И вот вечером 30 января 2006 года Годзинский, разговаривая по телефону с Разбашом, на несколько минут передал трубку мне. Короче говоря, по ходу разговора я смог сделать вывод, что мой вопрос не остался незамеченным. А уже утром 3 января на столе у Генерального директора ТВ-Центра Александра Пономарева лежала маленькая записка от его давнего приятеля Андрея Разбаша. В ней было написано: «Меня беспокоит судьба честного журналиста Колосова. Разбаш».
 
   Сегодня честного журналиста Андрея Разбаша уже с нами нет. Это большая потеря.
* * *
   Моя еженедельная программа тем не менее была закрыта. Снова возвращаясь памятью к тому времени, констатирую, что причиной тому стало лишь общее ее несоответствие новым реалиям канала. Пришли другие люди. Сорок минут воскресного эфира в районе одиннадцати вечера – довольно дорогое удовольствие. Кроме того, у Колосова ведь есть основная программа. Поэтому с середины марта 2006 года наши прогнозы выходить перестали. И это был лишь первый взрыв на том минном поле, на которое я вышел. Нет, я не имею в виду, что на меня вдруг ополчились власть предержащие, что наступила эпоха тотального контроля и что работать стало совсем невозможно. Глупости. Такие истории выгодно придумывать отдельным журналистам, оказавшимся в силу разных причин невостребованными. Я же продолжал делать то, что шесть лет делал в «25-м часе», и примерно с тем же успехом. Говоря о минном поле, я имею в виду своего рода совокупность событий, которые одно за другим стали со мной происходить.
   Может быть, со стороны это смотрится нескромно и даже вызывающе, но я считаю себя человеком нормальным. Моя жизнь была до краев насыщена всем, что, собственно, и составляет жизнь человека. У меня была прекрасная семья, двое самых лучших в мире сыновей, прекрасная работа, красавица и умница жена. А уж о том, что для значительной части наших сограждан является вопросом более важным – квартира, машина, гараж и кое-какие деньги – я вообще не упоминаю. К своим тогдашним 36 я уже успел понять, что наличие или отсутствие материальных благ может определять лишь несчастье, но счастье – никоим образом. Вообще, бо́льшая часть жизни обычного, среднего человека, на мой взгляд, проходит в некой средней зоне между счастьем и несчастьем. Это нормальное состояние, человек к нему привыкает, и возможные (а чаще неизбежные) последующие перемены воспринимаются как экстремумы. Так вот тогда я не просто покинул зону счастья, но, стремительно пролетев слой нормальной человеческой жизни, рухнул в несчастье.
   Сегодня, спустя три с половиной года, глядя на меня тогдашнего, я не могут понять: смеяться мне над ситуацией или плакать? Одно знаю точно: тогда я был в аду. Без преувеличения. Я почти не спал (примерно 2 часа в сутки) и ничего не ел. При этом довольно много пил, не пьянея. Запах после ночного возлияния иногда не выветривался до начала следующего рабочего дня, что, к сожалению, давало повод коллегам по работе делать обо мне соответствующие выводы. И я прекрасно их понимаю. Сам терпеть не могу пьющих людей. Только, в отличие от меня молодого, сегодня готов признать, что случаются в жизни ситуации, когда даже сильные люди могут упасть. Но сильные и поднимаются.
   Кстати, не без гордости могу сказать, что на качестве работы моя тогдашняя слабость никак не сказывалась. Помогали те, с кем все это время мы делали «25-й час»: лучший продюсер Аня Лебедева, лучший комментатор и редактор Сережа Леонов, лучший режиссер Сережа Головунин, лучшие монтажеры Саша Кобозев, Миша Бойко, Андрей Сазонов. После их в высшей степени профессиональной работы единственное, что мне требовалось перед эфиром, – паратройка крепких ударов тыльной стороной ладони по спине. Подобное приведение в чувство на 20 минут с грустью и искренним сопереживанием в глазах дарил мне шеф-редактор программы Никита Иванов. Спасибо им всем.
   Но, как и все в этом мире, дурное событие тоже имеет обратную сторону. Я, поскольку времени для сна мне требовалось гораздо меньше, довольно много думал и вгонял весь это мыслительный процесс в бумагу. Поскольку алкогольные испарения подолгу не покидали мой организм, то передвигался я не на автомобиле, а пользовался исключительно метрополитеном. Там, в ночном вагоне после эфира, я и записывал в блокнот все, о чем думал. За месяц была написана повесть. И знаете, когда я перечитал ее спустя полтора года, мне не было стыдно.
   Я, кстати говоря, решился тогда эту повесть показать, и не кому-нибудь, а Михаилу Веллеру. И знаете, что он сказал? Это был телефонный разговор, поэтому для лучшего понимания момента постарайтесь представить, как он это говорил. Голос и интонации Веллера, я думаю, большинству из нас хорошо знакомы:
   – Я прочитал вашу повесть.
   – И что же вы можете сказать по поводу прочитанного?
   – Ну, Илья… Скажите, вы хотите стать писателем?
   – Вроде не собирался. Это написано лишь потому, что должно было быть написано. А почему вы спрашиваете? Полное говно, что ли?
   – Нет. Я этого не сказал. Вы пишете хорошо, и словом владеете, и чувство можете передать. Просто, если вы хотите стать писателем, вам придется забыть все остальное. И заниматься только писательством. Иначе – пустая трата времени.
   Я не чувствую в себе сил и желания становиться писателем. На примере того же Веллера я убеждаюсь в том, что делу нужно отдаваться полностью. Только тогда может что-то получиться. Но полностью я отдаюсь только своей нынешней работе.
 
   А знакомство с Михаилом Иосифовичем достойно отдельного описания. Принцип сработал все тот же – телефонный звонок от зрителя, только зритель уж больно интересный. Осень 2005 года. В ньюз-рум[2] входит Никита (шеф-редактор) и говорит:
   – Илюш, тебе какой-то мужчина на телефон «25-го часа» звонил. Голос уж очень на Веллера похож.
   – А кто такой Веллер?
   – ?! Ты не знаешь, кто такой Веллер?!
   – Никит, я понимаю, как упал в твоих глазах, но не знаю. Просвети.
   – Это один из лучших, если не лучший современный российский писатель. Ты ничего не читал?
   – Нет.
   И тут звенит телефон уже у меня на столе. Поднимаю трубку.
   – Здравствуйте. Это Илья?
   – Да. Здравствуйте.
   – Меня зовут Михаил Веллер…
   С тех пор мы встречались много раз и всегда сожалели о том, что не встречаемся чаще. Я прочел почти всего Веллера и готов признать, что он – один из лучших современных российских писателей. Что касается короткой прозы, то тут равных ему просто нет. Я Михал Есичу уже говорил, и повторю здесь: «Чуча-муча, пегий ослик» – гениальный рассказ. Веллер звездочку с неба сорвал.
   При каждой новой встрече Михаил Иосифович настаивает на том, чтобы я называл его просто Михаил, но у меня не получается. Один раз проходит, а дальше – нет…

Иран

   То самое телефонное резюме по поводу моих писательских потуг я выслушивал от Михаила Иосифовича, находясь во втором терминале аэропорта «Шереметьево» и ожидая посадки на рейс Москва – Тегеран. За пару недель до этого позвонил Раджаб Сафаров – специалист номер один по этой стране – и предложил слетать в Иран, снять пару сюжетов. Мне тогда было, честно говоря, все равно куда лететь – лишь бы подальше от реальности. И я немедленно согласился. Замечу сразу, что парой сюжетов эта поездка не ограничилась.
   Тогда как раз накатила очередная волна конфронтации между Ираном и США. Настолько, что наблюдатели всерьез обсуждали возможность бомбардировок. То Буш, то Ахмадинежад выступали с почти воинственной риторикой, и актуальность иранской темы в особых пояснениях не нуждалась. Короче говоря, прилетаем в Тегеран. Глубокая ночь, часа два, если не ошибаюсь. Раджаб Саттарович сделал так, что нас встретили по высшему разряду: ВИП-зал, мягкие диваны, чайкофе, печенюшки всякие. Расположились в ожидании. Дело в том, что визу для туристов там ставят прямо в аэропорту, и по этой гостевой визе можешь гулять по стране чуть ли не месяц. Вот мы и ждем, пока проштампуют. Но что-то очень долго ждем. Оказалось, что у нашего сопровождающего чистые страницы в паспорте закончились. Казалось бы – ерунда, но паспортный контроль в любой стране, даже для ВИПов – это гильотина. Договориться почти невозможно. Нависла реальная перспектива лететь ему обратно. А что мы, спрашивается, без переводчика и без контактов тут делать будем? Пьем чай, закусываем печеньем.
   Два с лишним часа у Раджаба ушло на то, чтобы поднять с постели чуть ли не самого иранского посла в Москве, который выступил перед пограничниками с личным поручительством. Короче, штампанули ему прилет на свободный уголок в паспорте – и здравствуй, Тегеран!
 
   Мигающий красный
   Половина пятого утра. Садимся в «саманд» – местная версия «пежо». Едем. Город кажется бесконечным, даже когда пробок нет. Обращаю внимание на прекрасную дорожную разметку, на грамотно расставленные светофоры. Но светофоры эти все, как один, мигали красным. Наверное, ночной режим включили…
   Это мое предположение обнаружило свою несостоятельность уже днем, когда мы отправились на первую съемку. Светофоры – один, второй, третий, десятый – продолжали исправно мигать красным, несмотря на жуткое количество автомобилей на улицах. Интересуюсь у Раджаба. Оказывается, несколько лет назад Иран, столкнувшись с проблемой возросшего количества автомобилей на улицах, обратился к японцам с просьбой организовать образцовое дорожное движение в Тегеране. Какие вопросы?! Японцы с присущей им исполнительностью тщательнейшим образом изучили план города, активность движения в зависимости от времени суток, пропускную способность улиц и магистралей и перспективы увеличения автопарка. За короткое время была подготовлена и реализована программа действий, которая не то что Тегерану, но и Москве не снилась. Новые дороги, новая разметка, новые светофоры – катайся и получай удовольствие. И в Японии так бы и было.
   Но Иран – не Япония. В Тегеране большинство водителей, удивленно и даже одобряюще посмотрев вокруг, продолжали ездить так, как привыкли. То есть как придется, по понятиям. Проехать стало совершенно невозможно, поскольку одни подчиняются сигналам светофора и дорожным знакам, а другие – как Аллах на душу положит. Да ладно бы только проблема с пробками – аварий после правильной организации движения стало не меньше, а больше! Короче говоря, отчаявшись навести порядок и предпочитая не плыть больше против народного течения, власти решили переключить светофоры в режим мигающего красного. Выиграли от этого все, кроме пешеходов. Подтверждаю: перейти улицу – развлечение из разряда экстремальных. Машин огромное количество, едут быстро, а их техническое состояние порождает известные сомнения в том, что при случае они сумеют вовремя затормозить. Поэтому способ перебраться на другую сторону только один. Сделать вид, что ты не видишь приближающихся автомобилей и смело идти вперед! Опасно? Очень опасно. Но только в этом случае водитель сбросит скорость. Если же выдашь себя и он поймет, что ты его заметил, – готовься к тому, что машина поедет быстрее. Тогда беги что есть духу, пока не задавили…
   Выслушав эту историю от Раджаба, я задумался: но что такое мигающий красный? У нас тоже по ночам включают мигающий режим, но желтый. И с ним мне все понятно – режим предупреждения. А с красным-то что? Ехать можно или нельзя?!
   Я попросил Раджаба поинтересоваться у нашего водителя. И вот что он ответил:
   – Красный? Что значит мигающий красный? Ну как тебе сказать… Наверно, это значит, что проехать ты все-таки можешь, но при этом никто ни за что не отвечает.
Телекомпания ТВЦ представляет Фильм Ильи Колосова
   СИНХРОНЫ[3] ПРОХОЖИХ НА УЛИЦАХ ТЕГЕРАНА:
   – У вас есть ощущение опасности, вы переживаете по поводу развития отношений с Америкой?
   – Некоторое опасение есть.
   – Вам спокойно спится?
   – Честно говоря, нет. Неизвестно, к чему все это приведет. Допускаю самое худшее.
   – Как это противостояние может разрешиться?
   – Мы стали членом МАГАТЭ, и нам были даны некие права. Однако теперь их у нас забирают. Разумеется, нас не может не настораживать вся эта ситуация. Но я оптимист, и верю, что ситуация благополучно разрешится. Хотя, знаю, что многие, особенно молодежь, переживают и даже боятся.
 
   «Противостояние. Взгляд из Ирана»
   Джордж Буш, президент США. Ежегодное обращение к Конгрессу:
   – Сегодня Иран остается главным в мире спонсором террора, стремится к обладанию ядерным оружием и лишает свой народ свободы, которую он заслуживает. Мы работаем с европейскими союзниками, чтобы ясно дать понять иранскому режиму, что он должен отказаться от своей программы обогащения урана и любой переработки плутония, а также от своей поддержки террора.
 
   Махмуд Ахмадинежад, президент Исламской республики Иран. Выступление на площади Азади:
   – Мы не хотим ничего, что выходило бы за рамки Договора о нераспространении ядерного оружия. Но мы не отступим ни на йоту от того, что записано в этом соглашении. Наш ответ тем, кто разгневан фактом наличия полного ядерного цикла в Иране во фразе: злитесь и умрите от этой злости.
 
   Ведущий:
   История современного противостояния Ирана и того, что мы привыкли называть Западом, длится с начала прошлого века, когда в Иране были найдены запасы нефти. Некий англичанин д’Арси сумел склонить персидского шаха к составлению крайне выгодного для него и для Англии договора:
   «Принимая во внимание теснейшую дружбу, которая связывает Персию и Великобританию, и особые заслуги инженера д’Арси, ему и всем его сотрудникам, потомкам, друзьям и наследникам предоставляется на срок 60 лет неограниченное право производить по собственному выбору геологическую разведку и разработку по всей территории Персии. Причем все обнаруженные им ископаемые будут составлять его полную собственность».
 
   Ведущий:
   На основе этого документа позже было подписано концессионное соглашение, согласно которому Англия, в лице англо-персидской нефтяной компании, а в наши дни это «Бритиш петролеум», получила право добывать нефть в Иране на таких условиях, что сумма налогов, выплаченная компанией английскому правительству, в три раза превышала сумму ее отчислений Ирану!
   В 40—50-х годах американцы, постепенно вытесняя Англию из сфер ее интересов на Ближнем и Среднем Востоке, овладели ключевыми экономическими и политическими позициями в Иране. В 95 году местным правительством была предпринята попытка национализировать Англо-иранскую нефтяную компанию, но совместными усилиями США и Англии была организована операция, в результате которой в августе 953 г. это правительство во главе с Мосаддиком было свергнуто.
 
   Раджаб Сафаров, директор Центра изучения современного Ирана.
   – До исламской революции масштабы американо-иранского сотрудничества были поистине впечатляющими. Например, по соглашению 976 г. США обязались продать Ирану на 34 млрд. долларов самых современных вооружений и других американских товаров. Иран же должен был в обмен поставить в США только сырую нефть на сумму около 4 млрд. долларов и, надо полагать, далеко не по рыночной цене. К этому же периоду относится и начало ядерной главы в американо-иранских отношениях. Америка заключила соглашение о поставке Ирану 6–8 ядерных реакторов общей стоимостью около 10 млрд. долл., а к 990 г. планировалось построить 23 АЭС. И обратите внимание – это тогда никого не беспокоило!
 
   Ведущий:
   Вашингтон стал оказывать решающее влияние на иранского шаха вплоть до его устранения от власти революцией в 979 году, когда иранские недра были национализированы, а дипломатические отношения с США прерваны. С тех пор американская политика по отношению к Ирану резко изменилась.
 
   Цитата из газеты «Вашингтон пост»:
   «Стратегия США в области национальной безопасности» подтверждает готовность Америки вести превентивную войну против террористов и враждебных по отношению к США государств, обладающих ядерным, биологическим и химическим оружием. Возможно, нам не грозит такая большая опасность ни от одной другой страны, как от Ирана. Иранский режим спонсирует терроризм, угрожает Израилю, пытается подорвать мир на Ближнем Востоке и демократию в Ираке».
 
   Махмуд Ваязи, заместитель главы Центра стратегический исследований Ирана
   – После распада Советского Союза Америка стремится создать абсолютную однополярность в мире и стать единоличным правителем. Иран не согласен с этой политикой, особенно с политикой Америки на Ближнем Востоке. Поэтому Америка оказывает давление на Иран, используя всевозможные поводы, в частности нашу ядерную программу. Потенциал и возможности Ближнего Востока и Персидского залива для всех очевидны. Наряду с этим Азия интересует Америку по причине экономического подъема. Чем больше развивается промышленность в мире, тем более важной становится энергия. А энергоресурсы находятся в Персидском заливе, и Америка хочет ими завладеть. Все это различные причины того, что Америка не хочет, чтобы у Ирана была самостоятельная и независимая политика.
 
   Ведущий:
   Тут нужно внести ясность в вопрос о сырьевой и стратегической значимости Ирана. Посмотрите на карту. Эта страна находится в непосредственной близости от самых динамично развивающихся экономик мира – от Китая и от Индии. И той и другой стране для развития необходимы энергоресурсы, которые как раз есть у Ирана. Дестабилизация ситуации вокруг Ирана может привести к консервации значительных объемов иранских энергоносителей в то время, когда мир подходит к пику нефтедобычи, а цены на сырую нефть достигли исторических максимумов.
   В этой ситуации возможный уход Ирана с международного рынка приведет к тому, что и каспийская нефть потеряет шансы попасть на азиатский рынок транзитом через эту страну. Связанное с этим усиление зависимости всех стран Азии от импорта нефти из Саудовской Аравии, Кувейта, Объединенных Арабских Эмиратов, находящихся в опасной близости от ирако-иранской зоны, увеличивает риски для их экономического развития.
   Еще более значимыми могут оказаться последствия новой ситуации в Иране для мирового рынка природного газа. Европа и азиатские страны осознали важность иранского газа. Для Европы, которая хотела бы ослабить свою энергетическую зависимость от России, иранский газ – это возможность диверсификации импорта энергоносителей. Для Японии, Китая, Индии через Иран проходит наиболее экономичный маршрут транспортировки природного газа.
   По запасам разведанной нефти Иран – второй после Саудовской Аравии в системе ОПЕК, а по запасам природного газа – второй в мире после России. Причем и то и другое, в отличие от России – национализировано. Ну, разве не повод обратить внимание на состояние демократии в этой стране?
 
   Джордж Буш, президент США:
   – Я убежден, что иранский народ должен иметь возможность свободно выражать свои мнения, читать свободную прессу, голосовать на свободных выборах и вступать в политические партии по собственному усмотрению. Я считаю, что Иран должен стать демократическим государством.
 
   Мнение прохожего в тегеранском парке:
   – Мы идем своей дорогой, поступаем в соответствии с логикой и с помощью Аллаха рано или поздно получим необходимые знания и технологии мирного атома. Наше правительство – это слуги народа, а слуги народа – это слуги Аллаха. Мы сильны как никогда, потому что совершенно уверены в своей правоте.
 
   Ведущий:
   В самом деле, что касается избирательных традиций в западном их понимании, то тут ситуация серьезно отличается от того, что мы видим в той же Америке, например. В принципе тут те же три ветви власти – законодательная (меджлис), исполнительная (президент) и судебная. Но все они, по конституции, подконтрольны духовному лидеру – имаму Хаменеи. Религия и идеология – вот рычаги управления иранским обществом.
   Харизматический иранский президент не так давно посетил конференцию с говорящим названием «Мир без сионизма». И, в общем, выступление Ахмадинежада немногим отличалось от образцов эпохи иранской исламской революции 979 года, в которой, кстати, участвовал и он сам. Тогда легендарный аятолла Хомейни клеймил на многотысячных митингах «мирового сатану», представленного Израилем и США, а толпы его сторонников сжигали флаги этих двух государств.
 
   Стенд-ап[4]:
   Плакатная жизнь Тегерана не сказать, что разнообразна, но весьма насыщена. Главным образом, на стенах зданий рисуют изображения местных духовных лидеров или как вот на этом плакате – сына имама Хаменеи[5]. Но случаются и другие варианты. Обратите внимание на здание по соседству: там написано – Долой США и Израиль. Суть плаката – единение иранцев с палестинским народом в его борьбе за независимость. В этой связи становятся более понятыми последние резкие высказывания Ахмадинежада в адрес Израиля. Скорее всего, они предназначены для внутреннего пользования.
 
   Ведущий:
   Но неужели все иранское общество столь однородно? Неужели в стране нет оппозиции, которая представляет иную точку зрения, иной подход к формирования отношений с так называемым международным сообществом?
 
   Мехди Санаи, профессор Тегеранского университета
   – То, что вы говорите, многие и в Иране тоже говорят. В Иране тоже считают, что более мягко на международной арене нужно выражать свои позиции. Если посмотрите и почитаете несколько газет, которые выходят каждое утро и вечер, то сможете найти там точки зрения, которые прямо противоположны официальной позиции Ирана. Она жестко критикуется.
 
   Ведущий:
   Вполне возможно. И все-таки по силе воздействия и, главное, по степени восприятия информации иранцами оппозиционную прессу и главный идеологический рупор можно сравнить с нашими периодическими изданиями, например, и с Первым каналом телевидения. Не говоря уже о нынешней мощи иранского Гостелерадио, сейчас вовсю идет строительство тегеранской телебашни. Сроки окончания строительства этого грандиозного сооружения может видеть каждый проезжающий мимо.
 
   Наш собеседник – господин Шариатмадари, главный редактор газеты «Кейхан», что в переводе означает «космос, вселенная». Газету уместно сравнить с «Правдой» времен начала восьмидесятых годов. Этот человек еженедельно удостаивается чести беседовать с духовным лидером Ирана за чашкой чая и обсуждать вопросы государственной важности.
 
   Мохаммад Шариатмадари, главный редактор газеты «Кейхан»:
   – Наше противостояние с Америкой берет свое начало из наших разных сущностных начал и принципов. То есть Америка зиждится на жестоких и несправедливых основах. Ислам же основывается на справедливости и борьбе с тиранией. До тех пор пока мы будем основываться на исламе, а Америка будет упорствовать в своей несправедливости и тирании, это противостояние будет сохраняться. Только в одном случае оно может закончиться: или мы должны отказаться от ислама, или же Америка должна отказаться от своей несправедливой и захватнической политики.
 
   – То есть противостояние будет продолжаться до тех пор, пока Иран не откажется от ислама, что невозможно, или пока Америка не откажется от своей агрессивной политики, что тоже невозможно. Где же выход?
   – Я думаю, что наше противостояние будет продолжаться точно так же, как оно длится уже более 27 лет. Не думаю, что наступит день, в котором мы не будем противостоять друг другу. Возможно, наступит день, когда обе стороны договорятся не трогать друг друга. Но, во всяком случае, ясно одно: мы не можем найти общий язык. Мы слишком разные, у нас разные отношения к человеческим ценностям, к вопросам бытия, морали, истине и справедливости.
 
   Прохожий в парке:
   – Я лично не переживаю. Американцы хотят поработить нас, но мы не сдадимся, и у них ничего не получится. Нынешняя Америка – не та, что раньше была. Она уже ослабла и демонстрирует последние признаки своего былого величия. Американцы говорят: вы должны делать так, как мы скажем. Но мы же не можем с этим согласиться. Будет ли война? Нет, не будет.
 
   Ведущий в кадре:
   Как сказал наш оператор, снимать в Иране можно везде, но только пять минут. Потом возникают проблемы. Подошел человек в штатском и сказал, что снимать здесь больше нельзя. Поэтому на данный момент съемки прекращаем.
 
   Ведущий:
   Меняем место съемки и продолжаем опрос.
 
   Прохожий на улице:
   – Я лично не думаю, что будет война, поскольку наша страна – это не Ирак. Американцы не смогут позволить себе напасть на Иран. Единственная опасность – введение санкций. Цены могут повыситься, и это нас беспокоит.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента