Когда все элементы на глазах у Андрея медленно собрались воедино, он решил, что этот агрегат более всего напоминает крота, но очень уж большого, размером с корову.
- Че застопорились, обреченные? - возопил приезжий, снимая ноги с педалей. - Верховный пришел!
Велокрот завис невысоко в воздухе. Нос затрепетал, ноздри расширились, втягивая висящий над поляной дурманный дымок. Агрегат судорожно дернул правой передней лапой, так что зазвенела, заколыхалась провисшая цепь, и оглушительно чихнул, при этом рывком отлетев на пару метров назад.
- Стоять, плешивый! - седок крутанул педали, заставляя его вернуться на прежнее место. - Враги наши двигаются в последний поход, и нам должно их всех на хрен покрошить. Грядет мировая гроза. Не попустим, братия!
Спрыгнув на землю, Лопоухий начал пинками поднимать остальных.
- Приход у вас, ленивые? Залазьте на летягу и немедля в путь!
Все еще хихикая, Усач, Волосатый и Кривоглазый полезли на велокрота. У Кривоглазого левое око к тому времени сползло к подбородку и съежилось до размеров копеечной монетки. Птички, шмель и стрекоза, надышавшись темного дыма, который извергал Волосатый, бестолково кружились, сталкивались и разлетались, образуя дрожащий нимб вокруг головы. Усач то и дело икал, выпуская дымовые пентаграммы, гептаграммы и звезды Давида.
Старший ассасин наконец заметил Андрея.
- А ты кто? Убиен должен быть ими, почто жив еще?
- Так они отъехали, - со злостью ответил Андрей. - Вы за воздухошарником полетите? Возьмите меня.
- Ах-ха! - засмеялся предводитель, тут же раскашлялся и начал стучать себя по груди.
- Годь, Хасан, щас я его... главы лишу! - забравшийся на велокрота Кривоглазый вознамерился было сползти обратно, но главарь не позволил.
- Ни с места, облезлый! Вот еще что: перед тем как с крестоносцами сразиться, должно нам Неукротимого Мамелюка попрать. Или вы забыли, юродивые, как раб белый сей с полчищами своими погаными на нашу Гору влез и Замок Старца занял на веки вечные? - Ассасины поддержали слова предводителя недружным ревом. - А этого мы к делу пристегнем. Сажай его за мной, сажай, я сказал! - он вскочил в седло.
- Тока это, Хасан... - нерешительно произнес Кривоглазый и запнулся, громко икнув. Он резкого движения левый глаз его вытянулся каплей и упал с подбородка. Ассасин зашарил по груди, низко наклонив голову и щуря оставшееся око, забормотал под нос: - Времечка-то не осталось, Хасан, гроза совсем близко...
- Подбери зыркало! - рявкнул предводитель. Почесав за ухом, отчего оно оттопырилось сильнее, ассасин добавил: - Времечка маловато, это да... Но попустить ведь нельзя?
- Нельзя! - Усач отмахнулся от стрекозы, попытавшейся сесть ему на нос.
- Значит, не попустим, - Хасан полез за пазуху и вытащил мешочек. - Скумекал я, как дело решить. Сейчас наддадим так, чтоб небо сверзилось на землю! А под шумок ужо свое и провернем...
- Клубоданище? - деловито осведомился Волосатый, извлекая трубку. - Вдыхать будем, дымить, заполнять эфир противоречивыми ассоциациями? А токмо никакого с него хронологического эффекту нету. Зря потратим минуточки, брат!
Предводитель рассыпал в подставленные чашечки трубок серебристый порошок.
- Нам не эффект нужон, а Замок из мути небытия выявить. Теперь, братья, добавьте-ка черного, - велел он, зачерпывая пену с земли.
- Ты че, брат? Мы ж загнемся! - от удивления перекошенное лицо Кривоглазого вытянулось и в результате стало почти нормальным.
Предводитель топнул на ассасинов ногой, и те нехотя добавили в трубки черной массы. Раскурили, затянулись... Андрей сжался.
Впрочем, с минуту ничего особенного не происходило. Ассасины курили, усевшись по-турецки рядом с велокротом, выпускали полосатые сизо-белые струи и провожали их сосредоточенными взглядами. Крот подрагивал, вдыхая дым, беспокойно покачивался с боку на бок, шевелил маленькими ушами и шмыгал носом, поскрипывая провисшей цепью. Кругом было тихо, только еле слышно шелестела, заполняя пространство, пена ночи.
- Что-то я, братья... - промямлил Усатый. - Что-то я как-то странно себя чувствую...
- Ага... - согласился Волосатый, выпуская дым тонкими короткими змейками, которые, извиваясь и шипя на друг друга, быстро уползали наискось вниз и исчезали в земле. - Мнится мне, что в голове моей - черный пух, хлопья ненасытного мрака...
Кривоглазый, задумчиво нахмурившись и скосив правый глаз вверх, так что зрачок почти исчез под бровью, в то время как левый на щеке быстро вращался, подтвердил:
- И я, и я... уж таким эзотеричным себя ощущаю, братья...
- Как же, эзотеричным... сакральным до умопомрачения - тайным центром мироздания чувствую себя я.
- Оккультным... - не согласился Волосатый, начиная покачиваться влево-вправо. - Я - Пуп Земли.
- Что там - оккультным... я чувствую себя трансцендентальным, как маятник Фуко...
- Маятник - тьху, плевое дело. Я ощущая себя печатью соломоновой...
- Ха, печать! - фыркнул предводитель. - Тоже мне, гурджиевы дети... Я же - что твоя Великая Энеограмма!
Остальные уважительно примолкли. Андрей, сидевший, свесив ноги, на спине велокрота, опасливо наблюдал за ассасинами. Теперь все они покачивались, прижмурив глаза, одновременно двигая левыми руками, в которых были зажаты трубки, - вставляли мундштуки в губы, затягивались и выдыхали...
- Поднимите мне веки! - взревел вдруг Лопоухий, вскакивая. - А, не, не надо, и так вижу!
Андрей, вздрогнув, чуть не сверзился с велокрота. Глянул в том направлении, куда показывал предводитель. Выдыхаемый ассасинами дым сгустился непроницаемым для взгляда темным облаком, окутавшем поляну, и теперь в пелене что-то заволновалось, проступили очертания постройки или, быть может, не постройки - но чего-то огромного...
- Ходу, ходу туда, пока оно взад не рассосалось! - заорал Лопоухий. - А то потом ищи-свищи по коллективному - ходу, говорю!
Все залезли на велокрота. Двое встали на полозья, держась за плечи седоков. Предводитель гикнул, со скрипом завращались педали, агрегат затарахтел, закачался - и полетел.
- Жмурься, терпила! - крикнул кто-то из ассасинов. - Зениц не соберешь!
С тихим шелестом они въехали в черную пенную стену. Андрей успел закрыть глаза, и под веками вместе с разноцветными кругами замелькали расплывчатые, подернутые мглой картинки. Вдруг он понял, что это части пейзажей, похожие на элементы паззла, беспорядочно кружащиеся: иногда они складывались во что-то узнаваемое, и тогда мимо проносилась то пара елок, то поверхность земли, то склон оврага, - а иногда распадались нелепым калейдоскопом, перемещались, отодвигаясь вдаль или приближаясь вплотную к глазным яблокам.
- Смежить веки крепче! - велел предводитель.
Они неслись сквозь пространство, скрипя и тарахтя. Андрей ощущал, что несколько раз на крота прыгали новые пассажиры: за плечи цеплялись руки, агрегат слегка проседал и снова выравнивался.
Затем то ли голова закружилась, то ли все вокруг... Пузырьки выросли, каждый стал похож на воздушный шар Лито Брежии, только черный, будто отмерший ноготь. Ассасины летели между ними, пропарывая тонкие стенки, но внутри оказывались новые шары, они величаво выплывали из разрывов, занимая место собратьев. Осколки пейзажа исчезли, перед глазами осталась колышущаяся тьма.
- Где мы? - рискнул спросить Андрей у сидящего впереди ассасина.
- В бессознательном, - ответствовал тот, не поворачивая головы.
- Где?
- Пространство мифа! Следуем к полюсу правого полушария, - пояснил спутник.
- Вон, вон он, темный архетип! - гаркнули позади.
Велокрот, вырвавшись из пены, остановился так резко, что ассасины посыпались с него, будто переспелые груши с дерева, которое кто-то сильно тряхнул. Сощурившись, Андрей различал, что некоторые, сочно шлепаясь на каменистый обрыв, разлетались брызгами, черными ошметками, - кружась, те взлетали и растворялись во мгле. В конце концов на агрегате остались только предводитель и Кривоглазый с Андреем.
- Слазь, нормальный!
Держась одной рукой за седло, а другой за полозья, Андрей огляделся. Внизу те ассасины, что не лопнули при падении, вставали, помогая друг другу. Все они чуть дымились - от плеч и голов отрывались темные хлопья и воспаряли в мглистую высь.
- Гора, братья! Наша Гора! - кричали ассасины.
- Ох и вязко тут... - пробормотал Лопоухий, неловко пытаясь слезть. - Ох и сквозит, чуете? - тянет, тянет внесознательным холодом...
- До костяшек пробирает, - согласился Кривоглазый. - Мощный архетип, братья, травит кругом, растворяет нас, болезных...
Велокрот висел рядом с почти отвесным склоном. Задрав голову, Андрей едва разглядел на вершине нечто, похожее то ли на замок, то ли на гнилой зуб великана.
- Нам что, туда? - спросил он.
- О Масйаф, родимый дом! - взвыл Усач, падая на колени и выдыхая с воплем целую батальную сцену, где люди с монголоидными лицами окружили армию ассасинов и яростно вырезали ее. Порыв психического ветра почти сразу сдул картину, однако другие ассасины успели заметить и разразились гневными воплями:
- Отмщение, братья! Обрещение и вечное возвращение!
Предводитель обошел по краю обрыв, на котором они оказались. У склона сгрудилось несколько черных валунов, на них сидели и стояли ассасины, исходящие дымными струйками и облачками.
- Мощная сущность Неукротимый, - сказал Лопоухий, поворачиваясь к Андрею. - Экую громаду вокруг себя сообразил... Ну че, даешь подвиг?
- Какой подвиг?
- Там, наверху, стоит Грёзамок, в котором скрывается Неукротимый Мамелюк, враг наш извечный. Он прогнал с Горы братьев и многих истребил. И нам должно отомстить! Но чтобы проникнуть внутрь, нужен человек материального вида, ясно? Видишь, растворяет нас... - он вытянул руку, над которой парил темный дымок. - Сами мы не могем, мощь Грёзамка препятствует, ты же укрепляешь нас, ежели на незначительном расстоянии будем... Потому мы сейчас все поднимемся туда, ты войдешь, а мы за тобой воспоследуем. Не то порешим на месте. Верно, братья?
- Верно! Точно! Правду речешь, Хасан! - на разные голоса откликнулись сидящие на камнях ассасины.
- А вы потом возьмете меня, когда за воздухошарником полетите?
- А и возьмем, - решил Хасан после короткого раздумья. - Коли воспомоществуешь гибели коварного Мамелюка. Так, братья! Собирайтесь!
Волосатый с Кривоглазым закинули Андрея на велокрота. Усач уже оседлал агрегат. Предводитель утвердился на загривке, остальные запрыгнули на полозья. Старший надавил на педали, те заскрипели, начали вращаться, ассасин откинулся назад, дернул руль. Велокрот содрогнулся, осел, задирая нос, и стал медленно, с надсадным тарахтеньем, взбираться на склон, но не успел преодолеть и пары метров, как полозья заскользили, и агрегат съехал по камням обратно. Часть ассасинов сверзилась с него.
- Куда, бараны моего сердца! - предводитель оглянулся. - Влезайте же скорей!
Он сделал еще одну попытку въехать на гору. Велокрот, выпучив глаза, отчего пространство перед ним потемнело, снова двинулся вперед, но почти сразу соскользнул, чуть не воткнувшись задом в землю.
- Проклятое животное, да прорастут твои мозги наружу сквозь плешивую шкуру! - Хасан сполз по спине крота, сталкивая всех нижесидящих.
- Увы нам, братья...
Ассасины стали подниматься, постанывая и потирая ушибленные места. Дымок курился над ними. Предводитель, лежа на велокроте, рыдал, биясь головой о седло. Затем соскочил с агрегата и пошел вокруг, почесывая себя за ушами.
- На попа задирай гнусное порождение шайтана, братья! Торчком ставь!
Черные ассасины схватили велокрота за лапы и за бока, повернули мордой кверху, приподняли и с размаху воткнули хвостом в землю. Старший вытащил саблю. Ассасины разбежались. Хасан размахнулся и ударил по полозьям. Крот взвыл, как пароходная сирена, с переливами. Ассасин, бросив оружие, поочередно загнул обрубки ржавых стальных полозьев и превратил их в кривые колеса.
- Навались! - предводитель вскочил в седло и начал крутить педали. Андрея посадили за ним. Агрегат медленно пополз по стене, переваливаясь, а остальные ассасины толкали его снизу и с боков. Цеплялся за выбоины в скале, велокрот постепенно набирал ход. Ассасины один за другим повисали на нем, и скоро уже они с гиканьем, скрипом и треском неслись вверх.
- Что теперь с Андреем будет? Это все вы виноваты! Спустите меня, я хочу вернуться!
- Ты что, там же ассасины! Они его, наверное, уже убили совсем.
Валерка подумала-подумала - и потянула веревку, что лежала, смотанная кругами, на дне.
Брежия покачал головой.
- Нельзя, ага. Некогда останавливаться. Надо быстро лететь, потому что срок уже. - Он потянул из рук Валерии канат, но та не отдала.
- Какой еще срок?
- Легенда такая: над Индийским океаном разразится гроза тысячелетия, и тогда расцветет великая Роза Ветров. Мы все туда летим, все, кто остался.
Валерка, почти не слушая, с трудом поднимала тяжелые мотки веревки на край корзины. Остановилась, переводя дыхание.
- Это ж сколько до Индийского океана лететь? Опоздали вы!
Она стала перекидывать веревку через борт.
- Ты куда?
- Сама дойду, спасибо!
- Вот еще, глупая. Не видишь, что ли, - мы уже у побережья.
Девушка посмотрела в ту строну, куда указывал крестоносец. Ближе к горизонту, где заканчивалась равнина, облака немного разошлись, обнажив темную волнующуюся поверхность.
И тут же ее заволокли низкие тучи. Налетевший ураган подхватил шар, и тот понесся, набирая скорость. Валерия упала, а Брежия, пригнувшись, полез в дальнюю часть корзины, где стоял невысокий длинный сундук. Ветер развевал усы крестоносца, шляпа его слетела и теперь уносилась, кружась, в водовороте облаков. Вцепившись в край корзины, Валерка выглянула наружу.
Шар поднялся выше; земля исчезала, внизу был океан. Берег превратился в полоску на горизонте, затем и вовсе пропал. Корзина моталась, как обезумевший маятник.
На четвереньках Валерка подползла к Брежии и прокричала:
- Вы можете им управлять?
- А я что делаю?
Крестоносец выпрямился, держась за натянутые, дрожащие стропы. Матроска на его спине вздулась пузырем.
- Вон наши! - взревел он.
Среди туч, то исчезая в них, то выныривая, мелькали серебристые сферы.
- Но почему именно сюда? - крикнула Валерка, и Брежия показал вверх.
Валерия вцепилась одной рукой в край корзины, другой покрепче ухватилась за веревку и перегнулась через борт. И, наконец, увидела.
Чем дальше, тем атмосфера становилось ядовитей. Ассасины бледнели, чахли, и даже велокрот начал исходить темным дымком. А еще Андрей заметил, что Грёзамок дышит - стены мерно и тяжело двигались, что сопровождалось приглушенным свистящим шумом, будто по всей поверхности воздух сквозь мириады пор просачивался то наружу, то внутрь. Андрей, как ни силился, как ни выпучивал глаза, не мог окинуть взглядом постройку: окруженный океаном бессознательной мглы, в которой далеко с разных сторон прорисовывались какие-то странные конструкции, светящиеся гнилостным болотным мерцанием, Грёзамок не имел четких контуров, в некоторых местах сливался со тьмой, а вернее, неразличимо для глаза превращался в нее, выходил из мглы и уходил во мглу... Необозримое пространство мифа раскинулось вокруг во всем своем мутном великолепии.
Велокрот миновал расположенную горизонтально башню, пробрался мимо завязанной мертвым узлом каменной арки, одолел преграду из зубастых стен, увенчанных флагами - развевающимися на психическом ветре узкими полосками, будто нарисованными черной акварельной краской...
- Давит, давит шипучая темень, - бормотал над ухом Лопоухий. - Ох и могуч старый Бейбарс, ох и крут Неукротимый...
Впереди показалось окно, словно повешенная на стене картина - изображение Черного Квадрата в обрамлении деревянной рамы-багета.
- Оно! - сказал Лопоухий. - На месте, плешивый!
Агрегат застыл, вцепившись лапами в широкие щели между глыб. Лопоухий слез и присел, непонятным образом удерживаясь на сильно наклонной стене; чуть не прижав свой нос к носу велокрота и заглядывая в его маленькие глазки, произнес с угрозой:
- Будешь нас тут поджидать, понял? И не вздумай смыться, облезлый, раствориться в бессознательной мгле! От нас никуда не денешься, ясно тебе это? Дождешься - я тогда после тебя отпущу.
Велокрот моргнул и качнулся. Все еще сидящий на нем Андрей пересчитал ассасинов - их осталось шестеро, хотя Волосатый уже почти исчез: беспокойно почесываясь, крутя головой и оглядывая самого себя, он теперь напоминал тень, превратился в дымный силуэт без черт лица, лишь с тускло поблескивающими глазами.
- Слазьте, - велел предводитель. - А ты, материальный, - вперед ныряй.
Когда Андрей, ухватившись за края окна, уже почти забрался внутрь, от Волосатого донесся голос - и не голос даже, а едва слышный выдох, будто отзвук шепота, который эхо принесло из дальнего конца запутанного каменного лабиринта:
- Исхожу, братья... Прощайте, совсем меня не осталось...
Последние струйки дыма растворились во мгле бессознательного, и Волосатый пропал, как не бывало. Стрекозиное крылышко, трепеща, опустилось на стену и растаяло без следа.
- Что теперь? - спросил Андрей.
- Веди к Неукротимому, - велел предводитель.
- А где он?
После недолгого раздумья Лопоухий признал:
- Везде.
Андрей опасливо огляделся, ожидая, что ближайшая стена превратится в глаз Бейбарса или камни под ногами обернутся зубами и перемолотят непрошенных гостей в дым.
Усач, вынув трубку изо рта, выставил ее перед собой, словно саблю.
- Слышите, братья? То дыхание гада!
По полу коридора, в котором они очутились, прошла волна, вспучивая кладку. Образовавшиеся между камнями щели закурились черно-белыми струйками. Ассасины запрыгали, будто дымок жег им пятки.
- Он близко, братья! Смерть ему!
- Веди же! - предводитель ткнул Андрея в спину, и пришлось топать в ту сторону, откуда пришел вдох. Казалось, что они ступают по желе, которое непрерывно колышется. Иногда субстанция замка ритмично растягивалась и сокращалась.
Темный коридор с покатыми сводами закончился узким мостком. В щелях между досками, состоящими не из дерева, но будто из темно-коричневой затвердевшей ваты, Андрей разглядел узкую полость, ведущую к невидимому дну, над которым колыхались трепещущие огоньки.
- Остатки душ, - пояснил Лопоухий. - Тех, что Неукротимый перемолол. Не спи, материальный!
Андрей быстро пересек мост. Дымящиеся ассасины шли следом. Вскоре путники очутились на перекрестке, где сходились несколько коридоров и лестниц. Вверх тянулись арки и колонны, они переплетались, врастая одна в другую. То тут, то там свисали ржавые ободья люстр на цепях, огарки свечей мерцали зеленоватым блеском, хотя пламени не было. Пространство Грёзамка двигалось, оставаясь в одних и тех же пределах, беспрерывно то сжималось, то раздувалось, внутри него что-то побулькивало, похлюпывало, шевелились смутные тени, иногда в невообразимой вышине за арками и колоннами, напоминающими клубок разновеликих змей, проносились стремительные силуэты, а еще что-то исполинское и темное, будто великанское Оно, подрагивало, тяжело ворочалось впереди...
- То сны Неукротимого Мамелюка, - прошептал Лопоухий, показывая вверх, где как раз один силуэт, побольше, нагнал другой силуэт, поменьше, и, раззявив хищную пасть, заглотнул беднягу целиком, после чего, облизавшись раздвоенным языком, унесся в неразличимую даль. - Чую, братья, он близок! Отмщение! - У него в груди образовалась неплотность, материя вымывалась с каждым шагом. - Быстрее, материалистический!
Андрей прибавил ходу. Прошел в какую-то арку и стал подниматься по кривым ступенькам, которые так и норовили вывернуться из-под ног. Ассасины скользили над полом, как тени. Большое и темное впереди приближалось - хотя Андрей не видел его, но ощущал, что Оно уже близко.
После очередного поворота он сначала остановился, а после начал пятиться. Проход здесь заканчивался, они достигли самого верха, кругом были только столбы, что поддерживали уходящий куда-то совсем уж в невообразимую высь черный свод. Под ногами дрожали и переливались глыбы, вниз, образуя глубокий колодец, кругами тянулись мириады лестниц и арок. Это был тупик.
Ассасины заголосили:
- Вот он, вот он, величайший враг! Смерть, смерть ему! Разжижение в ужасе бессознательного!
На другой стороне виднелся зал, посреди которого лежала огромная жирная туша. Поначалу Андрей принял ее за поваленную набок статую Будды из какого-нибудь индийского храма: голый живот, набедренная повязка и бессмысленная улыбка... Вот только эта улыбка была злой. Дыхание, что вырывалось из ноздрей, не таяло, а вливалось в окружающее пространство, уплотняя его, создавая и поддерживая все эти стены, своды, арки и переходы.
Заметив гостей, туша повернулась. И тут же закачался, зашевелился весь замок. Андрей вновь попятился, но ассасины стали толкать его вперед.
- Да я же летать не умею! - закричал он.
- Пыхнем дружно, братья! - воскликнул Лопоухий, первым затягиваясь так глубоко, будто решил наполнить себя дымом до самых пяток. Ассасины последовали его примеру: надуваясь дымом, они уплотнились, приобрели большую материальность, даже почти перестали куриться, плавиться. Старший присел на корточки и медленно выдохнул, остальные сделали то же самое. От ног Андрея на другую сторону колодца протянулась мглистая извилистая дорожка.
- Шагай, тело!
Андрей поставил ногу на колышущийся мост. Тот немного прогнулся, но сразу же упруго выпрямился. Спутники что-то взволнованно бормотали позади, подталкивали его. Андрей пересек пропасть, пошатываясь от ощущения необъятной глубины под собой.
Все это время Неукротимый Мамелюк медленно надувался, становясь все больше. И как только ассасины, держа перед собой раскуренные трубки, вслед за Андреем пересекли мост, Бейбарс выдохнул на них.
Двоих унесло прочь. Оглянувшийся Андрей различил, как они летят, на ходу истончаясь и, не долетев до конца моста, исчезают. Лопоухий крикнул:
- Растворим архетип! По Неукротимому залпом пли!
Ассасины глубоко затянулись и разом выдохнули облако едкого черного дыма. Обволакивая Мамелюка, дым превращался в пену ночи, пузырился и пенился. Там, где капли ее падали вниз, пол шипел, пропадая под быстро разрастающейся субстанцией. Неукротимый задышал тяжело, с присвистом. Пена ночи поглощала его. Он заворочался, попытался поднять свою жирную тушу, но та вросла в пол, и Мамелюк завалился на бок, прямо в лужу пены.
- Бежим! - крикнул предводитель. Зал, где лежал враг, растворялся. Распухшая, изъеденная рыхлой плесенью сущность Грёзамка ходила ходуном в ритме, повторяющем содрогания брюха Бейбарса. Ассасины рванули мимо исчезающей туши и стали выпрыгивать в окно. Андрей кинулся за ними. Сзади до него донесся полный неизбывной грусти, дымный темный голос, еле слышно пропевший:
- Ах мой милый Айюбид, все прошло, прошло, прошло...
Голос стих. Андрей покатился по неровной стене, ощущая, как она тает под ним, растворяется - и уже почти не противостоит весу тела, будто он летит по наклонной стене воды, готовой в любое мгновение прорваться и втянуть его внутрь, в клокочущие мрачные глубины...
- В седло, братья! - Лопоухий вцепился в руль. Андрей вскочил на велокрота, а сверху уже сыпались оставшиеся ассасины. Заскрипели педали, цепь натянулась, и агрегат, послав перед собой конус темного света, отвалил от исчезающего замка.
- Прикрыть очи!
Андрей зажмурился. Судя по открывающимся под веками просторам, летели они с приличной скоростью, но движение воздуха не ощущалось - пока в лицо не пахнуло соленой морской свежестью.
Не выдержав, он посмотрел. Бессознательное исчезло, велокрот мчался над штормовым океаном, едва не задевая пенные гребни. Вверху тучи неслись отовсюду к одному месту, собираясь диковинным узором, в центре которого висел знакомый серебристый шар. И сотни таких же слетались сюда со всех сторон.
Валерке казалось, что южный и северный, западный и восточный - все ветра мира дуют одновременно. Две пары клокочущих облачных потоков сходились к корзине, огибали ее и неслись вверх, вдоль оболочки шара, а выше, много выше, расходились. Тучи, растянувшись узкими полосами, мчались к центру, скрытому от взгляда надутой тканью, образуя лохматые листья или лепестки...
И другие шары были уже близко.
- Роза Ветров! - гаркнул Брежия.
Словно исполинский волчок с четырьмя сизыми лепестками раскручивался над шаром. Кусая губы, Валерка огляделась и закричала:
- Смотрите!
Сквозь мешанину облаков, соленых брызг и клочьев пены над волнами летело что-то черное, со всех сторон облепленное вопящими человеческими фигурами.
- Ассасины! - охнул Брежия.
Он упал на колени возле длинного сундука, откинул крышку и выпрямился, с натугой подняв перед собой громоздкую штуковину, вроде широкого ствола на потрескавшейся деревянной рукояти, - не то древнее ружье, не то огнемет диковинной формы. Ствол заканчивался головой льва, не деревянной или железной, но всамделишной, да еще и живой, - Валерка увидела, что глаза зверя, когда Брежия поднял штуковину, раскрылись. Ветер трепал пышную рыжую гриву, шевелил усы наподобие кошачьих, но куда длиннее. Крестоносец упер оружие в плечо и прицелился. Лев заурчал.
- Там Андрей! - Валерка снизу ударила по стволу.