Страница:
Илмари Ютилайнен
Я бил «сталинских соколов»
Лучший финский ас Второй Мировой
Горячие финские соколы
(предисловие переводчика)
Наверное, Илмари Ютилайнен является одной из самых интересных фигур среди асов Второй мировой войны, что уже можно считать достижением, ведь биография каждого из них напоминает авантюрный роман, причем не обязательно со счастливым концом. 94 победы! Ни разу не был сбит сам! И вообще, для нашего героя все кончилось благополучно. Он не погиб, как лучший японский ас Нисидзава, не оказался в русских лагерях, как лучший немецкий ас Хартман, ну а жизнь в первые послевоенные годы в Финляндии если и не была малиной земляничной, то уж наверняка не походила на то, что творилось в Венгрии, Польше, Румынии.
Поэтому не слишком удивительно, что, как только развеялся пороховой дым над полями европейских битв, Ютилайнен решил описать свои военные приключения. Действительно, они того заслуживают, ведь он оказался самым результативным из уцелевших асов Оси. Мало того, Ютилайнен был дважды награжден высшей наградой Финляндии – Крестом Маннергейма. Кроме него такой чести удостоились еще три человека, но даже здесь Илмари сумел выделиться. Он оказался единственным неофицером в этой компании. Генерал-майор, полковник, капитан (кстати, этот – тоже летчик-истребитель, второй по результативности финский ас Ханс Винд) и… Вот здесь у нас возникает первая сложность: как правильно перевести на русский звание Ютилайнена? Некоторые авторы, ничтоже сумняшеся, превращают его в прапорщика, что не верно ни с какой стороны. Действительно, система воинских званий Финляндии оказалась сложным гибридом английской, немецкой и русской систем. Например, от русской были взяты три лейтенантских звания. Отсюда встречающийся в тексте «младший лейтенант», что является эквивалентом финского Aliluutnantti. А прапорщик… У финнов имеется Vдnrikki, в котором нетрудно разглядеть немецкого фенриха. Так вот, последнее звание Ютилайнена, с которым он уволился из финских ВВС, звучало как Lentдjдmestari, то есть «мастер-летчик». Весьма специфическое звание, которое считается старшим из сержантских, нечто вроде мастер-сержанта, но все-таки не дотягивающим до английских уоррент-офицеров, примерного эквивалента сегодняшнего прапорщика.
Крест Маннергейма II класса
Нам придется сделать еще один экскурс в историю. Дело в том, что опознавательным знаком финских ВВС являлась синяя свастика, что в свое время считалось несомненным доказательством фашистских убеждений финнов. Увы, она появилась в финских ВВС буквально в момент их зарождения. 6 марта 1918 года шведский граф Эрик фон Розен подарил белой армии Маннергейма свой первый самолет со свастикой на борту, и эта эмблема по приказу Маннергейма вошла в символику и нагрудные знаки молодой республики. Таким образом именно с этого события финская авиация ведет историю, 6 марта отмечается как День Военно-воздушных сил Финляндии. А синяя свастика – хакаристи – красовалась на гербе фон Розенов неизвестно сколько веков. В результате и сегодня хакаристи можно увидеть на знамени финских ВВС.
Илмари Ютилайнен
«Согласно разъяснению на сайте Сил обороны Финляндии, свастика как древний символ счастья финно-угорских народов была принята в качестве символа ВВС Финляндии еще в 1918 году. Хотя по условиям мирного договора после окончания Войны-продолжения в 1945 году финны должны были отказаться от ее использования, но сделано это не было. Вид нынешнего флага установлен указом президента У.К. Кекконена от 8.11.1957 года. В разъяснении на сайте Сил обороны подчеркнуто, что, в отличие от нацистской, финская свастика строго вертикальна». Для справки – Урхо Калева Кекконен всегда считался лучшим другом СССР и был одним из основателей Движения неприсоединения.
Но перейдем, однако, к военным подвигам нашего героя. Считается, что Ютилайнен сбил 94 самолета с какой-то дробью. Об этой дроби он рассказывает в своем интервью, которое дал в 1999 году американскому журналу «Милитэри хистори», вы можете прочитать это интервью в приложениях. Там же он грустно замечает, что еще около 30 побед так и остались неподтвержденными. Воистину справедлива пословица: «Нигде так не врут, как перед выборами, на войне и после охоты». Но для начала приведем список его побед.
В сумме как раз 94 самолета. Но даже первый взгляд на этот список заставляет оторопеть. Ладно, предположим, что горячий финский сокол даже в суматохе воздушного боя влет определил тонкие различия между Ла-5 и Ла-7. Как ни странно, вполне можно допустить, что он встречал в небе Карелии «Харрикейны» и «Аэрокобры». Можно поверить в рассказ о сбитом «Хейнкеле» без опознавательных знаков. Помните эпизод из мемуаров Покрышкина, где он рассказывает о том, как на Кубани его полк столкнулся с «яком», который использовали немцы? Но вот включение в число сбитых трех типов самолетов вызывает сильнейшие сомнения, нет, не так – откровенное неверие.
Начнем с самого простого. Никто так и не сумел догадаться, что за самолет выступал под видом «Лайтнинга». Не было в советской авиации двухбалочных самолетов, а американцы не поставили нам в годы войны ни одного «Лайтнинга». Единственный, который уже после войны испытывали в Жуковском, был привезен в 1945 году из Чехии, где он совершил вынужденную посадку. Единственное предположение, которое можно высказать, – трофейный разведчик FW-189. Но дело портит место боя. Что несчастной «раме», советской или немецкой, делать над Финским заливом? Впрочем, самое простое объяснение – помстилось. Почитайте описание этого боя. Якобы «Лайтнинг» шел в компании пикировщиков Пе-2, имеющих двухкилевое хвостовое оперение, между прочим. Вот и привиделись летчику не только два киля, но и две балки. Никакого другого варианта я предложить не могу.
Столь же мифической является встреча с другим американским истребителем – «Мустангом». Американцы передали Советскому Союзу целых 10 «Мустангов», которые, как нетрудно догадаться, так и остались в различных авиационных ННИ и КБ, никто не собирался передавать их в строевые части. Можно предположить, что летчик спутал их с каким-либо из советских истребителей.
Точно такой же фантастикой являются и два сбитых «Спитфайра». Хотя первые «Спитфайры» действительно появились на Восточном фронте в 1942 году, это была эскадрилья фоторазведчиков с английскими летчиками, она действовала в Заполярье. А вот истребители «Спитфайры» VB начали прибывать в Советский Союз только весной 1943 года. Известный немецкий ас Гюнтер Ралль описывает свое изумление, когда он столкнулся с ними в небе над Кубанью. Но осенью 1942 года под Ленинградом их не было и быть не могло. Но самое смешное, что командир Ютилайнена майор Эйно Луукканен тоже записал на свой счет «Спитфайр», сбитый в октябре 1942 года. То есть обман зрения был довольно распространенным явлением среди финских асов. Можно сослаться на личный счет того же Луукканена. Вот он считал, что 20 июня 1944 года сбил такую диковину, как ближний бомбардировщик Як-4! Найти его было ничуть не проще, чем отыскать «Лайтнинг». Самолет строился очень малой серией, и практически все машины были уничтожены еще летом 1941 года. Рассказывают (но можно ли верить этим рассказам?), что один Як-4 из 118 го ОРАП ВВС Северного флота все-таки летал вплоть до 1945 года. Вот такие странные победы одерживали финские летчики!
Наверное, не стоит обвинять финнов в том, что они приписали себе мифические победы, вполне вероятно, что какие-то самолеты в эти дни были сбиты. Но явно не те, которые они себе приписали. А ведь говорится: единожды солгавши, кто тебе поверит?
Сейчас, наверное, самое время немного поговорить о том, как именно воевали эти самые финские летчики-истребители. Даже при беглом прочтении книги бросаются в глаза многочисленные отличия от описания действий немецкой и советской авиации. Прежде всего это, как бы ни было обидно финнам, их откровенная нищета. Ну что поделаешь, если самым крупным соединением оказывается эскадрилья Lentolaivue, или LeLv. Финские истребители действуют вообще парами и звеньями в лучшем случае. И уж совсем странно смотрятся рассказы о том, как пилоты по очереди летают на одном и том же самолете, потому что машин на всех не хватает. Какое там массированное использование авиации, авиадивизии или корпуса! Про воздушные армии финны не смели и мечтать. Еще одна малозаметная деталь, говорящая о плачевном состоянии финских ВВС. Вы прочитаете, как Ютилайнен дважды летал в Германию, чтобы получить переданные немцами «Мессершмитты». Ну где еще такое видано, боевых летчиков снимать с фронта?! Обычно этим занимаются перегонные команды.
Еще одна особенность действий финской авиации – приверженность к полетам на малых высотах и вообще на бреющем. Конечно, все можно списать на мрачную прибалтийскую погоду, я-то ее прекрасно знаю, двадцать лет там прожил. Но уверяю вас, тучи на высоте 100 метров над Финским заливом ходят далеко не каждый день. Судя по описаниям, Ютилайнен вообще не использовал излюбленный тактический прием многих летчиков – набор высоты, атака сверху с пикирования с последующим уходом опять-таки на большую высоту. Если почитать эту книгу повнимательней, то становится видно, что даже на Ме 109, который прекрасно действовал на больших высотах, Ютилайнен предпочитал не подниматься выше километра, а основной высотой полета для него были вообще 500 метров. И сравните это с действиями того же Хартмана, который постоянно пишет, что подходил к району боя на высоте 5–6 километров.
Также несколько удивляет пристрастие Ютилайнена к маневренному бою на виражах, или, как любят писать американцы, «собачьей свалке». Конечно, даже среди немецких асов, сбивших по 100 самолетов и больше, такие тоже встречались, но большинство из них подобных схваток избегали. Они не без оснований полагали, что такая схватка сродни лотерее, в которой совсем не обязательно выиграешь.
Буйная фантазия горячих финских соколов проявляется еще в одном эпизоде. Обратите внимание, пару раз Ютилайнен упоминает скорость, которую развивал его «Мессершмитт» во время пикирования. Я просто остолбенел, глядя на эти цифры. Но нет, эти же цифры возникли и в интервью, которое появилось через 40 лет после написания книги. Я честно пытался понять, что же автор имеет в виду, потому что самая разнузданная фантазия не позволяет представить винтовой истребитель, который развивает скорость 1000 км/ч, пусть даже во время пикирования. Я пытался найти хоть какое-то решение загадки, пересчитывал скорости и так и этак. Не получилось. Тем более что если посмотреть в мануал самолета Me-109G-2, то можно без труда увидеть величину максимальной скорости на пикировании – 750 км/ч. Пусть эта фантастика так и останется на совести автора.
Ну и в полном блеске фантазия автора разворачивается, когда он начинает рассказывать о воздушных боях. Знаете, сразу хочется громко воскликнуть: «Не верю!» Нет, даже так: «НЕ ВЕРЮ-У-У!!!» Это когда начинаются россказни о том, как четверка отважных финских летчиков атаковала сто советских бомбардировщиков, шедших под прикрытием ста истребителей. Я понимаю, в финском оригинале книга называлась «Punalentдjien Kiusana», или «Как мы били красных летчиков», но завираться до такой степени просто неприлично. Однако, как говорится, все течет, но в финской военной истории ничего не меняется. В предисловии к американскому изданию, которое носит менее вызывающее название «Дважды рыцарь», экс-командующий финскими ВВС генерал-лейтенант Никунен с серьезным видом рассуждает о том, что на старых истребителях «Фоккер» D.XXI финны сбивали по 16 советских самолетов на один свой потерянный. Когда финские соколы пересели на «Брюстер» В-239, он же «Буффало», их успехи взлетают на головокружительную высоту, теперь соотношение потерь равняется 32 к 1. Как ни странно, переход на истребители Me-109G только ухудшил результативность финских асов, теперь коэффициент успешности понижается до 25 к 1. Такие буйные фантазии заставляют сомневаться в достоверности книги в целом.
И все-таки кое в чем эта книга, безусловно, полезна. Во всяком случае, повседневный быт и немудрящие развлечения фронтовых летчиков Ютилайнен описывает достоверно и с изрядной долей юмора. По ходу дела он чуть ли не единственным из всех пилотов объясняет, как соотнести количество боевых вылетов с продолжительностью военных действий. Остальные летчики, что немецкие, что советские, обходят эту деталь молчанием. Действительно, если война на Восточном фронте продолжалась 1400 дней и за это время какой-то пилот совершил 800 вылетов, причем в периоды крупных сражений приходилось летать по два-три раза в день, чем летчик занимался все остальное время? Так вот, Ютилайнен откровенно признает, что бывали периоды, когда за месяц он не совершал ни одного вылета. Охота, рыбалка, сауна, крепкий здоровый сон – и ничего более.
В заключение добавлю, что примечания переводчика выделены в тексте курсивом, потому что иногда приходилось давать слишком обширные пояснения, чтобы их можно было втиснуть в сноску внизу страницы.
Поэтому не слишком удивительно, что, как только развеялся пороховой дым над полями европейских битв, Ютилайнен решил описать свои военные приключения. Действительно, они того заслуживают, ведь он оказался самым результативным из уцелевших асов Оси. Мало того, Ютилайнен был дважды награжден высшей наградой Финляндии – Крестом Маннергейма. Кроме него такой чести удостоились еще три человека, но даже здесь Илмари сумел выделиться. Он оказался единственным неофицером в этой компании. Генерал-майор, полковник, капитан (кстати, этот – тоже летчик-истребитель, второй по результативности финский ас Ханс Винд) и… Вот здесь у нас возникает первая сложность: как правильно перевести на русский звание Ютилайнена? Некоторые авторы, ничтоже сумняшеся, превращают его в прапорщика, что не верно ни с какой стороны. Действительно, система воинских званий Финляндии оказалась сложным гибридом английской, немецкой и русской систем. Например, от русской были взяты три лейтенантских звания. Отсюда встречающийся в тексте «младший лейтенант», что является эквивалентом финского Aliluutnantti. А прапорщик… У финнов имеется Vдnrikki, в котором нетрудно разглядеть немецкого фенриха. Так вот, последнее звание Ютилайнена, с которым он уволился из финских ВВС, звучало как Lentдjдmestari, то есть «мастер-летчик». Весьма специфическое звание, которое считается старшим из сержантских, нечто вроде мастер-сержанта, но все-таки не дотягивающим до английских уоррент-офицеров, примерного эквивалента сегодняшнего прапорщика.
Нам придется сделать еще один экскурс в историю. Дело в том, что опознавательным знаком финских ВВС являлась синяя свастика, что в свое время считалось несомненным доказательством фашистских убеждений финнов. Увы, она появилась в финских ВВС буквально в момент их зарождения. 6 марта 1918 года шведский граф Эрик фон Розен подарил белой армии Маннергейма свой первый самолет со свастикой на борту, и эта эмблема по приказу Маннергейма вошла в символику и нагрудные знаки молодой республики. Таким образом именно с этого события финская авиация ведет историю, 6 марта отмечается как День Военно-воздушных сил Финляндии. А синяя свастика – хакаристи – красовалась на гербе фон Розенов неизвестно сколько веков. В результате и сегодня хакаристи можно увидеть на знамени финских ВВС.
«Согласно разъяснению на сайте Сил обороны Финляндии, свастика как древний символ счастья финно-угорских народов была принята в качестве символа ВВС Финляндии еще в 1918 году. Хотя по условиям мирного договора после окончания Войны-продолжения в 1945 году финны должны были отказаться от ее использования, но сделано это не было. Вид нынешнего флага установлен указом президента У.К. Кекконена от 8.11.1957 года. В разъяснении на сайте Сил обороны подчеркнуто, что, в отличие от нацистской, финская свастика строго вертикальна». Для справки – Урхо Калева Кекконен всегда считался лучшим другом СССР и был одним из основателей Движения неприсоединения.
Но перейдем, однако, к военным подвигам нашего героя. Считается, что Ютилайнен сбил 94 самолета с какой-то дробью. Об этой дроби он рассказывает в своем интервью, которое дал в 1999 году американскому журналу «Милитэри хистори», вы можете прочитать это интервью в приложениях. Там же он грустно замечает, что еще около 30 побед так и остались неподтвержденными. Воистину справедлива пословица: «Нигде так не врут, как перед выборами, на войне и после охоты». Но для начала приведем список его побед.
В сумме как раз 94 самолета. Но даже первый взгляд на этот список заставляет оторопеть. Ладно, предположим, что горячий финский сокол даже в суматохе воздушного боя влет определил тонкие различия между Ла-5 и Ла-7. Как ни странно, вполне можно допустить, что он встречал в небе Карелии «Харрикейны» и «Аэрокобры». Можно поверить в рассказ о сбитом «Хейнкеле» без опознавательных знаков. Помните эпизод из мемуаров Покрышкина, где он рассказывает о том, как на Кубани его полк столкнулся с «яком», который использовали немцы? Но вот включение в число сбитых трех типов самолетов вызывает сильнейшие сомнения, нет, не так – откровенное неверие.
Начнем с самого простого. Никто так и не сумел догадаться, что за самолет выступал под видом «Лайтнинга». Не было в советской авиации двухбалочных самолетов, а американцы не поставили нам в годы войны ни одного «Лайтнинга». Единственный, который уже после войны испытывали в Жуковском, был привезен в 1945 году из Чехии, где он совершил вынужденную посадку. Единственное предположение, которое можно высказать, – трофейный разведчик FW-189. Но дело портит место боя. Что несчастной «раме», советской или немецкой, делать над Финским заливом? Впрочем, самое простое объяснение – помстилось. Почитайте описание этого боя. Якобы «Лайтнинг» шел в компании пикировщиков Пе-2, имеющих двухкилевое хвостовое оперение, между прочим. Вот и привиделись летчику не только два киля, но и две балки. Никакого другого варианта я предложить не могу.
Столь же мифической является встреча с другим американским истребителем – «Мустангом». Американцы передали Советскому Союзу целых 10 «Мустангов», которые, как нетрудно догадаться, так и остались в различных авиационных ННИ и КБ, никто не собирался передавать их в строевые части. Можно предположить, что летчик спутал их с каким-либо из советских истребителей.
Точно такой же фантастикой являются и два сбитых «Спитфайра». Хотя первые «Спитфайры» действительно появились на Восточном фронте в 1942 году, это была эскадрилья фоторазведчиков с английскими летчиками, она действовала в Заполярье. А вот истребители «Спитфайры» VB начали прибывать в Советский Союз только весной 1943 года. Известный немецкий ас Гюнтер Ралль описывает свое изумление, когда он столкнулся с ними в небе над Кубанью. Но осенью 1942 года под Ленинградом их не было и быть не могло. Но самое смешное, что командир Ютилайнена майор Эйно Луукканен тоже записал на свой счет «Спитфайр», сбитый в октябре 1942 года. То есть обман зрения был довольно распространенным явлением среди финских асов. Можно сослаться на личный счет того же Луукканена. Вот он считал, что 20 июня 1944 года сбил такую диковину, как ближний бомбардировщик Як-4! Найти его было ничуть не проще, чем отыскать «Лайтнинг». Самолет строился очень малой серией, и практически все машины были уничтожены еще летом 1941 года. Рассказывают (но можно ли верить этим рассказам?), что один Як-4 из 118 го ОРАП ВВС Северного флота все-таки летал вплоть до 1945 года. Вот такие странные победы одерживали финские летчики!
Наверное, не стоит обвинять финнов в том, что они приписали себе мифические победы, вполне вероятно, что какие-то самолеты в эти дни были сбиты. Но явно не те, которые они себе приписали. А ведь говорится: единожды солгавши, кто тебе поверит?
Сейчас, наверное, самое время немного поговорить о том, как именно воевали эти самые финские летчики-истребители. Даже при беглом прочтении книги бросаются в глаза многочисленные отличия от описания действий немецкой и советской авиации. Прежде всего это, как бы ни было обидно финнам, их откровенная нищета. Ну что поделаешь, если самым крупным соединением оказывается эскадрилья Lentolaivue, или LeLv. Финские истребители действуют вообще парами и звеньями в лучшем случае. И уж совсем странно смотрятся рассказы о том, как пилоты по очереди летают на одном и том же самолете, потому что машин на всех не хватает. Какое там массированное использование авиации, авиадивизии или корпуса! Про воздушные армии финны не смели и мечтать. Еще одна малозаметная деталь, говорящая о плачевном состоянии финских ВВС. Вы прочитаете, как Ютилайнен дважды летал в Германию, чтобы получить переданные немцами «Мессершмитты». Ну где еще такое видано, боевых летчиков снимать с фронта?! Обычно этим занимаются перегонные команды.
Еще одна особенность действий финской авиации – приверженность к полетам на малых высотах и вообще на бреющем. Конечно, все можно списать на мрачную прибалтийскую погоду, я-то ее прекрасно знаю, двадцать лет там прожил. Но уверяю вас, тучи на высоте 100 метров над Финским заливом ходят далеко не каждый день. Судя по описаниям, Ютилайнен вообще не использовал излюбленный тактический прием многих летчиков – набор высоты, атака сверху с пикирования с последующим уходом опять-таки на большую высоту. Если почитать эту книгу повнимательней, то становится видно, что даже на Ме 109, который прекрасно действовал на больших высотах, Ютилайнен предпочитал не подниматься выше километра, а основной высотой полета для него были вообще 500 метров. И сравните это с действиями того же Хартмана, который постоянно пишет, что подходил к району боя на высоте 5–6 километров.
Также несколько удивляет пристрастие Ютилайнена к маневренному бою на виражах, или, как любят писать американцы, «собачьей свалке». Конечно, даже среди немецких асов, сбивших по 100 самолетов и больше, такие тоже встречались, но большинство из них подобных схваток избегали. Они не без оснований полагали, что такая схватка сродни лотерее, в которой совсем не обязательно выиграешь.
Буйная фантазия горячих финских соколов проявляется еще в одном эпизоде. Обратите внимание, пару раз Ютилайнен упоминает скорость, которую развивал его «Мессершмитт» во время пикирования. Я просто остолбенел, глядя на эти цифры. Но нет, эти же цифры возникли и в интервью, которое появилось через 40 лет после написания книги. Я честно пытался понять, что же автор имеет в виду, потому что самая разнузданная фантазия не позволяет представить винтовой истребитель, который развивает скорость 1000 км/ч, пусть даже во время пикирования. Я пытался найти хоть какое-то решение загадки, пересчитывал скорости и так и этак. Не получилось. Тем более что если посмотреть в мануал самолета Me-109G-2, то можно без труда увидеть величину максимальной скорости на пикировании – 750 км/ч. Пусть эта фантастика так и останется на совести автора.
Ну и в полном блеске фантазия автора разворачивается, когда он начинает рассказывать о воздушных боях. Знаете, сразу хочется громко воскликнуть: «Не верю!» Нет, даже так: «НЕ ВЕРЮ-У-У!!!» Это когда начинаются россказни о том, как четверка отважных финских летчиков атаковала сто советских бомбардировщиков, шедших под прикрытием ста истребителей. Я понимаю, в финском оригинале книга называлась «Punalentдjien Kiusana», или «Как мы били красных летчиков», но завираться до такой степени просто неприлично. Однако, как говорится, все течет, но в финской военной истории ничего не меняется. В предисловии к американскому изданию, которое носит менее вызывающее название «Дважды рыцарь», экс-командующий финскими ВВС генерал-лейтенант Никунен с серьезным видом рассуждает о том, что на старых истребителях «Фоккер» D.XXI финны сбивали по 16 советских самолетов на один свой потерянный. Когда финские соколы пересели на «Брюстер» В-239, он же «Буффало», их успехи взлетают на головокружительную высоту, теперь соотношение потерь равняется 32 к 1. Как ни странно, переход на истребители Me-109G только ухудшил результативность финских асов, теперь коэффициент успешности понижается до 25 к 1. Такие буйные фантазии заставляют сомневаться в достоверности книги в целом.
И все-таки кое в чем эта книга, безусловно, полезна. Во всяком случае, повседневный быт и немудрящие развлечения фронтовых летчиков Ютилайнен описывает достоверно и с изрядной долей юмора. По ходу дела он чуть ли не единственным из всех пилотов объясняет, как соотнести количество боевых вылетов с продолжительностью военных действий. Остальные летчики, что немецкие, что советские, обходят эту деталь молчанием. Действительно, если война на Восточном фронте продолжалась 1400 дней и за это время какой-то пилот совершил 800 вылетов, причем в периоды крупных сражений приходилось летать по два-три раза в день, чем летчик занимался все остальное время? Так вот, Ютилайнен откровенно признает, что бывали периоды, когда за месяц он не совершал ни одного вылета. Охота, рыбалка, сауна, крепкий здоровый сон – и ничего более.
В заключение добавлю, что примечания переводчика выделены в тексте курсивом, потому что иногда приходилось давать слишком обширные пояснения, чтобы их можно было втиснуть в сноску внизу страницы.
«Зимняя война»
Иммола
Мрачные тучи войны наплывали с юга на небо Финляндии. Боеготовность нашей эскадрильи быстро улучшалась. Когда начались переговоры в Москве (финны все еще пытались избежать войны), эскадрилья была переведена из Утти на авиабазу Иммола. Именно из Иммолы мы начали боевое патрулирование и разведывательные полеты вдоль Карельского перешейка, тщательно стараясь не пересекать границу Советского Союза. Звено лейтенанта Вуорела получило приказ перебазироваться на аэродром Суур-Мерийоки для защиты города Выборга (Виипури) от возможных воздушных налетов.
Время летело стремительно. Лейтенант Эйно Эйкка Луукканен стал нашим командиром звена, а лейтенант Антти Хуханантти был назначен его заместителем. Наше свободное время уходило на залихватские скачки и охоту, после которых мы расслаблялись в сауне. Наш боевой дух был очень высоким, несмотря на то что все понимали: война стоит у порога и нам придется драться против очень сильного врага.
Находясь в увольнении в городе Иматра, мы встретили штабных офицеров из штаба армии «Каннас». Они прямо-таки лучились уверенностью, что заметно приободрило и нас.
Утром 30 ноября 1939 года я следил за строительством бункера, когда примчался командир звена и сообщил, что началась война. В 09.25 все наше звено находилось в воздухе и мчалось к городу Выборгу, который, как сообщили, подвергся налету советских бомбардировщиков. Трудно было поверить, что война действительно началась!
Когда мы оказались над Выборгом, то увидели на земле пожары, которые вспыхнули во время налета. Зенитные батареи вели огонь по удаляющимся бомбардировщикам, и в небе разворачивались черные клубки разрывов. Мы гнались за бомбардировщиками до Койвисто, где они скрылись в толстом слое облаков. Наши тихоходные истребители «Фоккер» D.XXI не могли перехватить их. Вражеские бомбардировщики были опознаны как двухмоторные самолеты Туполева СБ-2.
Мы продолжали патрулировать над Карельским перешейком до тех пор, пока не кончилось горючее, но противника больше не видели.
Этой ночью в казарме было много шума, пока шло оживленное обсуждение атаки, но ни у одного из нас не хватило духа отправиться в город в увольнение. Во время дополнительного обучения перед началом войны мы отпустили усы, но теперь сбрили их, «чтобы выглядеть прилично в случае гибели»!
На следующее утро мы поднялись еще до рассвета, чтобы подготовить истребители к вылету в утренних сумерках. Мы опробовали моторы и проверили наши пулеметы и кислородные маски. Самолеты находились в готовности к немедленному взлету. Чтобы предохранить истребители от сильного холода, мы закрывали их брезентом и подогревали электрическими отопителями. Кроме того, мы держали стержни электрических ТЭНов в масляных бачках, чтобы не дать маслу загустеть. Благодаря высокому уровню готовности, как только прозвучал сигнал тревоги, 8 истребителей нашего звена сумели стартовать буквально в считаные секунды.
В первый день войны произошло одно событие, которое страшно нас всех поразило. Мастер-летчик Уутту, летавший на старом биплане «Бульдог», в воздухе был атакован звеном советских истребителей И-16 «Рата». Уутту делал все, что только мог, чтобы уйти от огня атакующих, которые носились вокруг его самолета, как стайка маленьких поросят. Когда русский ведущий стрелял, его ведомые тоже стреляли, не глядя, находится ли цель у них на прицелах. Нам это показалось очень странной тактикой боя, которая требовала невероятной меткости прицеливания, чтобы быть хоть сколько-то эффективной.
Наконец Уутту, который долгое время успешно уворачивался, все-таки получил несколько пуль в фюзеляж позади кабины, которые заклинили рулевые тяги. Его самолет пошел вниз, потеряв управление. Он падал прямо в дремучий карельский лес, но в последнюю минуту пилот рванул на себя ручку управления что было сил. Самолет вышел из пике и тут же шлепнулся на небольшую полянку в гуще леса. Следующее, что понял Уутту: он сидит на дымящемся обрубке дерева. Земля вокруг него взрывалась от пулеметных очередей, которые выпускали советские самолеты, пытаясь его прикончить.
Вскоре после этого примчался финский патруль, и его командир, полагая, что Уутту русский, крикнул ему по-русски: «Руки вверх!» Уутту решил подыграть ему и тоже по-русски ответил: «Да-да». У него забрали пистолет и препроводили для допроса в ближайший штаб. Армейский майор допрашивал его на русском, а Уутту отвечал на своем варианте русского языка. Наконец его истинная национальность прояснилась, когда пилота попросили назвать его часть и место рождения. Сразу после этого обращение изменилось на самое что ни на есть сердечное, ему предложили коньяк и сигару, а потом штабная машина доставила его на базу. Единственным сувениром, который Уутту вынес из этого приключения, была шишка на голове.
1 декабря наш командир звена вылетел со своей парой на патрулирование, но затем наступил период плохой погоды. Только 18 декабря мы сумели возобновить полеты. Туман держал на земле и нас, и противника. Это было очень скверное время. Каждое утро мы ждали прогноза погоды, но лишь в очередной раз узнавали, что только матушка-природа в силах что-то изменить.
18 декабря мы получили сообщение, что советские самолеты-корректировщики Р-5 направляют огонь артиллерии на наши укрепления в Сааренпяя. Мы получили задание отогнать этих наблюдателей. Мы взлетели – командир звена Луукканен и я в качестве ведомого – и направились к Сааренпяя. После прибытия к цели мы несколько раз пролетели над указанным районом на высоте 300 футов, покачивая крыльями, чтобы показать финским артиллеристам, что мы свои. Никаких вражеских самолетов не было видно, но чуть раньше советские бомбардировщики совершили налет на крепость.
Во время последнего прохода над укреплениями по нам открыли огонь наши же зенитки. Луукканен летел чуть впереди меня, когда я увидел струю трассирующих пуль, приближающуюся к нему. Его топливный бак был пробит, и я заметил струю бензина, бьющую из самолета. Он повернул к базе, и я сопровождал его, пока мы не пересекли береговую линию. В этот момент он передал мне, чтобы я в одиночку продолжал выполнение задания, а сам пошел на аэродром. Он был очень зол!
Луукканен добрался до железнодорожной станции Кавантсаари, где совершил вынужденную посадку на вспаханное поле.
Тем временем я продолжал полет. Так как нигде поблизости самолетов не было видно, я направился к Териоки. Единственными, кого мне удалось увидеть, были три советских солдата на берегу. Они бросились врассыпную, когда я прошел над ними на бреющем и дал длинную очередь из пулеметов. Когда я полетел домой, наши собственные солдаты обстреляли меня, словно дикую утку. Они с одинаковой энергией палили по любому замеченному самолету, как чужому, так и своему. Судя по всему, им гораздо больше хотелось пострелять по самолету, чем разбирать, чей он.
Когда я пролетал над лесной просекой, меня уже подкарауливала новая группа стрелков. Кусты можжевельника, казалось, расцвели от вспышек выстрелов… направленных прямо в меня. Мой самолет получил три попадания. Одна пуля пробила крыло, а две других – фюзеляж чуть справа от меня. Я поспешно бросил самолет к краю просеки, перескочил через амбар на опушке леса и умчался домой без новых происшествий.
19 декабря состоялся наш первый настоящий воздушный бой. Мы взлетели звеном, но так как у меня возникли проблемы с запуском мотора, я чуть отстал от остальных. Судя по всему, нам предстояла хорошая охота, так как в эфире зазвучали многочисленные сообщения о вражеских самолетах. Когда я приблизился к Антреа, то услышал рапорт: от Хейниоки к Антреа летят 3 вражеских бомбардировщика. Я повернул туда, где они были замечены, и примерно через полминуты увидел 3 приближающихся бомбардировщика Ил-3.
И вот теперь впервые я должен был схватиться с врагом. Я находился на 1500 футов выше бомбардировщиков. Они заметили меня, лишь когда я уже начал боевой разворот. Как раз над артиллерийским лагерем Кексгольма я пристроился к ним сзади. Бомбардировщики поспешно сбросили бомбы на лес возле реки Вуокса и повернули обратно. Я оказался позади левого бомбардировщика и с дистанции 100 метров открыл огонь по нему, убив бортстрелка. Затем я подлетел к головному бомбардировщику и всадил ему очередь в фюзеляж. Наконец я пристроился в хвост к третьему бомбардировщику и открыл огонь по стрелку, убив его. Теперь ответного огня не было.
После этого я подошел к головному бомбардировщику и с дистанции от 10 до 20 метров начал расстреливать его моторы, которые сразу задымились. Топливные баки находились в крыле рядом с моторами. Затем я зашел в хвост бомбардировщику на другом фланге и дал такую же очередь. Эту же тактику я применил и при атаке третьего бомбардировщика. Я мог видеть, как пропеллеры вертятся все медленнее и скорость бомбардировщиков падает. Я гнался за ними до Рауту, но так и не сумел поджечь ни одного, хотя израсходовал 2200 патронов. Бомбардировщики превратились в решето, пробоины были видны и в крыльях, и в фюзеляжах. Судя по всему, пилот головного самолета был ранен, так как совершенно неожиданно бомбардировщик клюнул носом и вошел в вертикальное пике. Из самолета никто не выпрыгнул, и он врезался в землю, загоревшись лишь после этого. Остальные два бомбардировщика уходили с пологим снижением, и я ничего не мог с ними сделать, так как у меня не осталось ни одного патрона.
Во время обратного полета я встретил 9 вражеских бомбардировщиков возле Антреа, но, к моему страшному разочарованию, моим единственным оружием в этот момент остался пистолет.
Это был мой первый воздушный бой с красными летчиками. Никаких особых впечатлений из этого боя я не вынес. Все проходило точно так же, как на учениях… а учениями нас донимали так долго именно для того, чтобы подготовить к бою.
21 декабря группа вражеских бомбардировщиков внезапно появилась над нашей базой на высоте 20 000 футов, и началась лихорадочная гонка. Бомбы уже начали рваться на краю аэродрома, когда наши самолеты разбегались для взлета. Меня мучил лишь один вопрос: кто из нас первым атакует эти бомбардировщики? В воздухе уже находились другие звенья нашей эскадрильи, однако они болтались где-то вдалеке.
Мне повезло первому из нашего звена подняться в воздух, и я успел схватиться с бомбардировщиками еще до того, как они оказались над Энсо. Подойдя на дистанцию стрельбы, я обнаружил, что работает только один из моих пулеметов. Хотя я сумел добиться нескольких попаданий в бомбардировщик и он задымился, все-таки он остался в строю. К тому времени, когда прибыли остальные самолеты нашего звена и тоже начали стрелять, я потерял из вида свою жертву. Было очевидно, что вражеские пилоты твердо соблюдают летную дисциплину и держатся вместе, чтобы поддерживать огнем друг друга. Когда был поврежден один из советских бомбардировщиков и начал терять скорость, все остальные тоже притормозили, чтобы поврежденный самолет сумел остаться в строю. За время войны мы не раз видели нечто подобное.
В первой фазе «зимней войны» советские бомбардировщики летали без истребительного прикрытия. Позднее они стали прихватывать с собой большое количество истребителей. Типичной информацией о налете стало сообщение: «К Анреа приближаются 100 бомбардировщиков, их сопровождают 100 истребителей». Мы начали использовать новую тактику. Первое звено, которое появлялось в районе боя, связывало истребители сопровождения. Остальные звенья, прибывшие позднее, перехватывали бомбардировщики. Собственно, другого выбора у нас и не было.
Так как мы испытывали острую нехватку истребителей для перехвата больших групп бомбардировщиков, мы были просто вынуждены действовать звеньями.
23 декабря наша армия провела пробную атаку в секторе Сумма, и наша эскадрилья получила задание очистить воздух в период с 10.00 до 11.00. Для решения этой задачи были задействованы почти все наши истребители, и наша группа состояла из 18 «Фоккеров».
Мы кружили некоторое время над районом боя под огнем нервничающих русских зениток, а потом заметили приближающийся с востока одиночный корректировщик Р-5. Я посмотрел на часы, когда мы бросились в атаку. Нам потребовалось ровно 55 секунд, после чего мы вернулись обратно в строй. Мы сбили корректировщик над Лейпясуо, и он рухнул на землю, объятый пламенем. Наше звено атаковало его сзади, и лейтенанты Хуханантти и Луукканен дали по две очереди каждый. Все выглядело так, словно гигантский кулак ударил по самолету и швырнул его, словно горящий факел, на искрящийся снег возле Лейпясуо. Высокий столб огня и черного дыма поднялся над местом катастрофы, а мы вернулись к выполнению основного задания.
Время летело стремительно. Лейтенант Эйно Эйкка Луукканен стал нашим командиром звена, а лейтенант Антти Хуханантти был назначен его заместителем. Наше свободное время уходило на залихватские скачки и охоту, после которых мы расслаблялись в сауне. Наш боевой дух был очень высоким, несмотря на то что все понимали: война стоит у порога и нам придется драться против очень сильного врага.
Находясь в увольнении в городе Иматра, мы встретили штабных офицеров из штаба армии «Каннас». Они прямо-таки лучились уверенностью, что заметно приободрило и нас.
Утром 30 ноября 1939 года я следил за строительством бункера, когда примчался командир звена и сообщил, что началась война. В 09.25 все наше звено находилось в воздухе и мчалось к городу Выборгу, который, как сообщили, подвергся налету советских бомбардировщиков. Трудно было поверить, что война действительно началась!
Когда мы оказались над Выборгом, то увидели на земле пожары, которые вспыхнули во время налета. Зенитные батареи вели огонь по удаляющимся бомбардировщикам, и в небе разворачивались черные клубки разрывов. Мы гнались за бомбардировщиками до Койвисто, где они скрылись в толстом слое облаков. Наши тихоходные истребители «Фоккер» D.XXI не могли перехватить их. Вражеские бомбардировщики были опознаны как двухмоторные самолеты Туполева СБ-2.
Мы продолжали патрулировать над Карельским перешейком до тех пор, пока не кончилось горючее, но противника больше не видели.
Этой ночью в казарме было много шума, пока шло оживленное обсуждение атаки, но ни у одного из нас не хватило духа отправиться в город в увольнение. Во время дополнительного обучения перед началом войны мы отпустили усы, но теперь сбрили их, «чтобы выглядеть прилично в случае гибели»!
На следующее утро мы поднялись еще до рассвета, чтобы подготовить истребители к вылету в утренних сумерках. Мы опробовали моторы и проверили наши пулеметы и кислородные маски. Самолеты находились в готовности к немедленному взлету. Чтобы предохранить истребители от сильного холода, мы закрывали их брезентом и подогревали электрическими отопителями. Кроме того, мы держали стержни электрических ТЭНов в масляных бачках, чтобы не дать маслу загустеть. Благодаря высокому уровню готовности, как только прозвучал сигнал тревоги, 8 истребителей нашего звена сумели стартовать буквально в считаные секунды.
В первый день войны произошло одно событие, которое страшно нас всех поразило. Мастер-летчик Уутту, летавший на старом биплане «Бульдог», в воздухе был атакован звеном советских истребителей И-16 «Рата». Уутту делал все, что только мог, чтобы уйти от огня атакующих, которые носились вокруг его самолета, как стайка маленьких поросят. Когда русский ведущий стрелял, его ведомые тоже стреляли, не глядя, находится ли цель у них на прицелах. Нам это показалось очень странной тактикой боя, которая требовала невероятной меткости прицеливания, чтобы быть хоть сколько-то эффективной.
Наконец Уутту, который долгое время успешно уворачивался, все-таки получил несколько пуль в фюзеляж позади кабины, которые заклинили рулевые тяги. Его самолет пошел вниз, потеряв управление. Он падал прямо в дремучий карельский лес, но в последнюю минуту пилот рванул на себя ручку управления что было сил. Самолет вышел из пике и тут же шлепнулся на небольшую полянку в гуще леса. Следующее, что понял Уутту: он сидит на дымящемся обрубке дерева. Земля вокруг него взрывалась от пулеметных очередей, которые выпускали советские самолеты, пытаясь его прикончить.
Вскоре после этого примчался финский патруль, и его командир, полагая, что Уутту русский, крикнул ему по-русски: «Руки вверх!» Уутту решил подыграть ему и тоже по-русски ответил: «Да-да». У него забрали пистолет и препроводили для допроса в ближайший штаб. Армейский майор допрашивал его на русском, а Уутту отвечал на своем варианте русского языка. Наконец его истинная национальность прояснилась, когда пилота попросили назвать его часть и место рождения. Сразу после этого обращение изменилось на самое что ни на есть сердечное, ему предложили коньяк и сигару, а потом штабная машина доставила его на базу. Единственным сувениром, который Уутту вынес из этого приключения, была шишка на голове.
1 декабря наш командир звена вылетел со своей парой на патрулирование, но затем наступил период плохой погоды. Только 18 декабря мы сумели возобновить полеты. Туман держал на земле и нас, и противника. Это было очень скверное время. Каждое утро мы ждали прогноза погоды, но лишь в очередной раз узнавали, что только матушка-природа в силах что-то изменить.
18 декабря мы получили сообщение, что советские самолеты-корректировщики Р-5 направляют огонь артиллерии на наши укрепления в Сааренпяя. Мы получили задание отогнать этих наблюдателей. Мы взлетели – командир звена Луукканен и я в качестве ведомого – и направились к Сааренпяя. После прибытия к цели мы несколько раз пролетели над указанным районом на высоте 300 футов, покачивая крыльями, чтобы показать финским артиллеристам, что мы свои. Никаких вражеских самолетов не было видно, но чуть раньше советские бомбардировщики совершили налет на крепость.
Во время последнего прохода над укреплениями по нам открыли огонь наши же зенитки. Луукканен летел чуть впереди меня, когда я увидел струю трассирующих пуль, приближающуюся к нему. Его топливный бак был пробит, и я заметил струю бензина, бьющую из самолета. Он повернул к базе, и я сопровождал его, пока мы не пересекли береговую линию. В этот момент он передал мне, чтобы я в одиночку продолжал выполнение задания, а сам пошел на аэродром. Он был очень зол!
Луукканен добрался до железнодорожной станции Кавантсаари, где совершил вынужденную посадку на вспаханное поле.
Тем временем я продолжал полет. Так как нигде поблизости самолетов не было видно, я направился к Териоки. Единственными, кого мне удалось увидеть, были три советских солдата на берегу. Они бросились врассыпную, когда я прошел над ними на бреющем и дал длинную очередь из пулеметов. Когда я полетел домой, наши собственные солдаты обстреляли меня, словно дикую утку. Они с одинаковой энергией палили по любому замеченному самолету, как чужому, так и своему. Судя по всему, им гораздо больше хотелось пострелять по самолету, чем разбирать, чей он.
Когда я пролетал над лесной просекой, меня уже подкарауливала новая группа стрелков. Кусты можжевельника, казалось, расцвели от вспышек выстрелов… направленных прямо в меня. Мой самолет получил три попадания. Одна пуля пробила крыло, а две других – фюзеляж чуть справа от меня. Я поспешно бросил самолет к краю просеки, перескочил через амбар на опушке леса и умчался домой без новых происшествий.
19 декабря состоялся наш первый настоящий воздушный бой. Мы взлетели звеном, но так как у меня возникли проблемы с запуском мотора, я чуть отстал от остальных. Судя по всему, нам предстояла хорошая охота, так как в эфире зазвучали многочисленные сообщения о вражеских самолетах. Когда я приблизился к Антреа, то услышал рапорт: от Хейниоки к Антреа летят 3 вражеских бомбардировщика. Я повернул туда, где они были замечены, и примерно через полминуты увидел 3 приближающихся бомбардировщика Ил-3.
И вот теперь впервые я должен был схватиться с врагом. Я находился на 1500 футов выше бомбардировщиков. Они заметили меня, лишь когда я уже начал боевой разворот. Как раз над артиллерийским лагерем Кексгольма я пристроился к ним сзади. Бомбардировщики поспешно сбросили бомбы на лес возле реки Вуокса и повернули обратно. Я оказался позади левого бомбардировщика и с дистанции 100 метров открыл огонь по нему, убив бортстрелка. Затем я подлетел к головному бомбардировщику и всадил ему очередь в фюзеляж. Наконец я пристроился в хвост к третьему бомбардировщику и открыл огонь по стрелку, убив его. Теперь ответного огня не было.
После этого я подошел к головному бомбардировщику и с дистанции от 10 до 20 метров начал расстреливать его моторы, которые сразу задымились. Топливные баки находились в крыле рядом с моторами. Затем я зашел в хвост бомбардировщику на другом фланге и дал такую же очередь. Эту же тактику я применил и при атаке третьего бомбардировщика. Я мог видеть, как пропеллеры вертятся все медленнее и скорость бомбардировщиков падает. Я гнался за ними до Рауту, но так и не сумел поджечь ни одного, хотя израсходовал 2200 патронов. Бомбардировщики превратились в решето, пробоины были видны и в крыльях, и в фюзеляжах. Судя по всему, пилот головного самолета был ранен, так как совершенно неожиданно бомбардировщик клюнул носом и вошел в вертикальное пике. Из самолета никто не выпрыгнул, и он врезался в землю, загоревшись лишь после этого. Остальные два бомбардировщика уходили с пологим снижением, и я ничего не мог с ними сделать, так как у меня не осталось ни одного патрона.
Во время обратного полета я встретил 9 вражеских бомбардировщиков возле Антреа, но, к моему страшному разочарованию, моим единственным оружием в этот момент остался пистолет.
Это был мой первый воздушный бой с красными летчиками. Никаких особых впечатлений из этого боя я не вынес. Все проходило точно так же, как на учениях… а учениями нас донимали так долго именно для того, чтобы подготовить к бою.
21 декабря группа вражеских бомбардировщиков внезапно появилась над нашей базой на высоте 20 000 футов, и началась лихорадочная гонка. Бомбы уже начали рваться на краю аэродрома, когда наши самолеты разбегались для взлета. Меня мучил лишь один вопрос: кто из нас первым атакует эти бомбардировщики? В воздухе уже находились другие звенья нашей эскадрильи, однако они болтались где-то вдалеке.
Мне повезло первому из нашего звена подняться в воздух, и я успел схватиться с бомбардировщиками еще до того, как они оказались над Энсо. Подойдя на дистанцию стрельбы, я обнаружил, что работает только один из моих пулеметов. Хотя я сумел добиться нескольких попаданий в бомбардировщик и он задымился, все-таки он остался в строю. К тому времени, когда прибыли остальные самолеты нашего звена и тоже начали стрелять, я потерял из вида свою жертву. Было очевидно, что вражеские пилоты твердо соблюдают летную дисциплину и держатся вместе, чтобы поддерживать огнем друг друга. Когда был поврежден один из советских бомбардировщиков и начал терять скорость, все остальные тоже притормозили, чтобы поврежденный самолет сумел остаться в строю. За время войны мы не раз видели нечто подобное.
В первой фазе «зимней войны» советские бомбардировщики летали без истребительного прикрытия. Позднее они стали прихватывать с собой большое количество истребителей. Типичной информацией о налете стало сообщение: «К Анреа приближаются 100 бомбардировщиков, их сопровождают 100 истребителей». Мы начали использовать новую тактику. Первое звено, которое появлялось в районе боя, связывало истребители сопровождения. Остальные звенья, прибывшие позднее, перехватывали бомбардировщики. Собственно, другого выбора у нас и не было.
Так как мы испытывали острую нехватку истребителей для перехвата больших групп бомбардировщиков, мы были просто вынуждены действовать звеньями.
23 декабря наша армия провела пробную атаку в секторе Сумма, и наша эскадрилья получила задание очистить воздух в период с 10.00 до 11.00. Для решения этой задачи были задействованы почти все наши истребители, и наша группа состояла из 18 «Фоккеров».
Мы кружили некоторое время над районом боя под огнем нервничающих русских зениток, а потом заметили приближающийся с востока одиночный корректировщик Р-5. Я посмотрел на часы, когда мы бросились в атаку. Нам потребовалось ровно 55 секунд, после чего мы вернулись обратно в строй. Мы сбили корректировщик над Лейпясуо, и он рухнул на землю, объятый пламенем. Наше звено атаковало его сзади, и лейтенанты Хуханантти и Луукканен дали по две очереди каждый. Все выглядело так, словно гигантский кулак ударил по самолету и швырнул его, словно горящий факел, на искрящийся снег возле Лейпясуо. Высокий столб огня и черного дыма поднялся над местом катастрофы, а мы вернулись к выполнению основного задания.