Страница:
вырастает из того глубокого и священного слоя души, где господствуют веяния
Божий, где душа человека и Дух Божий пребывают в живом соприкосновении, в
таинственном и благодатном единении.
Напротив, безбожник -- это человек, отвергающий в себе этот
таинственный источник священного, это "духовное место" откровений, зовов и
молитв, всю эту сферу предметного предстояния. Вот почему он презирает
свободу и попирает право, извращает государственную жизнь, отрицает родину,
тянет к интернационализму и проповедует предательство своей
страны.
У верующего человека все это обстоит иначе. Вера в Бога есть для него
начало "жизни по Божьему", начало правовой совести, лояльности, уважения к
праву и свободе; начало ранга, дисциплины и служения; начало патриотического
и государственного вдохновения. Именно эту связь и эту мысль с классической
простотой выразил у Достоевского "один седой бурбон капитан", которому Петр
Верховенский стал проповедовать безбожие: "Если Бога нет, то какой же я
после этого капитан?"1 Это мысль не только
цельная, но и предметно верная. Потому что Бог есть источник всего
духовного на земле, а следовательно, и патриотизма, и лояльности, и
дисциплины, и ранга, и служения; и все эти необходимые и драгоценные
атрибуты духа приемлются верующим не из страха и расчета, а в порядке
добровольного самовменения.
Право и государство без правосознания -- невозможны и нелепы, а
безбожники попирают правосознание, разлагают и отрицают его. Поэтому все,
что они создают под видом и под именем "государства", есть мертворожденное
построение; механизм страха и рабства; каторга бесправия, произвола и
принуждения; система унижения; "политическая" декорация для обмана
подслеповатых путешественников.
Нет сомнения, что история произнесет надо всем этим свой
суд.
Однако современный кризис ведет нас еще дальше и показывает нам судьбу
безбожного хозяйства.
У человека всегда была потребность осмыслить и освятить свой
хозяйственный труд на земле: связать его с высшей жизненной ценностью,
поставить ему великую и благородную цель, пропитать хозяйствующую душу --
памятью о Боге и о Его заповедях. Это -- потребность здоровая и мудрая. Она
стремится утвердить хозяйственный труд, как дело доброе, как дело
служения,-- не дать ему превратиться в машинную суету, в суетную толкотню, в
жадное рвачество, в жестоковыйную эксплуатацию человека человеком... Она
стремится связать труд и движущий его инстинкт самосохранения с духом и
вдохновением, построить его на любви к природе и ближним, осмыслить его как
художественное формирование внешних вещей. Она стремится породнить человека
с природой, с ее величавой мерностью, с ее сокровенной красотой, с ее
таинственной целесообразностью и органичностью. Она стремится соединить в
хозяйстве расчетливый инстинкт с сердечной добротой, умерить жадность
любовью, исцелить скупость щедростью, связать хозяйствующих людей --
no-Божьи, совестью, солидарностью, состраданием, взаимопомощью.
Было время, когда многим казалось, что современный социализм, а может
быть, и коммунизм, призваны оправдать и осуществить все это лучше, чем это
удалось доселе христианскому обществу. Ныне, после того, как безбожие
развернуло свою жизненную программу и свой способ строительства, все начали
понимать, насколько вредны и бесперспективны были эти надежды. Не носящий
Бога в своем сердце и не видящий божественного начала в своих ближних может
создавать только механическое общество и механическое хозяйство. Безбожное
хозяйство строится не на духе и не на естественном инстинкте человека, а на
отвлеченной выдумке и на принуждении, на искусственно создаваемой всеобщей
повальной нищете и зависимости, на механическом рабстве и на страхе перед
насилующим центром.
В таком хозяйстве человек превращается в голое средство, в машину, в
ограбленного раба; человек человеку становится эксплуататором и
убийцей.
Ныне безбожие показало себя и в этом отношении. Лицо его ныне ясно
всем, кто способен еще видеть. И кризис безбожного хозяйства развертывается
на наших глазах.
Вот что дает нам основание говорить о кризисе современного безбожия.
Вот что дает нам право и обязанность вернуть их укор и обличение и сказать:
верить в Бога -- мудро и спасительно, отвергать Бога -- неумно и
погибельно.
Ибо без Бога -- вся культура человечества теряет свой смысл и свое
значение. И если она не сокрушается сразу и во всех отношениях, то только
потому, что пассивное безверие способно долгое время держаться сокровенным
дыханием Божественного начала, вошедшим в человеческую душу и ведущим ее в
порядке некультивируемой и часто незамечаемой, но по-прежнему живоносной
традиции. Веры уже нет, но уклад души, созданный, воспитанный и
облагороженный христианскою верою тысячелетий, живет и делает свое дело. К
быстрому, стихийно-катастрофическому крушению ведет только то безбожие,
которое имеет дерзание быть самим собою, которое последовательно
осуществляет активное и воинственное безверие; безверие и антихристианство.
Тогда убивается в людях вдохновенное, подавляется и пресекается напряжение
их богоданного, естественного инстинкта, извращается наука, мертвеет
совесть, выдыхается искусство, разлагается характер, вырождается
правосознание и распадается хозяйство.
Лет двадцать тому назад было бы труднее доказывать все это в
предвидении грядущих или возможных событий; но ныне, когда поистине самые
факты вопиют о себе, нам остается только указывать на них, делать выводы и
подводить итоги. И когда, мы и поныне еще слышим голоса, что-де в наш век
культуры и просвещения странно и смешно говорить о Боге",-- то нам сразу
становится понятным, из какого душевного уклада и миросозерцающего акта
(пассивное, непоследовательное безбожие} говорит этот голос и к какому
лагерю он принадлежит из тех двух великих станов, на которые распалось
современное человечество... Это люди, которые не разумеют главного, а
именно: что культура и просвещение созданы боговдохновенным актом и
создаются и поныне боговдохновенными людьми; что и в культуре, и в
просвещении пассивные, непоследовательные безбожники всегда будут лишь
трутнями, а активные, последовательные безбожники всегда будут лишь
разлагателями и разрушителями.
Кризис безбожия состоит в том, что неисповедимыми путями Божиими --
безбожникам дан простор выявить лицо свое и последовательно показать себя на
деле.
Они это и сделали.
И все, у кого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и кто дал
себе труд вникнуть в события наших дней и уразуметь их,-- все постигли или
вот постигают смысл этого кризиса; они поняли и то, что истинная культура
создается только трудолюбивым вдохновением и боговдохновенным трудом, и то,
что безбожники всегда будут лишь трутнями и разрушителями культуры.
Все ли выполнили это? Все ли постигли?
Знаю, что не все, далеко не все, что одни не умеют совершить это, а
другие не хотят делать этого.
Но знаю также и верю, что неумолимая история, таинственно ведомая
Божиим перстом, заставит неуразумевших страдать до прозрения, заставит
упорных и слепых трепетать трепетом последнего страха и покаянно искать
путей к Богу.
Человечество стоит перед новыми путями в истории своего духа.
Совершились некие сроки. Оборвались и обрываются старые пути. Есть только
два исхода: или в бездну, или к перерождению и обновлению
духовно-религиозного акта.
В этом смысл современного кризиса безбожия.
1
Бесы. Часть 2-я, глава 1-я. "Ночь",
III.
Божий, где душа человека и Дух Божий пребывают в живом соприкосновении, в
таинственном и благодатном единении.
Напротив, безбожник -- это человек, отвергающий в себе этот
таинственный источник священного, это "духовное место" откровений, зовов и
молитв, всю эту сферу предметного предстояния. Вот почему он презирает
свободу и попирает право, извращает государственную жизнь, отрицает родину,
тянет к интернационализму и проповедует предательство своей
страны.
У верующего человека все это обстоит иначе. Вера в Бога есть для него
начало "жизни по Божьему", начало правовой совести, лояльности, уважения к
праву и свободе; начало ранга, дисциплины и служения; начало патриотического
и государственного вдохновения. Именно эту связь и эту мысль с классической
простотой выразил у Достоевского "один седой бурбон капитан", которому Петр
Верховенский стал проповедовать безбожие: "Если Бога нет, то какой же я
после этого капитан?"1 Это мысль не только
цельная, но и предметно верная. Потому что Бог есть источник всего
духовного на земле, а следовательно, и патриотизма, и лояльности, и
дисциплины, и ранга, и служения; и все эти необходимые и драгоценные
атрибуты духа приемлются верующим не из страха и расчета, а в порядке
добровольного самовменения.
Право и государство без правосознания -- невозможны и нелепы, а
безбожники попирают правосознание, разлагают и отрицают его. Поэтому все,
что они создают под видом и под именем "государства", есть мертворожденное
построение; механизм страха и рабства; каторга бесправия, произвола и
принуждения; система унижения; "политическая" декорация для обмана
подслеповатых путешественников.
Нет сомнения, что история произнесет надо всем этим свой
суд.
Однако современный кризис ведет нас еще дальше и показывает нам судьбу
безбожного хозяйства.
У человека всегда была потребность осмыслить и освятить свой
хозяйственный труд на земле: связать его с высшей жизненной ценностью,
поставить ему великую и благородную цель, пропитать хозяйствующую душу --
памятью о Боге и о Его заповедях. Это -- потребность здоровая и мудрая. Она
стремится утвердить хозяйственный труд, как дело доброе, как дело
служения,-- не дать ему превратиться в машинную суету, в суетную толкотню, в
жадное рвачество, в жестоковыйную эксплуатацию человека человеком... Она
стремится связать труд и движущий его инстинкт самосохранения с духом и
вдохновением, построить его на любви к природе и ближним, осмыслить его как
художественное формирование внешних вещей. Она стремится породнить человека
с природой, с ее величавой мерностью, с ее сокровенной красотой, с ее
таинственной целесообразностью и органичностью. Она стремится соединить в
хозяйстве расчетливый инстинкт с сердечной добротой, умерить жадность
любовью, исцелить скупость щедростью, связать хозяйствующих людей --
no-Божьи, совестью, солидарностью, состраданием, взаимопомощью.
Было время, когда многим казалось, что современный социализм, а может
быть, и коммунизм, призваны оправдать и осуществить все это лучше, чем это
удалось доселе христианскому обществу. Ныне, после того, как безбожие
развернуло свою жизненную программу и свой способ строительства, все начали
понимать, насколько вредны и бесперспективны были эти надежды. Не носящий
Бога в своем сердце и не видящий божественного начала в своих ближних может
создавать только механическое общество и механическое хозяйство. Безбожное
хозяйство строится не на духе и не на естественном инстинкте человека, а на
отвлеченной выдумке и на принуждении, на искусственно создаваемой всеобщей
повальной нищете и зависимости, на механическом рабстве и на страхе перед
насилующим центром.
В таком хозяйстве человек превращается в голое средство, в машину, в
ограбленного раба; человек человеку становится эксплуататором и
убийцей.
Ныне безбожие показало себя и в этом отношении. Лицо его ныне ясно
всем, кто способен еще видеть. И кризис безбожного хозяйства развертывается
на наших глазах.
Вот что дает нам основание говорить о кризисе современного безбожия.
Вот что дает нам право и обязанность вернуть их укор и обличение и сказать:
верить в Бога -- мудро и спасительно, отвергать Бога -- неумно и
погибельно.
Ибо без Бога -- вся культура человечества теряет свой смысл и свое
значение. И если она не сокрушается сразу и во всех отношениях, то только
потому, что пассивное безверие способно долгое время держаться сокровенным
дыханием Божественного начала, вошедшим в человеческую душу и ведущим ее в
порядке некультивируемой и часто незамечаемой, но по-прежнему живоносной
традиции. Веры уже нет, но уклад души, созданный, воспитанный и
облагороженный христианскою верою тысячелетий, живет и делает свое дело. К
быстрому, стихийно-катастрофическому крушению ведет только то безбожие,
которое имеет дерзание быть самим собою, которое последовательно
осуществляет активное и воинственное безверие; безверие и антихристианство.
Тогда убивается в людях вдохновенное, подавляется и пресекается напряжение
их богоданного, естественного инстинкта, извращается наука, мертвеет
совесть, выдыхается искусство, разлагается характер, вырождается
правосознание и распадается хозяйство.
Лет двадцать тому назад было бы труднее доказывать все это в
предвидении грядущих или возможных событий; но ныне, когда поистине самые
факты вопиют о себе, нам остается только указывать на них, делать выводы и
подводить итоги. И когда, мы и поныне еще слышим голоса, что-де в наш век
культуры и просвещения странно и смешно говорить о Боге",-- то нам сразу
становится понятным, из какого душевного уклада и миросозерцающего акта
(пассивное, непоследовательное безбожие} говорит этот голос и к какому
лагерю он принадлежит из тех двух великих станов, на которые распалось
современное человечество... Это люди, которые не разумеют главного, а
именно: что культура и просвещение созданы боговдохновенным актом и
создаются и поныне боговдохновенными людьми; что и в культуре, и в
просвещении пассивные, непоследовательные безбожники всегда будут лишь
трутнями, а активные, последовательные безбожники всегда будут лишь
разлагателями и разрушителями.
Кризис безбожия состоит в том, что неисповедимыми путями Божиими --
безбожникам дан простор выявить лицо свое и последовательно показать себя на
деле.
Они это и сделали.
И все, у кого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и кто дал
себе труд вникнуть в события наших дней и уразуметь их,-- все постигли или
вот постигают смысл этого кризиса; они поняли и то, что истинная культура
создается только трудолюбивым вдохновением и боговдохновенным трудом, и то,
что безбожники всегда будут лишь трутнями и разрушителями культуры.
Все ли выполнили это? Все ли постигли?
Знаю, что не все, далеко не все, что одни не умеют совершить это, а
другие не хотят делать этого.
Но знаю также и верю, что неумолимая история, таинственно ведомая
Божиим перстом, заставит неуразумевших страдать до прозрения, заставит
упорных и слепых трепетать трепетом последнего страха и покаянно искать
путей к Богу.
Человечество стоит перед новыми путями в истории своего духа.
Совершились некие сроки. Оборвались и обрываются старые пути. Есть только
два исхода: или в бездну, или к перерождению и обновлению
духовно-религиозного акта.
В этом смысл современного кризиса безбожия.
1
Бесы. Часть 2-я, глава 1-я. "Ночь",
III.