Страница:
Крупный чиновник В.Н. Гурко писал, что «о степени самообладания Николая II можно судить хотя бы по тому, что никогда его не видели ни бурно-гневным, ни оживленно-радостным, ни даже в состоянии повышенной возбужденности… Многие вопросы он принимал очень близко к сердцу, а некоторые явления вызывали в нем сильнейший гнев, который он тем не менее имел в виду всецело скрывать под маской спокойствия и даже равнодушия»159.
Впечатление о чрезмерном спокойствии царя глубоко поразило и принимавшего текст отречения А.И. Гучкова. Во время допроса в Чрезвычайной следственной комиссии 2 августа 1917 г. он поделился своими наблюдениями: «Вообще я должен сказать, что вся эта сцена произвела в одном отношении очень тяжелое впечатление… что мне прямо пришло в голову, да имеем ли мы дело с нормальным человеком? У меня и раньше всегда было сомнение в этом отношении, но эта сцена; она меня еще глубже убедила в том, что человек этот просто, до последнего момента, не отдавал себе полного отчета в положении, в том акте, который он совершал… мне казалось, что эти люди должны были понять, что они имеют дело с человеком, который не может считаться во всех отношениях нормальным»160.
Не все разделяли это мнение. О том, что это непрошибаемое спокойствие только маска, писали те, кто хорошо знал царя на протяжении многих лет. Они подчеркивали, что для сохранения этой привычной маски царю иногда требовались серьезные волевые усилия. Хорошо знавшая его баронесса С.К. Буксгевден вспоминала, что «сдержанность была второй его натурой. Многие спрашивали: отдавал ли он полностью себе отчет в трагичности некоторых событий? – настолько спокойно было его отношение, настолько скрытно было выражение его лица. На самом деле это была маска»161. А. Блок приводит слова генерала Д.Н. Дубенского: «Когда он говорил с Фредериксом об Алексее Николаевиче один на один, я знаю, он все-таки заплакал»162.
Свои настоящие переживания царь позволял видеть только самым близким людям. Младшая сестра царя Ксения в дневнике писала, что после приема в Зимнем дворце в апреле 1906 г. по случаю открытия заседаний 1 Государственной думы «многие плакали! Мама и Алике плакали, и бедный Ники стоял весь в слезах, самообладание его, наконец, покинуло, и он не мог удержаться от слез!». Очень характерное замечание сестры – «наконец». Видимо, чрезмерное спокойствие государя угнетало даже самых близких к нему людей163. А. Вырубова в воспоминаниях упоминает, что когда царь вернулся в Царское Село после отречения 9 марта 1917 г., он, «как ребенок, рыдал перед своей женой»164. Она же передает слова царя: «Видите ли, это все меня очень взволновало, так что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника»165. Один из биографов царя Е.Е. Алферьев в самом названии своей книги выразил мысль о его необычайной воле. Он писал, что «постоянной упорной работой над собой он развил в себе сверхчеловеческое самообладание и никогда не выражал сколько-нибудь явно своих переживаний. По своей природе Государь был очень замкнут… Незнание порождало непонимание»166.
Советские историки 1920-х гг., занимавшиеся этим вопросом, сошлись в том, что это спокойствие есть результат особого психоэмоционального склада царя. Например, П.Е. Щеголев утверждал: «Чувствительность Николая была понижена чрезвычайно, она была ниже уровня, обязательного для нормального человека»167.
Нам представляется, что нет никаких оснований говорить о какой бы то ни было психической аномалии. Столь сдержанное поведение было результатом многолетних волевых усилий, вошедших в привычку, ставших вторым лицом. Кроме этого, религиозность царя, граничившая с фатализмом, также способствовала некому отстраненному взгляду на происходящие события. Да и образ спокойного, держащего себя в руках царя импонировал окружающим. Но импонировал только в условиях стабильности. В ситуации надвигающегося краха, который отчетливо ощущался многими современниками, это чрезмерное спокойствие воспринималось как безволие, как психическая аномалия, что, в свою очередь, подрывало престиж императорской власти.
Однако при решении внутриполитических проблем внешне кроткий и спокойный император был склонен к силовым вариантам. Поэтому прозвище «Кровавый» возникло не на пустом месте. Царь до последней возможности тянул с уступками либерального толка на подъеме Первой русской революции, и как только наметилась тенденция к стабилизации, то немедленно отказался от многих из них. Он обласкал командира лейб-гвардии Семеновского полка генерала Мина, залившего Москву в декабре 1905 г. кровью. На докладе о зверствах капитан-лейтенанта Рихтера при подавлении волнений крестьян в Прибалтике царь наложил резолюцию: «Ай, да молодец!». Не менее благосклонно царь относился и к командиру лейб-гвардии Уланского полка генералу Орлову, который также отличался крайней жестокостью168.
Присяга цесаревичей
Завещания и похороны монархов
Впечатление о чрезмерном спокойствии царя глубоко поразило и принимавшего текст отречения А.И. Гучкова. Во время допроса в Чрезвычайной следственной комиссии 2 августа 1917 г. он поделился своими наблюдениями: «Вообще я должен сказать, что вся эта сцена произвела в одном отношении очень тяжелое впечатление… что мне прямо пришло в голову, да имеем ли мы дело с нормальным человеком? У меня и раньше всегда было сомнение в этом отношении, но эта сцена; она меня еще глубже убедила в том, что человек этот просто, до последнего момента, не отдавал себе полного отчета в положении, в том акте, который он совершал… мне казалось, что эти люди должны были понять, что они имеют дело с человеком, который не может считаться во всех отношениях нормальным»160.
Не все разделяли это мнение. О том, что это непрошибаемое спокойствие только маска, писали те, кто хорошо знал царя на протяжении многих лет. Они подчеркивали, что для сохранения этой привычной маски царю иногда требовались серьезные волевые усилия. Хорошо знавшая его баронесса С.К. Буксгевден вспоминала, что «сдержанность была второй его натурой. Многие спрашивали: отдавал ли он полностью себе отчет в трагичности некоторых событий? – настолько спокойно было его отношение, настолько скрытно было выражение его лица. На самом деле это была маска»161. А. Блок приводит слова генерала Д.Н. Дубенского: «Когда он говорил с Фредериксом об Алексее Николаевиче один на один, я знаю, он все-таки заплакал»162.
Свои настоящие переживания царь позволял видеть только самым близким людям. Младшая сестра царя Ксения в дневнике писала, что после приема в Зимнем дворце в апреле 1906 г. по случаю открытия заседаний 1 Государственной думы «многие плакали! Мама и Алике плакали, и бедный Ники стоял весь в слезах, самообладание его, наконец, покинуло, и он не мог удержаться от слез!». Очень характерное замечание сестры – «наконец». Видимо, чрезмерное спокойствие государя угнетало даже самых близких к нему людей163. А. Вырубова в воспоминаниях упоминает, что когда царь вернулся в Царское Село после отречения 9 марта 1917 г., он, «как ребенок, рыдал перед своей женой»164. Она же передает слова царя: «Видите ли, это все меня очень взволновало, так что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника»165. Один из биографов царя Е.Е. Алферьев в самом названии своей книги выразил мысль о его необычайной воле. Он писал, что «постоянной упорной работой над собой он развил в себе сверхчеловеческое самообладание и никогда не выражал сколько-нибудь явно своих переживаний. По своей природе Государь был очень замкнут… Незнание порождало непонимание»166.
Советские историки 1920-х гг., занимавшиеся этим вопросом, сошлись в том, что это спокойствие есть результат особого психоэмоционального склада царя. Например, П.Е. Щеголев утверждал: «Чувствительность Николая была понижена чрезвычайно, она была ниже уровня, обязательного для нормального человека»167.
Нам представляется, что нет никаких оснований говорить о какой бы то ни было психической аномалии. Столь сдержанное поведение было результатом многолетних волевых усилий, вошедших в привычку, ставших вторым лицом. Кроме этого, религиозность царя, граничившая с фатализмом, также способствовала некому отстраненному взгляду на происходящие события. Да и образ спокойного, держащего себя в руках царя импонировал окружающим. Но импонировал только в условиях стабильности. В ситуации надвигающегося краха, который отчетливо ощущался многими современниками, это чрезмерное спокойствие воспринималось как безволие, как психическая аномалия, что, в свою очередь, подрывало престиж императорской власти.
Однако при решении внутриполитических проблем внешне кроткий и спокойный император был склонен к силовым вариантам. Поэтому прозвище «Кровавый» возникло не на пустом месте. Царь до последней возможности тянул с уступками либерального толка на подъеме Первой русской революции, и как только наметилась тенденция к стабилизации, то немедленно отказался от многих из них. Он обласкал командира лейб-гвардии Семеновского полка генерала Мина, залившего Москву в декабре 1905 г. кровью. На докладе о зверствах капитан-лейтенанта Рихтера при подавлении волнений крестьян в Прибалтике царь наложил резолюцию: «Ай, да молодец!». Не менее благосклонно царь относился и к командиру лейб-гвардии Уланского полка генералу Орлову, который также отличался крайней жестокостью168.
Присяга цесаревичей
Среди придворных церемоний немаловажное значение имела присяга подросших великих князей, и особенно цесаревича. Напомним, что до 1860 г. мальчики в царской семье зачислялись на военную службу буквально с момента рождения. Сначала это было шефство над теми или иными полками русской армии. В семь лет мальчики получали первый офицерский чин и соответствующий мундир. Однако дальше начинались различия и довольно существенные. В 1860 г. на высочайшем уровне принимается решение отсчитывать стаж военной службы великих князей начиная с шестнадцатилетнего возраста169.
Церемония принесения присяги проводилась по достижении совершеннолетия. Цесаревичи занимали особое место в структурах самодержавной власти. Они должны были обеспечивать устойчивость самодержавной власти и быть готовыми при необходимости «подхватить знамя», заменив отца на троне Российской империи. Для этого их довольно рано «ставили в стой». Царствующие императоры старались выстроить прямую линию преемственности власти: император – цесаревич – старший сын цесаревича.
Когда в 1870-х гг. подрос старший сын цесаревича Александра – Ники, будущий Николай II, то его, как и отца, рано начали подключать «по образцу прежних лет» к различным мероприятиям юбилейного характера. Подданным внушалась мысль, что этот маленький мальчик через несколько десятилетий будет править империей, так же как и его отец, дед, прадед и т. д.
В июле 1876 г. во время традиционных маневров в Красном Селе в строй был поставлен восьмилетний Ники в походном мундире лейб-гвардии Павловского полка. Это было сделано в память о том, что ровно 50 лет назад будущий Александр II участвовал в маневрах в этой же форме. Как писал дядя мальчика: «Под конец атаки Ники пошел с полком, очень трогательно»170. В декабре 1876 г. в Зимнем дворце прошла церемония развода караула от Павловского полка в память назначения Александра II шефом этого полка. Во время развода младший сын Александра II Павел Александрович и старший внук – Ники приняли участие в церемонии, одетые в мундиры по форме лейб-гвардии Павловского полка171. Тогда же в декабре 1876 г. Александр II с сыновьями и внуком поехал в Академию наук на празднование 150-летнего юбилея. По свидетельству Сергея Александровича: «Папа пожелал, чтобы Ники присутствовал, как он 50 лет тому назад присутствовал на 100-летнем юбилее. Папа, обратясь к Саше и Ники, во всеуслышанье сказал, что надеется, что через 50 лет Ники будет также присутствовать и что Саша будет с ним»172.
Чтобы как можно раньше сделать цесаревичей юридически дееспособными, церемония принесения присяги проводилась для них в 16 лет110, а все прочие великие князья принимали присягу только в 20 лет111.
В 16 лет цесаревичи в торжественной обстановке приносили гражданскую и воинскую присягу. По церемониалу гражданская присяга приносилась в Большой церкви Зимнего дворца. Из церкви шествие направлялось в Георгиевский зал, где цесаревич у трона, под знаменем Атаманского «своего имени (по традиции все цесаревичи становились шефами казачьих полков. – И. 3.) полка» произносил воинскую присягу «на верность службы Государю и Отечеству».
Это было очень значимое событие и в жизни присягавшего, и в жизни его родителей, и в жизни Императорского двора.
К естественному волнению присягавшего примешивалась боязнь какой-либо ошибки в церемониале на глазах сотен людей. И хотя сама процедура церемониала, естественно, репетировалась, но фактор волнения был неизбежен. Родители тоже волновались, поскольку их мальчик официально превращался в молодого человека с иными правами и обязанностями.
В 1834 г. в Зимнем дворце к присяге был приведен старший сын Николая 116-летний цесаревич Александр Николаевич. Специально «под цесаревича» в Свод законов Российской империи внесли текст присяги «Для наследника престола при торжественном объявлении совершеннолетия». По тексту присяги цесаревич клялся «верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке Фамильного учреждения»175.
С этой присягой наследник-цесаревич вступил в общественную жизнь. Как вспоминала его младшая сестра Ольга Николаевна: «Саша, сопровождаемый Отцом, встал пред алтарем и развернутым знаменем и звонким голосом прочел текст присяги. Торжественный день был отпразднован концертом церковной музыки»176. А.С. Пушкин, присутствовавший на церемонии присяги будущего Александра II25 апреля 1834 г., записал в дневнике: «Присягу произнес он твердым и веселым голосом, но, начав молитву, принужден был остановиться и залился слезами. Государь и государыня плакали тоже… Все трое обнялись в слезах»177.
Со временем все сыновья Николая I прошли через церемонию принесения присяги. И хотя для родителей эта была уже не первая присяга их детей, они по-прежнему волновались, как в первый раз. Но кроме волнения, Николай Павлович видел в своих взрослеющих сыновьях прежде всего помощников в его работе. После того, как в ноябре 1847 г. второй сын Николая I – великий князь Константин Николаевич принял присягу, царь писал И.Ф. Паскевичу: «Вчера мой сын Константин присягал и поступил на действительную службу; дай Боже, чтоб он пригодился государству; ума у него довольно»178.
Присягавший 8 сентября 1859 г. старший сын Александра II, 16-летний великий князь Николай Александрович, по традиции сначала принял общегражданскую присягу в Большой церкви Зимнего дворца, а затем в Георгиевском зале повторил слова воинской присяги вслед за протопресвитером Бажановым. После этого последовали поздравления от высших сановников. Акт присяги с подписью цесаревича был вручен министру иностранных дел князю A.M. Горчакову на хранение.
Г. Виллевальде. Присяга великого князя Николая Александровича в Тронном зале Зимнего дворца. 1859 г.
В это же день уволили воспитателей цесаревича. Кроме пожизненных пенсий «в размере годового оклада» воспитатели и учителя получили «наградные». В.Н. Скрыпицына, которая 16 лет растила цесаревича, учила его читать и писать, получила пожизненную «аренду» в 2000 руб. ежегодно. Воспитатель Г.Ф. Гогель – «аренду» на 12 лет. О.Б. Рихтер – чин флигель-адъютанта. В этот же день новым попечителем цесаревича был назначен граф С.Г. Строганов.
Г. Виллевальде. Присяга великого князя Александра Александровича в Тронном зале Зимнего дворца 20 июля 1866 г.
После смерти Никсы в апреле 1865 г. Александр II подписал Манифест, извещавший подданных о смерти наследника и одновременно о провозглашении новым наследником престола и цесаревичем великого князя Александра Александровича – своего второго сына. 20 июля 1866 г. состоялось торжественное принесение присяги великим князем Александром Александровичем.
Совершеннолетие остальных детей в царской семье наступало, когда им исполнялось 20 лет. Формально с этого момента подрастающие великие князья утрачивали свой «детско-юношеский статус». В этот день на смену воспитателям-мужчинам приходил попечитель, решения которого были столь же обязательны для великих князей, как и их прежних воспитателей.
В этот день для молодых великих князей устраивался своеобразный «выпускной бал-мальчишник». В последний день перед совершеннолетием великие князья награждали своих слуг за верную службу («Утром раздавал серебро нашим людям, очень хорошие вещи»). В апреле 1877 г. двадцатилетний младший сын Александра II – великий князь Сергей Александрович не забыл даже свою няню Е.И. Стуттон, которая давно стала членом императорской семьи. Он сам отнес ей платье, чепчик, браслет «с шифром» и портретом воспитанника. Поскольку на следующий день предполагалось проведение церемонии двух присяг, то великий князь зубрил их текст, чтобы не сбиться. Затем следовал семейный обед, после которого родные дарили имениннику подарки. Тогда Сергею Александровичу «от всех» на память подарили традиционные запонки с двумя переплетенными «десятками» («XX». – И. 3.), символизирующими празднуемое 20-летие. Запонки были украшены бриллиантами и сапфирами – зодиакальными камнями именинника. Старший брат Владимир Александрович подарил золотой портсигар с дарственной надписью. Младший брат Павел также подарил портсигар, но только серебряный, на котором сам выгравировал свое семейное прозвище «Пиц».
Вечером, как это принято, молодежь «по-взрослому» отмечала «последний день детства» Сергея Александровича, а родители и воспитатели также традиционно закрывали на это глаза. Сам именинник записал в этот день в дневнике: «Возня, смех, шум и гам! Потушил лампу и бросал бутылку за бутылкой вниз на мрамор. Расстались все в духе и веселье»179. Все эти забавы происходили в Зимнем дворце.
На следующий день, 29 апреля 1877 г., в день 20-летия Сергея Александровича, его привели к гражданской и военной присяге. Утром великого князя поздравили его слуги: «Меня встретили все наши люди с Датским180 во главе с большим букетом белых роз – мой шифр из красных роз, и внизу две десятки, мои двадцать лет». Поздравили юношу и родители: «Папа мне дал капитанские эполеты. Душка Мамочка мне тут же дала кольцо с сапфиром – и внутри год и число». По традиции совершеннолетний великий князь «раздал кузенам мои значки «XX»». Днем, после большого выхода, в Большой церкви Зимнего дворца Сергей Александрович принес общегражданскую присягу: «Наконец, пришла главная минута. Папа меня взял за руку и подвел к аналою… голос дрожал… у меня опять голос задрожал, но это было не от страха, а от внутреннего морального волнения!.. Кое-как подписал свое имя и обнял Папа и Мама. Первое и главное – кончено, второе не так страшно». Второе – это военная присяга: «Пошли в Георгиевскую залу, битком набитую народом… Мама на троне, Папа опять меня подвел, и я со знаменем в левой руке, правую подняв, прочел с чувством,, по крайней мере, старался, присягу». После этого были многочисленные поздравления и торжественный обед. Правда, этот торжественный день не обошелся без небольшого скандала. Великий князь записал в дневнике: «Вдруг мне приносят чудный букет из розанов и других цветов, не говоря от кого, а вместе с тем записка свернутая, на которой написано: «От княжны Е.М. Долгорукой». Я чуть не взорвался от ярости!! Не будем больше об этом»181.
Церемония принесения присяги проводилась по достижении совершеннолетия. Цесаревичи занимали особое место в структурах самодержавной власти. Они должны были обеспечивать устойчивость самодержавной власти и быть готовыми при необходимости «подхватить знамя», заменив отца на троне Российской империи. Для этого их довольно рано «ставили в стой». Царствующие императоры старались выстроить прямую линию преемственности власти: император – цесаревич – старший сын цесаревича.
Когда в 1870-х гг. подрос старший сын цесаревича Александра – Ники, будущий Николай II, то его, как и отца, рано начали подключать «по образцу прежних лет» к различным мероприятиям юбилейного характера. Подданным внушалась мысль, что этот маленький мальчик через несколько десятилетий будет править империей, так же как и его отец, дед, прадед и т. д.
В июле 1876 г. во время традиционных маневров в Красном Селе в строй был поставлен восьмилетний Ники в походном мундире лейб-гвардии Павловского полка. Это было сделано в память о том, что ровно 50 лет назад будущий Александр II участвовал в маневрах в этой же форме. Как писал дядя мальчика: «Под конец атаки Ники пошел с полком, очень трогательно»170. В декабре 1876 г. в Зимнем дворце прошла церемония развода караула от Павловского полка в память назначения Александра II шефом этого полка. Во время развода младший сын Александра II Павел Александрович и старший внук – Ники приняли участие в церемонии, одетые в мундиры по форме лейб-гвардии Павловского полка171. Тогда же в декабре 1876 г. Александр II с сыновьями и внуком поехал в Академию наук на празднование 150-летнего юбилея. По свидетельству Сергея Александровича: «Папа пожелал, чтобы Ники присутствовал, как он 50 лет тому назад присутствовал на 100-летнем юбилее. Папа, обратясь к Саше и Ники, во всеуслышанье сказал, что надеется, что через 50 лет Ники будет также присутствовать и что Саша будет с ним»172.
Чтобы как можно раньше сделать цесаревичей юридически дееспособными, церемония принесения присяги проводилась для них в 16 лет110, а все прочие великие князья принимали присягу только в 20 лет111.
В 16 лет цесаревичи в торжественной обстановке приносили гражданскую и воинскую присягу. По церемониалу гражданская присяга приносилась в Большой церкви Зимнего дворца. Из церкви шествие направлялось в Георгиевский зал, где цесаревич у трона, под знаменем Атаманского «своего имени (по традиции все цесаревичи становились шефами казачьих полков. – И. 3.) полка» произносил воинскую присягу «на верность службы Государю и Отечеству».
Это было очень значимое событие и в жизни присягавшего, и в жизни его родителей, и в жизни Императорского двора.
К естественному волнению присягавшего примешивалась боязнь какой-либо ошибки в церемониале на глазах сотен людей. И хотя сама процедура церемониала, естественно, репетировалась, но фактор волнения был неизбежен. Родители тоже волновались, поскольку их мальчик официально превращался в молодого человека с иными правами и обязанностями.
В 1834 г. в Зимнем дворце к присяге был приведен старший сын Николая 116-летний цесаревич Александр Николаевич. Специально «под цесаревича» в Свод законов Российской империи внесли текст присяги «Для наследника престола при торжественном объявлении совершеннолетия». По тексту присяги цесаревич клялся «верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке Фамильного учреждения»175.
С этой присягой наследник-цесаревич вступил в общественную жизнь. Как вспоминала его младшая сестра Ольга Николаевна: «Саша, сопровождаемый Отцом, встал пред алтарем и развернутым знаменем и звонким голосом прочел текст присяги. Торжественный день был отпразднован концертом церковной музыки»176. А.С. Пушкин, присутствовавший на церемонии присяги будущего Александра II25 апреля 1834 г., записал в дневнике: «Присягу произнес он твердым и веселым голосом, но, начав молитву, принужден был остановиться и залился слезами. Государь и государыня плакали тоже… Все трое обнялись в слезах»177.
Со временем все сыновья Николая I прошли через церемонию принесения присяги. И хотя для родителей эта была уже не первая присяга их детей, они по-прежнему волновались, как в первый раз. Но кроме волнения, Николай Павлович видел в своих взрослеющих сыновьях прежде всего помощников в его работе. После того, как в ноябре 1847 г. второй сын Николая I – великий князь Константин Николаевич принял присягу, царь писал И.Ф. Паскевичу: «Вчера мой сын Константин присягал и поступил на действительную службу; дай Боже, чтоб он пригодился государству; ума у него довольно»178.
Присягавший 8 сентября 1859 г. старший сын Александра II, 16-летний великий князь Николай Александрович, по традиции сначала принял общегражданскую присягу в Большой церкви Зимнего дворца, а затем в Георгиевском зале повторил слова воинской присяги вслед за протопресвитером Бажановым. После этого последовали поздравления от высших сановников. Акт присяги с подписью цесаревича был вручен министру иностранных дел князю A.M. Горчакову на хранение.
Г. Виллевальде. Присяга великого князя Николая Александровича в Тронном зале Зимнего дворца. 1859 г.
В это же день уволили воспитателей цесаревича. Кроме пожизненных пенсий «в размере годового оклада» воспитатели и учителя получили «наградные». В.Н. Скрыпицына, которая 16 лет растила цесаревича, учила его читать и писать, получила пожизненную «аренду» в 2000 руб. ежегодно. Воспитатель Г.Ф. Гогель – «аренду» на 12 лет. О.Б. Рихтер – чин флигель-адъютанта. В этот же день новым попечителем цесаревича был назначен граф С.Г. Строганов.
Г. Виллевальде. Присяга великого князя Александра Александровича в Тронном зале Зимнего дворца 20 июля 1866 г.
После смерти Никсы в апреле 1865 г. Александр II подписал Манифест, извещавший подданных о смерти наследника и одновременно о провозглашении новым наследником престола и цесаревичем великого князя Александра Александровича – своего второго сына. 20 июля 1866 г. состоялось торжественное принесение присяги великим князем Александром Александровичем.
Совершеннолетие остальных детей в царской семье наступало, когда им исполнялось 20 лет. Формально с этого момента подрастающие великие князья утрачивали свой «детско-юношеский статус». В этот день на смену воспитателям-мужчинам приходил попечитель, решения которого были столь же обязательны для великих князей, как и их прежних воспитателей.
В этот день для молодых великих князей устраивался своеобразный «выпускной бал-мальчишник». В последний день перед совершеннолетием великие князья награждали своих слуг за верную службу («Утром раздавал серебро нашим людям, очень хорошие вещи»). В апреле 1877 г. двадцатилетний младший сын Александра II – великий князь Сергей Александрович не забыл даже свою няню Е.И. Стуттон, которая давно стала членом императорской семьи. Он сам отнес ей платье, чепчик, браслет «с шифром» и портретом воспитанника. Поскольку на следующий день предполагалось проведение церемонии двух присяг, то великий князь зубрил их текст, чтобы не сбиться. Затем следовал семейный обед, после которого родные дарили имениннику подарки. Тогда Сергею Александровичу «от всех» на память подарили традиционные запонки с двумя переплетенными «десятками» («XX». – И. 3.), символизирующими празднуемое 20-летие. Запонки были украшены бриллиантами и сапфирами – зодиакальными камнями именинника. Старший брат Владимир Александрович подарил золотой портсигар с дарственной надписью. Младший брат Павел также подарил портсигар, но только серебряный, на котором сам выгравировал свое семейное прозвище «Пиц».
Вечером, как это принято, молодежь «по-взрослому» отмечала «последний день детства» Сергея Александровича, а родители и воспитатели также традиционно закрывали на это глаза. Сам именинник записал в этот день в дневнике: «Возня, смех, шум и гам! Потушил лампу и бросал бутылку за бутылкой вниз на мрамор. Расстались все в духе и веселье»179. Все эти забавы происходили в Зимнем дворце.
На следующий день, 29 апреля 1877 г., в день 20-летия Сергея Александровича, его привели к гражданской и военной присяге. Утром великого князя поздравили его слуги: «Меня встретили все наши люди с Датским180 во главе с большим букетом белых роз – мой шифр из красных роз, и внизу две десятки, мои двадцать лет». Поздравили юношу и родители: «Папа мне дал капитанские эполеты. Душка Мамочка мне тут же дала кольцо с сапфиром – и внутри год и число». По традиции совершеннолетний великий князь «раздал кузенам мои значки «XX»». Днем, после большого выхода, в Большой церкви Зимнего дворца Сергей Александрович принес общегражданскую присягу: «Наконец, пришла главная минута. Папа меня взял за руку и подвел к аналою… голос дрожал… у меня опять голос задрожал, но это было не от страха, а от внутреннего морального волнения!.. Кое-как подписал свое имя и обнял Папа и Мама. Первое и главное – кончено, второе не так страшно». Второе – это военная присяга: «Пошли в Георгиевскую залу, битком набитую народом… Мама на троне, Папа опять меня подвел, и я со знаменем в левой руке, правую подняв, прочел с чувством,, по крайней мере, старался, присягу». После этого были многочисленные поздравления и торжественный обед. Правда, этот торжественный день не обошелся без небольшого скандала. Великий князь записал в дневнике: «Вдруг мне приносят чудный букет из розанов и других цветов, не говоря от кого, а вместе с тем записка свернутая, на которой написано: «От княжны Е.М. Долгорукой». Я чуть не взорвался от ярости!! Не будем больше об этом»181.
Завещания и похороны монархов
Российские монархи были людьми долга и чести, поэтому задолго до своей кончины, старались в письменной форме выразить посмертную волю. Завещание – документ философский, но с конкретной материальной составляющей. И к этому литературному жанру монархи обращались либо в кризисных ситуациях, либо накануне тех ситуаций, когда они гипотетически могли погибнуть. Все известные тексты завещаний составлялись задолго до смерти монархов.
Завещанием Александра I могут считаться документы, написанные в 1817 г., в которых речь шла о передаче трона Николаю Павловичу, минуя Константина Павловича.
Николай I несколько раз составлял завещание. Первое завещание Николай Павлович составил 21 июня 1831 г. Поводом послужила эпидемия холеры. Позже в 1835 г., накануне поездки императора в западные губернии России, составляется новое завещание. Это были территории, населенные поляками, которые еще не забыли трагедию подавления восстания 1830–1831 гг. Последнее духовное завещание Николай Павлович написал 4 мая 1844 г.
В этом документе, по военному четко разделенному на пункты, по большей части речь шла о распределении собственности Николая I между его детьми и слугами. Николай Павлович счел необходимым лично поблагодарить всех слуг, годами верно служивших ему. Очень красноречиво рисует облик 50-летнего императора последний пункт завещания: «32. Прошу всех, кого мог неумышленно огорчить, меня простить. Я был человек, со всеми слабостями, коим людям подвержены; старался исправить в том, что за собой худого знал. В ином успевал, в другом нет – прошу искренно меня простить»182.
Александр II составил свое завещание 8 сентября 1876 г. Один из сыновей Александра II записал в дневнике: «Возвращаясь от обедни, мы вышли к Папа, который, видя нас входящих, сказал: «А я писал мое завещание». На всех это сделало грустное впечатление»183.
Составляя завещания, многие из Романовых очень беспокоились о том, где они будут лежать в Петропавловском соборе, и старались заранее «забронировать» себе место. Например, великий князь Константин Николаевич был очень озабочен тем, что «возле собора в крепости строится вновь семейная усыпальница, и он очень опасается, что будет похоронен там, а не в самой церкви, где, по его словам, его родители обещали сохранить ему место возле его сестры Александры Николаевны»184. Поэтому в своем завещании, составленном в 1888 г., он отдельным пунктом записывает: «Желал бы быть погребен, как мне обещал покойный брат, рядом с сестрою Адини, значит сзади Никсы».185 Константин Павлович как «в воду смотрел». Несмотря на отдельный пункт в завещании, его похоронили в новой усыпальнице, а не в Петропавловском соборе.
Заканчивалась земная карьера российских государей очень важной церемонией их похорон. Как правило, похороны организовывались по жесткому церемониалу, основанному на прецедентах «прежних лет». Однако при определении процедуры похорон учитывались и «личные пожелания», если таковые высказывались умершим императором в его завещании.
Похороны Павла I, убитого в результате дворцового переворота, прошли скоротечно. Это вполне понятно, поскольку даже обильный грим на лице покойного не мог скрыть следы насилия.
Первым официальным погребением в XIX в. стали похороны умершего в Таганроге императора Александра I186.
Смерть Александра I окружена множеством загадок. Однако нас интересует именно церемониал похорон императора. После его смерти в Таганроге 19 ноября 1825 г. закрутился механизм придворных хозяйственных служб, которые, основываясь на прецедентах «прошлых лет», начали подготовку к торжественным похоронам.
Решением «стратегических вопросов», связанных с организацией похорон, занимался Чрезвычайный комитет, созданный в Таганроге князем П.В. Волконским. Текущими хозяйственными вопросами ведала так называемая «Печальная комиссия» в составе 5 человек.
Прежде всего князь Волконский направил в Петербург запрос с просьбой прислать в Таганрог выписку с материалами о погребении Екатерины II и Павла I. Кроме этого, была организована процедура вскрытия тела умершего императора с составлением патологоанатомического диагноза, в котором перечислялись все выявленные заболевания Александра I, приведшие к его смерти. Документ подписали медики, производившие вскрытие, и ближайшие к царю сановники. Копию документа немедленно с фельдъегерем отправили в Петербург. Александр I стал первым российским императором, умершим вне столицы, в глухом провинциальном городе.
Похороны – это всегда немалые расходы. Императорские похороны – это очень большие расходы, поскольку пышность похорон должна знаменовать собой не только уход помазанника Божиего, но и начало нового царствования. Стоимость императорских похорон, конечно, менялась. Так, в 1796 г. все расходы по похоронам Екатерины II составили 188 830 руб. 50 коп. В 1801 г. скоротечные похороны Павла I обошлись всего в 108 218 руб. (При этом коронация Александра I обошлась казне в 581 518 руб. 30 коп.) При похоронах Александра I на первоначальные расходы выделили 50 000 руб., а поскольку царь умер вне Петербурга, только на дорожные расходы было добавлено 250 000 руб.
Сам церемониал похорон регламентировал еще Петр I. Составленный монархом по европейским стандартам церемониал впервые апробировали в 1699 г., когда хоронили П. Гордона и Ф. Лефорта. В его основу был положен церемониал похорон испанского короля Карла V, которого хоронили в Брюсселе в 1559 г. Но учитывались и более поздние изменения, внесенные в 1796 г. при переносе тела Петра III из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор.
Поскольку вскрытие, бальзамирование и перевоз тела покойного царя – дело ответственное и отчасти политическое, то кн. Волконский распорядился «свинцовый гроб запечатать и в Петербурге уже не открывать». Была проведена процедура бальзамирования, тело уложено в свинцовый гроб, а затем в деревянный ящик. Сердце и внутренности уложили в особые серебряные ковчеги187.
Только на 40-й день после смерти (29 декабря 1825 г.) кортеж выехал из Таганрога. К этому времени выступление мятежных офицеров на Сенатской площади было уже расстреляно картечью и полным ходом раскручивался маховик следствия.
Тем временем тело Александра I неспешно везли через всю Россию в Петербург. По пути проводились периодические осмотры тела и составлялись протоколы. Осмотры проводились Особым комитетом секретно в присутствии графа В.В. Орлова-Денисова, который возглавлял траурный кортеж. За все время путешествия тело умершего императора осматривали пять раз. Кроме того, в гробу был устроен особый клапан, через который также можно было вести наблюдение за состоянием тела. Тем временем по стране расползались слухи – царь был задушен, гроб пустой и вместо императора везут куклу. В это время в Петербурге срочно начали готовиться к похоронам.
Наряду с подготовкой склепа в Петропавловском соборе срочно начали «строить» траурное платье и попоны. В похоронах императора принимало участие множество людей, и всех их требовалось одеть в соответствующее траурное платье. Так как надо было обшить множество участников похорон, то портные шили платье по трем стандартным размерам. Главными портными стали Князьков, Борисов и Норденстрем. Впоследствии семейство Норденстремов обшивало несколько поколений российских императоров. Для лейб-форейторов и лейб-кучеров платья шились по образцу похоронных одеяний 1801 г. Надо заметить, что «потоковый метод» в шитье похоронного платья применялся даже к родовитым участникам церемонии. Только некоторые из особ изъявили желание сшить себе платье по мерке. Среди таковых оказался и генерал-губернатор М.А. Милорадович. Однако этот наряд ему не понадобился, поскольку Милорадович был смертельно ранен на Сенатской площади 14 декабря 1825 г.
Ежедневно портными представлялись сводки, напоминающие фронтовые, сколько епанчей для церемонии было сшито в течении дня: 7 декабря скроено 40 епанчей, отдано сшить 40, сшито 10; 8 декабря скроено 90 епанчей, отдано сшить 90, готово 35. Поскольку траурные епанчи должны были носить люди различного социального статуса, то их шили из разного по стоимости сукна – по 8, 5 и 3 руб. за метр.
Для подготовки всего необходимого к похоронам кроме портных привлекалось множество других специалистов. Мастерица Катерина Шилина изготавливала церемониальные банты и шарфы из черного крепа.
Очень ответственным делом была подготовка траурных платьев для трех императриц: жены Павла I – Марии Федоровны, жены Александра I – Елизаветы Алексеевны и жены Николая I – Александры Федоровны. Кроме этого, необходимо было обшить многочисленных великих княгинь и княжон с их еще более многочисленными фрейлинами. В этом случае поточный метод даже не рассматривался. Отвечала за изготовление этого крупного заказа модистка Анна Сихлер. Сначала были выработаны расценки: стоимость платья для придворных дам определена в 100 руб.; для императриц, великих княгинь и княжон – из расчета в 270 руб. за платье.
Затем модистка представила в Печальную комиссию куклу в образцовом траурном платье: «Ратинное русское платье с крагеном, рукава длинные, около рукавов плюрезы, на шее особливый плоский черный краген с плюралезами, а шемизетка из черного крапа, шлейф у императриц в 4 аршина, для великих княжон в 3. На голове убор черного крепа с черною глубокою поводкою и с двойным печальном капором, один с шлейфом, а другой покороче; черные перчатки, веер, чулки и башмаки. В день погребения императрицы соизволят на голове иметь большую креповую каппу, так, чтобы все платье закрывало»188.
Завещанием Александра I могут считаться документы, написанные в 1817 г., в которых речь шла о передаче трона Николаю Павловичу, минуя Константина Павловича.
Николай I несколько раз составлял завещание. Первое завещание Николай Павлович составил 21 июня 1831 г. Поводом послужила эпидемия холеры. Позже в 1835 г., накануне поездки императора в западные губернии России, составляется новое завещание. Это были территории, населенные поляками, которые еще не забыли трагедию подавления восстания 1830–1831 гг. Последнее духовное завещание Николай Павлович написал 4 мая 1844 г.
В этом документе, по военному четко разделенному на пункты, по большей части речь шла о распределении собственности Николая I между его детьми и слугами. Николай Павлович счел необходимым лично поблагодарить всех слуг, годами верно служивших ему. Очень красноречиво рисует облик 50-летнего императора последний пункт завещания: «32. Прошу всех, кого мог неумышленно огорчить, меня простить. Я был человек, со всеми слабостями, коим людям подвержены; старался исправить в том, что за собой худого знал. В ином успевал, в другом нет – прошу искренно меня простить»182.
Александр II составил свое завещание 8 сентября 1876 г. Один из сыновей Александра II записал в дневнике: «Возвращаясь от обедни, мы вышли к Папа, который, видя нас входящих, сказал: «А я писал мое завещание». На всех это сделало грустное впечатление»183.
Составляя завещания, многие из Романовых очень беспокоились о том, где они будут лежать в Петропавловском соборе, и старались заранее «забронировать» себе место. Например, великий князь Константин Николаевич был очень озабочен тем, что «возле собора в крепости строится вновь семейная усыпальница, и он очень опасается, что будет похоронен там, а не в самой церкви, где, по его словам, его родители обещали сохранить ему место возле его сестры Александры Николаевны»184. Поэтому в своем завещании, составленном в 1888 г., он отдельным пунктом записывает: «Желал бы быть погребен, как мне обещал покойный брат, рядом с сестрою Адини, значит сзади Никсы».185 Константин Павлович как «в воду смотрел». Несмотря на отдельный пункт в завещании, его похоронили в новой усыпальнице, а не в Петропавловском соборе.
Заканчивалась земная карьера российских государей очень важной церемонией их похорон. Как правило, похороны организовывались по жесткому церемониалу, основанному на прецедентах «прежних лет». Однако при определении процедуры похорон учитывались и «личные пожелания», если таковые высказывались умершим императором в его завещании.
Похороны Павла I, убитого в результате дворцового переворота, прошли скоротечно. Это вполне понятно, поскольку даже обильный грим на лице покойного не мог скрыть следы насилия.
Первым официальным погребением в XIX в. стали похороны умершего в Таганроге императора Александра I186.
Смерть Александра I окружена множеством загадок. Однако нас интересует именно церемониал похорон императора. После его смерти в Таганроге 19 ноября 1825 г. закрутился механизм придворных хозяйственных служб, которые, основываясь на прецедентах «прошлых лет», начали подготовку к торжественным похоронам.
Решением «стратегических вопросов», связанных с организацией похорон, занимался Чрезвычайный комитет, созданный в Таганроге князем П.В. Волконским. Текущими хозяйственными вопросами ведала так называемая «Печальная комиссия» в составе 5 человек.
Прежде всего князь Волконский направил в Петербург запрос с просьбой прислать в Таганрог выписку с материалами о погребении Екатерины II и Павла I. Кроме этого, была организована процедура вскрытия тела умершего императора с составлением патологоанатомического диагноза, в котором перечислялись все выявленные заболевания Александра I, приведшие к его смерти. Документ подписали медики, производившие вскрытие, и ближайшие к царю сановники. Копию документа немедленно с фельдъегерем отправили в Петербург. Александр I стал первым российским императором, умершим вне столицы, в глухом провинциальном городе.
Похороны – это всегда немалые расходы. Императорские похороны – это очень большие расходы, поскольку пышность похорон должна знаменовать собой не только уход помазанника Божиего, но и начало нового царствования. Стоимость императорских похорон, конечно, менялась. Так, в 1796 г. все расходы по похоронам Екатерины II составили 188 830 руб. 50 коп. В 1801 г. скоротечные похороны Павла I обошлись всего в 108 218 руб. (При этом коронация Александра I обошлась казне в 581 518 руб. 30 коп.) При похоронах Александра I на первоначальные расходы выделили 50 000 руб., а поскольку царь умер вне Петербурга, только на дорожные расходы было добавлено 250 000 руб.
Сам церемониал похорон регламентировал еще Петр I. Составленный монархом по европейским стандартам церемониал впервые апробировали в 1699 г., когда хоронили П. Гордона и Ф. Лефорта. В его основу был положен церемониал похорон испанского короля Карла V, которого хоронили в Брюсселе в 1559 г. Но учитывались и более поздние изменения, внесенные в 1796 г. при переносе тела Петра III из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор.
Поскольку вскрытие, бальзамирование и перевоз тела покойного царя – дело ответственное и отчасти политическое, то кн. Волконский распорядился «свинцовый гроб запечатать и в Петербурге уже не открывать». Была проведена процедура бальзамирования, тело уложено в свинцовый гроб, а затем в деревянный ящик. Сердце и внутренности уложили в особые серебряные ковчеги187.
Только на 40-й день после смерти (29 декабря 1825 г.) кортеж выехал из Таганрога. К этому времени выступление мятежных офицеров на Сенатской площади было уже расстреляно картечью и полным ходом раскручивался маховик следствия.
Тем временем тело Александра I неспешно везли через всю Россию в Петербург. По пути проводились периодические осмотры тела и составлялись протоколы. Осмотры проводились Особым комитетом секретно в присутствии графа В.В. Орлова-Денисова, который возглавлял траурный кортеж. За все время путешествия тело умершего императора осматривали пять раз. Кроме того, в гробу был устроен особый клапан, через который также можно было вести наблюдение за состоянием тела. Тем временем по стране расползались слухи – царь был задушен, гроб пустой и вместо императора везут куклу. В это время в Петербурге срочно начали готовиться к похоронам.
Наряду с подготовкой склепа в Петропавловском соборе срочно начали «строить» траурное платье и попоны. В похоронах императора принимало участие множество людей, и всех их требовалось одеть в соответствующее траурное платье. Так как надо было обшить множество участников похорон, то портные шили платье по трем стандартным размерам. Главными портными стали Князьков, Борисов и Норденстрем. Впоследствии семейство Норденстремов обшивало несколько поколений российских императоров. Для лейб-форейторов и лейб-кучеров платья шились по образцу похоронных одеяний 1801 г. Надо заметить, что «потоковый метод» в шитье похоронного платья применялся даже к родовитым участникам церемонии. Только некоторые из особ изъявили желание сшить себе платье по мерке. Среди таковых оказался и генерал-губернатор М.А. Милорадович. Однако этот наряд ему не понадобился, поскольку Милорадович был смертельно ранен на Сенатской площади 14 декабря 1825 г.
Ежедневно портными представлялись сводки, напоминающие фронтовые, сколько епанчей для церемонии было сшито в течении дня: 7 декабря скроено 40 епанчей, отдано сшить 40, сшито 10; 8 декабря скроено 90 епанчей, отдано сшить 90, готово 35. Поскольку траурные епанчи должны были носить люди различного социального статуса, то их шили из разного по стоимости сукна – по 8, 5 и 3 руб. за метр.
Для подготовки всего необходимого к похоронам кроме портных привлекалось множество других специалистов. Мастерица Катерина Шилина изготавливала церемониальные банты и шарфы из черного крепа.
Очень ответственным делом была подготовка траурных платьев для трех императриц: жены Павла I – Марии Федоровны, жены Александра I – Елизаветы Алексеевны и жены Николая I – Александры Федоровны. Кроме этого, необходимо было обшить многочисленных великих княгинь и княжон с их еще более многочисленными фрейлинами. В этом случае поточный метод даже не рассматривался. Отвечала за изготовление этого крупного заказа модистка Анна Сихлер. Сначала были выработаны расценки: стоимость платья для придворных дам определена в 100 руб.; для императриц, великих княгинь и княжон – из расчета в 270 руб. за платье.
Затем модистка представила в Печальную комиссию куклу в образцовом траурном платье: «Ратинное русское платье с крагеном, рукава длинные, около рукавов плюрезы, на шее особливый плоский черный краген с плюралезами, а шемизетка из черного крапа, шлейф у императриц в 4 аршина, для великих княжон в 3. На голове убор черного крепа с черною глубокою поводкою и с двойным печальном капором, один с шлейфом, а другой покороче; черные перчатки, веер, чулки и башмаки. В день погребения императрицы соизволят на голове иметь большую креповую каппу, так, чтобы все платье закрывало»188.