня презрительным взглядом и демонстративно разместилась на другом конце стола, рядом с Анастасией Федоровой. Кстати, обе женщины учились в Ленинграде и очень быстро нашли общий язык. Наш будущий экспедиционный врач, если верить досье, заканчивала Первый Ленинградский медицинский институт.
Несмотря на то что компания разбилась на несколько групп, бокалы поднимали синхронно. Стол, расположенный между двумя вагончиками, был забит до отказа. В стороне светились жаровни, где колдовали два приглашенных повара. Кто-то привез гитару. Весело. И наше присутствие было совсем не обязательно. Тем более что если здесь и были «чужие», то этими людьми оказались мы.
Через несколько часов я поднялся и пошел проверить внешнюю охрану. По случаю «сабантуя» и трепача Тернера посты были удвоены (пришлось обращаться к начальнику патрульной службы Порто-Франко; он оказался нормальным мужиком и людей дал).
Я обошел посты и прогулялся на кухню, где колдовал наш повар. Проверил, чтобы парней, охраняющих нашу вечеринку, хорошо накормили. Раненый кормилец уверил меня, что все будет сделано, и отсалютовал кружкой бульона. Он присматривал за прибывшими помощниками и давился слюной. Да, жареное мясо он будет грызть не скоро. Пока что питается бульоном и небольшими кусочками булки.
Понемногу начало темнеть. За столом послышались гитарные переборы, и кто-то запел старую песню о долгом пути, у которого нет конца. И весь смысл этой дороги – только в ней самой.
Я подошел к одной из машин, облокотился на крыло и закурил.
– Скучаете? – Они подошли неслышно. Как две большие кошки. Я чуть не вздрогнул от неожиданности. Анастасия, а рядом с ней еще одна фигурка. Елена? Точно. Наверное, в сумерках не рассмотрели, что это я. Иначе прошли бы мимо.
– Нет, – я покачал головой, – просто не люблю шумные застолья.
– Поль, а вы давно в этом мире? – неожиданно спросила Анастасия.
– Можно сказать, что недавно.
– Нравится?
– Не знаю… еще не разобрался. Я же практически ничего не видел…
– Неужели? – Она недоверчиво прищурилась. – И никаких приключений не было? Ну что же вы так, Поль! Этот мир создан для мужчин. Для тех, – уточнила она, – которые достойны носить штаны и оружие. А Старый мир почему покинули? «Им овладело беспокойство, охота к перемене мест»?
– Именно так. «Весьма мучительное свойство, немногих добровольный крест», – я закончил цитату и усмехнулся. – Будем считать, что просто устал от цивилизации.
– А я сделаю вид, что вам поверила. – Она шутливо склонила голову и засмеялась. – Вы интересный человек, Поль Нардин. Думаю, что мы с вами поладим.
– Я тоже на это очень надеюсь. А что подтолкнуло вас? – поинтересовался я. – Чамберс рассказывал, что вы и в Старом Свете не сидели на месте. Не скажешь, что вы устали от цивилизации.
– Видите ли, Поль, там осталось много хорошего. Мои друзья и приятельницы, мои родственники. Могилы моих предков. В Старом свете сейчас тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, – она грустно усмехнулась и пояснила: – Никак не могу привыкнуть к здешнему летоисчислению. То, что происходит в моей стране… Там… Я не хочу видеть, что с ней сделают через пять – десять лет. Когда я впервые увидела, как Горбачев пресмыкается перед американцами, то поняла – мою страну предали. Предали все, что составляло нашу жизнь. Предали наши победы и наши потери. Поэтому Новый мир стал для меня настоящим спасением. Знаете, в чем разница между Старым и Новым миром? Здесь нет границ и государственных интересов. Тех самых, ради которых идут на предательство. И это прекрасно.
– В Советском Союзе так плохо? Я там никогда не был, но сослуживцы рассказывали.
– Плохо? Нам никогда легко не было. А сейчас… Становится плохо. И будет во сто крат хуже. Уже сейчас, как тараканы, из всех щелей выползает длинноволосая образованщина. Они будут орать на митингах, требовать и обличать. Потом, когда весь свет поймет, что империи уже нет, каждый дикарь сочтет нужным пнуть мертвого льва. Это очень по-человечески – толкнуть упавшего. А интеллигенция вытащит на свет грязное белье. Будут размахивать им на всех перекрестках и сами же этим гордиться. Бывшие враги будут хвалить, снисходительно похлопывать по плечику, а они – каяться, предавая память наших предков и будущее своих детей. Уроды. Мужчинки, в жизни не забившие гвоздя в стену, будут расправлять худенькие плечи, кичась своей никчемной храбростью. Знаете, есть такой сорт людей: им главное – пошуметь, послушать свой голос. Очкастое ничтожество, походя решающее мировые проблемы в тесноте кухонных посиделок. Гумилев правильно сказал: «Нынешняя интеллигенция – это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия».
– Очкастое? – переспросил я и кивнул на одного из гостей. – Нечто похожее на это?
– Это еще не самый плохой вариант. – Анастасия проследила за моим взглядом. – Он, конечно, страшно избалован, и я очень рада, что мы в разных партиях. Парень считает всех окружающих быдлом и неучами. Я думаю, что и в Новый мир он перебрался именно по этой причине.
– Простите? – не понял я.
– Знаете, Поль, есть такие люди. Непризнанные гении, – пояснила она. – Считают, что их не оценили. Вот и он решил перебраться сюда, чтобы наказать все человечество. Только не подумайте, что я – эдакая… – Анастасия щелкнула пальцами, – неудовлетворенная стерва. Просто мне приходилось работать с ним в одной команде.
– Знакомый тип людей.
– Карим говорил, что вы решили устроить экзамен по стрельбе? – Она неожиданно сменила тему разговора.
– Экзамен? Упаси меня бог что-нибудь требовать от людей, которых обязан защищать. Простая проверка. Люди, как понимаю, собрались опытные, но лишний раз по банкам пострелять не помешает.
– Это правильно, – согласилась Федорова. – Лучше узнать заранее, кто и на что способен.
Неожиданно к этому разговору подключилась Елена:
– Мистер Нардин, а что будет с теми, кто не усвоит эту премудрость?
– Как понимаю, мадам Куликова, под этим определением вы имеете в виду стрельбу по банкам? – уточнил я. – Думаю, что таким людям лучше остаться на базе Ордена. Работа всегда найдется.
– Позвольте спросить, – она близоруко прищурилась, – а чем тогда займутся сотрудники безопасности, если все участники экспедиции смогут защитить себя сами? Надо понимать, будут нести нелегкую службу? Ту самую, которая «и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна»?
– Простите, не понял?
– Ах да… Извините. Откуда вам знать эти фильмы. Я просто скромно поинтересовалась, чем будут заниматься такие серьезные и, без всякого сомнения, бравые молодые люди? Уничтожать запасы продовольствия?
– Обеспечивать безопасность экспедиции. В целом.
– Ну да, конечно… Чем же еще вам заниматься, как не обеспечивать безопасность «в целом». Больше вопросов у меня нет. Вы уж извините мою назойливость. Хотелось выяснить заранее, на что рассчитывать. Теперь понимаю – только на себя.
– Это правильно, – согласился я, – а еще можно уповать на милосердие местных мизераблей. Знаете, в непротивлении злу есть что-то эдакое… Глупое, но есть.
– Милосердие продуктивнее, чем истребление.
Нет, мы не поругались. Просто в течение следующих пяти минут несколькими фразами определили наше отношение друг к другу. И взаимной симпатии там не было. Да и быть не могло. Интересно, она всегда такая резкая? Хотя какая мне разница? Нет, врешь, Поль Нардин, ей удалось тебя разозлить… К черту все. Я проводил женщин к столу и благополучно откланялся.
– Ну что, Медведь, получил по ушам? – спросил Карим. Он сидел с серьезным видом и старательно разглядывал наших гостей. Ничего не скажешь, прелюбопытнейшее занятие. В сумерках.
– Я?!
– Нет, черт побери – я! Даже в темноте было видно, что вы ругаетесь.
– Мы не ругались. Просто выяснили, кто есть кто. Чертова кукла… – бросил я.
– И тебя заклеймили как зверя и душегуба, – подвел итог Шайя. Он не спеша закурил и усмехнулся. – Не переживай! Главное – не попадайся ей на операционный стол. Она тебя зарежет. Со всем своим милосердием.
– Ну что, парни, – когда вечеринка начала стихать, Джек подошел к нам и похлопал по плечам. Он был пьян, но на ногах держался уверенно, – все скучаете?
– Наоборот, – ответил Карим, – наслаждаемся наступившей тишиной. Разве плохо?
– Это здо́рово. – Чамберс опустился на стул и обвел нас хмельным взглядом. – Шли бы вы, потанцевали, что ли… А то гости наших дам развлекают, пока собственные кадры сидят за столом и изображают эту… как ее…
– Бурную деятельность охраны. Уничтожаем запасы продовольствия, сэр!
– Вот! – Джек поднял палец. – Именно! Поль, ты, как всегда, прав! А надо веселиться! Жить надо… Кто знает, сколько нам отмерено… Да и женщины скучают.
– Что-то не тянет, – коротко отрезал я.
– Это еще почему? – спросил Чамберс и удивленно уставился на меня.
– Не хочу выслушивать христианские нравоучения. – Карим сделал большие глаза, но я не заметил и закончил свою мысль: – Людям, которые их исповедуют, в реальном мире делать нечего!
– Солдафон! – В этот момент мимо нашей компании прошла Елена и вместе с этим резким словом бросила в мою сторону злой взгляд.
– Вот зануда… – покачал головой я.
– Вижу, что вы уже подружились? – В нашу словесную дуэль включился Чамберс.
– А как же иначе? – пробурчал я. – Мы просто влюблены друг в друга…
5 год по летоисчислению Нового мира
Ангар № 39, Порто-Франко
– Не п-пью…
– Правильно. Я вот тоже – сейчас это допью и… брошу. – Голоса звучали совсем рядом. Рядом, но как-то неестественно и плоско. Как через вату. И говорят на русском… Это еще что такое? Все наши гости уехали, и русских среди них не было.
– Эй, кто там пить надумал? Вчера не нагулялись? – Я поднял голову от подушки. – Горло вырву!
– Не бузи, Нардин! Никто ничего не пьет, – раздался голос Шайя, – это фильм.
– Фильм?! Какой еще, к дьяволу, фильм?
– Ты что, Поль, совсем тут одичал?! Про видеомагнитофон слышать не доводилось?
– Черт подери! – Я сел на койке, стирая ладонью остатки сна. Да, уже начал забывать… В этом мире быстро отвыкаешь от таких привычных вещей, как телевидение, реклама и кинотеатры. Были разговоры про создание частной радиостанции, но идея быстро заглохла.
– Смотрю «Белое солнце пустыни», – пояснил Шайя, – вчера вечером взял у Насти. У нее есть несколько кассет с русскими фильмами.
Да, конечно. Совсем забыл. Два дня назад мы притащили в вагончик телевизор и видеомагнитофон, обнаруженные в одном из ящиков. Была и видеокамера, но кого нам здесь снимать? Разве что Рино, и то с сюжетами будет сложновато. Или он что-нибудь грызет, или дрыхнет, раскинувшись на свободной койке. Вот и сейчас рысенок развалился на кровати Эндрю. Прикрыл глаза лапой и тихо сопит, уткнувшись носом в подушку.
Все, поспать уже не получится. У Карима после последней контузии случались перебои со слухом, и звук телевизора он выкручивает на полную громкость. Пока я принимал душ, он приготовил кофе. Кофейный аромат несколько примирил с ранним подъемом. Выбиваю из пачки сигарету. Звонкий щелчок зажигалки…
За окном висели предрассветные сумерки. Все еще спят, и только в вагончике Чамберса окно светится привычным бордовым светом. У него что, приступ бессонницы? С другой стороны, нет худа без добра. Если не спит – значит, можно поговорить о делах. Оставив Карима досматривать фильм, я вышел на улицу и направился к Джеку.
– Ну что, голова не трещит после вечеринки? – спросил я, вваливаясь к шефу.
– Иди ты к черту, Нардин, – хмуро отозвался Чамберс.
– Еще бы: столько выпить! А мы тебя предупреждали? Предупреждали. Говорили, что незачем мешать вино, виски и пиво? Говорили. Пить надо что-то одно, и желательно русскую водку. Под правильную закуску, разумеется.
– Этот Рэндолл, мать его так, пьет как лошадь и не хмелеет. – Он тяжело вздохнул и приложил к голове холодную банку пива. – Профессионал…
– Тебя тоже дилетантом не назовешь, – успокоил я начальника и устроился на свободном стуле. Стул жалобно скрипнул, но выдержал. Хлипкая здесь мебель… На письменном столе царил беспорядок: лежали какие-то коробки, пачки бумаг и пустой рюкзак Тернера. – С какой радости вчера надрался?
– Не знаю. Накатило что-то…
– Опять воспоминания?
– Нет, – Чамберс лениво отмахнулся, – скорее – усталость. Мне иногда кажется, что я слишком долго живу. Как ни крути, но в жизни есть определенный рубеж, за которым все выглядит иначе. Иначе смотришь на окружающих, на мир и на воспоминания. Ты начинаешь ценить то, что было, и перестаешь жалеть о том, чего у тебя никогда не будет.
– Ясно, – отрезал я. – Устал, значит, от жизни, меланхолик ты наш новоземельный? Джек, по-хорошему тебя надо вздуть за такие мысли. Чтобы дурь выбить. И не надо дергать на меня бровями. Ты начальник или так, погулять вышел? Запомни: это не усталость, а неправильное восприятие мира! Уезжать пора. В дороге все дурные мысли выдует, и хандру как рукой снимет. Поверь, я знаю.
– Он мне еще будет рассказывать, как там бывает!
– Что поделать, – я развел руками, – если до самого не доходит, то надо объяснять.
– Шел бы ты, Поль… прямо, и никуда не сворачивая…
– А я и пришел. К тебе. О делах поговорить. Если точнее – о людях.
– О людях? – Чамберс обреченно вздохнул и поставил пивную банку на стол. Судя по переполненной пепельнице, он спал всего несколько часов. – Давай о людях, если больше поговорить не о чем. С кого начнем?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента